ЎЎЎ 1. Кэскілена Байтунова-Ігідэй. Эдуард Пякарскі складальнік слоўніка якуцкай мовы. Ч. 1. Койданава. "Кальвіна". 2013.

 

    Напрыканцы кастрычніку 1858 года ў “Мэтрычнай кнізе № 468 аб тых, хто нарадзіўся, шлюбам пабраўся і памёршых Менскай дыяцэзіі Ігуменскага дэканату за 1858 год” быў зроблены наступны запіс: “Тысяча васемсот пяцьдзесят восьмага года кастрычніка дваццаць восьмага дня ў Сьмілавіцкім парафіяльным рымска-каталіцкім касьцёле ахрышчанае немаўля па імю Эдуард прападобным айцом Францыскам Данброўскім вікарыем гэтага касьцёлу з захаваньнем усіх абрадаў таінству. Высакародных Карла і Тэрэзы, народжанай Дамашэвічаўны, Пякарскіх, законных бацькоў сын, народжаны трынаццатага чысла гэтага месяца вечарам у гэтай р/к парафіі ў мызе Пятровічах. Хроснымі былі шляхціцы Іван Ржавускі з дзяўчынаю Монікай Ржавускаю.” /НГАБ. Ф. 1234. Воп. 1. Сп. 4. Арк. 20 (адв)./

 

 

 

 

    Вёска Пятровічы у якой тады было каля трыццаці хат, і фальварак з такой жа назвай, знаходзіліся непадалёк ад мястэчка Сьмілавічы Ігуменскага павету Менскай губэрні Расійскай імпэрыі /цяпер вёска Пятровічы, цэнтар Пятровіцкага сельсавету Смалявіцкага раёну і саўгасу “Пятровічы” Менскай вобласьці Рэспублікі Беларусь/, на беразе рачулкі Волма і належалі магнатам Вітгенштэйнам. У сярэдзіне ХІХ стагодзьдзя чарговым арандатарам фальварку Пятровічы ў князёў Вітгенштэйнаў быў дробны шляхціц, каталіцкага веравызнаньня, Карл /Караль/ Іванавіч /Янавіч/ Пякарскі.

    “Вёска Пятровічы разьмешчаная прыкладна за 25 км ад Мінска на рацэ Волма. Працягласьць вёскі амаль 1,5 км, разьдзеленая ракой на дзьве часткі: на адным беразе Пятровічы, на другім - Зарэчча. Для большасьці жыхароў і прыежджых дзьве гэтыя часткі лічацца як адна вёска. Зарэчча зьявілася на пачатку XX ст. Раней там знаходзіўся хутар Пякарскіх. Паэт-перакладчык, ураджэнец Пятровічаў Язэп Семяжон пісаў: “Мне памятаецца, нашы дзяды і бацькі па мясцоваму называлі Дворным полем. Месца, дзе ў той далёкі час стаяў фальварковы двор Караля Пякарскага (так звалі мясцовыя сяляне бацьку вучонага). Я гэта памятаю па ўспамінах майго бацькі, які, будучы яшчэ хлапчуком, часта хадзіў на заработкі ў гэты двор”. У біяграфіі дасьледчыка Э. Пякарскага значыцца, што ён нарадзіўся менавіта ў Пятровічах. Пасьля Кастрычніцкай рэвалюцыі гэтая палова пачала актыўна засяляцца жыхарамі з Пятровічаў і суседніх вёсак. А ў 1970-1980 гг. сюды перанесьлі ўсе адміністрацыйныя і культурныя аб’екты, пачалося будаўніцтва шматпавярховых дамоў. І на картах Смалявіцкага БТІ Зарэчча стала значыцца асобным населеным пунктам. У мэтрычных запісах многіх пазначана, што нарадзіліся ў в. Зарэчча. Сёньня ж на многіх картах яна падаецца як Пятровічы”. /Апацкая Т., Латушка В., Процька А.  Знаёмства з Пятровіцкай зямлёй. // Краязнаўчая газета. Мінск. № 12. Сакавік 2019. С. 4./

    У літаратуры існуе думка, што згаданыя Пякарскія адносіліся ды “старадаўняга і даволі вядомага шляхоцкага роду. Яшчэ ў XVI стагодзьдзі нехта, Станіслаў Роліч-Пякарскі, прыбыў з нізоўяў р. Віслы ў Брэст і атрымаў ад Вялікага князя Літоўскага Жыгімонта II Аўгуста маёнтак Трышына (у наш час Трышына ўвайшло ў межы места Брэста, аднак сьлед ад яго застаўся ў назьве Трышынскіх могілак). З часам гэты род увайшоў у гісторыю славянскіх народаў. Адзін з Пякарскіх, Міхал, быў у 1620 годзе пакараны за спробу замаху на польскага караля Жыгімонта (Сігізмунда) III. Пётар Пякарскі стаў акадэмікам, вядомым дасьледнікам рускай культуры. Але паступова ганарлівы шляхоцкі род зьбяднеў, і, калі нарадзіўся Эдуард, у Карла Іванавіча, нягледзячы на яго 33-летні ўзрост не было, як кажуць, ні хаты ні лапаты”. Але гэта пэўна домыслы “навукоўцаў”, бо шматлікія Пякарскія, як і Івановы, ня могуць паходзіць ад аднаго чалавека (як і мы ўсе ад Адама ды Евы) і гэтыя пятровіцкія Пякарскія (ад якогасьці пекара) спрадвечна былі дробнай мясцовай шляхтай.

    “Згодна гісторыку В. Грыцкевічу, Эдуард Пякарскі, хлопчык з яўрэйскай сям’і, рана застаўся без маці, і жыў то ў цёткі ў Менску, то ў дваюраднага брата на Палесьсі, а то й увогуле па чужых людзях” /Мешчаракова В.  Ревалюцыянер і навуковец. // Літаратура і Мастацтва. Мінск. 4 лютага 2005. С. 15./ Адзначым што такое сьцьвярджэньне ў Грыцкевіча адсутнічае, але супрацоўнік Якуцкага Нацыянальнага Архіва Пётар Каракін неяк распавядаў, што калі да іх у архіў прыехалі дасьледчыкі з Польшчы то ён ім прапанваў прагледзіць справы аб Пякарскім, то яны, нібыта, адказалі: “нам гэты жыд не патрэбны”. Магчыма Пякарскія усё ж былі габрэйскага паходжаньня, якія прынялі каталіцтва ды займаліся арандатарствам...

   Па сьведчаньню В. Грыцкевіча, які пэўна начытаўся Ўладзімера Караткевіча пра дзядзькаваньне “Карл Пякарскі, страціўшы жонку, аддаў сына-першынца на выхаваньне ў сям’ю беларускага селяніна” /Грыцкевіч В. П.  Эдуард Пякарскі. Біяграфічны нарыс. Мінск. 1989. С. 7./, але неўзабаве малога ўзяла да сябе ягоная родная цётка, якая жыла ў Менску, у невялічкім дамку, на прыбыткі ад гароду ды саду, а склеп здавала на пастой салдатам.

   Неўзабаве ягоны бацька Караль Пякарскі, ужо жыхар Мазырскага павету Менскай губэрні, пабраўся 2-м шлюбам з Ганнай Язэпаўнай і на сьвет ад гэтага шлюбу з’явіліся: Марыля (1870 г. н., якая памерла ў дзяцінстве), Агафія (1874 г. н., якая памерла ў дзяцінстве), Антося (1879 /1880/ г. н.), Ёсіп (1884 г. н.), Аляксандар (1887 г. н., які памёр у маленстве) ды Аляксандра (1888 г. н.).

    Калі Эдуард падрос, яго аддалі вучыцца ў мужчынскую гімназію, якая знаходзілася ў Мазыры, павятовым месьце Менскай губэрні, што на рацэ Прыпяць /Цяпер раённы горад Гомельскай вобласьці/. Гімназія была утворана 7 кастрычніка 1859 г. у былым доме мазырскага шляхціца Фэлікса Каневіча, канфіскаванага з-за ягонага ўдзелу ў паўстаньні 1830-1831 гг.

 

 

                                                                          УЧАЩИЕСЯ.

    На основании цифровых данных о числе бывших в разные годы учеников, Мозырскую гимназию, а за тем и прогимназию нельзя назвать многолюдными вообще, но если обратить внимание на то обстоятельство, что в период существования гимназии и в других не только провинциальных, но и губернских гимназиях было не особенно много учеников, то Мозырскую гимназию можно назвать многолюдною, чего нельзя сказать относительно прогимназии. В первый год существования гимназии, в составе трех классов, было 64 ученика:

 

 

    В следующем 1860/61 учебном году, по открытии IV-VI классов, было — 143, по открытии VII кл. в 1861/62 г. — 176 учеников, которые так распределялись по классам:

 

 

    В последующие годы, за исключением 1864 года, число учеников постепенно возрастает; в 1870 г. достигает 190, в 1871 г. — 192, в 1872 — 209 и, наконец, в последний год существования гимназии, в 1873 г., — 227. В первый год существования четырехклассной прогимназии, в 1874 году, учеников было — 144, и в следующем, по преобразовании ее в шестиклассную и по открытии V класса, — всего 112 учеников; за тем возрастая и подвергаясь иные годы незначительным колебаниям то в ту, то в другую сторону, число это достигает своего максимума в следующие годы; в 1880 г. — 194, в 1882 и в 1883 г. — 204, в 1884 г. — 206. С 1884 года это число постепенно уменьшается до 1890 года, когда было только 106 учеников. После 1890 года с незначительными колебаниями заметно повышение числа учащихся до последнего 1909 года, к 1 января которого в прогимназии было — 168 учеников. В период существования гимназии число учащихся за исключением года польского мятежа, постепенно возрастало; в период существования прогимназии число это подвергалось колебаниям: то увеличивалось, то уменьшалось, иной раз весьма резко, значительно, что обусловливалось разными причинами. Особенно бросается в глаза понижение числа учеников в 1875 году, когда открылся V класс преобразованной четырехклассной прогимназии в шестиклассную. При таких обстоятельствах, казалось, можно было бы ожидать прироста учащихся, а не сокращения (на 32 ученика по сравнению с предыдущим годом). Из дальнейшего изложения жизни учебного заведения мы увидим, что это был тяжелый период, период перелома, когда лицо, поставленное во главе учебного заведения, решило изменить течение жизни последнего и путем строгого применения действовавших в то время законоположений, устава и правил ввести новые порядки, новые требования. Более серьезные, чем в предшествовавшие годы, требования при приемных и переводных, экзаменах, строгое соблюдение правил при приеме учеников относительно установленных норм возраста, представления документов и т. д., не могло не отразиться на числе учеников: одни из воспитанников были уволены, другие должны были выбыть, многие мальчики лишены были возможности поступить в прогимназию. Из 30 мальчиков, экзаменовавшихся в августе 1873 года, принято только 12, остальные оказались недостаточно подготовленными и поэтому по знаниям не могли быть принятыми в те классы, в которые подготовлялись, а по возрасту не могли быть принятыми в низшие. До какой крайности доходило применение правил, можно судить по следующему факту, относящемуся к 1874 году: в заседании 15 июня педагогический совет, по предложению директора, постановил исключить из прогимназии 22 ученика разных классов, возраст которых по произведенной проверке оказался выше установленной нормы для соответствующих классов. Постановление это было объявлено, ученики исключены, но к началу нового 1874/5 учебного года, по распоряжению Управления Округа, вновь приняты. Постепенное понижение числа учеников с 1883 года по 1900 явилось главным образом результатом применения распоряжений Министерства Народного Просвещения от 20 ноября 1882 года и 18 июня 1887 года. Особенно большое влияние в этом отношении оказало последнее распоряжение, ограничившее прием евреев процентной нормой: в 1887 году было 183 ученика, в 1888 г. — 154, следовательно число учеников сразу сократилось на 29, т. е. на 16%.

    Если обратить внимание на состав учившихся по вероисповеданиям, то в этом отношении за время существования гимназии произошло большое изменение:

 

 

    Как видно из приведенных цифровых данных, в течение первых пяти лет по открытии гимназии в числе учившихся преобладали римско-католики, составлявшие 55% — 86% по отношению к общему числу учившихся; со времени же польского восстания 1863 года происходит резкое изменение: православные, составлявшие до этого 14% — 24%, к 1-го января. 1865 года являются уже преобладающим элементом (55%). В последующие годы процентное отношение православных поднималось до 59. Католики-поляки в училищах до учреждения гимназии всегда составляли значительно преобладающее большинство, так, например, по имеющимся данным, начиная с 1807 года до 1859 года число, православных в среднем не превышало 10% всех учащихся. По преобразовании гимназии в прогимназию, процентное отношение православных никогда не было ниже 50%, а с 1900 года стало подниматься; к 1 января 1900 г. оно было равно — 57, 1901 г. — 59, 1902 г. — 65, 1903 г. — 68 и, незначительно изменяясь в ту или иную стороны, в последующие годы процент православных к 1 января 1909 года был равен 58. С 1865 года стал возрастать и процент учившихся евреев, которых в первые 2 года существования гимназии вовсе не было, за тем они не превышали 4% (к 1 января 1865 года) и, постепенно поднимаясь, процент евреев к 1 янв. 1873 года был равен 15. В первый год существования прогимназии процент этот равен. 9 и, постепенно и беспрерывно возвышаясь, достигает наибольшей высоты к 1 января 1881 года (26%), за тем понижаясь, он в 1889 году равен 10 и почти без повышения остается в таком размере до 1904 года, с которого вновь повышается и к 1 января 1909 года равняется 19,64.

    Пока чиновниками в крае были почти исключительно поляки, пока крупное землевладение в уезде находилось в руках последних, в гимназии численно преобладали католики, но после того как, по усмирении, мятежа 1863 года, все административные должности перешли к русским, и были приняты меры к водворению в крае крупного русского землевладения, естественно, численный перевес в гимназии перешел к православным. Увеличению числа православных учащихся в большой степени способствовало состоявшееся 10 сентября 1864 года постановление педагогического совета о приеме без экзамена в соответствующие классы гимназии сыновей лиц духовного звания по свидетельствам духовных училищ, с предоставлением им права экзаменоваться по новым языкам, которым не обучались в духовных училищах, тогда, когда они успеют по ним подготовиться. О таком постановлении совета, с разрешения Минского епископа, было объявлено чрез о.о. благочинных духовенству Мозырского и смежных уездов. До объявленной льготы при приеме в гимназию воспитанников духовных училищ, случаи приема сыновей лиц духовного звания в Мозырскую гимназию и, до ее учреждения, в Мозырское училище были очень редки: на основании распоряжения Министерства Народного Просвещения, от 30 июня 1838 года, сыновья лиц духовного звания могли быть принимаемы в гимназии только по представлении свидетельств об увольнении их из этого звания. Процент обучавшихся в гимназии сыновей лиц духовного звания с 1859 по 1864 год не превышал 2-х, в 1865 году он был равен 34 (в гимназии обучалось 62 ученика этого звания) и без изменения продержался до 1871 года; в последние два года существования гимназии процент этот понизился до 25. В первый год существования прогимназии сыновья лиц духовного звания составляли 22%, а за тем процент этот стал постепенно понижаться и был равен в 1875 г. — 19, в 1880 г. — 18, в 1885 г. — 13, в 1890 г. — 8, в 1895 г. — 0,8, в 1900 г. — 1,6, в 1905 г. — 6, и к 1 января 1909 года — 5,36.

    Озабочиваясь после 1863 года привлечением в гимназию детей лиц, русского происхождения, православного исповедания, правительство в то же время, употребляло всевозможные меры к привлечению в учебные заведения евреев. Для этой цели не только оказывалась материальная поддержка, выдавались денежные пособия и стипендии учащимся еврейским детям, но принимались и репрессивные меры по отношению к тем евреям, которые по различным причинам уклонялись от обучения своих детей в общегосударственных учебных заведениях. Генерал-Губернатором С. З. Края Генерал-Адъютантом фон Кауфманом было сделано распоряжение, обязывавшее евреев-купцов обучать своих детей в гимназиях, а прочих евреев — в низших школах, под угрозою наложения за неисполнение этого распоряжения штрафа от 3 до 75 рублей. В январе 1864 г. директор просил Мозырского Военного Начальника воспретить приезд в Мозырь цадику, который своими речами приносил большой вред еврейскому населению, являясь гонителем образования и стараясь отвлечь еврейских детей от поступления в общегосударственные учебные заведения [* Отношение от 13 января 1864 г., за № 20.]. О применении местною властью вышеприведенного распоряжения Генерал-Адъютанта фон Кауфмана директор в 1870 г. ходатайствует пред Начальником Минской губернии, заявляя, что в гимназии обучается только 5 сыновей местных купцов евреев, между тем как могли бы обучаться сотни [* Отношение от 7 октября 1870 г., за № 692.]. В предложении Попечителя Округа от 6 января 1873 г. сообщалось, что г. Министр Народного Просвещения, обозревая учебные заведения Виленского Учебного Округа заметил особенный прилив в гимназии евреев. «Как ни отрадно, говорится далее, такое явление в политическом отношении, но, к сожалению, евреи из желания определить детей в гимназию, прибегают нередко к хитростям и подлогам, предъявляя фальшивые метрические свидетельства», а потому последовало Высочайшее повеление о предоставлении педагогическим советам права при приеме евреев не стесняться метрическими их свидетельствами и, при очевидном несходстве возраста с означением лет в метриках, самим определять: может ли мальчик быть принят в известный класс. В представлении отчетных сведений Минскому Губернатору за 1876 год, директор прогимназии, отмечая увеличивающееся число учеников, поясняет, что «главная причина прилива мальчиков еврейского происхождения есть всеобщая воинская повинность», а прочих народностей — сознание потребности в образовании. «Жаль, присовокупляет директор, что тормозом для обучения евреев в общеобразовательных учебных заведениях здесь служат так называемые цадики». С течением времени отношение к евреям изменяется. Так, в протоколе заседания педагогического совета 20 января 1884 года по поводу обсуждавшегося вопроса о мерах к устранению неблагоприятных обстоятельств для правильного ведения учебно-воспитательного дела находим заключение совета о необходимости ограничить известным процентом прием евреев, «у которых рано развивается преждевременная практическая зрелость и необыкновенная изобретательность в деле получения хороших отметок, что ведет к деморализации всех воспитанников, как в учебном, так и в воспитательном отношениях».

    Что касается сословного состава учившихся, то до 1865 года в гимназии учились почти исключительно дети дворян и чиновников, составлявшие 80-90% общего числа воспитанников; с 1865 года число их составляет 32% — 50% и только в период с 1889 по 1900 год это процентное отношение подымается, и достигает в иные годы 70. Параллельно с уменьшением числа сыновей дворян и чиновников, возрастает, как мы уже видели, число сыновей лиц духовного званая и городских сословий; последние составляли, по отношению к общему числу учившихся, до 1865 года 3%, а в последующие годы в большинстве случаев — 25% — 35%. Число крестьянских детей всегда было незначительно и составляло 2% — 10% учившихся и только с 1900 года оно составляло 10-15% общего числа воспитанников. При приеме детей в гимназию с первых дней по ее открытии соблюдались установленные правила относительно предельного возраста учеников, а потому нет данных, о каких либо выдающихся в этом отношении отступлениях, которые имели место в предшествовавшее время, когда, например, в 1808 году в I классе одновременно был юноша 25 лет от роду и 1 мальчик 7 лет, 4 — 8 лет, а в IV классе по одному ученику — 19, 20, 22, 23, 27 и 28 лет; в 1820 году в I классе был юноша 19 лет, но в то же время в остальных трех классах не было старше 20 лет.

    [С. 32-41.]

 

 

    На вакацыі Эдуард звычайна езьдзіў у бліжэйшае паселішча Барбараў да стрыечнага дзеда Рамуальда Пякарскага, у хаце якога вяла гаспадарку дзедава сястра пані Валасецкая. Існуюць зьвесткі пра нараканьні Эдуарда, што дзед быў занадта скупы, але гэта заўсёдныя адносіны моладзі да старых. (Гэтак ураджэнец Брагіна Сяргей Палуян [аўтар артыкула “Якуцкі нацыянальны рух” /Наша ніва, № 43, 1909./], які трохі пазьней за Пякарскага вучыўся ў Мазырскай прагімназіі, таксама наракаў, што ягоны бацька занадта скупы і не дае грошаў на рэвалюцыйную справу).

 

    “У 1873 (1874) годзе Мазырскую гімназію рэарганізавалі ў прагімназію: замест васьмі клясаў у ёй зрабілася шэсьць. Каб атрымаць сярэднюю адукацыю, Эдуарду трэба было ехаць у іншы горад. З паўгода Пякарскі правучыўся ў Менскай гімназіі. Але на пачатку 1874 года, калі ў Менск дайшла вестка, што Тагангроскую гімназію узначаліў былы дырэктар Мазырскай гімназіі Эдмунд Рудольфавіч Рэйтлінгер, чалавек даволі кансэрватыўны, але ўвогуле справядлівы і таму папулярны сярод вучняў, юнак перавёўся туды”. /Грыцкевіч В. П.  Эдуард Пякарскі. Біяграфічны нарыс. Мінск. 1989. С. 9./ Знаўца чукоцкай, алеуцкай ды ламуцкай моваў Натан Мендэлевіч Багараз або Ўладзімер Германавіч Багараз, былы вучань Таганроскай гімназіі ды былы прымусовы жыхар Калымскай акругі Якуцкай вобласьці (1890-1998), удзельнік Сыбіракоўскай экспэдыцыі ўспамінаў: “Вучыўся я лёгка. Па-першае, вывозіла памяць, а па-другое, гімназія была лібэральная, - патрабавалі мала, а ведалі і таго менш. Праўда, потым нам прызначылі дырэктарам тоўстага немца Эдмунда Адольфавіча Рэйтлінгера. Мы звалі яго памяншальна: Мудзя. Быў ён расійскі патрыёт, такі заўзяты, якімі ў той час бывалі толькі рускія немцы. Але адмысловай крыўды мы ад яго не мелі. А вось жа, інспэктарам быў Мікалай Фёдаравіч Дыяканаў, - той самы чорт сабачы, якога потым Чэхаў апісаў у выглядзе “чалавека ў футарале”. А іншаму настаўніку, чэху Урбану, мы падарвалі кватэру, падклалі яму бомбу пад ганак. Было гэта ўжо ў васьмідзесятых гадах. Бомбу мы зрабілі з лямпавага шара, меднага з нарэзкай, начыньне - з салдацкага пораху. Нават не разьвярнулі паўхаты. Параніць нікога не паранілі. Толькі Урбана напалохалі ледзь не да сьмерці. Калі хто спытае, навошта ж мы падарвалі чэха, магу растлумачыць, што лацінскія і грэцкія вучыцельныя чэхі ўядаліся ў гімназічную печань горш, чым арол Прамэтэю”. /Тан-Богораз, Владимир Германович [Автобиографии революционных деятелей 70-80 гг.]. // Энциклопедический словарь русского библиографического института Гранат. Т. 40. Москва. 1923. Стлб. 438./

 

 

    У Таганрог, партовае места на Азоўскім моры, падаліся ўжо многія аднакашнікі Пякарскага па Мазыры. Ён выпрасіўшы ў дзеда 50 рублёў, таксама выехаў у Таганрог. Туды ж падаўся і сын барбараўскага садоўніка Яўген Іягансан. У Таганрогу, Эдуард Пякарскі блізка сышоўся з рэвалюцыйна настроенай моладзьдзю, якую ўзначальваў Ісак Паўлоўскі, які кватараваў у мешчаніна Паўла Чэхава. Адзначым што ў Таганроскай гімназіі настаўнікам фізыкі і матэматыкі у тыя часы працаваў Эдмунд-Руфін Дзяржынскі (бацька “жалезнага” Фэлікса), які на адной са школьных прац Антона Чэхава па матэматыцы за 1874/75 навучальны год пакінуў наступны запіс: “Весь ход совершенно верен, и рассуждение самое правильное... Отлично. Э. Дзержинский”. /Хацкевич А. Ф. Солдат великих боев. Минск. 1982. С. 11-12./

    Вясной 1875 г. гурток Паўлоўскага быў выкрыты Былі арыштаваныя Паўлоўскі, Іягансан і Лявіцкі. Сутаварышы Пякарскага па вучобе палічылі яго “стукачом”. Ня сьцярпеўшы абразы Эдуард, вытрымаўшы іспыты за 6 клясу, змушаны быў пераехаць вучыцца ў Чарнігаўскую гімназію.

 

 

    У Чарнігаве Пякарскі, як і большасьць гімназістаў тае пары, ізноў далучыўся да таемнага гуртка, які ўзначальваў Васіль Варзар, брашура якога “Хитрая механика” лягла ў аснову беларускага выданьня “Дзядзька Антон” Неўзабаве на нейкі час туды прыяжджае Іягансан, якога ў Таганрозе ўзялі на парукі, і ён, нават, здолеў пабываць ў Амэрыцы.

    У лютым 1877 году Эдуард пакідае Чарнігаўскую гімназію ды зьяжджае ў Барбароў да дзеда.

 

 

    Увосень 1877 г. Пякарскі паступіў у Харкаўскі вэтэрынарны інстытут. Неўзабаве ён сышоўся са сваім аднакурсьнікам Аляксандрам Баўбельскім, ураджэнцам Менскай губэрні, які спэцыяльна перавёўся па даручэньні пецярбурскага народніцкага гуртка ў Харкаў, дзеля умацаваньня рэвалюцыйных настрояў мясцовых студэнтаў. Але хутка Пякарскі расчараваўся ў сваім земляку з-за “фальшывага патасу, з якім той выступаў перад сябрамі”. [8 ліпеня 1878 года Баўбельскі, за ўдзел ў студэнцкіх беспарадках у Харкаве, па распараджэньні міністра ўнутраных спраў быў высланы пад нагляд паліцыі ў Кунгур, дзе заарганізаваў рабочы гурток. Прыцягнуты да дазнаньня, які ўзьнік 3 сьнежня 1879 года ў Пермскай губэрні, па абвінавачваньню да прыналежнасьці да злачыннага таварыства ў Кунгуры, ён быў ў адміністрацыйным парадку высланы ў Якуцкую вобласьць. Нейкі час ён жыў у Мегінскім вулусе Якуцкай акругі, а потым быў пераведзены ў сяло Вусьць-Майскае, дзе 30 сьнежня 1881 году скончыў жыцьцё самагубствам.]

 

 

                                             Письма Э. К. Пекарского отцу (1867-1877)

                                         как один из источников его научной биографии

                                            (перевод и публикация Т. А. Щербаковой)*

    [* публикацию подготовила Татьяна Андреевна Щербакова, e-mail: ta.kug@mail.ru]

    Почетный академик Российской академии наук Эдуард Карлович Пекарский (1858-1934) прожил удивительно насыщенную и плодотворную жизнь. Однако, несмотря на то что с момента его кончины прошло более 80 лет, до сих пор не создано его полного и вполне достоверного жизнеописания.

    На протяжении XX и первой четверти XXI в. попытки написания биографии Э. К. Пекарского предпринимались в десятках статей и брошюр как советских российских, так и зарубежных исследователей (Архив РГО. Фонд 65. Оп. 1. Д. 27; Кротов 1927; Попов 1958; Кałużуńki 1964, 1966; Armon 1977; Армон 2001; Оконешников 1982, 2008; Грыцкевіч 1989 и др.). Работы по указанной теме представляют собой очерки биографического характера, но не развернутое, комплексное, выдержанное с позиций источниковедения исследование истории жизни и деятельности ученого.

    В биографии Э. К. Пекарского немало так называемых белых пятен. Одним из наименее изученных, на наш взгляд, является период его детства и ранней юности. Восполнить этот пробел до определенной степени позволяют его письма, написанные на родном польском языке и адресованные отцу — Карлу Ивановичу (Яновичу) Пекарскому. В них отражается ученический период жизни будущего ученого с 1867 г. по 1877 г. — год завершения гимназического образования и поступления в Харьковский ветеринарный институт.

    Эти десять писем хранятся в Санкт-Петербургском филиале архива Российской академии наук (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 1-16 об.) и до настоящего времени не введены в научный оборот как целостный документ [* В. Грыцкевіч приводит две цитаты из указанных писем, но без ссылки на источник (Грыцкевіч 1989: 7).]. В 2020 г. автором статьи осуществлен перевод этих писем на русский язык.

    Как эти письма, первое из которых написано более 150 лет назад, сохранились и попали в архив?

    В августе 1905 г. по ходатайству Российской академии наук Э. К. Пекарский вместе с супругой Е. А. Пекарской [* Елена Андреевна Пекарская, урожденная Кугаевская. — единственная законная супруга Э. К. Пекарского, с которой он прожил 30 лет. Их венчание состоялось в г. Якутске 26 сентября 1904 г. в Тюремной Александро-Невской церкви (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 114. Л. 293).] и приемным сыном Николаем [* Николай Эдуардович Пекарский — приемный сын Э. К. Пекарского. При рождении (14. 11. 1895) получил имя Николай Иванович Оросин, по фамилии и имени восприемника (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 114. Л. 53-54).] переезжает из Якутска в Санкт-Петербург для продолжения работы над «Словарем якутского языка», начатой в условиях якутской ссылки. Лишь весной 1906 г. он смог навестить семью покойного отца в г. Пинске Минской губернии. На тот момент были живы мачеха Анна Иосифовна, которую Эдуард Карлович называл матерью, сестры Антонина и Александра и брат Иосиф. В письме к жене от 3 мая 1906 г. он сообщает, что родные устроили ему горячий прием и передали сохранившиеся в семье его письма, посланные им в разное время (СПбФ АВАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 133. Л. 8.). Пекарский забрал их с собой, и все последующие годы они хранились в его семье.

    После кончины мужа в 1934 г. Елена Андреевна Пекарская, которую Эдуард Карлович официально объявил своей единственной законной наследницей (СПбФ АВАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 114. Л. 295-298), передала его архив в дар Академии наук СССР, за что получила от академии благодарность (СПбФ АВАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 133. Л. 238). Так эти и многие другие письма Пекарского стали принадлежностью Санкт-Петербургского филиала архива Академии наук.

    Полагаем, что в период с 1867 г., т. е. со времени отправки первого письма, до 1877 г., времени завершения ученического периода, Эдуардом Пекарским было послано отцу гораздо больше писем, но не все из них были сохранены. Об этом можно судить по значительным временным промежуткам между письмами, а также по некоторым частным деталям корреспонденции.

    Однако даже это небольшое количество писем весьма информативно: оно позволяет уточнить хронологию ученических лет Эдуарда Карловича, а также выявить некоторые обстоятельства его жизни в детстве и ранней юности, повлиявшие на формирование его личностных качеств и убеждений.

    Для удобства комментариев письма пронумерованы в хронологическом порядке [* В архивном документе нарушена хронологическая последовательность писем от 25 февраля 1874 г. (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 133. Л. 9-9 об.) и от 1 июня 1874 г. (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 133. Л. 7-8).]. Слова, которые не удалось разобрать, обозначены знаком (нрзб.). Пометки К. И. Пекарского о дате получения писем сына перенесены в их конец.

    Анализ содержания писем дает прежде всего возможность уточнить этапы учебы Эдуарда Пекарского в различных гимназиях.

    Из письма № 1 от 28 марта 1867 г. следует, что в это время 8-летний Эдуард готовится к поступлению в гимназию: «...сообщаю Любезному Папе, что я здоров, учеба идет хорошо, и я надеюсь поступить в 1-й класс» (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 1). Следовательно, можно полагать, что систематическое обучение маличика в гимназии началось осенью 1867 г., в неполные 9 лет. Но в какой гимназии и в каком городе?

    Несмотря на то что в письмах № 1, 2 нет указания на место, откуда они посланы, можно с большой долей уверенности считать, что мальчик начал гимназический курс в мужской гимназии г. Мозыря Минской губернии. Подтверждением этому служит биографический очерк В. С. Кривенко об Э. К. Пекарском, составленный при жизни последнего в 1928 г., в котором есть такие строки: «Среднее образование получил в классической гимназии, сначала в Мозыре и Минске, а затем, перебрасываемый различными обстоятельствами, в Таганроге и Чернигове» (Архив РГО. Ф. 65. Оп. 1. Д. 27. Л. 1). Эдуард Карлович после ознакомления с очерком отправил его автору письмо, которым подтвердил свое согласие с данными, содержащимися в работе В. С. Кривенко (Архив РГО. Ф. 65. Оп. 1. Д. 27. Л. 13).

    Юный Эдуард Пекарский рос не в семье отца, который был арендатором в помещичьих имениях и по этой причине проживал в сельской местности, меняя место жительства в зависимости от обстоятельств. По содержанию писем № 1-3 складывается впечатление, что в первые годы обучения (1867-1868) Эдуарда курировала тетя Романовская («сiociа, сiotka Rоmаnоwskа»). Какое участие она принимала в жизни Э. Пекарского? Была ли это родственница, у которой мальчик жил, или она просто помогала ему? Это еще предстоит выяснить.

    Исследователи Е. И. Оконешников (1982: 8; 2008: 9), В. П. Грыцкевiч (1989: 7), В. Армон (2001: 100) и другие отмечают, что образование Эдуарда Пекарского обеспечивал двоюродный дед Ромуальд Пекарский [* По воспоминаниям Ф. В. Абрамова, Ромуальд Пекарский, двоюродный дед Э. К. Пекарского, долгое время был управляющим имения Клесин, принадлежавшего помещику Горвату. Дед был небедным человеком, имел счет в банке и жил на проценты с него. Выйдя на покой, он смог построить дом на земле пана Горвата в с. Барбаров Речицкого уезда (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 18. Л. 1).]. Действительно, подтверждение опеки деда над мальчиком находим в нескольких из исследуемых писем. Так, судя по письму № 2, посланному отцу в село Лахва [* Село Лахва Туровской волости Мозырского уезда Минской губернии.] в декабре 1869 г., мальчик, которому на тот момент 11 лет, находится на иждивении деда и к нему же выезжает на каникулы в село Барбаров, находящееся в 34 км от города. В письме № 3 от 29 января 1871 г. Эдуард четко обозначает место своего проживания: г. Мозырь, квартира пани Ежикович. В Мозырской мужской гимназии Э. Пекарский проучился до конца 1872/73 учебного года, окончив там 6-й класс (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 4 об., 8).

    В 1873 г. Мозырскую гимназию преобразовали в 4-классную (через год в 6-классную) прогимназию, и учащиеся старших классов разъехались для продолжения образования в другие города (Шпаковский 1909: 17). Новый 1873/74 учебный год Э. Пекарский начал в Минской гимназии, живя у тетки по материнской линии Анны Домашевич. Но, как видим из писем № 6, 7, учиться ему там было тяжело по нескольким причинам: из-за плохого самочувствия, крайней нужды, нареканий со стороны тети Анны. И он, 15-летний подросток, решает уехать в Таганрог. К тому времени директором Таганрогской гимназии был назначен бывший директор Мозырской гимназии Эдмунд Рудольфович фон Рейтлингер. Кроме того, несколько бывших одноклассников Эдуарда уже учились там (Грыцкевіч 1989: 9).

    Рейтлингер принял мальчика на условиях, что квартира и стол (питание) для него будут бесплатными, но за это он будет заниматься с младшими учениками, о чем Эдуард сообщает отцу в письмах № 6, 7 (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 7. 9). Такая практика широко применялась в российских гимназиях. На квартире, где обычно проживали несколько учащихся, назначался старший (гувернер) из числа хорошо подготовленных, ответственных гимназистов, который следил за порядком, вел записи в журнале ухода и прихода учеников и занимался с младшими в определенные часы (Шпаковский 1909: 63).

    Письмо № 7 от 1 июня 1874 г. свидетельствует о том, что подросток решил повторить курс 6-го класса, который тяжело давался ему еще в Мозырской гимназии (письмо № 5 от 16 октября 1872 г.): «...все еще преподаватели напоминают, почему я не остался в пятом классе на второй год, и сейчас мне очень тяжело учиться в 6-м классе (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 6).

    По исследуемым письмам трудно установить, сколько времени проучился Эдуард Пекарский в Таганрогской гимназии и был ли переведен в 7 класс. Но обращает на себя внимание такая деталь в письме № 7, которое написано в конце учебного года — 1 июня 1874 г.: «Прошу писать на адрес: ученику VI класса Таганрогской гимназии Эдуарду Карловичу Пекарскому в дом у г-на Мальцова, в г. Таганрог» (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 8 об.). Таким образом, можно предположить, что и в 1874/75 уч. году он учился в Таганроге.

    В. П. Грыцкевіч пишет, что в Таганроге Эдуард близко сошелся с революционно настроенной молодежью. Провал тайного кружка, арест его активных членов весной 1875 г., повлекшие за собой негативные последствия, послужили причиной того, что Пекарский покинул Таганрог. Сдав экзамены за 6 класс, он переехал ближе к родным местам — в г. Чернигов, где проучился следующие два года (Грыцкевіч 1989: 9, 12).

    В рассматриваемых письмах не отражена точная дата перехода Пекарского в Черниговскую гимназию, скорее всего, это произошло осенью 1875 г. Из письма № 8 от 29 декабря 1875 г., когда юноше исполнилось 17 лет, следует, что он живет в Чернигове и подрабатывает репетиторством: «Сейчас на праздники уехал из Чернигова к п. Боровской, с сыном которой занимался» (СПбФ АВАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 12).

    На то, что Эдуард Карлович в 1875 г. учился в 7 классе Черниговской гимназии и занимался с учениками младших классов, указывает в своих воспоминаниях и друг его юности Ф. В. Абрамов (Абрамович) (СПбФ АВАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 18. Л. 5 об.). О нахождении его в Чернигове свидетельствует и письмо № 9 от 8 нюня 1877 г., в котором 18-летний Эдуард сообщает о намерении поступить в Земледельческое училище и о желании приехать к отцу, чтобы приобрести навыки сельскохозяйственных работ, необходимые для учебы в училище. В заключение он просит посылать письма в г. Чернигов на имя г-жи С. А. Борочевской (СПбФ АВАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 14).

    В последнем письме (№ 10) от 5 сентября 1877 г., отправленном из г. Харькова, Э. Пекарский сообщает отцу, что не мог приехать, так как задержался в Чернигове (при этом подробности не сообщает), что из Чернигова 20 июля выехал к деду в Барбаров и пробыл там до 4 августа, затем поехал в Харьков, где поступил в Ветеринарный институт (СПбФ АВАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 15-16 об.).

    Таким образом, десять сохранившихся писем, написанных отцу на польском языке, позволяют уточнить временные границы ученического периода Э. К. Пекарского с 1867 г. по 1877 г., т. е. на протяжении десяти лет его жизни: 1867 г. — подготовительный период обучения; 1867/68 — 1872/73 уч. гг. — учеба в Мозырской гимназии; 1-я половина 1873/74 уч. г. — учеба в Минской гимназии; 2-я половина 1873/74 — 1874/75 уч. гг. — учеба в Таганрогской гимназии; 1875/76 — 1876/77 уч. гг. — учеба в Черниговской гимназии [* Э. Пекарский оставил обучение в Черниговской гимназии в феврале 1877 г. (Грыцкевіч 1989: 13).].

    Помимо этого, письма дают наглядное представление о том, в каких условиях рос юный Эдуард, какие значительные трудности пришлось ему преодолевать на пути взросления. Рано лишившись родной матери, не имея в силу обстоятельств возможности жить с отцом, мальчик постоянно испытывал зависимость от других людей и униженность нищетой, доводящей до безысходности. Особенно это чувствуется в строках из письма от 1 нюня 1874 г.: «Много мне придется претерпеть нужды; еще не писал Дедушке, что остался в шестом классе, и знаю, что как напишу, то он совершенно откажется от меня... Если бы кто-нибудь мог мне давать в долг хотя бы по 50 рублей в год, то я бы рассчитался по окончании гимназии, как бы только смог. <.. .> Если бы Вы, Папа, могли хоть как-то выручить меня из этой беды, я был бы очень благодарен Вам. Отблагодарю, когда дойду до цели, в несколько сот раз больше!!!» (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 8 об.).

    Страдания мальчика из-за бедности усугублялись отношением тех людей, от которых он зависел: тетки Анны, бабушки Волосецкой — сестры деда Ромуальда, и самого Ромуальда Пекарского. В письмах Эдуарда отцу постоянно звучат затаенная грусть и обида, обусловленные его положением иждивенца. В письме от 19 августа 1872 г. он делится с отцом своими переживаниями: «...больше всего меня радует, что я переведен в шестой класс, потому что иначе, если бы остался на второй год в пятом классе, то не ходил бы в гимназию, так как Дедушка, присылая за мной коня, наказал человеку, чтобы, если я не переведен в шестой класс, не брал меня в Барбаров, а еще хуже то, что моя Бабушка Волосецкая непременно настаивает, чтобы Дедушка дал Вам 100 или больше рублей и чтобы Вы сами отдавали меня в гимназию. Как она мне надоедает, храни меня Бог, постоянно говоря, что Дедушка на меня выдает много денег, а на нее ничего не выдает, что на меня выходит на год, для нее хватило бы на 10 лет, одним словом, мне лучше оставаться в Мозыре, чем ехать в Барбаров на праздники или на каникулы, а все из-за Бабушки» (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 4-4 об.).

    Однако можно предположить, что именно эти трудные для подростка жизненные обстоятельства заставляли его не только задумываться над своим положением, но и искать выход из него путем решительных действий. В середине 1873/74 учебного года он, не советуясь с отцом, но поставив в известность деда, принимает самостоятельное решение перевестись в Таганрогскую гимназию. Другое осознанное, взвешенное решение он принимает в отношении повторного курса 6-го класса: «...я по своей воле и желанию остался еще на год в шестом классе, поскольку знаю, что это мне послужит наилучшим образом и Вы меня за это не осудите, так как лучше идти к цели понемногу, но смело, разумно, твердым шагом, нежели вначале быстро, а потом потерять свои силы и не мочь оказать помощь даже родным своим и родителям» (СПбФ АРЭН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 8-8 об.).

    Знакомясь с письмами, видим, как растет самосознание подростка, как формируется его характер, определяются жизненные цели. Все это результат огромной внутренней работы, крепнущего ума, воли, развития душевных качеств. В процитированном выше письме от 1 июня 1874 г., которое можно назвать программным, 15-летний Эдуард так формулирует цель своей жизни: «...какая моя цель, Вы знаете: моя цель стать хорошим доктором и помогать бедным людям, таким же, как я, сиротам», «...моя цель, которой добиваюсь, — святое дело: по заветам Иисуса Христа помогать, сколько станет твоих сил [* Подчеркнуто Э. Пекарским.], особенно родителям и родственникам» (СПбФ АВАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 7 об. — 8).

    Это стремление помогать ближним реализуется Эдуардом Пекарским в более зрелом возрасте, в период учебы в Черниговской гимназии. Из письма № 8 от 29 декабря 1875 г. следует, что юноша, получив письмо отца о бедственном положении, решает отказаться от некоторых удовольствий и привычек (покупки книг, папирос) и по мере возможности помогать семье отца: «...после Вашего письма дал себе слово бросить курить и собирать грош по грошу, чтобы после оказать какую-нибудь помощь», «...на первый раз посылаю Отцу-Благодетелю эти 9 рублей, и при каждой удобной возможности, при каждом разе, когда будут деньги, буду стараться посылать понемногу» (СПбФ АРАН Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 11-12).

    Характерно, что сложные жизненные обстоятельства не привели к озлобленности юноши, к утрате родственных чувств. Напротив, в каждом письме ощущается его любовь и привязанность к ближним, забота о них, заинтересованность их делами, беспокойство за состояние здоровья. Он горячо любит не только отца, но и вторую мать — Анну Иосифовну, и сестренку Марыльку (Марию). Поражает культура этих чувств, находящая выражение в словах: «Любезный Отец-Благодетель!», «Дражайшие Папа и Мама!», «Целую ручки и ножки Любимого Папы» и др. Недаром позже в одном из писем, посланных сыну в период Якутской ссылки, Карл Иванович отметит, что Эдуарда среди всех родных выделяет особая чувствительность (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 2. Д. 333. Л. 1-29).

    Таким образом, письма Э. Пекарского, датируемые 1867-1877 гг., позволяют уточнить хронологию событий и обстоятельства его жизни в детстве и юности. Они дают более широкое представление о становлении личности будущего ученого. Их содержание помогает раскрыть духовный мир совсем еще юного человека, стремящегося строить свою жизнь в соответствии с христианскими заповедями, горячо желающего получить хорошее образование, чтобы приносить пользу людям, проявляющего далеко не детское упорство в достижении поставленных целей. Без сомнения, эти письма, наряду с другими архивными источниками, найдут свое место в будущей научной биографии академика Э. К. Пекарского.

    *

        Приложение

                              СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Пекарский Эдуард Карлович.

                                                        Письма его к отцу. Л. 1-16 об.

                                                                         Письмо № 1

    Дня 28 Марта 1867 г.

    Дражайший Отец!

    Поздравляю с наступающими праздниками и желаю здоровья, счастья, всяческого благополучия. Сообщаю Любимому Папе, что я здоров, учеба идет хорошо и надеюсь поступить в 1-й класс.

    Тетя мне передала трусики и курточку.*

    Целую ручки любимого Папы. Преданный Сын

    Эдвард Пекарский.

    *за которые благодарю Любимого Папу, так как Тетя сказала, что Вы прислали для меня (нрзб.) рубль [* 81 или 31 рубль — неразборчиво.].

    (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 1).

                                                                         Письмо № 2

    Дражайший Отец!

    Большое спасибо Вам за присланные мне 3 рубля, которые пригодятся мне на необходимые покупки, как-то: на бумагу, карандаши и свечи, а просить каждый раз у Дедушки мне неприятно. Пусть Папа будет добр и пришлет весной мне несколько рубликов — чтобы я себе сделал летнюю одежду. Напрасно, любезный Отец, делаете мне замечание, что я допускаю много ошибок на письме — по-русски бы лучше написал, потому что у нас не только не учат читать и писать по-польски, но даже велят нам говорить и молиться по-русски [* После известных восстаний 1830-1831 и 1863-1864 гг. польский язык в преподавании на территории Белоруссии был запрещен и заменен русским (Смирнов 1954: Очерки истории школы... 1973: 426).]. Сегодня нас отпускают (в субботу), и сегодня еду в Барбаров на праздники к Дедушке, который с Августа месяца там уже живет.

    Поскольку не могу лично, так хотя бы в письме поздравляю Дражайшего Отца с Новым Годом с пожеланием ему здоровья и всяческих успехов. Будьте добры и чаще мне пишите, потому что мне очень грустно, когда не получаю никакого известия о здоровье Любимого Папы. Хорошему человеку [* Скорее всего? Эдуард пишет об Анне Иосифовне, второй жене отца.] сообщаю, что я здоров п хорошо учусь.

    Целую ручки Любимого Папы. Преданный Сын

    Э. Пекарский.

    И я поздравляю с Новым Годом, желаю (нрзб.), здоровья (нрзб.).

    Тетя Романовская (Приписка тети Романовской к письму Э. Пекарского. — Т. Щ.). Получил 13 Января 1870 г. в Лахве (Пометка К. И. Пекарского на письме сына. — Т. Щ.).

    (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 2-2 об.).

                                                                         Письмо № 3

    1871 г. 29 Января. Мозырь.

    Дражайший Отец-Благодетель!

    Я, слава Богу, здоров, чего и Вам желаю. Поздравляю Вас с Новым Годом, желаю здоровья, счастья, долгих лет и всяческих успехов.

    Тетя Романовская уехала еще перед каникулами в Гомель вместе с Ясем, а я квартирую у Пани Ежикович [* Э. Пекарский пишет по-разному фамилию квартирной хозяйки: Ежикович и Ежикевич.]. Дедушка и Тетя Волосецкая здоровы. Те 3 рубля, которые Вы мне прислали через Михалину Шпиганович, а также и этот 1 рубль получил, за что очень благодарю Вас. После каникул я писал Вам через Пана Палчинского. который приезжал к Пани Ежикович.

    Прошу Вас написать мне, куда адресовать Вам письма. Учеба мне дается неплохо.

    Целую ручки и ножки Дражайшего отца. Преданный Сын Эд. Пекарский.

    Получил 2 Февраля 1871 г. (Пометка отца).

    (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 3-3 об.).

                                                                         Письмо № 4

    Дражайший Отец!

    То письмо, которое Вы писали мне и Дедушке, я получил 19 Августа; очень плохо, что Вы не написали на конверте «На квартиру Пани Ежикевич», потому что этот пакет пришел в Мозырь 23 Июня, а я уже был в Барбарове, поскольку почтальон, не зная, на какой квартире, а зная, что учащиеся разъехались, не мог никому вручить и не имеет права, я очень сожалею, что из-за этого не смог приехать к Вам на каникулы, и если бы получил письмо после Июня месяца, то, возможно, был бы у Вас на каникулах. Большое спасибо Вам за 2 рубля, которые мне прислали. Слава Богу, я здоров. Вам также желаю здоровья, а что более всего меня радует — это то, что я переведен в шестой класс, потому что иначе, если бы остался на второй год в пятом классе, то не ходил бы в Гимназию, так как Дедушка, присылая за мной коня, наказал человеку, чтобы, если я не переведен в шестой класс, не брал меня в Барбаров, а еще хуже, что моя Бабушка Волосецкая непременно настаивает, чтобы Дедушка дал Вам 100 или больше рублей и чтобы Вы сами отдавали меня в Гимназию. Как она мне надоедает, храни меня Бог, постоянно говоря, что Дедушка на меня выдает много денег, а на нее ничего не выдает, что на меня выходит на год, для нее хватило бы на 10 лет, одним словом, мне лучше оставаться в Мозыре, чем ехать в Барбаров на праздники или на каникулы, а все из-за Бабушки.

    Очень прошу приехать в Мозырь, так как я не смог приехать к Вам на каникулы.

    В Мозырь я приехал 9 Августа, а занятия еще не начинались, так как каникулы у нас продолжаются с 10 Июня до 25 Августа. Дедушка, слава Богу, здоров. Я стою на квартире у Пани Ежикевич, квартиры теперь очень дорогие: по 90, 85, 80 рублей, следует торговаться, но я плачу 85 рублей.

    Целую ручки и ножки Дражайшего отца, желаю здоровья и счастья. Любящий сын Эдвард Пекарский.

    1872 г. Августа 19 дня.

    Получил 28 Августа 1872 г. в Лахве. (Пометка отца).

    (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 4-5).

                                                                         Письмо № 5

    Дражайший Отец-Благодетель!

    Я, слава Богу, здоров, чего и Вам желаю. Посылаю Вам свою фотографию и прошу прислать мне когда-нибудь свою. Буду просить Дедушку, чтобы позволил мне приехать, когда даст Бог дождаться, на каникулы к Вам, и очень, очень сожалею, что это письмо не отдали мне перед каникулами, а преподаватели все еще напоминают, почему я не остался в пятом классе на второй год, и сейчас мне очень тяжело учиться в шестом классе.

    Прошу прошенья, что больше не пишу, так как не о чем.

    Целую ручки Папы и Мамы.

    Любящий сын Эдвард Пекарский

    1872 г. Октября 16 дня.

    Получил Октября 26 дня 1872 г. в Ремле (нрзб.) от п. Понувича (Пометка отца).

    (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 6-6 об.).

                                                                         Письмо № 6

    Дражайшие Папа и Мама!

    Очень виноват, что до сих пор не написал ни одного письма, где я нахожусь, но не мог найти время и даже не знал, куда адресовать, и сейчас пишу на удачу, может быть, дойдет, потому что я не спросил у Вас, какая станция ближе всего к Лахве. Сейчас я в Таганроге, а до Рождества был в Минске и жил на квартире у Тети Анны, она приняла меня охотно и была рада видеть меня, дядя Иероним также был очень рад. Но там мне было очень тяжело с учебой, и я отпросился у Дедушки поехать в Таганрог, хотя это очень далеко; в Минске у меня каждый день болела голова, так что я не мог даже учиться. А сейчас в Таганроге мне очень хорошо, стол и квартиру имею за свою работу: обеспечен всем. Квартиру и стол получаю у преподавателя русского языка Мальцова. Если Вы будете писать мне, то прошу адресовать так:

    В город Таганрог

    Ученику Таганрогской Гимназии Эдуарду Карловичу Пекарскому.

    За сим целую ручки Папы и Мамы и всем моим родным. Марыльку сердечно обнимаю.

    Любящий Сын Эдв. Пекарский.

    Февраля, 25 д. 1874 г. Таганрог.

    Получил 13 д. Марта в Лахве — 1874 г. (Пометка отца)

    (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 9-9 об.).

                                                                         Письмо № 7

    Дражайший Отец и Дражайшая Мама!

    Ваше письмо получил 3-го Мая. В письме Вы спрашиваете, почему я не был в Минске, а уехал так далеко в Таганрог. Если Вы узнаете, то очень будете, как мне кажется, этому рады; приехал в Таганрог потому, что здесь знакомый директор, который мне может много помочь, и я тут вообще не плачу за гимназию, как в Мозыре и в Минске, а нужно было бы платить 35 р. серебром — а это для меня очень высокая плата, притом он мне здесь дал стол и жилье очень хорошее, и я ничего не плачу, а занимаюсь с учениками; хотя в Минске жил у тети Домашевич, но мне не было так хорошо, как здесь, потому что там, если и имел какой-то рубль, — нужно было отдать, а сколько неприятностей вынес — упаси меня Бог, потому что постоянно были упреки, что я у нее стою на квартире, что она сама бедная, не имеет, на что жить, что ту комнатку, которую я занимал, она сдавала бы и брала 3 рубля ежемесячно, а сколько слез наслушался, храни меня Бог, — сейчас Вы, мне кажется, можете понять, было ли мне легко все это слушать и было ли приятно мне там оставаться.

    Очень хорошо знаю, что она была рада моему приезду и очень меня любила, но известно, что старая женщина любит постоянно ворчать — хотя бы, к примеру, Бабушка Волосецкая, так мне надоела, как горькое яблоко, даже хуже.

    За стирку белья, на ваксу, на свечи нужно было давать деньги, которых у меня иногда нет ни гроша, хотя бы и сейчас, так как Дедушка написал в письме, что на одежду даст мне что-нибудь, а на стол, на книги, чернила, бумагу и т.д. должен сам заработать; также что нужно учиться самому, а чтобы учиться, нужно работать, нужно учить — чтобы иметь стол и жилье, нужно учить и работать, чтобы иметь, на что купить себе и чернила, и бумагу, карандаши и ручки, чтобы все это иметь ученику — нужно много и много работать; работать можно тогда, если есть время и если есть под рукой репетиторство, а когда нет, то что, спрашивается, мне делать? Каково тогда мое положение? Самое нехорошее. В таком положении я был в Минске, в таком нахожусь и в Таганроге, только с той разницей, что я свободен и никогда не слышу ворчанья, что тут же сказывается на здоровье и напоминает, что я сирота и должен в таком молодом возрасте сам себе искать кусок хлеба и добиваться своей цели. А какая моя цель. Вы знаете: моя цель — быть хорошим доктором и помогать бедным людям, таким, как и я, сиротам.

    В Таганроге, слава Богу, я свободен, никто не скажет мне ни полслова, я работаю так, как хочу, поскольку я знаю, что если что делаю, то это для себя, плохо — для себя, хорошо — также для себя, и так как каждый человек старается делать для себя как можно лучше, то и я делаю для себя так, как для меня может быть лучше, — понимая все это, я по своей воле и желанию остался еще на год в шестом классе, поскольку знаю, что это мне послужит наилучшим образом, и думаю, что и Вы меня за это не осудите, так как лучше идти к цели понемногу, но смело, разумно, твердым шагом, нежели вначале быстро, а после потерять свои силы и не мочь оказать помощь даже родным своим и родителям — это моя цель, которой буду держаться до конца жизни. Неужели Вы будете на меня за это сердиться или осуждать? Я так не думаю, потому что моя цель, которой добиваюсь, — святое дело: по заветам Иисуса Христа помогать, сколько станет твоих сил особенно родителям и родственникам. Много мне придется претерпеть нужды; еще не писал Дедушке, что остался в шестом классе, и знаю, что как напишу, то он совершенно откажется от меня, так как не понимает моей выгоды, думает, что человек, особенно такой, как я, может работать, как вол. Если бы кто-нибудь мог мне давать взаймы хотя бы по 50 рублей в год, то я бы рассчитался по окончании гимназии, как бы только смог. Дедушка мой чем старее, тем скупее становится.

    На стол и жилье я еще могу заработать, но на большее не рассчитываю, хотя я очень экономный, так как понял, что деньги даются нелегко. Так что я и сам не знаю, как с этим справиться, потому что иначе я не смогу окончить гимназию, а бросать гимназию с шестого класса неприятно, так как эти шесть классов много слез и крови вытянули. Если бы Вы могли хоть как-то выручить меня из этой беды, я был бы очень благодарен Вам. Отблагодарю, когда дойду до цели, на что надеюсь, в несколько сот раз больше!!! Обнимаю Дражайших Родителей. Марыльку и всех, всех и прошу надеяться, что из меня когда-нибудь выйдет человечек.

    Прошу писать на адрес: ученику VI класса Таганрогской гимназии Эдуарду Карловичу Пекарскому в дом у Г-на Мальцова, в г. Таганрог.

    1874 г. Июня 1-го дня.

    (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 7-8 об.).

                                                                         Письмо № 8

    Дражайший Отец-Благодетель!

    Ваше письмо получил в Декабре, не помню, какого дня, перед Рождеством. Из Вашего письма узнал, в каком положении Вы находитесь, и хотел бы с величайшей охотой оказать помощь, но сейчас не могу этого сделать, кроме тех нескольких рублей, которые в таком положении почти ничего не значат. Не могу по такой причине.

    Имею большую страсть к книгам, и за книги готов последний грош отдать, и в этом году накупил книг почти на 30 рублей.

    Помимо этого, научился, признаюсь по правде, курить папиросы, и в неделю трачу достаточно много денег. Но после Вашего письма дал себе слово бросить курить, а собирать грош по грошу, чтобы после оказать какую-нибудь помощь. Сейчас же ничего не отложил за эти месяцы, дальше буду как можно более разумным, потому что уже пора.

    Вот на первый раз посылаю Отцу-Блатодетелю эти 9 рублей, и при каждой возможности, при каждом разе, когда будут деньги, — буду стараться посылать понемногу.

    Сейчас на праздники уехал из Чернигова к п. Боровской, с сыном которой занимался.

    Поздравляю моих дражайших родителей, также Марыльку и всех моих родных. Сейчас нет времени писать, так как почта скоро отправляется.

    Любящий сын Эдвард Пекарский.

    1875 г. 29 Декабря.

 

(СПбФ АВАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 11-12).

                                                                         Письмо № 9

    Июнь, 8-го дня 1877 г.

    Любезный Отец!

    Перед Рождеством писал Вам, но до настоящего времени еще не получил никакого известия, что меня очень тревожит. Скорее всего. Вы не получили этого письма по причине того, что был неверный адрес. Вы написали мне, что село, где Вы живете, называется Рычче. в то время как по-русски, как я обнаружил на карте, село называется Рычево. Догадываюсь, что только это было причиной того, что я не имею от Вас никакого известия. Я до сих пор не знаю, поправились ли Ваши дела или нет, как здоровье и т.п.

    Вы надеялись взять участок земли в аренду; не знаю, исполнилась ли Ваша надежда. Если Вы имеете участок земли, то я бы хотел приехать к Вам.

    Я хочу поступить в «Земледельческое училище»; следовательно, мне необходимо научиться чему-нибудь на практике; в этой школе меня не будут учить, как пахать, бороновать, косить и т.д.; всему этому я должен научиться помимо школы. Насчет этого, пожалуйста, прошу ответить как можно скорее, чтобы не терять время.

    В надежде, что скоро увидимся, ничего больше писать не буду, а есть много чего, только не описывать, а рассказывать, описывать — очень долго.

    Прошу сердечно поцеловать за меня Маму и Марыльку, которая сейчас, наверное, уже бегает, а, может, учится читать; если нет, то я научу; жить было бы весело; работать было бы еще веселей в деревне.

    Любящий сын Э. Пекарский.

    Мой адрес: Ея Высокоблагородию Софии Александровне Борочевской. В г. Чернигов, дом Скачевских с передачею Э. К. Пекарскому.

    (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 13-14).

                                                                         Письмо № 10

    1877 г. Харьков. 5-го Сентября.

    Любезный Отец-Благодетель!

    Вы, наверное, до сего времени ждали меня к себе. Я не мог приехать, так как долго был в Чернигове; из Чернигова уехал 20 Июля: письма там от Вас не имел; 24 Июля приехал в Барбаров к Дедушке, а 4-го Августа поехал в Харьков. Дедушка целыми днями держал меня подле себя, поскольку очень страдает; сердился, когда я хоть на час выходил из дома; постоянно читал ему книги — это для него было развлечением; сам Дедушка читать не может, так как потерял зрение, но почти узнает, если кто идет, а было так, что совершенно ничего не видел.

    В Харькове я поступил в Ветеринарный институт.

    13-го Октября мне исполнится 19 лет, так что нужно будет приписаться к участку заранее, а для этого необходимо иметь «посемейный список», то есть, сколько у меня братьев; если нет. то и на это требуется «удостоверение». Прошу Вас как можно скорее прислать мне этот список, заверенный полицией или кем требуется, может, придется идти в армию; сейчас очень большой набор.

    Прошу также написать, получили ли Вы 15 рублей, которые я выслал из Чернигова, так как я об этом не знаю и до сего времени держу у себя расписку с почты.

    Я здоров, как никогда; быть студентом, это не в гимназии; теперь я свободен.

    Прошу писать на адрес:

    В г. Харьков. Студенту Ветеринарного Института Эдуарду Пекарскому.

    Вот и все.

    Любящий сын Эдвард Пекарский.

    Р.S. Прошу написать, как Вы живете сейчас, поправились ли дела. Э. П.

    (СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Л. 15-16 об.).

    *

                                         СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

    Архив Русского географического общества. Ф. 65. Оп. 1. Д. 27. Л. 1-14.

    Санкт-Петербургский филиал архива Российской академии наук (СПбФ АРАН). Ф. 202. Оп. 1. Д. 18. Л. 1-17.

    СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 113. Пекарский Эдуард Карлович. Письма его к отцу. Крайние даты: 1867-1905.

    СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 114. Материалы к биографии Эдуарда Карловича Пекарского. Крайние даты: 1886-1933.

    СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 1. Д. 133. Пекарский Эдуард Карлович. Письма разных лиц к Елене Андреевне Пекарской. Крайние даты: 1900-1941.

    СПбФ АРАН. Ф. 202. Оп. 2. Д. 333. Письма Э. К. Пекарскому его отца Карла Ивановича из Мозырского уезда. Крайние даты: 1882-1899.

    Армон В. Польские исследователи культуры якутов. М.: Наука: Интерпериодика, 2001.

    Грыцкевіч В. П. Эдуард Пякарскі. Біяграфічны нарыс. Мінск: Полымя, 1989.

    Кротов М. А. Ученый-революционер // Сборник трудов исследовательского общества «Саха кэскилэ». Якутск, 1927. Вып. 1 (4). С. 140-144.

    Оконешников Е. П. Э. К. Пекарский как лексикограф. Новосибирск: Наука, 1982.

    Оконешников Е. П. Якутский феномен Эдуарда Карловича Пекарского. Якутск: НГПиПМНС СО РАН. 2008.

    Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР. XVIII в. — первая половина XIX в. / отв. ред. М. Ф. Шабаева. М.: Педагогика, 1973.

    Попов А. А. О жизни и деятельности Э. К. Пекарского // Эдуард Карлович Пекарский. К 100-летию со дня рождения. Якутск: Якуткнигоиздат, 1958. С. 3-9.

    Смирнов В. З. Реформа начальной и средней школы в 60-х годах XIX века. М.: Изд-во Академии педагогических наук, 1954.

    Шпаковский К. Историческая записка о Мозырской прогимназии. Мозырь: тип. X. В. Кугель, 1909.

    Аrmон W. Polscy badacze kultury Jakutów. Wrocław; Warszawa; Kraków; Gdańsk: Zakład, 1977.

    Kałużyński S. Edward Piekarski i Wacław Sieroszewski jako badacze wierzeń Jakutów // Euhemer R. 8. 1964. № 3. P. 27-37.

    Kałużyński S. Polskie badania nad Jakutami i ich kulturą // Szkice z dziejów polskiej orientalistyki. T. 2. Warszawa: Wydawnictwa Uniwersytetu Warszawskiego, 1966. P. 176-184.

    [С. 198-207.]

    Каб зразумець засьцянковага шляхціца Караля Пякарскага ў ягоным разуменьні ды выкарыстаньні польскай мовы, трэба чытаць маналёгі шляхціца, той жа пароды, Адольфа Быкоўскага з неўміручай “Паўлінкі” Янкі Купалы:

 

 

    У 1878 годзе Эдуард Пякарскі быў выключаны з Харкаўскага вэтэрынарнага інстытуту за ўдзел у студэнцкіх хваляваньнях. Харкаўскі акруговы суд прыгаварыў яго да адміністратыўнай ссылкі ў Архангельскую губэрню, але Пякарскі здолеў схавацца. Пад імем Івана Кірылавіча Пякарскага ён працаваў сельскім пісарчуком у Тамбоўскай губэрні і вёў прапаганду арганізацыі “Народная воля” у Тамбоўскім вуездзе.

 

 

    Неўзабаве, асьцерагаючыся арышту, Пякарскі пад імем Мікалая Іванавіча Талуніна зьяжджае у Маскву, дзе 24 сьнежня 1879 году быў арыштаваны і прасядзеў каля году ў адзіночнай каморы Бутырскай турмы.

    “Калі Пякарскі сядзеў у турме, у Маскву прыяжджаў яго дзядзька, кампазытар Раманоўскі. Але, нягледзячы на абяцаньне, наведаць пляменьніка так і не прыйшоў. Пазьней Эдуард Карлавіч пісаў пра яго так: “У колькі разоў высакародней за яго Соф’я Якімовіч, якая напісала мне, рызыкуючы выклікаць гнеў свайго шаноўнага бацькі”. Соф’я Якімовіч была дачкой суседа Эдуардавага дзеда па Барбарову. Бацька, вядома, забараняў ёй перапісвацца з “дзяржаўным злачынцам”.

    Маскоўскі ваенна-акруговы суд прызнаў Пякарскага вінаватым ў тым , што ён “належаў да таемнага згуртаваньня, якое мела на мэце скінуць шляхам гвалту існуючы дзяржаўны лад” і прысудзіў да “пазбаўленьню ўсіх правоў стану і ссылцы на катаржныя працы ў рудніках на пятнаццаць гадоў”, але суд пастанавіў хадайнічаць перад Маскоўскім генэрал-губэрнатарам зьмякчыць Пякарскаму пакараньне да ссылкі ў цяжкія працы на завадах на чатыры гады. Маскоўскі генэрал-губэрнатар, прыняўшы пад увагу маладосьць, легкадумства ды хваравіты стан Пякарскага, пастанавіў “па пазбаўленьню ўсіх правоў стану” саслаць “на паселішча ў аддаленыя месцы Сыбіры”.