Рувім Абрамавіч Пратас (Протас) – нар.
у 1865 г. у губэрнскім месьце Менск Расейскай імпэрыі, у мяшчанскай габрэйскай
сям’і.
У
актыўную рэвалюцыйную дзейнасьць уключыўся ад 1888 г., быў адным з
арганізатараў рэвалюцыйнага гуртка ў Менску. Студэнт Рувім Пратас быў арыштаваны
ў 1890 г. па справе “Санкт-Пецярбурскага тэрарыстычнага гуртка”, як сувязны
паміж Менскам.
Пасьля дакладу міністра юстыцыі пра акалічнасьці справы Аляксандр ІІІ
загадаў 22 студзеня 1892 г. завяршыць “дазнаньне адміністратыўным парадкам з
тым каб падвергнуць Пратаса адзіночнаму турэмнаму зьняволеньню на адзін год і
выслаць яго затым пад галосны нагляд паліцыі ва Ўсходнюю Сыбір на 5 гадоў”.
Пакараньне Рувім адбываў у Пецярбурскіх Крыжах.
29
студзеня 1893 г. па распараджэньні Галоўнага турэмнага ўпраўленьня Рувім Пратас
быў высланы у распараджэньне іркуцкага генэрал-губэрнатара.
Іркуцкі генэрал-губэрнатар А. Д. Гарамыкін 23 сакавіка 1893 г. прызначыў
яму месцам сасланьня Якуцкую вобласьць.
У
Якуцку, згодна Палажэньню ад 22 траўня 1886 г. аб усяленьні габрэяў у Калымскую
і Верхаянскую акругі Якуцкай вобласьці, яму месцам выгнаньня прызначылі
акруговае места Верхаянск, куды ён прыбыў у лютым 1894 г., дзе пачаў
атрымліваць казённай дапамогі 180 рублёў у год.
Калі 6 лістапада 1894 г. Верхаянскае акруговае паліцэйскае ўпраўленьне
атрымала вестку аб скананьні Аляксандра ІІІ, то ён адмовіўся ад прысягі вернападдадзенства
Мікалаю ІІ і вялікаму князю Георгію Аляксандравічу.
Пасьля выезду з Верхаянску сасланага Марманштэйна, Пратас узначаліў
назіраньні на мэтэастанцыі 2-га разраду, што было адзначана у “Памятной книжке
Якутской области на 1896 год», бо на Ніжагародзкай выставе 1896 г. яму быў
прысуджаны дыплём “за шэраг выдатных мэтэаралягічных назіраньняў пры вельмі
неспрыяльных і цяжкіх кліматычных умовах”.
Тэрмін выгнаньня ў Рувіма скончыўся 22 студзеня 1898 г. За адмову ад
прысягі цару Асобая нарада МУС падоўжыла яму тэрмін ссылкі да 22 студзеня 1900
г. але ў Менскай губэрні. У 1898 г. ён выехаў у Якуцк, а мэтэастанцыяй пачаў
загадваць Марыян Абрамовіч.
Пасьля кастрычніцкага перавароту 1917 г. Рувім Пратас жыў ў Петраградзе,
затым у Ленінградзе.
Літаратура:
* Памятная Книжка Якутской области на 1896
годъ. Вып. I. Якутскъ. 1895. С. 37.
* Ногин В.
На полюсе холода. 2-е изд. Москва – Петроград. 1923. С. 9.
*
Тютчев Н. Письмо в редакцию. // Каторга
и Ссылка. Историко-Революционный вестник. Кн. 8. № 1. Москва. 1924. С. 298.
* Филиппович Н. Уникальная метеостанция К 100-летию открытия
полюса холода. // Социалистическая Якутия. Якутск. № 79. 3 апреля 1969. С. 4.
*
Филиппович Н. Я. Полюс холода.
Верхоянская метеорологическая станция и ее история. Ленинград. 1972. С. 16.
*
Протас Р. А. 16, 37, 43, 60, 96, 97, 98, 115,
132, 157, 166. // Казарян П. Л.
Верхоянская политическая ссылка 1861-1903 гг. Якутск. 1989. С. 172.
*
Протас Р. Я. 94, 107, 108, 171, 186. // Казарян П. Л. История Верхоянска. Якутск. 1998. С. 195.
*
Казарян П. Л. Р. А. Протас в
якутской ссылке (по дневниковым записям). // Якутский архив. № 3. Якутск. 2002. С. 73-85.
*
Холад З. Метеоролог из Минска.
Койданава. 2014. 13 л.
Зюзіньня Холяд,
Койданава
ГОСУДАРСТВЕННЫЕ
ССЫЛЬНЫЕ, ЖИВШИЕ В ВЕРХОЯНСКЕ
В 80-х годах и позже до 1903 года.
63) Протас,
Рув. Аб., студ. Петров.-Разум. академии.
/В. Ногин.
На полюсе холода. 2-е изд. Москва – Петроград. 1923. С. 10./.
ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ
Ко второму изданию интересной книги В.
Ногина «На полюсе холода» приложен список политических ссыльных, живших в
Верхоянске с 60-х годов до 1903 г. Как первый, появляющийся в печати список
верхоянских политических ссыльных [* Желательно было бы, чтобы кто-нибудь из бывших колымчан
составил аналогичный список о колымских (их 3).], он очень важен для
историка политической ссылки, но требует значительных исправлений, о чем в
своем предисловии говорит и сам автор. В списке 101 фамилия, начиная с
каракозовца А. И. Худякова. Замечания делаются (ради экономии места) по порядку
нумерации...
32. Гуревич
с женой. По словам Рув. Абр. Протаса, помогшего исправить настоящий список, они
в Верхоянске не проживали. Провизор М. Гурович, изв. провокатор, жил в эти годы
в Вилюйске (но без жены). Не имеется ли он в виду?
35. Протас,
Рув. Абр., народоволец, в 92 г. был приговорен к 1 году Крестов и пяти годам
ссылки в Якутск. обл. В Верхоянске за отказ от присяги Николаю II прибавлены
два года ссылки. Заведовал метеорологической станцией и участвовал во
всенародной переписи... Живет в Петрограде.
Н. Тютчев
/Каторга и Ссылка.
Историко-Революционный вестник. Кн. 8. № 1. Москва. 1924. С. 297-298./
ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ
Москва,
34. Лопухинский пер., 5.
В № 5 (34) журнала, в статье В. И.
Николаева «Сибирская политическая ссылка и изучение местного края»,
нижеподписавшимся замечены следующие упущения:
1) Автор совершенно не касается значения
ссылки в исследовании инородческого населения Сахалина, в частности роли старшего
этнографа Академии Наук Льва Яковлевича Штернберга, проведшего на Сахалне с
1889-1897 г.г. в административной ссылке (Л. Я. Штернберг скончался в
Ленинграде 14 августа 27 г.). Штернберг изучал инородцев края, гиляков, и
совместно с Пилсудским создал на Сахалине Этнографический музей.
2) При перечислении товарищей, ведших
метеорологические наблюдения в Якутской области, упущены Самуил Рабинович,
который вел наблюдения в Усть-Янске в 90-х г.г., и Р. А. Протас, заведовавший
метеорологической станцией в Верхоянске в 1895-1897 г.г. Последнему присужден
был диплом на Всероссийской Нижегородской Выставке 1896 г. «за ряд прекрасных
метеорологических наблюдений при весьма тяжелых и трудных климатических
условиях».
23 сентября 1927 г.
Р. А. Протас.
г. Ленинград.
/Каторга и Ссылка.
Историко-Революционный вестник. Кн. 36. № 7. Москва. 1927. С. 236./
ПРОТАС РУВИМ АБРАМОВИЧ, род. в 1865 г. в г.
Минске. В активную революционную деятельность включился с 1888 г. Арестован по
делу минского народовольческого кружка в 1892 г., 1 год сидел в Петербургских
Крестах, затем выслан в Восточную Сибирь на 5 лет. По распоряжению
генерал-губернатора отправлен в Верхоянск, куда прибыл в феврале 1894 г. и
оставался там до 1898 г., затем выехал в Якутск. В 20-х. годах принимал
активное участие в работе Общества политкаторжан и ссыльно-поселенцев.
/П.
Л. Казарян. Верхоянская политическая ссылка
1861-1903 гг. Якутск. 1989. С. 132./
ВЕРХОЯНСК — ПОЛЮС ХОЛОДА
В дореволюционный период существования
Верхоянской метеорологической станции наблюдателями в основном были политические
ссыльные. Среди них были В. И. Мельников, М. С.Абрамович, С. А. Басов, И. Ф. Иваницкий.
К. Ф. Петкевич и др. [* Казарян
П. Л. Метеорологические наблюдения политических ссыльных Верхоянского округа в
1868-1904 гг. // Тезисы докладов V республиканской конференции молодых ученых и специалистов.
— Якутск, 1984, — Ч. 1. — С. 20.; Геофизические проблемы Якутии. — Вып. 2. —
Л., 1928. — С. 37-41.]
Большой вклад в работу верхоянской станции
внес политический ссыльный Р. А. Протас, который в 1895-1897 гг. был заведующим
станцией. На Всероссийской выставке 1896 г. в Нижнем Новгороде Протас был
награжден дипломом «...за ряд прекрасных метеорологических наблюдении при
весьма тяжелых и трудных климатических условиях» [*
Протас Р. А. Письмо в редакцию // Каторга и ссылка.
— 1927. — N 7. — С. 236.].
/ П. Л. Казарян. История Верхоянска. Якутск. 1998. С. 107-108./
У исследователя
порой годами накапливаются материалы о каком-то историческом событии или
личности, но толчком к тому, чтобы они стали достоянием читателя, становятся
события наших дней. Появление этого сообщения связано со Всероссийской
переписью октября 2002 г., ибо она заставила взглянуть в глубь истории, вспомнить
об одном из участников Первой всеобщей переписи в России 1897 г., переписчике
самого северного переписного участка в России, который проделал самый длинный
путь в ходе этого мероприятия. Им был Рувим Абрамович Протас.
Родился он в семье еврея — минского
мещанина, очевидно, в 1865 г. (в составленном в 1893 г. статейном списке
указывается возраст 29 лет). Скудные архивные материалы позволяют в общих
чертах описать причины его появления на севере Якутии, а обнаруженные нами
дневниковые записи — ознакомиться с годами, проведенными им в далеком
Верхоянске.
Р. А. Протас в 1888 г. был одним из
организаторов революционного кружка в Минске. Он был арестован в 1890 г. по раскрытии
в столице подпольного «Санкт-Петербургского террористического кружка» (1). В ходе следствия выяснилась роль студента Протаса как
одного из организаторов минского кружка и связного между ним и
санкт-петербургским кружком.
После доклада министра юстиции об
обстоятельствах дела Александром III 22 января 1892 г. поведено было завершить
«... дознание административным порядком с тем, чтобы подвергнуть одиночному
тюремному заключению Протаса на один год и выслать его затем под гласный надзор
полиции в Восточную Сибирь на пять лет, считая срок надзора с 22 января 1893
г....» (2).
Получив от Министерства внутренних дел
известие о назначении Р. А. Протаса в Восточную Сибирь, иркутский
генерал-губернатор А. Д. Горемыкин 23 марта 1893 г. назначил местом его ссылки
Якутскую область и потребовал от иркутского губернатора К. Н. Светлицкого по
прибытии «бывшего студента» Протаса в Иркутск отправить его в г. Якутск (3).
Срок одиночного заключения Протас отбывал в
печально знаменитых Петербургских Крестах. По его окончании, 29 января 1893 г.,
по распоряжению Главного тюремного управления он был выслан в распоряжение
иркутского генерал-губернатора. Путь от Санкт-Петербурга до Якутска занял целый
год.
Протасу, согласно Положению 22 мая 1886 г.
о водворении ссыльных евреев в Колымский и Верхоянский округа Якутской области
(4), местом ссылки назначили
Верхоянский округ. Находясь в ссылке в г. Верхоянске, он получал казенное
пособие 180 руб. в год.
Когда 6 ноября 1894 г. Верхоянское окружное
полицейское управление получило известие о кончине Александра III и предписание
гражданского губернатора Якутской области В. Н. Скрипицына о приведении
населения округа к присяге взошедшему на престол Николаю II и великому князю
Георгию Александровичу, то водворенным в городе административным порядком
политическим ссыльным было предложено принять присягу. Но кроме двух (И. И. Монащук,
А. М. Браунер), остальные девять ссыльных (И. Б. Эдельман, С. П. Рабинович, Г. М.
Марморштейн, И. Ф. Галкин, В. Э. Винярский, Ф. Ю. Блох, Ф. И. Цобель, Р. А. Протас,
М. Л. Соломонов) Верхоянска и находящийся в городе проездом в Колымский округ
Я. М. Гринцер отказались от верноподданнической присяги, о чем был составлен
протокол и представлен в Якутск (5).
Город Верхоянск, где отбывал ссылку Р. А. Протас,
в конце XIX в. прослыл как полюс холода. Значительный вклад в метеорологические
наблюдения в Верхоянске внесли политические ссыльные. Впервые в течение 14
месяцев по поручению руководителя организованной Сибирским отделом РГО
экспедиции на северо-восток Якутской области и в Чукотский край Г. Л. Майделя (6) регулярные наблюдения вел И.А.Худяков. Он в декабре
1869 г. отметил самую низкую температуру, наблюдавшуюся когда-либо в мире — -63,2°С
(7).
Руководитель экспедиции Российской Академии
наук в 1884-1886 гг. в бассейн рек Лены, Яны и на Новосибирские острова доктор
медицины А. А. Бунге пишет, что отметил «...16-го ноября 1884 г. в городе
Верхоянске -56° с некоторыми десятыми» (8).
Он же организовал в городе метеорологическую станцию, наблюдателем которой стал
политический ссыльный С. Ф. Ковалик (9). Именно Ковалик
15 января 1885 г. отметил самую низкую температуру в мире -67,8°С, которая и
поныне является рекордной для Северного полушария (10) (в Оймяконье открытой в 1929 г. в Крест-Томторе
метеорологической станцией в феврале 1933 г. было зафиксировано -67,7°С).
Как видно из письма Главной физической
обсерватории от 11 февраля 1886 г. на имя якутского губернатора К. Н. Светлицкого,
обсерватория считала, что «... наблюдения в Верхоянске представляют большой
интерес для науки» (11), поэтому ходатайствовала перед
губернатором уделить им должное внимание.
Начатые в конце 1884 г. на Верхоянской
метеорологической станции С. Ф. Коваликом наблюдения с осени 1885 г. продолжил
другой политический ссыльный — В. И. Мельников. Среди наблюдателей в 1887-1894
гг. были также политические ссыльные В. Б. Либин и Г. М. Марморштейн (12).
После выезда 22 октября 1894 г. Г. М. Марморштейна
из Верхоянска наблюдателем на Верхоянской станции стал Р. А. Протас. В
“Памятной книжке Якутской области на 1896 г.”, указано, что в Верхоянске существовала
«...метеорологическая станция 2-го разряда», наблюдателем которой был Р. А. Протас.
Метеорологические наблюдения Протаса
получили высокую оценку на Всероссийской Нижегородской выставке 1896 г. Ему был
присужден диплом «за ряд прекрасных метеорологических наблюдений при весьма
тяжелых и трудных климатических условиях» (13). Он вел наблюдения до начала 1898 г., передав затем заведование станцией
другому политическому ссыльному — М. С. Абрамовичу (14).
Срок пребывания Р.А.Протаса под гласным надзором
полиции истек 22 января 1898 г. Однако за отказ от присяги в 1894 г. на
верность Николаю II Особое совещание МВД постановило продлить срок гласного
надзора еще на два года, до 22 января 1900 г., но с разрешением отбывать его в
Минской губернии (15).
Протас выехал в Европейскую Россию. Как
сложилась жизнь Р. А. Протаса после якутской ссылки и до свержения царизма,
известно мало. Как в 1924 г. писал другой якутский ссыльный Н. С. Тютчев, после
революции Протас жил в Петрограде (16). Несмотря на то,
что, по некоторым сведениям, в 20-х годах он принимал активное участие в работе
Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, тем не менее изданные в 20—30-х гг.
справочники и указатели не дают сведений о Протасе. Последнее появление имени
Р.А.Протаса в печати связано с его письмом в редакцию журнала «Каторга и
ссылка» в 1927 г., в котором уточняются некоторые факты из истории якутской
ссылки.
Несомненный интерес представляют дневниковые
записи Р. А. Протаса «Из записной книжки 90-х гг. Отрывки из дневника политического арестанта».
Они датированы 1920 г. и были завершены в Петрограде. Рукопись машинописная,
хранится в Российском государственном историческом архиве (РГИА), в личном
фонде одного из крупнейших исследователей истории освободительного движения в
России Павла Елисеевича Щеголева (1877-1931 гг). Очевидно, что автор
дневниковых записей упорядочил и подготовил их, будучи уверенным, что они будут
опубликованы. Однако они не стали достоянием читателя. Мы публикуем только ту
часть дневника, которая непосредственно связана с пребыванием Р. А. Протаса в
якутской ссылке (17). При подготовке рукописи к печати
нами сохранены стиль и орфография автора, исправлению подвергались допущенные
автором явные ошибки. Текст снабжен подстраничными примечаниями.
ЛИТЕРАТУРА
И ИСТОЧНИКИ
1 НА РС(Я). Ф. 12.
Оп. 12. Д. 411. Л. 121-122.
2 Там же. Оп. 21. Д.
37. Л. 40.
3 Государственный
архив Иркутской области. Ф. 32. Оп. 1. К. 148. Д. 3630. Л. 1-3.
4 См.: Казарян П. Л.
Особенности ссылки евреев по политическим мотивам в Якутскую область во второй
половине XIX — начале XX вв. // Еврейские общины Сибири и Дальнего Востока. —
Вып. 10. — Улан-Удэ, 2002. — С. 39-43.
5 НА РС(Я). Ф. 12.
Оп. 12. Д. 363. Л. 5-8.
6 ГАНО. Ф. 24. Оп.
3. К. 1769. Д. 115а. Л. 12-13.
7 Казарян П. Л.
История Верхоянска. — Якутск, 1998. — С. 102-104.
8 Бунге А. А. О
болезнях между инородцами северной части Якутской области. — СПб., 1888. — С.
2.
9 НА РС(Я). Ф. 2.
Оп. 15. Д. 116. Л. 65.
10 Казарян П. Л.
Метеорологические наблюдения политических ссыльных Верхоянского округа в 1868-1904
гг. // Тезисы докладов V Республиканской конференции молодых ученых и
специалистов. — Ч. I. — Якутск, 1984. — С. 20.
11 НА РС(Я). Ф. 12.
Оп. 15. Д. 148. Л. 126-127.
12 См.: Казарян П. Л.
Верхоянская политическая ссылка. 1861-1903 гг. — Якутск, 1989. — С. 96.
13 См.: Протас Р. А.
Письмо в редакцию // Каторга и ссылка. — 1927. — № 7. — С. 236.
14 НА РС(Я). Ф. 12.
Оп. 12. Д. 436. Л. 11, 17; Ф. 25. Оп. 3. Д. 12. Л. 1-2.
15 Там же. Ф. 12.
Оп. 12. Д. 424. Л. 73.
16 Тютчев Н. С. Письмо в редакцию //
Каторга и ссылка. — 1924. — № 1. — С. 298.
17 РГИА. Ф. 1093.
Оп. 1. Д. 179. Л. 42-78.
* * *
... Якутск, 28 января
1894 г. Во вторник, 25 января, приехал в Якутск.
В Иркутске просидел в ожидании отправки
больше двух месяцев.
Сейчас я свободен, поселился на квартире С.
И. Доллер1 и жду дальнейшей отправки
в Верхоянский округ, куда я назначен. Пока свыкаюсь с «волей».
20 февраля.
20 февраля.
Завтра еду в Верхоянск. Четыре недели,
проведенных мною на свободе, прошли довольно быстро. Пришлось свыкаться, после
многолетнего пребывания в тюрьме, с самой «волей», знакомиться с окружающей
атмосферой, собирать кое-какие справки о Верхоянске и его обитателях, вольных и
невольных и т. д. и т. п.
Надеялся повидаться с одной старой
приятельницей, Р. З. Скудиной-Сосновской2,
живущей в 120 верстах от Якутска, но это не удалось: меня к ней начальство не
пустило, она же не могла приехать в город из-за крошки-ребенка... Так и не удалось
в живой беседе пережить давно минувшее. Приходится и с этим мириться, как и со
многим другим...
А в Верхоянске, говорят, скучно.
Государственников там до 20 человек, но живут между собою неладно... Придется
жариться в собственном соку и наполнять свое существование по-старому тюремному
- книжками. До Верхоянска 900 верст, а мерила баба-яга клюкой.
Итак, следующая запись уже будет за
Северным полярным кругом. Верхоянск расположен под 67°34' северной широты.
Верхоянск, 20
марта 1894 г.
Наконец я оказался у пристани. Прибыл сюда 9 марта.
Путь из Якутска в Верхоянск - это, по словам
одного товарища, скорбный путь на Голгофу. При каких условиях приходится ездить
по здешним краям, видно достаточно рельефно из фельетонов Дионео. Дионео - это
Шкловский, вернувшийся из Колымска в 1892 году3.
Отмечу только один эпизод. Место действия - узкое ущелье на вершине Верхоянского
хребта; декорация - угрюмые, укутанные снегом горы; ветер со страшной силой
рвется в ущелье, срывает снег с гор и обдает наш жалкий поезд из шести нарт и
злосчастных путников, застрявших в ущелье в ожидании перевала. На верхней,
узкой площадке двое ямщиков вместе с сопровождавшим меня казаком связывают
нарты с кладью, чтобы спустить на верхоянскую сторону. Все готово; нарты
ринулись вниз со страшной силой и быстротой и вмиг скрылись из виду; только на
средине спуска олени оторвались от нарт и остались на месте.
А наверху, в ущелье, остались еще три
нарты, ожидая своей очереди, я, закоченелый от холодного пронизывающего
насквозь ветра, и казак.
Через час ямщик вернулся и сообщил, что
поезд при спуске наскочил на камни и разбился вдребезги. Несчастие произошло
благодаря неопытности ямщиков. Они худо привязали оленей сзади нарт, олени в
начале спуска сорвались, и тяжелые нарты с кладью свободно покатились вниз и
разбились о камни. Пришлось уж спускаться пешком по так называемой конской
дороге. В поварне собрали свои пожитки, нарты, обогрелись и двинулись дальше.
В Верхоянске «государственных», как нас
здесь называют, оказалось до 20 человек. Я начинаю здесь акклиматизироваться.
Поселился в юрте у Галкина4. Меня еще
могут отправить в улус, так как я должен быть «водворен в Верхоянском округе».
Но начальство никак не может выбрать
подходящего места, где бы мы не околели с голода.
Надо помнить, что улус — это не селение в
европейском смысле, а огромная территория, по которой там и сям разбросаны
одинокие юрты якутов, при расстоянии одна от другой в лучшем случае верст
двадцать. Есть в округе два селения на берегу моря — село Казачье (устье Яны) и
Булун (устье Лены), но там не разрешают нас селить из-за боязни побегов.
... Ничего почти пока не делаю. Читаю Fichte. Массу времени убиваешь на возню по хозяйству: топку камельков,
приготовление пищи, чистку, рубку дров и т.д.
Предметы первой необходимости здесь очень
дороги: пуд ржаной муки — 4р[уб.] 50 коп., пшеничной — б-7р[уб.], пуд мяса —
3р[уб.] 50 коп., пуд молока — 1 р[уб.], фунт сахара — 55 коп., кирпич чая - 1
р[уб.] 30к[оп], махорка - 70 к[оп.], а казенного пособия всего пятнадцать
рублей.
Но самое скверное - это отсутствие почты.
Отсюда удается писать почти каждый месяц через оказии, а из Якутска почта
приходит от 3 до 5 раз в году. Достаточно сказать, что сейчас здесь читаются
газеты за ноябрь и декабрь месяцы, да и те я привез, а должны были они
получиться в мае. Поэтому интерес к газете не особенно силен и главным образом
идет на оклейку стен юрты у семейных.
10 мая
Скучно и тоскливо среди товарищей.
Оторванность от жизни, изолированность и умственных и даже почтовых центров
здесь дают себя сильно знать. Варимся в собственном соку и живем старыми
воспоминаниями. Материал небогатый и очень скоро исчерпывается. Кое-кто создает
себе фиктивные интересы: семья, охота, рыбная ловля, изучение якутского быта,
обывательские сплетни... Общей жизни почти нет. Каждый живет особняком и копается
в лично ему принадлежащих мелочах. Есть здесь несколько чиновничьих семей -
исправник, его помощник, казачий командир, поп, дьякон, доктор и акушерка. Но с
ними можно сойтись только на почве выпивки и карт. Меня туда пока не тянет.
Почта пришлю 6 мая и привезла кой-какие журналы и книги.
Все
свое время, свободное от хозяйственных забот, посвящаю сейчас изучению высшей
математики и чтению на иностранных языках. Я уж одолел дифференциальное и начал
интегральное исчисления, перевел «Das geschlossene Handelsstaat» Fichte. К новому году надеюсь покончить с теоретической математикой и перейти к
механике и астрономии. Итак, за работу над Selbstbewusstsein во имя веры и надежды на лучшее будущее!
10 июля.
С мая почты нет. Старожилы уверяют, что
раньше конца августа и ждать не приходится.
Занятие математикой продвигается, хотя не
такими усиленными темпами, как в первые два месяца.
В гости ходить неинтересно: приходится
забавляться местными сплетнями - кто кому из обывателей избил «морду» за игрой
в штосе (есть такая азартная игра). И кое-кто из наших тоже тянут ту же лямку.
Вообще, Верхоянск оказался болотом в большей степени, чем я надеялся.
«Политики» между собою ссорятся и живут
весьма недружно. Неприязнь и озлобленность могут выйти из принципиальных
источников, но здесь «принципы» появляются только тогда на сцену, когда это
выгодно для той или иной стороны. Другая причина если не неприязни, то
разрозненности, по–моему, такова. Мало думающая о себе молодость, а мы были
когда-то все молоды, в конце концов уступает место в данной личности жажде
личного счастья, покойного гнездышка, а это легче всего достигается в одиночку
а не на людях.
Но здесь среди ссыльных ни «гнезд», ни
«счастья» не видно, а какая-то общая свалка, где Иван кивает на Петра, а Петр
на Ивана, свалка, из которой, кажется, все вышли с помятыми боками.
Надо заметить, что помимо неблагоприятных
условий, присущих всякой ссылке, как отсутствие полезной деятельности, жизнь
изо дня в день без внешних расшевеливающих впечатлений, необходимость жить
«прошлым», помимо всего этого в наших местах – Верхоянске и Колымске -
выступает еще вопрос хлебный, влекущий за собою массу осложнений. Из России
получать от родных почти невозможно – конфискуют всякие денежные посылки, - а
на пятнадцати рублей казенного пособия можно прожить при здешних ценах только
впроголодь. Приходится почти отказаться от употребления сахара, сносного
табака, даже хлеб нам не вполне доступен.
Между тем аппетиты у нас «благородные».
Отсюда и способ разрешения вопроса, при помощи так называемой меновой
«торговли», что должно быть понято в здешних условиях как простое объегоривание
здешних якутов и казаков. О здешней торговле кое-что пишет и Шкловский в
фельетонах «На крайнем северо-востоке».
Некоторые из политиков приложили руку к
этой «торговле». И на этой почве разыгрываются недоразумения в колонии.
Вообще, скучно – скучно здесь. Одиночество,
но которое здесь обречен всякий не торгующий и не играющий в карты, страшно
угнетает. Хорошее «гнездышко», согретое воспоминаниями прошлого, надеждами на
лучшее будущее и обоюдной нравственной поддержкой в настоящем, сильно
окрашивало бы здешнее прозябание. А и его и нет-то... Приходится искать
забвения в книжках. Я выбрал математику, во-первых, потому, что она мне дает
возможность не разбрасываться и сосредоточиться на одном, и, во-вторых, потому
что так называемые общественные науки при отсутствии такого стимула как практическая жизнь, представляются мне по
своей необработанности малопривлекательным занятием. Кое-что почитываю,
впрочем, и по этой части.
5 октября.
Почта пришла и привезла письма, газеты,
журналы и книги. Мы опять ожили. Ведь почта единственная связь с внешним миром,
со всем, что осталось там, позади, далеко-далеко за горами, за 10 тысячами
верст...
...Дома если не за математикой, скучно, а у
чужих та же скука: обо всем переговорили, новых тем нет. У обывателей я не
бываю. Чтобы сойтись с ними, надо вести жизнь по ихнему: пить и играть в карты.
То и другое мне еще не по нутру. Скучно особенно теперь, когда наступили
длинные ночи и холода. У нас уж были морозы в 35° по Цельсию, а доходят до 67°
и ниже.
14 ноября.
Шестого ноября вечером пришел из Якутска
нарочный с известием о смерти царя и о восшествии нового. Нас по этому поводу
торжественно созвали в полицейское управление и предложили подписать лист
присяги. От этого удовольствия мы все отказались, что и было занесено в
протокол, где каждый по-своему мотивировал свой отказ. Протоколы отослали в
Якутск. Вероятно, придется лишний год проторчать в ссылке за сию демонстрацию.
Заведую теперь метеорологической станцией.
Приходится 3 раза в день, в 7 утра, в 1 час дня и 9 вечера записывать показания
аппаратов-барометров, термометров, психометров, флюгера и т.д. Труд чисто
механический, но удобен тем, что ведешь волей-неволей правильный образ жизни.
Зима у нас уж форменная: третьего дня отметил 54° Ц. Кроме того, мы вступили в
полосу круглых ночей. Солнце покажется на нашем горизонте в первых числах
января.
А что если вдруг амнистия, и я вернусь в
Россию! Среди нас здесь несколько энтузиастов, которые чуть ли не готовы биться
об заклад, что в России не сегодня-завтра будет обнародована конституция, и мы
все до срока вернемся к своим.
Я не оптимист, в чудеса российского болота
не верю, но готов моментами помечтать о том, как бы было хорошо двинуть
обратно...
9 февраля 1895 г.
С нетерпением ждем майской почты. Пока
пережевываем январскую почту.
В либеральных веяниях я лично заинтересован
втройне: как россиянин, как жид и как политический ссыльный. Каждая из этих кличек
полагает на меня массу обязанностей, но сrescendo лишает
меня права быть просто человеком. Участвовать в признании и узаконении этих кличек
есть акт самоубийства - вот мотивы, почему я отказался от присяги. Отказ мой не
есть акт революционный, даже не акт самообороны, ибо отказом своим я нисколько
не ослабил силы существующего. Это просто нравственная чистоплотность,
предписывающая мне не кривить душой и еще во вред себе...
Не все так легализуют свое отклонение к
присяге и не все так должны мотивировать...
В России, на воле, может быть, пришлось бы
поступить иначе, но в ссылке за северным полярным кругом, при -62° Ц, задача
упрощается и легче решается.
По слухам доходящим до нас, ожидаемые
манифесты коснутся и административно-ссыльных; отзыв об проведении был уже
затребован. Я начинаю верить, что удастся вырваться отсюда раньше [18]98-го
года.
15 февраля.
Приехал курьер с манифестом и газетами за
октябрь и ноябрь месяцы. По ним ликовать нет данных. Тот же рабий язык, те же
намеки, которые повторяются не первый десяток лет. Толкование «Русских
ведомостей» слов манифеста производят даже комическое впечатление: не взрослые
люди говорят о хлебе насущном, а дети вымаливают конфетку.
Будем ждать апрельской почты, а пока будем
топить печи, варить обеды и возиться с интегралами.
27 мая.
Почта привезла известие, что манифест кое к
кому начинают применять. Первые. как оказывается, воспользуются участники
якутской истории [18]89 года. По применению к административно-ссыльным еще пока
не слыхать.
В России, видно, после нескольких
либеральных вспышек пошло все по-старому и «бессмысленные мечты» оставлены
впредь до нового благоприятного случая. Это грустно, но понятно.
У нас теперь полоса круглых дней без ночей:
теперь час ночи, а я пишу без свечей. Солнце гуляет по горизонту круглые сутки.
Только в начале июля день начнет уменьшаться. Скверно только, что отсутствие
ночей расстраивает нервы, не дает спать. Благо – растворение воздухов и тепло
мешают сидеть за книжкой и гонит на лоно природы, где донимают тебя комары...
Впрочем, весна в этом году поздняя: снег
еще кое-где в лощинах виден; три дня тому назад термометр упал ниже нуля; река
вскрылась 15 мая.
28 мая.
Сегодня около полудня кончил самоубийством
один из наших товарищей, Исаак Эдельман5,
из Москвы; он бросился в Яну; тело не найдено. В записке оставленной на берегу,
говорится о преследовании со стороны «врагов». Со времени выезда из России (в
[18]87 году он страдал преследования и меланхолией; ему все казалось, что его обвиняют в
предательстве и собираются убить. Здесь он прожил более шести лет, то сходился
с товарищами, то расходился. В последнее время у него никто не бывал. Это
жертва московской революционной сутолки (он арестован гимназистом) и
безобразных условий нашей ссылки...
4 июля.
С середины мая никаких вестей из Якутска.
Все полученное с почтой прочитано, на письма давно посланы ответы, и теперь
сидим на мели, т. е ноем, скучаем, днем жалуемся на жару (до 31° в тени и 47°
на солнце) ночью на холод и комаров. Местных сенсационных новостей нет, если не
отметить, что колымский исправник три дня пил, а на четвертый богу душу отдал,
не успев даже опохмелиться.
Нас здесь становится все меньше и меньше:
сейчас только одиннадцать человек.
19 сентября.
Пришла осенняя почта и привезла журналы за
первую половину года. Видно, экономический материализм наделал много шуму в
России.
С легкой руки Дионео-Шкловского и наша
якутка заинтересовала русскую публику. В № 4 «Русского богатства» помещен очерк
Сосновского6 (был в Колымске), а с №
6 печатается Серошевский7, проживший
у нас в Верхоянске около десяти лет.
Надежды на скорое возвращение, кажется,
окончательно лопнули; самые отчаянные оптимисты и те приуныли, а я, грешный
человек, и подавно...
При всем нашем желании выудить из журналов
нечто, похожее «на окончание здания», ничего не вышло. Как будто после декабрьских
событий прошлого года стало в России еще тоскливее.
19 октября.
Я не марксист и вслед за Николай-оном
признаю, что русский капитализм по условиям современной техники не в состоянии
сыграть ту историческую миссию, какая выпала на долю капитализма на западе, но...
15 ноября.
Собираюсь в экскурсию к Ледовитому океану,
на острова Ленского архипелага. Здесь в последнее время такая тоска, что я
предпринимаю эту поездку с единственной целью хоть на время оставить этот
проклятый Верхоянск, где мне все приелось: как книги, так и окружающие
представители человеческой породы.
Мне пока разрешены разъезды по Верхоянскому
округу для «естественнонаучных исследований». Со следующей почтой я надеюсь
получить нужные мне инструменты и книги и тогда пущусь в путь-дорогу. Имею в
виду произвести топографические съемки, проверить карту Яны и т.д. Жду,
впрочем, указаний от Географического общества, которое обещало содействие.
Если мне удастся убить на это остающиеся
мне два года, я буду весьма рад: хоть не даром буду небо коптить. Ведь отрадно
чувствовать себя участником, хотя и в черной работе, общемирового культурного
дела! Последнее обстоятельство заставит меня, вероятно, вновь засесть за
прерванные занятия, а то я в последние полгода почти забросил свою
математику...
10 января 1896 г.
С поездкой по округу пока ничего не
выходит. «Нужда скачет, нужда пляшет, нужда и песенки поет», она же научила
меня играть в винт. Да, я играю в винт... и этим хоть немного ухожу от гнетущей
меня тоски...
Впрочем, из Якутска пишут, что прибыла
новая партия, которая вся направляется в Верхоянск и Колымск. Все, пишут,
молодые, горячие, социал-демократы. Как первые ласточки нового течения, они
представляют для нас громадный интерес; но старые якутяне сообщают, что они не
только клянутся Бельтовым и Струве, но позаимствовали у первого дурную манеру
ругаться... Поживем - увидим...
24 марта.
Сейчас пасхальная ночь. Церковный звон
раздается уже целый час и не дает возможности уснуть. Людское недомыслие
преследует меня и за полярным кругом. Я вскакиваю с постели и берусь за перо:
авось, чужое веселие развеселит меня и заставит меня записать что-либо
«веселенькое».
Надеялись на приезд новичков, но
назначенные сюда 5 товарищей испугались и попросили раrdon‘у, и, кажется, попадут в Вилюйск. Мы же остались с
«носом». Впрочем, пишут, что в Иркутске зимует еще одна партия, назначенная в
Якутскую область.
Может, из них кто-нибудь двинет к нам, если
опять-таки не испугается нашей трущобы.
В Колымск проехал парижский эмигрант Орлов8, старик 63 лет, на 10 лет и Аахенский студент
Гуковский9. Последний в Крестах
отказался от присяги и получил 5 лет Колымска. Таковы веяния нового царствования.
Но звон на нашей ветхой колокольне
продолжается. Это отец Алексий уверяет, что крестной смертью Спасителя
искупляются все грехи человеческие, и поэтому он... пьет запоем. Если это и не
вполне логично, то все же батюшка выбрал благую часть...
...У меня явилась оригинальная
корреспондентка. Одной из дальних родственниц, какой-то «черненькой Жене», как
она подписывается, понравилась моя фотографическая карточка из тюрьмы, в
результате чего было ее письмо ко мне с просьбой написать ей. Я в шутливом тоне
и исполнил прошлым летом ее просьбу, описав себя и свою обстановку. Этим, я
надеялся, казус ограничился. Но не тут-то было. Я своим письмом мою барышню
окончательно заинтриговал, а может, и обратное: ведь современная — она — почему
не вступить в «интересную» переписку. Последняя почта опять привезла от нее
письмецо, на этот раз из Монпелье, где она обучается медицине. Оказывается, что
мое послание «согрело ее не на один час» (это на благодатном-то юге и девице 18
лет), что моя «внутренняя температура не в пример выше» ее, что, впрочем, это и
ей понятно, ибо мне «предстоит бороться с холодом и мраком» (а ей кто мешает,
одному Аллаху ведомо) и т.д., и т.д., все в том же роде. В заключение просьба,
близкая к требованию, писать еще, ибо ей это, извольте видеть, доставляет
«несказанное удовольствие». И вот мне опять предстоит согревать своими
писаниями какую-то Женю из Монпелье. Надо воспользоваться сегодняшней
пасхальной ночью, чтоб «развеселить» эту девицу и тем доставить ей «удовольствие».
Да будет ей от моего письма «весело».
20 апреля.
Послал в Физическую обсерваторию план моей
юрты и расположение метеорологической станции. Все это требовалось для
павильона Обсерватории на Нижегородской выставке.
Проклятая зима надоела, снег еще не начал
таять. По ночам морозы доходят до -30° Ц, хотя днем, при солнце, температура
поднимается до -10° Ц. Впервые за время пребывания на севере у меня здорово
попортились глаза от весеннего блеска солнца и снега.
На днях нашего брата прибавилось несколько
человек10. Новички из «учеников» нас
расшевелили, но ненадолго. Вступая с ними в беседу, приходится запастись
толстой шкурой, чтобы оставаться нечувствительным не к резкостям, а к
грубостям, к которым в конце концов сводится спор.
Поездка моя по округу все еще не может
состояться. Жду землемерных инструментов, без которых не стоит двигаться.
22 мая.
Наша злоба «дня» — все те же «русские ученики»
в лице трех представителей, которых нам начальство прислало.
Пользуясь всеми «научными» методами и «объективно»
изучив их, я пришел к заключению, что они принадлежат к породе, известной в
зоологии под именем «homo sapiens» или очень близкой к ней, по географическому своему распространению они
всецело принадлежат Одессе, где их и изловили для водворения в нашу
кунсткамеру...
Но я впадаю в старческое брюзжание по
отношению к молодежи, а потому поставлю точку.
Почта пришла 9 мая и привезла предложение
участвовать в наблюдении за солнечным затмением, которое произойдет 28 июля и
будет видно преимущественно в Сибири. У нас, в Верхоянске, величина наибольшей
фазы 0,8 диска, почти, значит, полное затмение. Предстоит в течение 27, 28 и 29
июля производить обычные метеорологические наблюдения не три раза в сутки, а
каждый час, 28-го же - каждые 10 минут. В благодарность Обсерватория обещает
выслать мне... экземпляр обработанных материалов. И на том спасибо.
Заглянул ко мне товарищ и прервал меня. На
вопрос, что нового у него со вчерашнего вечера, он ответствовал, что у него все
ново, а на вторичный вопрос, что же помимо этого нового, вступил в «горячую
полемику» о том, заключает ли понятие «все» помимо «всего» что-нибудь или нет.
Мое мнение было таково, что в математике, а следовательно, в жизни, нет
всеобъемлющего понятия «все», а потому мой вопрос был логически верен. Спор
продолжался около получаса и ничем, по обыкновению, не кончился. Отмечаю этот
эпизод, чтоб отметить, что мы не только прозябаем за полярным кругом, но
временами витаем в заоблачных сферах метафизики, чем и наполняем свое
пустопорожнее время...
4 июля.
В Якутскую область едет естественнонаучная
экспедиция Брусницына, отряд которой будет работать и в Верхоянском округе.
Если удастся, надо будет присоединиться к ней. Подробности, впрочем, об этой
экспедиции пока неизвестны.
Коронационный манифест до нас еще также не
дошел, но и он не оправдал, вероятно, надежд наших оптимистов. Нам пишут, что
ожидается отмена телесных наказаний для крестьян, временных правил для евреев и
т.п. Все это, надо думать, одна мифология.
С представителями «русских учеников» я не
сошелся. В ссылке вообще, в якутской в особенности, нелегко сходиться.
11 августа.
31 июля один из товарищей, бывший кариец,
Багриновский, застрелился, оставив записку, что ему «этот мир давно надоел».
Покойный прожил на каторге около 4 лет и в Якутской области почти двенадцать.
Товарищи считали его свыкшимся со ссылкой, более или менее уравновешенным и не
особенно тяготившимся своей судьбой. Но чужая душа, видно, потемки...
Меня это самоубийство очень расстроило еще
потому, что я находился в той же юрте в момент выстрела и первый бросился к
нему, но уж было поздно: пуля попала с самое сердце, и Багриновский скончался
на моих руках, не придя в сознание...
Тяжело, очень тяжело заносить такие факты в
свои записки. Я еще до сих пор нахожусь под впечатлением этого события и писать
сегодня больше не могу.
22 октября.
В последнее время как-то реже и реже возвращаюсь
к своей тетради.
Получил длиннейшее послание от товарища Р.11, сбежавшего прошлой зимой из наших палестин в
село Казачье в устье Яны, чтобы хоть несколько изменить свою обстановку. Пишет,
что живет в домишке, выстроенном лет десять тому назад доктором Бунге на
средства бывшей там экспедиции, и усердно записывает показания инструментов
метеорологической станции.
«Дом» занимаемый товарищем, - это одна
большая комната, сажени полторы в ширину и длину и немного меньше сажени в вышину,
разделена перегородкой на «залу» и «спальню» и отапливается бог знает откуда
взявшейся железной печкой. В квартире три окошечка величиною в аршин. К домишку
приставлена юртешка - кухня с камельком. В этом палаццо поместился товарищ с
женой и ребенком.
«Восточное обозрение» жалуется в письме на
отсутствие сотрудников из наших мест и весьма просит корреспондировать, но тут
же сообщает про подвиги местного цензора - вычеркиваются многие перепечатки из
российских газет и чуть ли даже [не] из «Правительственного вестника». Плоха и
финансовая сторона дела.
Наследники Ядринцева13 забирают львиную долю подписной платы, для
сотрудников остаются гроши - 3 коп. за строчку, включая почтовые расходы. Все
отделы заполняются политиками: Ковалик (Сиб. хр.), Заиончковский (иностр.
обозр.). Кон14, Геккер15, Ястремский16
(фельетон), Рехневский (Чита), Гоц (Курган), Левенталь17 (Якутск) и т.д. Усердно приглашают и меня.
Это лето у нас началось сильнейшими
ливнями, а закончилось удивительно продолжительным периодом, чистым от
всяческой нечисти. Даже комар и тот вел себя прилично. Осень была тоже хороша —
сухая и напоминала здешнюю весну. Но зато совершенно без всяких переходов,
после шестиградусного тепла сразу выпал снег и стукнул тридцатиградусный мороз,
который с каждым днем, становящимся все короче и короче, усиливается и
усиливается. По вечерам одноцветное северное сияние (оно редко у нас играет
всеми цветами радуги) охватывает весь горизонт. Этот малояркий свет и
ослепительно белый снег освещает нашу лощину, в коей в поэтическом беспорядке
разбросаны наши одинокие юрты. Все кругом угрюмо и ... мертво.
Мы, пришельцы с юга, закупорили свои
жилища, засели в них сиднем и приготовились ждать, ждать и ждать... И в самом
деле, еще в августе были починены печи и камельки, обмазаны юрты глиной, а с
первым снегом засыпаны снегом и покрыты ледяной корой; летние стекла и бумага в
окнах заменены, понятно, льдинами.
Местные аборигены - якуты - также настроились по-зимнему:
их обычное угрюмое выражение лица стало еще угрюмее. Среднему якуту зима,
впрочем, страшна не своими холодами и тьмою, а идущей с нею бок о бок
хронической голодовкой. Все чаще и чаще слышишь от знакомых «дагоров» (друзей)
обычное «брюхо капсе» (брюхо говорит, т.е. есть хочет). Все это еще сильнее
наводит тоску.
25 ноября.
Пробная моя поездка по округу состоялась:
конец октября и начало ноября я обьехал около 700 верст по местам к северу
Верхоянска. Присматриваясь к жизни якутов-скотоводов
и рыболовов. Дионео, наверное, сказал бы — пятиофагов... и привел бы
соответственную цитату.
Вынес из своей поездки довольно много
своеобразных впечатлений. Жизнь не только в высшей
степени примитивная, жалкая, но и богата весьма оригинальными чертами, перед
которыми наш брат европеец становится в тупик. Надо бы было попасть и к
оленеводам и кочевым инородцам, но это сделаю весною, если ничто не помешает.
Во всяком случае, для «Восточного обозрения» кой-какой материал собрал.
18 декабря.
Завтра опять двину на север: я взял на себя
обязанность переписывать население Жиганского улуса. Местность, по которой
лежит мой путь, это четырехугольник, ограниченный с востока Леной, с запада - Анабарой,
с юга — Вилюем, с севера - Ледовитым океаном. Ездить все время придется то на
оленях, то на собаках. В пути предстоит пробыть месяца три, — это будет
называться однодневная перепись. Заберусь, вероятно, и к тунгусам и ламутам.
Новый год надеюсь встретить в Булуне, в
устье Лены. Хорошо бы было оттуда вывезти вещественное доказательство
пребывания на берегу Ледовитого океана в виде шкуры белого медведя или клыка
мамонта для украшения будущих своих апартаментов на воле...
Кибитка, меховая одежда, сухари, переводчик
— все готово и завтра в путь-дорогу.
1 января 1897 г. Село Булун.
Дорога на Булун идет через Омолой к берегу
океана, а потом почти прямо на запад к Лене. Пришлось перевалить несколько
хребтов, из коих гора Эбитень представляла больше всего трудностей: из-за пурги
сбились с дороги и долго плутали, так как даже жалкая лиственница и кустарник в
этих местах отсутствуют.
В Балаганнахе на реке Омолое, в 490 верстах
от Верхоянска встретился 25 числа с возвращающимся в Верхоянск отцом Алексеем.
По случаю «радостной» встречи изрядно выпили...
Путь почти все время лежит по тундре.
Жителей нет. Дрова возим с собой, а останавливаемся в специально выстроенных
для проезжающих юртешках на курьих ножках, называемых «поварнями», где страшно
холодно, ветер свободно разгуливает и чай пьешь в шубе. Огонь разводим в
полуразрушенных камельках. Глаза ест дым. Тем не менее, после десяти-пятнадцати
часов езды в кибитке ждешь не дождешься этого пристанища, где можно сбросить с
себя несколько лишней одежды, посушить обувь, выпить несколько чашек теплого
чая, поесть мерзлой настроганной тонкими ломтиками рыбы или мяса.
На западном склоне Эбитени, к Лене, вновь
появляется лиственница, но какая-то чахлая, и растет она не сплошной массой,
как около Верхоянска, а одиночками. И это даже веселее. А то тундра очень
скучна, особенно в морочное время, когда все небо, земля и горизонт сливается в
однообразную массу молочно-белого цвета, которой конца-краю нет. Ямщики в пути
руководствуются положением луны и звезд и как-то инстинктивно направляют своих
оленей, ибо дороги никакой нет, а след вашей нарты тут же заметается ветром.
Разъезжающим часто по тундрам приходится часто из-за пурги отсиживаться по
целым дням на одном месте и хорошо, если пурга захватит тебя в поварне, а не в
чистом поле. В последнем случае приходится зарываться в снег и пережидать
погоду.
Мне пока погода благоприятствует.
Из Булуна двину вниз по Лене, к Быкову
мысу, затем по близлежащим островам, к устью Оленека, а там обратно в Булун и
Верхоянск.
Новый год встретил со старушкой-хозяйкой
так называемой обывательской квартиры... Здесь пробуду еще несколько дней.
12 марта.
Верхоянск.
Седьмого вернулся восвояси из поездки по
северу. Добрался до самого северного населенного пункта Азии и, кажется,
земного шара, до 70° 23' северной широты. Всего я сделал за эту поездку до 4000
верст, частью на собаках, частью на оленях. По пути переписал около 900 душ
обоего пола. За два с половиной месяца немного, но больше не оказалось... Места
оказались очень интересные, а нравы рыболовов на островах Ленского архипелага
весьма своеобразны. Но во всем этом надо разобраться на досуге.
За время моего отсутствия наша колония
обогатилась новыми пришельцами - двое из Харькова, один из Москвы18. Ребята, кажется, славные. Один из них
марксист, но настоящий и толковый малый.
«Восточное обозрение» поместило одну мою корреспонденцию,
сильно предварительно урезав ее. Статью об инородцах Верхоянского округа
обещают напечатать в «Сибирском сборнике» за этот год.
Сейчас занят, по просьбе исправника,
подсчетом населения пяти счетных участков, за что получу целых 25 рублей. За
поездку я получил особое вознаграждение в 100 рублей.
20 мая.
Мы здесь продолжаем ломать картонные копья
по поводу марксизма. Выпустили даже рукописный журнальчик «По Сеньке шапка», где
ученикам отведено подобающее место. Я поместил статейку под заглавием «GnwJi sҤauton» (Познай самого себя - греч.), и тут же опровергаю ее от имени
правоверного социал-демократа.
«Письмо социал-демократа» вызвало целую
бурю в стакане воды, и пришлось кое с кем раззнакомиться...
20 июля.
Вот уже три месяца, как к нам не доходит ни
одной строчки извне. Или Верхоянский хребет провалился, или в Якутске все
вымерли. То и другое одинаково возможно под такой широтой.
1 ноября.
Почта пришла на этот раз возмутительно
поздно - 17 октября, но привезла зато все новинки, вплоть до «Нового слова» под
марксистской редакцией.
Жду не дождусь, когда уеду из Верхоянска. К
сожалению, начинаю опасаться, что из Сибири этой зимой, пожалуй, не удастся
вырваться.
В последнее время многим возвращавшимся
прибавляют срок надзора с переводом поближе к Иркутску. Да минует меня эта
чаша!
15 января 1898 г.
Через неделю, если ничто не помешает, двину
на юг. Писать не хочется, да и не о чем. Запишу только на память стихотворение
старого ссыльного по процессу 193-х Сергея Стопани19,
доживающего свои дни в Верхоянске. Да будут эти строки моим прощальным приветом
нашему Верхоянску!
Иркутск, 5
апреля.
Из Верхоянска я выехал 22 января, прибыв в Якутск 7
февраля, а 28-го двинул по Лене на юг. Весь путь от Верхоянска до
Иркутска проделал в два месяца.
Сейчас сильно занят исполнением вороха
поручений северян и обделыванием собственных делишек. Здесь меня нагнала бумага
следующего содержания:
«От Департамента полиции объявляется, что
по рассмотрению в Особом Совещании, образованном на основании 34 ст. Положения
о государственной охране, обстоятельств дела о названном лице. Г-н Министр
Внутренних Дел постановил:
Продлить ему, Протасу, срок надзора полиции
на два года, по 22 января 1900 года, с разрешением отбывать таковой на родине в
Минской губ. С. Петербург, 18 декабря 1897года. № 11215».
Прошу о разрешении поселиться в Таврической
губ[ернии], где живет родня. А пока на некоторое время застряну здесь и пережду
распутицу. Говорят, с Нижнеудинска можно будет двигать дальше уж по железной
дороге...
Послесловие
Решаясь напечатать отрывки своих заметок,
писанных в разное время и при самых разнообразных условиях, я ограничиваюсь
периодом 90-х годов прошлого столетия.
Девяностые годы — это, по-моему, целая
законченная полоса русской жизни. Этот период начался окончательной ликвидацией
народовольчества, развитием толстовства, проповедью «малых» дел и закончился
оживлением русской жизни к концу века.
Мое возвращение из Сибири совпало с волной
студенческих беспорядков с одной стороны и расцветом зубатовщины, с другой.
Волею начальства я оказался прикрепленным
еще в течение двух лет к маленькому захолустному городишке Таврической губ. и
непосредственно эти события весьма мало меня коснулись и поэтому, вероятно, не
получили достаточного освещения в моей записной тетради.
Не мне, понятно, решать, насколько
предлагаемые бесхитростные отрывки характерны для своего времени, отражают
интересы моих современников и заслуживают внимания.
Об этом пусть судит благосклонный
читатель...
---------------
1 Доллер (в девичестве - Шехтер) София (Шейва) Ивановна (Хаймовна),
ссыльнопоселенка Поселена в Якутском округе 17 сентября 1884 г. Проживала в
Якутске с мужем А. И. Доллером, который утонул 16 мая 1893 г. в протоке р.
Лены. 21 августа 1896 г. переведена в Иркутскую губернию.
2 Скудина (по мужу Сосновская) Рахиль Захаровна (Схаровна) (по крещении -
Антонина Григорьевна). Повелением от 27 июля 1888 г. выслана в Восточную Сибирь
сроком на три года. По пути в Якутскую область в г. Киренске 21 мая 1889 г.
вышла замуж за административно-ссыльного М. И. Сосновского. Доставлена в г.
Якутск 17 июля 1889 г. Водворена с мужем в Намском улусе Якутского округа, с 18
декабря 1890 г. по 5 ноября 1891 г. проживали в г. Среднеколымске.
Постановлением Особого совещания МВД от 18 января 1890 г. срок ссылки продлен
до 27 июля 1894 г. С апреля 1892 г. по март 1894 г. с мужем и дочерью жила в
Бетюнском наслеге Намского улуса, с марта 1894 г. по июль 1896 г. – в г.
Якутске. Выехала с семьей в г. Полтаву 14 июля 1896 г.
3 Шкловский Исаак Владимирович, повелением от 10 декабря 1886 г. выслан в
Восточную Сибирь сроком на пять лет и назначен в г. Среднеколымск, куда и
прибыл 8 июля 1888 г. По окончании срока гласного надзора полиции 10 декабря
1891 г. выехал в г. Якутск для следования в Европейскую Россию. Автор изданной
в 1895 г. в Санкт-Петербурге книги очерков о Колымском крае – «На Крайнем
Северо-Востоке Сибири».
4 Галкин (Горин-Галкин) Исаак (Владимир) Фишелевич (Филиппович), повелением
от 14 июня 1889 г. выслан в Восточную Сибирь сроком на восемь лет. Доставлен в
г. Якутск 8 июня 1891 г., в место ссылки — г. Верхоянск 6 января 1892 г. По
окончании срока гласного надзора 14 июня 1897 г. выехал в Якутск, где было
получено решение Особого совещания МВД о продлении срока ссылки на два года.
Оставлен на водворении в г. Якутске, где и окончил срок ссылки 14 июня 1899 г.
и 20 июля 1900 г. выехал в г. Иркутск.
5 Эдельман Исаак Борисович выслан в Восточную Сибирь административным
порядком 16 июня 1887 г, сроком на десять лет. Доставлен в г. Якутск 1 июня
1888 г. и 21 сентября водворен в г. Верхоянск. Психическое расстройство у него
наблюдалось со времени прибытия в ссылку. Протас допустил неточность, на самом
деле Эдельман покончил жизнь самоубийством 26 мая, оставив запись: Я гадко,
грязно оклеветан врагами. И никто не сказал мне, в чем эта клевета состоит.
Поэтому кончаю с жизнью».
6 Сосновский Михаил Иванович, выслан повелением от 13 июля 1888 г. в
Восточную Сибирь сроком на пять лет и назначен в Иркутскую губернию.
Добровольно последовал за невестой Р. С. Скудиной в Якутскую область. За
политическую неблагонадежность Особым совещанием МВД срок гласного надзора
вначале продлен на три года (по 13 июля 1896 г.), затем на два года (по 13 июля
1898 г.) с разрешением переехать в Полтавскую губернию, куда и выехал с семьей
14 июля 1896 г.
7 Серошевский Вацлав Леопольдович, осужден 8 июля 1879 г. Варшавским
военно-окружным судом к лишению всех прав состояния и к ссылке на поселение в
отдаленные места Сибири. Доставлен в г. Якутск 29 марта 1880 г. и отправлен в
г. Верхоянск, куда прибыл 19 мая. За участие в побеге в апреле 1883 г.
переведен в урочище Баяган-Кель Колымского округа. Переведен в Якутский округ
28 ноября 1884 г. Причислен в крестьяне Техтюрской станции 23 января 1892 г. По
истечении четырнадцатилетнего пребывания в Сибири 29 марта 1894 г. получил
право выезда в Европейскую Россию.
8 Орлов Александр Евгеньевич, 15 лет находился в эмиграции, арестован 30
июля 1892 г. и после трех лет тюремного заключения выслан в Восточную Сибирь
сроком на десять лет. Доставлен в г. Якутск 16 января 1896 г. и 23 марта
водворен в г. Среднеколымск. По применении манифеста 11 августа 1904 г., 4
октября освобожден от ссылки и 4 марта 1905 г. выехал в Европейскую Россию.
9 Гуковский Григорий Эммануилович, повелением от 21 ноября 1890 г.
подвергнут тюремному заключению сроком на четыре года. За неприятие присяги
Николаю II постановлением Особого совещания МВД выслан в Якутскую область
сроком на пять лет. Доставлен в г. Якутск 16 января 1896 г. и водворен в г.
Среднеколымск 23 марта, где и покончил жизнь самоубийством 18 мая 1899 г.
10 Ими были высланные повелением от 14 июня 1895 г. сроком на пять лет из г.
Одессы члены социал-демократической организации Вельтман (Павлович) Меер
(Михаил) Лейзерович (Павлович), Шиф Иосиф Иохелевич и добровольно следовавшая
за ним жена Бейла-Сурия Борисовна Шиф (в девичестве Гольдендах) с сыном. Они
были доставлены в г. Верхоянск 17 апреля 1896 г. Сроки их ссылки по манифесту в
декабре 1896 г. были сокращены на один год. По окончании срока ссылки выехали в
июне 1899 г. в г. Кишинев Бессарабской губернии.
11 Багряновский Корнелий Феликсович, осужден Киевским военно-окружным судом 7
июля 1879 г. к лишению всех прав состояния и к ссылке на каторжные работы
сроком на 6 лет 8 месяцев. По отбытии срока каторги на Каре, доставлен 14
сентября 1884 г. в г. Якутск и поселен в III Баягантайском наслеге того же
улуса Якутского округа, откуда 3 апреля 1889 г. переведен в Хатын-Аринский
наслег Намского улуса. За побег вместе с Ф. И. Цобелем в 1891 г., после поимки
и трехмесячного тюремного заключения выслан в Верхоянский округ. Доставлен
вместе с Ф. И. Цобелем в г. Верхоянск 19 июля 1892 г. и водворен в местности
Арылах II Юсальского наслега Верхоянского улуса, откуда в 1894 г. переведен на
жительства в город.
12 Рабинович Самуил Пинхусович, повелением от 11 сентября 1889 г. выслан в
отдаленные местности Якутской области сроком на десять лет. Доставлен в
Верхоянск с добровольно следовавшей за ним женой Фаней 26 марта 1891 г. В
октябре 1894 г. переведен в с. Казачье Усть-Янского улуса для ведения
метеорологических наблюдений. По болезни 1 апреля 1897 г. с женой и двумя
детьми переведен в г. Верхоянск, а в декабре 1897 г. - в г. Якутск. За отказ от
присяги на верность Николаю II срок ссылки увеличен на два года, по 11 сентября
1901 г., с разрешением переехать в Верхоленск Иркутской губернии, куда и отбыл
из Якутска с семьей 1 августа 1899 г.
13 Ядринцев Николай Михайлович (1842-1894 гг.), писатель-публицист,
путешественник и археолог, видный общественный деятель, один из идеологов
сибирского областничества. Член СОИРГО, награжден серебряной медалью ИРГО. В
1882 г. в Санкт-Петербурге основал еженедельную газету «Восточное обозрение»,
издательство которого в 1888 г. перевел в г. Иркутск. Газета закрыта в 1906 г.
Архив газеты «Восточное обозрение» хранится в ГАИО - Ф. 593. 68 ед. хр.
(1867-1906 гг.).
14 Кон Феликс (Александр) Яковлевич (Иванович), ссыльнопоселенец Якутской
области с 8 июня 1891 г. по 19 ноября 1895 г. Причислен к крестьянам села
Доброго Якутского округа 3 сентября 1895 г. и по паспорту выехал в г. Енисейск,
но оставлен на жительство в г. Балаганске Иркутской губернии.
15 Геккер Наум Леонтьевич, ссыльнопоселенец Якутской области с 15 июня 1892
г. по 25 января 1896 г. Причислен к крестьянам села Доброго Якутского округа 26
июля 1895 г. Переехал на жительство в г. Балаганск Иркутской губернии.
16 Ястремский Сергей Васильевич, ссыльнопоселенец Якутской области с 5
августа 1886 г. по 2 июня 1896 г. Причислен к крестьянам села Доброго Якутского
округа 5 ноября 1895 г. Получив разрешение, выехал на жительство в г. Балаганск
Иркутской губернии.
17 Левенталь Лейба Григорьевич, ссыльнопоселенец Якутской области с 15
сентября 1884 г. по 19 июля 1898 г. Освобожден от надзора 14 мая 1897 г. Выехал
в г. Варшаву.
18 Харьковчанами были члены местной народовольческой организации Сергей
Александрович Басов (Басов-Верхоянцев) и Иван Федотович Иваницкий. Повелением
от 21 февраля 1896 г. были высланы в отдаленные места Восточной Сибири: Басов -
на восемь и Иваницкий - на шесть лет. Они доставлены в г. Якутск 7 января 1897
г., прибыли в Верхоянск 27 февраля.
Москвич - руководитель московской
социал-демократической организации Михаил Иванович Бруснев. Повелением от 7
декабря 1894 г. подвергнут тюремному заключению сроком на четыре года, считая с
момента ареста 7 мая 1892 г., затем высылке в Восточную Сибирь сроком на десять
лет. Доставлен в г.Якутск 7 января 1897 г. и отправлен на водворение в г.
Верхоянск, куда и прибыл 21 февраля.
19 Стопани Сергей Антонович, по делу 193 осужден 23 января 1878 г. судом Особого
присутствия Правительствующего сената к лишению всех особенных лично и по
состоянию присвоенных прав и преимуществ и ссылке на житье в Тобольскую
губернию, откуда за отказ дачи показания министром внутренних дел по
согласованию с начальником III отделения назначен в Якутскую область. Доставлен
в Якутск 17 апреля 1880 г. и назначен в г. Верхоянск, куда и прибыл 16 июня.
Умер в г. Верхоянске 20 февраля 1902 г.
/Якутский архив. № 3. Якутск. 2002. С. 73-85./
ИНОРОДЦЫ
ВЕРХОЯНСКАГО ОКРУГА
В прошлый раз, в начале октября, я
поделился с читателями теми злобами дня, которые наводят тоску и уныние на наше
городское население. Я и взялся тогда за перо лишь потому, что факты сообщенные
мною били в глаза, служили неисчерпаемой темой для местных разговоров и
взбудоражили наше застоявшееся болото. Пишущий эти строки сам был охвачен
всеобщей «паникой» и... излил все это в письме в вашу газету. Я в течение
нескольких лет, проведенных мною в здешних палестинах, твердо помнил, что моя
хата с краю, что корреспондент «пописывает, а читатель почитывает»... А теперь
все это из головы вон, и я вновь пишу. Но на этот раз я намерен коснуться того
фундамента, на котором зиждется благосостояние тех лиц, о которых я писал в
прошлый раз. Я разумею инородцев.
В Верхоянском округе имеются 4 улуса и одно
мещанское общество. Улус, прилежащий к самому Верхоянску и носящий его
название, состоит из 14 наслегов с населением в 5572 души (2823 мужского и 2749
женскаго пола). Цифра эта очень близка в истине, как полученная из недавних
опросов самих жителей при составлении списков населенных мест. Первое, что
бросается в глаза, это слабый прирост населения со времени последней переписи,
когда оказалось в улусе 2616 душ мужского пола; население, таким образом,
возросло за 40 лет менее, чем на 8%! В некоторых наслегах оно даже понизилось;
это имело место в Кангалакском, четвертом и втором Юсальских и втором Эгинском.
Это малочисленное население разбросано по огромной территории, занимающей
пространство чуть ли не больше Франции.
Рассмотрим прежде всего платежи, лежащие на
якутах Верхоянского улуса. Все денежные сборы раскладываются между так
называемыми «окладными работниками», значащимися в числе 1271 души. Пишущему не
удалось узнать, когда и кем введена эта единица обложения, почему число
окладных работников не изменяется из года в год... Кроме денежных сборов,
инородцы отбывают массу натуральных повинностей, раскладка которых несколько
иная. Все натуральные сборы раскладываются внутри наслегов на наличное число
состоятельных родовичей, делящихся по числу несомых повинностей на 1-ый, 2-ой и
3-ий классы, причем все лица, не состоящие в каком-либо классе, от платежа
повинностей освобождаются. Таких «классников» во всем улусе в 1895 году
оказалось 263. У меня нет положительных данных, как распределяются по классам
эти 263 человека; но по отдельным наслегам, о коих сведения имеются, отношение
таково:
Судя по ним, я полагаю, что в 1-м классе
наберется во всем улусе около 35 человек, во 11-м — около 75, в ІІІ-м — около 155. Это
подтверждается и тем фактом, что в Ботагайском наслеге количество платимых
сборов на одну душу, состоящую в І-м классе, достигло в 1895 г. 14 р. 60 к., во
II-м — 7 р. 30 к, в III-м —
3 р. 65 к. Перехожу к исчислению самих повинностей, которые разобью па три
рубрики: денежные обязательные, необязательные и натуральные. Обязательные
повинности это те, которые все идут в казну. Они состоят из:
«Необязательные» повинности расходуются
самим инородческим управлением, но раскладка утверждается г. генерал-губернатором.
Они превышают каждогодно более 2000 руб. и состоять из:
А всего денежных расходов, несомых улусом,
6160 р., уплачиваемых вышеупомянутыми 1271 окладным работником, что дает на
душу в год до 5 р. Естественно задаться вопросом, откуда достают инородцы
верхоянского улуса слишком 6000 р. для оплаты всех вышеупомянутых статей? Ведь
никакой промышленности в улусе нет; пушной промысел стал достоянием истории; местное
русское население пускает в инородческую среду очень мало наличных денег, — по
очень снисходительному разсчету, таких денег не наберется и 1000 р. Остается
один источник и, вероятно, главный — это содержание почтовых, станков но Верхоянскому
округу, обходящихся казне свыше 10,000 руб. в год. «Обганивают» станции местные
богатые инородцы, а не сами общества, но часть денег, без сомнения, расходится
в массе. Впрочем, о местной своеобразной «финансовой политике» и ее влиянии на
экономическую жизнь края я поговорю в другой раз. А теперь покончим с улусными
расходами. Мне остается упомянуть еще о натуральных повинностях, наиболее
отзывающихся на благосостояние массы, хотя наименее заметных по способу
взимания. Сюда относятся содержание призреваемых общественников (слепых,
стариков, полоумных и вообще неспособных к труду), расходы на поселенцев,
водворяемых в нашем улусе, содержание (сверхкомплектных сифилитиков в
лечебнице, междудворная гоньба, исправление дорог, гатей и поварен и др. мелкие
повинности (в роде очистки ледников для хранения мертвых тел, подлежащих
медицинскому осмотру и т. п.). Призреваемых в улусе до 1000 душ; полагая на
каждую расходу до 25 р. в год, получим солидную сумму в 25,000 р. Число
поселенцев доходит до 25 человек, обходятся они не менее 1500 р. Подводная
повинность в 95-м году, не считая перевозки арестантов, взяла 301 коня, каждый
из которых прошел не менее 100 вер., что в переводе на деньги дает около 900 р.
Дорожная повинность поглощает до 500 рабочих дней и, кроме того, частью
отдается еще с подряда, что по минимальному расчету дает расходу до 250 р.
Содержание сверхкомплектных сифилитиков обходится до 400 р. Таким образом,
натуральные повинности, в переводе на деньги, ведут к изъятию из общественного
хозяйства свыше 28,000 р., или, в переводе на главное богатство края, — до 700
штук конного скота или 1400 штук рогатого скота. Этот последний расход весь
лежит на плечах так называемых «классников», т. е его несут 263 человека. Не
удивительно ли после этого, что более или менее состоятельный якут старается
всеми правдами и неправдами уйти от этих расходов, переписавшись, напр., в мещане,
купцы и т. п. Эти случаи в последнее время столь учащаются, что то и дело
слышишь про подобные уходы из своей среды.
Читатель ждет, без сомнения, от меня теперь
статистики дохода местного населения. К сожалению, данные, имеющиеся у меня под
руками, не заслуживают особенного доверия. Тем не менее и эти цифры несколько
характеризуют положение края, а потому я их сообщу. По данным 1895 г.
инородцами Верхоянского улуса добыто мамонтовой кости и пушнины на сумму 1618
р. 50 к.; продано на сторону мяса, рыбы, масла, сена на сумму 17,840 р. Если
предположить, что все это обращено в наличные деньги и если прибавить сюда и те
10,000 р., которые получаются местными воротилами из казны за содержание
почтовых станков, то у нас доход улуса может быть исчислен в 30,000 р. На самом
деле доход улуса не достигает и такой суммы, потому что в наши цифры, без сомнения,
входит частью и основной капитал, частью же кое-что засчитано два раза: ямщики,
напр., получая содержание из 10,000 станционных денег, являются потребителями
покупного мяса... Эти имеющиеся у нас 30,000 р. должны быть распределены между
денежными повинностями и рассчетами с купцами за покупку чая, табаку, дабы,
ситцу, платков, посуды и топоров... Для купцов, таким образом, остается около
24,000 рублей.
Так как в улусе числится 885
самостоятельных хозяйств, то, полагая на хозяйство в год:
Как видит читатель, я клал минимальное
количество каждого продукта, цены я считал городские, совершенно отбросил
расход на покупку, время от времени, топоров, котлов, плату за требы и т. п.
Тем не менее, у улуса оказался дефицит ежегодный в 41,000 р. — 24,000 р. — 17,000
р. А это значит, что в руки местных купцов ежегодно обязательно переходит как
доплата к полученным мамонтовой кости, пушнине, рыбе и на личным деньгам, не
менее 450 штук конного или 900 — рогатого скота. В действительности, ежегодное
уменьшение скота, этого основного богатства края, и переход его в руки торгашей
далеко превышает указанные мною размеры... Мне могут возразить, что на непроверенных
данных расчет мой не верен. Но я и не настаиваю на верности абсолютных цифр.
Если доход и показан меньше действительных поступлений, то зато расходы мною
уменьшены до minimum’а. Что в общем мои расчеты близки к действительности,
показывает бюджет одной средней зажиточности семьи. Перед вами семья якута
Степана Рожина, проживающего во 2-м Эгинском наслеге, в 200 верстах от города.
Семья состоит из самого Рожина, которому теперь 53 года, его жены, 43 лет, 4
сыновей (23, 16, 10 и 7 лет) и 4 дочерей (15, 13, 14 и 1 года). В хозяйстве,
таким образом, 3 взрослых работника и 2 работницы. Занятие обычное: летом косьба
сена и рыболовство, зимой звериный промысел. У Рожина в настоящее время 5
коров, 2 теленка, 1 конь, 2 кобылы и 1 жеребенок. На пищу каждогодно убивают 1
корову и 1 кобылу (мясная нища не чаще 1-2 раз в неделю); молочная пища — круглый
год; рыбы промышляют до 15 пуд., из коих 10 пуд. идут на собственное
потребление (от августа до ноября). Вот бюджет последнего года. Продано Рожиным
купцу:
Перерасходовано 54 р. 10 к. Неудивительно,
что Рожин задолжал купцу до 200 р. и что в этом году ему опять предстоит
расплачиваться скотом, которого, как мы видели, и так очень немного. Да не
подумает читатель, что я взял завалящую семью; нет! Рожин числится не только
среди окладных работников (несет 15 р. податей), но даже состоит во втором классе
и содержит на свой счет двух «кумаланов» (слепую и больную женщ.), хотя одной
ногой сам близок к разорению. В моей записной книжке я наталкиваюсь на бюджет
другой семьи, не столь многочисленной и не курящей, — семьи инородца Петра
Бурцева, состоящей из него самого, его жены, дочери и женатого сына с 2-мя
малолетними детьми. Эта семья принадлежит более богатому скотом наслегу (1-му
Эгинскому), а потому я встречаю здесь 16 штук рогатого и 7 штук конного скота.
Вот его бюджет:
Опять дефицит в 31 р. 50 к., который
предстоит покрыть изъятием из хозяйства одной-двух штук скота. Как видит
читатель из этих двух примеров, выхваченных из самой наидействительнейшей действительности.
— Цифры, полученные нами выше, близки к истине. Мне остается предоставить
самому читателю судить об экономической состоятельности такого населения, у
которого из года в год бюджет оканчивается дефицитом, превышающим каждый раз
весь его доход.
Я не касаюсь вопроса, насколько население
нашего улуса сносно питается, хватило ли, напр., вышеупомянутому Рожину на
целый год мяса от двух скотин, явились ли эти две скотины приплодом от
имеющегося у него скота, или же они отчасти уменьшили и самое количество
основного, если можно так выразиться, капитала. Подобного рода задачи, хотя и
поддаются учету, но я и так, кажется, слишком нагромоздил «цифири» в своей
заметке и боюсь утомить читателя, а потому разрешим их когда-нибудь в другой
раз.
Полагая, что неудовлетворительное
существование нашего улуса несколько выяснилось перед читателем (пусть он
вспомнит хоть тот факт, что больше ⅙ населения — 1005 душ — содержится на общественный
счет!), и перейду к тем «злобам дня», которые волнуют в последнее время наших
инородцев. Эти «злобы дня» станут понятны лишь при памятовании всего
вышеизложенного и сами в свою очередь бросят свет на хронический кризис,
переживаемый хозяйством Верхоянского улуса.
В виду отсутствия каких-либо заработков в
улусе, здесь принято содержать на общественный счет всякого поселенного в наших
местах уголовного ссыльного. Чтобы дать понятие о том, что такое
ссыльно-поселенец для якутов, приведу бюджет одного из них во втором Юсальском
наслеге: 10-дневная порція его — 1 пуд мяса, ¼ кирпича чая, 10 ф. молока, что в
переводе на деньги в год дает расходу не менее 100 р. Таких поселенцев в улусе
до І5 человек. Надо иметь в виду, что они убеждены, что их обязаны кормить, что
об этом будто бы существует «бумага» от высшего начальства...
Если к этому прибавить, что сюда попадает
самый отчаянный отброс арестантской среды, несколько раз побывавший на каторге,
несколько раз судившийся за побеги, то понятны станут факты подобного рода. Вот
перед вами бродяга Ицко Непомнящий, заявляющий, что «его сердце не принимает
иной пищи, кроме мясной». Какой-то черкес режет самовольно 10 телят в одну
весну, потому что молочной пищей питаться он не привык: «он не теленок».
Поселенец Власов ломает амбары и берет оттуда все, что ему вздумается.
Четвертый не ограничивается этим, а требует, чтоб ему наслег представил
инородку в жены. Факты, приведенные мною, выхвачены из последнего времени.
Неудивительно поэтому, что в течение последних 10 лет наш улус не перестает
составлять приговоры и хлопотать о прекращении ссылки в наши места; не проходит
ни одного собрания наслежного или улусного, когда бы не был поднят этот вопрос,
когда бы не сообщались еще и еще факты омерзительного поведения поселенцев.
Положение последних, без сомнения, тяжелое. Незнание языка, суровый климат,
отсутствие заработков, непривычка к якутскому образу жизни ставят поселенца, озлобленного
еще до прихода к нам, с самого начала во враждебные отношения к местному
населению. Но если понятно поведение ссыльного, то от этого якутам не легче.
Да, давно пора прекратить ссылку в наши места. Большое материальное облегчение
и нравственное удовлетворение получат якуты нашего улуса, если их хлопоты
увенчаются успехом.
Вторым вопросом, над которым уж несколько
лет задумываются инородцы является местная церковно-приходская школа. До 1892
г. в Верхоянске числилось 2 школы: одна — министерства народного просвещения —
существовала в действительности, другая — церковно-приходская значилась только
на бумаге. В виду угнетенного экономического положения края инородцы
ходатайствовали о закрытии первой, что и было разрешено главным инспектором
училищ Восточной Сибири, предписанием от 14 ноября 1891 г. за № 1571, причем
все имущество и капитал министерской школы перешли в ведение епархиального
ведомства. Расходы на школу, которые нес улус, сводились к содержанию 7 мальчиков-школьников,
на что ассигнуется сумма в 490 р. 47 ½ к., и к 20 копеечному сбору с каждого
окладного работника на школьные средства, — сбору дававшему 254 р. 20 к. С
разрешения местной полиции, по закрытии министерской школы инородцы постановили
впредь ограничиться взносом одних 490 р на содержание школьников. Этот отказ
якутов вносить 254 р. 20 к. в пользу школы встретил противодействие со стороны
духовенства, которое, в лице преосвященного Мелетия, просило весною 1893 года
г. начальника края отменить постановление инородцев, Г. губернатор удовлетворил
просьбу епархиального начальства и предписал немедленно восстановить сбор в
пользу школы. С тех пор прошло слишком 3 года. В четырех приговорах,
составленных по этому поводу, они указывают, что, во-первых, жертвуя каждогодно
по 254 р. 20 к., они отнюдь не постановляли сбор этот взимать вечно и что,
во-вторых, экономическое положение края таково, что не только не допускает
излишних расходов, но требует сокращения последних. В настоящее время дело об
этом находится на рассмотрении г. генерал-губернатора. Человеку, мало знакомому
с делами и делишками на далеких окраинах, может показаться странным трехлетнее
мытарство по вопросу, по которому существуете прямое разъяснение сената (см.
между прочим, указ сената в № 24 за 95 г. «Якут. Област. Вѣд.»), где прямо сказано,
что сельское общество имеетъ право прекращать назначенный сбор на содержание
школ!
Формально они, инородцы, правы, скажет иной
любитель просвещения, но ведь и без школы нельзя... Не смею спорить против
азбучных истин: «наука юношей питает и т. д.», но голодное брюхо к учению
глухо, что лишний раз подтвердилось историей местного школьного дела: за 20 лет
здешняя школа не дала ни одного мало-мальски грамотного инородца. Все письмоводство
улуса и вообще здешних мест в руках пришлого элемента — безграмотных мещан и
выгнанных со службы дьячков и канцелярских писцов... В другой раз я вам сообщу
образчики здешнего письмоводства, а на этот раз моя корреспонденция и так
слишком разрослась. Мы тогда займемся вообще «веселыми» вещами, как-то:
разрешением финансовой загадки, о которой я говорил в начале письма, способами
искоренения сифилиса, формами насаждения христианских истин, а кстати расскажу
тогда, как мы производили перепись, которая началась у нас с середины ноября.
Рrіmus
Верхоянск, 1 декабря.
/Сибирскій
Сборникъ. Приложеніе къ «Восточному Обозрѣнію» на 1897 годъ. Год XII. Выпускъ
I-й и II-й, подъ редакціею И. И. Попова. Иркутскъ. 1897. С. 80-87./
[C. 146.]
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz