Мойша /Майкл, Mike/ Давидов /Davidov,
Дэвидов, Дэвидоу, Давидоу/ - род. в 1913 г. в еврейской семье выходцев из уездного города Волковыска
Гродненской губернии Российской империи. Сейчас Волковыск (Ваўкавыск) центр Волковысского района в
Гродненской области Республики Беларусь. Затем его родители, фотограф и швея,
эмигрировали в США. Во время ІІ-й Мировой войны Майкл служил в армии США,
участвовал в боях за Окинаву. После войны занялся литературным трудом. Одна из
его пьес, «Долгая жизнь», даже получила первую премию на национальном конкурсе
в США. В 70-х гг. ХХ ст. он нашел для
себя теплое местечко и стал постоянным корреспондентом газеты американских
коммунистов Daily world в Москве. Много ездил по СССР и писал хвалебные
репортажи в стиле а la Брежнев, но при этом оставался гражданином загнивающих
Соединенных Штатов Америки.
Журналисты, левые силы России простились вчера со старейшим сотрудником американской коммунистической печати Майклом Дэвидоу, который похоронен на Троекуровском кладбище Москвы. «Он очень любил Россию, о которой писал всю свою жизнь, - заявил вчера декан факультета журналистики Московского Государственного университета имени Ломоносова Ясен Засурский. Несмотря на то, что Майкл Дэвидоу писал о ней «с позиций своих коммунистических убеждений», он заслуживает, по мнению профессора, «самого глубокого уважения».
/Независимая газета: 10. 09. 1996. Майкл Дэвидоу похоронен
в Москве./
Литература:
Mike Davidov. Cities without crisis. New York. 1976.
Майкл Дэвидов. Города без кризисов. Москва. 1978.
Майк Давидоу.
Московский дневник.
Москва. 1980.
Майкл Давидоу. Третье советское поколение. Москва. 1984.
Майкл Давидоу. Третье советское поколение. Москва. 1985.
Майк Дэвидов. Демократия на деле и демократия на словах.
Москва. 1984.
Майкл Дэвидоу. Камо грядеши РУСЬ?.. Заметки американского
публициста о перестройке. Москва. 1993.
Загалия Тамагоча,
Койданава
Глава ІІІ
НАУКА И СОЦИАЛИЗМ
Наука в средней школе
Хочу напомнить, что десятки тысяч студентов в США своим образованием
обязаны советскому спутнику и Юрию Гагарину — первому человеку, покорившему
космос. Парадоксально? Ничуть нет!
В течение долгих лет американская печать рисовала родину социализма как
страну отсталых землепашцев и ограниченных, унифицированных умов. Как вдруг,
подобно комете, арену истории озарили первый советский спутник и космический корабль
с Гагариным на борту. В те дни, когда на весь мир прогремели слова «Советский
человек в космосе», я работал на швейной фабрике. «Русская коммунистическая
пропаганда», — прокомментировал сообщение наш хозяин. Не скрою, многие из тех,
кто работал тогда рядом со мной, думали так же, как он. Однако постепенно эта
историческая реальность проникла в сознание американцев. Эпохальный полет
Гагарина разрушил миф об отсталости Советского Союза. Представители просвещения
вынуждены были признать, что неграмотная в недалеком прошлом страна качественно
превзошла ведущую страну капитализма в области образования, и особенно
преподавания таких наук, как физика и математика. И этого добились в стране, в
которой во время войны было разрушено более 80 тысяч школ.
Пережитое американцами потрясение имело исключительно благотворные
последствия. Впервые конгресс, президент страны и деятели просвещения и
образования поняли, что американской науке (а следовательно, и общественной
системе) брошен вызов.
Идея мирного соревнования, к которому давно призывал Советский Союз,
получила новый стимул. Дальнейшие события уже принадлежат истории. Конгресс
принял законы, по которым были выделены средства на бесплатное обучение и
поощрительные стипендии, а также тысячам молодых людей из семей среднего и
низкого достатка предоставлены кредиты на оплату образования в вузах.
Сейчас администрация Рейгана пытается повернуть историю вспять — к
догагаринской эре. Двери американских высших учебных заведений снова закрылись
для сотен тысяч молодых людей, особенно представителей негритянского населения
и выходцев из Латинской Америки. Гонка вооружений, оцениваемая гигантской
суммой в 1,6 триллиона долларов, отметает возможность мирного соревнования в
области просвещения и образования.
В Советском Союзе высшие учебные заведения открыты для молодых людей,
представляющих национальные меньшинства, многие из которых до Октябрьской
революции даже не имели своей письменности. Они пользуются в социалистическом
обществе определенными привилегиями, в частности преимущественным правом
поступления в различные учебные заведения.
В Академгородке я посетил школу-интернат для учащихся, проявивших особые
способности в математике, физике и химии. Несколько слов о характере такой
школы. Учащиеся отбираются в школу на олимпиадах (какое прекрасное название
выбрано для соревнований в знаниях по естественным наукам!). Такие олимпиады
проводятся в масштабах школы, района, области, края, республики, а затем и
всего Советского Союза. В школе-интернате в Академгородке обучаются 550
школьников 26 различных национальностей в возрасте от 14 до 17 лет. Примерно 70
процентов из них прибыли из небольших городов и поселков Сибири, Дальнего
Востока, Средней Азии. Школьники находятся на полном пансионе, а занятия с ними
ведут видные ученые.
Когда я вошел в класс, ребята писали контрольную работу по физике.
Несмотря на то, что это был последний день занятий перед каникулами, школьники
работали сосредоточенно.
Сопровождавший меня 34-летний Владимир Харитонов — заместитель директора
школы — не увидел в этом ничего необычного. Владимир сам когда-то сидел здесь
за партой. Уроженец Красноярска, сибиряк, он был в составе первой группы
школьников, отобранных для школы-интерната. Затем поступил в Новосибирский
университет, после окончания которого работает в школе. Харитонов показал мне
вопросы, предложенные учащимся. Я своим глазам не поверил — вопросы были на
уровне американских университетских экзаменов. Каждый школьник мог выбрать
вопрос. Преподаватель обходил класс, подсаживаясь то к одному, то к другому
ученику, и тот шепотом объяснял ему логику ответа. Это скорее напоминало
непринужденную беседу, чем контрольную работу.
Мне захотелось поговорить с ребятами. Харитонов не возражал. Он
пригласил на беседу тех, кто уже закончил работу.
Первой была Таня Куприянова — девушка 16 лет.
— Что же вы получили за контрольную работу? — спросил я. Она расплылась
в улыбке, и я понял, что этот вопрос можно было и не задавать — конечно же,
пять.
Таня приехала из небольшого поселка в Якутской Автономной Советской
Социалистической Республике, на Крайнем Севере, где зимой температура 50
градусов ниже нуля считается нормальной. С сильной, стройной фигурой, Таня
внешне была поразительно похожа на эскимосов с Аляски и даже на коренных
жителей Америки — индейцев. И все-таки во всем остальном она была очень
русской. По-русски она говорила безупречно. Конечно, она столь же безупречно
владела своим родным языком — якутским.
— Расскажите, пожалуйста, о себе, о вашей семье, — попросил я Таню. —
Как вы попали сюда? Каковы ваши планы на будущее?
— Мои родители работают в совхозе. В семье семеро детей. Я самая
младшая.
Таня рассказала мне также о своих успехах на математической олимпиаде в
ее родном крае, о приеме в школу-интернат, о своем увлечении антропологией.
— Мне хочется изучать историю древних народов, особенно моего родного
якутского, а также историю американских индейцев. Существует научная гипотеза,
что индейцы переселились в Америку из Азии. Возможно, мы, якуты, одного с ними происхождения.
— Знаете ли вы что-нибудь о сегодняшней жизни американских индейцев? —
спросил я.
— Знаю, что их жизнь в вашей стране нельзя назвать счастливой.
Она замолчала, озабоченная тем, не обидела ли меня. И с облегчением вздохнула,
когда я кивнул ей в знак согласия.
— Ваша страна так богата, и все-таки вы так плохо относитесь к индейцам,
— добавила Таня.
— А как относятся к вашему народу в СССР? — спросил я.
— Вы сами можете убедиться, что как и ко всем остальным. До революции у
нас не было даже своей письменности. А теперь в Якутии создан филиал Сибирского
отделения Академии наук СССР. И я сама надеюсь когда-нибудь работать в нем.
Второй контрольную работу закончила пятнадцатилетняя Вера Новикова с
Камчатки — одного из самых отдаленных районов Советского Союза. Блондинка, с
характерными славянскими чертами, Вера горела нетерпением поговорить со мной
по-английски. Она говорила, спотыкаясь, с сильным русским акцентом, опуская
артикли, временами переходила на свой родной язык. Однако в целом она успешно
выполнила это упражнение в английском языке и безусловно заслужила высший балл
за решительность.
— Я приехала сюда после победы на нашей олимпиаде, — начала она
рассказывать о себе. — В первые дни мне было одиноко. Даже хотелось вернуться
домой на Камчатку. Теперь я рада, что тогда выдержала. Мне здесь очень, очень,
очень...
Вера пыталась найти нужное английское слово. «Нравится», — подсказал я
ей. Ее детское лицо озарилось радостью.
— Нравится, очень нравится, — повторила она. — Не только потому, что у
нас хорошие учителя, а потому, что наши учителя — прекрасные люди. Я могу
доверить им все, посоветоваться о чем угодно.
Вера не собирается поступать в Новосибирский университет. Она призналась
мне, что хочет стать хирургом.
— Но ведь вы учитесь в математической школе. Будете ли вы готовы к
экзаменам в медицинский? — спросил я.
— Мне всегда помогут, — ответила Вера, посмотрев на Харитонова.
— Да, наша главная задача — помочь учащимся найти свое место в жизни, —
сказал он.
/Майкл
Давидоу. Третье советское поколение.
/Third Soviet Generation/ Москва. 1984. С. 54-58./
МИНСК - ГОРОД ПУШИСТЫХ ТОПОЛЕЙ
Когда наш московский поезд приближался к Минску, мимо окон вагонов,
покачивая ветвями при порывах осеннего ветра, мелькали стройные березы и
развесистые тополя. Они напоминали гибкий бамбук, который я видел в героическом
Вьетнаме в 1970 г. Стройные белорусские березы столь же молоды, как восставший
из пепла Минск, как сотни заново отстроенных городов и сел Белоруссии. Только
палачи, разрушившие города и уничтожившие деревья в городах Белоруссии и
Вьетнама, назывались по-разному.
Заново рожденный Минск — это незабываемое горе и бесконечная радость. О
чем бы нам ни рассказывали в Белоруссии — о строительстве новых промышленных
комплексов или комфортабельных жилых массивов, о постройке новых школ или о
спортивных сооружениях, — всегда подчеркивалось, что все это является
памятником тем, кто героически погиб в суровые годы войны. В течение полувека
Минск, как и вся Белоруссия, дважды подвергся почти полному разрушению. Как
пограничная зона, Белоруссия стала жертвой двукратного вторжения германских
войск: в 1914 и 1941 гг.
Вспоминая военные годы, советский народ с особой болью и с особой
гордостью говорит о Минске и всей Белоруссии. Статистика этого страшного
времени потрясает: 2 млн. 360 тыс. убитых (1/4 всего
населения Белоруссии); 380 тыс. угнаны в Германию; 209 городов и 720 деревень —
80% всей территории Белоруссии — сожжены дотла. Чтобы осознать размеры этих
потерь и разрушений, американец должен себе представить, что сталось бы с
Америкой, если бы она потеряла 50 млн. человек убитыми и если бы вся ее
территория, за исключением Восточного побережья, подверглась опустошению.
Белорусский народ — мужчины, женщины и дети — все сражались с фашистами, из них
в рядах Советской Армии — 1 млн. 100 тыс. человек, в партизанских отрядах — 375
тыс., в подпольных организациях — 70 тыс. человек. На оккупированной фашистами
территории Белоруссии нелегально выпускались 162 газеты.
Ветераны партизанского движения с теплотой отзывались о еврейских
товарищах, многие из которых стояли во главе отрядов Сопротивления. Мария
Осипова рассказывала, как партизаны, помогая евреям, снабжали их фальшивыми
паспортами, укрывали детей, перевозили целые семьи в безопасные места. Находясь
в подполье, коммунистическая партия создала специальный отряд, который
возглавили братья Фельдман. Они оказывали помощь советским евреям, сгоняемым
фашистами в еврейские гетто.
После встречи с партизанами Минска, я отправился в Хатынь, белорусскую
Лидице. Деревня Хатынь — памятник жертвам фашизма в Белоруссии, живой укор
зверствам палачей. Приближаясь к Хатыни, мы услышали протяжный перезвон 26
колоколов, которые словно говорили миру: «Никогда не забывайте того, что здесь
произошло». Каждый колокол установлен на том самом месте, где в мирное время
стоял дом и жила семья. 22 марта 1943 года фашисты согнали в амбар 152 жителя
деревни, из них 76 детей, а остальные — женщины и старики. Тех, кто пытался
выбежать из амбара, расстреливали на месте, но троим чудом удалось спастись.
Это Юзеф Каминский, 56 лет, который в настоящее время живет недалеко от Хатыни,
и два мальчика. Теперь на этом месте возвышается огромная фигура старика с
горящими обвиняющими глазами, на чьих вытянутых руках распласталось безжизненное
тело мальчика. Глядя на этот монумент, я будто вновь услышал страшный рассказ
Каминского.
В Белоруссии 135 таких хатыней. Урны, наполненные землей этих деревень,
хранятся в Хатыни, олицетворяя собой могилы. Рядом три молодые березки и вечный
огонь. Березы — символ жизни, а огонь — память о погибших. Здесь же огромная
мемориальная стена с названиями 260 концентрационных лагерей, находившихся на
территории Белоруссии. Каждая табличка с названием концлагеря вмонтирована в
узкую нишу. На табличке указано местоположение лагеря и количество жертв.
Список погибших в каждом из городов: Могилев — 40 тыс., Гродно — 25 тыс., Брест
— 27 тыс., Минск — 20 тыс., Полоцк — 50 тыс., Слуцк — 14 тыс., Орша — 10 тыс.,
Гомель — 100 тыс. Вдруг я увидел название, которое не
раз с тоской произносили мои родители: Волковыск, моя родина, место, где жили
мои предки. 20 тыс.
людей погибло в концентрационном лагере Волковыска.
Мы подошли к надписи, обращенной ко
всему миру: «Люди доброй воли, помните! Мы любили нашу родину и вас, дорогие
люди. Нас заживо сожгли. Мы обращаемся к вам: пусть горе превратится в мужество
и силу, чтобы жизнь существовала вечно».
Ветераны партизанской борьбы, с которыми мне довелось встретиться, ничем
не отличались от всех остальных людей. И все же они должны были как-то
отличаться! Мария Борисовна Осипова выглядела бабушкой, да она и была ею. До
войны она работала в библиотеке. Во время войны стала Героем Советского Союза.
Эта хрупкая библиотекарша подложила в Минске бомбу в постель гауляйтеру Кубе.
Виктор Левенцов — преподаватель по профессии, командир партизанского отряда,
также стал Героем Советского Союза. Когда война окончилась, они вернулись к
мирному труду.
За годы оккупации население Минска сократилось с 270 тыс. до 50 тыс.
человек. В настоящее время в Минске проживает 860 тыс. человек; 8,5% жителей —
граждане старше 60 лет. Минск — молодой город. Здесь молоды не только люди, но
и деревья. Красное и зеленое — цвета жизни, цвета Минска. Их можно встретить
повсюду: и в здании Академии наук, и в Политехническом институте, и на стройках
промышленных комплексов. Минский автомобильный завод и его вычислительный центр
символизируют скачок, который был сделан Белоруссией от выделки шкур и поставок
соломы при царизме до выпуска 120-тонных грузовиков и счетных машин при
социализме. В 1968 г. выпуск промышленной продукции в 10 раз превысил уровень
1940 г. и в 81 раз — уровень 1913 г. Но мне кажется, что гордость Минска, как и
всей Белоруссии,— гигантский размах жилищного строительства. В результате чудовищных
разрушений многие жители Белоруссии остались без крова и вынуждены были жить в
землянках. В течение последних лет в Белоруссии ежегодно строится 100 тыс.
квартир. Только в одном Минске каждый год сдается в эксплуатацию 16,5 тыс.
новых квартир.
Теперь Минск стал еще более красивым
оживленным городом. С наследием царизма покончено навсегда. После Великой
Отечественной войны Минск возродился вновь.
/Майкл
Дэвидов. Города без кризисов. Москва.
1978. С. 174-177./
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz