ГРЯЗЬ НА КОПЫТАХ ДЖЮРА-ХАРА
Книга вышла в 1975 году. На титуле
значится: «НЮРГУН БООТУР СТРЕМИТЕЛЬНЫЙ. Воссоздал на основе народных сказаний
Платон Ойунский. Перевел на русский
язык Владимир Державин». На обороте титула - длинный список: «Под общей
редакцией С. В. Михалкова. Научный редактор И. В. Пухов. Литературные
редакторы: В. М. Новиков и Т. Д. Резвова. Послесловие С. В. Михайлова. Статья и
комментарии И. В. Пухова».
Все ли здесь, правда? Мне об этом известно
лучше, чем кому-либо. Те, кто знал больше - мой директор Семен Игнатьевич
Неустроев, главный редактор Дмитрий Иванович Пестерев, Председатель Союза
писателей Якутии Семен Данилов ушли из жизни. Нет среди нас и В. Державина, К.
Урастырова, Т. Резвовой, И. Пухова. Удивительное дело! Ведь это было как будто
вчера. А в живых остались лишь С. Михалков да я.
В конце 1972 года Семен Данилов сообщил:
- Скоро ты получишь настоящее дело. Старик
Державин закончил олонхо. Ты будешь его редактировать. Учти, олонхо - это
гордость якутского народа. Ты должен его подготовить самым тщательным образом.
Вскоре действительно Пестерев вручил мне
три толстенные папки.
Начал читать. И уже на первых страницах то
и дело пришлось спотыкаться на непонятных, невнятных местах. Но чья тут вина:
оригинала или перевода? Что делать: просить переводчика уточнить или давать
комментарий? Необходим был подстрочник. Из Союза писателей Якутии стало
известно, что подстрочника у них нет. Он печатался в трех экземплярах. Один
ушел в Совмин для оплаты, другой у Державина. Третий был у Семена Липкина –
сначала ему предлагали перевести, но он прочел и отказался. Где сейчас этот
экземпляр - никто не знает.
- Так пусть Державин пришлет свой!
В ответ на это мое заявление Д. И. Пестерев
сказал:
- Он не хочет. Я думаю, вам надо пойти к
Урастырову. Он ведь числится редактором, а сам только написал рецензию. Получил
больше тысячи за десять страниц. И еще получит как редактор.
Больше тысячи за рецензию! Вот это
масштабы. Я стал звонить Урастырову. Но тот оказался болен: выскочил чирей,
встретиться он не может. Пока чирей не прорвало, пришлось ждать недели три.
Наконец, встреча назначена. Я начал зачитывать темные места перевода,
спрашивая, точно ли переведено. Владимир Михайлович заохал, завздыхал, а когда
мы дошли до восьмой страницы, нервно замахал руками: я, мол, придираюсь к
большому поэту Державину, и он мне в этом помогать не может.
Я доложил Пестереву, Дмитрий Иванович
скривился: «Совсем ничего делать не хочет», затем призадумался. Положение было
такое: подстрочника нет, переводчик в Москве, редактор якутским языком не
владеет и по оригиналу сверить перевод не может. Пестерев стал звонить в СПЯ.
С. Данилов тогда отдыхал под Москвой в Переделкино, замещал его Моисей Ефимов.
Моисей позвонил Данилову. И вот совершенно неожиданный для меня результат: Союз
писателей Якутии командирует меня в Москву для работы с Державиным.
Перед отъездом Ефимов передал мне, что
Семен Петрович просит меня найти в Москве прежде его, а потом уж Державина.
Устроившись по старой памяти в общежитии родного Литинститута, я тут же поехал
в Переделкино. С. Данилов был там.
«Так, что ты думаешь о переводе?» Я
ответил, что перевод вполне хороший,
но требует доработки - и показал, в чем. «Я вижу, ты хорошо поработал. Но учти, что Державин – человек сложный, вспыльчивый. Свой перевод
он считает гениальным». Я пожал
плечами: «До этого далеко».
«Он не терпит возражений, поэтому старайся не спорить». «А
как же олонхо? Оставлять
перевод, как есть, или
добиваться, чтобы стал лучше?» «Надо,
конечно, добиваться, чтобы был как можно лучше».
Я поехал к Державину. Встретили меня
радушно. Узнав, что я еще не обедал (было далеко за полдень), угостили тарелкой
куриного супа и даже поднесли рюмку водки: «Вы человек дорожный», - сказал
Державин. Он оказался невысокого роста, с редкими волосами на лысоватой голове,
с изможденным лицом. После супа убрали посуду и расположились за тем же столом.
Тут же была и Т. Резвова, которую специально пригласили. Я сказал, что перевод
вполне устраивает и что замечаний у меня, если учесть объем рукописи, совсем
немного. Но когда я достал свои замечания - а их оказалось 39 страниц -
Державин явно занервничал. Разговора не получилось: я довольно почтительно
настаивал на своем, Державин кричал, что подстрочник им «процежен», а перевод
«отчеканен». Закончилось тем, что я оставил ему свои записки, чтобы он
разобрался в более спокойной обстановке. Больше я ни их, ни Державина не видел.
Его жена отвечала мне по телефону:
«Владимир Васильевич нездоров, позвоните на будущей неделе». Но ведь я был не
дома, а в командировке! Просидев в Москве три недели, я уехал. Командировка не
удалась, было неприятно думать, что зря потрачены деньги Союза писателей.
Единственное, что скрашивало неудачу - встреча с Пуховым. С ним мы нашли общий
язык, поскольку и его Державин чуть ли не выгонял из квартиры за «придирки»
(Иннокентий Васильевич - известный якутский фольклорист, работал в Институте
мировой литературы).
Вернувшись в Якутск, я обо всем рассказал
Данилову. «Давай соберем правление, - сказал он. – Ты доложишь. Пусть решает
правление, что делать». На правлении высказывались по-разному: Н. Мординов -
издавать, как есть» (хотя державинского перевода не читал), Г. Окороков –
«доверить Ласкову работу. С. Данилов, завершая разговор, сказал то же, что и Окороков.
Потом он пригласил меня домой.
Оказалось, составляет письмо Державину. «Я пишу, что правление считает - перевод хороший. Но в то же время редактору Ласкову удалось
подметить... Давай мне два-три
примера, чтобы неточность
выглядела бесспорной». «Сколько
угодно. Вот строка: «Превратно
летящих небес». «Почему нельзя?»
«Потому что «превратно» - от
«врать». Можно превратно
понять, истолковать, а
лететь превратно нельзя». Он записал:
«Еще». «Где лежит изобильный
край, словно шитый из кожи
жбан, клином-швом восходящий
вверх». «А здесь какая ошибка?» «Да непонятно, о чем речь!»
Письмо отправили, но ждать ответа было
некогда. Поэтому мы с Даниловым договорились так: я редактирую начало и посылаю Державину «на пробу» - как
он отреагирует? Так я и сделал. Державин почти всю мою правку категорически
отверг. Но оставил дефис в именах. Он писал имена олонхо в своем переводе
по-якутски: Нюргун Боотур, Юрюнг Уолан и т.п. При нашей встрече я первым делом
сказал ему, что в русской традиции такие иноязычные имена писать через
черточку, иначе создается впечатление, что это имя и фамилия. Он переглянулся с
Резвовой, пробормотал: «Ну, это недолго исправить» и согласился.
Я отказался от мысли всерьез редактировать,
но черточку при подготовке рукописи внес, ведь у меня было и устное согласие
Державина, и письменное. Кроме того, по совету сектора грамматики ИЯЛИ внес и
другие коррективы в имена, чтобы легче читались. Рукопись отправили в набор.
Летом 1974 года пошла корректура. И вдруг, как гром среди ясного неба: Державин
бомбардирует издательство телеграммами - убрать черточку в именах! Вернуть
прежнее написание имен!
Для меня начались кошмарные дни. Черточку
легко убрать в рукописи, а для того, чтобы сделать это в наборе, надо
переливать каждую строку, в которую внесено хоть какое минимальное исправление.
Перебор тысяч строк означал новые расходы издательства. Если бы эти расходы
были отнесены на мой счет, мне пришлось бы, фигурально выражаясь, остаться без
штанов.
А что же С. Данилов?
Однажды меня вызвал главный
редактор. «Вот, Семен Данилов
из Дубулт прислал, насчет олонхо».
Я повертел письмом в руках -
оно было по-якутски. «После давнишнего нашего уговора, - перевел
Пестерев, - я Державину и Резвовой попытался сказать о правках Ласкова, но они не
захотели прислушаться. Видимо,
никаких этих правок не примут. Поэтому, чтобы не вызывать
большого шума, помня о том, чтобы
олонхо вышло вовремя, видимо, придется вам внести их обратные исправления». У
меня сразу упало настроение. «Это еще не все, - продолжал Пестерев. - Он
предлагает редколлегию организовать». «Зачем?» «Чтобы якобы решать, кто из вас прав: Ласков
или Державин. Да это, конечно, только
для вида. Цель у него другая:
самому отметиться на олонхо и полезным людям угодить, тоже отметить.
Видите, какой у него состав
редколлегии: Ю. Н. Прокопьев - секретарь
обкома, М. П. Габышев –
зампред Совмина, И. Г. Игнатьева -
постпред Якутии в Москве, сам Семен Данилов... Н. Е. Мординов - это для того,
чтобы редколлегия не выглядела
совсем уж начальнической.
С. И. Неустроев - это нашему директору
подачка. Всем этим людям
еще и платить придется, по пятьсот
рублей - как консультантам. Обратите
внимание: точно такой же
список редколлегии предлагает и
Державин. Ему-то зачем она? Сговорились! Но мы с директором на редколлегию не пойдем. И без
того редакторов у книги слишком много. Исправляйте корректуру, как
они требуют».
Я был подавлен. Сделка по типу «ты мне - я
тебе» была налицо: я тебе - Ласкова, ты мне – редколлегию. Меня предал тот, кто
сам же и настроил на каторжную работу с олонхо, «гордостью якутов». Теперь он
наплевал не только на меня, но и на гордость своего народа.
В сущности, деляческий подход со стороны председателя
СПЯ сопровождал перевод олонхо с самого начала. Кто такой С. В. Михалков,
«общий редактор»? Фольклорист, что ли? Да нет же. Это автор «Дяди Степы» и
одновременно – многолетний председатель Союза писателей РСФСР, непосредственный
патрон Семена Данилова. Ему Данилов сделал хороший подарок: не только имя на
олонхо, но и три с лишним тысячи рублей за «редактирование», которого не было в
помине (в те времена поэт за
сборник получал тысячу-полторы). 27
января 1972 года, расхваливая державинский перевод, который едва ли читал
(так говорила мне Резвова), С. Михалков писал Данилову: «Я не считал
возможным править отдельные строки перевода, ибо это затруднило бы мне чтение».
Ничего себе «общий редактор»! Копия этого письма у меня хранится.
Т. Д. Резвова в то время заведовала отделом
национальных литератур газеты «Литературная Россия», через отдел проходили
стихи Данилова. Ей Данилов тоже представил возможность крупно заработать:
внутренняя рецензия (помните Урастыров за такую же получил больше тысячи), «литературное
редактирование». Никаким редактированием она, естественно, не занималась, этого
бы ей не позволил Державин.
В книге «Нюргун Боотур Стремительный есть послесловие
«Крылья эпоса». Оно подписано С. Михалковым. Но писала его Резвова, о чем свидетельствуют
совпадающие куски этого послесловия и
её внутренней рецензии. Не знаю, как они потом с Державиным делили
гонорар...
А вот И. В. Пухова эти люди крепко обидели.
Свою большую статью, помещенную в книге, он посвятил жене Зинаиде Павловне. «Детей
у нас нет, - говорил он мне, - вот и хочется перед смертью что-нибудь хорошее
оставить. Хотя бы статью посвятить». Но мстительный Державин вместе с Резвовой
стали требовать от издательства, чтобы посвящение убрали. Поддержал их и С.
Данилов. В упомянутом выше письме из Дубулт он писал: «Говорят, что в таких
книгах всяческие посвящения неуместны, будет выглядеть, как издевательство».
Посвящение сняли...
Наконец, обидели и самого автора олонхо.
Ведь «Нюргун Боотур Стремительный» - личное творчество П. А. Ойунского, в чем
можно убедится, хотя бы сравнив его олонхо с «Нюргун Боотуром Стремительным» К.
Г. Оросина. А на титуле сказано: «Воссоздан на основе народных сказаний...» (на
обложке имени Ойунского вовсе нет). Вроде уже поэт – не поэт, а собиратель фольклора.
Зачем это было сделано?
«Видишь ли, - говорил мне Семен Данилов, -
в ЮНЕСКО регистрируются, говорят, все национальные эпосы. Но лишь в том случае,
если они не авторские, ничьи». Так что имейте в виду, ЮНЕСКО: вас обманули.
Иван Ласков
/Молодежь Якутии. Якутск. № 29
30 июля 1993. С. 11/
Иван Антонович Ласков – род. 19 июня 1941
года в областном городе Гомель Белоруской ССР в семьи рабочего. После окончания
с золотой медалью средней школы, он в 1958 г. поступил на химический факультет
Белорусского государственного университета, а в 1966 г. на отделение перевода
Литературного института им. М. Горького в Москве. С 1971 года по 1978 год
работал в отделе писем, потом заведующим отдела рабочей молодежи редакции
газеты «Молодежь Якутии», старшим редакторам отдела массово-политической
литературы Якутского книжного издательства (1972-1977). С 1977 г. старший
литературный редактор журнала «Полярная звезда», заведовал отделам критики и
науки. С 1993 г. сотрудник детского журнала «Колокольчик» (Якутск),
одновременно работая преподавателем ЯГУ (вне штата) и зав. отделом связей с
общественностью Якутского аэрогеодезического предприятия. Награжден Почетной
Грамотой Президиуму Верховного Совета ЯАССР. Член СП СССР с 1973 г. Найден
мертвым 29 июня 1994 г. в пригороде г. Якутска.
Юстына Ленская,
Койданава
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz