piątek, 17 stycznia 2020

ЎЎЎ 2. Іван Ласкоў. Адкуль пайшла беларуская мова. Вып. 2. Откуда пошел беларусский язык. Перевод А. Кендыш. Койданава. "Кальвіна". 2020.




 

    Иван Ласков
                                          ОТКУДА ПОШЕЛ БЕЛАРУССКИЙ ЯЗЫК
    Откуда пошел беларусский язык? Легенда, созданная филологами, на это отвечает так.
    Жил-был когда-то общий язык всех славян: еще тогда, когда все теснились рядом. Потом они разошлись. И на новых местах жительства возникли три новых языка: южнославянский, западнославянский и восточнославянский.
    Последний, восточнославянский, был общим языком Древней Руси — первой республики восточных славян. Поэтому филологи зовут его еще «древнерусским». Древнерусский язык имел возможность оставаться вовеки единым. Но случился политический катаклизм: пришло нашествие с востока. Татаро-монголы захватили большую часть Руси, остаток попал в состав Великого княжества Литовского, а потом — Речи Посполитой. До этого единый «древнерусский народ» оказался поделенным. В конце концов, поделился, «распался» и «древнерусский язык»: от российского отделился украинский и беларусский, познавшие на себе литовское и польское влияние.
    Такова схема. Она вошла в неисчислимое множество школьных и институтских, университетских учебников, с помощью которых вбивается в головы каждому новому поколению. Неслучайно один из читателей «Народной газеты» высказался так: «Беларусский язык — это тот же русский, по которому походил польский сапог», И, что интересно, газета не нашла, чем это опровергнуть!..
    Но опровергнуть-таки можно было! И не только можно — нужно. Потому что есть еще люди, которые воспринимают борьбу за независимость Беларуси как возню: мол, зачем нам независимость, когда беларусы — те же русские, по которым походил польский сапог? Если они когда-то были насильно оторваны от русских братьев, так почему бы к ним не вернуться? И уже. смотришь, принимаются где-нигде резолюции — не больше, не меньше — о присоединении какого-то завода к России... Именно этого и добивался сотни лет российский царизм, а после него — КПСС во главе с Лениным, Сталиным, Хрущевым, Брежневым.
    Любая простенькая схема впечатляет своей завершенностью. Но давайте наложим ее на исторические факты.
    Самый новый «Лингвистический энциклопедический словарь» (М., 1990) утверждает, что «древнерусский язык» распался на три отдельных восточнославянских языка в XIV-XV столетиях (с. 143). Действительно, если читать литературу, изданную на территориях России, Украины и Беларуси, то можно заметить, что до XV столетия и даже позже она писалась на одном языке, а потом в Беларуси и Украине тексты начинают все больше от него отклоняться. Но не принимаем ли мы за распад языка что-то другое?
    Лингвисты с докторскими степенями, академики не могут не знать, что и сегодня книжный язык и разговорный — не одно и то же. И сегодня, например, в Беларуси существует диалектический раздел, даже полешук и полочанин, разговаривая каждый по-своему, не очень понимают один одного. А книжный язык Киевской Руси почему-то считают единым разговорным для всего государства!
    Согласно с «Лингвистическим энциклопедическим словарем» (с. 143), «древнерусский язык» сформировался уже в VII-VII столетиях. Значит, до своего «распада» существовал 700-800 лет! И вдруг — «распался». Из-за раздела «древнерусского народа» между татарами и Литвой.
    Если такое возможно, то должны быть и другие примеры распада языка. Но где же они?
    Ни в ХIVV столетиях, ни прежде, ни после в Европе не распадался ни один язык, хоть народы, было, делились. Так, немецкий этнос делился между десятками государств. Но в языковом смысле оставался единым. Часть румын столетия стонали под игом Турции, часть входили в Австро-Венгрию с ее официальным немецким языком. Но из-за этого два румынских языка не возникли. Более ста лет половина Польши находилась под Россией, половина — под Германией и Австро-Венгрией. Но польский язык от того не поделился.
    Так, может, «древнерусский народ» после раздела попал в какие-то особенные условия? Никак не скажешь этого! Могли ли сделать татары на россиян серьезное языковое влияние, если жили далеко в степях, а «руководство» Москвой с их стороны выливалось только в собирание дани да грабительские набеги? Неслучайно же российский язык — самый близкий к «древнерусскому».
    А о каком большом давлении со стороны летувисов можно говорить, если в Великом княжестве Литовском государственным языком сначала был именно «древнерусский», замененный старобеларусским? Летувисы же и письменности не имели до XVI столетия. Можно прямо сказать, что в Великом княжестве имелись как раз самые лучшие условия для сохранения и развития «древнерусского». Так почему же он тут, согласно с «Лингвистическим энциклопедическим словарем», уже с XIV столетия начинает уступать место беларусскому?
    И еще загадочное явление. Почему в пределах Великого княжества Литовского с «древнерусского» образовались два новых языка — беларусский и украинский? Почему украинский не ближе к российскому по той причине, что Киев был «оторван» от России на 200 лет раньше, чем Беларусь? (До середины XIV столетия вместе с Москвой входил в состав Золотой Орды, а в 1654 году соединился с Россией, в то время как Беларусь была захвачена Россией в конце XVIII столетия, татарского же господства не знала совсем).
    Прокоммунистическая российская филология таких вопросов не ставит, потому что они не выгодны для теории единого происхождения российцев, украинцев и беларусов, не работают «на грядущее» слияние украинцев и беларусов с россиянами, иными словами, поглощение последними первых. Так попробуем ответить на них сами. А для этого в первую очередь присмотримся: что же это за «древнерусский язык», от которого пошел будто бы и наш, беларусский?
    Как было уже упомянуто, «Лингвистический энциклопедический словарь» определяет временем его формирование «в Древнерусском государстве» седьмое-восьмое столетия. При этом автора статьи «Древнерусский язык» В. В. Иванова совсем не смущает, что Рюрик, согласно летописным сведениям, начал княжествовать только в 862 году, это значит, ни в седьмом, ни в восьмом столетиях Древнерусского государства не существовало. И как свести это с утверждением того же «Лингвистического...», что «древнерусский (восточнославянский) язык» идет непосредственно от общеславянского (с. 95)? Если «древнерусский» — прямой преемник общеславянского, то зачем для его «формирования» нужно было государство?
    Вот в чем дело. Схеме языкового развития «общеславянский язык — восточнославянский» противоречат факты. Ибо по ней как надо понимать генеалогию языков? Очень просто: дробление языков вызывалось дроблением их носителей — вот как! Если существовал когда-либо общеславянский язык, то это значит, что было одно какое-то племя, которое пользовалось им. Потом, увеличившись, оно разделилось на три племени: южное, западное и восточное. Соответственно этому, дескать, из прежнего общего их языка возникли три новых: южнославянский, западнославянский и восточнославянский. А те, в свою очередь поделившись, дали нынешние славянские языки...
    Что-то похожее и очерчивает киевская летопись — «Повесть временных лет». Она сообщает, что славяне сначала жили на Дунае, откуда разошлись «и прозвашася имены своими, где съдше на которомъ мъстъ». Так возникли моравы, чехи, хорваты, сербы, хорутане. Славяне, что пришли на Вислу, сначала назывались ляхами. Потом ляхи поделились, в результате чего появились поляки, лутичи, мазовшане. поморяне.
    Таким образом, для западных славян прямо указывается носитель их общего языка — ляхи. Для южнославянского языка такого носителя не указывается. Не упомянуто в летописи и племя, от которого бы пошли, как от ляхов, поляки, лутичи, мазовшане и поморяне — восточнославянские племена.
    Согласно с «Повестью...», славянами Киевской Руси были славяне Новгорода, поляне (район Киева), север (Черниговщина), древляне (северо-западнее Киева), дреговичи (между Припятью и Двиной) и полочане (Полоцак). И ни слова о том, чтобы все они были потомками одного племени.
    Откуда конкретно пришло каждое? Об этом летопись умалчивает. Ясно, однако же, что не все с Дуная, ибо тогда летописец сказал бы.
    А мы что о них знаем?
    В оригинале «Повести...» поляки названы полянами (см. Изборник. М., 1969, с. 23). Так же называлось и племя, жившее вокруг Киева. Кто-нибудь скажет: ну и что? Там поля — и там поля, так почему и те и другие не могли называться от поля? А вот посмотрите, что пишет автор «Повести...»: «Бяше около града (Киева.— И. Л.) лъсъ, и боръ великъ» (Изборник, с. 32). Видите, не «поле», а «лъсъ и звъръ великъ»! И занимались поляне Киева, главным образом, не земледелием: «бяху ловяще звъръ, бяху мужи мудри и смыслени, нарицахуся поляне» (там же). Так можно ли допускать, что поляне Киева — часть полян Вислы? Думаю, можно.
    С полянами Киева соседствовали северяне. Это название им дано уже исследователями, ибо в летописи сказано — СЕВЕР (Изборник, с. 28). Не говорит ли такое название, что это племя первоначально было самым северным изо всех славянских. В целом возможно — говорит. А где был славянский север? Побережье Балтийского моря.
                                                         (Окончание следует)
    /Набат. Социально-экологическая газета Чернобыля. Минск. № 23. 1992. С. 6./
 



    Иван Ласков

                                          ОТКУДА ПОШЕЛ БЕЛАРУССКИЙ ЯЗЫК

                                                         (Окончание. Начало в № 23.)
    В Новгороде жили словене. Такое же имя сегодня носят граждане Словении. Но были и западные СЛОВИНЫ, родственные кашубам. И вот что интересно: язык новгородских берестовых грамот Х-ХII столетий имел общие черты с ЗАПАДНОСЛАВЯНСКИМИ диалектами (Лингвистический энциклопедический словарь, с. 98). Так что и новгородцы могли прийти откуда-то из Польши.
    Наши предки кривичи и радимичи безусловно пришли с запада (см. М. Ермалович. Старажытная Беларусь, 1990, с. 28, 37.). Дреговичей же этот автор зачисляет в те племена, которые пришли с юга. В то же время были дреговичи и полабские (см. там же, с. 22).
    Таким образом, большинство славянских племен на восток пришло с запада, а остальные — с юга. Понятно, что говоры их не могли быть одинаковыми. Хоть филологи об этом не говорят, но осознают все же. Отсюда и тезис о «формировании» из тех говоров общего восточнославянского языка: не было, так сформировался!
    Но как же он мог сформироваться в VII-VIII столетиях, пусть себе и было государство (которого на самом деле не было)? Что представляло собой государство в те времена? Сидел в столице большой князь и собирал дань. Вот практически и все государство. Хозяйство — натуральное: что люди добывали и выращивали, то и ели. Мобилизация в княжескую дружину не велась, набиралась она из княжеского окружения. Таким образом, население не перемешивалось, движение его в границах государства было минимальным. Письменности не было, образование отсутствовало. Как же мог в таких условиях из разных говоров выработаться один общий язык?
    Мы ведь хорошо знаем, что даже Российская империя, с ее полицейско-административным аппаратом, распространенной начальной школой, прессой и другими способами распространения языка, не смогла преобразовать в россиян все подчиненные народы. Так что само по себе образование государства еще не ведет к языковой консолидации края.
    Правда, в Киевском государстве был язык, на котором писались произведения и документы и в Киеве, и в Полоцке, и в Москве. И никаких других языков, по письменным источникам, с того времени не сохранилось. Но оттого ли, что он вообще был один? Может, потому, что другие не фиксировались на бумаге?
    Кстати, филологи утверждают, что в Киевской Руси было даже два письменных языка. Один — это тот, что пришел сюда вместе с христианством, язык Святого Писания. Другой — тот, что уже был тут с VII-VIII столетий. Первый называют церковнославянским (старославянским), другой — древнерусским.
    Чем же отличаются они между собой? На это отвечает М. Самсонов, автор учебника «Древнерусский язык». Интересная вещь, — оказывается, только фонетикой! Причем и фонетических отличий — всего 8: в церковнославянском — глава, млъко, бръгъ, шлъмъ, в «древнерусском» — голова, молоко, берегъ, шеломъ, в церковнославянском — елень, езеро, единъ; в «древнерусском» — олень, озеро, одинъ; в церковнославянском — югь, южинъ, юноша, в «древнерусском» — оугь, оужинъ, оуноша и т.д. Да еще несколько самостоятельных слов: в церковнославянском — истина, съвъдътель, бракъ, в «древнерусском» — правѣда, видокъ, сватьба. И все! Морфологических отличий — никаких, приставки и суффиксы «древнерусского» — церковнославянские! (см. Н. Г. Самсонов. Древнерусский язык. М., 1973, с. 71-75). И это два разных языка? Так здесь же и о диалектах нельзя говорить! А «Знатоки» делят киеворусскую литературу: вот это произведение написано на церковнославянском, а эти («Русская правда», «Поучение Владимира Мономаха», «Слово о походе Игоревом», «Моление Данилы-вязьня») — на древнерусском... Несмотря на то, что и «древнерусские» изобилуют «всеми особенностями» церковнославянского. Вот маленький, но красноречивый пример. В начале «Слова о походе Игоревом» читаем такое обращение: «О бояне, соловию старого времени! А бы ты сиа плъкы ущекотал, скача, славию, по мыслену древу». Как видите, в одном предложении — церковнославянское славию и «древнерусское» соловию означает одно и то же (соловей).
    Для сравнения отмечу, что наш языковед Ф. М. Янковский находит между беларусским и русским языками 27 фонетических отличий, 43 морфологических и более двух десятков синтаксических (см. Ф. Янковский. Гістарычная граматыка беларускай мовы, Мн., 1983, с. 21-38.). Уже не говоря о лексических, которых никто не считал. И то находятся российские филологи, которые не против зачислить беларусский язык в «наречия» российского (один такой умник преподавал в Литературном институте, когда я там учился). А тут — всего 8 фонетических отличий, несколько других слов, и уже утверждается наличие самостоятельного «древнерусского» языка.
    Пора уже расставить точки над «і»: древнерусского языка никогда не существовало, ни письменного, ни разговорного. Были говоры полян, древлян кривичей, дреговичей и т.д. А то, что нам осталось от Киевской Руси на бумаге, написано на церковнославянском, на языке Библии. Иначе и быть не могло. Язык Библии, как и сама она, в те времена считался священным и единственно возможным для письменного обращения. То же самое было и с латынью в Западной Европе. Для того и их природный, родной язык может употребляться на письме, люди должны были пройти через революцию сознания. Неслучайно же первый литературный памятник польского языка датируется срединой ХIV столетия (см. Лингвистический энциклопедический словарь, с. 383). И еще несколько столетий вся Европа писала на латыни, причем, не только религиозные книги, но и законы, трактаты, и художественную литературу, как «Похвала глупости» Э. Ротердамского, «Песня о зубре» М. Гусовского.
    Церковнославянский язык в Восточной Европе исполнял ту же роль, что и латынь в Западной. Библия была не только Священным Писанием, но и единым учебником, по которому учились читать и писать. Но знание чужого языка никогда не бывает стопроцентным. Потому и киевские авторы, пишущие на церковнославянском, допускали погрешности против него: вместо «славию» — «соловию», «градъ» — «городъ», «млъко» — «молоко» и т.д. Могли вставить и какое-то известное от рождения слово, особенно когда в Библии не находилось адекватного. Тем и объясняются отступления от языка Писания в некоторых произведениях. Однако правомерно ли погрешности против языка возводить в самобытный язык?
    Если бы общий восточнославянский язык существовал, то он был бы совсем иным, чем церковнославянский. Мы же уже говорили, что большинство славянских племен Киевской Руси пришло с запада, и говоры их были западные, близкие к польским, чешским, моравским, лужицким. Особенно это касается говора полян, что представляли собой часть полян Вислы. А церковнославянский язык — выходец из самого крайнего юга славянского ареала. Переводчики Библии на него Кирилл и Мефодий родились и выросли в греческом городе Солоники, где тогда было немало болгар. На язык тех болгар они и переводили Библию с греческого. Досконально говор солоникских славян они, безусловно, не знали и активно вносили в перевод и греческие слова, и греческие грамматические формы, как причастия, звательный падеж, парное число и др. Потому-то церковнославянский язык — южнославянский, да еще и элинизированный. «Древнерусский , если бы он существовал, должен был бы отличаться от него приблизительно так, как отличается польский от болгарского. А между «древнерусским» и церковнославянским находят только восемь фонетических отличий!..
    Понимание того, что славянские говоры Беларуси были преобладающе западными, имеет большое значение. Нет, по нашему языку «польский сапог» не ходил. Он, беларусский язык, сам по себе, от истоков был близок к польскому, как близок к нему чешский, словацкий, лужицкий. Большое количество беларусских слов, совпадающих с аналогичными польскими, существовало в нем извечно: кахаць, бачыць, рэч, уласны и так далее. А свой нынешний восточнославянский вид беларусский язык приобрел в итоге семисотлетнего давления со стороны церковнославянского.
    Не держава, а церковь выполнила гигантскую работу по преобразованию западнославянского речевого течения во что-то такое, что называется теперь восточнославянской подгруппой языков. Потому как государство пользовалось письменным языком время от времени, а церковь — каждый день. По всей стране, в каждом храме. Вы представьте себе: день ото дня, из года в год, от поколения к поколению народ слышит в церкви один и тот же язык. На нем заучивает молитвы, поет псалмы. Есть ли лучший способ для изучения языка?! Уже не говорю о том, что церковнославянский был языком Бога, и, присоединившись к нему, верующий как бы получал возможность разговаривать с Творцом! Церковнославянский язык засевал местные говоры своим лексическим камнем, но ничего не мог сделать с местным произношением и грамматикой. И тянулось это сражение сотни лет, приведя к такому состоянию наш язык, какое мы имеем со времен Дунина-Марцинкевича, Носовича, Богушевича.
    Это сражение продолжается и сегодня, уже не с церковнославянским, а с его наперсником — российским языком. Как раньше с амвона, так и теперь по радио и телевидению, в театрах и кинотеатрах, со страниц книг и газет, из уст учителей и профессоров он гремит ежедневно, от рассвета до заката везде, где бы ни стоял, ни сидел, ни шел, ни ехал, ни работал или ни дремал беларус. Но наш язык — живет и верю — будет жить.
    г. Якутск
    Перевод с беларусского
    А. Кендыш
    /Набат. Социально-экологическая газета Чернобыля. Минск. № 24. 1992. С. 6./

                                                     ИВАН АНТОНОВИЧ ЛАСКОВ
               (19 июня 1941, Гомель, БССР [СССР] - 29 июня 1994, Якутск. [РС(Я) РФ])
    Иван Антонович Ласков - поэт, писатель, переводчик, критик, историк, автор «угро-финской» концепции происхождения белорусов. Награжден Почетной Грамотой Президиума Верховного Совета ЯАССР. Член СП СССР с 1973 г. [Также член СП ЯАССР и БССР]
    В три годы Иван самостоятельно научился читать, но ввиду материальных затруднений пошел в школу только в восемь лет. В 1952 г., после окончания 3-го класса, самостоятельно сдал экзамены за 4-й класс и был сразу переведен в 5-й. Еще из Беразяков, в которых жил до 1952 г., Ласков присылал свои корреспонденции в русскоязычную газету пионеров БССР «Зорька», хотя стихотворения и не печатали, но на письма отвечали. По инициативе редактора газеты Анастасии Феоктистовны Мазуровой Ивана в 1952 г. отправили во Всесоюзный пионерский лагерь «Артек» имени В. И Ленина, где он проучился с ноября 1953 г. по март 1953 г. Затем воспитывался в Могилевском специальном детском доме № 1, потом в школе № 2 г. Могилева, которую закончил в 1958 г. с золотой медалью.
    Поступил на химический факультет Белорусского государственного университета, который закончил в 1964 г. и при распределении пожелал поехать в г. Дзержинск Горьковской области, где работал в Дзержинском филиале Государственного научно-исследовательского института промышленной и санитарной очистки газов. В июне 1966 г. уволился и вернулся в Минск. Работал литсотрудником газеты «Зорька», на Белорусском радио. С 1966 г. обучался на отделении перевода в Литературном институте имени А. М. Горького в Москве. В 1971 г., после окончания института с красным дипломом, переехал в Якутскую АССР, на родину своей жены, якутской писательницы Валентины Николаевны Гаврильевой.
    С сентября 1971 г. по февраль 1972 г. работал в газете «Молодежь Якутии», сначала учетчиком писем, затем заведующим отделом рабочей молодежи. От февраля 1972 г. до лета 1977 г. работал в Якутском книжном издательстве старшим редакторам отдела массово-политической литературы. С лета 1977 г. работал старшим литературным редакторам журнала «Полярная звезда», с 1993 г. - заведующий отделам критики и науки журнала «Полярная звезда».
    За полемические статьи про отцов-основателей ЯАССР весной 1993 г. был уволен с работы и ошельмован представителями якутской «интеллигенции». Перебивался случайными заработками. Последнее место работы - заведующий отделом прозы и публицистики в двуязычном детском журнале «Колокольчик» - «Чуораанчык», который возглавлял Рафаэль Багатаевский.
    29 июня 1994 г. Иван Антонович Ласков был найден мертвым «в лесу у Племхоза», пригороде Якутска по Вилюйскому тракту за Птицефабрикой.
    Иосафа Краснапольская,
    Койданава.






Brak komentarzy:

Prześlij komentarz