В ССЫЛКЕ В ЯКУТСКОЙ АССР
Средь привольного пространства пастбища, у леса за Вулькой-Тереховской, стоит небольшой домик. Живет в нем Василий Верамчук. Ему 83 года. Интересный этот дедушка. Годами по чужбине скитался, много чего видел, и многое испытал на собственной шкуре. Не переносить он одиночества, часто на поезде в Гайновку или Бельск ездит. В праздничные дни любить посидеть в компании, о крестьянской доли поразмышлять. Вот что рассказал он во время встречи, когда я гостил в его доме...
В отца Наума было восемнадцать гектаров поля. В двадцатых годах подался он в Америку лучшей доли искать. Не нашедши работы, завербовался в армию. После года службы вернулся домой, стал работать на хозяйстве. Его отец, а мой дедушка значиться, бондарством занимался. Вместе с другими односельчанами бондарку в Клещелях на рынке продавал. Когда я подрос, так стал отцу по хозяйству помогать. Кроме меня в семьи был еще младший брат Толя, он был инвалидом и требовал родительской опеки. Так мы жили до немецкой оккупации. На работы в Германию забирали согласно году рождения. Меня призвали летом 1943 года. Сборный пункт был в Бельске-Подляском. Оттуда направили в околицу Моронга. Работал я на хозяйстве Германа Германа в местности Жабий Рог. Недолго я там пробыл. В конце года перевели в Инстербург на копание окопов. Встретил я там советского пленного, который раньше работал в чаромхавском депо. Его жена была из Мядзвежиков. В лагере его называли «бригадиром». Во время разговора он сообщил, что немцы депо взорвали. К рабочим он относился невежливо.
Запомнилась мне такое случай. Однажды с другом пошли мы в деревню попрошайничать еду. В дороге эсэсовцы нас остановили и в лагерь привезли, поскольку мы не имели документов. Приказали они «бригадиру», чтобы в наказание по двадцать пять ударов резиной нам всыпал. Русский так припарил, что я всю неделю на задницу не мог сесть. В начале весны меня отпустили в поместье.
Через месяц я работал на хозяйстве. Затем жандармы пришли, о чем-то с хозяином «пагергатали» и сказали собираться. Опять я окопы рыл. Приближался фронт. В апреле 1945 г. перевели в Штуттгоф. В концлагере встретил я односельчанина, Ваську Назарука. Около двух недель были мы вместе, затем в Эльблонг послали. Там дождались конца войны. Разместили нас с другими пленными в советской зоне. Начиная с 10 мая, ежедневно вызывали нас на допросы. Спрашивали откуда прибыл, где служил и о других деталях биографии. Я решительно одно и то же повторял офицеру: «Из Польши меня забрали на принудительные работы. По национальности я белорус. В немецкой армии не служил, только работал в поместье немца в местности Жабий Рог». В доказательство показал я гражданскую фотографию, которую сделал в 1944 г. в поместье Германа Германа. На фотографии был отображен мой номер 77 (фотограф не мог сделать снимок никому чужому, пока не получил справки от солтыса). Этим я доказал русским, что не был немецким солдатам, только сельскохозяйственным работникам. Но когда я сказал, что у моего отца было восемнадцать гектаров поля, офицер ахнул от радости: «Попался кулацкий сынок...». Я тогда говорю: «Отец мой служил в американской армии...» - «Значит он был фашист и ты стал фашистом», - язвительно сказал следователь. После допросов я не видел более Васьки Назарука. Его направили в Шатуру, а нас, 1200 человек, погнали в Кибертай, что находиться при немецко-литовской границе. Шли мы пешком, по сто человек в колоне. Охрану осуществляли советские кавалеристы. Мы там пробыли три месяца, на работу не заставляли ходить. Кто хотел, так мог идти на немецкую сторону к хозяину перепалывать свеклу. В Кибертае давали хорошее питание. Квартировали мы в каменных строениях, которые находились под круглосуточной охраной стражников. Каждое утра советы проверяли присутствие. И опять допросы. На этот раз говорили заполнить анкету, как гражданину СССР. Протокол в Эльблонгу, как и анкету в Кибертае составляли советские офицеры. Я одно подписывал, не читая их. После трехмесячного пребывания и допросов в Кибертае погрузили нас в вагоны (по шестьдесят человек в вагон) и направили в Горьковскую область. Выгрузили нас на станции Минеевка. Пешком шли мы двенадцать километров, затем остановились в лесу неподалеку деревни Черная. Разместили нас в землянках и приказали валить лес. Работа была тяжелая, а питание плохое. В чем шли на работу, в том и ложились спать. Было это в июле 1945 г. Весною следующего года перевезли нас под Москву в поселок Серебряный Бор, разместили в бараках-юртах. Весь год работал я в ремонтно-строительной фирме. Оттуда опять направили в Горьковскую область. Выгрузились мы на станции Шеманиха. Поселили нас в поселке Медяна. Работал я на лесоповале. 20 мая 1948 г. зачитали заочно присужденный приговор: «шесть лет ссылки», посчитав срок заключения с 1945 г. Такие приговоры как мой в тогдашнем СССР выдавались тысячами. Судили т.н. «тройки». Подсудимых не звали и они не имели шанса оправдаться. В 1950 г. привезли меня в город Томмот, затем перевели в Алдантрестслюда в поселок Канкунский Якутской АССР.
В Томмоте, как и в Канкунском, работал я в ремонтно-строительной бригаде. Руководителем был украинец Сурмилов, который был приговорен к десяти годам лагерей и пяти годам ссылки. Разница между лагерем и ссылкой заключалась в том, что лагерник находился под караулом, а ссыльный мог перемещаться по своей воле в любое место, как и вызывать к себе семью для общего проживания. С Сурмиловым в нас получилась дружба, как братья мы сжились. Когда попросил он ссудить яму полторы тысячи рублей, так я не отказал. За эту услугу оформил он мне документ на звание «стахановца». Мне прибавили зарплату. В Канкунском вместе со мной работал Иван Семянюк с Павлов, что на Вельщине. Но он был прописан под фамилией Косолапов, которую присвоил по жене. В околицы, где мы проживали, было много рек. Рыбы там - хотя отбавляй. Северные олени служили основной тягловой силой. Кто ими пользовался как транспортом для заработных целей, вынужден был платить т.н. «копытный» налог. Оленей использовали также в фотографических ателье, где делали с ними памятные снимки. Такой снимок с живым оленем и у меня сохранился. Климатические условия были суровыми. Зима продолжалась практично до мая. Морозы доходили к 60 градусов. Малые речки промерзали. Питьевую воду из города привозили бочками. Сельскохозяйственных плодов не выращивали, а продукты покупали в магазинах. Водки не было. Спирт вразвес продавался. В ссылке я пребывал до 1956 г., хотя согласно приговору должен находиться там до 1952 г. Говорили позже, что по своей воле вроде бы я остался. Когда Польша заключила с СССР договор о репатриации, решил домой возвращаться. В мае 1956 г. подался я в Брест и там оформлял документы. Пока я это делал, так там познакомился с девушкой. Сыграли свадьбу, затем вместе с женой в Вульку приехали. С родителями стали мы жить на хозяйстве. Жена умерла два года потому назад, один я остался. Одна дочка в Белостоке живет, а вторая в Чаромхе. Дождался я четверых внуков и одного правнука.
Но это не конец всей истории. Когда понадобились мне документы насчет пребывания в Германии и в ссылке в СССР, начал я ходатайствовать в их получении. Послал я запрос в Посольство СССР. В письме министерства иностранных дел Российской Федерации от 15 мая 1995 г. сообщалась, что «по данным компетентных органов сведений о пребывании и работе Веремчука В. на территории Российской Федерации в архивах не обнаружено». Начал я ощущать обиду к советскому правительству. Мало того, что несправедливо потерпел и более десяти лет пребывал в изгнании, так сейчас еще хотят спрятать правду. Все последующие годы боролся за справедливость. Из министерства иностранных дел Республики Саха (Якутия) присылали мне разные справки, поскольку в архивах сохранились два спорных между собою документа: протокол допроса, записанный в Эльблонге 10 мая 1945 г. и анкета гражданина СССР (я себя никогда не признавал гражданином СССР). В конце добился своего. Победила справедливость. Решением Отдела реабилитации и жертв политических репрессий Генеральной прокуратуры Российской Федерации меня реабилитировали. Соответствующее письмо было направленное Польскому посольству в Москве.
Владимир Сидарук
Фото из архива В. Верамчука
/Ніва. Беласток. № 26. 25 чэрвеня 2006. С. 9./
МВД РС(Я)
АРХИВНАЯ СПРАВКА
Веремчук Василий Наумович, 1923 г. р. д. Вулька-Тереховская, Бельского р-на Белостокской обл. БССР. Белорус. 4 кл. Жил: Серебренный Бор Московской обл. Осужден за службу в немецкой армии. п. Уклан. Трест «Алданслюда». ЯАССР. Рабочий. 1. 08. 47 г. освобожден. 5. 07. 96 г. выслана арх. справка.
Белла Сток,
Койданава
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz