Ян Непамуцэн [Jan Nepomucen] Ахоцкі [Ochocki, Охоцкий, Охотский], гербу Астоя [Ostoja] – быў сынам Станіслава Юзафа, чашніка мазырскага, меў брата Яна Дукляна
Мадэста Ахоцкага (ля 1866 – †9 верасьня 1848, Жытомір), быў пляменьнікам абата
Аўруцкага кляштару базыліянаў Юзафата Ахоцкага (ля 1750 Шапелічы – 1806), доктара тэалёгіі,
рэктара базыліянскіх школаў.
Алескі капітан-спраўнік Ян Непамуцэн, вясной 1794 г., разам з братам Янам
Дуклянам Мадэстам ды абатам Юзафатам Ахоцкім, быў арыштаваны і зьняволены ў
Жытомірскую турму.
22 траўня 1794 года ў Смаленск, дзеля
сьледзтва быў дастаўлены абат Ахоцкі, а ў ліпені і
браты Ахоцкія.
5 октября. Из допроса в смоленской
следственной Комиссии аббата Иосифа Охотского относительно инициаторов заговора
в Литве
... в декабре же месяце прошлого года показывал Вечфинской, который был
ему приятель и уже умер, письмо, полученное от Костюшки, такого содержания.
«Редкий гражданин! Я знаю приверженность твою к Отечеству. Можно ещё восстановить
оное, ежели соединимся все. Ожидаю ответа. Т. Костюшко». Сие письмо Вечфинский
получил от Прозора, обозного литовского, которой и в новоприобретенных
российских областях имеет деревни, и склонял его неоднократно, как своего
приятеля, чтоб взялся произвести в дело подписки о денежной складке и
вооружении обывателей, а после давал ему и манифест, в Польше составленной без
числа будто и без подписания, содержащей в себе возражение на забрание края в
противность тарговицкой и гродненской конфедерации, чтоб объявить оной между
жителями, но он будто ни на то, ни на другое ни тогда ни после не согласился.
По смерти же Вечфинского, чему надлежало случиться в марте, будучи в
монастырской деревне Шепелицах, получил он на имя Вечфинского пакет, в котором
нашел четыре письма надписанные генерал-майорам окружному и линейных войск и,
распечатав одно, читал в нем следующее. «Теперь провидение представляет
благоприятный случай восстановить наше Отечество. Соединяйтесь, достойные
соотечественники, приведя себе на память наших предков. Я буду
предводительствовать Вами и не пощажу ничего, ни трудов, ни собственной моей
жизни. Т. Костюшко». Но сии письма, не делая из них сам никакого употребления,
отдал он Бернацкому будто с тем, чтоб он их сжег, против чего Бернацкий на очной
ставке уличал Охоцкого, что, может быть, и сказал он, что
лучше сжечь, но промолвил при том — делай с ними что хочешь. Однако, думает Охоцкий, что Прозор и Вечфинский, ежели бы сей не умер, были
теми начальниками, коих именовал Костюшко.
Что Прозор с Вечфинским, действуя совокупно, употребляли еще Косинскаго
ради склонения как панов, так и новоподдавшихся России польских войск в свое
единомыслие и для того сперва сам Вечфинский, которой ревностно старался о
конфедерации, когда жив был, а потом Косинский ездили в Украину и, как он
слышал от Косинского, имели успех в склонении на свою сторону новоподдавшихся
бывших польских войск. И с помощью их открылась бы конфедерация в кордоне
российском, ежели бы Костюшко не ускорил вызывом своим оных за границу, а потом
не приняты были меры оставшихся за побегом отдалить от пределов внутрь земли,
отчего самого и обыватели остались спокойными.
Косинской показывал ему сочинение печатное под именем Брамина, в коем
описывалась братская связь индейцев и способ узнавать сообщника твоего,
показывая червонец и сжимая его между двумя пальцами.
Тут же упоминалось, чтоб каждой прозелит или вновь обратившейся
подговорил к себе верных и искренних по крайней мере четырех человек и убивал
того, которой бы вздумал изменить. Во оном же сочинении содержалось и о цифрах,
чтоб каждой мятежник присвоил себе какую-нибудь одну, дабы оной знать его
можно. А в переписках между собою уговорено было, как он слышал от Вечфинского,
употреблять слова: вместо войск — документы, вместо обывателей - свидетели в
кондесенции (вроде суда польского), вместо пуль — горох, вместо пороху — крупа,
вместо пушек — карцы (мера польская).
А в дополнительных показаниях своих придал еще и сие. Что в Литках
спрашивал у него Косинской - имеет ли он, Охоцкой, браминово сочинение? И когда ответствовал, что оное сжег, то говорил ему
— неужели вы хотите нам изменить и ежели так, то вы опасны в своей жизни.
Причем рассказал о случившемся в Литве происшествии, что одного хотели убить и
что он спас себя только учиненною вторичною пред евангелием клятвою. И Охоцкий будто потому переписал большую часть Брамина, которого
притом Косинский толковал порутчику Копецу.
Косинский сказывал ему еще в исходе генваря, что Прозор, с коим Охоцкий, так же как с Вечфинским, жил дружно, поехал в Дрезден к
Костюшке для условия о конфедерации. Потом, когда возвратился Косинский от
Дзялинского, то объявил, что видел у Дзялинского таблицу символическую для
употребления слов иносказательно, что в пользу конфедерации польской дадут
французы помощь, что России объявлена война от турок и шведов, что
конфедерацией управлять будут именитые люди, что между тем носились уже в
народе слухи о Костюшке, коего считали быть в немецкой земле либо в Риме или же
в Саксонии, также и о войне России с турками и шведами. А притом происходил
ропот о том, что обыватели, будучи подвержены голоду, долженствовали давать
содержание российским войскам.
Сверх того признался, что дважды пересылал письма между Вечфинским и
Прозором, что подал о конфедерации, но не донес из сожалении о свои земляках и
их опасности, не был убит по содержанию положенного в сочинении Брамина условия
и потому, что Вечфинский уже умер, что Косинского представлял Богушу, старосте
любецкому, дополня после, что при сем случае Косинской назывался секретарем
коронного казначейства, и что Богуш, охраняя себя и иных в том, что знал о
возмущении, говорил ему, Охоцкому, чтоб ни о ком не сказывал и о
поезде Косинского в Украину писал к Прозору, что одинажды сам подписался к нему
вместо подлинного имени Аллегро, что получил из Варшавы в феврале месяце газеты
и со оными письмо Прозорово, где вместо его имени подписан было Агафья, такого
содержания, будто король выехать хочет из Варшавы только его не выпускают,
будто войски российские хотят завладеть арсеналом, а польские будут распущены,
только оные не допустят себя обезоружить, и будто многие обыватели взяты под
караул, что письмо сие вместе с газетами показывал он и обывателям, но что
прочих прозоровых писем которые получал от Прозора, Вечфинского и Косинского,
не объявлял никому и все оные тотчас сжег, кроме отданных Бернацкому. Также к
подпискам о выборе между обывателями начальника, о вооружении их и о сборе
денежном не приступал, сколько о том ни просили и не убеждали его Прозор,
Вечфинский. А по смерти последнего Косинский, которой, как после в
дополнительных своих показаниях Охоцкий объявил,
убеждал его и так: что виленский прелат Богуш более 10000 собрал, а вы не
хочете делать складку, и в том шлется на всех обывателей Овручского повета. ...
Что в письме Косинского, чрез Бернацкого доставленном, чернилами писано о
приискании ему какого ни есть в повете владения, а молоком, что с трудностью
мог разобрать, писано, чтоб он приложил старания о складке и что Мадалинский
зделал конфедерацию и имеет слишком десять тысяч войска, что Костюшкины письма
отдал он Бернацкому и приказал сжечь, сказав о чем ему самому, брату его, а
потом, напомянув и не знавшему о сих письмах шембеляну Павше, чтоб были
сожжены, обязав его, последнего, при выезде своем в Несвиж просьбою, дабы
нарочно побывал у Бернацкого и, ежели еще те письма не сожжены, чтоб непременно
сжег.
Что при отдаче ему Оскиркою писем из Литвы, от Костюшки и от Прозора
полученных, оставил Оскирка у себя одно и, списав с наставления копию, прочие
отдал ему. А когда он спрашивал у Оскирки, что с оными делать, ибо Вечфинский
умер, то сей отвечал, — что угодно и отдайте кому угодно. Итак, из копий списал
он, Охоцкий, якобы одну кратчайшую, в которой,
сколько может помнить, было сказано, чтоб рапортовать, сколько польского
войска, сколько российского и сколько амуниции, а о месте куда рапортовать,
после дано будет знать. На революцию же обещано 12000 червонцев, но неизвестно
откуда. И после того Охоцкий, будучи в нетрезвом состоянии, как в
дополнительных своих показаниях объявил, послал копию с одного письма
костюшкина без инструкции и ради одного только любопытства в Чернобыль к приору
доминиканскому Силичу, которой бывал у него в деревне Шепелицах.
О шембеляне Тадеуше Павше объявляет, что не уговаривал его к принятию ни
тайны о конфедерации, ни письма костюшкина на чин поветового генерала майора,
но что сей Павша не мог не знать о конфедерации от Вечфинского, у которого
часто бывал и с ним переписывался.
... Первое же его письмо одинакого содержания Прозором получено, ибо от
него из Хойник был неожидаемо краткой ответ, извещающей Охоцкого, что до него дошло уведомление о Дзялинском, о смерти
Вечфинского и о выступлении бригады Мадалинского...
(Российский государственный архив древних актов, ф. 7, оп.
2, д. 2869, ч. 1, л. 30-33.)
/Восстание и война 1794 года в Литовской провинции (По
документам архивов Москвы и Минска). Составление, редакция и предисловие
кандидата исторических наук Е. К. Анищенко. Минск. 2001. С. 12-15./
5 октября. Из допроса в смоленской следственной комиссии житомирского
регента М. Бернатского о происхождении заговора в Литве
... Что познакомившись с Косинским двадцать пятого марта в Лесовщизне, в
бытность обоих их у владельца сего места Павши, поехал с ним имеете в Варшаву и
тут Косинский сказывал ему, что будучи употреблен Прозором, яко участвующим в
польской революции, был он в Украине у некоторых польских войск, также у
Дзялинскаго в Бердичеве и в Радомысле у подсендковича Вечфинскаго, которого,
нашед умершим, забрал все письма, разные бумаги, Прозором к нему писанные
относительно революции. На пути своем к Варшаве обедали они в Овруче у аббата Охоцкаго который и он, Бернацкий, просили исправника Охоцкого о даче ему, Бернацкому, до Варшавы, а Косинскому до Сигневич,
деревни состоящей в Литве, или города Бресца-Литовского, пашпортов. Почему Охоцкой, таковые пашпорты им написав, подписал и с оными, по
засвидетельствовании их находящимся в Овруче майором Лагерсвердом, выехал он
вместе с Косинским в Сегневичи, где нашли накануне их прибытия приехавшего
Прозора.
Прозор сказывал им, что прибыл из Дрездена или другого места, какого
обстоятельно не упомнит, что революция начало свое возымела восемнадцатого
марта в Кракове, что оная долженствовала иметь вспомоществование от Дании,
Швеции, Турции и Франции. Причем просил Прозор его усильнейше, чтоб он как
можно скорее возвратился к аббату Охоцкому и, если
найдет там камердинера его, отправленного к Вечфинскому с письмами, то оные,
взяв у Охоцкого, ежели сей сам не отправил, доставил
бы найскорее житомирскому стольнику Гурковскому, у коего Косинский был в доме и
коротко ему знаком, для того, что он употребит их лучше.
Бернацкой, удовлетворяя просьбе Прозора, возвратился в Овруч и, получа
от Охоцкого пять писем Костюшки без надписей,
план краковской конфедерации, по которому во всех воеводствах и поветах
надлежало произвесть возмущение, и инструкции долженствовавшим быть в
воеводствах и поветах генерал-майорам, в которых, между прочим, как после
Бернацкий дополнил, содержалось сие, дабы поветовые генералы приискивали людей
к высылке в Малую и Белую Россию для возмущения прежде присоединенных к России
жителей, приехал в деревню Молчанову, в Браславской губернии состоящую, 18
апреля и отдал оные Гурковскому.
... В бытность Бернацкого в доме у Прозора сей показывал ему целой лист,
исписанный разными фамилиями тех, коим надлежало участвовать в возмущении, но
он ни прочитать их, ни хорошо его увидеть не успел. Во время же пути его с
Косинским, быв у старосты любецкаго Богуша, получил от него Бернацкий
девятнадцать червонцев под видом покупки в Варшаве, но оные должны были обще им
с Косинским принадлежать на дорожные расходы для доставления из Сегневич или из
Варшавы известия о происшествиях польской революции. Из взятых на дорогу денег
от старосты Богуша девятнадцати, от шембеляна Павши двадцати, от подкаморего
Тадеуша Немировича двадцати девяти, а всего шестидесяти осьми червоных, в
Сегневичах дано им Косинскому пятнадцать червонцев, потому что от аббата Охоцкого получил он сам тридцать червонцев.
(Российский государственный архив древних актов, ф. 7, оп.
2, д. 2869, ч. 1, л. 37-39 об.)
/Восстание и война 1794 года в Литовской провинции (По
документам архивов Москвы и Минска). Составление, редакция и предисловие кандидата
исторических наук Е. К. Анищенко. Минск. 2001. С. 15-16./
12 октября. Из показаний в смоленской следственной комиссии литовского
стражника Я. Оскерки о первых лицах литовского заговора
Хотя Прозор по знакомству был у него в декабре месяце 1793 года, и
обращаясь всегда в Варшаве и в Вильне, имел случай осведомляться о таинственных
действиях от тех, которые помышляли произвесть в Польше конфедерацию под
начальством Костюшки, однако ж каким образом долженствовало совершиться сие
предприятие содержал втайне с крайнею твердостью. Вечфинский же, сам ли собою
или чрез Прозора, обязан был уговорить войски, за кордоном находившиеся. Было
одно только предположение, а был ли в том успех он, Оскирка, не знает, ибо они
секретно между собою о том сносились, не имея веры к тем, которые не
соглашались на предпринятое ими. Однако ж в ту пору успех еще был сомнителен,
потому что Вечфинский заболел и в Радомысле умер, а Прозор, не ведая о смерти
Вечфинского, плыл лодкою по реке Припяти в свою деревню Хойники. Уведомившись
же, что Вечфинского уже нет в живых, и опасаясь, чтоб не быть пойманым
российскими войсками, из дому уехал. Причины же укрывательства Прозорова, его
предприятий, с кем он и какие имел сношении и был в единомыслии он, Оскирка, не
знает, ибо с ним, по прибытии в Хойники, не видался, а вышеизъясненное слышал
от Прозора.
... А другое письмо шляхтича Леоновича, уведомляющее его, Оскирку, что в
Слуцком повете готово посполитое рушение, и третье, писанное от двадцать
другого февраля поверенным его Кмитою, что многие говорят — уповаем на
провидение — означали желание, чтобы восстановить опять Отечество и что для
того делается посполитое рушение. Слова же о моровой язве, в сем последнем
выраженные, знаменовали то, что Россия, в предупреждение войны от турок и
шведов, занимает границы своими войсками.
Сверх того, при случае найденной у него речи к обывателям, говоренной им
во время бытности его послом от Мозырского повета, и конституции третьего мая,
повинился, что Прозор писал к нему, Оскирке, что в Польше произойдет революция
и что прошлого 1793-го года в ноябре месяце ходил по рукам в Мозырском повете
письменной Костюшкин универсал, чтоб совокуплялись обыватели для восстановления
Отечества и сей универсал получил он, Оскирка, от Прозора чрез почту, а
хорунжий стародубовский Ельский писал к нему, Оскирке, о той конфедерации,
которую производил Костюшка в Краковском воеводстве и во оной сам Ельский
принимал участие.
(Российский государственный архив древних актов, ф. 7, оп.
2, д. 2869, ч. 1, л. 64-65.)
/Восстание и война 1794 года в Литовской провинции (По
документам архивов Москвы и Минска). Составление, редакция и предисловие
кандидата исторических наук Е. К. Анищенко. Минск. 2001. С. 16-17./
18 октября. Из допроса на смоленском следствии овруческого земского
судьи М. Павши относительно заговорщических настроений в Мозырском повете
А допросами он, Павша, показал, что на верность и подданство ее
императорскому величеству присягу он учинил в Мозыре, что бунтовщик Прозор,
хотя и был у него пред рождеством христовым или пред новым годом, но ему ни о
чем не говорил, а в ноябре месяце 1793 года был он в Виступовичах у покойного
Вечфинскаго на освещении дому, где были также аббат Охоцкий, его брат Фадей Павша и Бернацкий и там подружились
между собою. И, наконец, от управляющего Прозоровым домом Орлицкого он, Михайла
Павша, слышал, что Прозор уехал в последних числах февраля ночью тайно в
Вильню, где Доминик Оскерка и Косинский, которой у Прозора находился или
находится секретарем будто, пели французские песни и поощряли к революции
народ. Что Косинский, возвратясь в Хойники, беспрестанно ездил к аббату и к
Вечфинскому и какие-то пересылал письма и что Прозор, возвратись пред светлым
воскресеньем, так как он слышал от российских офицеров, которые его искали,
намерен был взволновать Пинскую бригаду, чтоб оная шла делать в Мозырском
повете революцию. Сверх того, слышал он, Павша, от еврея, коего имени не знает,
что аббат Охоцкий уведомившись, что будет требован в
губернской город, отослал к Прозору сумку с бумагами через казака, которой,
прибыв к реке Припяти и уведомившись, что Прозор из Хойник ушел, возвратился в
Шепелицы к управителю, с которым и ту сумку с бумагами сожгли. А что с аббатом
в Овруче намерены были делать революцию, о том он, Павша, слышал от Барнабы
Ендржевского, который ему говорил, что Пинской бригаде Прозор дал две тысячи,
аббат Охоцкой — тысячу червонцев, чтоб оная шла в
Польшу...
(Российский государственный архив древних актов, ф. 7, оп.
2, д. 2869, ч. 1,л. 108 об.)
/Восстание и война 1794 года в Литовской провинции (По
документам архивов Москвы и Минска). Составление, редакция и предисловие
кандидата исторических наук Е. К. Анищенко. Минск. 2001. С. 25-26./
20 июня 1795 года Екатерина ІІ издает указ «Именной, данный Генерал-Прокурору. - О наказании участвовавших в Польском мятеже.
По случаю возникшего в Польше мятежа
принятыми от Нас благоуспешно мерами в краткое время совершенно
низложенного, оказалися участниками в оном многие из новых подданных Наших,
обитателей древних Российских областей к Империи Нашей возвращенных. Они
быв возжигаемы буйственным духом безначалия и врагами всякого порядка,
приступили к ненавистному и злодейскому предприятию, которое учинило их противу
Нас и Государства Нашего клятвопреступниками и бунтовщиками. Для изыскания виновных в сих деяниях,
учреждена была по повелению Нашему особая в Смоленске Комиссия, которая
производя надлежащее по законам исследование внесла нам экстракты с своими
мнениями. По рассмотрении оных, так как и приговоры произнесенного от особ
нарочно от Нас к тому определенных видим, что строгость законами установленная
подвергает виновных в таковом злодеянии неизбежной смертной казни; Мы однакож
по сродному Нам милосердию и человеколюбию восхотели и сих преступников жребий
облегчить, избавляя их от приговоренного тяжкого и ими справедливо заслуженного
наказания, а вместо того повелеваем учинить следующее:
1. Из тех, кои, наруша присягу на верное
нам подданство, самым делом и лично участвовали в произведении мятежа и
бунта и в том явно изобличены, Овручского монастыря Аббата Иозефата Охоцкого сослать в Пелим; Житомирского регента Михайла Бернацкого в Якутск; Пробоща
Коростышевского, Иосифа Куликовского в Тобольск; Олеского
Капитан-Исправника Яна Охотского в Нерчинск; отставного Поручика Якова Павшу в
Селенгинск; Игнатия Дзилинского, Шефа полку сего имени, в Березов; бывшего
полного Литовского стражника Ивана Оскирку, Житомирского
градского Судью Андрея Дубровского, Шляхтича Томаша Вишомирского, Доминиканского монастыря
Ксенза Леопольда Булгака, бывшего Пинской бригады Поручика, объявившего потом
себя Бригадиром, Иозефа Копеца, Шляхтича Матвея Родевича, Подполковника Фадея Городенского,
Подполковника Яна Зенковича, и Шляхтича Иосифа
Алхимовича разослать в самые отдаленнейшие
Сибирские города, бывшего Надворного Литовского Маршала Станислава Салтана, по
единственному уважению на старость его, сослать на житье в Казань.
2. Оказавшихся в нарушении присяги и
изобличенных равномерно с первыми в измене, но лично только не бывших с ними в
содействии, Настоятеля Доминиканского монастыря Томаша Силича, Ксенза
Католицкого Базиля Салмановича, бывшего Землянского Судью Иулиана
Пионтковского, Остроградовицкого Исправника Иосифа Богутского, Шляхтича Михаила
Дорожинского, бывшаго Оруцкого Подномария Тадеуша Немирича и Тамбеляна Тадеуша
Павшу разослать по городам Тобольской и Иркутской Губернии, или в таковые же
отдаленные Архангельского Наместничества и Устюжской области.
3. Обличенных в знании предприятий
злонамеренных и об оных по долгу присяги и верности недоносивших Правительству
Шляхтичей Антона Прибору, Винцентия Обуявича, Юстина Мацеловича, пограничной
Казаровицкой Таможни надзирателя Шляхтича Петра Орловского, Генерального
Наместника Епископа Киевского Михайла Полоцкого, Любельскаго градского Судью
Андрея Янчинского, Любецкого старосту Иосифа Богуша, бывшего Подстолия
Новогородского Иосифа Хоржевского и управителя Аббата Ахоцкого Ксаверия
Яконовского, отправить на житье в Губернии Вятскую, Симбирскую, Казанскую и Пензенскую.
4. Униатских Житомирского попа Петра
Ольшевского и официала Острожского и Луцкого Иоанна Подчуженского, обвиненных в
дерзком ослушании законной власти и в неповиновении повелениям Правительства,
яко начинщиков нового возмущения, послать на житье Новгородско-Северской
Губернии в уездный город Короп.
5. Шляхтича Иозефа Тераевича за убийство
одного Российского драгуна, в чем сам признался, по лишении Шляхетского
достоинства, сослать вечно в каторжную работу.
6. Овручского Земского Судью Михаила Павшу,
Житомирского Земского Судью Антона Вечфинского, Шляхтича Степана Гедимина и
Шляхтича Юрия Рутского, вменя им в наказание долговременное под стражею
содержание, освободя па поруки, отпустить в их дома». [Полное собраніе
законовъ Россійской имперіи съ 1649 года. Том ХХІІІ Съ 1789 по 6 ноября 1796.
Санктпетербургъ. 1830. С. 710-711.]
/Сборникъ Императарскаго Русскаго Историческаго
Общества. Т. XVI. С.
Петербургъ. 1875. С. 239./
17 ліпеня 1795 г. галава
Смаленскай сьледчай камісіі Рыгор Восіпаў дакладаў Кацярыне што са Смаленску ў
Іркуцк была адпраўленая першая група “поляков из числа признанных наиболее виноватыми: регента Михала
Бернацкого, капитана Яна Охоцкого, поручика Якуба
Павши, стражника Яна Оскирко, судьи Дубровского и шляхтича Вишомирского” [Макарова Г. В.
Новые материалы о пребывании участников
движения Т. Костюшко в России. // Славяноведение. Москва. № 3. 1994. С. 45.]. Ян Дуклян Мадэст Ахоцкі быў аднесены да 6-й катэгорыі злачынцаў і 25
лістапада 1794 г. быў вызвалены з пад варты.
“Прафэсар Гданьскага ўнівэрсытэту Францішак
Навіньскі указаў імёны 11 польскіх патрыётаў, сасланых ў Сыбір ў 1795 г. за
удзел ў «Зьвязе добрых палякаў» , і некаторыя падрабязнасьці іхняга жыцьця ў
выгнаньні. Сярод упамянутыя указам 1795 г. Тадэвуш Нямірыч, Ёсіп Кулікоўскі,
Ёзафат Ахоцкі, Міхал Бярнацкі, Якуб Паўша, Тадэвуш Паўша, Ян Аскерка і Андрэй
Дубраўскі; а таксама Левандоўскі і Непамуцэн Ахоцкі ды любецкі староста Ёзаф
Богуш, хаця па ўказу 1795 г. яго меркавалі саслаць у адну з губэрняў
Эўрапейскай Расіі. Жонку Богуша, што добраахвотна яго суправаджала, Ф.
Навіньскі лічыць першай полькай, якая пабывала ў Сыбіры [* Nowiński F. Polacy na Syberii Wschodniej,
zesłańcy polityczni w okresie międzypowstaniowym. Gdańsk. 1995. S. 41-42.]”. /Мулина
С. География польской ссылки в Сибири в
девяностые годы ХVIII века. // Niepodległość i pamięć. Czasopismo humanistyczne. Nr 4 (60). Warszawa. 2017. S. 43-44./ У гэтым сьпісе Яна Ахоцкага няма.
У 1783 г. Сыбір была падзелена на тры
намесьніцтвы: Табольскае, Калыванскае ды Іркуцкае. Адначасова ў сакавіку 1783
г. Іркуцкую губэрню, ператварыўшы ў Іркуцкае намесьніцтва, падзялілі на чатыры
вобласьці: Іркуцкую, Нерчынскую, Якуцкую і Ахоцкую. Кожная вобласьць складалася
з вуездаў. У Якуцкай вобласьці было ўтворана пяць вуездаў: Якуцкі, Алёкмінскі,
Аленскі (Вілюйскі), Жыганскі і Зашыверскі. Кіраўнікамі Якуцкай вобласьці пачалі
прызначацца камэнданты, паветаў - земскія спраўнікі. Ад 12 кастрычніка 1795 г.
па 19 сакавіка 1796 г. якуцкім камэндантам быў падпалкоўнік і кавалер Багдан
Карпавіч Гельмерсэн. “19 сакавіка 1796 г. прызначаны якуцкім камэндантам падпалкоўнік Пётар
Данілавіч Штэвінг (з утварэньнем Якуцкага вуезда прызначаны гараднічым). На
пасадзе па 1 чэрвеня 1800 г.”. /Якутия.
Хроника. Факты. События. 1632-1917 гг. Сост. А. А. Калашников. Якутск. 2000. С.
118./
Іркуцкі генэрал-губэрнатар Людвік Нагель 1 сьнежня 1796 г. даносіў у
Санкт-Пецярбург: “На сих днях получил
я от Охотского коменданта рапорт, что отправленные той области по городам на
житье секретные арестанты в Нижнекамчатск Иозеф Копец, в Гижигинск Фадей
Городненский, в Тигильскую крепость Ян Зенкович, в Апланск
Иозеф Алхимофич доставлены в Охотск благополучно и в следующие места на
транспортных судах под присмотром судовых руководителей в августе месяце
отправлены, но там все они в каком состоянии приняты, по неполучению за отдаленностью
мест рапортов, ничего донести Вашему сиятельству не могу” [Макарова Г. В.
Новые материалы о пребывании участников
движения Т. Костюшко в России. // Славяноведение. Москва. № 3. 1994. С. 45.]. Як бачым прозьвішча
Ахоцкага ў рапарце генэрал-губэрнатара няма, які, каб патрапіць у Ахоцк,
павінен быў прасьледаваць праз Якуцк.
Юзаф Копаць сьведчыць, што на
Камчатку быў дастаўлены “Ян Ахоцкі, пляменьнік
абата Ахоцкага, у Петрапаўлаўскі порт” [Dziennik
Józefa Kopcia, brygadjera wojsk Polskich. Berlin, 1863. S. 20.].
Магчыма адбылася нейкая
блытаніна з прозьвішчам і геаграфічнай назвай - Ахоцкі, а сам Ян Ахоцкі нават
не даехаў да Іркуцку, а быў вернуты з дарогі назад.
Літаратура:
* 17.345. – Іюня 20. Іменный, данный
Генералъ-Прокурору. – О наказаніи участвовавших въ Польскомъ мятежѣ. // Полное
собраніе законовъ Россійской имперіи съ 1649 года. Том ХХІІІ. Съ 1789 по 6 ноября 1796.
Санктпетербургъ. 1830. С. 711.
Pamiętniki Jana Duklana Ochockiego z
pozostałych po nim rękopismów przepisane i wydane przez J. I.
Kraszewskiego. T. II [XLI. Z pamiętników księdza
opata Ochockiego]. Wilno. 1857. S. 410.
* Dziennik Józefa
Kopcia Brygadjera wojsk Polskich z rozmaitych nót dorywczych sporządzony. Z
sześcioma tablicami litografowanemi i mappą Kamczatki. Berlin. 1863. S. 20.
Рассказы о польской старине. Записки XVIII века Яна Дуклана
Охотского с рукописей, после него оставшихся, переписанные и изданные Ю.
Крашевским. С.-Петербург.
1874.
* Первое
приложеніе къ письму Д. П. Трощинскаго, отъ 3 іюля 1795 г. // Сборникъ Императарскаго
Русскаго Историческаго Общества. Т. XVI. С. Петербургъ. 1875. С. 239.
* Ochocki Nepomucen. // Janik M. Dzieje
Polaków na Syberji. Kraków. 1928. S. 78, 461.
*
Tyrowicz M. Ochocki Jan Duklan
Modest. // Polski słownik biograficzny. T. XXIII/3. Z. 98.
Wrocław-Warszawa-Kraków-Gdańsk. 1978. S. 496-498.
*
Szczygeielski W. Ochocki Józafat.
// Polski słownik biograficzny. T. XXIII/3. Z. 98.
Wrocław-Warszawa-Kraków-Gdańsk. 1978. S. 498-499.
Zwycięstwo czy
klęska? W 190 rocznicę powstania kościuszkowskiego. Рraca zbiorowa pod redakcją
Henryka Kocója. Katowice. 1984.
* Макарова Г. В. Новые материалы о пребывании участников движения Т. Костюшко в России. //
Славяноведение. Москва. № 3. 1994. С. 45.
* Dziennik Józefa Kopcia brygadiera
wojsk polskich. Z rękopisu Biblioteki Czartoryskich opracowali i wydali Antoni
Kuczyński i Zbigniew Wójcik. Warszawa-Wrocław. 1995. S. 35.
* Karol Prozor oboźny W. W. Ks. Litew. przyczynek
do dziejów Powstania Kościuszkowskiego. Monografia opracjwana na podstawie
nowych źródeł archiwalnych przez Maryana Dubieckiego. Z portretem Karola Prozora. W Krakówie. 1897. S. 279.
* Охоцкий Ян, капитан-исправник. // Восстание
и война 1794 года в Литовской провинции (По документам архивов Москвы и
Минска). Составление, редакция и предисловие кандидата исторических наук Е. К.
Анищенко. Минск. 2001. С. 190.
*
Баркоўскі А. Восстание 1794 года или Инсуррекция Костюшки и Якутия. 2013.
* Мулина С. География польской ссылки в Сибири в девяностые
годы ХVIII века. // Niepodległość i pamięć. Czasopismo humanistyczne. Nr 4 (60). Warszawa. 2017. S. 44, 54.
Dziennik Józefa Kopcia brygadjera wojsk
polskich z rozmaitych nót dorywczych sporządzony : z sześcioma tablicami
litografowanemi i mappą Kamczatki. [Na podstawie wydania: Berlin, nakładem
Księgarni Akademickiej E. Grossa, 1863.] Warszawa. 2017.
Ніктапаліёна Лянота,
Койданава
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz