Владимир Фёдоров

главный редактор

«Общеписательской Литературной газеты»

г. Москва

РОЖДЕННАЯ СВОБОДНОЙ

Так уж получилось, что я стал главным редактором «Полярной звезды» с момента обретения ею полного «суверенитета», проработав предыдущие семь лет заведующим отделом прозы и поэзии.

Случилось это в конце 1989 года, на волне только что начавшейся Перестройки. До этого момента сотрудники якутского журнала «Хотугу сулус» и русскоязычной «Полярной звезды» уже много лет, по сути, были отдельными творческими коллективами, каждый из которых делал свой журнал, но их объединяла должность единого главного редактора. На моей памяти на эту должность уже не назначались известные писатели, а «спускались сверху» профессиональные идеологи, отработавшие не один год в аппарате обкома партии. На наше счастье, главреды тех лет Александр Егоров, Семён Горохов, Павел Никитин были опытными журналистами и прекрасными людьми, понимающими своё положение, и в творческие писательские дела редакций практически не вмешивались. Но, конечно, следили за тем, чтобы «идеологическая линия партии» неукоснительно выдерживалась.

Кроме главреда, контрольный оттиск каждого номера перед отправкой в набор внимательно прочитывался и визировался (с подкреплением печатями) заведующим отделом культуры обкома партии и цензором Областного управления по охране государственных тайн. Без этих трёх виз типография просто не принимала номер в работу. Правда, случалось, что зоркий триумвират всё же случайно пропускал какую-то «крамолу», и она с ужасом обнаруживалась в уже напечатанном журнале. В таком случае мы всей редакцией дружно отправлялись в типографию, где журнал вылёживался какое-то время, и тщательно вырывали из каждого экземпляра многотысячного тиража эти самые «крамольные» страницы, иногда даже вклеивая вместо них исправленные. Так что шанс проскочить к читателю чему-то недозволенному оставался небольшой.

А недозволенного было немало - начиная со всей русской эмигрантской литературы от Владимира Набокова до Ивана Бунина, всех репрессированных и пока не реабилитированных писателей от Николая Гумилёва до Варлама Шаламова, впавших в немилость партии и частично запрещённых основоположников якутской литературы, а также множество современных западных, отечественных и местных авторов, умудрившихся когда-то каким-то образом «исказить советскую действительность», усомниться в коммунистических идеалах и вождях, ненароком вывести положительный образ служителя веры или зайти в описаниях эротических сцен дальше поцелуев и таким образом попасть в «чёрные списки» цензоров и идеологических «кураторов».

И вот под ветрами свободы, объявленной Перестройкой, вся эта запретительная система затрещала по швам. Правда, она ещё какое-то время сохраняла инерцию, рождая причудливые сочетания. Так, уже после того, как наши писатели на своём общем собрании решили вопрос о самостоятельности двух журналов и избрали меня главным редактором «Полярной звезды», через какое-то время вдруг последовал вызов на бюро Якутского обкома партии «для утверждения в должности». Как и было положено в таких случаях издавна, мне был задан десяток вопросов, «тестирующих» мой профессионализм и внутренние идеологические установки. И если с первой сферой всё оказалось в порядке, то во второй я прокололся. На очень актуальный вопрос для будущего редактора литературного журнала - как вы относитесь к частной собственности на землю? - я имел неосторожность ответить положительно. В зале заседания повисла осуждающая тишина. А потом секретарь обкома жёстко изрёк: «Нам социал-демократы (вот я кем, оказывается, был!) в руководстве печатными изданиями не нужны!» И попросил выйти за дверь - подождать решения бюро.

Слава Богу, в составе того бюро был один молодой и очень продвинутый секретарь горкома, который вовремя произнёс нужную фразу: «А как мы его можем не утвердить, если они его уже выбрали?!. Это же недемократично...» Тут задумались и остальные: никому не хотелось попасть в число противников новомодных партийных веяний. В итоге меня пригласили в зал и утвердили, но с условием, что я приведу свои политические взгляды в соответствие с коммунистической идеологией. И буквально следом, 6 декабря 1989 года, вышло постановление бюро обкома КПСС «О создании самостоятельных редакцией журналов «Хотугу сулус» и «Полярная звезда». Одновременно обком снял свой контроль над выходящими в свет произведениями. Через полгода пало и Управление по охране тайн - новый Закон СССР «О печати» упразднил государственную цензуру. Правда, по всё той же инерции, цензоры на прощание вручили мне инструкцию, в соответствии с которой я должен был сам в своём журнале строго бдить нравственность, политическую лояльность к власти и, особенно, государственные тайны. В частности, ни в коем случае без санкции с самого верха не давать сообщения о высадке инопланетян. Прочитав из любопытства эту инструкцию, я больше никогда к ней не прикасался.

На момент назначения мне исполнилось 38 лет. По нынешним временам, казалось бы, немало. Но на тот момент, оказавшись в Москве на пленуме Союза писателей СССР и познакомившись со своими коллегами, я выяснил, что стал самым молодым редактором «толстого» литературного журнала в стране. Естественно, что на работу в редакцию я принял ещё более молодых сотрудников - только что закончившего Литинститут поэта Софрона Осипова и воспитанника «Молодёжки» прозаика Ивана Иннокентьева. Оба он к возглавили соответствующие их жанрам отделы. Кроме молодости и таланта, хорошего знания литературы, Софрон и Иван отличались творческой независимостью и даже, по советским временам, - дерзостью, поскольку писали, что хотели и как хотели, не оглядываясь на запреты и советы «старших товарищей». А потому стихи первого печатали не очень часто, а рассказы о «странных людях» второго долго не печатали вообще.

Ещё одним молодым сотрудником «Полярки» была Аита Шапошникова — тоже обладательница диплома Литинститута. Надо подчеркнуть, что хотя она и выполняла по журналу работу технического редактора, мы её всегда числили в творческих сотрудниках, поскольку Аита постоянно занималась художественными переводами. И именно в начале 90-ых павшая цензура позволила ей и ещё нескольким её коллегам начать современный перевод Библии на якутский язык. Чуть позже Аита возглавила женский журнал «Далбар Хотун», и её заменила выпускница Дальневосточного журфака Валерия Дуглас.

Из этой нашей «молодёжной» команды несколько выбивался по своему, как нам тогда казалось, «солидному» возрасту 49-летний «аксакал» Иван Антонович Ласков — заведующий отделом критики. Интеллектуал, ходячая энциклопедия, талантливый прозаик, закончивший в молодости Литинститут, он являл собой тип непреклонного и нередко излишне категоричного «борца за истины» - в том виде, в котором они ему представлялись. Вот такая непростая, в некотором роде «бунтарская» и, как бы сказали сейчас, - «продвинутая» редакция у нас сложилась.

Конечно, один из первых же номеров мы сделали молодёжным, превратив это затем в тенденцию и выпустив к читателю целую обойму своих ровесников и младших собратьев по перу — Владимира Фролова, Валерия Конькова, Людмилу Ефремову, Михаила Лесина, Валерия Шелегова, Анатолия Остапчука, Александра Никифорова, Ольгу Никулину, Игоря Туманова, Николая Соина, Елену Зуеву, Владимира Оросутцева, Олега Чермышенцева и многих других, которых ранее «Полярка» не очень-то жаловала, поскольку считалась «взрослым и серьёзным» журналом, публиковавшим, в основном, членов Союза писателей.

Такой приток новых имён повлёк за собой и изменение читательской аудитории - она резко помолодела и увеличилась. Но мы понимали, что на одних местных именах, в том числе и громко звучавших, журнал до всесоюзной планки не поднять, а мы перед собой поставили именно такую цель. Тем более что Перестройка, сняв препоны, породила настоящий бум печатного слова — люди стали с жадностью открывать для себя известных всему миру, но неведомых советскому читателю авторов, и тиражи центральных журналов и газет прыгнули к миллионным отметкам. В то же время во многих редколлегиях и главредах ещё жила (по упомянутой уже инерции) внутренняя цензура, и не все, не сразу могли через неё переступить. Ну, а «Полярка» дышала воздухом свободы полной грудью, и потому у неё появился шанс оказаться кое в чём «впереди планеты всей». Оглядевшись по сторонам и встав на ноги в 90-ом году, мы на 1991 год наметили план, который поражал даже московских мэтров.

Нам повезло, что приехавший из Москвы Софрон Осипов был не только в русле самых последних литературных веяний, но и не растерял связей со своими столичными друзьями, держащими его к курсе событий и подбрасывающими то неизданные пока рукописи «крамольных» авторов, то случайно прорвавшиеся в СССР (а позже - в Россию) запрещённые книжки, то адреса их переводчиков или издателей.

Первой нашей «бомбой» стала «Лолита» Владимира Набокова. Надо сказать, что единственный роман этого номинанта Нобелевской премии был напечатан в СССР только в 1986 году, да и то в специальном журнале «64», где цензура, скорей всего, проглядев, приняла «Защиту Лужина» В. Набокова за какую-то шахматную публикацию. И вот в 1989 году на «Лолиту» замахнулась «Иностранная литература», но... не решилась впустить роман под свою популярную обложку, а издала в виде малотиражного неприметного приложения. Одна из таких скромных книжиц попала к нам в руки, была с жадностью прочитана и вышла в третьем номере «ПЗ» за 1991 год.

Интересно, что в этом же номере была напечатана прямо противоположная по «моральному облику» небольшая повесть Николая Якутского «Святой Иннокентий». Маститый народный писатель понимал, что шанс опубликовать это произведение на родном языке у него появится ещё нескоро, и попросил меня перевести повесть на русский язык. Так мы впервые рассказали о великом миссионере, имя которого сегодня знает каждый образованный якутянин, а тогда оно было полностью стёрто в народной памяти. Учитывая, что в этом номере было ещё несколько интересных и ярких публикаций, он при немалом тираже в семь с половиной тысяч тут же стал редкостью, которая передавалась из рук в руки.

Чуть ранее мне при очередной поездке в Москву повезло не просто познакомиться, а провести целый день с легендой русской литературы Анастасией Цветаевой. В тот день она подарила мне с автографом только что вышедший в журнале «Москва» её роман «Амор», написанный в Гулаговской ссылке и ждавший этого часа целых 50 лет. До самого вечера мы говорили с Анастасией Ивановной о её знаменитой сестре Марине, о Борисе Пастернаке, присылавшем ей в ссылку только что написанные главы «Доктора Живаго», о Есенине, Маяковском, Иванове, Брюсове, Бунине и других классиках «Серебряного века» России. А перед расставанием Анастасия Ивановна передала мне для публикации в «Полярке» рассказы «Безымяночка» и «Кроля», которые были с интересом встречены читателями, как и мой очерк об этом удивительном дне. Тут же, наверное, надо вспомнить, что с Анастасией Цветаевой меня познакомил московский писатель Александр Родин, с которым мы сдружились в одном из Домов творчества, несмотря на большую разницу в возрасте. Он передал мне рукопись своей «непроходной» прежде повести-версии «Каинова печать», главными героями которой были Лермонтов и Мартынов, и в которой писатель впервые дал обстоятельный портрет со всеми человеческими плюсами и минусами не только самого «гения в эполетах», но и его убийцы - тоже весьма неординарного человека.

Повесть Александра Родина была напечатана в «ПЗ» в 1992 году. В том же году мы первыми, нарушив упомянутый в брошюре цензоров запрет на инопланетян, опубликовали книгу Владимира Ажажи и Евгения Крушельницкого «НЛО над Советским Союзом». Ныне всемирно известный исследователь паранормальных явлений, а тогда мало кому ведомый Владимир Ажажа лично вручил мне в Москве эту рукопись, поскольку потерял надежду опубликовать её в столице.

Знаменитый ныне и, увы, покинувший нас Юрий Кузнецов, которого многие считают лучшим русским поэтом последних десятилетий и с которым мы были знакомы с конца 70-ых годов, написал свои честные и яркие воспоминания о Литературном институте, где представил студенческую жизнь молодых поэтов такой, какова она была в действительности. «В Москве это никто не напечатает, - сказал он мне при встрече, протягивая рукопись, - возьми, погляди. Может, у себя напечатаешь...» Конечно же, мы в «Полярке» прочитали кузнецовские «мемуары», не отрываясь и вдоволь повеселившись - чего стоила одна история с известным поэтом Николаем Рубцовым, который однажды вечером, за неимением достойной компании для выпивки, снял со стен общежития портреты литературных классиков, принёс их в свою комнату, расставил вокруг стола и «общался» с ними до утра.

Естественно, мы напечатали эти забавные истории, которые сегодня вошли в литературное наследие Юрия Поликарповича.

Нельзя не вспомнить ещё об одной нынешней знаменитости - Борисе Акунине, который в конце 80-ых сотрудничал с «Иностранной литературой» как переводчик с японского и английского и носил тогда имя и фамилию Григория Чхартишвили. Читателям же нашего журнала он был известен как Лев Дымов, переведший для «Полярки» роман «Ночь не придёт» запрещённого в СССР известного американского фантаста Артура Кларка, романы «Сёгун» Джеймса Клавелла и «Ниндзя» Эрика Ван Ластбэйдера, мини-детектив Ясутаки Цуцуй, рассказы едва зазвучавших тогда в России фантастов и мастеров триллера Стивена Кинга, Бернарда Вульфа, Альфреда Ван-Фогга, Юкио Мисимы и другие оригинальные произведения.

Мы первыми напечатали «Воспоминания» Афанасия Уваровского, с которых берут отсчёт литературные произведения на языке саха, первыми опубликовали повесть польского ссыльного Вацлава Серошевского «Предел скорби» о трагедии прокажённых на Колыме в конце XIX в., первыми рассказали (в переводе с английского) о знаменитой сестре милосердия Кэт Марсдэн, сумевшей ещё до революции организовать в Якутии строительство первого лепрозория на Вилюе. Во втором номере 1992 года в «ПЗ» был опубликован большой очерк-исследование Ивана Иннокентьева «Под знаком Беды» о трагической судьбе эвенского рода намыткинов и их племенного вождя, «последнего князя на территории Советского Союза» Ивана Булдукина. Для написания этого очерка мы специально командировали в дальнее колымское село Берёзовку нашего заведующего отделом прозы, который ещё в начале 80-ых первым начал разрабатывать эту тему. К слову сказать, в том же году Иван Иннокентьев вышел к читателю со страниц нашего журнала с первой большой публикацией — повестью «Некто и Некий». И он же представил в переводе на русский первого юкагирского фантаста Оката Бея - известного сегодня народного художника Якутии, поэта и прозаика Николая Курилова.

Заслуга публикации самого первого романа, написанного на эвенском языке, также принадлежит «Полярке» Это был «Запретный зверь» Платона Ламутского, который перевела на русский язык молодая писательница Ариадна Борисова - ныне широко издающаяся в Москве романистка.

Всем известное ныне и ранее запрещённое много лет «Письмо к якутской интеллигенции» зачинателя литературы- народа саха Алексея Кулаковского-Ексекюляха тоже впервые было напечатано в «Полярной звезде». Возможно, у передавших его журналу публикаторов и были какие-то двойные цели, но произошло самой главное - «Письмо» наконец-то увидело свет. И вызвало совсем не однозначную реакцию. По этому случаю у меня хранится объяснительная, написанная на целых двух страницах для правления Союза писателей, у которого это потребовал доживающий свои последние месяцы и годы обком партии. Главный довод объяснительной заключался в том, что о «Письме» все заинтересованные люди давно знают, украдкой его цитируют, оно ходит в рукописях, часто в искажённых вариантах. А то, что прежде считали во взглядах и предложениях автора крамолой, по нынешним демократическим временам - вполне допустимая точка зрения. Так почему же нельзя это опубликовать? Не знаю, как уж восприняли мою объяснительную наверху, но никаких репрессивных действий не последовало.

Молодая «Полярка» быстро набиралась опыта и авторитета, с нами начали больше считаться власти, больше стали доверять нам писатели. В завершение приведу один из примеров этому. Ныне ушедший от нас и уже признанный классиком литературы саха Василий Семёнович Яковлев-Далан был человеком непростой писательской судьбы, поскольку в молодости незаслуженно попал под репрессии. Поэтому местные издатели долго его «выдерживали» и внимательно присматривались к произведениям, к тому же довольно острым и явно «несоциалистическим» по тематике и духу. Написанный им большой роман «Тыгын Дархан» о первом правителе народа саха до прихода русских долго лежал в столе писателя, и мы предложили ему перевести произведение и напечатать в «Полярке». Работу эту блестяще выполнила Аита Шапошникова. А когда роман под названием «Тревожный век Тыгына» вышел с продолжением в нескольких номерах журнала и получил хорошие отзывы читателей и критиков, наша редакция выдвинула его на Государственную премию Якутии им. Платона Ойунского. И, к нашей радости, эта премия в 1993 году была вручена Василию Семёновичу...

Я проработал главным редактором «Полярной звезды» пять лет - как будто и не очень долго, но эти годы вместили в себя, как видно из перечисленного выше, огромное количество литературных и человеческих событий, и они навсегда останутся для меня одними из самых ярких и памятных.

/Полярная звезда. № 12. Якутск. 2016. С. 10-17./

[1993]

Сергей Шевков

О ДРУЗЬЯХ – ТОВАРИЩАХ

(фрагменты житейской и литературной хроники

... Пусть верит мне читатель, я с большой неохотой приступаю к послесловию, построенному в ретроспективном плане. Потому что даже сейчас, спустя 17 лет, мне горько и зубоскрежательно вспоминать об этом. Но я делаю это во имя литературно-исторической правды, превыше которой, как известно, ничего нет.

В мае 1986 года кому-то из тогдашних членов правления СПЯ (Союза писателей Якутии) пришла в голову сволочная, если не сказать, провокационная мысль включить меня вместе с В. Федоровым в комиссию по проверке официального обвинения И. Ласковым одного из видных якутских писателей даже не в компиляции, а в прямом плагиате. Ивана я, так же, как и Федоров, в этом идиотском деле не поддержал, мотивируя свой отказ в поддержке тем, что это «иняя», национальная литература, а не наша, русская. Пусть сами и разбираются. В конце концов какое мне, русскому поэту, дело до того, что какой-то якутский прозаик стибрил у давнишнего российского автора сюжет или даже целиком главу для своего рассказа или повести. Ведь есть же у них свои филологи и критики. Кроме того, а вдруг Ласков в чем-то ошибается, делает скоропалительные выводы...

Видимо, как раз вот эта последняя, источающая сомнение фраза и взбесила Ивана. Его обширное (на 20-ти с лишним страницах) письмо в обком на имя тогдашнего первого секретаря Ю. Н. Прокопьева, которому он дал глумливое название «По зёрнышку...» (имелась в виду старая русская пословица: «Курица по зернышку клюет, да сыта бывает»), по мысли Ивана, было настолько глубоко и всесторонне аргументировано, что не требовало каких-либо дополнительных разъяснений, а уж сомневаться в изложенных им фактах может только круглый литературный невежда или, что еще хуже, беспринципный подпевала искусственно созданного начальственного мнения. Здесь Иван излишне опрометчиво прямо указал на меня дрожащим от благородного негодования перстом.

Естественно, после всего этого нашей с Иваном дружбе, а значит, и нашим совместным рыбалкам, пришел конец, о чем я горько в душе сожалел вплоть до его нелепой и до сих пор до конца не разгаданной кончины летом злополучного 1994 года...

/Полярная звезда. № 3. Якутск. 2004. С. 69./

ПОРА ПОСТАВИТЬ ТОЧКУ

Как быстро летят годы! Давно ли, кажется, мне приходилось встречать на улице невысокого, крепко сбитого человека, быстро шагавшего куда-то по своим делам, прямо глядящего перед собой через толстые стекла очков и, похоже, ушедшего в себя, в свои мысли. Десять лет, прошедшие после его «нелепой смерти», как выразился на похоронах один якутский поэт, - это и много, и мало. Если бы не прервалась так скоро жизнь, сколько бы написал он за минувшее десятилетие, имея в виду работоспособность и жанровое разнообразие творчества этого подвижника. А ведь он занимался не только своей работой, но и редактировал рукописи, находясь в штате журнала «Полярная звезда» до своего вынужденного ухода из него. И не просто редактировал, а часто и заказывай у авторов материалы по той или иной нужной теме. А вечера и выходные уходили на то, чтобы излагать на бумаге свои мысли и сюжеты. Он был поэтом, прозаиком, критиком, переводчиком и исследователем в одном лице. В последние годы он много работал в области этнографии. Он был «всеяден», интересовался буквально всем, начиная от редактуры олонхо поэтом-переводчиком В. Державиным, до перепетий судьбы казаков-землепроходцев. Не обошел он молчанием в своей прозе и современность.

С Иваном Ласковым я встречался не часто. Первое мое знакомство состоялось в начале семидесятых, когда я принес в редакцию журнала «Полярная звезда» свой перевод стихотворения Сергея Васильева «Севастополь». Встретил он меня и разговаривал со мной, как мне показалось, несколько высокомерно, отмечая некоторые, на его взгляд, неудачные строки. Я учел его замечания и исправил их. Стихотворение увидело свет в журнале и было опубликовано в одной из газет города-героя Севастополя. Своих собственных стихов я ему не показывал, к тому же он отделом поэзии не заведовал. В восьмидесятые годы он опубликовал мою статью о побеге политссыльных из Якутии. Вот, кажется, и все, что связано с его участием. Вообще-то, я, откровенно сказать, не видел в его лице большого поэта, поскольку читал только поэму «Хромец». Меня, безусловно, привлекла его манера выражаться в стихах точно, доходчиво. Но вот буквально недавно мне показали его первую поэтическую книжку «Стихия» (Минск, 1966 г.). Я был буквально восхищен его талантом и даром поэта.

Теперь в Ласкове я вижу, прежде всего, поэта, а потом уже в других ипостясях. Но везде он показывал себя талантливым, серьезным, глубоким писателем философского толка. И переводы с якутского, белорусского и польского языков на русский заслуживают высокой художественной оценки.

Будучи честным и объективным человеком, он не приемлил каких-либо отступлений от этики и морали в писательских делах. Вот откуда начались к нему придирки и претензии со стороны провинившихся литераторов и дружного ора, вроде пресловутого «Руки прочь...».

Будучи не поддержанным коллегами в разборках его печатных и устных претензий к плагиаторам и компиляторам-литераторам, он подвергался административному давлению, обструкции, судебному преследованию, вытеснению из журнала. А бороться в одиночку было ой как трудно! Но он боролся, как мог. Его разбирали на комиссиях, кои создавал из своих подчиненных сам виновник-руководитель.

В этом году в журнале «Полярная звезда» вышли литературные «байки» русскоязычного поэта Сергея Шевкова, где он несколько своих страниц посвятил И. Ласкову. Коснулся он и вопроса претензий Ласкова к Софрону Данилову, тогдашнему председателю Союза писателей Якутии. Будучи верным служакой литначальства Шевков не поддержал тогда опального поэта, а, наоборот, встал на сторону проштрафившегося руководителя. Теперь Шевков пишет, что он, мол, говорил Ласкову, что пусть сами якуты-литераторы разбираются с ним (и это в многонациональном-то коллективе?!). Сам же Ласков, совершенно по-другому освещает то дело («МК» в Якутии», № 22)..: Существует поговорка: «Время все расставит на свои места». Мне кажется, что такое время наступило и не надо ему перечить. Было бы хорошо, если бы кто-нибудь взялся за составление и выпуск правдивой книги об Иване Антоновиче Ласкове.

Петр Конкин,

член СЖ РФ

/«Московский комсомолец» в Якутии. Якутск. 30 июня – 7 июля 2004. С. 13./

Петр Конкин:

Жизнь меня ничем не обделила...

ИА SakhaNews. 26 января 2017 года в Якутске в Губинском округе в кругу родных, друзей и творческих единомышленников известный в республике поэт, журналист и краевед Петр Конкин отметил свой 90-летний юбилей.

На вечере ему были вручены поздравления от Президента РФ Владимира Путина, главы Республики Саха (Якутия) Егора Борисова.

Юбиляра со знаменательной датой поздравили руководитель Управления социальной защиты населения города Якутска Семен Матвеев, заместитель руководителя управления Губинского округа по социальным вопросам Гулжан Огонерова, генеральный директор ООО УК ЖКХ «Губинский» Владислав Дмитриев, и.о. председателя Совета ветеранов города Якутска Михаил Попов. Дети и внуки юбиляра читали его стихи.

«У Петра Кирилловича большая творческая биография. Им написаны сотни добротных, в полном смысле слова, стихотворений», писал о нем в апреле прошлого года в своей статье Владимир Шеметов.

«Первый сборник стихотворений Петра Конкина „Где золото роют в горах” появился на прилавках магазинов в 1963 году. Тогда, в советское время, художественные издания не залёживались, особенно поэтические произведения. Народ любил литературу, книги издавались большими тиражами.

Пётр Конкин с тех пор стал известен как певец золотого Алдана. Определился его главный литературный герой – это человек трудовой биографии: горняк, геолог, водитель, охотник, доярка... Поэт не заставляет своих героев совершать что-то сверхъестественное. Он обладает счастливой случайностью видеть в обычных делах и поступках красоту и мужество простых людей, на плечах которых и держится Земля», отмечается в статье.

Во многих своих стихах Петр Конкин выражает признательность судьбе: «Жизнь меня ничем не обделила, всё, что надо, выдала сполна», «и легко мне в семье такой – оставаться самим собой».

Конкин Петр Кириллович родился 5 января 1927 года в Рязанской области.

В 1944 году был призван в ряды Советской Армии. Окончил школу младших командиров и школу младших авиаспециалистов. Обслуживал самолёты «Як-9», «Ла-7» и «Пе-24».

Участник войны с милитаристской Японией. Демобилизовался в сентябре 1952 года, в звании младшего сержанта.

В том же году приехал в Якутию. Работал в редакции газеты «Алданский рабочий». Затем в течение двадцати лет был сотрудником Госкомитета ЯАССР по телевидению и радиовещанию.

Как историк-краевед опубликовал много материалов о Гражданской войне в Сибири и в Якутии. Активный участник Русской общины и регионального отделения Народно-патриотического союза, ветеранского движения и Клуба старожилов г. Якутска. Был первым председателем Якутского городского Совета участников войны последнего призыва.

Первое своё стихотворение опубликовал в январе 1946 года в армейской газете. В 50-е – 70-е годы публиковался на страницах республиканских газет «Социалистическая Якутия», «Молодёжь Якутии» и в коллективных литературно-художественных сборниках («У нас на Севере» – 1953 г., «Лена» – 1958 г., «Суровый Север» – 1960 г., «В пути» – 1969 г., «Разговор начистоту» – 1973 г.)

Автор четырёх сборников стихов: «Где золото роют в горах» (1963 г.), «Присягаю работе» (1976 г.), «Стихотворения» (1997 г.) и «Корни» (2012 г.).

Известен и как переводчик с якутского. Его перу принадлежат переводы произведений Элляя, Сергея Васильева, Р. Багатайского, В. Сивцева и других.

Награждён орденом Отечественной войны II степени, медалью «За победу над Японией» и юбилейными медалями. А также – знаками «Почётный ветеран РФ» и «Гражданская доблесть».

/1sn.ru›183546.html/

****

СПРАВКА

Иван Антонович Ласков – род. 19 июня 1941 года в областном городе Гомель Белоруской ССР в семьи рабочего. После окончания с золотой медалью средней школы, он в 1958 г. поступил на химический факультет Белорусского государственного университета, а в 1966 г. на отделение перевода Литературного институт им. М. Горького в Москве. С 1971 года по 1978 год работал в отделе писем, потом заведующим отдела рабочей молодежи редакции газеты «Молодежь Якутии», старшим редакторам отдела массово-политической литературы Якутского книжного издательства (1972-1977). С 1977 г. старший литературный редактор журнала «Полярная звезда», заведовал отделам критики и науки. С 1993 г. сотрудник детского журнала «Колокольчик» (Якутск), одновременно работая преподавателем ЯГУ (вне штата) и зав. отделом связей с общественностью Якутского аэрогеодезического предприятия. Награжден Почетной Грамотой Президиуму Верховного Совета ЯАССР. Член СП СССР с 1973 г. Найден мертвым 29 июня 1994 г. в пригороде г. Якутска.

Юстына Ленская,

Койданава