ПОСТОЯННЫЕ
ПТИЦЫ ВЕРХОЯНСКА
(Якутский Край)
Верхоянск
- широта 67°33', длина 133°24' считая от Гринвича. - расположен за полярным
кругом, рассматривается как полюс холода на севере - в 1892 году был
зафиксирован в феврале - 69,8°С, температуру самую низкую в метеорологических журналах
мира.
На
первый взгляд казалось, что в этой стране „льда, снега и смерти” вся жизнь в
течение восьмимесячной зимы должна замереть. На самом деле это не так. Правда,
условия существования весьма тяжелые, но здешние живущие существа смогли
приспособиться, смогли в течении поколений выработать себе, выражаясь образно,
черты характера наиболее соответствующие их безопасности.
Обширные описания условий жизни существ,
живущих за полярным кругом, я оставляю для последующих номеров, в настоящее
время я даю только информационные сведения, что видов здешних птиц, постоянно
живущих в Верхоянском округе.
Основные виды птиц, в окрестностях города
Верхоянска 14.
Самый многочисленный и обыкновенный:
1. Lagopus albus – pardwa – белая куропатка – встречается иногда в
огромных количествах, часть года проводит в горах, осенью и весной спускается в
долину реки для пропитания.
Малочисленный, но обыкновенный:
2. Lagopus mutus - cietrzew górski, тундряная куропатка - живет
круглый год в горах.
Другие два вида курообразных (Galliformes):
3. Bonasia canescens
- jarząbek – рябчик,
4. Tetrao urogalloides
- gluszec dlugoogonowy, - глухарь - весьма малочислен и редкий.
Предположительно, Верхоянск является концом их распространения, ибо в 100
верстах на север он уже не встречается. Оба вида проживают в горах.
В лесах распространены, но малочисленно два
вида дятлов:
5. Picus martius - dzięcioł czarny – черный дятел,
6. Picus tridactulus crissoleucos - dzięcioł trójpalczasty syberyjski – трехпалый дятел сибирский.
Остальная часть видов принадлежит к отряду
воробьинообразных (Passeriformes):
7. Corvus (corax?) – kruk - ворон,
8. Garrulus infaustus – sojka - сойка,
обычно в Сибири называемая кукшей,
9. Poecile rufescens - sikorka szara
syberyjska - серая синичка сибирская,
10.
Sitta europaea baicalensis - kowalik wschodnie-syberyjski - поползень восточно-сибирский,
11. Loxia
bifasciata - krzyżodziob dwupręgowa – белокрылый клест.
Ворон,
сойка и sikorka, хотя и немногочисленные, обыденны, поползень и клест
чрезвычайно редки, твердо могу утверждать, что Верхоянск является северной
границей распространения этих последних.
Не ежегодно, в зависимости от количества
пищи, целую зиму можно видеть чечеток:
12.
Acanthis exilipes - czeczotka blada – тундряная чечетка,
13.
Acanthis linaria - czeczotka pospolita – обычная чечетка,
12.
Acanthis Holboelli - czeczotka Holboella – пепельная чечетка.
Что до
количества особей чечеток, то они занимают первое место.
Казимир Rожновский
/Korespondencya
Wszechświata. // Wszechświat. T. XXIII. Z. 23. 5 czerwca. 1904. S. 362./
КОРРЕСПОНДЕНЦИЯ «WSZECHŚWIATA»
Круглоносый (рыжевато-шейный) плавунчик
Я считаю нужным сообщить читателям «Wszechświata» о том, как подстрелил 5-го сентября редкую в
наших краях птичку, рыжевато-шейного плавунчика (Phalaropus hyperboreus).
Увидел его на маленьком прудку в усадьбе «Белевщина» [Bielewszczyzna] (Витебская губерния, Лепельский уезд) мой племянник, который с удивлением
сообщил мне, что «в пруду плавает какой-то маленький кулик» Он был один.
Видимо, отбился от стаи. Предыдущего дня дул сильный западный ветер, так что,
предположительно, мог быть закинутым с Балтики. Местным охотникам не известен.
По Tачановскому («Ptaki krajowe» Т. II, str. 143-144) в
Королевстве не встречаем; к отечественной фауне Taчановским был зачислен на
основании трофея добытого гр. Браницким в августе 1877 года в окрестностях
Белой Церкви в Украине и 3 образцов музея Дзедушинских во Львове, добытых 17
августа 1859 г. на пруду в Заложце на Сeрeтe (Брoдский уезд). В «Pamiętniku Fizyograficznym» Т. VIII, 1888 г.
Tачановский в своем «Spisie ptaków Królestwa polskiego» о нем вообще не упоминает, и в список его не включил.
Каз. Рожновский.
/Wszechświat. Tygodnik popularny,
poświęcony naukom przyrodniczym. Warszawa. T. XXVI. № 45. 10 listopada 1907. S. 715./
ОТЧЕТ К. Ф. РОЖНОВСКОГО
ОБ АЛАЗЕЙСКОЙ ЧАСТИ КОЛЫМСКОГО ОКРУГА
Предварительный отчет о результатах поездки на
Алазею в 1905 году.
Задачей моей поездки на Алазею было: во
первых, собирание материалов для выяснения экономического, в частности
продовольственного положения населения; во вторых, разведки Алазеи, как пути
сообщения вдоль долины, а равно разведки старого торгового пути поперек нее с
Булуна на Лене на Колыму; в третьих, собирание материалов для всестороннего
ознакомления с краем.
Для выполнения возложенных на меня задач я
счел более всего целесообразным придерживаться следующего маршрута: из г. Средне-Колымска
переехать на реку Алазею, сюда же перевести большую грузовую лодку, называемую
здесь карбасом: затем, сейчас же после ледохода отправиться вниз по Алазее на
лодке, по пути посетить по возможности все населенные пункты и пробраться до
последнего населенного пункта близ моря, Улова; здесь, оставив лодку, на
лошадях проехать до устья: затем старым торговым путем (по морскому побережью)
перебраться на дельту р. Индигирки, откуда осенью первым санным путем уехать в
г. Верхоянск чрез Казачье (на р. Яне). В виду трудности перевозки грузовой
лодки по сухопутью, я выбрал пунктом отъезда ближайший к г. Средне-Колымску -
урочище Мала на реке Алазее в 150 верстах от Средне-Колымска, тем более, что
вверх по реке нет населенных урочищ, стоящих у самой реки (за исключением
урочища Кумаха в 10 верстах от Малой), а в 20 верстах от Малой (от ур.
«Алазейский Острог») река суживается, переходить в горную речку и невозможна
для проезда на большой лодке, а лишь на местных утлых челноках, называемых ветками.
Намеченный раньше маршрут мне удалось
выполнить, а также собрать кое-какой материал для выяснения задачь моей поездки
на Алазею.
Что касается третьей задачи — собирания
материалов для всестороннего ознакомления с краем, — то в виду необходимости для
научной обработки собранных материалов большого времени, чем мне дано по
инструкции. я не считаю возможным в настоящее время дать хотя бы беглый обзор
собранных мною научных материалов, не назначая в то же время даже
приблизительного срока окончательной обработки этого материала. По отношению к
первой и второй задачам моей поездки я в настоящем предварительном отчете
ограничусь краткими замечаниями, оставив более полное изложение для подробного
отчета, который своевременно будет представлен для приложения к общему отчету о
Колымской экспедиции.
I.
Экономическое, в частности продовольственное,
положение населения по Алазее и ее долине.
Народонаселение по реке Алазее и в ее
долине (166°-174° восточной долготы, считая от острова Ферро, и 67°-71°
северной широты) принадлежит к шести народностями якутской, тунгусской,
ламутской, чукотской, юкагирской и русской. Якуты, по численности занимающие
первое место среди приалазейских народностей, живут по верхнему и среднему
течению реки до границы лесов; тунгусы, ламуты и чукчи кочуют по нижнему
течению; русские и наполовину оседлые юкагиры живут близ устья (на расстоянии
30-60 верст от моря). Иногда к Алазе подходят прииндигирские кочующие юкагиры,
но о них, как о случайно зашедших в область реки Алазеи, я не считаю нужным
говорить.
По количеству народонаселения народности
располагаются следующим образом:
Громадное большинство якутов живет на
некотором расстоянии от реки, главным образом по озерам; тунгусы, ламуты и
чукчи постоянных жительств по Алазее не имеют; по самой же Алазее (на
расстоянии пяти верст с обеих сторон реки) в общем живет очень мало. В 1905
году по реке были следующие населенные пункты:
На протоке, между урочищами
Седеколах и Арчахтах, есть жительство Тебелях (3 дыма, 5 мужчин и 5 женщин,
обоего пола 10 человек), по протоке от реки верст 15.
В прежнее время Алазея была значительно
гуще населена: урочищ ненаселенных, старых юрт, урас или следов жительств 48,
населенных в настоящее время 18, т. е. в прежнее время населенных пунктов было
на 30 больше.
Главные причины редкого в
настоящее время населения по реке следующие: 1) по Алазее в очень малом количестве
встречается строевой и нестроевой лес, а также почти совсем не встречается
плавник, пополняющий на иных реках в безлесной области недостаток как топлива,
так и строевого леса; 2) в последнее время замечается сильное оскудение рыбных
речных промыслов, по озерам же рыбный промысел лучше; 3) по Алазее сравнительно
мало хороших сенокосных мест, наоборот, у озер сенокосные места в изобилии. Эти
и иные причины обусловливают явление редкости населения по реке.
Образ жизни приалазейских якутов
полукочевой, вызываемый с одной стороны средствами существования, с другой —
пережитком прежнего образа жизни, кочевого; русские н обруселые юкагиры,
живущие на низовьях Алазеи, ведут также полукочевой образ жизни (на зиму
перекочевывают на Индигирку); тунгусы, ламуты и чукчи являются настоящими
кочевниками далекого севера.
Главное средство существования
приалазейских жителей вообще — рыболовство (за исключением чукоч, у которых
оленеводство до сих пор играет первенствующую роль).
Рыболовство
можно разделить на речное и озерное. Озерное занимает первое место, у озер
главным образом и приютилось незначительное приалазейское население. Озера
изобилуют жирной рыбой, в особенности славится жирный алазейский чир. Из иных
рыб первое место занимает щука. Но — по уверениям местных старожилов —
замечается в последнее время оскудение озерных промыслов, а в некоторых озерах
или вся рыба пропала, или пропал лишь один вид. Без специальных научных
исследований выяснить причины этого явления трудно; можно лишь, как догадку,
высказать следующие два предположения: или на рыбу нападают периодически-
вредные паразиты, или (в иных случаях), вследствие обмельчания озера, в особо
неблагоприятные зимы (малоснежные) озера промерзают до дна, что последствием
имеет пропажу всей рыбы. Кроме того, замечена известная периодичность в ходе
озерной рыбы: годами ловится в изобилии, годами совсем в сеть не попадает!»
(без всякой видимой причины).
По самой реке ловят сравнительно
мало (главным образом осенью); большее значение имеют т. н. аяны (у русского
населения лайды) — это речные заливы, по наружному виду иногда ничем не
разнящиеся от обыкновенных озер; главное отличие от озер заключается в
следующем: они наполняются водой лишь при полноводье; при мелководье пересыхают;
а кроме того расположены близ реки и соединены с нею небольшими речками
(местное название — як. сень, русск. виска). Приречные жители почти
исключительно промышляют рыбу по этим аянам, куда по вискам весною заходит
рыба.
Весною прежде всего вскрываются
малые речки (виски, сень), приблизительно около 20-го мая; на них прежде всего
и открывается рыбный промысел; ловят сетями и мордами. Затем на озерах появляются
забереги, на заберегах ставят сети. Ставят также сети на заберегах реки. После
окончания ледохода (около 25-го Мая, в 1905 году 30-го мая) начинается рыбная
ловля по реке и по аянам; живущие вдали от реки продолжают ловить по озерным
заберегам. В начал июля (около 8-го) рыбная ловля почти прекращается и почти
все население уходит на сенокос и на промысел за ленной птицей. Около 15-го
августа начинается «осенний промысел» заездками (река в узких местах
перегораживается — устраивают вроде примитивной плотины, в оставленных
свободных местах заставляют мережи). После рекостава и после замерзания озер
идет «подледный промысел», но он имеет лишь второстепенное значение. В ловле
«заездками» принимают участие не только живущие по Алазее, но и дальние; этот
промысел носит общественный характер и добыча делится на паи.
Пойманная
рыба, кроме сейчас съеденной, консервируется самым примитивным способом
(засолка неизвестна): часть рыбы складывается в погреба, часть идет на
приготовление сушеной, т. н. юкколы. Осенняя и зимняя морозится и употребляется
в пищу сырой, мерзлой, в виде т. н. строганины. На рыбацких заимках, где нет
погребов, рыба складывается в особые помещения, устроенные вроде длинных ящиков
— на высоких столбах, в защиту от медведей, называется «лабас» или «арагас»;
лежащий прямо на земле называется «сайба». Рыба, пойманная весною, конечно,
почти совсем сгнивает — она служить пищею для собак, но при недостатке иной,
лучшей, идет в пищу на прокормление одной семьи из 5 человек считается
необходимым иметь сетей 30 и морд 15-20; но, в виду бедности населения, такое
количество сетей и морд встречается лишь у богатых; по крайней мере у половины
якутского населения сетей лишь около 20, у остальных же сетей около 10; много и
таких, у которых всего-навсего 2-3 сетишки. Тунгусы и ламуты имеют еще более
ограниченное число, в общем всего лишь по 2, по 3 на семью — «у кого две, три
сетишки — богат, за ним уж гонятся иные, бедняки» — рассказывали мне.
Сети делаются из белого
хвостового волоса; в среднем длина сети 10 буласов (ручных саженей — мерится по
размаху рук), вышиною 2 аршина. Сети бывают 2-х — 8-ми пальцевые (мерится
наискось растянутая ячея) в зависимости от величины рыбы, на которую ставится
сеть. Сеть обыкновенно стараются делать из белого волоса, — в сеть из черного
рыба плохо попадает. Волос должен быть одинаковой толщины с обоих концов, иначе
сеть не крепка, рыба легко ее прорывает, портит сеть и отгоняет подошедшую к сети
рыбу. Для сетей сучат 5-9 волосков вместе. Стоимость волоса в частной продаже
от 1 до 2 руб. за фунт. Казенный волос, т. е. волос, продаваемый при Колымском
Окружном Полицейском Управлении, берется неохотно, потому что он — по отзывам
инородцев — в общем очень низкого достоинства, короткий, часто на половину гнилой,
— его берут главным образом наслеги для раздачи своим. бедным родовичам в
ссуду. Кроме того, казенного волоса ежегодно не хватает, присылают его в очень
ограниченном количестве Стоимость казенного волоса от 80 до 86 коп. за фунт.
Мережи делают
из конопли или волос из лошадиной гривы.
На мережу нужно 41/2 — 5 фунтов конопли; фунт казенной
конопли стоить 45 коп. Предпочитается, как более крепкая, волосяная мережа. В
продаже волоса из конской гривы не бывает, его имеют имеющие свой конный скот.
Количество потребного волоса на одну мережу выяснить мне не удалось, потому что
па мережу употребляют волосяные бечевки, сученые из неопределенного количества
волосков, «на глаз», вследствие неравной и незначительной длины волос из
конской гривы.
Морды делаются из тонких лиственничных
лучинок и в продажу редко бывают. Стоимость одной морды от 30 копеек до 1
рубля.
Другим средством существования приалазейского
населения является скотоводство — разведение конного и рогатого скота. Но
вследствие целого ряда невзгод в прошлом столетии (сибирская язва, постоянные
голодовки населения и т. п.) скотоводство в Колымском округе вообще, в
приалазейском крае в частности, пришло в упадок. В настоящее время большая
половина населения лишена скота; у весьма немногих (местные богачи)
насчитывается лишь штук по 30-40, в большинстве же случаев по нисколько коров и
лошадей. Хозяйств с сотнями конного и рогатого скота, как например у
верхоянских якутов, по Алазее вовсе не встречается. Вообще скотоводство
является лишь подспорным промыслом для приалазейского населения.
Стоимость живого коня в зависимости от
качества (рысистость, сила и т. п.) от 35 до 50 рублей, стоимость живой коровы
от 10 до 30 рублей. Цена пуда мяса от 3 до 5 рублей (приблизительно в одной
цене коровье и лошадиное). Конская шкура в продаже бывает редко; обыкновенно из
нее выделывается особый сорт непромокаемой кожи, из которой шьется местная
обувь, т. н. сары; в продаже короткие (ниже колен) сары от 5 до 7 рублей,
длинные (выше колен) от 12 до 14 рублей за пару. Коровья шкура немятая от 3 до
4 рублей, сыромятная (употребляется на ремни и на подошвы] от 8 до 10 рублей.
Что касается молочных продуктов, то они в продаже бывают редко (вследствие
незначительного количества скота). В гор. Средне-Колымске цены на молочные
продукты следующие: пуд мороженного молока 1 руб. 50 коп. и дороже: пуд хаяху
(особое якутское приготовление из кислого молока) от 4 до 51/2
рублей, пуд топленного масла от 32 до 40 рублей.
Лошади и коровы вместе с якутами
подвигаются к северу до границы лесов. Летом лошади бывают у русских и
обруселых юкагиров, живущих на низовьях Алазеи.
Оленеводство среди якутов развито мало,
держат главным образом живущие вблизи Верхоянско-Колымокаго тракта, да и то в
небольшом количестве. Тунгусы и ламуты, кочующие в тундре, в настоящее время обнищали
и большая половина совсем лишилась своих стад (единственным средством их
существования — рыболовство), «оленные» же в среднем имеют на семью от 5 до 10
оленей. Олени здесь являются не средством пропитания, а лишь способом
передвижения. Настоящими оленеводами и по сие время остались чукчи (хотя в
общем уменьшились огромные многотысячные табуны, какие встречались еще лет 30
тому назад). Цены оленей приблизительно следующие (обыкновенно идет меновой
торг, деньги играют незначительную роль): ездовой олень от 10 до 20 руб.;
неездовой на мясо, или дикий 5 рублей: шкура от 1 до 1 руб. 50 коп.; ровдуга
(род замши из оленьей шкурки) 1 руб. — 1 руб. 50 коп.: камасы зверя (т. е.
шкуры с четырех ног оленя, идут на зимнюю обувь) от 25 до 40 коп.
Следует упомянуть также о собаководстве,
которое по Алазее очень мало распространено: ездовые собаки встречаются у
якутов в небольшом количестве и у низовых русских и юкагиров. Кроме того все
держат т. н. промышленных собак.
Большую роль в хозяйстве приалазейского
населения играет звероловство. Звероловство разделяется (по местной
терминологии) на «пушной промысел» и «промысел на зверя» — под последним
понимается лишь охота на дикого оленя и лося.
В «пушном промысле» первое место занимает
лисица для якутского населения, песец для живущих в тундре. Различают несколько
пород лисиц и песцов: красная лисица — 3-5 руб.; сиводушка — 12-25 рублей;
чернобурая (целый ряд оттенков) от 50 до нескольких сот рублей (сиводушка и чернобурая
встречаются редко); песца различают две породы: обыкновенная белого — 4-5
рублей, и голубого [Забегает в виде редкости. Прим.
С. Бутурлина] — 12-25 рублей. В последние годы в большом количестве
встречается горностай (особенно в лесной области), одновременно поднялась цена
на горностаевы шкурки (до 2 рублей и дороже), благодаря чему этот зверек занял
первое место в якутском пушном промысле. Иная пушнина встречается редко и не
играет существенной роли в хозяйстве местного населения.
Лисиц и песцов промышляют осенью, по
первому снегу, с собаками (заганивают на лошадях или оленях, а затем или собака
ловит, или, если лисица спрячется в нору, ее выкапывают); зимою песцов
промышляют в пастях (примитивного устройства ловушки), лисицу на луки — самострелы,
иногда травят стрихниновыми пилюлями. Ружьями промышляют редко.
В «промысле на зверя» исключительно играет
роль дикий олень; лось в область реки Алазеи заходит редко. Олень встречается
еще в довольно большом количестве и служит важным местным промыслом как для
якутов, так и для тунгусов и ламутов. Якуты промышляют оленя весною, заганивая
его собаками, а затем, за неимением ружей, достреливая его луком. В начале
лета, при появлении комара, олень выкочевывает из лесной области в тундру на
морское побережье; обратно в лесную область возвращается осенью и зимою. Во
время своего пребывания в тундре является объектом охоты тунгусов и ламутов;
последние охотятся исключительно со своими малокалиберными кремневыми
винтовками.
Постоянно слышатся жалобы на оскудение
звероловства в последние годы. Главные причины этого явления следующие: 1)
хищнический способ промысла по отношению к лисицам и песцам: раннею весною
выкапывают из нор молодых лисят и кормят дома — огромный процент лисят дохнет;
2) постоянные лесные пожары, являющиеся следствием неосторожного поджигания
лугов с прошлогодней сухой травой и вообще небрежное отношение к зажигаемым в
лесу кострам; при отсутствии же всяких мер к прекращению пожаров они
продолжаются по неделям и опустошают огромные участки леса, зверь, распугиваемый
пожаром и человеком, бежит и ищет новых, лучших, мест; 3) уменьшение, вообще,
количества зверя вследствие постоянной на него охоты во все времена года.
Следует упомянуть о промысле на ленную
птицу, имеющем второстепенное значение для местного населения, а также о
поисках мамонтовых зубов (называемых здесь мамонтовою костью). Но так как они
являются лишь подспорными промыслами (как и гоньба на почтовом тракте), не
считаю нужным останавливаться на них.
Как было упомянуто выше, из домашних
животных по Алазее встречаются: лошадь, корова, олень и собака. Они и
обусловливают собою средства и способы передвижения. Для якутского населения
лошадь, для чукотского, тунгусского и ламутского олень является почти исключительным
ездовым и вьючным животным, летом — верхом, зимою, в первом случае, тоже
преимущественно верхом, во втором — на санях (местное название нарта). Ездовых
собак якуты держат мало и ездят на них преимущественно около дома; русские и
юкагиры, живущие на низовьях Алазеи, наоборот, держат собак много и собака у
них является главным средством передвижения. По реке и притокам летом средством
передвижения служит местный челнок, называемый веткой; но на ветках якуты не
предпринимают больших переездов, главным образом вследствие извилистости реки.
Что касается плотов, то якуты пользуются ими лишь при устройстве «заездок» во
время рыбной ловли.
Из предметов вывоза первое место занимает
пушнина (лисица, песец и горностай), затем мамонтовая кость. В особо изобильные
годы предметом вывоза могла бы быть и рыба. В небольшом количестве вывозятся
молочные продукты (хаях и масло) и мясо. У чукчей, ламутов и тунгусов главные
предметы вывоза оленьи шкуры. Эти продукты местного сбыта идут частью на уплату
податей и расходов по внутренним повинностям, частью на покупку необходимых
предметов для домашнего обихода; в первом случае они продаются за деньги, во
втором — вымениваются.
Из предметов ввоза первое место занимает:
кирпичный чай, табак и ситец. Кирпич чаю (23/8 фунта)
стоит от 1 руб. 50 коп. до 2 руб.; 1 фунт черкасского (листового) табаку 80
коп. — 2 рубля; аршин ситца — 25-40 коп. Но в действительности покупателю эти
товары обходятся дороже, потому что купец при меновом торге ценит его товары
дешевле, Мука, как слишком дорогой продукт для местного бедного населения, в
продаже по Алазее или совсем не бывает, или бывает очень редко и в
незначительном количестве.
При поверхностном даже изучении экономической
жизни приалазейского населения прежде всего бросаются в глаза общая нищета
населения и из года в год встречающиеся голодовки. Главные причины этих
систематических голодовок следующие: 1) оскудение рыбных речных и озерных
промыслов, а не смотря на это тоже самое, иногда даже меньшее количество
рыболовных снастей: 2) упадок скотоводства и оленеводства, служивших раньше для
якутов большим подспорьем, для тунгусов и ламутов главным средством
существования; 3) оскудение звериных промыслов, а не смотря на это те же самые
примитивные орудия охоты и полный недостаток хороших ружей: 4) большие подати и
внутренние повинности; в особенности чувствительны подати в форме ясака для
тунгусов и ламутов, которые до сих пор обложены по переписи 1857 года;
вследствие уменьшения числа плательщиков приходится платить за вымершие души;
например, в Эрбэкэнском наслеге осталось в живых лишь 4 плательщика и они должны
платить ясаку 22 рубля: в Хододзинском наслеге плательщиков 15 человек (в том
числе 8 ребят мужского пола) и они должны платить 62 руб. 10 коп., или на душу
выходит по 4 руб. 14 коп., во всем наслеге всего 6 семейств, значит. в среднему
на семью выходит свыше 10 рублей одного ясаку!
Из приведенных главных причин голодовок по
Алазее следуют и главнейшие меры если не для прекращения, то для уменьшения
зла, наносимого ими:
1) Мы видели при рассмотрении средств
существования приалазейского населения, что главным средством существования его
является в настоящее время рыболовство. Между тем везде и постоянно слышатся
жалобы на недостаток и дороговизну конского хвостового волоса. Продаваемый при
Полицейском Окружном Правлении в г. Средне-Колымске казенный волос, по отзывам
всех инородцев, низкого качества (короткий, гнилой) и в незначительном
количестве — берется лишь наслегами для раздачи в ссуду беднейшему населению,
наслег уплачивает стоимость волоса в казну, а затем собирает плату со своих
общественников. Недостаток и дороговизна волоса имеют своим последствием
голодовки.
Таким образом, первая важная мера к
уменьшению зла голодовок — снабжение инородцев дешевым хорошим конским хвостовым
волосом. При покупке волоса следует обращать внимание прежде всего на длину и
крепость волоса; затем волос должен быть белый [Может
быть на половину серый или стального цвета. Прим. С. Бутурлина], а во
избежание порчи волоса доставка его должна быть обязательно зимою: при летней
доставке волос неминуемо должен подмокнуть (переправы через реки, через болота,
топи, частые дожди и т. п.), а при его укупорке в сыромятных коровьих сумах он
не может просохнуть, подопревает, гниет и при употреблении ломается на мелкие
части.
В виду важности ловли заездками и мережами
необходимо снабдить инородцев или хорошей коноплей, или волосом из конской
гривы.
Материал для рыболовных снастей должен быть
доставляем в большем количестве, чем до сих пор, чтобы им могли пользоваться не
только «беднейшие», за которых наслег закладывает деньги, но и «бедные»,
которые подчас могли бы и на свои средства купить несколько фунтиков волоса или
конопли. В виду бедности населения материалы для рыболовных снастей следует
давать наслегам в ссуду, притом первое время в большем количестве, чтобы
население могло обзавестись рыболовными снастями: беднейшему населению следует
раздавать безвозмездно на обзаведение необходимыми снастями, а в крайнем случае
в долгосрочную ссуду.
2) Звероловство, не смотря на некоторое
оскудение промысла, играет выдающуюся роль в жизни приалазейцев, в особенности
тунгусов и ламутов, для которых олень и поныне является одной из главных
жизненных опор, доставляя им и мясо, и шкуры, необходимые для одежды и для
жилищ. Главные причины оскудения промыслов были указаны, из которых ясно
следуют необходимые меры для поддержания звероловства.
Итак, необходимо обратить внимание на
частые лесные пожары, имеющие своим последствием быстрое уничтожение древесной
растительности и затем, помимо климатических и флористических изменений,
уменьшение и животной жизни. Нужно помнить, что раз нанесенный вред лесам не
скоро может изгладиться вследствие особо неблагоприятных условий роста на
далеком севере.
Необходимо также обратить серьезное
внимание на хищнический способ вылавливания молодых животных—лисиц и песцов,
ведущий за собою быстрое уменьшение пушнины.
Но самым важным вопросом является вопрос
снабжения инородцев дешевыми и хорошими ружьями и достаточным количеством
пороха и свинцу. Ружья должны быть двух калибров; малокалиберные винтовки для
населения тех местностей, где водится белка; крупнокалиберная и скорострельная
(вполне хороша была бы берданка) для промысла оленя и медведя. Благодаря
недостатку ружей кремневые винтовки доходят по Алазее до баснословных цен:
платят по 20, 30 и даже 50, 60 рублей за малокалиберную плохого достоинства
кремневую винтовку.
Порох и свинец необходимо давать бедным
инородцам в ссуду, чтобы с одной стороны они могли взять его большее
количество, чем берут в настоящее время — 1-2 фунта пороху 2-4 фунта свинцу
безусловно недостаточны, но вызваны необходимостью за неимением наличных
средств — с другой стороны, чтобы оградить от эксплуатации купцов и местных
кулаков, дающих этот самый порох и свинец по более дорогой цене в ссуду.
Разрешение вопроса относительно снабжения
инородцев дешевыми и хорошими ружьями и достаточным количеством пороха и свинцу
имеет особо важное значение для кочующих в тундре ламутов и тунгусов.
3) В виду постоянно повторяющихся голодовок
по Алазее и в виду удаления ее от центров Колымского округа (Верхне- Средне- и
Нижне-Колымсков), благодаря чему местное население не получает никакой
поддержки в виде ссуд муки из хлебозапасных магазинов, я полагал бы необходимым
учреждение хлебозапасного магазина на Алазее, притом наиболее целесообразным
было бы учреждение магазина в 1-м Кангаласком наслеге, как самом многолюдном и
расположенном на границе лесов: сюда обыкновенно перекочевывают па зиму
алазейские тунгусы и ламуты и во время острых голодовок постоянно пользуются
поддержкой якутов 1-го Кангалаского наслега; часть тунгусов и ламутов,
лишившись своих стад, живет среди якутов этого же наслега, исключительно
занимаясь рыбным промыслом.
Мука должна выдаваться голодающим в крайнем
случае в долгосрочную ссуду, если не безвозвратно, и отнюдь не под известный
процент (6%), как практикуется до ныне при раздаче голодающим муки из иных
хлебозапасных магазинов.
4) Уменьшение, если не уничтожение податей
и ясака с лиц, по своей бедности не могущих его платить, во всяком случае
освобождение населения от вношения ясака за давно вымершие души — необходимая,
требующая немедленная разрешения мера по вопросу о прекращены голодовок и
поднятии благосостояния населения по Алазее.
5) В связи с предыдущим вопросом стоит вопрос
об урегулировании натуральных повинностей.
Дорожная повинность по общему шаблону
применена и к отдаленным местностям, без знакомства с местными условиями:
здесь, при редкости населения и при огромных пространствах дорожная повинность
получает совсем иное значение, когда для отбытия этой повинности требуется
проехать несколько сот верст, потерять иногда в самое промышленное время месяц
пли два, что для бедного инородца может быть равносильно с оставлением своей
семьи на голодовку. С другой стороны междудворная гоньба имеет здесь также иное
значение, чем в густонаселенных местах: при огромных пространствах между
урочищами (вследствие редкости населения) и при неимении почти половиной
населения лошадей, оленей и ездовых собак, вся тяжесть междудворной гоньбы или
должна падать на незначительную часть населения, или должна при раскладке
внутренних повинностей ложиться тяжелым бременем на беднейшую половину
населения, которое не в состоянии отбыть этой повинности натурою, а должно
взамен этого рассчитываться деньгами.
Содержание больных проказою наслегами с
одной стороны отягощает наслеги, с другой — вредно отзывается на самом здоровье
больных, так как бедные голодающие наслеги принуждают по необходимости в тоже
время голодать и прокаженных: кроме того, в виду нерешенного медициной вопроса
о степени заразительности проказы и в виду отвратительных гигиенических
условий, в которые поставлены прокаженные, простая человечность требует
помещения больных проказой в построенную в Средне-Колымске колонию. немогущей
функционировать лишь за неимением средств. Как на борьбу с сифилисом отпускаются
казной средства, так и па борьбу с проказой, как с неменьшим злом, должны быть
отпущены специальные средства.
Только применение этих и целого ряда иных
мер, которые укажет сама жизнь при дальнейшем ее изучении, в состоянии поднять
благосостояние приалазейского населения и прекратить зло, представляемое
постоянными голодовками; только при условии быстрой помощи извне дикий житель
далекого севера улучшив свое экономическое положение, может противостоять тому
процессу вымирания, которому подверглись и подвергаются целые народности.
Обязанностью цивилизованных стран остановить этот процесс как можно скорее.
II.
Разведки Алазеи, как пути сообщения,
а равно
разведки старого торгового пути поперек нее
с
Булуна на Лене на Колыму.
а)
Разведки Алазеи, как пути сообщения.
По независящим от меня причинам мне не
удалось проследить хода реки Алазеи до самых верховьев, а потому относительно
их приходится довольствоваться лишь расспросами и рассказами местных
старожилов. От станции Малой (на Верхоянско-Колымском тракте) до устья я
проехал в лодке в течение лета 1905 года, а потому данные об Алазее от Малой я
проверил и дополнил личными наблюдениями, производя на всем протяжении
глазомерную маршрутную съемку и собирая сведения для составления новой географической
карты р. Алазеи с ее притоками.
Благодаря петлям, заворотам, кривизнам,
Алазея в общем пробегает громадное расстояние — от 2.000 до 2.400 верст по
речному руслу; считая же по меридиану, она проходить лишь около 4°, т е. около
420 верст. По своей ширине и по своему незначительному водному бассейну Алазея
принадлежит к небольшим рекам Восточной Сибири. Из значительных притоков
следует упомянуть лишь Рассоху, которая впадает в Алазею с левой стороны в
тундре (за границами лесов) и по величине не уступает самой Алазее.
До урочища Хаирдах-Олбута (около 160 верст
от Малой вверх по реке) Алазея является лишь горным ручейком и невозможна для
проезда даже на местных челноках (ветках). Здесь немного расширившись, она все
еще горной речкой доходит почти до ур. «Алазейского Острога» (в 20 верстах от
Малой вверх по реке), где после соединения с Бор-Юрахом и Рассохой немного
расширяется. У Малой ширина реки около 40 метров. По мере приближения к тундре
река постепенно расширяется, а после соединения с Рассохой ширина ее свыше 200
метров. В верстах 100 от моря ширина достигает метров 500; в нескольких же
верстах от моря Алазея сразу расширяется, и у устья шириною около 212 верст.
Глубина реки тоже в общем незначительна:
лишь в ямах и при большой воде глубина достигает 10 метров; осенью же река
совсем мельчает, в особенности в верхнем и среднем течении.
Вследствие незначительной глубины и ширины,
судоходство по ней, конечно, невозможно. Выходящие летом и осенью песчаные
острова и мели еще более затрудняют проезд, и единственно возможным — по
уверениям местных жителей — средством передвижения является местный утлый
челнок (ветка). Река особенно мельчает, начиная с июля месяца; в половине июля
уже показываются острова и мели. До июля (в особенности в первой половине июня)
особых препятствий для плавания на больших лодках («карбасы» местное название)
и на плотах не встречается: по крайней мере я спустился в большой грузовой
лодке и нигде не засел на мели. Порогов по самой реке нет, нет и бара при
устье. Извилистость реки является большим препятствием для использования
Алазеи, как пути сообщены. Отплыв с Малой 30-го мая, прибыл в ур. Улово 10-го
июля, проехав по реке 1342 версты; от Улова до моря я отправился на лошадях (не
ради мелей, а по иным соображениям); от Улова до моря водою 64 версты;
следовательно от Малой до моря 1406 верст по руслу реки. Весь путь занял 51
день, в том числе 10 дней днёвок по случаю ветров, выездов в ближайшие урочища
и т. п. Что касается плавания по реке против течения, то вследствие его
быстроты возможно плыть лишь на легкой местной ветке; бечевника же по верхнему
и среднему течению нет — берега покрыты густой с трудом проходимой чащей ивовых
и березовых кустарников: вследствие же извилистости реки песчаные берега по
протяжению очень незначительны, а постоянный переезд с одной стороны реки на
другую, само собой понятно, очень затруднителен.
Зимним путем сообщения Алазея может служить
лишь в пределах лесной области, где по берегам реки вполне достаточное
количество оленьих и конских кормовищ. Но за пределами лесной области зимнее
сообщение затруднительно вследствие полного отсутствия в тундре плавника
необходимого для топлива.
Таким образом, принимая во внимание все
выше сказанное, а именно: редкость населения по Алазее: малое количество скота;
затем незначительная ширина и глубина Алазеи: небольшой сравнительно промежуток
времени, годный для сплава плотов или больших грузовых лодок (которых в добавок
по Алазее не делают); отсутствие бечевника и т. д. — принимая все это во
внимание, я бы полагал, что Алазея не может быть использована, как путь
сообщения для доставки казенных грузов: самое большое, в случае открытия
местного хлебозапасного магазина (напр. в 1-м Кангаласком наслеге), незначительное
количество груза может быть доставлено или весной на плотах, или зимою на
лошадях.
б) Разведки старого торгового пути
поперек Алазеи
с Булуна на Лене на Колыму.
Торговый путь с Булуна па Колыму можно
разделить на три этапа: первый — с Булуна (на Лене) в Казачье (на Яне); второй —
с Казачьего в Аллаиху (на Индпгирке) или на Абый (на Верхоянско-Колымском
тракте); третий — с Аллаихи через Русское Устье (в дельте Индигирки) в
Нижне-Колымск или с Абыя Верхоянско-Колымским трактом в Средне-Колымск.
I. Первый этап — с Булуна на Лене в Казачье
на Яне — частью совпадает с сельским трактом Булуно-Верхоянским, частью с
сельским трактом Верхоянско-Казачьинским. По протяжению 550 верст; общая
длительность пути (на оленях) 10 дней. Способы передвижения — на оленях. По
тракту устроены поварни на расстоянии 20-50 верст. С Булуна в Казачье якуты
могут подрядиться на доставку любого количества клади на оленях. Контракт может
быть заключен с Устьянским улусом. Срок сдачи клади на Булуне в октябре, в
Казачьем в ноябре. Стоимость провоза осенью и в начале зимы пуда купеческой
клади один рубль, казенной 1 руб. 10 коп.
Разница в стоимости доставки купеческой и
казенной клади объясняется следующим: 1) при сдаче казенных подрядов подрядчики
законтрактовываются [Стоимость заключения контракта
на счет подрядчика]; в заключенных контрактах обозначается точный срок
доставки клади; при просрочках следует платить штрафы; иногда однако случается,
что или снежные метели задержат в пути на неделю или на две дольше, или олени
пристанут, или волки оленей разгонят, — вообще по независящим от подрядчиков
причинам доставка клади запоздает и не придет в назначенное место к сроку; при
приемке казенной клади разные задержки в пути не принимаются в расчет, — в
случае опоздания нужно платить штраф; наоборот, купцы не заключают официальных
контрактов со своими подрядчиками, срок назначается лишь приблизительный, все
задержки в пути принимаются во внимание, и штрафов нет: 2) укупорка купеческой
клади несравненно лучше казенной, все в хороших сыромятных сумах (напр. мука)
или в ящиках; наоборот, укупорка казенной клади плохая, мука в обыкновенных
кулях, кули по дороге рвутся, вследствие чего получается большой утрус, за
который приходится платить своим карманом (напр.: один подрядчик казенной клади
говорил мне, что у него на 470 пудов муки вышло утруса 4 пуда, что при
дороговизне муки очень чувствительно для подрядчика); 3) в казенных подрядах
платится лишь за чистый вес, не считая укопорки; отдельные кули принимаются за
11/2 фунта, при двойных кулях за 3 фунта, т. е. на 4-5
пудов муки высчитывается 3 фунта бесплатного провоза: но особенно невыгодно при
доставке пороха: пороха чистого веса 3 пуда, а укупорка (ящик) около пуда, т.
е. четвертая часть провозится даром; между тем в купеческих подрядах платится
за доставку всей клади с укупоровкой (общий вес); 4) казенные весы очень
неверны и разнятся в разных пунктах, потому что стрелки (напр, на Абые) обломаны,
гири заржавлены; при сдаче казенного подряда часто получается разница с
первоначальным весом, иногда не в пользу подрядчика. Эти главным образом причины
обусловливают разницу в стоимости доставки казенной и купеческой клади.
II. Из Казачьего кладь может быть
отправлена двумя путями: по сельскому Аллаихско-Казачьинскому тракту или по
торговому пути с Казачьего на Абый.
Первый тракт — с Казачьего на Яне на
Аллаиху на Индигирке — по протяжение 700 верст, обычная длительность на оленях
20-25 дней, на собаках 15 дней. По тракту устроены поварни. По нем идет вся
купеческая кладь на низовья Индигирки, а также казенная в Аллаихский хлебозапасный
магазин и в соляную стойку. Стоимость провоза пуда купеческой клади 1 руб. 10
коп., пуда казенной 1р. 30 к. — 1р. 50 коп. (причины разницы в стоимости
указаны выше). Количество клади, которую могут доставить Устьянские якуты, не
ограничено. Контракта может быть заключен с Устьянским улусом. Срок сдачи клади
в Казачьем в ноябре-декабре, в Аллаихе в декабре—январе.
Что касается второго пути — с Казачьего на
Абый. то по протяженно он 600 верст, средняя длительность на оленях 20 суток.
Этот тракт исключительно торговый; по нем идут товары на Абый и на Мому (верхнее
и отчасти среднее течение Индигирки). Стоимость провоза пуда купеческой клади 1
руб. 50 коп., казенной 1 руб. 80 коп. Срок приема клади в Казачьем в
ноябре-декабре, срок сдачи на Абые в декабре-январе. Контракт может быть
заключен с Эльгетским улусом (Инородная Управа на Абые); количество пудов
неограничено.
III. С Абыя по Верхоянско-Колымскому тракту
груз может быть доставлен в Средне Колымск. Расстояние между этими двумя
пунктами 610 верст, средняя длительность на оленях 20 суток. С Абыя до
Средне-Колымска могут подрядиться как Колымские, так и Эльгетские (Абыйские)
якуты на неограниченное количество пудов. Стоимость провоза купеческой клади с
пуда 1 руб. 80 коп., казенной — 2 руб. 10 коп. Под весну с пуда казенной клади
до 2 р. 50 коп. (иногда же можно не найти подрядчиков). Разница в стоимости
доставки клади осенью или в начале зимы и весною объясняется тем, что под весну
олень слабеет, кроме того подходит время отела самок, и они не могут идти под
кладь.
С Аллаихи в Нижне-Колымске ехать по старому
купеческому тракту через Русское Устье морским побережьем и тундрой. Способ
сообщения на собаках. По тракту есть поварни, и хотя в настоящее время по этому
пути много клади не идеть, ежегодно ездят на чукотскую ярмарку индигирские
приказчики Булуно-Казачьинскнх купцов. От Алаихи через Русское Устье в
Нижне-Колымск около 1000 верст. Средняя длительность на собаках 20-25 дней.
Крайний срок приема клади на Аллаихе около 20 февраля, срок сдачи в Нижне-Колымске
25 марта. Обыкновенно ездят под весну (февраль, март): зимою стараются избегать
далеких разъездов, вследствие вечной полярной ночи, больших морозов и частых
снежных метелей. Контракт может быть заключен с Верхоянским мещанским обществом
(мещанская управа в Русском Устье) на пять лет на доставку 1000 пуд.;
грузоподъемность в год пудов 200. Стоимость доставки пуда казенной клади 3
рубля, пуда купеческой, туда и обратно с кладью (с Аллаихи в Нижне-Колымск, с
Нижне-Колымска на Аллаиху) рублей за 60 за нарту от 10 до 15 пудов, т. е. от 2
до 3 рублей за пуд.
Существует, еще третий тракт с Аллаихи
вверх по Индигирке до Полоусного, затем на озеро Чайдах в Средне-Колымск; но по
этому тракту купеческая кладь не ходит, по нем, изредка, раз в 10-15 лет, проезжает
кто-нибудь из чиновников.
Таким образом, общая стоимость провоза пуда
клади с Булуна в Казачье-Абый-Средне-Колымск приблизительно 5 руб.; с Булуна на
Казачье - Аллаиху в Нижне-Колымек 5 руб. 50 коп.
В заключение считаю уместным сказать
относительно сдачи и распределения казенных подрядов на доставку клади среди
местных инородцев и русских.
Несомненно лучшей гарантией своевременной и
хорошей доставки клади является сдача подрядов не отдельным лицам — богачам, а
обществам. Почти все родоначальники и представители обществ, с которыми мне
приходилось говорить по этому поводу, высказывали пожелания на этот счет и
уверенность, что сходы общественников охотно примут на свою ответственность
казенные подряды и через , своих выборных старость заключат соответствующие
контракты (в Эльгетскомъ улусе, в Устьянском, Колымском, а также в Верхоянском
мещанском обществе па низовьях Индигирки).
Гарантия, получаемая при сдаче подрядов
целым обществам, имеет еще большее значение в виду местных условий: богатства
отдельных лиц (т. н. тойенов) заключается главным образом в стадах конного и
рогатого скота и в табунах оленей; скот часто бывает подвержен разным заразным
болезням, зависит от целого ряда внешних условий (наличность волков, климатические
условия и т. п.): в добавок инородцы охвачены страстью к картежной игре, и
нередко можно видеть, что вчерашний богач — тойен проиграл все свои табуны в
карты и перешел в разряд бедняков, находящихся на содержании своих сородичей.
Эти случайности, если не устраняются вполне, во всяком случае меньше могут быть
принимаемы в расчет при сдаче в особенности долгосрочных подрядов (на несколько
лет) обществам.
Сдача казенных подрядов обществам, кроме
вышеупомянутой гарантии, имеет еще то преимущество, что полученный заработок
может быть более равномерно разложен на население, а не достанется отдельным
лицам, — это имеет громадное значение при бедности населения и при полном
недостатке заработков.
По этим-то причинам очень желательно
распределение казенных подрядов между всеми улусами н Верхоянским мещанским
обществом на низовьях Индигирки. Я бы полагал, было бы целесообразным, в случае
отправки казенной клади на Булун и Казачье, распределить подряды следующим
образом: от Булуна до Казачьего сдать Жиганскому улусу (Инородная Управа на
Булуне) — представителей Жиганскаго улуса, за недостатком времени мне не
удалось видеть, или Устьянскому улусу (Инородная Управа в Казачьем); от Казачьего
до Аллаихи сдать Устьянскому улусу; от Казачьего до Абыя сдать Эльгетскому
улусу (Инородная Управа на Абые): от Абыя до Средне-Колымска — Колымскому улусу
(Инородная Управа в Средне-Колымске); от Аллаихи до Нижне-Колымска —
Верхоянскому Мещанскому Обществу (Управа в Русском Устье).
Особенно важное значение имеет сдача части
казенной клади Верхоянскому мещанскому обществу. Верхоянске мещане, русские
колонисты далекого севера с ХIII столетия. живут в особо
тяжелых условиях: главным средством пропитания их является рыболовство и
песцовый промысел; в последние годы оба эти промысла упали, что и имело своим
последствием целый ряд голодовок. Голодовки и другие невзгоды прошлого столетия
(оспа, корь) уменьшили население понизовья Индигирки почти на половину; между
тем государственный подати взимаются с прежнего числа окладных работников,
внутренние же повинности (в особенности междудворная гоньба) сильно увеличились:
на душу окладного работника в настоящее время государственных и внутренних
повинностей приходится от 8 до 12 рублей. Не имея даже никакой поддержки, какую
инородческие улусы имеют в форме пособия за гоньбу по обывательско-почтовым
трактам, мещанское общество не в состоянии подняться на ноги после пережитых
невзгод без особой внешней поддержки. Такой поддержкой была бы доставка
казенной клади с Аллаихи в Нижне-Колымск. Как было упомянуто выше, общество
могло бы поднять в год 200 пудов, — контракт мог бы быть заключен на 5 лет по
200 пудов, в общей сложности, на 1000 пудов. Повторяю — особенно было бы важным
и желательным для поддержки прииндигирского населения передать ему хотя часть
казенного подряда.
/Отчетъ
уполномоченнаго Министерства Внутреннихъ Дѣлъ по снабженію продовольствіемъ въ
1905 году Колымскаго и Охотскаго края мирового судьи С. А. Бутурлина. С.-Петербургъ. 1907. С. 167-190./
DZIKIE GĘSI
P. Kazimierz Rożnowski, który
w czasie swego kilkuletniego pobytu w krainie Jakuckiej, w obwodach
wierchojańskim i kołymskim, miał możność obserwowania życia zwierząt i ptaków
na dalekiej północy, — zamieścił przed paru laty we „Wszechświecie”
obszerniejsze studyum o kaczkowatych (Anseriformes) na dalekim
północo-wschodzie Azyi. Z pracy tej przytaczamy szczegóły, dotyczące specyalnie
gęsi (Anserinae) i polowania na nie.
Pierwsze gęsi: gęś zbożowa syberyjska
(Melanonyx segetum serrirostris) i gęś zbożowa wielka (Melanonyx segetum
Middendorffii) przelatują przez koło biegunowe około 10 maja, (wszystkie daty
stylu nowego), lecz są to pospolicie pojedyncze egzemplarze; przelatuje zaledwie
kilka lub kilkanaście gęsi dziennie; dopiero od 21 — 24-go maja rozpoczyna się lot właściwy,
gdy gęsi się pokażą gromadnie.
W kilka dni po gęsi zbożowej ciągnie gęś
białoczelna wschodnia (Anser albifrons Gambelli), najpospolitsza i
najliczniejsza z gęsi dalekiej północy. O niej w literaturze naukowej ustaliło
się mylne przekonanie, że przelatuje o kilka dni wcześniej od gęsi zbożowej
(patrz: Middendorff — „Sibirische Reise” w wielu miejscach działu o faunie
syberyjskiej; Alferaki — „Gusi Rossii” str. 51, i inni). W ciągu trzechletniego
mego pobytu na dalekiej północy mogłem się przekonać, że właśnie gęsi zbożowe o
kilka dni wcześniej przylatują, i wówczas gdy lot główny gęsi bialoczelnych
dopiero się zaczyna, lot gęsi zbożowych już się kończy. To samo twierdzą i
wszyscy myśliwi miejscowi.
Najpóźniej i w znacznie mniejszej ilości
ciągną gęsi krótkodzióbe (Anser erythropus). Bernikla wschodnia (Brania bemicla
nigricans) nielicznie na przelotach w głębi lądu daje się widzieć, aczkolwiek
na wybrzeżu morskiem i na wyspach pospolita, — mam na względzie krainę
wierchojańsko-kołymską, bo podobno około Jakucka nad Leną na przelotach liczna.
W zależności od temperatury wiosny na
dalekiej północy gęsi przez dłuższy lub krótszy czas muszą się zatrzymywać w
miejscowościach nieco odległych od ich miejsc gniazdowych, a niekiedy odbite
przez zimno północy muszą lecieć z powrotem na południe, i, gdy się znowu
ociepli, rozpoczyna się nowy lot gęsi. Naprzykład w roku 1904 w czasie mojej
bytności za kresami lasów w tundrze, wiosna bardzo się opóźniła, lot gęsi na
delcie rzeki Indygirki Russkiem Uściu (71° 1' szerokości północy) rozpoczął się
właściwie S-go czerwca. Pierwszą gęś widziano 13-go maja, lecz rozpoczęły się
zamieci śnieżne, które trwały w dalszym ciągu nawet w pierwszych dniach
czerwca, więc gęsi musiały lecieć z powrotem i dopiero 5-go czerwca mogły się
osiedlić na czas gniazdowy w tej niegościnnej krainie. W Wierchojańsku (za
kołem biegunowem, lecz na kresach lasów), w maju tegoż 1904-go roku były trzy loty
gęsi, jak mi komunikował o tem mój towarzysz myśliwy z Wierchojańska; pierwszy
lot: gęsi leciały na północ, drugi: gęsi powracały z północy, trzeci: gęsi, gdy
się ociepliło, znowu poleciały na północ; zjawisko powstałe z racyi
wspomnianego już zimna i wiosny spóźnionej na dalekiej północy.
W Wierchojańsku ani zbożowe, ani
białoczelna gęsi obecnie nie gnieżdżą się, chyba przypadkowo pozostaje jakaś
para pojedyncza. Mój tłomacz, kozak, w czasie mojej wyprawy nad Ocean Lodowaty
w roku 1905-tym, opowiadał mi, że w r. 1904 para gęsi bialoczelnych gnieździła
się i wyprowadziła pisklęta w okolicach Wierchojańska. U ujścia rzeki Adyczy
(jakie 68° szer. półn. — łączy się z rzeką Janą), gęsi się
gnieżdżą na wyspach rzecznych. (Wiadomość o tem podaje też Bunge w „Beiträge zur Kenntniss des Russisches Reiches” III. IX.
1887. s. 116). Lecz w
ogromnej większości, rzec można, wszystkie gęsi ciągną bardziej na północ do
miejsc zupełnie niezaludnionych, by tu wychować potomstwo i znowu odlecieć na
ośmiomiesięczną zimę do krajów ciepłych. Gęś zbożowa większa (Melanonyx segetum
Middendorffii) gnieździ się w pasie leśnym, w górach (stąd nazwy miejscowe: gęś
zbożowa kamienna — „kamiennyj gumiennik” u Rosyan, gęś zbożowa leśna —
„mas-chongor”, „mas-chongor-chas” u Jakutów). W górach razem z nią gnieździ się
gęś krótkodzióba (Anser erythropus) (Bunge w powyżej przytoczonem dziele mówi o
gęsi białoczelnej (Anser albifrons), że nad rzeką Adyczą spotkał 8-9 (28-21)
lipca gęsi z pisklętami, oraz gęsi pierzące się, które zwróciły szczególną jego
uwagę swoją obwódką około oczu wyraźnie pomarańczową („intensiv orange”) —
takiej obwódki u gęsi ubitych u ujścia Leny nie spostrzegł. Niezawodnie musiały
to być gęsi krótkodzióbe, których Bunge nie odróżniał od gęsi bialoczelnych.
Właśnie jedną z cech wyróżniających je od gęsi bialoczelnych są pomarańczowe
obwódki około oczu, przeto przez ludność miejscową „krasnogłazkami”
(czerwonoocznemi) lub „ałtancharach-łygłyk-chas” (miedzianooczne gęsi
białoczelne) są zwane). Gęś zbożowa syberyjska (Melanonyx segetum serrirostris)
też w granicach lasów pozostaje, lecz posuwa się nieco dalej na północ;
gnieżdżą się też, lecz w niewielkiej ilości w tundrze, za kresami lasów.
Odwrotnie, gęś białoczelna (Anser albifrons Gambelli) gnieździ się gromadnie w tundrze,
w granicach lasu pozostają znowuż pojedyncze pary. Najdalej na północ posuwa
się bernikla wschodnia (Brania bernicla nigricans); ta odlatuje na wyspy
morskie (np. w dużej ilości gnieździ się na wyspach Nowo Syberyjskich), lub
osiada na wyspach u samych ujść dużych rzek (np. na wyspach u ujścia rzeki
Indygirki). Muszę tu wspomnieć o gęsi białej (Chen hyperboreus), w XVIII
stuleciu w ogromnych ilościach na wybrzeżach morskich gnieżdżącej się. Obecnie
wcale się nie spotyka i znana jest tylko z opowiadań.
Przez koło biegunowe gęsi ciągną stadami po
kilkanaście, nawet kilkadziesiąt sztuk w stadzie. Główny ciąg trwa od godziny
4-5-ej po południu do godziny 10-11-ej wieczór. Na noc (o ile to nocą nazwać
można, gdyż wówczas za kołem biegunowem słońce w ciągu doby całej nie zachodzi,
gęsi zatrzymują się na łąkach bagnistych około jezior lub na piaszczystych
brzegach rzek. Postawiona straż czuwa nad bezpieczeństwem stada, raczej stad,
gdyż w miejscu dogodnem skupiają się na nocleg i żer niekiedy tysiące gęsi, i
za lada niebezpieczeństwem ostrzega swoich towarzyszów krzykiem. Żerujące gęsi
natychmiast podnoszą głowy i cichem gęganiem okazują swój niepokój, szykując
się do natychmiastowego wzlotu. Sporo czasu upłynąć musi, nim w stadzie znowu
zapanuje spokój, i ono zacznie w dalszym ciągu żerować. Nadzwyczaj ostrożna i
przezorna gęś dzika (zwłaszcza zbożowa), posiada tyle rozumu, że naprawdę
dziwnem się wydaje porównanie z „gęśmi”, z „gąskami” jako z czemś niemądrein,
nierozważnem.
W stadach już w czasie przelotu zwykle
małżeństwa są dobrane — według twierdzenia niektórych naturalistów związki
małżeńskie są zawierane przez gęsi na całe życie — a zbliżając się do miejsc
gniazdowych stada rozbijają się na oddzielne pary (związek gęsi jest ściśle monogamiczny);
więc w tundrze, głównem miejscu gniazdowem gęsi, z trudnością spotkać można
wiosną na przelocie stada gęsie, pospolicie zaś przelatują parami, najwyżej po
kilka sztuk. Wyjątek stanowi bernikla wschodnia, która, lecąc na wyspy, dopiero
tam na pary się rozbija. Zaraz po przylocie gęsi zaczynają uwijać się około
swoich gniazd. Jaja znoszą w pierwszych dniach czerwca w granicach lasów, w
połowie czerwca w tundrze. Już w pierwszych dniach lipca można spotkać
pisklęta.
W pierwszej połowie lipca rozpoczyna się
też pierzenie się gęsi.
Co do czasu pierzenia się można rozdzielić
gęsi na dwie grupy: gęsi gniazdowe (w gwarze miejscowej: „dzietne”, „dzietnik”)
i gęsi niegniazdowe („chołostyje” — nieżonate). Obie te grupy co do czasu i
miejsca pierzenia się, a także pod pewnymi względami co do swoich przyzwyczajeń
i zachowania się podczas wypiorów różnią się pomiędzy sobą.
Zastęp gęsi niegniazdowych, sądząc z ilości
widzianych przezemnie stad i upolowanych przez miejscową ludność, zdaje się być
daleko większy od zastępu gęsi gniazdowych. Rzecz ciekawa, że w liczbie
gniazdowych gęsi bialoczelnych, (o których, mówiąc nawiasem, mam najwięcej
zebranych danych), wcale nie spotykałem gęsi młodych, rocznych — te wyraźnie od
starych się odróżniają, gdyż na spodzie nie mają wcale lub mają słabo
rozwinięte plamy czarne; odwrotnie, w mnóstwie przejrzanych, ubitych gęsi
niedzietnych, sporo widziałem właśnie takich, rocznych. Nie posiadani
dostatecznej ilości spostrzeżeń w danej kwestyi, by stanowczo twierdzić, że
dopiero w roku trzecim (rachując rok wyjścia z jaja za rok cały), gęś zaczyna
się gnieździć; zwracam tylko szczególną uwagę przyszłych badaczów na fakt
powyższy.
Gęsi niegniazdowe łączą się w stada i lecą
na jeziora lub rzeki (gęś krótkodzioba i zbożowa) lub też na wybrzeża morskie
(gęś białoczelna), by na ustroniu w tysiącznych stadach przebyć ten ciężki i
niebezpieczny okres pierzenia się. Pierwsze pierzące się gęsi zbożowe były
spostrzeżone przeze mnie w r. 1905 na rzece Ałaziei 8-go lipca, lecz z dużego
stada pozostało nielotnych zaledwie sześć sztuk; już w dnia następnym spotkałem
sporo gęsi pierzących się i nielotnych, a 14 - 15-go lipca wcale nie widziałem
gęsi latających.
To dotyczy gęsi niegniazdowych. Odwrotnie,
gęsi gniazdowe nie zaczynały jeszcze pierzyć się i dopiero co wyszły na wody ze
swojem potomstwem. Pierwsze gęsi gniazdowe pierzące się spostrzegłem dopiero 29
lipca wówczas gdy niegniazdowe zaczęły już latać na nowych skrzydłach.
Mam tyle zebranych danych, że fakt różnicy
czasu wypiorów gęsi gniazdowych a niegniazdowych nie podlega dla mnie żadnej
wątpliwości.
Zjawisko powyższe jest ogromnie ciekawe i
ważne z punktu widzenia biologicznego; sądziłbym, że można mu dać następujące
objaśnienie: bez wątpienia, opóźnienie czasu wypiorów gęsi gniazdowych ma
wielkie znaczenie dla wychowania potomstwa, resp. dla zachowania gatunku:
słabe, wymagające opieki pisklęta byłyby narażone na niechybną zgubę, gdyby
rodzice byli również w stanie zupełnej niemocy; w początkach lipca, wówczas gdy
gęsi niegniazdowe zaczynają pierzyć się, pisklęta dopiero z jaj wychodzą; 7
lipca znalazłem gniazdo gęsi zbożowej, a w niem czworo piskląt, piąte zaś
jeszcze nie wyszło z jaja; a i owa czwórka dopiero co porzuciła swoje ciasne
więzienie, gdyż nie zdążyła jeszcze należycie obeschnąć; trzeba zas widzieć, z
jakiem zaparciem się siebie matka i ojciec bronią swoich dzieci, z jakiem
zacięciem na wrogów słabszych napadają, z jaką zręcznością wrogów silniejszych
starają się oszukać, na siebie uwagę zwrócić i od zagrożonych piskląt
odprowadzić, by ocenić wartość rzeczywistą posiadania skrzydeł w tak krytycznym
czasie. A na biedne, słabe, bezbronne gąsięta zewsząd czyhają wrogowie. Tu nad
rzeką przeciąga mewa lub wydrzyk i pilnie wypatruje swoje ofiary; na pisklęta
pod ochroną matki lub ojca rzucić się żadna nie odważy, lecz pozbawione opieki
rodzicielskiej uważa za swój łup, — dopóty je napastuje, aż gąsiątko zmęczone
straci siły do ucieczki za pomocą nurkowania i z przerażeniem ulegnie swemu
losowi. Na lądzie znowuż skrada się lis, z którym walka jest daleko trudniejsza,
i gęś musi się uciekać do chytrości, by go pokonać: gęś udaje ranną, kuleje, z
trudem się podnosi na skrzydłach, a lis, zapominając o łatwiej zdobyczy — o
pisklętach — goni gęś starą; wreszcie, gdy pisklęta są już w miejscu
bezpiecznem (naprzykład, wyjdą na wodę), gęś odrazu się wzbija, zatacza koło i
powraca do swojej rodziny, pozostawiając daleko obałamuconego lisa.
W ten sposób, mogąc łatwiej obronić swoje
potomstwo, gęsi, które nieco później się pierzyły, musiały pozostawić
liczniejsze potomstwo i w szeregu pokoleń dziedzicznie, za pomocą doboru
naturalnego, cechę powyższą ustalić i potomstwu przekazać, że obecnie stała się
cechą charakterystyczną dla gęsi gniazdowych w przeciwstawieniu do gęsi niegniazdowych.
Mamy więc ciekawą współzależność zjawisk biologicznych: opóźnienie czasu
pierzenia się w zależności od istnienia u danych osobników potomstwa.
Z punktu widzenia
anatomiczno-fizyologicznego zjawisko powyższe da się, zapewne, wyjaśnić w
sposób następujący: proces pierzenia się w tej formie, jaką widzimy u gęsi —
gwałtowny i jednoczesny dla wielu piór — niewątpliwie wymaga pewnego zapasu
tłuszczu; gęsi pierzące się są ogromnie tłuste w początkach wypiorów, w końcu —
chudną, gęsi niegniazdowe nie tracą energii fizyologicznej na wyprodukowanie
potomstwa, a żyjąc i odżywiając się intensywnie na dalekiej północy w czasie
polarnego lata z niezachodzącem słońcem, nagromadzają szybko duże zapasy
tłuszczu; przeto proces pierzenia się może nastąpić wcześniej, niż u gęsi
gniazdowych, które muszą tracić dużo energii na wyprodukowanie potomstwa i
pospolicie bywają chude w czasie wyjścia z jaj piskląt, właśnie w czasie, w
którym gęsi niegniazdowe zaczynają pierzyć się; powyższe powoduje opóźnienie
się procesu pierzenia. Ten fakt potwierdza również spostrzeżenie, że śród gęsi
gniazdowych pierzą się wcześniej samce, które są tłustsze, gdyż nie wysiadają
piskląt, mniej też muszą tracić energii fizyologicznej.
Gęsi pierzące się stanowią jedną z
poważnych podstaw życia ekonomicznego mieszkańców dalekiego północo-wschodu.
Wobec tego pozwolę sobie zatrzymać się nieco dłużej na sposobach polowania na
gęsi, zwłaszcza, że te sposoby zawierają pewne szczegóły ciekawe, a nieznane
szerszemu ogółowi.
Czas i miejsce wypiorów gęsi gniazdowych a
niegniazdowych, jak już o tern mówiłem, różnią się pomiędzy sobą; więc i
myśliwi muszą stosować swoje czynności do danego zjawiska. Przedewszystkiem
kierują swoje zapędy myśliwskie ku gęsiom niegniazdowym, które pierzą się o
jakieś parę tygodni wcześniej (od 10-12 lipca: mam na względzie pierzenie się
en masse, gdyż pojedyncze osobniki mogą pierzyć się nieco wcześniej lub nieco
później). Gęś zbożowa i krótkodzióba pierzą się na kresach lasów, zbierają się
w stada, po kilkaset sztuk najwyżej liczące, zwracają więc na siebie mniejszą
uwagę myśliwych wobec faktu zbierania się na wybrzeżach morskich gęsi
bialoczelnej w stada tysiączne. To też przedewszystkiem o nich mówić będę.
Czując się bezbronnemi wskutek niezdolności
do lotu w czasie pierzenia się, gęsi w miejscach oddalonych od siedzib
ludzkich, tworzą ogromne, wielotysięczne zbiorowiska, by wspólnie przebyć ten
niebezpieczny dla ich życia okres, — w swoich instynktach społecznych szukają
podpory i przeciwważnika swojej czasowej niemocy. Lecz wlanie ta ufność,
pokładana w społeczności, w danym przypadku jest zgubna dla gęsi, gdyż nęci i
sprowadza człowieka, który, korzystając z ich niemocy, stara się zagarnąć całe
zbiorowiska.
Gęsi żerują na lądzie. Spłoszone, uciekają
na wodę. by w razie dalszego niebezpieczeństwa,znów wyjść na ląd i tu schować
się w trawie, w kępach, w drzewie nagromadzonem przez fale morskie. Do tych
przyzwyczajeń gęsi stosują się też myśliwi. Gdy gęsi, spłoszone na lądzie,
uciekną na wodę, myśliwi muszą otoczyć je kołem na swoich wątłych czółenkach
(t. zw. „wietki”) i krzykiem, uderzeniami wioseł o wodę, nie pozwalają gęsiom
wyjść z koła. Pierwotne koło musi być wielkie, gdyż gęsi próbują wydostać się
poza obręb koła za pomocą nurkowania; gęś doskonale nurkuje, pod wodą przepływa
ogromne przestrzenie i, gdy koło jest małe, wychodzi w tyle czółenek; wówczas o
resztkach skrzydeł po wodzie szybko się posuwa i nie łatwo już ją dogonić.
Niektórzy naturaliści podają o gęsiach, że
„wcale nie nurkują” — patrz Taczanowski ,,Ptaki krajowe” II, s. 27; wiadomość
powyższa jest o tyle słuszna, że gęsi nie nurkują w razie małego
niebezpieczeństwa, lecz silnie natarte, ranne lub pierzące się, wciąż uciekają
się do nurkowania; fakt bardzo łatwy do stwierdzenia dla tych wszystkich,
którzy mogą obserwować gęsi w stanie dzikim u miejsc gniazdowych).
Zresztą gęsi, silnie natarte, a
niezmęczone, próbują środków ostatecznych i, o ile nie mogą uciec za pomocą
nurkowania, rzucają się niekiedy na złamanie karku wprost na czółenka, mogą je
wywrócić i uciec, a nieopatrzny myśliwy niechcący zażyje kąpieli i pozostanie
bez zdobyczy.
Wobec tego, wielkie koło pierwotne jest
konieczne. W miarę zmęczenia gęsi i skupiania się ich w środku, koło się
zmniejsza. Bo gęsi, wciąż płoszone krzykiem i uderzeniami wioseł o wodę, wciąż
zmuszane do ciągłego nurkowania, wreszcie męczą się, przepływają mniejsze
przestrzenie pod wodą, a w końcu od tego nurkowania i pływania w kółko,
biedaczki z trudnością mogą swemi łapkami poruszać i zaczynają się skupiać w
środku koła, tworząc wreszcie jedną masę zbitą, stado „wytrzymane”, że użyję
żargonu miejscowych myśliwych. Myśliwi zaś powoli zwężają koło, już pewni swego
zwycięstwa. Tern się kończy pierwszy akt dramatu, trwający niekiedy godzin 12 w
zależności od wielkości stada.
Małe stado (100-200 sztuk gęsi) trudno
należycie do środka spędzić, — na dużej przestrzeni gęsi odrazu zbyt się
rozpraszają i mogą z łatwością ujść za pomocą nurkowania. Małe też stado
myśliwi krócej „wytrzymują", a gdy gęsi skupiać się zaczną, łucznicy
wjeżdżają do środka i wystrzelają je (na dalekiej północy łuk i strzała są
dotychczas główną bronią). Tern się też polowanie kończy. Lecz jeśli gęsi dużo —
kilkaset lub kilka tysięcy — akt następny dramatu jest bardziej złożony: na brzegu
ustawiają niewody w taki sposób, że tworzą „skrzydła”, stojące do wody pod
kątem ostrym, i t. zw. „matnię” — zamkniętą przestrzeń, do której spędzają
wreszcie gęsi. Długość całkowita wszystkich boków („skrzydła”, „matnia”)
przekracza niekiedy, w razie dużego stada, 40 sążni. Gdy na brzegu
przygotowania są zakończone, myśliwi zwolna posuwają gęsi ku lądowi w taki
sposób, że czółenka od brzegu cofają się, czółenka od wody posuwają się
naprzód; przy brzegu wreszcie czółenka tworzą zamknięte półkole, swoją średnicą
dotykające lądu w tern właśnie miejscu, które zostało ogrodzone niewodem. W
pierwszych chwilach gęsi, widząc niewody na brzegu rozstawione,boją się wyjść z
wody i niekiedy doprowadzone do rozpaczy, robią ostatnie wysiłki, by przerwać
zamknięte półkole czółenek, rzucając się zbitą masą na myśliwych.
Moment ten jest dla myśliwych bardzo
niebezpieczny, bo zwarta masa gęsi może poprzewracać wątłe czółenka miejscowe
więc myśliwi, przewidując tę ewentualność, /rzucają ubrania, włażą do wody i
dla lepszego oparcia, trzymając czółenka przed sobą, wolno posuwają się
naprzód. Gęsi zostają wreszcie zmuszone do wyjścia na ląd właśnie w miejscu,
otoczonem niewodami. Nakoniec zostają wpędzone do „matni”, „wrota” zamykają się
za niemi — i rozpoczyna się akt trzci dramatu, dla gęsi bezbronnych
najboleśniejszy.
Do środka włażą myśliwi, chwytają gęsi za
głowy, szybko i zręcznie zataczają w powietrzu koło ciałem gęsiem; szyja gęsia
w ten sposób się wytrąca, i gęś ponosi śmierć natychmiastową. „Gdy stado zbyt
wielkie” — opowiadał mi myśliwy północny — ,,i nie może wejść do „matni”, część
pozostaje w skrzydłach, na wodzie u brzegu; bijemy wówczas pałkami, wiosłami,
czem się znajdzie, a tak się męczymy, że wreszcie sił nam nie starczy; nie
jesteśmy nawet w stanie zbudować szałasów, tu w błocie padamy na gęsie ciała i
zasypiamy, cali przemoknięci, okrwawieni krwią gęsią i własną, bo w zapale
czasem jeden drugiego uderzy, a i gęsi bronią się, drapią nogami, — z ubrań
skórzanych pozostają tylko strzępy. Ciężka praca!” „Ale, gdy do niewodu wielkie
stado wpadnie, kilka tysięcy, wesoło bywa. Gęsi strasznie krzyczą: o parę
kroków słów towarzysza nie słychać, a ten krzyk gęsi w ciągu kilku dni następnych
wciąż dzwoni w uszach.”
Wszyscy uczestnicy wyprawy dzielą swój połów
na równe części. W lata szczęśliwe na myśliwego wypada po 400-700 gęsi. W r.
1904, w ciągu kilku dni, ubito na delcie Jndygirki około 15 tysięcy gęsi
białoczelnej, a drugie tyle zostało, bo sił nie mieliśmy, a i niewody
popękały.”
W tej masie gęsi ubito około 40 bernikl
wschodnich (Branta bernicla nigricans), reszta — gęsi białoczelne (Anser
albifrons Gambelli). Czasem się zdarzają pojedyncze egzemplarze gęsi białych
(przypuszczam na zasadzie pewnych danych, że są to nie Anser hyperboreus, lecz
albinosy gęsi białoczelnej). Przed kilku laty zabitą została jakaś gęś
„niezwykła” — „głowę i szyję miała rudą, jak pardwa wiosenna” — opowiadano mi —
„miała też coś białego na głowie i szyi.” Czy nie jest to gęś rdzawoszyjna
(Anser ruficolis)? Granicę wschodnią rozpowszechnienia tej gęsi stanowi rzeka
Jennissej, lecz mogła przyłączyć się wypadkowo do stada gęsi bialoczelnych.
Po skończonym podziale zabite gęsi rzucają
do dołów, wykopanych na poczekaniu w ziemi wiecznie zamarzniętej; zimą odkopują
je i przewożą do domostw. Nie zważając na cuchniecie gęsi, ludność miejscowa ze
smakiem je zajada, twierdząc, że „gęś świeża nie tak jest smaczna, zbyt
przaśna” (?!). W sprzedaży setka gęsi kosztuje latem trzy ruble, na wiosnę w
lato „głodne” dziesięć rubli.
Po skończonem polowaniu na gęsi niegniazdowe
(w połowie lipca) myśliwi wracają z wybrzeży morskich do swoich domostw. W
sierpniu rozpoczną polowanie na gęsi gniazdowe, czyli t. zw. ,,dzietne.” Młode
już się opierzyły, lecz jeszcze nie mogą latać; stare dopiero co postradały
skrzydła; oddzielne rodziny łączą się z sobą i tworzą stada, liczące niekiedy
kilkaset sztuk. Trzymają się głównie rzek, rzeczek, kanałów, których delty rzek
północnych mają takie mnóstwo, a które mają ogólną nazwę w gwarze miejscowej
„wiska” u ludności rosyjskiej, „sień” u ludności jakuckiej.
Polowanie na gęsi gniazdowe jest daleko
krótsze i prędsze: znalezione stado okrąża się w taki sposób, że z przodu i z
tyłu — myśliwi na czółenkach, po brzegach — psy „wytrzymują” stado stosunkowo
krótko, poczem do środka wjeżdżają łucznicy i wybijają gęsi.
* * *
Główną ofiarą tych wycieczek myśliwskich
jest najobfitsza w tundrze gęś białoczelna, wschodnia. Na kresach lasów ofiarą
bywa gęś zbożowa, lecz ta ostatnia nie skupia się w takie wielotysięczne stada.
Największe stada, które widziałem lub o których słyszałem, nie przekraczały
300-400 sztuk.
Naczelnik wyprawy na wyspy
Nowo-Syberyjskie, Brusniew, podaje ciekawe szczegóły — patrz „Otczot o rabotach
Russkoj Polarnoj Ekspiedycyi, nachodiaszczejsia pod naczalstwom barona Tolla” —
IX: „Otczot naczalnika ekspiedycyi na Nowo-Sibirskije ostrowa dla okazanija
pomoszczi baronu Tollu” str. 187: „Właściwie nie było to polowanie, lecz rzeź
prawdziwa. Gęsi siedziały na wodzie tak gęsto, że jednym strzałem ze
dwadzieścia sztuk zabić można było. Na wystrzał średnio wypadło po sześć gęsi;
gęsi ranne były ostatecznie uśmiercane przez psy. Na nieszczęście,
wystrzelaliśmy wkrótce wszystkie naboje i byliśmy zmuszeni zaprzestać tego, tak
dla nas korzystnego polowania. Ubiliśmy około 400 gęsi, co dostarczyło karmu
dla naszych psów więcej, niż na tydzień. I taki zapas karmu zdobyliśmy w ciągu
jakiejś godziny! Gdybyśmy mieli więcej śrótu, moglibyśmy nastrzelać niezliczoną
ilość gęsi.” Mowa tu o bernikli wschodniej.
Na zakończenie szkicu niniejszego pozwolę
sobie przytoczyć kilka zdań myśliwych miejscowych o charakterze gęsi.
„Gęś zbożowa waryatka i głupia” — dawano mi
jej charakterystykę w dolnem dorzeczu Indygirki — „na ludzi rzuca się, gdy musi
uciekać, a z taką siłą, że czółenka ustać nie mogą, przewracają się i łamią,
rady z niemi dać nie można”.
„O, bernikla — gęś rozumna: byle w stadzie
jedną ubić, inne w żaden sposób ubitej towarzyszki nie porzucą; odwrotnie,
bardziej się kupią około ubitej, — wszystkie z łatwością wystrzelać można”.
Bernikla wschodnia, — jak o tern mówiłem, gnieździ się, a także pióra zmienia
przeważnie na wyspach morskich lub w ujściach rzek, lecz tu przypuszczalnie w
mniejszych ilościach.
„Ale najrozumniejsza była gęś biała —
opowiadano mi znowuż nad Indygirką — „ojcowie nasi opowiadali, że bito ją
masami, jak my dziś bijemy gęś białoczelna; obecnie niema białej gęsi. Pan Bóg
drogi jej widocznie odwrócił”. A „rozum” w tern się wyrażał, że „okrążone wcale
spokojnie się zachowywały; kilku ludzi z łatwością mogło prowadzić ogromne
stado o kilkadziesiąt wiorst, — przodem płynie czółenko, za niem gęsi, a tylne
czółenka tylko porządku pilnują i napędzają gęsi, by bardzo nie marudziły.
„Gdy myśliwi zechcą herbaty wypić, wpędzą
gęsi na jezioro, sami herbatę piją, gęsi zaś spokojnie po jeziorze pływają. O.
to bardzo rozumny ptak !” Właśnie zawdzięczając temu „rozumowi”, musiano białe
gęsi bez miłosierdzia tępić, że obecnie na wybrzeżu morskiem kraju jakuckiego
są nieznane.
/Łowiec Polski. Dwutygodnik ilustrowany, poświęcony
myślistwu, broni i hodowli psów myśliwskich.Warszawa. 1910. Nr. 10. S. 155-157, Nr.
11. S. 171-172./
3
кастрычніка 2014 года ў 22:16
Каму
Здравствуйте, Алесь! Меня зовут Виктор
Рожновский. Я - из Петербурга!
В интернете случайно увидел Вашу работу о
представителе нашей фамилии Казимире Рожновском.
Очень подробно и интересно. Алесь! Я
занимаюсь исследованием истории нашего рода!
Рожновские из Рожнова (32 км от Познани,
Виликопольское в-во) известны с конца 14 века. Две родственные линии одного
происхождения! Герба Nowina и герба Jastrzebiec.
Казимир - нашей линии, г. Jastrzebiec, из
потомственных дворян Витебской губернии (6 часть Родословной книги) В 1805 г род
был утвержден в дворянстве Витебским ДДС. Предки на землях ВКЛ - с конца 16
века! Но у меня к Вам вопрос! Известно, что Казимир - сын Франца и Терезы! Но
какого Франца? Кто его Отец? К сожалению, родословная Казимира не нашлась! (При
причислении к роду она требовалась) У Франца указаны трое сыновей: (Вы указали
4) Бронислав-Люциан (1870), Александр-Франц (1872) и Казимир-Юлиан (1875). В списке
землевладельцев Лепельского уезда за 1878 год владельцем имением Гирсы указан
Франц (это вероятно и есть отец Казимира) Но чей он сын? В 1816 году этим
имением владел поручик Александр Рожновский. У него было 4 сына, в их числе и
Франц, но не подходят года! Отец Казимира мог родился, примерно в 1835-1840 гг. Один Франц подходит, но его женой была Эмилия
Мацкевич! Других в моих списках нет! У Вас так подробно изучена его биография.
Нет ли у Вас точной информации по этому вопросу? Важно уточнить имя деда Казимира!
Тогда сразу можно восстановить его полную родословную! С Уважением, Виктор.
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz