ЎЎЎ Даціва Піськля. Віцебскі Мэндэль Бас у Якуцкай вобласьці. Койданава. "Кальвіна". 2018.

    Мэндэль Айзікавіч Бас (Баз) – нар. у 1876 г. у губэрнскім месьце Віцебск Расійскай імпэрыі, у мяшчанскай габрэйскай сям’і.

    У жніўні 1896 г. сьлюсар Бас быў арыштаваны ў Віцебску, як актыўны ўдзельнік сходак працоўных, на якіх абмяркоўвалася пытаньне страйкаў ды зьняволены на месяц у турме. У 1902 г. ён быў арыштаваны ў Кацярынаславе ды высланы ва Ўсходнюю Сыбір на 3 гады. Быў паселены ў паселішчы Вусьць-Кут Кірэнскай акругі Іркуцкай губэрні, але за рэвалюцыйнасную няўрымсьлівасьць Мэндэль быў пераведзены ў Якуцкую вобласьць.

    21 сьнежня 1903 г. ён быў дастаўлены ў абласное места Якуцк, а адтуль у акруговае места Верхаянск Якуцкай вобласьці і затым у акруговае места Сярэдне-Калымск Якуцкай вобласьці.

    8 сакавіка 1905 г. Мэндэль ў Сярэдне-Колымску удзельнічаў ва ўзброенай дэманстрацыі групы рэвалюцыйнасных ссыльных у мясцовым паліцэйскім пастарунку.

    Літаратура: 
*    Бас, он же Баз, Мендель Айзиков. // Бухбиндер Н. А. Материалы для истории еврейского рабочего движения в России. Вып. I. Материалы для биографического словаря участников еврейского рабочего движения. С предисловием В. И. Невского. Москва – Петроград. (1922.) 1923. Стлб. 7, 9.

*    Басс Мендель Айзикович. // Невский В.  Материалы для биографического словаря социал-демократов, вступивших в российское рабочее движение за период от 1880 до 1905 г. Вып. І. А – Д. Москва – Петроград. 1923. С. 70-71.

*    Басс (он же Бас, Баз) Мендель Айзикович. // Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. Т. V. Социал–демократы. Вып. 1. Москва. 1931. Стлб. 240-241, 584.

    Даціва Піськля,

    Койданава

    Баз, см. Бас.

    Бас, он же Баз, Мендель Айзиков, род. в 1876 г. в гор. Витебске, слесарь, привлекался в 1897 г. в Витебске за принадлежность к рабочему кружку, был осужден на месяц тюрьмы и под надзор полиции на 1 год (Ц. 1900 г. № 2267).

    /Бухбиндер Н. А. Материалы для истории еврейского рабочего движения в России. Вып. I. Материалы для биографического словаря участников еврейского рабочего движения. С предисловием В. И. Невского. Москва – Петроград. (1922.) 1923. Стлб. 7, 9./

    БАСС, Мендель Айзикович, род. в 1875 г., мещ., слесарь, самоучка. В 1896 г. в Витебске привлекался к дознанию за участие в сходках рабочих и подстрекательстве их к забастовке, за что был подвергнут в 1897 г. тюремному заключению на 1 мес. и гласн. надз. пол. на 1 г. в местах приписки; вновь привлекался в 1902 г. в Харькове за принадлежность к Р.С.-Д.Р.П. Находясь в ссылке в Сибири в 1904 г., присоединился к протесту товарищей против насилия над политическими ссыльными в г. Якутске (дело Романовцев).

    В. 1895—6 г.г., «стр. 11. — О. 1902 г., стр. 91-92. — По св. изв. Истп. лиц.

    /В. Невский.  Материалы для биографического словаря социал-демократов, вступивших в российское рабочее движение за период от 1880 до 1905 г. Вып. І. А – Д. Москва – Петроград. 1923. С. 70-71./

    Басс (он же Бас, Баз), Мендель Айзикович, мещ. г. Витебска, слесарь. Род. ок. 1876 г. В авг. 1896 г. арестован в Витебске, как активный участник сходок рабочих, на которых обсуждался вопрос о забастовке; принимал участие в рабочем кружке и кассе. По выс.. пов. 10 дек. 1897 г. подвергнут тюремному заключению на 1 мес. и надз. полиции на 1 г. в месте приписки. В 1898 г. вторично привлечен там же к дознанию и по выс. пов. 2 февр. 1900 г. отдан под надз. полиции на 3 г. в Могилеве. 4 марта 1902 г. арестован в Екатеринославе на квартире папиросницы И. Бляхман, где он вместе с несколькими другими т.т. занимался свертыванием для рассылки прокламаций местного ком-та РСДРП «По поводу 19февраля», и привлечен по делу ком-та (сам Б. был бундовцем?). До решения дела выслан в Вост. Сибирь. По выс. пов. 21 янв. 1904 г. назначено 3 г. Вост. Сибири. Был водворен в с. Усть-Куте, Киренск. у., Иркутск, губ. В результате столкновения с полицией и конвоем при встрече новой партии ссыльных жестоко избит, арестован и переведен в Якутск. обл. (прибыл в Якутск 21 дек. 1903 г.). 23 марта 1904 г. в Верхоянске вместе с И. В. Бабушкиным и др. ссыльными подписал заявление якутскому губернатору о солидарности с участниками «романовского» протеста. 8 марта 1905 г., уже в Средне- Колымске, участвовал в вооруженной демонстрации группы ссыльных (Б., Бойков, Сидорович, Верхотуров и Дзержановский) в местном полицейском управлении, предпринятой в знак протеста против просмотра корреспонденции ссыльных и рассматривавшейся участниками, как продолжение борьбы, начатой «романовцами». 7 дек. 1905 г. дело это слушалось в Якутск. окружном суде; обвиняемые, включая Б., были оправданы.

    Обзор 1902 (Ук.). — Ведомость 1896 (Ук.). — Деп. пол.» 4 д-во, 1902, № 130. — М-во юстиции, 1902, №№ 11568 и 15069, 1905, № 3674.

    Н. Бухбиндер, Материалы. — П. Теплов, История Якутского протеста, 20, 100, 471. — Г. Цыперович, За полярным кругом, 237. — П. Рзенталь, Романовка, 15. — «История Екатеринославск. с.-д. орг-ции», 310, 311 (Из «Обзора» 1902 г.). — «Последние Известия», № 121, 1903 (Из Сибири), № 173, 1904 (Якутск). — «Пролетарий», 1905, № 8 (Тюрьма и ссылка) («Вперед» и «Пролетарий», IV, 19). — А. Сысин, «Кат. и Сс.», 1924, VI (13), 191, 192 (Убийство конвойного офицера Сикорского). — В-р, «По заветам Ильича», 1924, V-VI, 13-15 (Отголоски «романовки» в Колымске). — Его же, там же, 1925, II, 48 (С.-д. в Якутск, ссылке). — Г. Лурье, «Кат. и Сс.», 1929, IV (53), 136-138 (Отклики «романовки» в Колымске). — А. Поляк, там же, 140 (Протест полит, ссыльных в Верхоянске).

    /Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. Т. V. Социал–демократы. Вып. 1. Москва. 1931. Стлб. 240-241./

    /Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь. Т. V. Социал–демократы. Вып. 1. Москва. 1931. Стлб. 584./

    Айзик Поляк

                             ПРОТЕСТ ПОЛИТИЧЕСКИХ ССЫЛЬНЫХ В ВЕРХОЯНСКЕ

В феврале 1904 г. остановился в Верхоянске пересылаемый в Колымск политический ссыльный с.-р., доктор Е. П. Попов. Он нам сообщил, что в Якутске неспокойно, что ссыльные волнуются там по поводу тех безобразий, которые происходят по пути следования ссыльных в Якутск, и обсуждают способы протеста против варварской политики полицейского зажима, проводимого администрацией в местах политической ссылки. Ничего более конкретного сообщить он не мог. Все же сообщение Е. П. Попова нас, верхоянских ссыльных, которых было в то время 11 человек, сильно взволновало, но ничего предпринять мы не могли, по крайней мере, до прихода почты. Почта же приходила раз в месяц; телеграфа и в помине еще не было. Понятно, с каким напряжением мы каждый день ожидали почты, горя нетерпением узнать, что происходит с нашими товарищами в Якутске. Невыносимо медленно ползли дни ожидания, и прошли мучительные две недели, прежде чем кончилось наше томительное неведение. За день или за два до прихода почты прибыл нарочный казак к исправнику. От него мы узнали, что в Якутске была стрельба и что ссыльные забаррикадировались, стреляли в солдат и что их всех уже отправили в тюрьму. Однако, толком мы все-таки ничего от него не узнали. Но спустя два дня приехали два товарища, которые подробно информировали нас о событиях в Якутске. В тот же вечер мы собрались на квартире у Рожновского и стали совещаться о том, как мы должны реагировать на эти события. Был предложен план обезоружить местную охрану — казаков — и отправиться всем в Якутск. Обезоружить казаков не составляло большого труда; но это не устраняло трудностей для дальнейшего продвижения по пути в Якутск. Это предложение долго обсуждалось. Противники его говорили, что раз все товарищи-якутяне уже арестованы, то для встречи нас в Якутске несомненно будут приготовлены войска, так как верхоянскому исправнику все-таки удастся нас опередить, и вся наша затея поставила бы нас под удар грубой силы. В конце концов остановились на решении написать резкое заявление. На следующий день было представлено несколько текстов. Окончательно было принято коротенькое, но в решительных выражениях составленное заявление, которое помещено в книге т. Теплова, но которое считаю не лишним привести здесь, так как у товарища Теплова подписи не все точно размещены, а одна фамилия переврана. Так как в это время я отправлялся в Якутск для лечения, то мне было поручено передать наше заявление губернатору. По дороге в Якутск я встретился на станках с некоторыми ссыльными, отправлявшимися в Колымск и Верхоянск. Прочитывая это заявление, они тут же и подписывались под ним. В самом Якутске к нему присоединили свои подписи некоторые из товарищей, не успевшие подать заявления губернатору о присоединении к «романовцам», так как они приехали уже после того, как «романовцы» были в тюрьме.

    Через два дня после своего приезда в Якутск я отнес заявление в губернское правление и передал его вице-губернатору Чаплину, который в это время замещал губернатора. Дождавшись окончания его разговора с каким-то ссыльным, я передал ему заявление, сказав:

    — Верхоянские товарищи поручили мне передать вот это.

    Он тут же прочитал его и говорит:

    — И там уже известно?..

    Я ему ответил:

    — Гром стрельбы далеко слышен.

    Он что-то начал говорить обо мне лично и о моей болезни, но я ему заявил, что о себе я сейчас говорить не буду. Повернулся и ушел. Как известно, на суде не фигурировали ни верхоянские, ни колымские заявления. Ошибка наша была в том, что мы адресовали свое заявление не губернатору, а прокурору, которому оно не было направлено.

    Вот заявление верхоянских товарищей:

                                                 Господину якутскому губернатору.

    В виду повторяющихся фактов насилия над нашими товарищами в тюрьмах, в дороге и в местах ссылки, мы, революционеры, сосланные в город Верхоянск, не имея фактической возможности присоединиться к нашим якутским товарищам в их открытой борьбе против диких актов насилия администрации, особенно участившихся в последнее время, заявляем о своей полной солидарности с товарищами, смело выступившими за наши общие требования, и своей готовности всегда дать должный отпор на всякое насилие над нами.

    Подписали в Верхоянске: Бас, Виник, Голиков, Гумилевский, Гурари-Гургенадзе, Зборовский, О. Левина, Левенсон, Поляк, Петкевич, Рожновский и Валесинский. Ссыльные, ехавшие в Верхоянск, подписали по дороге: Иван Бабушкин, А. Румянцев, Вацлав Кораль, Яков Собкович, К. Сидорович и Ю. Серебро.

    В самом Якутске подписали: Ш. Ашпиз, Роза Левина, Ревекка Новогородская, Михаил Ривкин, П. Юзвинский.

    /Каторга и Ссылка. Историко-революционный вестник. Кн. 53. № 4. Москва. 1929. С. 139-140./

    Г. Лурье

                                             ОТКЛИКИ «РОМАНОВКИ» В КОЛЫМСКЕ

    Один современник восстания декабристов рассказывает в своих мемуарах, что московские власти, получив сведения о смерти Александра I и не желая, чтобы это стало слишком рано известно населению, отдали распоряжение не пропускать несколько дней никакой почты в Москву с юга. В начале XX века трудно было что-нибудь подобное проделать не только в Москве, но даже в Якутске. Однако, начальство на выдумки было хитро: когда в Якутске началась Романовская история, власти поторопились принять меры, чтобы отгородить «романовцев» китайской стеной от внешнего мира. 28 февраля в 7 ч. 13 м. утра из Иркутска была отправлена на имя министра Плеве следующая телеграмма Кутайсова:

    «Забаррикадировавшиеся в Якутске поднадзорные, судя по прежним примерам и по издаваемым ими прокламациям, постараются всеми способами, чтобы это приняло как можно большую огласку и чтобы их пример вызвал подражание и в других местах, где только есть поднадзорные. Поэтому признаю крайне необходимым подвергнуть их переписку просмотру, для чего полезнее всего установить здесь известную цензуру над письмами, отправленными из Якутска на имя других поднадзорных, и вообще подозрительными, идущими оттуда через Иркутскую почтовую контору. Желательно получить соответствующее разрешение телеграфом, чтобы можно было заблаговременно принять надлежащие меры до прихода сюда первой якутской почты, иначе можно ожидать возникновения подобных беспорядков и в других местах».

    29 февраля Плеве ответил Кутайсову телеграфно: «По телеграмме 28 февраля распоряжение сделано [* Дело деп. полиции 1904 г., № 193, ч. 1, лит. А, стр. 7-8.]».

    Распоряжение Плеве было в точности исполнено. 18 марта 1904 г. начальник иркутского губернского жандармского управления сообщает директору департамента полиции, что иркутский военный генерал-губернатор поручил ему просматривать «всю корреспонденцию», направляющуюся из Якутска, и что «громадное большинство писем как от политических ссыльных, так и от частных лиц наполнено сведениями, о последних событиях в Якутске» [* Дело деп. полиции 1904 г., № 1225. «О беспорядках, произведенных политическими ссыльными в Сибири».].

    Одновременно было отдано распоряжение просматривать всю почту, получавшуюся на имя политических ссыльных в сибирских «колониях». Это распоряжение было официально объявлено политическим ссыльным. На этой почве в Средне-Колымске произошло в марте 1905 г. вооруженное выступление политических ссыльных.

    В Колымске к тому времени было свыше десятка ссыльных: были здесь кое-кто из стариков, появилась и молодежь, преимущественно социал-демократическая. Когда в Колымск проникли первые сведения о романовской истории, они (поставили местных ссыльных в затруднительное положение: они не знали, какими способами на нее реагировать при своеобразной колымской обстановке. Вот что рассказывал об этом моменте один из тогдашних колымчан М. Б. Вольфсон в своих воспоминаниях на пленуме якутского землячества:

    «Узнали мы о деле «романовцев» очень поздно и очень смутно. Узнали, что они. что-то затеяли, но оказать какое-либо влияние на исход этого дела мы не могли уже, так как знали, что прошло уже два или больше месяцев, потому что почта получалась раз в 2 или 3 месяца. Мы имели чрезвычайно смутное представление о том, что делается в Якутске, и мы понимали, что там все уже кончилось, но страшно хотелось что-нибудь сделать. У нас оказались две партии: одна за «романовцев», которая считала их действия целесообразными и политически необходимыми, а другая партия — не то, чтоб примыкала, но скорее по солидарности с с.-р. группой в Якутске, считала, даже не знала, что считать...

   Но замечательно, что ни сторонники протеста, ни антипротеста в Колымске не знали, что делать, как это протестовать. Что делать? Захватить разве дежурку с одним казаком и старым ружьишком? Надо сказать, что колымские казаки, как и верхоянские, это — пигмеи, потомки завоевателей Сибири, но они были чрезвычайно мало похожи на завоевателей; некоторые совершенно не умели говорить по-русски, давно разучились; смешно, что они носили русские названия, как Солдатов, Иванов, Артамонов. Они были невероятно трусливым народом, для них бой не был уж потехой... И с ними воевать — в этом было очень мало революционности. Обезоружить колымского казака ничего не стоило. Не надо было даже говорить «Руки вверх», достаточно было сказать «Отдавай ружье», и он моментально отдал бы. И вот получилось такое положение, что мы ничего не могли сделать. Мы написали протест, его подписали, грозили, но ничего особенного не вышло».

    Так кончился первый отклик колымчан в 1904 году на Романовскую трагедию. Но вот наступил 1905 г. До колымчан доходили, вероятно, смутные отзвуки разгулявшейся бури, и им снова «не сиделось»: тянуло к выступлению, к оружию, и получилась своеобразная, чисто-колымская манифестация. 1 апреля 1905 г. министр юстиции получил следующее телеграфное донесение из Якутска о событиях в Средне-Колымске [* Дело 1 департамента Министерства Юстиции 1905 г., № 1724. «О вооруженном сопротивлении политическими ссыльными в г. Средне-Колымске Бойковым, Бассом, Верхотуровым и др.».]:

    «8 марта в присутствие полицейского управления явился за получением корреспонденции политический ссыльный Бойков, следом за ним в Присутствие ворвались вооруженные ружьем и топором политические Басс и Верхотуров, заявили: «мы предъявляем письменный протест и требуем, чтобы вся корреспонденция была нам выдана без просмотра, а иначе мы оказываем вооруженное сопротивление». Вбежавший казак схватил Верхотурова, а исправник, увидав поднятый Бассом топор, а Бойковым направленный на него револьвер, схватил их за руки и отобрал от них заявление следующего содержания: «Колымскому окружному исправнику. Вооруженные, мы протестуем против просмотра корреспонденции, являющегося одним из частных проявлений репрессий последнего времени по отношению к политическим ссыльным. Наш протест есть продолжение борьбы, начатой якутскими товарищами в феврале-марте прошлого года. Басс, Бойков, Верхотуров, Дзержановский, Сидорович». Басс был схвачен сзади, а исправник, освободившись от Бойкова, выбежал на улицу. Одновременно в канцелярию вбежали с ружьями политические Сидорович и Дзержановский, но были задержаны казаками, после чего все перечисленные лица были обезоружены и арестованы».

    По крайней мере, двое из перечисленных в этом донесении лиц уже раньше отличались «непокорным нравом» в ссылке и попали в Колымск для исправления»: Мендель Басс и Казимир Сидорович были в числе 20 верхоянцев, подписавших 23 марта 1904 г. заявление якутскому губернатору, что они вполне солидарны с якутскими товарищами и готовы «всегда дать должный отпор на всякое насилие». М. Басс, впрочем, и в Верхоянск был переведен из Усть-Кута за нарушение циркуляра Кутайсова, встретившего встречу партий ссыльных по пути их следования.

    Обвинительный акт по делу «о вооруженном сопротивлении политических ссыльных в г. Ср.-Колымск Бойкова, Басса, Верхотурова и др.» рисует несколько подробнее это выступление:

    «8 марта 1905 года около 11 часов утра в присутствие колымского окружного полицейского управления, в то время, когда там находился пришедший только что из почтового отделения с полученной в тот день корреспонденцией из г. Якутска колымский окружной исправник Николаев, зашел состоящий под гласным полицейским надзором политический ссыльный Михаил Бойков и, обратившись к исправнику, просил выдать ему по доверенности за метеорологические наблюдения деньга. Исправник исполнить просьбу согласился, но попросил его подождать, пока не управится с делами.

    В этот момент в полицейское управление ворвались вооруженные политические ссыльные Пантелеймон Верхотуров, Мендель Басс, Владислав Дзержановский и Казимир Сидорович, трое из них — Верхотуров, Сидорович и Дзержановский — ружьями, одно из которых у Дзержановского было с навинченным штыком, а Басс — топориком, и пытались проникнуть в присутственную комнату, но Дзержановский и Сидорович были задержаны в канцелярии находившимися в ней казаками Михаилом Котельниковым, Иннокентием Поповым и Константином Дауровым, а Верхотуров и Басс успели пробежать в присутствие, где с криками протеста, к которым присоединился также и Бойков, у которого в руках оказался револьвер, потребовали от исправника выдачи им без просмотра их корреспонденции, угрожая в противном случае вооруженным сопротивлением, при чем Басс поднял вверх топор, а Бойков навел на исправника дуло револьвера.

    Вбежавший в этот момент в присутствие управляющий Колымской казачьей командой Василий Березкин бросился на Верхотурова, схватив его за ружье, а исправник одновременно успел схватить за руки Бойкова и Басса, стараясь удержать их руки с оружием на высоте, с которой они не могли бы причинить ему вреда. Березкин, между тем, продолжая держать за ружье Верхотурова и видя происходившую между исправником и Бойковым и Бассом борьбу, во время которой Басс старался нанести удар топором, а Бойков напрягал усилия вырвать свою руку с револьвером, рванулся на помощь к исправнику, но Верхотуров тянул его в обратную сторону.

    Так продолжалась борьба около 10 секунд, пока, наконец, исправнику не удалось освободиться от Басса и Бойкова, и он, со словами: «господа, успокойтесь, я сейчас выдам письма», убежал в соседнее с присутственной комнатой занимаемое им помещение.

    После этого Бойков, Басс и Верхотуров обратились с тем же требованием о выдаче им писем без предварительного просмотра также к Березкину и хотели взять лежавшие на столе газеты, но Березкин их до этого не допустил и вскоре, получив через Земского заседателя распоряжение исправника об арестовании названных политических ссыльных, предложил им отправиться в караульный дом. Подчиниться, однако, этому требованию они не пожелали, заявив, что не пойдут до тех пор, пока не будут им выданы письма, и согласились идти в караульный дом лишь тогда, когда им было обещано, что письма им будут выданы, после чего были обезоружены и все вместе с ранее задержанными и обезоруженными Дзержановским и Сидоровичем были уведены в караульный дом.

    Вскоре после описанного Березкин доставил исправнику письменное заявление, подписанное вышеназванными политическими ссыльными Бассом, Бойковым, Верхотуровым, Дзержановским и Сидоровичем, следующего содержания: «Колымскому окружному исправнику. Вооруженные, мы протестуем против просмотра корреспонденции, являющегося одним из частных проявлений репрессалий последнего времени по отношению к политическим ссыльным. Наш протест есть продолжение борьбы, начатой якутскими товарищами в феврале-марте прошлого года».

    Осмотром отнятого от Бойкова, Сидоровича, Верхотурова и Дзержановского огнестрельного оружия установлено, что как ружья, так и револьвер были заряжены: ружья — дробью, а револьвер — пулями.

    К сожалению, эти официальные документы не были дополнены ни тогда, ни, насколько нам известно, позже сообщениями самих участников этого выступления. Они и на предварительном следствии и на суде отказались от всяких показаний и от всякого участия в самом судебном процессе. Только некоторые свидетельские показания на суде дополнили немного картину. Свидетель Попов указал, что был момент, когда в канцелярии не оказалось ни одного полицейского чина: «все они разбежались». По ряду показаний других свидетелей, арестованные ссыльные шли к арестному дому с революционными песнями, с криками «Долой самодержавие! [* «По заветам Ильича», 1924 г., № 5-6. Единственное упоминание, насколько нам известно, в литературе о колымском выступлении.]».

    По-видимому, в марте 1905 г., как и годом раньше, ссыльные, очутившись перед возможностью только «захватить дежурку с одним казаком и старым ружьишком», сочли себя вынужденными ограничиться вооружённой манифестацией.

    7 декабря 1905 г. все пятеро ссыльных предстали перед якутским окружным судом по обвинению в вооруженном сопротивлении. Председателем суда был «старый знакомый» Будзилевич.

    Однако, теперь уже были не те времена. «Романовцы» уже были к этому моменту амнистированы, в самом Якутске происходили митинги и демонстрации. Власть растерялась. Прокурор, требуя наказания обвиняемых, считал тем не менее нужным указать «на обстоятельства, понудившие подсудимых к совершению преступления». Суд происходил при открытых дверях, судьи не посмели приговорить обвиняемых к наказанию, и переполнившая зал суда публика громом аплодисментов встретила оправдание обвиняемых. Прокурор не дерзнул опротестовать оправдательный приговор.

    А в Петербурге тем временем произошли перемены: «либеральный» Манухин уступил, место ставленнику реакции, министру юстиции Акимову. Последний поторопился, в личных «доверительных» письмах обратить внимание старшего председателя иркутской судебной палаты и прокурора этой палаты на «незаконный» приговор и слабодушное поведение прокуратуры и просил их сделать путем личных объяснений соответствующее внушение провинившимся чиновникам, в видах устранения «на будущее время подобных нежелательных явлений».

    /Каторга и Ссылка. Историко-революционный вестник. Кн. 53. № 4. Москва. 1929. С. 134-138./