Е. А. Крейнович
ОБ ИЗУЧЕНИИ ЮКАГИРСКОГО ЯЗЫКА*
[*Вопросы, затронутые в этой заметке, более подробно
излагаются в нашей работе
«Юкагирский язык», публикуемой Издательством
Академии наук СССР.]
Юкагиры обитают на крайнем северо-востоке
Азии в низовьях р. Колымы и в тундре в районе р. Алазеи. Юкагирский язык
разделяется на два диалекта — колымский и тундренный. Колымский диалект (и
частично — тундренный) изучал еще в конце прошлого столетия В. И. Иохельсон,
внесший своими трудами огромный вклад в дело этнографического и лингвистического
изучения юкагиров [См. В. И. Иохельсон, Образцы
материалов по изучению юкагирского языка и фольклора, собранных в Якутской
экспедиции, «Изв. Имп. Акад. наук», т IX, № 2, СПб., 1898; его же, Материалы по
изучению юкагирского языка и фольклора, собранные в Колымском округе, ч. I —
Образцы народной словесности юкагиров, СПб., 1900; W. Iochelson, Essay on the grammar of the Youkaghir language, «Annals of the New York Academy of sciences», XVI, 2, New York., 1905.]. На основании материалов, собранных В. И.
Иохельсоном, Б. Коллиндер установил основные фонетические соответствия между
колымским и тундренным диалектами [В. Соl1inder. Jukagirisch und Uralisch
(«Uppsala Universitcts Årsskrift», 1940, 8 — «Recueil de travaux publié par l’Université
d’Uppsala»), Uppsala-Leipzig. 1940, стр. 89-93.]. Тундренный диалект стал предметом обстоятельного изучения после Великой
Октябрьской революции. Материалы, вновь собранные по этому диалекту, позволили
углубить познания в области морфологии, а также расширить проблематику
сравнительно-исторического исследования юкагирского языка. Ниже отмечаются
некоторые своеобразные особенности юкагирского языка, выявившиеся в процессе
его новейшего исследования.
Одной из сложных проблем истории
юкагирского языка является проблема глагольности и предикативности. В
юкагирском языке отсутствуют вспомогательные глаголы «быть», «стать», «иметь»,
которые в русском и в западноевропейских языках участвуют в образовании именных
составных сказуемых. Роль вспомогательных глаголов здесь выполняют суффиксы -ҥо-, передающий значение
«быть», ҥола — «стать», -н’э- —
«иметь», при этом пока нет никаких оснований утверждать, что данные суффиксы по
своему происхождению восходят к вспомогательным глаголам. От имен
существительных посредством указанных суффиксов образуются новые основы,
например: амаҥо-«быть отцом», амаҥола-«стать отцом», аман’э-«иметь отца». Эти основы нельзя отождествлять с
предикативными формами имен типа амал’эҥ (тэн, амал’эн «это
отец»), лишенными способности спрягаться. Что касается вышеуказанных основ, то
они спрягаются и их следует относить к разряду глаголов. Вследствие этого в
непереходном глаголе юкагирского языка приходится выделять следующие разряды: собственно
непереходный глагол, предметный непереходный глагол, качественный непереходный
глагол и количественный непереходный глагол.
Между частями речи в юкагирском языке
устанавливаются иные соотношения, чем, например, в русском языке. Так,
прилагательные и числительные в русском языке относятся к именам, а в
юкагирском они тяготеют к глаголу, что можно видеть из нижеприводимой парадигмы
их спряжения:
В юкагирском языке имеются и именные формы
обозначений действий, качеств и количеств, однако они образуются от
соответствующих глагольно-предикативных основ посредством суффикса л,
например: qудуол «лежание», т’амол «большой», мōрqол «один».
Другой своеобразной особенностью
юкагирского языка, выявившейся в процессе его новейшего исследования, является
система морфологического выражения логического ударения. В именах
существительных сущность этой системы выражается в том, что к подлежащему и
прямому дополнению, если на них сосредоточивается логическое ударение,
присоединяются предикативные показатели л’эҥ и к. Глагольное
сказуемое изменяет при этом свою форму. Примеры: ил’эҥ «олень» — тэн
ил’эл’эҥ «это олень» — тэн амат’эдил’эк «это хороший олень»; ил’эҥ
мэкот’эгэj «олень убежáл» — ил’эл’эҥ кот’эгэл «олéнь убежал» — амат’эдил’эк
кот’эгэл «хорóший олéнь
убежал»; мэт ил’эҥ мэпун’иҥ «я оленя уби́л» — мэт ил’эл’эҥ пун’мэн «я олéня убил» — мэт
амат’эдил’эк пун’мэҥ «я хорóшего олéня убил».
В области словоизменения имен
существительных примечательно отсутствие винительного падежа. Значение
последнего выражается морфологическими средствами других падежей — основного,
местного, отложительного и родительного. Показатель творительного падежа, как
это установлено при исследовании, развился в юкагирском языке из основы, не
имеющей ничего общего со значением орудийности. Выявилось своеобразное развитие
функций показателей местного падежа. Местным падежом имени существительного
выражаются главным образом значения места и времени. Местным же падежом имени
действия передаются значения обстоятельственно-временного деепричастия и
условного наклонения. В колымском диалекте эти значения выражаются различными
фонетическими вариантами показателя местного падежа, которые используются также
для обозначения лица, совершающего действие, выраженное деепричастием или
формой наклонения; ср.:
При изучении функции местного падежа имени
действия, таким образом, создается впечатление, что этот падеж отделился от
системы склонения имен и перешел в область глагола.
Не останавливаясь на других интересных
вопросах морфологии юкагирского языка, отметим некоторые данные, полученные
путем сравнительно-исторического исследования этого языка.
Сравнительно-историческое изучение юкагирского языка позволяет обнаружить
элементы, связывающие его с языками народов, живущих или живших значительно
южнее юкагиров. Отметим некоторые из этих элементов: юкагирское название лука эjэ
(кол. д-т) можно сопоставлять в ойротском (алтайском) языке с (аjа)
«лук»; юкагирское вопросительное местоимение нэмэҥ «что» сопоставляется
в ойротском языке с местоимением нэ, нэмэ «что»; юкагирские
вопросительные местоимения, образованные при помощи вопросительной основы qа,
имеют структуру, общую с соответствующими тюркско-монгольскими местоимениями. В
качестве примера связей юкагирского языка с монгольскими языками можно указать
на близость корней качественных глаголов юкагирского языка с некоторыми именами
существительными и именами качеств в монгольском языке:
1 В юкагирских словах корень от суффикса отделен нами знаком дефиса.
2 Ср. также юкагирское сложное слово самqарал «доска» (буквально: «широкое
дерево») и монг. самбар «доска».
*
Примечательна также материальная и
функциональная близость показателя л, посредством которого в юкагирском
языке от глаголов образуются имена, и аналогичного показателя в монгольском
языке. Можно было бы предположить, что тюркские и монгольские элементы проникли
в юкагирский язык из языка якутского. Однако из якутского языка могут быть
объяснены только некоторые, но не все эти элементы.
Убедительным свидетельством того, что
юкагиры некогда действительно жили южнее их современной территории, служат
юкагирско-коттские языковые связи. Приведем один наиболее интересный пример,
подтверждающий наличие этих связей. В юкагирском языке значение «хороший»
выражается корнем ама, а в коттском языке — һамâ [См. М. А. Саstrén, Versuch einer jenissei-ostjakischen und kottischen Sprachlehre nebst Wörterverzeichnissen aus den genannten Sprachen, St. Petersburg, 1858,
стр. 141.]. Спрягаются эти корни
следующим образом:
Вряд ли можно сомневаться в возможности
сопоставления юкагирского суффикса т’эҥ с коттским таҥ. При
присоединении к корню ама в юкагирском языке показателя будущего времени
тэ суффикс т’эн заменяется суффиксом jэҥ.
То же самое наблюдается и в коттском языке [А.
Кастрен пытался объяснить компонент -д’эjаҥс в һамâg’эjаҥ «я буду хороший» из коттского
глагола д’ауjаҥ’ «сидеть», «жить» (указ, соч., стр.
140), что вряд ля можно признать правильным.].
Коттский язык значительно отличается от
языка юкагирского. Однако наличие подобного рода материальных и структурных
совпадении между юкагирским и коттским языками свидетельствует о том, что
юкагиры и котты некогда жили в теснейшем контакте. В тесном контакте с
юкагирами и, по-видимому, с коттами жили некогда и самодийские народности [Котты еще в прошлом столетии жили в тесной связи с
камасинцами, язык которых относится к самодийским языкам.]. Интересна
общность обозначения качества «хороший» в языках этих народов:
Между юкагирским и самодийскими языками отмечаются
очень тесные языковые связи. Сопоставим суффиксы пространственных падежей в
юкагирском и самодийском языках:
Это сопоставление позволяет утверждать, что
перечисленные суффиксы имели единую историю.
К. Боуда, Б. Коллиндер и И. Ангере считают,
что юкагиры имеют древние генетические связи с уральскими народами [См.: К. Воudа, Die
finnisch-ugrisch-samojedische Schicht des Jukagirischen, «Ungarische
Jahrbücher», Bd. XX, H. 1-2, Berlin, 1940; В. Со11inder, указ, соч.; J. Angere,
Die uralo-jukagirische Frage, Uppsala, 1956.]. Б. Коллиндер полагает, что
юкагиры могли представлять собой первую волну уральских народов, которая
перешла через Урал и дошла до северо-востока Азии. Между тем юкагирско-коттские
языковые связи свидетельствуют о том, что юкагиры продвигались на северо-восток
Азии из районов, близких к саяно-алтайскому нагорью. Уральские же элементы в
юкагирском языке не являются специфически уральскими, так как они могут быть
объяснены и из языков алтайских.
Дальнейшее успешное сравнительно-историческое
исследование юкагирского языка зависит от исчерпывающего изучения диалектов
этого языка, которое является делом неотложной научной важности.
СПРАВКА
КРЕЙНОВИЧ Ерухим (Ерохим, Евгений, Юрий)
Абрамович [12 (25). 4. 1906, г. Невель Витебской губ. - 20.3.1985, Ленинград],
рос. лингвист, этнограф. Из семьи евр. торговца. Окончил этнографич. отделение
географического факультета ЛГУ (1926), ученик Л. Я. Штернберга. В 1926-28 на
Сахалине, уполномоченный по туземным делам при Сахалинском окрревкоме,
преподавал в нац. гилякских (нивхских) школах. В 1928-31 в аспирантуре кафедры
этнографии географич. ф-та ЛГУ, преподавал нивхский яз. в Ин-те народов Севера.
В 1929-31 науч. сотрудник Музея антропологии и этнографии. Исследовал
верования, обряды и мифологию нивхов. В 1931 совершил экспедицию на нижний
Амур. В 1931-37 в Н.-и. ассоциации при Ин-те народов Севера, работал над
созданием письменности на нивхском яз. В 1937 арестован по обвинению в участии
в шпионско-террористич. организации (по этому же делу проходил Я. П. Кошкин):
осуждён Воен. трибуналом Ленингр. ВО на 10 лет исправительно-трудовых работ.
При содействии И. И. Мещанинова в лагере на Колыме получил возможность изучать
юкагирский, корякский и эвенский языки. После освобождения (1947) жил в Луге. В
февр. 1948 защитил кандидатскую диссертацию о юкагирском яз. В 1948 повторно
арестован и сослан на поселение на север Красноярского края, где работал
фельдшером и акушером, собирал материалы по кетскому яз. Освобождён в 1954,
реабилитирован в 1955. С 1956 работал в секторе палеоазиатских языков Ленингр.
отделения Ин-та языкознания АН СССР. Автор классич. исследований народов Сибири
и Дальнего Востока. В 1971 защитил докторскую диссертацию о глаголе в кетском
яз. Специалист по языку и этнографии нивхов, юкагирскому и кетскому языкам;
изучал чукотско-камчатские и чукотско-юкагирские связи,
нивхо-тунгусо-маньчжурские параллели. Создатель проекта единой фонетич.
транскрипции для палеоазиатских яз. Чл. Вост. комиссии Географич. общества.
А. М. Решетов.
А. М. Решетов.
/Большая российская энциклопедия. Т. 15. Москва.
2010. С. 675./
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz