ЎЎЎ 5. Цыліна Краснаполка. Публістытычныя нататкі Івана Ласкова 1993 году ў Якуцку. Ч. 5. Койданава. "Кальвіна". 2019.

    Иван Антонович Ласков – род. 19 июня 1941 г. в областном городе Гомель БССР (СССР).

    С 1966 г. обучался на отделении перевода в Литературном институте имени А. М. Горького в Москве. В 1971 г., после окончания института с красным дипломом, переехал в Якутскую АССР, на родину своей жены, якутской писательницы Валентины Николаевны Гаврильевой.

    С сентября 1971 г. по февраль 1972 г. работал в газете «Молодежь Якутии», сначала учетчиком писем, затем заведующим отделом рабочей молодежи. От февраля 1972 г. до лета 1977 г. работал в Якутском книжном издательстве старшим редакторам отдела массово-политической литературы. С лета 1977 г. работал старшим литературным редакторам журнала «Полярная звезда», с 1993 г. - заведующий отделам критики и науки журнала «Полярная звезда». За полемические статьи про отцов-основателей ЯАССР весной 1993 г. был уволен с работы и ошельмован представителями якутской «интеллигенции». Работал сотрудником детского журнала «Колокольчик» (Якутск), одновременно работая преподавателем ЯГУ (вне штата) и зав. отделом связей с общественностью Якутского аэрогеодезического предприятия. Награжден Почетной Грамотой Президиума Верховного Совета ЯАССР. Член СП СССР с 1973 г. 29 июня 1994 г. Иван Антонович Ласков был найден мертвым «в лесу у Племхоза», пригороде Якутска по Вилюйскому тракту за Птицефабрикой.

    Юстына Ленская,

    Койданава

    /Республика Саха. Якутск. № 121. 2 июля 1994. С. 4./

    /Саха Сирэ. Дьокуускай. № 122. От ыйын 5 к. 1994. С. 4./

    /Сахаада. Общественнай политическай хаһыат. Дьокуускай. № 26. От ыйын. 7 к. 1994. С. 16./

    Иван Ласков

                                                            НАМ 18 ЛЕТ

                                         Наверное, кто-то сумеет придраться,

                                         Что эта дата не слишком кругла,

                                         Что дата — не дата,

                                         А повод собраться

                                         Вокруг

                                                      не того,

                                                                   а иного стола.

                                         Так пусть же запомнит,

                                                          прочувствует каждый —

                                         И тот, кто не очень, и очень сед,

                                         Что в жизни бывает всего лишь однажды

                                         18 лет.

                                         Газета ребячья уже не ребенок

                                                                  И обязана знать

                                         Всех тех,

                                                        кто верстал ее с самых пеленок

                                          (Фамилии я не хочу называть).

                                         Тех, кто ошибки вычитывал зорко,

                                         Хранил от других неожиданных бед.

                                         В редакции нам веселее, чем дома —

                                         Талант журналиста упорен и пылок,

                                         Я женщин затронул бы, может быть, но —

                                         Они нас значительно старше по чину.

                                         По имени-отчеству звать их должно.

                                         Я, может, добавил бы порцию лести,

                                         Хотя никогда и не льстил никому,

                                         Но длинное имя с отчеством вместе

                                         Хоть плачь, целиком не залазит в строку.

                                         Как не вспомнить Ольгу,

                                         Как не вспомнить Галю,

                                         Сколько написали,

                                         Сколько прочитали.

                                         А теперь, ребята,

                                         Будет мое слово

                                         О юнкоре нашем

                                         Ванечке Ласкове,

                                         Лестно в самой детской

                                         Среди всех газет

                                         Повстречать парнишку

                                         в 18 лет.

                                         Здравствуйте, Елена,

                                         Шура, Валентина,

                                         К «Зорьке» приложили

                                         Руки вы и спины.

                                         Что ж, валяйте дальше,

                                         Добрый мой совет:

                                         Пусть вам будет вечно

                                                                    18 лет.

                                         Времечко промчится,

                                         Все мы постареем,

                                         Все мы облысеем,

                                         Все мы подурнеем.

                                         Соберемся вместе

                                         На праздничный обед,

                                         Вспоминать мы будем,

                                         Как нам было вместе

                                                                 18 лет!

    *

                                                 ПЕРЕД СОБОЮ НЕ ЛУКАВИЛ...

    Тридцатилетний Иван Ласков появился у нас в “Молодежке” в 1971 году, когда редактором был Леонид Левин, а коллектив состоял из совсем молодых тогда девчат и ребят: Женя Кузьмина, Люда Левина, Тося Селезнева, Лариса Утяшева, Боря Васильев, Эдик Волков, Юра Карпов, Галя и Дима Киселевы, Гена Мухин, Саша Петров, Валера Скрябин и Света Слепцова. А вокруг нас всегда крутилась масса интересных, а главное — молодых людей.

    В редакции витал дух дружбы и творчества, не случайно многие из нас впоследствии вошли в литературу, журналистику, искусство, а то, что дружны по сию пору, так это само собой. Атмосфера несуетливого соучастия, доброго зубоскальства, посиделки за дешевым портвейном — все это сближало нас. Ничего еще не нажито, в том числе и врагов, терять и жалеть нечего, молодость вечна, как синее небо над нами...

    Иван естественно вошел в эту атмосферу и легко |жил в ней. Позже для меня было странным слышать о неуживчивости его характера. Он был человек литературный, с глубокой подготовкой и своими неподдельными интересами. Но и в атмосфере молодежной газеты он не чувствовал себя инородным телом, с удовольствием ездил в командировки, даже на освещение комсомольских конференций.

    Однажды, помнится, ездили мы в Мирный. Редактор придавая особое значение конференции, решил послать туда усиленную бригаду (Иван и я). Не знаю, кто кого усиливал, но в работе конференции мы участие приняли, как и в проводах ветеранов комсомола В. Басыгысова, В. Рудакова и других... В аэропорт приехали на натуральных дровнях, которые раздобыл где-то лихой поэт Алексей Васильев. Дорога недальняя, но мы успели спеть громко несколько песен, и под осуждающие взгляды работников обкома комсомола, приехавших на машине, проследовали на посадку.

    Как-то, раскопав в недрах книжного издательства рукопись Чагыла Мординова, не вышедшую в 1965 году (причина невыхода — самоубийство автора, что было осуждено на высоком официальном уровне) Иван, будучи редактором издательства, предложил мне собрать стихи Чагыла и написать вступление, послесловие он заказал доценту ЯГУ Иннокентию Попову. Вскоре книга «Красные маки» увидела свет. Тогда я впервые узнал Ласкова в работе как редактора рукописи.

    Добросовестность, переходящая во въедливость, — прекрасная редакторская черта, благодатная для рукописи, но сколько неприятностей она ему принесла, сколько нажила врагов. Как автор я узнал его дотошность, когда мы вместе работали над рукописью моего второго сборника стихов «Стая белых журавлей».

    Однажды он предложил «Молодежке» отрывок из поэмы о Тамерлане «Хромец». Поэма у него везде «шла», испытывая сопротивление, когда вялое, когда агрессивное. Мы опубликовали отрывок на полосу, перед этим, правда, проявив чудеса дипломатии во врезке: мол-де поэма антидиктаторская, антитоталитарная и даже антифашистская. Но и это не помогло.

    Через несколько дней звонок из высших идеологических сфер: «Что за сомнительные идеи? Зачем они молодежи? Да и вообще автор — скрытый пилсудчик, он пропагандирует Серошевского, который был соратником Пилсудского...». Сейчас каждый гордится хоть какой-либо причастностью к переизданию «Якутов» Серошевского, но тогда, когда Иван заинтересовался собственно литературным творчеством Вацлава Серошевского (кстати, он вел спецкурс по нему на филфаке ЯГУ), он тут же получил политический ярлык.

    Мы с ним много спорили, не соглашаясь друг с другом. Но я всегда уважал в нем глубокие литературные и исторические знания, чувство слова, стремление докопаться до сути. Поэтому он часто ввязывался в научные и литературные споры. Не разделяя многих его взглядов, я всегда мог убедиться в том, что перед собой он честен и не лукавит. Многим его оппонентам, видимо, не хватало уважительного отношения к творческому и исследовательскому таланту Ивана. Благодаря ему за свою недолгую творческую жизнь он много наработал: стихи, поэмы, проза, очерки, переводы, издательская и журнальная деятельность.

    Однажды в хорошем настроении он процитировал посвященное ему двустишие: «Поэт от пят до волосков Иван Антонович Ласков...». Он и был Таковым.

    Алексей Михайлов,

    поэт.

    *

    Мы предлагаем вашему вниманию фрагмент из статьи Ивана Антоновича Ласкова о Вацлаве Серошевском — авторе знаменитого капитального этнографического труда «Якуты». До сих пор не смолкают споры вокруг этого талантливого писателя, ученого, профессионального революционера. Советская историография наделила его ярлыками мелкобуржуазного революционера, убежденного националиста, идеолога польского фашизма, сподвижника «кровавого диктатора» Польши Юзефа Пилсудского. Считалось, что в 1926 г. Юзеф Пилсудский совершил фашистский государственный переворот, и в течение 9 лет он был фашистским диктатором. У Ивана Ласкова был свой, независимый взгляд и на личность Пилсудского, и на личность Серошевского. Сы выбрали тот фрагмент из его обширной статьи, который в какой-то степени подходит заданной теме этого номера «МЯ» «Народ и власть”.

                                                      ВАЦЛАВ СЕРОШЕВСКИЙ

                                                                   (1858-1945)

                                    Фрагмент из документальной повести И. А. Ласкова

    Вообще диктатура Пилсудского при внимательном рассмотрении производит странное впечатление. У власти — военный диктатор, а страна не милитаризуется, даже не укрепляется армия (что сказалось в 1939 году). Диктатор занимает постоянно только пост военного министра. На короткий срок становится премьер-министром, потом эту должность уступает. Постоянно рядом с диктатором — президент Мосьцицкий, т.е. личная диктатура Пилсудского далеко не стопроцентна. В стране действует множество партий (хотя их деятельность время от времени ограничивается), проводятся выборы в Сейм, издается множество изданий различных направлений. Современные польские исследователи (А. Мицевский) объясняют это отсутствием у Пилсудского какой-либо четкой программы и цели. Главная задача, которую он ставит перед собой, — любой ценой сберечь молодое польское государство, оградить его от анархии и разлада, а куда оно придет — неважно.

    «В связи со всем этим (т.е. переворотом Пилсудского — И. Л.) Серошевский стал фашистом, причем не рядовым, а идеологом польского фашизма» (Г. П. Башарин). Как видим, доказательство тому, что Серошевский «стал фашистом», автор не приводит, ограничиваясь словами «в связи со всем этим». Поскольку, как уже было сказано обвинение Пилсудскому в фашизме снято, достаточно было бы сказать, что в связи с этим «не стал фашистом» и Серошевский. Однако приведем факты.

    Если отвлечься от эмоций, связанных со словом «фашист», и обратиться к его первоначальному значению, то следует сказать, что фашист — это прежде всего член фашистской партии. Серошевский же до переворота был членом Польской социалистической партии. Эта партия после переворота перешла в оппозицию к Пилсудскому. Серошевский вышел из нее и больше ни в какие партии не вступал.

    “Крайне жаль, — пишет Г. Свенко в уже упомянутой статье, — что такой ненаучный стиль допущен Башариным в работе, посвященной серьезной теме... Автор этой работы не утруждает себя научным анализом творчества Серошевского, но зато безосновательно пытается представить его как| «идеолога фашизма». Такая критика вызывает решительный протест”.

    Идеологом пилсудчины был журналист Адам Скварчинский. Что касается Серошевского, то он в 1937 году писал: «Я публицистом не был».

    Но, может быть, Серошевский не был фашистом, так сказать, в организационном смысле, а «в душе» все-таки был?

    Как известно, фашизм характеризуют крайний национализм, антисемитизм, расизм, милитаризм. В 20-е и 30-е гг. фашизм представлял собой международное явление с лидером в лице германского фашизма. В связи с этим особый интерес представляет отношение человека, подозреваемого в фашизме, к Германии, к гитлеризму.

    Выше мы уже рассматривали взгляды Серешевского по национальному вопросу. Обратимся теперь к его отношению к войнам. Вот что он говорит при открытии могилы неизвестного солдата (1927): «Придет время, и может, уже недалекое, когда народы поймут, что большую пользу для них принесут взаимное уважение, взаимная дружба и помощь... чем грабеж чужой земли, чужой свободы и чужого труда!». Краткую автобиографию («Моя жизнь в ста строках», 1927) заканчивает словами: «Думаю, что еще поработаю несколько лет и, может, дождусь времен, когда народы перестанут мечтать об угнетении соседей, забудут о раздорах и границах». Таких высказываний у Серошевского много.

    /Молодежь Якутии. Якутск. 26 августа 1994. С. 10.

    /Молодежь Якутии. Якутск. 9 сентября 1994. С. 2./

    /Літаратура і Мастацтва. Мінск. № 5. 31 студзеня 1997. С. 14./

    /Кыым. Дьокуускай. № 12. Кулун тутар. 25 к. 1997.С. 3./

                                                             ЕГО СРАЗИЛА СИСТЕМА

    Поистине, смелым и храбрым был при жизни Иван Антонович Ласков - поэт, прозаик, переводчик, публицист, критик, историк. В самый бы раз, как писал классик, безумству его храбрости петь песню. Но вместо песни вырываются скорбные строки по поводу его непонятной смерти в пригородном лесу 29 июня 1994 года.

    А храбрость его заключалась в том, что он, пренебрегая чувством самосохранения, вступил в сражение с силой организованной и сплоченной. По сути, его сразила Система, которая и поныне правит бал, сменив лишь одну вывеску на другую. Никто, наверное, уже сегодня не дознается до причины его смерти, хотя диагноз и был поставлен теоретически допустимый. Тем не менее, мало как-то верится в это. На лице его, вернее, у висков, видны были подозрительные полосы, на веках какие-то синие пятна, лоб был вздутый, припухлый. Почему-то оказались разбитыми очки на месте, где он лежал в лесу. Рюкзак валялся, как рассказывают очевидцы, метрах в тридцати от тела.

    О плагиате Федосеева Ласков писал не первым. Еще лет девять назад это г вопрос поднимал В. Ф. Афанасьев. Тогда и появился материал об этом в «Литературной России». Федосееву пришлось срочно вылететь в Москву и искать выход из столь щекотливого положения.

    На это раз, несмотря на факты, судебные инстанции решили удовлетворить иск Федосеева к редакции в сумме пяти миллионов рублей. Был бы жив Ласков, решение суда могло быть иным. Не отступил бы он от правды в своем понимании.

    Был в жизни Ласкова период, когда он обвинил в плагиате даже своего руководителя по творческому союзу. Тогда в суды не обращались, дело ограничилось коллегиальным разбором. И, несмотря на очевидность фактов, обвинили опять же Ласкова. Об этом он написал статью «Как я «стал» склочником и клеветником». Статья ждет своего публикатора. Прочитав ее, можно сделать неутешительные выводы. Они известны: «прав тот, у кого больше прав», «с богатым не судись, с сильным не борись» - и все в таком классическом духе.

    А еще Иван Антонович написал целую книгу, в которой полемизирует с авторами брошюры «Центральное дело». Некоторые части из нее были опубликованы в газете «Молодежь Якутии», на что группа якутских писателей откликнулась с до боли знакомым кличем: «Руки прочь...!» Вот так у нас сегодня трактуется свобода слова, плюрализм мнений. Система, она и есть Система. Поперек нее не становись - сомнут. На то и создавались писательские организации, чтобы держать людей на поводке. Шаг влево, шаг вправо не допускался. Сегодня поводок ослабили, но не настолько, чтобы личность себя осознала личностью независимой.

    В двух якутских писательских организациях состоят на учете более семидесяти литераторов, есть среди них несколько русских и русскоязычных авторов. Но никто, даже из этих последних, не встал на защиту Ивана Антоновича при его жизни. Молчат и до сих пор.

    Нормы стадности нарушать нельзя-с! А один, довольно пробивной литератор, назначенный в похоронную комиссию, даже не пришел на похороны. Очевидно, побоялся вызвать неудовольствие своих шефов. Вот так и живем в эпоху недоразвитого капитализма. Система-то - она живуча. В ее руках средства массовой информации и все остальное. Хоронили Ивана Антоновича, можно сказать, по третьему разряду. Не было не то что оркестра, даже фотографа не пригласили, и дети остались без снимков проводов в последний путь своего родителя, народу раз-два и обчелся. Да это и не удивительно. Не было в печати некролога, что само по себе уже говорит об отношении к нему со стороны руководителей писательской организации. А может быть, им было запрещено это делать. Тогда кем же? Обкома партии сегодня у власти нет, можно было и нарушить «табу», Значит, есть силы, которым невыгодно было помещать некролог. И сразу приходит на память известное: «Мы тут посоветовались и решили...» Но кто, все-таки, решил нет ответа. На Маганское кладбище смогли доехать лишь единицы. Не было автобуса. И это тоже, видимо, неслучайное упущение.

    Есть у нас в Якутске белорусское землячество. Увы, и оно осталось в стороне от всего этого дела. На похоронах не видно было ни одного из земляков умершего.

    Вот так и относимся, господа товарищи, к тем, кто не вписывается у нас в Систему. Печально все это.

    Николай Павлов.

    /Молодежь Якутии. Якутск. 30 декабря 1994. С. 8./

                                                          ЕЩЕ РАЗ О ЧЕСТИ МУНДИРА

    С удивлением прочитал я статью «Не верь глазам своим?!» в нашей «Молодежке». Не надо быть специалистом, достаточно уметь читать, чтоб уяснить - мы имеем дело с явным плагиатом, причем не только явным, но и бездарным - не сумел даже грамотно переписать фамилию княгини, спутал Ромодановскую с Романовской! Молодцы, «молодежкинцы», дали выписку достаточно подробную, чтоб и козе было понятно. Думаю, читатели поняли, что «оскорбительные выпады» в адрес И. Е. Федосеева действительно характеризуют его как человека, может быть, и порядочного, а вот как писателя -нет!

    А теперь вопросы: в чем дело, и где логика? Всем понятно, что дело - в чести мундира. Но «мундир» надо защищать до тех пор, пока его не начинают марать очень уж сильно сами «мундироносцы». А тут именно такой случай. Уважаемая якутская писательская организация в чисто литературном споре, затрагивающем «честь и достоинство» одного из ее членов, осталась в стороне, надеясь «сохранить честь мундира». Но это же просто неумно! Неужели писателям непонятно, что «добела отмыть черного кобеля» не удастся. В таких случаях надо применить другую народную пословицу: «Паршивую овцу из стада вон!» - и сразу все вопросы о чистоте мундира решены, причем правильно и честно, во славу писательской организации. И не надо затруднять прокуратуру и суд народный, да еще Верховный - у них дел по горло и без писателей хватает. А что теперь? Если редакция «Молодежки» пойдет дальше, попросит экспертизы Союза писателей России, те дадут отзыв по совести - вот красиво будет выглядеть притаившаяся в тиши сотня писателей Якутии, среди которых один - Один! - И. А. Ласков выступил в защиту ПРАВДЫ. Он не побоялся назвать плагиат своим именем. А остальные сто якутских писателей - что они, писать разучились?

    Подумайте, как все могло быть просто. Чтобы оставаться порядочным человеком, надо в предисловии или послесловии сослаться на использованные материалы таких-то авторов - и перечислить. Можно добавить: которые стали библиографической редкостью. Тогда никто не скажет: «Это плагиат!». И все будут довольны...

    Валентин Сидоров.

    /Молодежь Якутии. Якутск. 30 декабря 1994. С. 8./

                                               ГОВОРИТЬ ПРАВДУ ОПАСНО, НО НУЖНО

    Я знал И. Л. Ласкова как человека предельно честного, принципиального, с открытой душой, доброжелательного к оппоненту. Этот талантливый человек большого гражданского мужества был убежден, что правда важнее любых личных отношений.

    Его столь внезапная, загадочная смерть еще молодого, практически вполне здорового человека, полного творческих планов и надежд, весьма настораживает. Согласен, что его сразила система. Но какая? Система, основанная В. Лениным и взращенная И. Сталиным, начисто сметавшая всякую законность и мораль, заменившая эти «химеры» революционным насилием и классовыми интересами, установившая диктатуру компартии, вроде бы приказала долго жить. Но нет, мы не настолько наивны, чтобы обольщаться формальным уходом партии с арены власти и лживыми демократическими декларациями. Коммунистическая идеология настолько въелась в сознание каждого из нас, настолько извратила наши души, что мы не скоро освободимся от ее ига. Наследники коммунизма, деятели посткоммунизма это хорошо понимают, негласно взяли на вооружение методы коммунистов, пожалуй, в еще более изощренной форме и, где надо, смыкаются с новыми мафиозными структурами.

    Говорить правду, даже очень явную, если она кого-то из сильных мира сего не устраивает, всегда было опасно. Остановлюсь на своем примере.

    В феврале 1985 года на общем партсобрании Якутского университета в присутствии секретаря обкома КПСС Николаевой С. Е. я выступил с разъяснением сути своих научно-теоретических расхождений с профессором Г. П. Башариным. За это выступление партком ЯГУ, затем бюро Ярославского райкома КПСС объявляют мне строгий выговор с занесением в учетную карточку, возникла реальная угроза лишиться заработка, я вынужден был защищаться. Обратился с аргументированной апелляцией в комиссию партийного контроля при ЦК КПСС, составил открытое письмо в журнал «Коммунист» с подробным анализом наших научных и идейно- теоретических разногласий. В течение почти двух лет работало много высоких комиссии, и 17 марта 1987 года решением высшего партийного органа я был полностью оправдан.

    Мои якутские оппоненты это решение встретили в штыки. Алексеев Е. Е., кандидат исторических наук, решил опротестовать его и написал статью «Историческая перспектива или возврат к 1937 году», в которой мне и ряду якутских ученых (в т.ч. покойным Г. Окорокову, Е. Федорову, В. Петрову) без всякого основания, только за научные разногласия с ним, приписывает как «активистам КГБ» участие в различных провокациях. Это же он инкриминирует многим ветеранам бывшей КПСС.

    В 1994 году ни с того ни с сего эта статья опубликована массовым тиражом в 25 тысяч экземпляров в виде приложения к книге писателя Далана «Судьба моя»(книга на якутском языке, приложения на русском языке). За эту злостную клевету в начале мая 1994 года я обратился в городской суд с иском в защиту чести и достоинства. Мое заявление приняла судья Исаева, но оно до сих пор не рассмотрено. В середине ноября по этому поводу обратился в парламент Республики Саха на имя А. П. Илларионова. Ответа нет.

    Я обращаюсь ко всем жертвам необоснованных репрессии, ко всем честным людям, к интеллигенции и трудящимся Республики Саха с призывом начать общественное движение за полное открытие всех архивов КГБ, за свободный доступ ко всем архисекретным фондам, чтобы каждый желающий мог ознакомиться с досье КГБ на него, за опубликование списков доносчиков.

    Пользуясь закрытостью архивов КГБ, невозможностью проверки, некоторые люди обливают грязью других только за то, что тс смеют иметь свою позицию.

    Я убежден, что кое-кто из особо громогласных «разоблачителей» сам в прошлом был осведомителем КГБ.

    Чтобы была полная ясность, нам нужен доступ ко всем архивам, возможность видеть списки сексотов.

    Новые структуры безопасности, должны очиститься от скверны прошлого открыто, чтобы пользоваться доверием и поддержкой народа (а не быть над народом). Говорить правду опасно, но нужно. До каких пор будем позволять всяким функционерам околовластных и разных структур измываться над людьми, почему мы так покорно терпим моральный (возможно, и иной) террор? Раз существующая власть нас не защищает, так защитим же себя сами!

    Егор Сидоров,

    ст. преподаватель ЯГУ, кандидат филологических наук.

    /Молодежь Якутии. Якутск. № 2. 20 января 1995. С. 3./

                                                              СЛОВО ДЛЯ ЗАЩИТЫ

                                        Послесловие к суду о защите чести и достоинства

                                                        Ивана Федотовича Ахчагнырова

                                                        с нелирическими отступлениями

    Все началось с одной, почти что детективной истории. Свидетельствует очевидец, журналист Иван Николаев.

    «В понедельник утром прихожу на работу и первым, кого встретил, был молодой человек спортивного телосложения. Он так быстро сунул мне под нос красное удостоверение, что я не успел даже понять, откуда он, кто такой. Он заявил, что внизу ждет «Волга», сейчас поедем за город. Мне стало интересно, что же будет, и я без колебаний сразу согласился. Когда спускались вниз, к нам присоединился высокий парень в очках. Сели в черную «Волгу». Прорычав, машина рванулась.

    В салоне «Волги» первый парень - он оказался ответственным работником - познакомил с журналистом Иваном Петровичем Ушницким и предложил, чтобы мы сообща занялись изучением темы репрессий в Якутии». Газета «Молодежь Якутии» 27.07.89 г.

                                                                         ДОСЬЕ №

    Николаев Иван Игнатьевич.

    Год рождения - 1961.

    Место рождения - село Вилючан Сунтарского района ЯАССР.

    Образование - в 1985 году закончил историческое отделение ЯГУ.

    В 1985-1987 г.г. - служил в войсковой части Советской Армии.

    В 1987-1988 г.г. - работал в Центральном государственном архиве ЯАССР.

    С 1988 г. - работник печати: литературный редактор, затем корреспондент газеты «Кыым», корреспондент газеты «Молодежь Якутии».

    Был помощником народного депутата СССР А. С. Борисова, редактором журнала «Илин». В данное время - и. о. директора государственной фирмы «Айар Юр Интернэшнл».

                                                                       ДОСЬЕ №

    Ушницкий Иван Петрович.

    Год рождения - 1961.

    Место рождения - с. Дюпся Усть-Алданского района ЯАССР.

    Образование - в 1987 г. закончил якутское отделение ЯГУ (заочно).

    С 1980 г. работал в газете «Эдэр коммунист», сначала корреспондентом, затем заведующим отделом.

    В 1989 г. был делегатом XIII Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Пхеньяне.

    В 1990 г. - народный депутат Верховного Совета ЯАССР.

    В данное время - редактор газеты «Эдэр Саас».

    В этой истории будет еще парочка душещипательных детективных сюжетов, как-то, погоня за дерзкими авторами на машине, загадочная встреча Ивана Ушницкого с неизвестным лицом (или лицами), которого (или которых) сопровождала, видимо, для устрашения, овчарка. Антураж этой встречи был обставлен следующим образом: в тот злополучный вечер молодой журналист выступал по республиканскому телевидению, и рассказывал не иначе как о злодеяниях бывших чекистов И. Ф. Ахчагнырова и И. Г. Андросова, а после телепередачи его уже ожидали... с овчаркой.

    После той таинственной встречи с неизвестным ответственным работником молодые журналисты с энтузиазмом взялись за дело. Работа была сложная и кропотливая. Были перелопачены сотни и сотни документов в различных архивах, включая московские, были многочисленные встречи с бывшими сотрудниками НКВД и КГБ ЯАССР, репрессированными, и в результате этой многотрудной работы появилась на свет книга с интригующим названием «Центральное дело» о жертвах и организаторах необоснованных репрессий 1937-1939 г.г. в Якутии, а также целая серия публицистических разоблачительных статей на эту злободневную тему.

    Одним из главных антигероев книги стал Иван Федотович Ахчагныров – бывший работник НКВД ЯАССР, полковник в отставке - «князь тьмы», «палач», «преступник», «мародер» - так именовался он в многочисленных публикациях республиканской прессы.

                                                                   ДОСЬЕ №

    Иван Федотович Ахчагныров.

    Год рождения - 1913.

    Место рождения - г. Вилюйск Вилюйского округа ЯАССР.

    Образование - в 1931 г. окончил педагогический техникум в г. Вилюйске, в 1932г. - заочный КОМвуз, в 1951 - окончил с отличием школу МГБ СССР. С 1954-1956 г.г. учился в Высшей школе МГБ при СМ СССР, но был отчислен с учебы по инициативе Якутского ОК КПСС.

    В 1931-1932 г.г. - заведующий начальной школы в Баппагайском наслеге Вилюйского района.

    В 1932-1934 г.г, - заведующий районного отдела просвещения и здравоохранения г. Вилюйска.

    В 1934, 1935 г.г. - зам. председателя райисполкома г. Вилюйска.

    В 1935 г. - председатель организационного бюро по организации Верхневилюйского района.

    В 1935, 1939 г.г. - опер. работник НКВД ЯАССР.

    В 1939, 1940 г.г. - секретарь обкома ВЛКСМ.

    В 1940, 1941 г.г. - помощник председателя Совнаркома ЯАССР.

    В 1941, 1944 г.г. - сотрудник Особого отдела контрразведки «смерш» в разных воинских частях действующей армии и Зап. авиабригады.

    В 1944, 1946 г.г. - выполнение особого задания Советского Правительства.

    В 1946, 1953 г.г. - сотрудник МГБ ЯАССР, зам. нач., начальник отдела.

    В 1953, 1954 г.г. - зам. министра внутренних дел ЯАССР.

    В 1954, 1956 г.г, - зам. председателя КГБ при СМ ЯАССР.

    В 1956, 1959 г.г. - нач. ОК треста «Якутстрой».

    В 1959, 1962 г.г. - нач. СМУ треста «Якутстрой».

    В 1962, 1963 г.г. - нач. СМУ Минторга ЯАССР.

    В 1963, 1974 г.г. - зам. директора и впоследствии директор ДОК. С реорганизацией ДОК в мебельную фабрику Северо-Восточного Совнархоза - директор объединения «Якутмебель».

    Вот такой разброс в биографии антигероя разоблачительной компании  эпохи перестройки. «Куда только ни бросала его партия», - написали бы, наверное, в хвалебной статье об И. Ф. Ахчагнырове борзые журналистские перья в период, скажем, застоя и ничуть бы не погрешили против правды. Партия бросала и на трудные участки мирных и военных фронтов и... просто бросала без суда, следствия и защиты как ненужный отработанный материал. Но об этом позднее, а пока обратимся к материалам одного судебного дела. Они гласят, что в 1993 г. «Ахчагныров И. Ф. обратился с заявлением о привлечении к уголовной ответственности за клевету журналистов Ушницкого И. П. и Николаева И. И., которые опубликовали в газетах «Молодежь Якутии» и «Сахаада» статьи о его участии, как бывшего работника НКВД и МГБ, в репрессиях 30-х годов.

    В данных статьях Ушницкий и Николаев обвиняют Ахчагнырова в том, что он лично допрашивал и пытал Ойунского П. А., Байкалова К. К., Кривошапкина-Субурусского Н. Д. и др. А также принимал участие в «Молодежном деле».

    Судом исследованы материалы дела, запрошены документы из Министерства безопасности РС(Я), Министерства внутренних дел РС(Я), заслушаны объяснения Ахчагнырова И. Ф., Николаева И. И._: Ушницкого И. П., истребованы объяснения от Николаева и Ушницкого.

    Рассмотрев и исследовав все собранные по данному делу материалы, суд постановил, что опубликованные статьи и факты, приведенные в них журналистами Ушицким и Николаевым, противоречат действительности».

    Шесть лет минуло с тех пор, как вышла первая газетная публикация в газете «Эдер коммунист» малоизвестных тогда журналистов И. Николаева и И. Ушницкого. Многозначительно и грозно звучал ее заголовок, дословный перевод с якутского на русский означал: «Будучи проклятым, сам проклинает». За это время бывший чекист И. Ф. Ахчагныров превратился в мрачный символ сталинских репрессий у нас в Республике. В многоголосом хоре тонули редкие голоса тех, кто хоть как-то пытался защитить его, ну о том, чтобы дать ему самому возможность молвить слово и как-то ответить на предъявленные обвинения, не могло быть и речи, да и не стоило. Все равно бы, наверное, пригвоздили к позорному столбу. Во-первых, народ бы не понял. Одного намека на причастность к печально известным «органам» было достаточно, чтобы, по крайней мере, с опаской относиться к человеку.

    Слишком свинцово тяжел и кровав был груз правды о той иезуитской эпохе.

    Во-вторых, ну какая бы уважающая себя газета в тот перестроечный период предоставила бы свои безупречно чистые страницы под откровения «палача» и «мародера»?

    В-третьих, в отношениях с ее величеством юриспруденции «презумпцией невиновности» у нас еще со времен революции были весьма напряженные отношения. Ее принято было не замечать.

    Итак, высокий суд поставил точку, но, надо думать, не последнюю. Вероятно, будут еще суды, да пересуды, где противные стороны будут упорно отстаивать каждая свое, и так до скончания века, а пока... мы приглашаем вас, уважаемый читатель, на ваш собственный суд, суд совести, суд памяти. Слово для защиты имеет свидетель обвинения - И. Ф. Ахчагныров.

    Итак, уважаемый читатель, мы продолжаем заочное судебное заседание. Слово для защиты имеет Иван Федотович Ахчагныров.

    - Родом я из самой что ни на есть бедняцкой семьи. Жили мы тогда в Вилюйске, нас было 6 голодных ртов. Отца-кормильца мы потеряли в 1930 году, и мать вынуждена была батрачить у местных состоятельных хозяев. Платили ей за это натурой - остатками пищи с сытых хозяйских столов. Тем и жили. В своих статьях авторы пытались меня выставить этаким белоручкой, который гвоздя не мог прибить. Это же ложь! Трудиться я начал с самого раннего возраста. И скот пас с младшим братом, и матери помогал возить с речной пристани грузы на быке. Слыл большим грамотеем, поскольку окончил школу 2-й ступени и на каникулах работал делопроизводителем Окрпраздрава, а также учетчиком артели грузчиков.

    В 1926 году был принят в пионеры, а в 1928 по ленинскому призыву переведен в ряды комсомола...

    Тут, уважаемый читатель, следует прерваться и рассмотреть фотографии, приложенные к нашему делу о защите чести и достоинства.

    1-й пионерский отряд в Вилюйске. На переднем плане двое юных парнишек - один из них - пионервожатый Ваня Ахчагныров, который приложил немало усилий к тому, чтобы появился в заштатном городишке 1-й объединенный пионерский отряд. На 2-м плане - простенькая акробатическая пирамида, на 3-м - сумрачные пионерские лица под пионерским знаменем. Все преисполнены сознанием серьезности происходящего момента - фотографирования для истории... Время было упругое, молодое. Еще не начал страшную разрушительную работу молох репрессий, и в жизни якутской глубинки было достаточно много созидательного. Активист Ваня Ахчагныров всегда был в комсомольской буче - боевой, кипучей, всегда «на коне» в авангарде борьбы за новую жизнь, где не будет нужды, не будет богатых и бедных. И через 60 с лишним лет И. Ф. с видимым удовольствием вспоминает о той необыкновенной для него счастливой поре жизни.

   И. Ф. Ахчагныров:

    - В 1931 г. окончил я педагогический техникум и получил назначение на пост заведующего школы в Баппагайском наслеге Вилюйского района. Школы тогда и в помине не было. На меня да на учителя Березкина В. Н. возлагалось организовать в этом глухом наслеге всеобуч и открыть школу. Приехав в наслег (300 км. от Вилюйска), мы нашли 2 юрты, отдаленные друг от друга на 20 км. В этом нам помог наслежный совет, да и сами сельчане. И вот с 1 сентября начали мы учить ребятишек, собранных со всей обширной территории наслега. Опыта учительской работы не было никакого, не было и никаких учебных пособий. Учились писать на чистой стороне церковных документов и на бересте грифелями. Учили ребятишек в юртах и одновременно строили типовую школу. Она ведь, между прочим, до сих пор действует. А писали, что гвоздя прибить не могу...

    Кстати, эта школа была не последняя. Во многих наслегах сейчас стоят мои школы... И эта моя комсомольская юность стала предметом насмешек и глумления молодых журналистов. Публичная травля началась с очерка «Кырыыс буолбут кырык» (N 124 от 5 октября 1988), где в верхнем правом углу публикации в искаженном виде и на черном фоне перерисовали меня с фотокарточки членов комсомольской ячейки Вилюйского педтехникума (1930 г.), где мы, комсомольцы, одеты в единую униформу, которую носили в то далекое время. Что же тут такого крамольного? Нам очень нравилась в то время скаутская форма, и мы в манере одеваться подражали скаутам. Своим «художеством» авторы изо всех сил стремились подчеркнуть, что я ярый сталинист. Во вступительной части этой публикации авторы с издевкой пишут: «...бросается в глаза..., как он (т.е., я) с самых молодых лет стремился отличаться от всех своей одеждой и своим поведением. Любимой его одеждой был военный френч с офицерской портупеей, ремнем и фуражкой».

    Еще одно нелирическое отступление. Он и сейчас отличается элегантностью и подтянутостью. Это при всех своих бесконечных хворях и весьма почтенном (все-таки, 82 годочка) возрасте.

    Согласитесь, что не каждый знает толк в одежде, умеет быть щеголеватым и привлекательным даже в самые нищие времена. Ивану Федотовичу это всегда удавалось. Что тут дурного-то? Разве это повод для ухмылок и глубокомысленных намеков? Ну, конечно же, манера одеваться и ярлык сталиниста - это еще не самые тяжкие обвинения, предъявленные бывшему чекисту.

    И. Ф. Ахчагныров:

    - Тогдашние корреспонденты молодежных газет из кожи вон лезли, чтобы приписать мне участие в репрессиях П. А. Ойунского, П. Певзняка, П. И. Кочнева, К. К. Байкалова, Н. Д. Субурусского - бывших руководящих деятелей Якутской Республики. В личной беседе со мной И. Ушницкий обращался ко мне с таким провокационным вопросом: «Якутский народ будет благодарен Вам, если укажите, где похоронен П. А. Ойунский». А знаете, сколько в течение этих 6 лет было угроз по телефону, полуночных визитов непрошеных пьяных гостей с требованием раскрыть тайну захоронения Ойунского! Ожидаемый эффект «народного гнева» в мой адрес был достигнут. Не вдаваясь в подробности, скажу, что П. А. Ойунского я знаю так же, как и они (журналисты), - по портретам, по его произведениям. В годы так называемого вождизма принято было таскать по демонстрациям и митингам портреты местных советско-партийных руководителей и везде их развешивать наряду со Сталиным, Лениным, Марксом. Уж такое было время. Как-то в городе я увидел роскошный бьюик. Знаете, такая американская машина. Для Якутска она была в диковинку. Спросил у знакомых - чья она? Ответили, что Ойунского. Вот и все, что я знал тогда об Ойунском. Позднее из архивных документов мне стало известно, что Ойунский арестован в феврале 1938 года не в Якутске, а в г. Иркутске, т.е. по пути следования из Москвы в Якутск, и 2 февраля 1938 года был этапирован в Москву НКВД СССР, где и написал собственноручное показание на имя Ежова. Постановление о принятии дела к следственному производству было вынесено 31 июля 1939 г. ст. следователем Ивановым, которое было утверждено нач. отдела НКВД ЯАССР Мовленко 30 августа 1939 г. Следствие по делу Ойунского велось в НКВД ЯАССР с июня 1939 года. К этому времени с 15. февраля 1939 года я уже работал в Якутском обкоме комсомола. «Пришивали» мне также и П. Н. Певзняка - бывшего 1-го секретаря обкома партии, Н. Д. Субурусского - героя гражданской войны, К. К. Байкалова - бывшего командующего вооруженными силами Якутии, П. П. Кочнева - заместителя председателя Совнаркома ЯАССР. Как вы думаете, могли мне, стажеру, а затем помощнику оперуполномоченного, а это самая низкая должность в системе МГБ, доверить вести дела 1-х лиц республики? Абсурд, да и только!

                                                     Нелирическое отступление.

    О злодействах Ахчагнырова написано много и авторами «Центрального дела», и его «жертвами», родственниками и знакомыми «жертв». Вот, к примеру, такой леденящий душу эпизод: «Моего дядю (родного брата моего отца) П. П. Кочнева в 1938 году, в с. Намцы, когда он находился на охоте, арестовал Ахчагныров. Ему только дали возможность оставить дома ружье и собаку. В допросе моего дяди принял участие Ахчагныров. Там Кочнев, глубоко возмутившись ложным обвинением, схватил мраморный прибор и бросил в Ахчагнырова, но молодой человек быстро увернулся. Ахчагныров криком вызвал двух солдат, которые схватили Кочнева и избили, и пинали, когда он лежал еле живой. Ахчагныров еще сам сильно пинал. Этот факт он отрицает. Об этом дядя сам рассказывал и подал жалобу в прокуратуру ЯАССР. Во время допроса бросали дядю на несколько суток в ледяную комнату, стараясь добиться признания вины. Когда родственники дяди приносили ему одежду и пищу, Ахчагныров их не принимал». Этот эпизод взят мной из корреспонденции некоего М. Г. Пинигина под заглавием «Ахчагныров, оказывается, лгун». А вот что свидетельствуют архивные документы: «20.09.38 в Якутске арестован сотрудником УГБ НКВД ЯАССР Зотьевым В. И. Следствие вели: Зотьев, Петров, Миневич, Блинов, Беляев, Карелин, Иванов, Виноградов, Богачев.

    10.12.38 был арестован сотрудником МГБ ЯАССР Ивановым. Следствие вели: Иванов, Ощепков, Фадеев, Ахчагныров И.Ф. к следствию отношения не имел». И все же, как выяснилось, имел он отношение к делу Кочнева П.П. 31 августа 1954 года Ахчагныров И. Ф. утвердил заключение об освобождении Кочнева из ссылки.

    И. Ф. Ахчагныров:

    - Делом Кочнева я занимался лично в феврале-марте 1954., тогда изучал архивные следственные материалы на него и в результате собственноручно написал и утвердил заключение о необходимости его реабилитации. Однако, будучи реабилитированным, П. Кочнев выступал на пленуме Якутского обкома партии (я слышал об этом) и написал жалобу на меня, которая и послужила авторитетным фактом, чтобы изобличить меня в нарушении законности. На бюро ОК партии в 1956 г. тогда с моими доводами не считались. Время было такое, что все, что писали и говорили на меня, принималось как аксиома, не требующая доказательства.

                                                       Нелирическое отступление.

    Пишет некто И. Капустин в газете «Эдэр коммунист» N 140 от 23 ноября 1988 г.: «В июне 1938 г. моего отца, председателя колхоза «Путь Октября» Петра Капустина арестовали. Его назвали врагом народа. Около двух лет находился он в заключении в тюрьме. Он рассказывал о том, как его пытали и морили там, что самым опасным, грозным следователем был Ахчагныров. Что он во время допроса ударил его мраморным прибором, выбил зубы за то, что он не признавал вину. Он избил его и бросил в ледяной погреб. Летом топил голландскую печь и одевал на него тулуп. Это была парилка, где он задыхался от жары и не мог дышать. А также использовал и другие приемы пыток».

    Архивная справка подтверждает, что:

    1. «Арестован (имеется в виду Капустин И. А.) 13.07.38 г. в Орджоникидзевском районе в колхозе «По стопам Октября» сотрудником Орджоникидзевского РО НКВД Цветковым П. П. Ни одного документа о причастности Ахчагнырова И. Ф. в деле не имеется». А вот один, более чем курьезный эпизод из мемуаров еще одного свидетеля - Г. Иванова. О нем писал уже покойный И. А. Ласков в своей публикации «Ахчагныров – «князь тьмы», и я согласна с ним - он просто замечателен по своей абсурдности. Итак, со слов Г. Иванова - был заключенный, некто Виктор Курчатов. Сотрудник НКВД И. Ф. Ахчагныров жестоко избил его, причем сломал несколько ребер и ключицу.

    Г. И. якобы спросил покалеченного - не желает ли он подать на Ахчагнырова в суд? И вот тут-то жертва проявила вдруг высочайший гуманизм по отношению к своему палачу: «Он (Ахчагныров) выполнял установку начальства - бить подследственных. Сам, конечно, перестарался, бил по поводу и без повода, по своей охоте. Но если его самого отдать под суд... Его же товарищи будут калечить его самого... А кому от этого польза? Мне? Не знаю. А народу, он, по-моему, нужен. Очень спокойный, восприимчивый человек. Сам поймет свою вину, будет полезен народу, партии, если поймет... Чтобы понял, надо исключить из партии. Однако, тогда исключение из партии Ахчагнырова явилось бы сигналом для его ареста, вот и мы решили его пожалеть. К тому времени почти все первые секретари райкомов, многие работники комсомольского аппарата были уволены и обреченно ждали ареста».

    И. Ф. Ахчагныров:

    - Такого беспардонного вранья было много. Полету фантазии инсинуаторов не было предела. Чего стоит только «Молодежное дело»?

                                     Нелирическое отступление

    Газета «МЯ» N 21 от 17/11 1989 года. Публикация «И.Г.Андросов - на суд ветеранов». Редакционный комментарий: «И. Г. Андросов, И. Ф. Ахчагныров, приняв активное участие в создании «Молодежного дела» в конце 1939 года, сейчас утверждают, что такого названия дела не было.

    И. Николаев, И. Ушницкий, будучи в командировке в Москве, в Центральном архиве нашли документы о создании в Якутии «Молодежного дела». Там указывается, что работники НКВД даже путем избиения детей старались получить показания...»

    Официальная же справка гласит:

    «Названное «Молодежное дело» в материалах НКВД ЯАССР 30-х годов и в последующие годы не существовало».

    И. Ф. Ахчагныров:

    - Дать мне точный адрес упоминаемого «Центрального архива» журналисты отказались. Такого беспардонного вранья было много. Полету фантазии инсинуаторов не было предела. Трудно себе представить, какую страшную отрицательную реакцию у читателей вызывали эти безответственные измышления. Ведь, как говорится, слово лечит, слово ранит. А мне лично, как инвалиду войны и человеку преклонного возраста, эти публикации нанесли дополнительную моральную и физическую травму.

    И. Ф. Ахчагныров: Этим слухам о моей причастности к репрессиям 30-х годов более 40 лет. Ребята-журналисты начали ковыряться в моем раздутом партийном персональном деле. Оно было создано в 1956 г. по инициативе тогдашних обкомовских партийных руководителей. Не хочу называть их фамилии. Некоторые из них живы и тоже, как и я, больные, старые люди. Зачем их тревожить? Не хочу, чтобы у них была такая же, как у меня, старость, не хочу причинять боль их детям и внукам.

    Так уж получилось, что по долгу службы я много знал о негативной, изнаночной стороне жизни наших партийных и государственных деятелей, о необоснованной личной жестокости некоторых из них во время подавления бандитских бунтов в 20-х годах, о моральной нечистоплотности, я ведь работал одно время в 4-м секретно-политическом отделе. Пошел туда работать, без всякой на то охоты - копаться в грязном белье, выуживать националистов, заниматься сплетнями — не мое это дело. Я так и говорил старому чекисту Речкалову, который давно уговаривал меня перейти в 4-й отдел - если хотите, национализм здесь в Якутии найти, так я своего рода тоже националист. Привел еще тогда слова Ленина о национальной гордости. Мое дело - контрразведка. Там конкретная работа была. Но Речкалов все-таки уломал меня. Я его очень уважал. Иван Васильевич Речкалов еще при Дзержинском работал. Пришел я в этот отдел где-то в 1943 году, посмотрел документы, принял дела. Тогда очень шумели вокруг Башарина, а с Башариным мы вместе жили на ул. Каландаришвили. Старый дом. Мы с ним, можно сказать, дружили, встречались каждый день. У нас был хороший двор. Мы сами сажали там деревья, а жены разводили цветы. Видели бы вы, какая огромная кипа писем, жалоб, заявлений была собрана на Башарина.

    Однажды утром, когда я еще только собирался на работу, зашел он сам ко мне, очень встревоженный, сказал, что завтра состоится бюро обкома партии. По-видимому, исключат из партии. Просил не арестовывать его. Я его успокоил, сказал, что нет никакого абсолютно повода для ареста. Есть, конечно, кляузные бумаги, но крайних мер никто предпринимать не собирался. Башарин сказал, что очень бы хотел попасть в Москву, в ЦК партии, и я ему через транспортный отдел УВД помог с билетами.

    Затем пошел к Речкалову и сказал ему, что никакого национализма у Башарина я не вижу, что мы вместе живем, что он коммунист такой же, как я, и просил довести это до бюро обкома. Потом, много лет спустя, Башарин написал в одной из газет, что один сотрудник НКВД очень помог ему в том партийном деле, правда, фамилию мою он не назвал.

    Хорошо я знал тех, что так или иначе, хитростью, через членовредительство уклонялся от фронта, тех, кто, скажем, в моральном плане был нечистоплотен, так что многим был неугоден. К тому же, часто выражал несогласие с партийной линией по тому или иному делу и открыто высказывал его, за что и получал неоднократно ярлык демагога. В 1953 году после смерти Сталина я был против того, чтобы из тюрем и лагерей выпускали всех подряд, и был прав.

    Знаете, какая кровавая бойня случилась тогда в Олекминске между заключенными? Их везли тогда на 3-х баржах в Осетрово. Сколько людей тогда погибло! Пришлось мне разбираться с этим кровавым делом, практически, одному. Добился, чтобы «мужиков», а это были, в основном, крестьяне, сидевшие за хозяйственные преступления, отправили раньше быстроходным пароходом, чем уголовников. Когда сказал партийному начальству, что массово, огульно выпускать всех заключенных подряд - это большое преступление - назвали меня демагогом.

    В 1957 году прошел слух, что из Магаданской области в Среднеколымском районе, на речке Березовка, объявилось племя эвенов, 90 человек во главе с князьком Булдыкиным и русским попом. Районной власти они не подчиняются, живут родовым строем. Я вспомнил, что в нашем архиве есть дело... резидента американской разведки из тех самых мест да тут еще православный поп. Мне, как контрразведчику, эта ситуация была интересна, и я выехал на место, изучил ситуацию и доложил партийным властям, а в обкоме партии уже решили выслать их обратно в Магаданскую область.

    Я предложил поселить их у речки Березовка, там, где они и остановились, создать для них условия, построить юрты, открыть школу, создать кочевой совет. За это уже второй раз заполучил ярлык демагога и поручили мне самому заняться этими эвенами. Целый месяц проторчал я в командировке, вплотную работал с райисполкомом, с районным комитетом партии. В итоге получилось так, как я и предлагал.

    В третий раз прослыл я демагогом, когда выгнали меня из органов. Работал в «Якутстрое», затем перевели директором предприятия «Якутмебель» и «Якутмебель» передали в Совнархоз. Наше предприятие влачило жалкое существование, было разбросано по всему городу в ветхих лачужках. Начальство боялось заходить в наши производственные цехи. Могли прямо на глазах развалиться. Было как-то большое совещание хозяйственников, на котором я и спросил наши партийные власти, почему, мол, правительство конституционной республики по любому, самому мелкому вопросу, катается в Магадан к председателю Совнархоза. Он что, мол, наместник Хрущева? Почему бы нам здесь, на месте, не решить вопрос строительства мебельной фабрики. Меня осадили. Тогда опять я оказался демагогом.

    В нечистой компании моих «разоблачителей» приняли активное участие те, о чьих неблаговидных делах я был хорошо осведомлен. Неужели они вынудят меня предать гласности эти неприглядные события?

    Я многое видел в своей жизни - ложь, кровь, смерть. Я вынес более чем сорокалетнюю моральную пытку, но едва ли не самый болезненный оскорбительный удар нанесли мне И. Николаев и И. Ушницкий, когда оклеветали публично, что я во время Отечественной войны находился в оперативном и стратегических тылах...

                                                              Нелирическое отступление.

    На страницах газеты «Молодежь Якутии» молодые журналисты писали: - «Теперь о ратных подвигах Ахчагнырова.

    Он до августа 1944 года находился в стратегическом и оперативном тылу фронта, так что даже его шинель была не серой, солдатской, а иной, щеголеватой.»

    И еще... «В августе 1944 г. наступил звездный час Ахчагнырова. Он был направлен в контрразведку Войска Польского. Инструктировал польских особистов, как вести следствие, как выбивать показания из арестованных. Что и говорить, он имел очень большой опыт по избиениям и пыткам, принимая личное участие в допросах боевиков Армии Крайовой, выдавал это потом за борьбу с английской разведкой. Армия Крайова имела тесные связи с Лондоном».

    И. Ф. Ахчагныров: Хочу сказать, что совершенно они не компетентны рассуждать о том, чем же я занимался, выполняя особое задание Советского правительства за границей. Имеют ли хоть какое-то понятие о работе советской разведки и контрразведки? Нет, конечно, а берутся «удивить» читателей своей осведомленностью и заработать хвалу обывателей.

    Я - человек, связанный с государственными секретами особой важности, тайну того, что делал я в свой «звездный час», видимо, унесу с собой могилу. Скажу одно - не имел я чести служить в рядах Войска Польского, инструктировать польских «особистов» и допрашивать бойцов Армии Крайовой.

                                                          Нелирическое отступление.

    К нашему делу о защите чести и достоинства мы приобщаем официальный документ, где утверждается, что: «С 1941 г. тов. Ахчагныров И. Ф. проходил военную службу в следующих воинских частях: 15.11.41 г. -15.03.42 г.—... 694 авиаполка, 28-й авиадивизии Западного фронта, 15.03.42 г. - 15.05.42 г. ... 611 штурмового авиаполка, 10-й Армии Центрального фронта, 11.12.42 г. - 15.08.44 г. ... Краснознаменной Запасной штурмовой авиабригады Привольского Военного округа. Согласно справкам МО СССР: 694 авиадивизия действовала в составе действующей армии с 3.12.41 г, по 30.01.42 г., 611 штурмовое авиаполка с 17.12.41 г. по 15.10.42 г.; 224 авиадивизия с 28.05.42 г. по 1.01.43 г. С 15.08.44 г., по 1.08.46 г. Ахчагныров И. Ф. проходил военную службу в качестве советника инструктора при органах Польской безопасности. За мужество и отвагу, проявленные на фронтах ВОВ, тов. Ахчагныров И. Ф. награжден орденами Отечественной войны 1 и 2 степени, Польским «Серебряным Крестом Заслуги», медалями «За боевые заслуги», «За оборону Москвы». «За победу над Германией», польскими медалями «За победу и вольность», «За вызволение Варшавы». На той страшной войне был дважды ранен. Потерял Иван Федотович глаз, оглох на одно ухо. Неужто это все - и ранения, и награды за щеголеватую шинель, и допросы в оперативно-стратегическом тылу?

    И. Ф. Ахчагныров: Я прошел с начала войны до победного конца Великую Отечественную войну, как я уже сказал, выполнял особое задание Советского правительства в годы войны за пределами Союза ССР. Имею официальное свидетельство, где начертано: «Ранен при защите СССР». Известно, что в прошлые времена такой памятный документ выдавался воину передового фронта, пострадавшему на границе страны за ее пределами. Так что, это бессовестная ложь, что я во время Отечественной войны находился в «оперативном и стратегическом тылах». Этой лжи было столько, что не хватит ваших газетных полос для моего слова защиты, да стоит ли отвечать на каждый грязный намек и навет, но еще на двух моментах я хотел бы остановиться. Речь идет о моей работе на разных руководящих должностях, в том числе в тресте «Якутстрой». В одной из статей в газете «Эдэр коммунист» они пишут, что это предприятие в то время силами заключенных строило главный корпус ЯГУ, т.е. дают намек читателям для размышления о том, какой же я закоренелый преступник, что даже использовал заключенных в строительстве главного корпуса ЯГУ, где допускал брак в строительстве, так как слышал, что при строительстве этого объекта были допущены отклонения от СНИПа. К этому объекту отношения я не имел. Это официально подтверждают бывшие руководители треста «Якутстрой». СМУ, которым я руководил, строило объекты ЯФ АН, гостиницу «Лена», центральную городскую баню и другие важные объекты города, и это тоже была светлая страница в моей жизни. Когда прохожу сейчас по городу мимо «своих» зданий, а это случается в последнее время очень редко, становится легче на душе. С 1974 года проработал я директором мебельной фабрики, и всегда у меня были прекрасные отношения с рабочим коллективом. Кстати, они очень поддерживали меня во время всей этой клеветнической кампании. Оттуда и ушел на пенсию по возрасту в 1977 году, т.е. задолго до начала злополучной горбачевской перестройки.

                                                            Нелирическое отступление.

    А что же партия, верным сыном которой был Иван Федотович Ахчагныров? Пыталась ли отстоять своего бойца? В домашнем архиве Ивана Федотовича пухлая папка переписки с местными партийными органами. Нет, не защищала. Партийные боссы разных уровней, в том числе и ныне здравствующие, скромно отошли в тень и не желали не то, что защитить, а даже выслушать старого коммуниста. А кто же, как не ответработники Якутского обкома КПСС, затеяли персональное партийное дело И. Ф. Ахчагнырова в 1956 году.

    Вот такая партия!

    И. Ф. Ахчагныров: Всю эту многолетнюю кампанию морально-психологического террора и преследования я выдержал ценой своею здоровья, которое и без того было искалечено войной, ценой смерти моей дорогой супруги Таисии, с которой мы прожили в мире и согласии пятьдесят семь лет. Я буду виновен перед ней до конца жизни. Умирала в муках паралича, не выдержав постоянных оскорблений и унижений. За эти годы я был отлучен от общественно-научной деятельности. Я ведь привык быть всегда среди трудового коллектива.

    К суду был вынужден обратиться, как единственному способу реабилитации от скверны, клеветы и оскорблений из всех средств местной массовой информации. Поверьте, не заслуживаю я этого. Со времен комсомольской юности я активно участвовал в становлении и укреплении Советской власти в родной Якутии, служил верой и правдой во благо не только родного края, но и бывшей Страны Советов, воевал, строил. Считаю, что ни в чем не запятнал себя перед своим народом. Сейчас у меня единственное желание - дожить до 50-летия Великой Победы.

                                             Последнее нелирическое отступление...

    «Он был сыном своего времени - было написано в одной из немногих статей в защиту И. Ф. Ахчагнырова. Добавлю от себя, что он и остается им. Его поколение свято верило в то, что в поте лица своего строит самое справедливое в мире общество, что оправданы все жертвы, принесенные на алтарь социалистического Отечества. А что так уж устарели высокие цели, к которым стремились наши деды? Да нет. Они все те же - жизнь сытая, справедливая, без тягостных дум о завтрашнем дне. Может, слишком упрощено, но ведь это так.

    Далеко ли ушли мы, умные, в одночасье прозревшие от обманутого поколения Ахчагнырова? Нет, милые. Все там же мы, у нашего тоталитарного корыта, и все мы граждане теперь уже насквозь мафиозного государства. И никуда она не уходила, эта пресловутая административно-командная система, построенная на лжи и крови. Она только удачно мимикрировала и до сих пор все мы - ее винтики и заложники. Это она, матушка, сейчас пестует и возносит богатых воров, обирает нищих старух, расстреливает собственный парламент, отправляет мальчишек на чеченскую бойню. И сегодня эта система добивает своих же, тех, кто верой и правдой служил ей. Как это делается, читатель знает. Гласно и негласно звучит команда: «Ату, его!», и начинается очередная охота на ведьм, будь то «враги народа», потом «палачей» врагов народа. Сейчас система вновь затеяла грандиозное вселенское шоу, где смешались в кучу демократы, коммунисты, расисты, сионисты и антисемиты и пр., и пр. и все с «праведным» гневом клеймят друг друга. Кто ответит за наше смутное время?

    Я думаю, что будущие историки, юристы, философы, политики, разобравшись в завалах нашей истории, еще вынесут свой вердикт тому, как жили, во имя чего страдали целые поколения огромной страны, оказавшейся на обочине цивилизованного мира. И, наверное, не нам с непроясненных позиций сегодняшнего дня судить бывших «гэбистов» и «наркомвнудельцев». Тем более, без суда и следствия огульно объявлять их палачами и преступниками. Не судите и не судимы будете!

    Галина Захаренко

    /Молодежь Якутии. Якутск. № 4 3 февраля (С. 6); № 5 10 февраля (С. 4); № 6 17 февраля (С. 4). 1995./

                                                                 ЧЕРНАЯ  ЗАВИСТЬ

    Автор статьи Петр Семенович Павлов, уроженец села Майя Мегино-Кангаласского улуса, с 1942 по 1964 год работал в органах госбезопасности республики. В 1964 году, будучи начальником отделения МГБ республики, занимавшегося контрразведывательной работой среди интеллигенции и отделения, не сработался с руководством обкома партии и вынужден был выехать за пределы родной республики и работал по своей специальности на ответственных постах в других областях. Выйдя на пенсию, полковник в отставке П. С. Павлов в настоящее время живет в г. Керчи Крымской области.

    Первая его статья о печальной практике организованного преследования партийным руководством республики одного из известных представителей якутской интеллигенции Г. П. Башарина была напечатана в газете «Республика Саха» (6.07.96 «Дело Башарина»).

    Печатаем его вторую статью на эту же тему без изменений, чтобы довести читателям другую оценку деятельности и личности И. Ф. Ахчагнырова, о котором совсем недавно отшумела долгая «разоблачительная кампания», затеянная всеми СМИ республики, в так называемые, перестроечные годы. Итак, перед вами статья бывшего сослуживца Ивана Федотовича и живого свидетеля тех давних событий.

    Считаю своим долгом честно и правдиво рассказать еще об одном специально придуманном и сознательно осуществленном долголетнем гонении на уважаемого, заслуженного ветерана войны и труда.

    Говорят, пример, даже плохой, заразителен. Злые завистники и клеветники, устроившие гонения и травлю на Г. П. Башарина, в 1954 г. добились всеми неправдами «признания» Башарина в «буржуазном национализме». Об этом он написал в журнале «Вопросы истории» N 9. Торжествующим победу завистникам опять захотелось испытанным методом заслужит ь еще одну похвалу, еще одну незаслуженную награду. В 1955 г. начали и с небольшими перерывами продолжили до 1994 г., т.е. почти сорок лет, новый этап коленопреклонения — перед высоким московским начальством. Состав обновлен только частично.

    В качестве своей новой жертвы, на этот раз они избрали заслуженного, уважаемого человека — Ивана Федотовича Ахчагнырова. Свой омерзительный по целям и задачам план эти черные завистники построили на страданиях старого человека, инвалида ВОВ 2-й группы и его семьи. Свой зловещий план маскировали «благородными» целями. Но, конечный итог длительной кампании сорвал маску с лица рядившихся в тогу благодетелей! Их имена раскрою ниже.

    Почему темные силы выбрали в качестве очередной жертвы именно Ивана Федотовича? Он, как и Башарин, рано выделился среди других, став заместителем председателя КГБ ЯАССР. Уже одно это раздражало завистников, не давало им покоя ни днем, ни ночью, пока не остановят и растопчут «выскочку». Как известно, А. Райкин давно высмеял таких завистников, которые не терпят «высунувшихся»:

    Повод для мести нашелся. Как многие помнят, в июле 1953 г. был арестован Берия и вскоре расстрелян вместе со своими сообщниками, оказавшимися во главе органов госбезопасности страны. Они были обвинены, кроме всего прочего, в незаконных арестах и истязаниях многих советских граждан в 1937—39. гг. В стране прошли депрессивные меры в отношении многих бывших чекистов. Повсеместно проводится реабилитация безвинно осужденных.

    Используя этот предлог, руководство Якутского обкома партии, в частности, заведующий отделом административных органов Тихонов Г. Д., дает указание приступить к сбору компромата на Ивана Федотовича. Видимо, сам Тихонов имел злую зависть к преуспевающему фронтовику, грудь которого украшало много советских и польских орденов и медалей.

    Тихонов и его подпевалы не могли не знать, что в 1939 - 40-х годах работали две комиссии по проверке жалоб на Ахчагнырова якобы за нарушение им соцзаконности в период службы в НКВД ЯАССР. Эти жалобы тщательно проверялись и рассматривались руководством наркомата Внутренних Дел, куда пришли новые люди, а также на бюро обкома партии. Результаты обеих проверок подтвердили невиновность Ахчагнырова, и он не был привлечен даже к дисциплинарной ответственности. А законы 1939-40 гг. после расстрела Ежова, были очень жесткими.

    Партийное и служебное расследование, проведенное по свежей памяти, по не остывшим в архивной пыли делам, конечно же, было вполне объективным!

    Несмотря на этот очевидный факт, когда каждому здравомыслящему человеку было совершенно ясно, что Иван Федотович не нарушал социалистической законности, мстительный Тихонов начинает новое, но уже с пристрастием, расследование. Начинается жесточайшее преследование и травля Ахчагнырова!

    Спустя, как минимум 17-18 лет, когда у многих старых и больных людей сильно притупилась память, и ослабла воля, когда стало легко их подбить на необъективное изложение давнишних фактов, — вот тогда Тихонов и его подручные приступили к сбору нужных им «доказательств». Конечно, разговор со старцами, которым минуло в среднем 65-75 лет, не обошелся без подсказок, без поправок в нужном для фальсификаторов русле.

    Ни пострадавшие, ни проверяющие, ни другие лица не обратили внимания на то, что в те годы в НКВД ЯАССР одновременно работали два Ахчагнырова, два родных брата: Иван и Василий. Они диаметрально отличались друг от друга и по характеру, и по темпераменту. Все что говорилось об Ахчагнырове, или по незнанию, или по злобе сознательно валили на одного Ивана Федотовича. Вот вам объективность и справедливость расследования!

    В январе 1956 г. Тихонов пришел на собрание парторганизации КГБ ЯАССР, изложив в собственной интерпретации собранные им же материалы, потребовал от нас решения об исключении из членов партии Ивана Федотовича.

    Я хорошо помню то бурное собрание.

    Мы все были ошеломлены сообщением Тихонова. Не поверили. Интуитивно почувствовали натяжку, подвох. Мы знали Ивана Федотовича как благородного, воспитанного, корректного и порядочного человека! У него мягкий характер, тихий голос. Он мягкосердечен и жалостлив, внимателен и добродушен к людям. Поэтому мы не могли верить тому, что он способен бить, истязать, унижать человека.

    Старый коммунист, чекист 30-х годов, Тимофей Корнилов свое выступление закончил предложением «ограничиться обсуждением». Тихонов чуть не свалился со стула. Я сказал, что если даже Иван Федотович по своей молодости, неопытности в те далекие годы допускал отдельные незначительные ошибки, то он их давно с лихвой искупил своей кровью, смыл на фронтах Великий Отечественной воины! Кроме того, даже в нашем уголовном законодательстве существует максимальный десятилетний срок давности.

    Только под большим нажимом Тихонова собрание объявило Ахчагнырову И. Ф. выговор без занесения в учетную карточку.

    Тихонов с собрания ушел чернее тучи, затаив зло. Затем приложил все свои способности творить темные дела для преследования фронтовика, подполковника. В фальсификации, подтасовывании он и его подручные достигли больших успехов. Спустя 33 года, восторгаясь своими темными делами, Тихонов в газете «Молодой коммунист» (19 октября 1988 г.) писал: «Я подтверждаю те документы, которые, как зав. отделом адморганов обкома КПСС в 1955-56 г., представил на заседание бюро по делу на Ахчагнырова. Уже тогда была четко доказана его вина в избиениях людей, и он подлежал исключению из партии. Статья «Жестокость, ставшая проклятьем» написана правдиво на основании документов. Я ее подтверждаю». (Газета «МК» N 126 от 19.10.88 г.).

    Иначе и не могло быть, ожидать от Тихонова иной реакции на новую волну травли на Ахчагнырова было бы наивно.

    Авторами упомянутой статьи под громким названием «Жестокость, ставшая проклятьем» являются корреспонденты республиканских газет: «Кыым» — И. Николаев и «Молодой коммунист» — И. Ушницкий. О зарождении сговора против Ахчагнырова с восторгом вспоминает сам И. Николаев. Однажды некий ответственный работник (фамилия и должность сохраняются в секрете) скрытно посадил его и Ушницкого в черную «Волгу» и вывез за город. Там, за городом, надежно оторвавшись от посторонних глаз, уединившись в лесном массиве, в условиях строгой конспирации они заключили между собой тайный союз, точнее сказать, тайный заговор под предлогом — «чтобы сообща заняться изучением темы репрессий в Якутии». (См. газету «Молодежь Якутии» от 27.07.89 г. и 03.02.95 г.). Так была учреждена «Тройка заговорщиков»!

    Под непосредственным руководством таинственного главаря, заговорщики начали неприкрытую, открытую травлю Ивана Федотовича Ахчагнырова — теперь ушедшего в отставку полковника, старого человека, инвалида ВОВ второй группы.

    Николаев говорит, что «тройка» должна была заняться общей историей репрессий в республике. Однако, в статьях заговорщиков я не нашел ни одного факта, ни одной фамилии русских следователей, ни одного имени старших и руководящих работников НКВД ЯАССР из числа украинцев и других неместных национальностей, участвовавших в репрессиях в 1937-39 гг. А ведь главную ведущую роль в репрессиях в Якутии играли именно они. Многие из них творили чудеса беззакония и оказались осужденными, попали в тюрьму, некоторые расстреляны. Но темные дела указанных категорий лиц горе-журналистами скрупулезно отбрасываются из материалов расследования, чтобы нечаянно не ослабить травлю против Ахчагнырова! Все внимание «правдоискателей» обращено против одного-единственного якута, который в 30-х годах был самым младшим, рядовым, не заслужившим даже сержантского звания, но, вернувшись с фронта, спустя десяток лет, вдруг обогнал многих сородичей, считавших себя «умными, грамотными, опытными», вырвался вперед. Своим выдвижением он оскорбил самолюбивых чиновников из числа якутской интеллигенции. Этого не простят!

    Я уверен, если бы Иван Федотович оставался только на должности начальника отдела КГБ, никто не устроил бы на него гонений. Также не было бы никакого шума, если бы на должность заместителя председателя КГБ был назначен русский. Значит, вся суть гонения и травли заключается в национальности Ахчагнырова и его противников — черных завистников тоже из якутов!

    Из всего сказанного выше вытекает вывод: «тройка» так долго, так упорно занималось ямокопательством только для одного Ахчагнырова персонально. Никто другой «тройку» не интересовал, хотя у многих и многих «рыльцо было в пушку», а руки по локоть обагрены кровью.

    Николаев и Ушницкий под видом журналистского расследования, обманным путем и лестью вошли в доверие к своей жертве, подробно разузнали его биографию, смотрели семейный альбом, читали личную переписку, фотографировали. Беседу с Иваном Федотовичем протоколировали или записывали на магнитную ленту и требовали подписать их протоколы. Как цинично! Не назовешь гуманными и демократичными такие приемы общения со своей жертвой.

    Безусловно, за несколько лет целенаправленной работы в разных архивах, а также в процессе многих бесед с репрессированными и их родственниками корреспонденты раздобыли много материалов. Эти материалы должны были быть базой, основой для тщательного исследования и объективного анализа происшедших событий в 30-е годы. К сожалению, Николаев и Ушницкий ограничились лишь рамками выполнения данного им сверху заказа и пустились в эклектическую демагогию. Из документов, из бесед выхватывают отдельные слова или фразы, затем строят собственные догадки, домысливают, наконец, просто придумывают ложь и обман. И с помощью таких приемов продолжили начатое Тихоновым гонение на Ахчагнырова и значительно усилили его травлю, создав у общественного мнения совершенно превратное, ложное представление о нем. Но эта и была их задача.

    Конечно, наивно ожидать от тайных заговорщиков объективного изучения и освещения архивных документов. Вполне понятно, что по смыслу тайного сговора они обязаны были скрыть от народа правду об Ахчагнырове. Путем разных измышлений, подтасовок, фальсификации должны были сеять побольше лжи, клеветы, сочинять интриги и сплетни вокруг честного имени полковника. И свою эту задачу выполнили. Со страниц органов печати выплеснуто столько лжи, что только самый малый круг доверчивых читателей поверил им.

    Однако правду надолго невозможно скрыть от народа. Она рано или поздно вырвется из тины плутов, из плена черных завистников. Уже появились первые ее проблески.

    Ярким примером разоблачения лжи и подлости является статья Ивана Ласкова под заглавием «Ахчагныров, «князь тьмы». Она опубликована в газете «МЯ» 23.04.93 г. И. Ласков — человек совершенно посторонний, нейтральный, поэтому исключительно объективен! Он не вовлечен в грязную якутскую национальную мышиную возню по компрометации Ахчагнырова. Его честная душа возмутилась, не стерпела. Тогда пошел в архив КГБ Якутии. Там читал те же самые дела, на которых строят свое обвинение против Ахчагнырова заговорщики, и не нашел никаких следов преступной деятельности Ивана Федотовича! Какое же еще требуется доказательство, чтобы уличить во лжи карьеристов! Ласков поймал их с поличным, содрал с их лица маску «поборников правды, защитников народа». Спасибо доброму сыну белорусского народа! Ты помог нам, якутам, найти истину, восстановить честное имя нашего земляка! Твоя светлая память всегда будет с нами! Якутский городской народный суд полностью реабилитировал Ахчагнырова 3 ноября 1995 г. от долголетней лжи и клеветы. Суд присудил в пользу пострадавшего крупную сумму в погашение нанесенного ему морального ущерба, причиненного Николаевым, Ушницким и газетой «Эдэр коммунист». Газету обязал публично признать вину и принести Ивану Федотовичу официальное извинение!

    Председателем суда была В. В. Громацкая, совершенно независимое и нейтральное лицо.

    Значит, на помощь не только персонально к одному Ахчагнырову, а в целом якутскому народу пришли русские люди и первыми смело выступили за справедливость.

    А где же наши писатели и ученые, где же наша национальная интеллигенция? Где же органы власти? Где же, наконец, работники органов КГБ республики, дипломированные правоведы, опытные чекисты? Ведь в ваших руках находятся все подлинные архивные документы. Что за подозрительный нейтралитет соблюдали так долго и в чьих интересах?

    Возможно, я в чем-то ошибаюсь. Плохо доходит информация до человека, давно потерявшего связь с родными местами. Может быть были выступления в защиту Ивана Федотовича, о которых я не знаю. Но конечный результат длительной борьбы Ахчагнырова с кампанией заговорщиков, его победа добыта исключительно благодаря его упорству, энергии, и настойчивости. Существенной помощи и поддержки ему никто не оказывал.

    Субъективность статьи «Жестокость, ставшая проклятьем» и некоторых других бросается в глаза: вместо доказательств против Ахчагнырова авторы приводят собственные домыслы. Вот некоторые из них:

    а) как вожак молодежи, Ахчагныров носил введенную в 30-х годах комсомольскую форму с портупеей через левое плечо. Из этого выносится вывод: он еще тогда мечтал и готовил себя к службе в карательных органах, чтобы истязать людей;

   б) совершенно невероятное измышление: «Теперь он сам лично, самостоятельно решал — кого угодно арестовать, допрашивать, в чем угодно обвинять». Якобы такое неограниченное право получил рядовой, самый молодой и неопытный работник, не имевший даже сержантского звания. А ведь над ним стояла целая когорта начальников, и еще прокуратура существовала. Чем они занимались?

    в) Ахчагныров будто бы пытал людей железным обручем, который надевался на голову и стягивался. «При сжатии головы обручем трещал череп, выдавливался мозг, выскакивали глаза». Я удивляюсь, почему до сих пор не экспонируется такое редкостное изобретение орудия для пыток в «Музее истории пыток» в итальянском городе Сан-Джимильяно, или в музеях Бухенвальда, Освенцима и др. (Если верить авторам, то они сделали важное открытие, и им следует получить международный патент);

    г) Ахчагныров был наделен особым правом вторгаться в кабинет любого следователя НКВД и там избивать подряд всех заключенных;

    д) Многократно в разных вариантах повторяется понравившаяся самим авторам сказка о том, что «умом, сознанием Ахчагныров — человек 1937 года». «По всему городу распространились слова Ахчагнырова, сказанные им в конце января 1988 г. на своих юбилейных торжествах, посвященных его 75-летию: — «Надейтесь, друзья, обязательно вернется 1937 год. Тогда и мы придем». (Многие читатели не знают, что никаких юбилеев не было и речи не произносились. Человеку было не до праздников в условиях начавшейся травли. Или еще: «Ахчагныров действительно верит, надеется и ждет возвращения того времени. Каждое утро занимается зарядкой. Мы сами видели у него два тяжелых гантеля». (Как легко из мухи надуть слона—из привычки кадрового офицера заниматься утренней гимнастикой придумать политический поклеп!).

    Наконец, заговорщический характер и организованная форма гонения и травли Ахчагнырова с участием пока неизвестного ответственного работника были известны еще в июле 1989 г. Давно известно, что все добросовестные люди любые вопросы решают в служебных помещениях, в официальной обстановке. А тайно уединяются в лесу, конспирируют свои действия только заговорщики, замышляющие темные планы.

    Приведенные выше факты с полным основанием могли служить для изобличения «тройки». О хранящихся в архивах делах я речи не веду, т.к. с ними не ознакомлен. Продолжаю возмущаться, как могло случиться такое безразличие, безучастие к судьбе честнейшего старого коммуниста, офицера, инвалида войны? Как долго позволяли издеваться, измываться над ним, безнаказанно совершать моральный террор над ним самим и над его семьей! Что это? Непростительная оплошность? Или солидарность с клеветниками? Или испугались, струсили?

    2 ноября 1989 г. в газете «Молодой коммунист» N 132 появилась грозная статья Багдарына Сюлбэ (Иванова М. С.) под названием «Строгое предупреждение». Автор начинает с того, что полностью одобрил статью Николаева и Ушницкого «Жестокость, ставшая проклятьем» и поддерживает организованную ими травлю Ахчагнырова. Затем с возмущением осуждает зловещую роль клеветников, доносчиков («сигнализаторов»), долго омрачавших, осквернявших жизнь и труд народа, и продолжающих свою гнусную деятельность в настоящее время. Далее Сюлбэ восхваляет газету «МК» за то, что она от имени молодежи предупреждает всех тех, кто ложью и клеветой обвиняет людей в национализме, кто ищет подрывную деятельность врагов «стремясь ликвидировать лучших людей народа». И переходит к прямым сердитым угрозам. Пишет следующее: «Все это требует своей расплаты. Вы не провалитесь сквозь землю... Вас проклянет народ. Молодежь предупреждает: не обольщайтесь, не обманывайте себя, считая, что вы находитесь за толстым барьером, что вас не достанут ни потоп, ни пожар. Запомните, остановитесь. Если не взыщем с вас самих, то расплата обернется против вашего поколения». Молодежи говорит: «Еще раз прочтите, как страдает И. Ф. Ахчагныров. Вспомните судьбу его детей. Их вина лишь в том, что они родились от Ахчагнырова. Не совершив ничего плохого, не сделав никаких грехов, они испытывают на себе презрение народа и, словно звери, вынуждены скрываться, избегать людей. Нужные им двери всегда оказываются перед ними закрытыми. Вот это и есть проклятье народа! Все требует мести».

    Иванов М. С. по профессии учитель и воспитатель подрастающего поколения. По признанию — писатель, т.е. «инженер человеческих душ», как говорили когда-то о литераторах. Человек известный, имеющий определенное влияние в народе. Справедливо относит себя к пострадавшим в период культа личности — более двух лет томился в лагерях. Реабилитирован в апреле 1954 г.

    Однако это не дает права цивилизованному представителю якутской интеллигенции, педагогу и писателю звать народ к возрождению родовой мести, к мракобесию и жестокости. Как никто другой, он обязан знать и предвидеть возможные и неминуемые последствия своих слов. Приведенные слова Иванова М. С. — это не опечатка, не случайная ошибка. Это осознанный, злонамеренный и очень опасный призыв к молодому поколению! Оставлять его без внимания общественности, без строгого осуждения нельзя! Могут быть страшные, непредсказуемые последствия.

    Из двух случаев организованного гонения и санкционированной «верхами» травли верных сынов якутского народа — Г. П. Башарина (о нем я рассказывал в предыдущем письме) и И. Ф. Ахчагнырова — вытекает общий вывод. В основе их преследования лежит многолетиями сложившаяся у некоторых слоев якутского народа, особенно у интеллигенции, отрицательная черта характера, которая называется злая, черная зависть! (По-якутски называется бэрт былдьапыы), т.е. борьба под девизом: «Кто лучше — я или ты».

    Когда борьба завистников осуществляется и направляется вышестоящей партийной или общественной инстанциями и поддерживается органами печати — большой беды не избежать. Борьба доходит до абсурда. Остановить ее становится все труднее. Количество жертв увеличивается. Наносится огромный ущерб воспитательной работе, формированию общественного сознания. Об этом свидетельствуют описанные мною два случая из жизни моего народа. В обоих случаях в этой изнурительной борьбе выиграла пострадавшая сторона, победили Г. П. Башарин и И. Ф. Ахчагныров! Восторжествовала справедливость!

    Злые завистники еще не перевелись. Найдется очередная жертва, пока мы будем только взирать, «одобрять и восхищаться». Пора сделать необходимые и строгие выводы.

    Петр Павлов.

    /Кыым. Дьокуускай. № 43 сэтинньи 22 к. 1996. С. 2./

                                                                   ПРЕДИСЛОВИЕ

    Книга по своему жанру — документальный исторический очерк, написанный на основе изучения архивных данных Управления ФСБ России по РС(Я), Национального архива Республики Саха и его филиала. В ней более системно дано описание истории Службы безопасности. Не были затронуты вопросы защиты экономической безопасности, охраны научно-технической и военной информации, составляющей государственную тайну; шпионажа в пользу иностранных государств, контрабанды, что связано со специфическим характером объекта изучения. Они ждут своих исследователей.

    Книга не содержит анализа приемов секретной службы, методов выявления обвиняемых. Основное внимание сосредоточено на изучении политической деятельности, направленной к борьбе с так называемыми «врагами народа». Имеющиеся информации и доносы в адрес подследственных использованы, если они подшиты в уголовном деле и поступали от добровольных информаторов. При тщательной проверке обычно их доносы носили клеветнический характер.

    Внутренняя тайная служба в любой стране предназначена для защиты существующей власти. Она изучает положение, цели, истинные намерения и практическую деятельность оппозиционных к власти политических сил и течений для принятия контрмер или предотвращения крупных политических акций. Такими могут быть готовящийся государственный переворот, попытка столкновения одной группы населения с другой, в многонациональном государстве — межнациональные столкновения, диверсии объектов государственного значения, террористический акт против политических, государственных и общественных деятелей.

    Внутреннее неблагополучие страны иногда прикрывалось ложно созданной внешней угрозой, попыткой нагнетания среди населения настроения «осажденной крепости». Так было во времена царизма. Этот метод своего наивысшего апогея достиг в годы сталинизма, когда расстреливали самое высокое руководство партии и государства как шпионов иностранных государств. Тоталитарный режим эффективно использовал внешний фактор угрозы для внутренней консолидации страны, укрепления режима власти центра над национальными республиками.

    Секретная служба Советской власти была создана по инициативе Ленина 7 (20) декабря 1917 г. Первым ее руководителем Совнарком назначил Ф. Э. Дзержинского.

    Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК), Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ), Народный комиссариат внутренних дел (НКВД), Министерство государственной безопасности (МГБ), Комитет государственной безопасности (КГБ), Агентство федеральной безопасности (АФБ), Министерство безопасности РФ (МБ РФ), Федеральная служба контрразведки (ФСК), Федеральная служба безопасности (ФСБ) — таковы названия секретной службы советского и постсоветского периодов.

    История органов государственной безопасности бывшего Советского Союза и современной России не исследована. До 1989 г. архивные материалы секретной службы не были доступны исследователям. Они являлись важным охраняемым государственным объектом. Опубликованные до 1989 г. очерки и другие материалы по отдельным операциям секретной службы во многом напоминали приключенческий жанр.

    Органы государственной безопасности в Якутии созданы 11 сентября 1920 г. Столь продолжительный период деятельности органов госбезопасности пока не отражен в каком-либо более системном и объективном исследовании. Только в последнее время появились документальные очерки журналистов И. Николаева, И. Ушницкого «Центральное дело» (Якутск. 1990); Д. Кустурова «Тяжкая доля репрессированных». На якутском языке. (Намцы. 1993); документальный очерк писателя И. Ласкова в газ. «Молодежь Якутии». 1993, июнь-июль; историка Е. Е. Алексеева «Обреченные» (Намцы. 1993).

    Современное поколение работников секретной службы, раскрепощенное от привычных и устоявшихся стереотипов, но всегда сохранявшее чувство глубокого патриотизма и преданности Родине, хотело бы видеть историю своего ведомства объективной, без прикрас. Мы сознаем, что она была драматической, подчас трагической. В эпоху сталинского террора многие честные чекисты сознательно пошли на верную смерть, отказываясь арестовывать, допрашивать и мучить ни в чем не повинных людей. В 1930-е годы было репрессировано около 20 тысяч чекистов. Некоторых уничтожили, чтобы замести следы, а многих — из-за принципиального несогласия со сталинскими репрессиями.

    Решительный поворот в методах и стиле работы Якутского комитета государственной безопасности наступил с началом работы в июне 1988 г. председателя Валентина Дмитриевича Кондракова. После его ухода 5 августа 1992 г. преемники продолжали и углубляли процесс демократизации, открытости, делового и объективного подхода и изучения как положительных, так и негативных тенденций в жизни республики в период перехода к рыночным отношениям.

    Положительные изменения в деятельности Министерства безопасности республики отмечены народными писателями Софр. Даниловым, Даланом, историками В. Н. Ивановым, Е. Е. Алексеевым, С. И. Ковлековым, М. С. Ивановым, журналистами И. И. Ушницким, И. И. Николаевым, И. И. Ксенофонтовым, М. А. Баишевым и многими другими. Из них Яковлев В. В. — Далан, Иванов М. С. — Багдарыын Сулбэ отбывали «наказание» в исправительно-трудовом лагере по политическим мотивам и реабилитированы 24 апреля 1954 г.

    После детального обсуждения руководство Службы безопасности Республики Саха (Якутия) обратилось с просьбой написать исторический очерк к кандидату исторических наук, заслуженному деятелю науки республики, лауреату Государственной премии им. Кулаковского Алексееву Е. Е., который отличается своей объективностью, ранее преследовался органами КГБ за независимые суждения и оппозиционные взгляды. Он также хорошо знает историю родного края, по определенным периодам ее развития имеет свои принципиальные взгляды, основанные на солидном фактическом материале.

    При написании предлагаемой работы условиями Е. Е. Алексеева были наиболее полное предоставление документов, отражающих деятельность органов безопасности, и составление сотрудниками службы предисловия данного труда, а нашим условием — объективность, еще раз объективность, какова бы она ни оказалась. Ибо наше великое желание — невозможность возврата секретной службы нашего Отечества к каким-либо формам тоталитарного режима, тем более сталинизму.

    Историческое значение имеет Указ Президента Российской Федерации Б. Н. Ельцина от 27 апреля 1994 г. «О восстановлении справедливости в отношении репрессированных в 20—30-е годы представителей якутского народа» в освещении истории советского периода в целом, истории Службы безопасности республики в частности.

    Отныне меняется менталитет народа. Постановление ЦК ВКП(б) от 9 августа 1928 г. «О положении в якутской парторганизации» обвиняло весь якутский народ, в особенности его интеллигенцию, в буржуазном национализме. В связи с обнародованием Указа Президента России восстанавливается истина о якутском народе как о народе-интернационалисте на всех этапах советского периода.

    Необходимо отметить исключительную роль Президента Республики Саха (Якутия) М. Е. Николаева в подготовке Указа. По его просьбе сотрудники Министерства безопасности совместно с учеными республики выявили и изучили материалы, документы своего ведомства предоставили Президенту.

    Отныне элементы национализма не объясняются укоренившимся стереотипом неприязни к другим народам, а являются проявлением общественно-политической ситуации на конкретном отрезке времени. В этом заключается практическое значение Указа Президента России Б. Н. Ельцина от 27 апреля 1994 года.

    И. Л. Карамзин,

    подполковник Управления ФСБ России по Республике Саха (Якутия)

    /Алексеев Е. Е.  Служба безопасности Республики Саха (Якутия). Москва. 1996. С. 4-6./

                                                 ИВАН  ЛАСКОВ  ГОВОРИЛ  ПРАВДУ

                                                                         Возможно,

              в деле с бесконечными судебными исками И. Федосеева к редакции нашей газеты

                                                          скоро будет поставлена точка.

    С 1994 года тянутся судебные тяжбы якутского писателя Ивана Федосеева с авторами и самой редакцией газеты «Молодежь Якутии». Три года назад ныне покойный писатель Иван Ласков в одной из своих публикаций в газете «Молодежь Якутии» обвинил И. Федосеева в плагиате, подтвердив свои выводы убедительным сравнительным анализом книги И. Федосеева «В колымской глуши» с двумя другими, из которых тот много чего «позаимствовал». Через год после этого Иван Ласков умер, а Федосеев начал атаку (как оказалось, очень прибыльную!) на редакцию нашей газеты. Решением Якутского городского народного суда редакцию обязали выплатить пять миллионов рублей, затем семь миллионов (фактически лишь за фразу «плагиат видно невооруженным глазом»). Публикация в нашей газете выдержек из трех книг, действительно, не оставляла сомнений в том, что И. Федосеев нарушил авторские права. Об этом свидетельствовали и читательские отклики. Два из них были опубликованы. На их авторов и на редакцию И. Федосеев подал заявления в суд с требованием, чтобы наши читатели и редакция заплатили ему (на общую сумму) тридцать миллионов рублей. Совсем недавно в городском суде, а затем в Верховном рассматривался иск И. Федосеева к редакции на 18 миллионов рублей! Казалось, конца этому не будет, тем более, что параллельно И. Федосеев начал открыто пытаться собирать компромат на руководство редакции, для чего неоднократно обращался с «журналистскими запросами» в налоговую инспекцию, мэрию, ЖЭУ и т.д.

    Все это время судебные органы упорно не замечали требования редакции провести профессиональную лингвистическую экспертизу произведений И. Федосеева, Е. Мицкевич, Г. Цыперовича. И вот лишь на днях поступил ответ на запрос прокуратуры республики в международное сообщество писательских Союзов России и СНГ, которое в свою очередь поручило провести лингвистическую экспертизу Литературному институту им. А. М. Горького. Она была подготовлена известным в России ученым-языковедом Львом Ивановичем Скворцовым — проректором по учебной и научной работе, заведующим кафедрой русского языка и стилистики Литинститута, доктором филологических наук, профессором, работающим в качестве лингвистического эксперта более 30 лет.

    Его заключение мы печатаем с небольшими сокращениями.

    Лингвистическая экспертиза состояла в изучении всех представленных документов и в постраничном сопоставлении текстов названных выше книг, где речь идет об одних и тех же фактах, событиях, лицах. Задача экспертизы — установление фактов наличия явного или скрытого плагиата в книге И. Федосеева, посвященной жизни и деятельности Сергея Ивановича Мицкевича, из произведения Елены Мицкевич об отце «Одной лишь думы власть», изданного 10-ю годами раньше.

    Известно, что плагиат (как вид нарушения прав автора) состоит в незаконном использовании под своим именем чужого произведения без указания источника заимствования (см., например, БСЭ, 3-е изд., т. 19, М., 1975, стр. 601-602, со ссылками на статьи 499 и 500 ГК РСФСР). Плагиат — это самовольное заимствование, воспроизведение чужого литературного произведения (полностью или частично), изданное под своим именем или под псевдонимом. Одной из разновидностей плагиата считаются также те сочинения, которые, на первый взгляд, преследуют цель популяризации уже открытого, созданного в литературе и науке, а на самом деле содержат завуалированное изложение чужих трудов без ссылки на них (см. Краткая литературная энциклопедия, т. 5, М., 1968, стлб. 785-786).

    Внимательное изучение текстов названных выше книг Мицкевич и Федосеева со всей очевидностью выявляет большое количество заимствований в книге Федосеева эпизодов, фактов и текстов из книги Мицкевич от небольших по объему до весьма значительных (иногда с небольшими видоизменениями, а также с ошибками и искажениями). Ниже приводятся наиболее показательные примеры.

    Биографические данные С. И. Мицкевича, приведенные на стр.12 книги Федосеева, содержат одни и те же лексические элементы, тематические и иные детали, что и соответствующий раздел книги Е. Мицкевич — на стр. 4-й и 5-й. Причем приводятся они в той же последовательности:

    У Е. Мицкевич: «Отец Сергея... славился честностью».

    У И. Федосеева: «Отец Мицкевича отличался исключительной честностью».

    У Е. Мицкевич. «У матери осталось на руках четверо сыновей».

    У И. Федосеева: «Из четверых сыновей, оставшихся на руках матери».

    У Е. Мицкевич: "Мать, Мария Ивановна, возлагает на него боль­шие надежды".

    У И. Федосеева: «Сколько надежд возлагала она (мать) на своего старшего».

    Сюжет с Лениным и революционерами на стр. 45 книги Е. Мицкевич практически в деталях повторен на стр. 17 книги И. Федосеева; рассказ о полемике Ленина с Воронцовым (см. стр. 54-55 книги Е. Мицкевич) — весьма сходно изложен на стр.17 книги И. Федосеева.

    Текстуально (а также в характерных деталях и их последовательности) совпадают сцены поездки С. И. Мицкевича в Люблино к В. И. Ленину летом 1894 года (см. стр. 75-80 книги Е. Мицкевич и стр. 18-20 книги И. Федосеева). Приведем некоторые из этих «совпадений».

    У Е. Мицкевич: «Показался дом. Одноэтажный с мезонином. Марк Тимофеевич описал его точно».

    У И. Федосеева: «Сойдя с поезда в Люблино, он пошел искать дачу, описанную Марком Тимофеевичем. Наконец-то показался дом с мезонином, дотошно обрисованный Елизаровым».

    У Е. Мицкевич: «— А, это вы, Сергей Иванович! Здравствуйте, Анюта, иди сюда скорее. Встречай гостя!»

    У И. Федосеева: «— А, это вы, Сергей Иванович? Здравствуйте, — приветствовала его появление Мария Ильинична... — Анюта, иди сюда скорее. Гостя принимай».

    Далее — в одних и тех же выражениях — списана сцена встречи с матерью Владимира Ильича, Марией Александровной.

    У Е. Мицкевич: «Мужественная женщина, не давшая горю и страданиям сломить себя».

    У И. Федосеева: «...мужественной женщины, не давшей горю и страданиям сломить себя».

    И далее в книге И. Федосеева следует (как и ранее) близкий к тексту пересказ книги Е. Мицкевич — от эпизода к эпизоду, от диалога к диалогу.

    И, наконец, еще один эпизод из этого постраничного «цитирования».

    У Е. Мицкевич: «В один июльский вечер в сильный дождь он снова поехал к Владимиру Ильичу. ...На даче было тихо. Никого не видно. Все ее обитатели сидели по своим комнатам за работой: читали, писали, шили. Владимир Ильич сидел над очередной рукописью» (стр.79).

    У И.Федосеева. «В один из июльских вечеров в сильный дождь он снова приехал к Владимиру Ильичу. Было тихо. Все обитатели дачи сидели по своим комнатам за работой: читали, писали, шили. Владимир Ильич был за письменным столом: работал над очередной рукописью».

    На стр.120 своей книги Е. Мицкевич приводит дневниковую запись отца от 23 января 1900 года:

    «Юрта слабо освещена светом топящегося камелька, посредине стоит девочка и крестится, вся дрожа... На полу, полузакрывшись оленьей шкурой, лежал ее брат, совершенно голый и невозможно грязный. Девочка скоро успокоилась и начала оживленно рассказывать о своем житье-бытье»... и т.д.

    И.Федосеев пересказывает этот текст «от третьего лица», почти дословно его повторяя:

    «Сергей Иванович вошел в избушку, слабо освещенную камельком. Посредине жилища стояла девочка и крестилась... На полу, накрывшись оленьей шкурой, лежал ее братишка. Когда мальчишка поднялся с постели, оказалось, что он совершенно голый и невозможно грязный. Успокоившись, девочка стала рассказывать о своем житье-бытье»... и т.д. (стр.67).

    На странице 68-й книги И. Федосеева этот «пересказ» близко к тексту продолжается еще на полстраницы. И далее — где говорится о статье Мицкевича в столичной газете «Русские ведомости» (с цитированием заключительных слов этой статьи). См. стр.121-122 книги Е. Мицкевич и стр. 69-70 книги И. Федосеева. И еще через страницу — в сюжете о поведении ссыльных в колымской колонии: см. стр. 124 книги Е. Мицкевич и стр.72 книги И. Федосеева.

    Таким образом, текстовые «соответствия», а точнее сказать, плагиатные заимствования проходят через всю книгу (брошюру) И. Федосеева, составляющую 111 страниц. А на стр. 105-106 своей книги И. Федосеев глухо ссылается (без указания источника!) на некие «воспоминания» дочери Мицкевича — Елены Мицкевич, приводя довольно большой текст в кавычках.

    В предисловии «От автора» книги И. Федосеева говорится о том, что «в данной повести помешены фоторепродукции из книги Елены Мицкевич «Одной лишь думы власть» (М., 1971), однако кроме этой чисто «технической» (иллюстрационной) оговорки никаких ссылок на книгу Е. Мицкевич у И. Федосеева нет. И это несмотря на обилие буквальных текстовых совпадений, о которых говорилось выше!

    На обороте титула книги И. Федосеева сказано, что это «перевод с якутского И. Поповой и Ю. Алешина». Позволим себе в этом усомниться. При двойном переводе (с русского на якутский и с якутского на русский) предполагаемых «общих источников» двух книг (воспоминаний, документов и т.п.) не могли бы так буквально сохраниться русские тексты, единственный источник которых, как это видно из представленной экспертизы, — книга Е. Мицкевич, изданная за 10 лет до книги И. Федосеева и ее «перевода». Скорее всего, никакого текста «на якутском языке» попросту не было в природе.

    В ходе экспертизы мною внимательно были изучены сопоставительные материалы И. Ласкова «Текстуальные совпадения между документальными повестями И. Федосеева «В колымской глуши» (она же — «Спасибо, доктор») и Е. Мицкевич «Одной лишь думы власть» (М., 1971). Эти материалы представляются мне достоверными и убедительными. В них содержится около 40 (!) явных — буквальных или с небольшими вариациями — совпадений в текстах книг И. Федосеева и Е. Мицкевич, что не оставляет никаких сомнений в совершении И. Федосеевым литературного плагиата.

    Литературный плагиат, как об этом говорится в Постановлении об экспертизе (от 12 февраля 1996 года), — это полное или частичное присвоение чужого произведения, возможно и в замаскированном виде, с использованием изложения близко к заимствуемому тексту или с видоизменениями, а местами с дословным его повтором. Если считать плагиатом (как об этом сказано в том же Постановлении прокурора Республики Саха (Якутия) Н. Е. Полятинского) «воспроизведение под своим именем содержания чужого произведения в целом или в части без указания его автора или источника заимствования, без ссылки на первоисточники», то перед нами — в случае с книгой И. Федосеева «В колымской глуши» — несомненный образец такового.

                                      ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ

    На все вопросы, поставленные перед экспертом в Постановлении от 12 февраля 1996 года (г. Якутск), в соответствии с представленным выше сопоставительным анализом текстов книг Е. Мицкевич и И. Федосеева, могут быть даны следующие категоричные и однозначные ответы:

    1. В книге И. Е. Федосеева «В колымской глуши» материалы и тексты произведения Е. Мицкевич «Одной лишь думы власть» использованы многократно и в больших объемах.

    2. В книге И. Е.Федосеева «В колымской глуши» имеются многочисленные текстуальные совпадения с произведением Е. Мицкевич «Одной лишь думы власть». Эти текстуальные совпадения воспроизводят полностью или частично (с небольшими изменениями) в книге И. Е. Федосеева «В колымской глуши» содержание соответствующих частей произведения Е. Мицкевич «Одной лишь думы власть».

    3. Воспроизведения содержания текстов произведения Е. Мицкевич в книге И. Е. Федосеева не содержат никаких указаний и ссылок на первоисточник (автора произведения, источник заимствования). Указание чисто «технического» порядка (об использовании фоторепродукций из книги Елены Мицкевич «Одной лишь думы власть») или глухая ссылка на стр. 105 книги на известные «воспоминания» Мицкевич (без указания источника!) в расчет идти не могут.

    4. Многочисленные текстуальные совпадения в книге И. Е. Федосеева с соответствующими местами произведения Е. Мицкевич позволяют уверенно квалифицировать их как плагиат.

    Как это следует из представленных на экспертизу материалов, разоблачительные публикации о плагиаторстве И. Федосеева появились в центральной печати уже в 1969 году. По-видимому, И. Федосеев давно уже сделал плагиат основой своей '»творческой манеры». И тем более удивительно, что уличенный публично в плагиате человек затевает многолетнюю тяжбу о каком-то «оскорблении чести и достоинства» личности, требует через суды «восстановления доброго имени» и ставит вопрос о возмещении «морального ущерба». Что может быть циничнее и кощунственнее?

    Материалы настоящей экспертизы обнаруживают многочисленные факты плагиата в книге И. Федосеева «В колымской глуши» со всей очевидностью. Вряд ли можно говорить после этого о чести и достоинстве, о восстановлении «доброго имени» человека, который не только давно занимается литературным плагиатом, но уже много лет назад был публично уличен в этом неблаговидном и аморальном деле.

    В заключение необходимо отметить, что об ответственности за дачу ложных показаний автор экспертизы уведомлен.

    Эксперт — доктор филологических наук,

    профессор Л. И. Скворцов.

                                                                 ОТ  РЕДАКЦИИ

    Мы хотели бы подчеркнуть, что последнее слово в этом деле должны сказать Якутский городской народный суд и Верховный суд РС(Я).

    На одном из последних судебных заседаний истец пытался обвинить нашу газету в стремлении опорочить якутскую литературу. В связи с этим хотелось бы напомнить, что вопрос о плагиате в произведении И. Федосеева ставился (и неоднократно!) задолго до «Молодежки» в газете «Эдэр коммунист», издававшейся на якутском языке.

    Плагиат - явление само по себе позорное, поэтому в отношении к нему национальных различий быть просто не может, тем более, что речь идет лишь о конкретном произведении конкретного писателя.

    /Молодежь Якутии. Якутск. № 14. 12 апреля 1997. С. 7./

    Балаболина Т. А.

                                    М. К. АММОСОВ В ПЕРИОД «БОЛЬШОГО ТЕРРОРА»

    Максим Кирович Аммосов - один из выдающихся политических деятелей, чья жизнь была трагически оборвана в годы сталинского террора. В своей работе мы постарались раскрыть механизм репрессий в Якутии и проследить, как и в чем был обвинен М. К. Аммосов. При этом мы опирались на исследования Е. Е. Алексеева, Н. И. Николаева, И. П. Ушницкого.

    Сигналом к «большому террору» в стране явилось убийство С. М. Кирова 1 декабря 1934 года в Смольном. Сначала репрессиям подвергались бывшие идейные противники и возможные соперники И. В. Сталина, которые были объявлены агентами империализма и иностранных разведок.

    В 1934-1937 гг. Аммосов, работая в Казахстане и Киргизии, решительно выступал против административного и судебного произвола, незаконных действий, отличался доброжелательным и объективным отношением к кадрам. Много молодых работников было им отправлено на учебу, выдвинуто на руководящие должности. Его попытки сдерживать волну репрессий, разобраться в злоупотреблениях органов НКВД были впоследствии оценены сталинистами как «гнилая либеральная» линия.

    Со второй половины 1937 года начинается волна репрессий общественно-политических деятелей Якутии и продолжается до 1940 года.

    Попытаемся проанализировать причины репрессий. И. Ласков в своей работе подчеркивает то, что в публикациях, раскрывающих общую картину репрессий в Якутии, выявляется личная вина арестованных, которые давали показания на тех, кто якобы является участником антисоветской, буржуазно-националистической или троцкистской организации¹. Такое объяснение причин методологически неверно, так как нужно учитывать главенствующую роль объективных факторов перед субъективными при анализе исторического факта, события. Используя исходные моменты работы Е. Е. Алексеева по этому вопросу², мы можем сформулировать следующие причины репрессий. Во-первых, внутрипартийная борьба в 20-х годах, дискуссии о путях и методах строительства социализма, неразработанность теории социализма привели к слому прежней политики и методов ее проведения. Во-вторых, отсутствие опыта демократических форм правления, отсутствие гласности и дезинформация широких слоев населения позволили утвердиться насильственным методам управления. В-третьих, в 20-е годы становился все более ощутимым диссонанс между требованиями социалистического строительства и способностью политического руководства дать на них компетентный ответ. Как следствие этого, произошел возврат к административно-командным методам руководства. В-четвертых, в результате коренного поворота всей политики в конце 20-х - начале 30-х годов формирование командно-бюрократической системы потребовало замены старых кадров новыми, послушными исполнителями вышестоящей власти, вчерашними сторонниками политики «военного коммунизма». Старые кадры должны были отойти на второй план. В-пятых, перевод всей советской экономики на рельсы сверхиндустриализации требовал обеспечения новых промышленных строек дешевой рабочей силой. В 30-е годы стал широко использоваться принудительный труд миллионов заключенных в лагерях (по заготовке леса, золотодобыче и т.д.). В-шестых, превращение НКВД в главный инструмент власти по выявлению и уничтожению «врагов народа».

    Государственные органы осуществляли карательную политику без каких либо законных оснований, поэтому любое сопротивление было исключено. Оправданию произвола служила «теория» В. Я. Вышинского, согласно которой по делам о государственных преступлениях главным и решающим доказательством является признание самого обвиняемого. Она нацеливала следователей на то чтобы любыми способами добиться от арестованных признания своей «вины».

    Анализ опубликованных и неопубликованных источников позволяет нам сделать вывод о целенаправленной работе НКВД по выявлению вымышленной антисоветской организации в Якутии. Разработка по созданию мифической разветвленной сети шпионских, вредительско-диверсионных, террористических групп велась по двум направлениям: «буржуазно-националистическому» и «право-троцкистскому». К буржуазно-националистическому отнесли М. К, Аммосова, И. Н. Барахова, С. В. Васильева и других, то есть руководство ЯАССР до 1928 года, обвиненное постановлением ЦК ВКП(б) в «правом уклоне» и представителей различных общественно-политических организаций национально-демократической ориентации.

    О существовании плана физического уничтожения руководителей национальных республик свидетельствуют «Указания о ориентировке НКВД СССР по контрреволюционным националистическим формированиям в Якутии от 19 декабря 1938 года и других областях», в которых отмечено, что: «В феврале 1938 года вторым отделом ГУГБ НКВД СССР ликвидировано агентурное дело «Моряки» на группу якутских буржуазных националистов из числа бывших ответственных работников Якутии. По делу арестованы Аммосов, Барахов, Ойунский, Ксенофонтов, Гаврилов, Яковлев...»³. Как могло быть ликвидировано дело в феврале 1938 года, если обвиняемые пока не дали показаний и судом еще не была доказана их «вина»?

    «Я двадцать лет честно работал в партии,» - писал М. К. Аммосов из Бутырской тюрьмы, - ...ни обманщиком, ни двурушником, ни тем более врагом моей родной партии я никогда не был и не буду... Неужели за мои ошибки я мало наказан?»⁴. За этими строками - личная драма человека, искренне верившего в идеалы коммунистической партии. «Ошибками» Аммосов считает проводимую до 1923 года национальную политику в Якутии, хотя именно в 20-х годах она в постановлениях ЦК ВКП(б) в 1923, 1925, 1926 гг. считалась принципиально правильной. Это был курс честных партийцев. Однако ЦК в 1928 году резко меняет свои же оценки и поддерживает сторонников другого курса⁵. Один из последних, А. К. Андреев, на VI-ой областной конференции выступил с критикой Аммосова, ставившего перед Якутией якобы буржуазно-демократические задачи, а не социалистические. Аммосов, подчиняясь партийной дисциплине, впоследствии вынужден был признать политику 20-х годов ошибочной, потому что она получила осуждение ЦК ВКП (б).

    Аммосов обвинялся в том, что с 1922 года являлся одним из руководителей контрреволюционной националистической организации в Якутии, которая ставила целью отторжение Якутии от СССР и создание буржуазного Якутского государства под протекторатом Японии. Он якобы состоял в японской разведке и передавал ей шпионские сведения. При этом будто бы параллельно готовил условия для успеха контрреволюционного вооруженного восстания и японской интервенции. С 1934 года якобы был связан с руководителями казахской антисоветской организации У. Д. Кулумбетовым, С. Ескараевым и Л. И. Мирзояном, совместно с которыми руководил вредительством в колхозах и совхозах и диверсиями на железнодорожном транспорте. Был будто бы осведомлен о террористической деятельности организации Т. Е. Рыскулова в Узбекистане, но не донес об этом⁶.

    Известно, что НКВД тщательно подбирал материалы, касающиеся Аммосова лично. Первый секретарь ЦК КП(б) Киргизии М. К. Аммосов был арестован 16 ноября 1937 г. НКВД Киргизской СССР в г. Фрунзе перед отъездом в Москву. В уголовном деле прослеживается слаженная работа НКВД Киргизии, Казахстана, Москвы, Якутии по доказательству его «преступной деятельности».

    Аресту М. К. Аммосова предшествовало его провокационное обвинение в произнесении контрреволюционного лозунга во время демонстрации 7 ноября 1937 года и в связи с этим - снятие с должности первого секретаря ЦК КП(б) Киргизии⁷. Также значительным обвинением стало секретное донесение агента «Якута» из г. Ленинграда, датированное 16 декабря 1930 года, в котором дается характеристика М. К. Аммосова как сторонника «кулацкой ориентации и покровителя (бесшабашного) бандитизма главарей банд...»⁸. Агент подвергает критике политику амнистии участников антисоветского восстания 1921-1922 гг., в том числе белых офицеров, пепеляевцев, тунгусского восстания 1924-1925 гг. и делает вывод: «Таким образом, в 1921-1922 гг. с благословения якутского правительства во главе с Аммосовым и другими в Якутской АССР были заложены корни крупного антисоветского блока на долгие годы»⁹. Обвинения шли одно за другим. Использовались даже доносы, которые ранее Комиссией партконтроля при ЦК были признаны клеветническими, например, донос А. И. Кремнева, обвиняющий Аммосова, Барахова, Васильева и других в буржуазно-националистической, контрреволюционной деятельности¹⁰.

    В постановлении бюро ЦК КП(б) Киргизии главной виной Аммосова было признано «игнорирование предупреждения ЦК и лично товарища Сталина», «гнилое либеральное отношение к националистам и врагам народа на протяжении всей работы в Киргизии», то есть его критическая позиция к незаконным арестам, фальсификации уголовных дел НКВД. Сам Аммосов после ареста, веря в справедливый советский суд, писал заявления Сталину, Ежову, Шкирятову, Ярославскому и др. с просьбой объективно разобраться и его деле.

    Сохранились документы о том, что к Аммосову применяли жестокие пытки, заставляли лежать голым на цементном полу 16 суток, избивали, истязали, приводили в камеру после каждого допроса в бессознательном состоянии¹¹. Закрытое судебное заседание выездной сессии Военной Коллегии Верховного суда СИР по делу М. К. Аммосова состоялось 28 июля 1938 года. Судебное заседание длилось всего 20 минут без свидетелей. М. К Аммосов был приговорен к высшей мере наказания и в тот же день, 28 июля 1938 г., приговор был приведен в исполнение. С 1954 года комиссией военной прокуратуры началось изучение следственного дела М. К. Аммосова по заявлению жены Р. И. Цугель. На основе заключения этой комиссии Военная коллегия Верховного суда СИР по вновь открывшимся обстоятельствам, за отсутствием состава преступления, полностью реабилитировала М. К. Аммосова 28 апреля года¹².

    С того времени, как невиновность М. К. Аммосова была доказана Верховным судом, прошло более сорока лет. Его имя не могли забыть, не упоминать даже в годы жесточайших репрессий, как бы к тому ни стремилось высшее руководство. Помнят, уважают и чтят Максима Кировича Аммосова и в наши дни. Несмотря на глубокие изменения в политических взглядах и системе духовных ценностей общества, многие идеи Аммосова актуальны и сегодня. Его работы представляют большой интерес, поражая своеобразием и обоснованностью, соответствием общественно-политической обстановке Якутии в 20-30 годы, своеобразным условиям Казахстана и Киргизии в 1932-1937 гг.

    Максим Кирович оставил яркий след в истории Якутии. Н. М. Ярославский метко схватил самое главное, самое характерное в личности М. К. Аммосова и выразил его в слове «яркий». Действительно, Максим Кирович был ярким по натуре и по живому облику, был ярким в словах и мыслях, был ярким во всей своей политической и государственной деятельности. Его судьба сложна и трагична, деятельность многогранна. Его имя - одно из самых известных и значимых в Республике Саха (Якутия) и по той причине, что Аммосов противостоял сталинским репрессиям, беззаконию и сдерживал террор, насколько это было возможно в тех условиях. Репрессии явились одной из величайших трагедий в нашей истории. Жизнь Максима Кировича, подобно жизням других без вины виноватых, была жестоко оборвана в одной из многочисленных тюрем, и до сих пор неизвестно, где его могила. По своей бесчеловечности репрессии не уступали войнам. Но цель любой войны - уничтожить врага. А сталинский террор ставил своей целью убить честь, ум и совесть собственного государства ради установления единоличной диктатуры. Невольно возникает вопрос, а что было бы, как бы развивалась страна, если бы удалось избежать репрессий? Ведь Аммосов в своем противостоянии репрессиям был далеко не одинок. Однако на этот вопрос очень трудно дать конкретный ответ. Можно только констатировать факт того, что слишком много ярких, талантливых личностей унесли годы сталинского террора. Для нашего поколения репрессии - это жестокий урок прошлого, которому нельзя вновь повториться.

                                                                     ЛИТЕРАТУРА

   1. См.: Ласков И. А. А была ли провокация? // Молодежь Якутии, 1993, 4 июля. С. 10; 11 июля. С. 10.

    2. См.: Алексеев Е. Е. Идеологические догмы тоталитарного режима. // Республики в составе Российской федерации: государственность и политика / Отв. ред. П. С. Максимов. Якутск, 1993. С. 94-101.

    3. История Якутской АССР. Т. 3, 1963. С 117.

    4. Реабилитация: Политические процессы 30-50-х годов 1991. С 138.

    5. См.: Иванов В. Н. Пересечение исторических судеб: народы, люди. Якутск, 1995. С. 161-162.

    6. См. об этом: Николаев И. И. Ушницкий И. П. Центрально дело (Хроника сталинских репрессий в Якутии). Якутск, 1990. С. 81.

    7. Там же. С. 71.

    8. Алексеев Е. Е. Обреченные (По поводу статей И. Ласкова о М. К. Аммосове и П. А. Ойунском). Намцы, 1993. С. 14.

    9. Там же. С. 38.

    10. См.: Николаев И. И, Ушницкий И. П. Указ. соч . С. 69.

    11 См.: Там же. С. 76.

    12. См.: Алексеев Е. Е. Обреченные. С 80, 87.

    /Аммосов и современность. Материалы научно-практической конференции, посвященной 100-летию со дня рождения М. К. Аммосова (г. Нерюнгри, 23 декабря 1997 г.). Якутск. 1998. С. 68-70./

    П. И. Докторов

                                  П. А. ОЙУНСКИЙ  КАК  РЕВОЛЮЦИОНЕР И БОРЕЦ

                                              ЗА  НОВУЮ  ЖИЗНЬ  НАРОДА  САХА

    ...Кипучая и разносторонняя деятельность П. А. Ойунского проходила в трудных условиях. Из-за сталинских репрессий он жил и работал недолго, но много сделал для родного народа.

    Нашлись люди, которые пытаются осквернить честное имя Платона Алексеевича Ойунского, революционера, одного из организаторов Советской власти в Якутии, коммуниста-ленинца, крупного государственного и общественного деятеля, талантливого писателя и ученого. Общественность республики правильно выступила против этих безнравственных попыток и решительно осудила их¹⁷. Наша задача — сберечь, сохранить и оставить его доброе имя грядущему поколению.

                                                                        ПРИМЕЧАНИЯ

    ¹⁷ Ласков И. Драма поэта // Молодежь Якутии. — 1993. — 9, 16, 23 июля; Ойуунускайы тыытымаҥ // Кыым. — 1993. — От ыйын 31 күнэ; Винокуров Семен. Холуннарыы // Кыым. — 1993. — От ыйын 31 күнэ; Правление СП по поводу публикаций «Драма поэта» // Якутия. — 1993. — 31 июля; Тобуроков Н. Кто он, Платон Ойунский // Советы Якутии. — 1993. — 21 авг.; Алексеев Е. Обреченные (по поводу статей И. Ласкова о М. К. Аммосове и П. Ойунском) // Советы Якутии. — 1993. — 3, 4, 8, 9 сент.; Алексеев Е. Е. Обреченные (по поводу статей И. Ласкова о М. К. Аммосове и П. А. Ойунском). — Намцы: Ситим, 1993.

    /П. А. Ойунский: взгляд через годы. Сборник научных статей. Новосибирск. 1998. С. 44-45./

                                                                   ***************

    Т. С. Иванова

                                                     ДОКУМЕНТЫ АРХИВА  ФСБ(Я)

                             КАК  ИСТОРИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК О РЕПРЕССИЯХ 30-х гг.

                                                        (ДЕЛО П. А. ОЙУНСКОГО)

    ...В публикациях, раскрывающих общую картину репрессий в Якутии, делаются попытки выявить личную вину арестованных, которые давали показания на участников так называемой антисоветской буржуазно-националистической или троцкистской организациии¹...

    Такое объяснение причин репрессий неверно – при рассмотрении исторических событий надо учитывать главнейшую роль объективных факторов перед субъективными...

---------------

    ¹ Ласков И.  Была ли провокация? // Молодежь Якутии. – 1993. – 4, 11, 23 июня; Он же. Драма поэта. // Там же. – 9, 16, 23 июля.

    /П. А. Ойунский: взгляд через годы. Сборник научных статей. Новосибирск. 1998. С. 46, 49, 52./

    В. И. Пестерев

                            ОБ ОБВИНЕНИИ НКВД ЯАССР П. А. СЛЕПЦОВА-ОЙУНСКОГО

                       В КОНТРРЕВОЛЮЦИОННОЙ И АНТИСОВЕТСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

    Биографии людей, имена которых принадлежат человечеству, всегда привлекают внимание общества. Отсюда понятен повышенный социальный интерес к различным фактам и обстоятельствам их жизни. Но, как известно, факты могут и подаваться, и интерпретироваться по-разному — в зависимости от позиции, добросовестности, осведомленности, а то и просто памяти человека, эти факты сообщающего. А став известны, факты влияют на общественную оценку личности и вызывают резонанс, который тем сильнее, чем значительнее личность, ее роль в истории своего народа, страны, человечества. Поэтому к исследованию жизни выдающихся деятелей надо приступать с ясной головой и чистыми помыслами, то есть исследователь должен быть предельно внимателен и объективен. Только путем глубокого комплексного анализа выявленных источников, сопоставления известных и не известных доселе фактов в их сложной взаимосвязи с общественными законами и требованиями морали, действовавшими в тот исторический период, мы можем оценить их поступки. Односторонний подход при оценке действий таких лиц, без учета негативной и положительной роли исторической ситуации приводит к искажению нашего восприятия. Лишь объективное осмысление всех условий и обстоятельств может позволить нам оценивать поступки людей, чьи имена навсегда вошли в историю человечества.

    Значительный резонанс у общественности нашей республики вызвали «правдивые» публикации И. А. Ласкова, основанные на архивных материалах Министерства безопасности Республики Саха (Якутия). Опираясь на подлинные протоколы допросов П. А. Ойунского, подписанные им самим, автор приходит к выводу о добровольности дачи показаний, о предательстве обвиняемого и сотрудничестве его с репрессивными сталинскими органами. К сожалению, кажущаяся документальность изложения материалов ввела в заблуждение многих читателей газеты «Молодежь Якутии». Поверхностный анализ, проведенный автором без комплексного подхода к изучаемой проблеме, исказил историческую правду и сыграл отрицательную роль при изложении выявленных фактов.

    Нами изучено более 300 следственных материалов 1920-1945 гг., хранящихся в архивах Министерства безопасности и МВД Республики Саха (Якутия), заведенных репрессивными органами в разные годы на «заговорщиков», «контрреволюционеров», «врагов народа», «паникеров», «националистов», в том числе и следственное дело № 2148 в шести томах по обвинению П. А. Ойунского.

    В условиях сталинского геноцида даже честные, мужественные люди оказались заложниками власти. И эта же власть их обрекла на гибель. Атмосфера террора, беспредела и беззакония 30-х гг. развязывала руки сталинским следователям, выполняющим злую волю диктатора. К арестованным, в целях получения нужных показаний, применялись меры физического воздействия, шантаж, провокации и обман. Им внушали, что вымышленные показания о существовании антисоветских организаций нужны в интересах партии и государства для разоблачения происков мирового империализма. О нравах якутской следственной тюрьмы НКВД рассказали сами арестованные в 1939 г. следователи и другие сотрудники Якутского НКВД А. Я. Вилинов, Ю. П. Мавленко, И. Д. Петров, З. Н. Беляев, И. А. Дорофеев и др., осужденные за нарушение революционной законности, что явилось результатом замены палачей Ежова палачами Берии. В их показаниях подробно описаны методы ведения допросов арестованных «врагов народа». Нет ничего удивительного в том, что большинство арестованных под пытками вынужденно признавались в антисоветской деятельности, клевеща на себя, на своих знакомых. Выдерживали лишь единицы из миллионов, хотя исход независимо от признания был предопределен. Ойунский не стал исключением. Такова жестокая логика трагедии советского народа, попавшего в тиски сталинского геноцида.

    Тщательный анализ списка лиц, названных Ойунским следователям НКВД, показывает, что он ни на кого не донес, никого по его показаниям не арестовали. Многое написано под диктовку, о чем свидетельствуют показания других подследственных НКВД. Все его признания — вынужденный самооговор. Из перечисленных им в качестве членов контрреволюционного общества М. К. Аммосов, X. П. Шараборин, С. Н. Донской уже были расстреляны. Что касается «Якутского контрреволюционного центра и его Намского и Таттинского филиалов», то это дело было сфабриковано бдительными сотрудниками Алданского сектора Якутского НКВД Вилиновым, Мавленко и Ивановым еще до ареста Ойунского с помощью обычных для них методов — пыток и избиений, что подтверждается показаниями их самих и арестованных. К аресту первого секретаря Якутского обкома ВКП(б) П. М. Певзняка и осужденных с ним 25 ответственных работников Якутского обкома, руководителей-хозяйственников, показания П. А. Ойунского никакого отношения не имеют и никакой роли при их обвинении не сыграли.

    Исходя из анализа следственного дела П. А. Ойунского и других арестованных можно сделать вывод о необоснованности обвинения И. А. Ласковым П. А. Слепцова-Ойунского в предательстве и сотрудничестве с органами НКВД.

    /П. А. Ойунский: взгляд через годы. Сборник научных статей. Новосибирск. 1998. С. 57-59./

                                                                             «Я - МАМОНТ,

                                                                ШЕРСТЬ МОЯ РЫЖА,

                                                                                               ИДУ,

                                                             ОТ ХОЛОДА ДРОЖА...»

    Сегодня наша литературная страница посвящается памяти белорусского писателя, философа Ивана Ласкова, жившего и творившего свои произведении в Якутии. 28 июня исполнилось пять лет после его смерти. В Якутске, после его статьи «Драма поэта», посвященной П. А. Ойунскому, его окрестили «писателем средней руки». В Белоруссии его имя теперь также свято, как для нас — имя Ойунского.

    Мы предлагаем вашему вниманию воспоминания его друзей-литераторов.

    Любовь Филимонова

                                                                         ЕГО ГОЛОС...

    «Когда Ваня Ласков, тогда еще студент Литинститута, торжественным басом читал со сцены в далеком сибирском городке Салехарде, народ в зале затихал, прерывались разговоры, люди начинали всматриваться в шупловатого, невысокого парня в очках, которому, казалось, так не соответствовал такой громкий, уверенный, могучий голос. Да и что это он такое там говорит? Кажется, действительно что-то необычайное.

    Ванечка, - а иначе мы его не звали - был нашей, что называется, «ударной силой» на всех концертах. И когда в зале было шумно, и когда мы не могли справиться с аудиторией, и когда нас принимали не очень хорошо, и когда нужно было перекричать шум парохода - выручал Ванечкин голос. Да и не только голос - его стихи: яркие, оригинальные...

    На каникулы Ванечка обычно не ездил, как другие, домой, - он был детдомовский, и поэтому такие странствия летом для него были обычными.

    Он был немного старше своих однокурсников (до этого уже окончил химфак, поработал на производстве), имел какой-то жизненный опыт. А чего не имел Иван, так это комплексов. Хоть на супермена он не походил, - ростом не вышел, - все же, когда влюбился в красавицу Валю Гаврильеву из Якутии, он «добыл» ее, опередив в этом рыцарском турнире многих своих соперников.

    На последнем курсе у них родился сын, и вскоре они уехали в Якутск, Когда он после окончания института приехал в Минск в поисках работы и квартиры и обратился в Союз писателей, там ему ответили: «У нас тут и «члены» не имеют квартиры и работы, а вы хотите, чтобы мы всяким начинающим помогали». Неизвестно, что с ними было бы, если бы не Якутск, который встретил их более приветливо.

    Помнится, приехал Иван Ласков на один из писательских съездов. И во время традиционных споров, «разборок» в буфетных кулуарах, когда одни группы в горячке обвиняли других бог знает в каких грехах, он, слушая нас, внезапно мечтательно закрыл глаза и сказал: «Каждый раз, когда приезжаю сюда, к своим, - как будто припадаю к чистому роднику...» Все вокруг умолкли, с недоверием посматривая на Ивана: не издевается ли?.. А он смотрел на нас серьезно и снисходительно. Тогда один из аксакалов, немного неуверенно, с сомнением в голосе, проговорил: «Надо же, неужели он действительно где-то здесь родник рассмотрел?..»

    Светлана Климкович

                                                        ПИСЬМА ИВАНА ЛАСКОВА

    Заброшенный судьбой в Якутию, Ласков давал пример такого искреннего служения белорусской идее, которым мало кто может похвалиться, живя здесь. Поэт, прозаик, критик, он в последние годы больше времени и сил отдавал историческим исследованиям Его гипотеза о финно-угорском происхождении летописной Литвы - настоящее научное открытие, результат оригинального, нестандартного мышления.

    С докладом на эту тему Ласков должен был ехать в Хельсинки, на международный конгресс финно-угорских народов. Не успел... Не успел он закончить два романа и пьесу, собрать в архивах КГБ сведения про всех белорусов жертв сталинских репрессий в Якутии. Но успел закончить и передать в Белоруссию, в издательство «Мастацкая літаратура», главный труд своей жизни - книгу про летописную Литву.

    У гипотезы Ласкова были приверженцы и противники. Однако пока оспаривание идет только в частных разговорах. Нет ни одной публикации, которая бы эту гипотезу обоснованно опровергала. Ласков ждал научной дискуссии, она не состоялась. «У каждого нашего ученого - своя делянка», - печально шутил он.

    «Прошу прощения за длительное молчание. - писал мне Ласков, - я с января – безработный. А безработный, оказывается, имеет значительно меньше времени. Хватаешься за то, за сё. Читаю почти что задаром лекции в местном университете по русской литературе начала XX века: Блок, Бунин, Гумилев, Ахматова, Пастернак и т. д. Пишу еженедельно для газеты...»

    И вот последнее письмо от 12 июня, которое заканчивается словами «Более подробно после...» Как горько, что этот «после» не будет!

   «...Этими днями я мною работаю со следственными делами КГБ, пользуюсь любезностью ранее недоступных дядей. Хочу написать для белорусской печати про репрессированных в Якутии земляков. Но скоро меня из КГБ вгонят, ибо человек, который мне помогает, идет на пенсию...»

    1 мая 1991 г.

    «Я уже целиком убежден в правильности моей гипотезы. Тем и живу посреди невзгод последнею времени. Есть предчувствие, что недаром живу.

    Днями на Лене будет ледоход снова примусь за карасей. Теперь уже не столько для забавы, сколько для экономии средств (в магазинах минтай стоит 527 руб. кг)».

    15 мая 1993 г.

    «Наверное, Алесь Барковский передал Вам мое письмо? Он вылетел из Якутска 4 ноября, взяв рукопись моей книги. Известий от нею пока не имею. Знаю один человек мне написал, что Алесь на радио на всю Беларусь рассказывал, как мне здесь плохо живется. Не знаю, нужно ли было. Не люблю жаловаться, ибо нам ли, кто пережил послевоенное время, впадать в отчаянье? Кстати, дела мои улучшились. Нашел место в детском журнале. Редактор - мой давнишний знакомый, у нас с ним понимание Заработок в месяц 150 тысяч, еще получаю в университете 50 тысяч. Правда, сегодняшняя тысяча - как прежний рубль. Ну, то на 200 рублей можно было жить Потихоньку вылезаем из ямы».

   15 декабря 1993 г.

    Михась Тычына

                                                         О ПОЛЬЗЕ ЛЮБИТЕЛЬСТВА

    Поколение Ивана Ласкова жило во время, когда между официальными литераторами и свободными творцами, между академической наукой и самоучками-изобретателями лежала пропасть. Сколько гениальных открытий легло «под сукно» только потому, что авторы этих открытий не принадлежали к касте ученых, где господствовал клановый интерес!

    Призванные защищать свободу творческого самопроявления личности, профессиональные союзы постепенно превратились в закрытые самодовлеющие системы, которые со временем деградировали и депрофессионализировались. Зловещий миг этого процесса отметил еще Кузьма Чорный, 5 октября 1944 года, незадолго до кончины, он с печалью в душе подводил результаты массового прихода в литературу «ударников от станка и сохи»: «В Беларуси осталось семь писателей белорусских, а членов Союза писателей Белоруссии свыше сотни (в наше время - свыше четырех сотен - М. Т.)... Если бы все они бросили писать свою халтуру, стали строителями, портными, кузнецами, земледельцами или научились и стали учителями, они могли бы дать пользу республике. Белорусской интеллигенции, пожалуй, уже нет, а эти носят ее имя и стирают из нашей жизни белорусский характер».

    Иван Ласков и другие «семидесятники», которые шли в литературу по отдельности и гурьбой, выявляли большущие творческие потенции поколения, что родились в сороковые - военные - послевоенные годы.

                                                     І я жывы - жывенькі я, хаця

                                                     Была карычневая смерць так блізка,

                                                     Так абдзімала на зары жыцця, -

                                                     Аж калацілася аб столь калыска.

    В этом тавтологическом повторе «я жывы - жывенькі я», и в вынесенном в конце строки и выделенном рифмою вероятным «хаця», и в апокалиптическом образе люльки, которую бросало взрывной волной почти под потолок, прорывается острая боль души человека, который вообще не имел привычки жаловаться. Чувства искали выход и Ласков довольно долго и мучительно, методом «проб и ошибок», шел по пути к самому себе настоящему».

    Алесь Барковский

    Алесь Карлюкевич

                         БЕЛОРУССКИЙ ДЕЯТЕЛЬ ВОЗРОЖДЕНИЯ ИЗ ЯКУТСКА

                                                         Памяти Ивана Ласкова

    Сам Ласков рассказывал, что настоящая его фамилия - Ласковый. Но (писать стихи начал еще в детстве) ему было стыдно так подписывать свои стихотворения, поэтому и стал Ласков. А при получении паспорта это закрепилось.

    Привела его на Север жена, «однокашница» по Литинституту, тоже писательница, якутский прозаик Валентина Гаврильева На белорусском языке в 1981 году вышла ее книжка «У краіне Уот –Джулустана» в переводе С. Михальчука.

    Начало творческой дороги, первые шаги в литературу связаны с русской поэзией. В 1966 г. в Минске вышла книга стихов Ласкова «Стихия». Еще через три года – «Белое небо».

    И вот вдруг (так ли уж и вдруг?!) Ласков издает третью вообще и первую книжку стихов на белорусском «Кружное лето» (увидела свет в 1973 г.).

    Отдельная страница творческой биографии Ивана Ласкова - поэма «Кульга», два раза написанная и два раза изданная. На белорусском увидела свет отдельным изданием в 1985 г. На русском вышла также отдельной книгой в 1975 году в Якутске – «Хромец».

                                                     Ці рэйкі слухаю я, ці кугу –

                                                     Гняце мяне трывога не пустая:

                                                     Са школьнай парты думка пра Кульгу

                                                     З абдымкаў-абцугоў не выпускае.

                                                     О, чалавек забіты ні за грош,

                                                     Ні за свае і ні за продкаў віны –

                                                     Згніе пятля пераржавее нож,

                                                     І спрахне той, хто карыстаўся імі.

    Так начинается поэма «Культа», в которой со всей суровостью и духовной непримиримостью автор начинает битву. И не столько с тенью Тимура Хромого - Тамерлана, сколько с тиранами и диктаторами всех эпох и народов.

    Неудивительно, что поэму заметили в первую очередь антисталинисты. В том числе - русские поэты Преловский, Евтушенко и другие писатели. Была и такая старенькая лагерница - Берта Александровна Невская. Возможно, по той причине, что «сидела» в колымском лагере, имела приверженность к якутской литературе. Писала рецензии на книги якутов, что выходили в Москве. Прочитав «Хромца» (русский вариант «Кульгі»), Берта Александровна занялась распространением книги среди своих товарищей по репрессиям. А Сталина Невская начала сразу называть Тамерланом.

    Иван Ласков на примере Тамерлана раскрыл типологию тиранства. В каждом разделе произведения есть стержень, вокруг которого собраны факты, детали, отметины, что работают на главную идею Тамерлан не одинок. Хромец Тимур в ряду ему подобных. Были же еще Гитлер, Сталин... Тамерлана восхваляют придворные поэты, как, между прочим, и Сталина. И восхваляли поэты первого ряда, поэты-классики. Тамерлан вводит в своем государстве отлаженную систему доносов и репрессий. Вновь предоставим слово писателю: «...каждый тиран мечтает о вечной славе и каждого тирана развенчивают. И в то же время у каждого тирана остаются приверженцы, что добиваются и через века моральной реабилитации преступника Отсюда и, неогитлеризм, и неотамерланизм, что имеет место в Узбекистане, и неосталинизм - до него мы, может, еще доживем. И я считаю, что моя поэма еще не раз пригодится людям в их борьбе против тиранов».

    «И. Ласков, в то время (1990 г.) заведующий отделом критики журнала «Полярная звезда», полтора месяца изучал в архивах КГБ документы следственного дела П. А. Ойунского. В результате этого исследования появился журнальный вариант статей, посвященных последним месяцам жизни Ойунского. Однако работа не вышла в свет. Статьи его, во многом противоречащие официально принятой точке зрения, читатель не увидел, зато в газетах «Эдер коммунист» и «Кыым» были опубликованы объемные материалы, авторы которых заклеймили позором И. Ласкова. Вполне в духе социалистической критики : «Вы, дорогие читатели, этой работы никогда не прочтете, но свято верьте нам на слово, что сие исследование является архисложным и архивредным» («МЯ», 6 августа 1993 г.).

    Иван Ласков был «сокращен» с работы. Что такое быть безработным? Якутск - самый дорогой для проживания город. На руках двое детей - Андрей и Максим. Ласков договорился приносить статьи в газету «Молодежь Якутии». Это единственная газета, которая взялась его печатать. Там стали появляться статьи о репрессированных белорусах. 9 июля 1993 года была опубликована статья «Драма поэта», посвященная Ойунскому...

    «В материалах И. Ласкова речь идет об испытаниях, выпавших на долю Ойунского, которые он, к большому сожалению, не выдержал». («МЯ» 06.08.93 г.).

    Наверное, не было газеты, которая не публиковала гневных писем. Началась настоящая травля писателя Ласкову запретили что-то говорить в свою защиту. Начались угрозы по телефону и на улице. Больше его никто не публиковал. В библиотеке старались не давать ему книг - нет и все.

    Как-то при встрече он говорил: «Я все же химик. Сейчас разрабатываю способ получения канифоли из кедровой щепы и ею завалю Беларусь».

    Иван Ласков - из когорты деятельных, требовательных белорусов. Как раз таких сегодня не хватает. Как раз такими людьми сегодня должно подпитываться Возрождение. Но жизненные обстоятельства намного сильнее, чем сама только идея возвращения Беларуси на ...Беларусь».

    Страницу подготовила

    Варвара Данилова

    /Эхо столицы. Якутск. 30 июля 1999. С. 1, 18./