ЎЎЎ Кузьмісь Кісялёў. Праз Якуцк у Амэрыку. Койданава. "Кальвіна". 2019.

    Кузьма Венедиктович Киселев (Кузьма Венедыктавіч Кісялёў) – род. 19 октября (1 ноября) 1903 г. в д. Лобковичи Чериковского уезда Могилевской губернии Российской империи, в крестьянской семье.

    С 26 апреля 1919 г. Чериковский уезд Белорусской ССР вошел в составе новообразованной Гомельской губернии РСФСР. 3 марта 1924 г. Чериковский уезд был передан БССР и 2 июня 1924 г. объединён с Климовичским уездом под названием Калининский район с центром в м. Кричев. 17 июля 1924 г. был образован Кричевский район Калининского округа БССР, куда вошли Лобковичи. В 1927 г. Кричевский район в состав Могилевского округа и с 1938 г. Могилевской области БССР.

    Учился Кузьма в церковноприходской школе и в высшеначальном училище в Кричеве. Окончил медицинский факультет Воронежского государственного университета по специальности врач-невропатолог, Институт красной профессуры в Москве.

    В 1932-1937 гг. научный сотрудник Всесоюзного института экспериментальной медицины. В 1936 году стал кандидатом медицинских наук.

    С 1937 по 1938 г. — народный комиссар здравоохранения БССР, с 1938 по 1940 годы — председатель Совета народных комиссаров БССР. В 1939-1941 — член Центральной ревизионной комиссии ВКП(б) (выведен из состава ЦРК на XVIII конференции ВКП(б) как необеспечивший выполнение обязанностей члена ЦРК).

    В 1941—1942 годах работал директором медицинского издательства в Москве, председателем Ульяновского областного исполнительного комитета, с 1943 по 1944 годы был первым заместителем председателя Совета народных комиссаров Белорусской ССР.

    С 1944 по 1958 годы — первый заместитель председателя СНК и нарком (с 1946 министр) иностранных дел БССР. С 1958 по 1966 годы — Министр иностранных дел Белорусской ССР. Имел ранг Чрезвычайного и Полномочного Посла. Был депутатом Верховного Совета СССР, Верховного Совета БССР и членом ЦК КПБ.

     Умер 4 мая 1977 г. и похоронен на Восточном (Московском) кладбище в Минске.

    Награждён двумя орденами Ленина, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом «Знак Почёта» и медалями.

    Автор воспоминаний: «Записки советского дипломата» (Москва, 1974) и «Впечатления, встречи. Записки советского дипломата». (Минск, 1980).

    Барбарка Зельня,

    Койданава

                                                    ДОРОГАМИ НОВОЙ ЭПОХИ

                                                                     ДЕТСТВО

    Детские годы... Река Сож — приток воспетого Гоголем чудного Днепра. Весеннее половодье, быстро плывущие льдины, широкие заливные луга...

    На берегу красивой полноводной реки раскинулось село Лобковичи. В этом белорусском селе я родился; здесь прошли мои детство и юность. Никогда не забыть того времени, когда ходил за стадом коров с пастушьей березовой дудочкой, когда мечтал и спорил у ночных костров со своими сверстниками.

    Трудными и суровыми были детские годы. Отец Венедикт Семенович и мать Екатерина Павловна не знали грамоты. Накормить и одеть большую семью было нелегко. Мать родила двенадцать детей, но в живых осталось только семеро. Своего хлеба не хватало. Жили в самой горькой бедности. Несколько лет подряд наша семья пасла деревенский скот. Зимой отец уезжал на шахты в Донбасс, чтобы заработать денег на пропитание семье.

    Беспросветную нужду рано почувствовали и мы, маленькие. Хорошо помню курные избы, белорусскую бульбу, заменявшую все другие лакомства, хлеб с мякиной и корой; помню, как босиком бегал по весеннему таящему снегу.

    Мать была душой нашей семьи, мы любили ее и слушались. Вставала она раньше всех и ложилась последней. Откуда только брались у нее силы! Отец был добрым человеком. Но если провинишься, наказывал строго.

    Меня считали везучим. Однажды мама рассказала следующий случай.

    — Лет четырех, сынок, ты заболел дифтерией. В ту пору наступила пасха. Мы поехали в Онуфриевскую церковь святить куличи и захватили тебя, чтобы показать местному дьячку, слывшему в округе лекарем. Врачей-то у нас не было. После окропления куличей тебя привели к дьячку. Он быстро тебя осмотрел и сунул мне какое-то лекарство, наказав давать по двадцать капель три раза в день. Была большая очередь, и «лекарь» торопился. Мы поблагодарили дьячка и отправились домой. Семья собралась обедать, а тебя уложили на полатях. Вдруг подъехал дьячок, быстро вбежал в избу и спрашивает: «Давали мальцу лекарство?» — «Нет еще», — отвечаю. «Вот хорошо, слава богу, сейчас же верни мне бутылочку с лекарством», — сказал дьячок. Я взяла с окна бутылочку, подала ему и тревожно спрашиваю: «Что случилось?» — «Второпях дал тебе раствор мышьяка вместо лекарства; это могло кончиться печально», — не глядя на меня, ответил дьячок. Значит, сынок, — заключила мать, — ты родился в счастливой рубашке.

    ...Шел 1914 год. Жаркий летний день. В нашу деревню, к дому старосты, на взмыленной лошади прискакал стражник. Толпа мальчишек собралась вокруг него и с любопытством рассматривала раскрасневшегося седока.

    — Разойдись! — зычным голосом закричал стражник.

    Мальчишки, как испуганная стая уток, разбежались в разные стороны, но потом быстро снова собрались. Войдя в дом и никого там не найдя, стражник нетерпеливо спросил:

    — Где староста?

    — На сенокосе, дяденька, — робко ответило несколько детских голосов.

    — А ну бегом на луг! Позвать старосту!

    Несколько мальчишек отделились от толпы и во весь дух побежали исполнять приказание. Стражник вынул какой-то листок и прикрепил его на дверях дома старосты. Все бросились вперед; знавшие грамоту стали читать объявление. Это был манифест царя Николая Второго, в котором сообщалось о всеобщей мобилизации и войне с немцами. Так в мое детское сознание вошло страшное слово «война»...

    Отца вскоре забрали на войну. Ушел основной кормилец семьи. Мать плакала горькими слезами. Осталось семеро детей. Мне было десять лет, а старшему брату, Макару, — тринадцать. Видя плачущую мать, я бросился к ней на шею и стал ее утешать:

    — Не плачь, мама, батька скоро вернется. Он у нас хороший охотник, постреляет немцев и вернется домой.

    — Ах, если бы это было так, как ты говоришь, — утирая слезы, отвечала мать. — Идите ложитесь спать. Завтра пойдем жать жито, а Макар сгребать и возить сено.

    Мы забрались на сеновал и крепко заснули. Во сне я видел, что отец на красивой вороной лошади с пикой и саблей в руках врезался в гущу врагов и с криком «Вот вам, поганые антихристы!» начал рубить направо и налево. В это время сзади к отцу подскакал здоровенный немец в каске с шишаком и замахнулся на него саблей. Ужас охватил меня, я вскрикнул — и проснулся. После долго не мог уснуть. И все думал об отце. А вдруг его убьют? И зачем это такое — война?..

    Убрав свой урожай и накосив сена, мы шли на заработки к помещику Галковскому. Матери, старшему брату и мне за копку картофеля он платил по пять копеек в день и в придачу давал корзину картофеля.

    Воина продолжалась. Отец с румынского фронта изредка присылал письма: сообщал, что был ранен, лежал в госпитале, ждет не дождется, когда придет домой. Под диктовку матери я писал письма отцу. На селе меня считали грамотеем. По просьбе матерей и жен солдат, находившихся на фронте, писал им письма. Великое людское горе, которое принесла война, вошло в жизнь каждого крестьянина. Казалось, не будет конца этим страданиям. Когда весной 1917 года до нашего села докатились слухи о том, что «скинули царя Миколашку», крестьяне, особенно женщины, не поверили. Одни испугались, другие говорили, что рано радоваться — приедут стражники и будут плетками бить всех, кто «мутит народ». Но, как вскоре выяснилось, слухи подтвердились. Произошла Февральская революция! Крестьяне выражали свое бурное ликование, все надеялись, что войне конец, а земля будет мужицкой. Но шли дни — война продолжалась, продолжался и кабальный труд на помещиков. И все же чуяли: неотвратимо назревали какие-то важные события.

    Четырнадцатилетним юношей я узнал о Великой Октябрьской социалистической революции. Сельский учитель Додин рассказывал крестьянам о Ленине, который призывал солдат, рабочих, крестьян кончать войну, бороться за мир, хлеб и землю, организовывать красногвардейские отряды для борьбы с царскими генералами, капиталистами и помещиками.

    Гудело, волновалось село. Помещики удрали из своих имений. На деревенских сходах крестьяне говорили о наступившей долгожданной свободе, о дележе земли. Мне запомнился такой случай. Приехавший из волости агитатор на вопрос крестьян, кто такие большевики и меньшевики ответил, что большевики — это те люди, кто шагает большими шагами в революции, а меньшевики — те, кто шагает малыми. В нашем селе тоже был избран комбед, проводивший раздел панской земли среди крестьян.

    Вскоре отец вернулся с фронта. Жить стало полегче.

    Наступил 1918 год. По окончании сельской церковноприходской школы родители послали меня учиться в Кричевское высшеначальное училище, готовившее сельских учителей, преобразованное потом в школу второй ступени. Меня и моих товарищем влекло неодолимое желание учиться и включиться в борьбу за новую жизнь, но, как это сделать, мы еще не знали.

                                                                     1919-й...

    Осенью 1918 года начал учиться в Кричевском училище. Там у нас организовался кружок учащейся молодежи, куда вступил и я. Раз в неделю, по воскресеньям, мы собирались в доме моего друга Павла Кривоносова — руководителя кружка. Мы условились, чтобы кроме чтения газет каждый участник кружка написал и прочитал рассказ или стихотворение, которые потом обсуждались. Часто разгорались жаркие споры, продолжавшиеся до поздней ночи. В то время керосина не было, сидели при лучине...

    Павел Кривоносов много читал, сочинял стихи, которые затем декламировал на собраниях кружка (впоследствии он стал литератором, поэтом). Однажды Павел предложил организовать в училище стенную газету, печатать в ней наши рассказы и стихи. Все поддержали это, но разгорелись страсти вокруг названия газеты. После горячих споров решили назвать ее «Искра» и редактором утвердили Кривоносова. Через месяц в коридоре училища был вывешен первый номер нашей стенной газеты «Искра». Все восприняли это как большое событие в училище. Впоследствии стенгазета выпускалась регулярно, учащиеся и преподаватели поддерживали ее. В ней помещались кроме откликов на школьную жизнь рассказы, стихи членов нашего кружка, фельетоны, карикатуры на учащихся и даже на преподавателей.

    Как сейчас помню мой первый рассказ под названием «Учитель и урядник», помещенный в «Искре». Суть рассказа состояла в том, что в 1915 году сгорел школьный сарай, в котором находились лошадь и корова учителя. В ту ночь дежурными по школе были я и мой товарищ Ваня. Учитель, призванный в армию, справлял прощальный вечер и изрядно выпил. Когда гости разошлись, он пошел дать сена лошади и не заметил, как уронил дымящуюся папиросу. Потом ушел в комнату и крепко заснул. Поздно ночью мы заметили в сарае огонь, разбудили учителя и попытались затушить пожар, но безуспешно. Сарай вместе с лошадью и коровой сгорел. На следующий день в школу приехал урядник и вызвал меня на допрос. При допросе присутствовал в качестве понятого отец Вани. Урядник потребовал от нас признания, что это мы курили и бросили горящую папиросу, в результате чего возник пожар. Это признание ему было необходимо для того, чтобы учитель получил страховку за лошадь и корову. Мы рассказали то, что видели, и отказались признать свою «вину». Тогда урядник схватил меня за волосы и начал таскать по комнате, требуя признания. Я плакал и пытался вырваться из рук урядника. Не добившись от меня ничего, он таким же манером схватил за волосы Ваню и начал его избивать. Отец Вани вцепился в урядника и вырвал своего сына. Урядник рассвирепел и стал кричать, что он всех нас посадит в тюрьму. Но с тюрьмой у него все же ничего не вышло. Обо всем этом я и написал тогда в своем рассказе.

    Весной 1919 года по инициативе волостного комитета РКП(б) был создан Кричевский волостной комитет комсомола, одним из членов которого стал Кривоносов. На одном из собраний нашего кружка он предложил превратить кружок в ячейку Коммунистического союза молодежи и каждому подать заявление о вступлении в комсомол. Все поддержали это предложение. В ячейку стали подавать заявления и другие учащиеся. Мы подробно обсуждали каждого и только потом принимали в члены комсомола. Члены ячейки проводили агитработу среди населения Кричева и выезжали в деревни, чтобы вести беседы среди крестьян.

    Когда учебный год кончился, я вернулся к себе в деревню и вскоре был избран секретарем Малятичского волостного комитета комсомола Могилевской области. У каждого, кому довелось познать то бурное время, на всю жизнь остались глубоко волнующие воспоминания. Можно было бы многое рассказать о тех неповторимых годах. Нам, комсомольцам, пришлось принимать участие в работе по укреплению органов Советской власти в деревне, разоблачению кулаков и их приспешников. Помню работу первых комбедов, их борьбу с теми, кто мешал новой жизни, бурные крестьянские сходы, рейды партийцев и комсомольцев против различных «зеленых» и белых банд, бродивших по лесам и совершавших насилия над революционно настроенными крестьянами.

    Вот один из эпизодов. Это было в августе 1919 года. Ночью к дежурному Малятичского волисполкома пришел крестьянин-бедняк из села Доброе, расположенного километрах в десяти от волостного центра, и рассказал следующее. Кулаки, возглавляемые бывшими офицерами, арестовали членов комитета бедноты и заперли их в сарае. Причиной ареста послужил дележ земли в соответствии с решением волисполкома, когда каждый крестьянский двор наделялся землей по количеству членов семьи. Кулаки заявили, что они своей земли никому не отдадут.

    Утром председатель волисполкома Яковлев, не придавая особого значения случившемуся в Добром, выехал туда, чтобы разобраться на месте. По приезде в село он потребовал освободить арестованных членов комитета бедноты. Но рассвирепевшие кулаки схватили Яковлева и посадили в тот же сарай. Крестьянин, привезший его, быстро повернул лошадь и уехал в волисполком, чтобы рассказать о случившемся. Секретарь волкома РКП(б) Николаев информировал уком партии о кулацкой вылазке в селе Доброе и срочно собрал всех коммунистов и комсомольцев. На собрании было решено вооружить их и, не ожидая прибытия из уезда отряда по борьбе с бандитизмом, действовать. После этого выехали в Доброе.

     Бежавшие бедняки рассказали, что ночью к ним в село ворвалась большая банда. Бандиты бесчинствуют, арестовывают бедняков. Они готовятся дать бой нашему отряду. Командир решил выяснить, сколько вооруженных бандитов и кулаков против нас и сколько у них пулеметов. На расстоянии одного километра от села Доброе был лес. Резервы отряда решили сосредоточить в этом лесу. Из села слышались выстрелы. Ночь прошла тревожно. Наутро вернулись посланные командиром разведчики и доложили, что вооруженных бандитов и кулаков более ста человек, установлены две пулеметные точки. Главарь банды — бывший царский офицер житель этого села. Они рассчитывают, что к ним присоединятся крестьяне окружающих деревень, куда посланы их люди.

    Ночью нами был задержан кулак, направлявшийся в соседнюю деревню «к родственникам». Командир отряда посоветовавшись с секретарем волкома партии, предложил этому кулаку вернуться в село и передать восставшим, что если они в течение суток добровольно сдадут оружие, то к ним будет применена амнистия. Если же они этого не сделают, то восстание будет подавлено вооруженным путем, сил для этого у нас хватит.

    Прошли сутки, но никто в отряд не явился, — значит, бандиты решили сражаться. Тем временем из уезда на помощь нам прибыл кавалерийский эскадрон. Командир принял решение начать атаку.

    Начался бой. Через какое-то время кавалеристы ворвались в село и галопом направились к сараю, где сидели арестованные... Один из бандитов успел бросить гранату в сарай раздался взрыв — и несколько арестованных было убито, в том числе погиб и председатель волисполкома Яковлев! К утру бои кончился. Восставшие кулаки были арестованы и отправлены в волость. У наших несколько человек было ранено.

    Так Советская власть утверждала право крестьян-бедняков на землю, обильно политую их потом и слезами. Время было тревожное. Еще не раз классовые враги показывали свой звериный оскал. Но постепенно новое крепло в белорусском селе.

    Были, впрочем, и такие эпизоды. В нашу деревню Лобковичи из уезда приехал агитатор. На общем сходе он выступил с докладом о текущем моменте. Потом призвал крестьян сдавать зерно, причитающееся государству с каждого двора. И сказал, что наступит время, когда на всю Россию будет построено девять-десять фабрик, которые будут выпускать питательные вещества величиной в спичечную коробочку, и человеку будет достаточно трех коробочек в сутки, чтобы быть сытым. Тогда выступило несколько крестьян. «Стройте быстрее такие фабрики для жителей городов, — говорили они, — а мы будем сыты и хлебом, только не требуйте от нас продразверстки». Оратор неожиданно оказался в трудном положении...

    Полыхала гражданская война. Многие крестьяне-бедняки добровольно шли в Красную Армию, чтобы защищать свою землю от белогвардейских полчищ.

    Старший брат, Макар, находился в Красной Армии и участвовал в боях против деникинской армии, наступавшей на Москву. Однажды красноармеец, однополчанин брата, ехавший в отпуск после ранения, привез письмо от Макара и погостил у нас. Семья была рада получить весточку. Через некоторое время мать заболела сыпным тифом. Выяснилось, что ночевавший у нас красноармеец был болен сыпняком. Вскоре вся семья переболела тифом, в том числе и я, тяжело перенеся болезнь.

    Молодая республика отбивалась от белогвардейских полчищ и иностранных интервентов, переживала голод, разруху, эпидемии. Крестьяне, особенно молодежь, стойко переносили трудности и делали все для того, чтобы обеспечить фронт хлебом, быстрее разгромить белогвардейцев, не допустить возвращения помещиков в свои имения. Мы, комсомольцы, собирали теплые вещи и отсылали их на фронт. По воскресным дням в школе собиралось много крестьян, в том числе женщин, перед которыми мы разыгрывали короткие агитпьесы, разоблачавшие Деникина, Колчака, Юденича, Врангеля, вели антирелигиозную пропаганду, читали стихи Демьяна Бедного и других поэтов. Такие встречи нравились крестьянам, и они охотно посещали их.

    Нам очень хотелось самим попасть на фронт, но нас по малолетству не брали. А так мечталось совершить что-то героическое!

                                                           СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ

    В 1922 году по путевке Мстиславского укома комсомола я поехал на учебу в Смоленский университет. Со всей присущей комсомольцам страстью я начал «грызть гранит науки», овладевать знаниями. Всю жизнь храню величайшую благодарность комсомолу, пославшему меня учиться и подготовившему к вступлению в партию.

    В то время студенты не получали стипендий. Чтобы прокормиться, я вместе со своими товарищами по субботам и воскресеньям ходил на железнодорожную станцию грузить и разгружать вагоны с металлом, зерном, кирпичом и другими материалами.

    Вскоре комсомольцы избрали меня секретарем комсомольской организации медицинского факультета. Мы жили в общежитии, было холодно и голодно, но никто не думал о материальных благах; настроение у всех было самое бодрое и жизнерадостное.

    Однажды в вестибюле университета мы прочитали объявление: «В субботу в 18 часов в актовом зале состоится дискуссия на тему «Анархизм и коммунизм». Приглашаются все студенты». Это было в декабре 1922 года. Я решил пойти к секретарю партийной организации факультета Иосифу Анисимовичу Коженкову и попросить совета, как вести себя комсомольцам во время этой дискуссии. Он сказал, что комсомольцы могут и должны участвовать в дискуссии, и посоветовал мне выступить. Я не ожидал этого и с волнением стал готовиться.

    Собрание студентов открыл секретарь парторганизации университета. С докладом «Анархизм и коммунизм» выступил студент исторического факультета Таррарин, который был руководителем кружка анархистов. Он был высокий, худой, с длинными волосами, рыжей, клинышком, бородкой. Говорил страстно и нервно, усиленно жестикулировал, то и дело поправлял очки. Докладчик доказывал, что «анархизм — будущее человечества», что коммунизм перерастет в анархизм. Он превозносил до небес Бакунина и Кропоткина, как великих учителей анархизма.

    Разгорелась горячая дискуссия. С поддержкой оратора выступили довольно немногочисленные сторонники анархизма. Студенты — коммунисты и комсомольцы в своих выступлениях убедительно раскритиковали основные положения Таррарина. Большинство поддерживало тех ораторов, которые выступали против анархистов. Дискуссия продолжалась до пяти часов утра. А утром мать Таррарина пришла к нам в студенческое общежитие и, рыдая, сказала, что ее сын, вернувшись домой, застрелился. Я и еще двое комсомольцев пошли с матерью к ним на квартиру и увидели Таррарина, лежавшего на полу с простреленным виском. Браунинг валялся поодаль. Что побудило его поступить так? Возможно, он понял, что защищает взгляды, которые в нашей стране не имеют будущего.

    В тот период многие студенты — коммунисты и комсомольцы состояли в частях особого назначения (ЧОН). Нам поручалось охранять важные военные и гражданские объекты, склады, электростанции, учреждения. Участвовали чоновцы и в ликвидации банд на территории Смоленской губернии. Все мы воспринимали это как ответственное поручение партии и с энтузиазмом его выполняли.

    Как одну из самых дорогих дат воспоминаю 1 ноября 1923 года. На открытом партийном собрании Смоленского университета обсуждался вопрос о приеме комсомольцев в партию. Секретарь парторганизации Рахметов предложил принять в кандидаты РКП(6) группу комсомольцев, в том числе и меня. После краткого обсуждения все рекомендуемые комсомольцы единогласно были приняты в кандидаты РКП(б). Так мы вступили в великую ленинскую партию. Трудно описать чувства, охватившие нас!

    ...Декабрь 1923 года. В актовом зале Смоленского государственного университета идет бурное партийное собрание. Секретарь губкома партии в своем докладе рассказал, что Троцкий и троцкисты, воспользовавшись тем, что Владимир Ильич Ленин тяжело болен, повели бешеное наступление на партию и ленинизм.

    Вот как это было. 8 октября 1923 года Троцкий обратился с письмом в ЦК и ЦКК РКП(б), в котором потребовал, под флагом внутрипартийной демократии, ревизии ленинского принципа демократического централизма. Он требовал «обновления» партийного аппарата, что, по сути дела, было призывом к замене ленинских кадров сторонниками Троцкого. Он пытался подменить ленинскую революционную стратегию и тактику авантюристической теорией «перманентной революции», убедить коммунистов в «невозможности» победы социализма в нашей стране. Дальним прицелом был захват руководства в партии. Заявление Троцкого послужило сигналом для противников ленинизма к активным фракционным действиям внутри партии. Чтобы выявить мнение коммунистов, ЦК РКП(б) решил обсудить создавшееся положение в партийных организациях и на страницах газеты «Правда».

    Среди студентов университета нашлись такие, кто поддерживал взгляды Троцкого. Их было немного, но держались они крикливо, нагло.

    После доклада секретаря губкома развернулась широкая дискуссия, продолжавшаяся три дня. Большинство выступавших громили троцкистов и поддерживали генеральную линию Центрального Комитета РКП(б). Я заявил от имени комсомольцев университета, что молодежь горячо поддерживает решения октябрьского Пленума Центрального Комитета, который осудил выступление троцкистов как раскольническое, создающее угрозу единству партии. «Комсомольцы, — сказал я, — руководствовались и будут руководствоваться программой, которую выдвинул Ленин в речи на Третьем съезде комсомола в 1920 году. Мы будем учиться коммунизму».

    Троцкисты вели себя вызывающе, без конца брали слово, злоупотребляли временем выступлений, обрушивались с грубой бранью на тех, кто не был с ними согласен. Приходилось стаскивать их с трибуны, иногда дело доходило до драки. Подавляющее большинство коммунистов университета проголосовало за генеральную линию Центрального Комитета РКП (б) и решительно осудило «платформу» Троцкого и его последователей.

    В начале 1924 года я с группой товарищей перевелся в Воронежский государственный университет (основанный на базе бывшего Юрьевского университета, эвакуированного в 1918 году из Эстонии в Воронеж).

    Здесь и застигла нас горестная весть: 21 января 1924 года умер Владимир Ильич Ленин...

    Невыразимое горе охватило каждого коммуниста, всю партию, весь наш народ. Был объявлен ленинский призыв, в результате которого более 300 тысяч передовых рабочих, крестьян, красноармейцев вступили в Коммунистическую партию. Весь наш народ клялся свято выполнять заветы Ильича.

    Мы, студенты, остро реагировали на все то, чем жили партия, народ. Даже вопросы учебы нередко приобретали политическое звучание. Вспоминаю такой эпизод. Один из профессоров исторического факультета, Доманский, в своей лекции студентам заявил, что не признает таких поэтов, как Маяковский, их поэзию «площадей и улиц». Поэма «Облако в штанах» является, по его словам, примером вульгаризации поэзии. Студенты возмутились такой характеристикой Маяковского, пришли в исполбюро профсоюза студентов и потребовали прекратить чтение подобных лекций. В то время я был председателем исполбюро профсоюза. Об этом случае рассказал секретарю парткома университета, который поручил мне побеседовать со студентами и профессором и доложить на парткоме. Я пошел к Доманскому и попросил назначить время, чтобы поговорить о его лекции о Маяковском. «Ну что ж, молодой человек, — ответил профессор. .Завтра вечером пожалуйте ко мне домой (он написал мне адрес) и побеседуем». Назавтра в условленное время прихожу к Доманскому на квартиру. Как только вошел в коридор, на меня набросилась целая куча котов и кошек различной масти. Они прыгали на грудь, спину, садились на плечи. Я растерялся. В это время вышел профессор, цыкнул на них, они разбежались по комнатам. Меня пригласили в рабочий кабинет. Экономка подала чай.

    — Я слушаю вас, — сказал профессор.

    — Прошу извинить, но должен сказать, что пришел в связи с вашими лекциями. Студенты огорчены вашей характеристикой поэзии Маяковского. Они просили выяснить, почему вы отрицательно относитесь к Маяковскому?

    — Что ж, это законный вопрос, — сказал профессор. — Я, видите ли, воспитан на стихах Пушкина, Лермонтова, других корифеев нашей литературы. И прямо вам скажу, что поэзия Маяковского не укладывается в моей голове, я ее не понимаю.

    — Большинство студентов, — горячо возразил я, — любят стихи Маяковского. Мы считаем, что в них воплощаются мысли и чувства нового человека.

    — Значит, студенты за Маяковского? — усмехнувшись, сказал профессор.

    — Да, — ответил я.

    — Что же вы рекомендуете?

    — Мы рекомендуем, если, конечно, вы на это согласитесь, передать чтение лекций по советскому периоду доценту Тарасенко, а за собой оставить чтение лекций по классической литературе.

    — Пожалуй, с этим предложением можно согласиться...

    Профессор помолчал. Нервно постукивал пальцами по столу. Потом, как бы решившись на что-то, сказал:

    — Послушайте, молодой человек, а что, если я попрошу вашу организацию посодействовать моему выезду в Рим к брату, работающему библиотекарем в Ватикане. Он настоятельно приглашает меня к себе, вот письма. Я уже преклонного возраста, жена моя умерла, к современной жизни не приспособлен, поэтому хотел бы выехать за границу и прожить остаток дней своих с братом...

    — Вашу просьбу передам по назначению, — отвечаю.

    Поблагодарив за чай, я распрощался и ушел. В коридоре меня снова атаковали кошки.

    Этот разговор я передал в соответствующие инстанций. Спустя некоторое время ректор университета сообщил, что профессору Доманскому разрешено выехать в Рим к брату. Прощаясь, он благодарил меня за помощь, а я в шутку ответил: «Благодарите не меня, а Маяковского». Он рассмеялся и сказал, что после разговора со мной перечитал кое-что Маяковского и заключил, что у него все же есть «искра божья».

    В 1928 году я закончил медицинский факультет Воронежского государственного университета. Может возникнуть вопрос: что, собственно, побудило меня стать врачом? Помню, когда в 1922 году меня вызвали в Мстиславский уком комсомола, чтобы послать учиться, то спросили, кем бы я хотел быть: врачом, педагогом, историком?

    — У меня еще нет определенного мнения, — ответил я. — Знаю, что на селе почти нет врачей и фельдшеров. Испытал это на себе, когда болел сыпным тифом...

    — Вот и хорошо, — сказал секретарь, — дадим тебе путевку на медицинский факультет. Нам очень нужны врачи на селе.

    Студенческие годы оставили у меня самые лучшие воспоминания. Много хороших, теплых слов можно сказать о наших прекрасных учителях-профессорах: Карелине, Иосифове, Игнатовском, Никифоровском, Смирнове, Лепорском, Куршакове, Ткачеве, Соловьеве, Философове и многих других. Они были строгими учителями, требовали от студентов четких и глубоких знаний и спуску никому не давали. Это были люди «старой закалки», но крупные ученые.

    Осенью 1928 года меня назначили ординатором клиники нервных болезней медицинского факультета. Профессор Василий Васильевич Карелин тепло меня встретил и оказал большую помощь в изучении такой трудной и сложной области медицины, как нервные болезни. Первую научную работу я написал на тему «Влияние шума на нервную систему рабочих-котельщиков», в которой на основе собранных материалов внес предложения об оздоровлении условий труда котельщиков Воронежского паровозоремонтного завода. Позже мною был опубликован еще ряд научных работ по болезням нервной системы.

                                                                       В МОСКВЕ

    В 1930 году по направлению Воронежского обкома партии я поехал на учебу в Коммунистическую академию, при которой были образованы Институты красной профессуры.

    После сдачи экзаменов я был принят на первый курс Института философии и естествознания. Срок обучения — три года. Президентом Коммунистической академии в это время был известный историк Михаил Николаевич Покровский, а директором Института философии и естествознания — Отто Юльевич Шмидт. Задачей института было готовить квалифицированных преподавателей диалектического и исторического материализма, в которых остро нуждались высшие учебные заведения. Учебный процесс был поставлен очень основательно. Лекции читали Луначарский, Покровский, Шмидт, Кольман, Максимов, Митин, Юдин и другие.

    Как секретарю партийной организации института, мне часто приходилось встречаться с Отто Юльевичем Шмидтом. Это был крупный ученый и обаятельный человек. Кроме научной он вел большую организационно-административную работу. Отто Юльевич был главным редактором Большой советской энциклопедии, профессором Московского университета, председателем экспертной комиссии Коммунистической академии по присуждению премий имени В. И. Ленина. Значительное место в жизни Отто Юльевича занимала экспедиционная деятельность в Арктике. Всем известна эпопея с пароходом «Челюскин», который 13 февраля 1934 года был раздавлен льдами в Чукотском море. Участники экспедиции, возглавляемой Отто Юльевичем Шмидтом, мужественно дрейфовали на льдине, пока им не оказали помощь. Летчики Водопьянов, Доронин, Каманин, Леваневский, Ляпидевский, Молоков, Слепнев, спасшие челюскинцев, первыми были удостоены звания Героя Советского Союза. О. Ю. Шмидту также было присвоено звание Героя Советского Союза.

    В 1930 году в Институтах красной профессуры Коммунистической академии началась дискуссия по философским вопросам. Порой она принимала острые формы. Особенно запомнился один вечер. Собрание сотрудников академии проходило в большом зале Коммунистической академии на Волхонке, 14. Началось оно в шесть вечера, а закончилось, когда уже светало. Доклад о меньшевиствующем идеализме и механистическом материализме сделал Емельян Михайлович Ярославский. Характеризуя меньшевиствующий идеализм как немарксистское, позитивистское, идеалистическое течение в философии, докладчик резко критиковал группу философов. В докладе Ярославского был дан глубокий анализ механистического материализма, проповедуемого группой Л. Аксельрод, Варьяша и других. Механистический материализм стремился все качественно разнообразные процессы — биологические, химические, психические и явления природы — свести к действию законов механики, отрицая объективный характер качественных изменений, развитие от низшего к высшему, скачкообразность развития. В теории познания они защищали идеалистическую «теорию иероглифов». Пытались заявлять, что «наука сама себе философия». Их ошибочные воззрения использовались троцкистами, бухаринцами и другими для борьбы против линии большевистской партии.

    Завязалась острая и горячая дискуссия. Большинство выступавших доказывали, что меньшевиствующий идеализм и механистический материализм являются опасными течениями в области философии. Они горячо поддержали постановление ЦК ВКП(б) «О журнале «Под знаменем марксизма»» в 1931 году, где была вскрыта антимарксистская сущность этих течений. Почти все ораторы осуждали меньшевиствующих идеалистов и механистических материалистов. Но находились и их защитники. Лишь в пять часов утра председательствующий М. Н. Покровский объявил собрание закрытым.

    Михаил Николаевич Покровский читал нам курс лекций по истории нашей Родины. На его лекции нередко собирались историки со всей Москвы. В 1932 году в возрасте 64 лет крупнейший советский историк, коммунист, академик М. Н. Покровский скончался.

    В 1933 году я закончил Институт философии и естествознания и был направлен во Всесоюзный институт экспериментальной медицины в Москве. В институте вел научную работу, писал статьи по специальным вопросам и в 1936 году защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата медицинских наук на тему «Об изменении нервных клеток цилиарного и гассерова узлов при артериосклерозе мозга».

    Очень многое для создания Всесоюзного института экспериментальной медицины сделал А. М. Горький. После возвращения на Родину Алексей Максимович выдвинул идею создания института, задачей которого явилось бы изучение здорового и больного человека в целях быстрейшего раскрытия тайн многих тяжких заболеваний человека, в частности рака.

    Решением правительства такой институт был создан и первым директором ВИЭМ назначен ученик Ивана Петровича Павлова — профессор Лев Николаевич Федоров. Впоследствии он стал директором Ленинградского филиала Всесоюзного института экспериментальной медицины. Новым директором ВИЭМ был назначен молодой, талантливый ученый в области невропатологии и нейрохирургии, прекрасный организатор, профессор Николай Иванович Проппер-Гращенков. На Ленинградском шоссе началось строительство новых зданий для размещения многочисленных лабораторий и клиник нового института. А. М. Горький оказывал большую помощь в трудной работе по организации и строительству института.

    Однажды — было это в 1934 году — Н. И. Проппер-Гращенков вызвал меня и сказал:

    Хотите поехать в Ленинград? Есть возможность встретиться с Иваном Петровичем Павловым. Предложите ему помощь института...

    Я, конечно, согласился и вскоре выехал в Ленинград. Академик Павлов принял меня. Беседа шла о строительстве новых зданий Биологической станции института в селе Колтушах (ныне Павлово) под Ленинградом. Иван Петрович назвал эту станцию будущей «столицей условных рефлексов». Чтобы изучить основные закономерности и свойства условных рефлексов, говорил Павлов, мы подопытных животных, в частности собак, должны помещать в такие условия, чтобы полностью изолировать их от внешних раздражителей, которых достаточно в нашей природе. Трудностей в этом деле очень много.

    Вам известно, — продолжал маститый ученый, — что мой небольшой коллектив ведет сейчас работу над проблемой взаимоотношений коры больших полушарий головного мозга и внутренних органов в норме и патологии. Мы будем благодарны, если дирекция института поможет нам в строительстве экспериментальной базы для проведения наших опытов.

    От имени дирекции предложил помощь в строительстве новых зданий для размещения Биологической станции. Сказал и о договоренности с соответствующими ленинградскими строительными организациями о сроках строительства зданий для «столицы условных рефлексов».

    Иван Петрович спросил, знаком ли я с лабораториями и клиниками Ленинградского филиала ВИЭМ? «Нет, не знаком»,— признался я.

    Павлов вызвал своего заместителя по научной части профессора К. М. Быкова и попросил его показать мне лаборатории и клиники. Особое впечатление на меня произвела лаборатория под названием «Башня молчания», где я через стеклянное окно наблюдал за опытами изучения закономерностей условных рефлексов на собаках. Полукруглая, трехэтажная «Башня молчания» была построена таким образом, чтобы создать наилучшие условия для проведения экспериментов.

    Вспоминаю слова великого ученого и патриота нашей Родины Ивана Петровича Павлова, сказанные им на приеме правительством делегации 15-го Международного конгресса физиологов в Москве в августе 1935 года:

     — ...Исключительно благоприятное положение занимает в моем отечестве наука. Сложившиеся у нас отношения между государственной властью и наукой я хочу проиллюстрировать одним только примером: мы, руководители научных учреждений, находимся прямо в тревоге и беспокойстве по поводу того, будем ли мы в состоянии оправдать все те средства, которые нам предоставляет правительство...

    Вся моя жизнь, — продолжал ученый, — состояла из экспериментов. Наше правительство также экспериментатор, только несравненно более высокой категории. Я страстно желаю жить, чтобы увидеть победное завершение этого исторического социального эксперимента! [«Правда», 20 августа 1935 г.]

    Вскоре я вернулся в Москву. Как известно, при создании Академии медицинских наук в 1944 году ВИЭМ явился одной из главных баз академии и некоторые его лаборатории были затем реорганизованы в самостоятельные институты.

                                                                НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

    В июне 1937 года меня вызвали в ЦК партии к секретарю ЦК Андрею Андреевичу Андрееву. Я с большим волнением вошел в его кабинет в здании на Старой площади. Андрей Андреевич дружески поздоровался и пригласил сесть.

    — Вы белорус?

    — Да, белорус, родом из деревни Лобковичи, Кричевского района, Могилевской области.

    — Закончили Институт красной профессуры и сейчас работаете во Всесоюзном институте экспериментальной медицины?

    — Да, — ответил я.

    — Как вы смотрите, товарищ Киселев, если пошлем вас в Белоруссию в качестве наркома здравоохранения?

    Такое предложение застало меня врасплох. Я растерялся. Но потом сказал:

    — Я совсем не ожидал такого предложения, товарищ Андреев. Если ЦК это находит нужным, то буду работать там, куда пошлет меня партия. Но я никогда не работал на административных должностях и вряд ли справлюсь с такой ответственной работой.

    — Ничего, ничего, справитесь, — улыбнувшись, сказал Андреев. — Государство помогло вам получить высшее образование, теперь вы должны послужить государству. Не так ли? Вы старый комсомолец, в партии с двадцать третьего года, имеете, политическое образование, и у нас нет сомнений, что вы справитесь с порученной работой. Надо поскорее ехать в Минск. Желаю успеха.

    Так в моей судьбе произошел крутой поворот. Получив направление, я на следующий же день вылетел в Минск. Секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Алексей Алексеевич Волков встретил меня приветливо.

    — Завтра приступайте к работе, в ближайшее время будет опубликован указ о вашем назначении.

    Вскоре я собрал всех сотрудников наркомата. Волнуясь, держал перед ними свою первую речь. Сказал, что административная работа — дело для меня новое и трудное. «Давайте сообща работать так, — попросил я, — чтобы Наркомздрав являлся настоящим штабом по руководству здравоохранением Белоруссии». Потом провели совещание медицинских работников города Минска. Наступили хлопотливые будни. Работы оказалось очень много. И самой разнообразной.

     Вскоре был создан «Медицинский журнал БССР». При активном содействии медицинских работников наркомат проводил организационную работу по улучшению работы больниц, поликлиник, врачебных и фельдшерских участков, по строительству медицинских учреждений в республике. Много внимания уделялось здравоохранению в сельской местности.

    Вспоминаю некоторые эпизоды из наркомовской работы. В селах Белоруссии были еще довольно распространены инфекционные заболевания, в том числе «объявился» как-то и сыпной тиф. Я выехал в Полоцкий окрздравотдел, чтобы на месте разобраться с неожиданным увеличением количества заболеваний сыпным тифом среди колхозников.

    При изучении эпидемиологической картины заболеваний сыпным тифом в районах бросалась в глаза кривая заболеваний в селах этого округа. Решили выехать в эти села и изучить обстановку на месте. Из бесед с крестьянами, больными сыпным тифом, выяснилось, что в этих домах побывал какой-то «странник», просивший милостыню. После его ухода люди заболевали сыпным тифом, разгоралась эпидемия. Привлекли милицию, советский и комсомольский актив к розыску неизвестного. Через некоторое время получили сообщение, что в одном селе обнаружен человек, просивший милостыню. Направили в это село милиционеров. При обыске у «странника» нашли револьвер и коробки, наполненные сыпнотифозными вшами. Его доставили в Полоцкое управление милиции, где был произведен допрос арестованного. Выяснилось, что это был переброшенный к нам белый офицер, занимавшийся шпионажем и диверсиями на территории Белоруссии.

    Такие факты не являлись, конечно, ни определяющими, ни частыми, но они были довольно характерны для тех лет вражеского окружения.

    В те трудные и славные годы — годы строительства социализма — белорусский народ, ведомый партией, достиг небывалых успехов во всех отраслях народного хозяйства, культуры, быта. Это относилось и к области здравоохранения. Резко улучшилось здоровье населения. Общая смертность уменьшилась в четыре раза, а смертность детей — в восемь раз. При царском строе умирал каждый шестой родившийся ребенок. В условиях плохих жилищ, изнуряющего труда, отсутствия надлежащей медицинской помощи белорусы гибли от многочисленных болезней, голода и лишений, и средняя продолжительность жизни не превышала 37 лет. В 30-е годы средняя продолжительность жизни была уже 54 года, а в настоящее время средняя продолжительность жизни в БССР равна 73 годам. Какие огромные перемены в жизни народной стоят за этими цифрами!

    Наступил 1938 год. Первая сессия Верховного Совета Белорусской ССР избирает меня главой правительства Белоруссии — Председателей Совнаркома БССР. Было мне тогда 35 лет.

    Я был подавлен сознанием огромной ответственности, которую возлагал на меня новый пост. К тому же если с вопросами науки, здравоохранения уже приходилось сталкиваться, то в области промышленности, сельского хозяйства, финансов не имел никакого опыта. Но что было делать? Работа есть работа, и ее надо выполнять, не жалея сил. Огромное количество дел и проблем захватило меня без остатка.

    Страна переживала исторические годы. Шел великий процесс социалистической перестройки экономики, быта, сознания миллионов людей, и, чтобы с пользой участвовать в этом процессе, надо было много знать и еще больше — учиться. Чтобы изучить состояние промышленности, сельского хозяйства республики, я выезжал на фабрики и заводы, в колхозы, совхозы, машинно-тракторные станции, подолгу беседовал с директорами фабрик, заводов, председателями колхозов, рабочими, колхозниками. Я прямо говорил им, что пока плохо знаком с этими отраслями народного хозяйства и приехал не контролировать, а познакомиться с работой, поучиться.

    Вскоре мне бросилось в глаза, что в приемной всегда много людей. Всех, кто записывался на прием, я принимал в тот же или на следующий день. Выяснилось, что наркомы, начальники главков, руководители учреждений и другие приходили на прием для того, чтобы посоветоваться по трудным для них вопросам, а в конце беседы просили завизировать проект приказа по наркомату. Я с удивлением спрашивал:

    — Зачем нужна моя виза? Как нарком вы имеете право издавать любые приказы, подлежащие исполнению.

    — Это верно, что такое право я имею, — отвечал нарком, — но мои приказы не всегда выполняются. Если же я сошлюсь на то, что приказ согласован с Председателем Совнаркома, то такой приказ будет выполняться.

    Приходилось визировать эти приказы.

    Жизнь поставила перед нами целый ряд важных вопросов. Вот один из них. В 1939 году было принято решение ЦК КП(б) Белоруссии и Совнаркома БССР о сселении хуторских дворов в колхозные поселки, поскольку они мешали нормальной работе колхозов и совхозов.

    Хуторские хозяйства в Белоруссии образовались еще до революции. Бывший председатель совета министров царского правительства Столыпин в 1906 году издал целый ряд законов, направленных на ликвидацию общинного крестьянского землевладения с целью создания широкой социальной базы царизма в лице кулачества. В соответствии с указом от 9 ноября 1906 года каждый крестьянин-общинник имел право требовать от деревенского общества сведения своих земель в цельный участок — хутор и закрепления своего надела в личную собственность. В Белоруссии, до воссоединения с западными землями, находившимися под властью панской Польши, насчитывалось 160 тысяч хуторов. Это значит, что 21 процент всех крестьянских дворов был рассеян по хуторам. Но столыпинская реформа, как известно, не предотвратила нарастающей социалистической революции; не оправдались и расчеты сделать кулачество массовой опорой царизма.

    Колхозники с энтузиазмом взялись за сселение хуторов в колхозные центры, и в результате большой организационно-массовой работы, проведенной в 1939-1940 годах, все хутора в восточных областях БССР были сселены. Это способствовало росту колхозного производства.

    На месте разрозненных, нищих единоличных крестьянских хозяйств выросли цветущие колхозы, в которых крестьяне нашли верный путь к радостной и зажиточной жизни.

    Царское правительство не уделяло никакого внимания осушению болот в Полесье. Забитого самодержавно-помещичьим строем полесского крестьянина — полещука — считали чуть ли не первобытным человеком, и его жизнь никого не заботила. Только при Советской власти начались работы по освоению и хозяйственному использованию болотистых площадей. И это имело огромное значение. Ведь болота Белоруссии являются неисчерпаемым источником топлива, удобрений, а также сырья для химической промышленности. Запасы торфа в Белоруссии, согласно данным Академии наук БССР, составляют около 5 миллиардов тонн.

    Идя навстречу колхозному крестьянству, СНК СССР и ЦК ВКП(б) 6 марта 1941 года приняли постановление «Об осушении болот в Белорусской ССР и использовании осушенных земель колхозами для расширения посевных площадей и сенокосов». В течение пятнадцати лет предполагалось осушить до 4 миллионов гектаров заболоченных земель. На эти мероприятия отпускались значительные средства.

    Крепла молодая белорусская индустрия, связанная теснейшими узами с промышленностью других братских республик. Белорусский народ никогда не забудет, что уже в 1920-1921 годах правительство РСФСР из своих чрезвычайно ограниченных в то время ресурсов выделило Белоруссии на неотложные нужды 7 миллиардов рублей. Шли годы. Пеньку да лен, древесный уголь да бульбу — вот и все, что поставляла до революции Белоруссия. И вот в годы пятилеток один за другим стали входить в строй крупнейшие предприятия: Гомельский завод сельскохозяйственных машин, Бобруйский деревообрабатывающий комбинат, фабрика искусственного волокна в Могилеве... На глазах менялся облик родного края.

    Совнарком проводил большую работу по благоустройству городов Белоруссии. Были разработаны и утверждены генеральные планы реконструкции крупных городов республики. Совершенно неузнаваемой стала столица Белорусской ССР — Минск. Из захолустного провинциального города Минск перед войной превратился в благоустроенный социалистический город. В БССР было построено 565 новых школ, в которых обучалось в четыре раза больше учащихся, чем в 1914 году.

    Правительство назначило меня председателем комиссии по подготовке первой декады белорусского искусства в Москве.

    Декада состоялась в Москве в июне 1940 года; это было большим событием в жизни республики. Белорусский народ продемонстрировал свои достижения в области развития национального искусства перед общественностью столицы нашей Родины. Двадцать лет росло и развивалось искусство белорусского народа в творческом содружестве с искусством братских народов нашего необъятного Советского Союза, и прежде всего с искусством великого русского народа. И успехи были достигнуты замечательные!

    До Октября белорусское народное искусство не имело возможности развиваться. Царские сатрапы и польские паны эксплуатировали белорусский народ, попирали самые элементарные человеческие права. «Полещук», «быдло» было обычным обращением к трудящемуся белорусу. А любовь и тяга белорусского народа к искусству существовала давно. Она проявлялась в передававшихся из уст в уста народных легендах, сказках, песнях. Народный оптимизм жил в массовых играх и танцах, в веселой песне «Бульба», в задорном танце «Лявониха», степенном хороводе «Ленок».

    В Белоруссии действовал изданный царским правительством после подавления восстания 1863 года специальный указ, запрещавший под угрозой строгой кары ставить в театрах белорусские пьесы, печатать белорусские газеты и книги.

    Профессиональное белорусское искусство начало развиваться только после социалистической революции. Неуклонно осуществляя ленинскую национальную политику, партия создавала все условия для этого. В сентябре 1920 года был открыт первый белорусский драматический театр, а сейчас в республике насчитывается более двадцати театров.

    История белорусского народа, его борьба с угнетателями — вот темы первых белорусских опер и других произведений, поставленных на сценах театров. В таких операх, как «В пущах Полесья» композитора Богатырева, «Михась Подгорный» Тикоцкого, «Цветок счастья» Туренкова, первом белорусском балете «Соловей» композитора Крошнера, и других постановках с огромной силой звучали народная мудрость и поэтичность, проникнутые глубоким социальным содержанием — ненавистью к угнетателям и нерушимой верой в светлое будущее.

    Декада белорусского искусства в Москве стала большим праздником для нашего народа.

    Возвратившись в Минск, погрузился в ворох очередных дел. Как-то один из секретарей горкома партии звонит мне и говорит, что есть предложение выкопать в Минске котлован для озера, с участием на добровольных началах жителей города Минска. Как известно, через Минск протекает маленькая речка Свислочь, и, естественно, городу остро не хватало воды. Горком партии обсудил этот вопрос и пришел к выводу, что такое озеро необходимо соорудить. За лето котлован будет выкопан, но необходимо построить плотину. Горком просил Совнарком БССР выделить средства в распоряжение Минского горсовета.

    После всестороннего обсуждения правительство решило отпустить необходимую сумму на строительство плотины. Закипела работа.

    Минчане добровольно после работы и по выходным дням с энтузиазмом трудились над котлованом будущего озера. Горком партии и горсовет проявили максимум энергии и инициативы и довольно хорошо организовали людей. Вдруг в «Правде» появился фельетон под названием «Озера по заказу», в котором писалось, что профессора, доценты, инженеры превратились в «землекопов» вместо того, чтобы заниматься своим делом. Фельетонист обвинил предсовнаркома республики в незаконном ассигновании больших средств на строительство плотины. Тогдашний нарком финансов СССР Арсений Григорьевич Зверев написал в правительство Союза жалобу о незаконном отпуске средств Совнаркомом Белоруссии.

    Председатель Совнаркома СССР В. М. Молотов пригласил меня в Москву для объяснений. Я подробно рассказал о тяжелом положении с водой в Минске и о крайней необходимости поправить дело. Вячеслав Михайлович немного подумал, потом позвонил Сталину и изложил ему мои соображения о создании Минского озера. Иосиф Виссарионович спросил, действительно ли в Минске нет приличной реки или озера.

    — Нет, — ответил Молотов. — Имеется маленькая речушка Свислочь глубиной по колено. У меня находится предсовнаркома Киселев, которого мы пригласили для беседы...

    — Привлекать к ответственности Киселева не следует, — сказал Сталин. — Нужно отпустить белорусам дополнительные средства, чтобы построить приличное озеро.

    Так закончилась вся эта история. Сейчас в Минске имеется большое и глубокое озеро — гордость горожан. Когда после войны А. Г. Зверев по служебным делам приехал в Минск, я напомнил ему наш спор об отпуске средств на строительство плотины и пригласил посетить Минское озеро. Он принял приглашение, и мы поехали к озеру. Он долго молча стоял на берегу, а потом сказал:

    — Из окна кабинета министра финансов Союза я не видел этого озера и только сейчас понял, как оно необходимо жителям Минска...

    Наступила осень 1939 года. Нападением Гитлера на Польшу началась вторая мировая война. 13 сентября 1939 года Первый секретарь ЦК КП (б) Белоруссии Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко и я, как Председатель Совнаркома БССР, были вызваны в Москву к И. В. Сталину.

    Когда мы вошли в кабинет, Сталин встретил нас словами: «Вот и белорусы прибыли» — и пригласил сесть за стол. Кабинет поразил нас своей скромностью и простотой. Стены были облицованы светлой дубовой панелью, через весь кабинет была постлана ковровая дорожка к письменному столу. Над письменным столом висел большой портрет Владимира Ильича, справа в углу — посмертная маска Ленина. На письменном столе лежали книги и папки, стоял чернильный прибор. За столом — кожаное кресло, возле него — столик с различного цвета телефонами, книжный шкаф и кожаный диван. Слева — длинный стол для заседаний, покрытый сукном, вокруг него стояли тяжелые стулья. На стенах висели географические карты, диаграммы о развитии стахановского движения. Вскоре прибыли все приглашенные. От Украинской ССР присутствовали Н. С. Хрущев и Л. Р. Корниец.

    В те дни возник вопрос о помощи западным белорусам и украинцам, оказавшимся в беде в связи с развивавшейся гитлеровской агрессией. Буржуазно-помещичья Польша стояла перед полным военным разгромом. Немецко-фашистские войска приближались к западным областям Белоруссии и Украины, готовясь захватить их. В создавшейся обстановке Советский Союз, естественно, не мог оставаться равнодушным к судьбам братских народов Западной Украины и Западной Белоруссии, он считал своим священным долгом прийти им на помощь. [См. «История Белорусской ССР», том II. Минск, 1961, стр. 383.]

    Как известно, 17 сентября 1939 года Советское правительство отдало приказ своим войскам перейти границу и взять под защиту население Западной Белоруссии и Западной Украины. Красная Армия выполнила приказ и освободила миллионы белорусов и украинцев, стонавших под гнетом польских панов свыше двадцати лет.

    ...После заседания И. В. Сталин пригласил всех присутствующих к себе на дачу.

    Был прохладный сентябрьский вечер. Перед нами предстал одноэтажный, окруженный со всех сторон густыми фруктовыми деревьями дом. Сталин пригласил в столовую, очень скромно и просто обставленную. Наше внимание привлек большой красивый камин, в котором, потрескивая, горели дрова. Сталин подошел к камину, подложил березовых дров, и вскоре пламя осветило всю комнату. Я засмотрелся и не заметил, как все сели за стол, осталось лишь свободное место рядом со Сталиным. Заметив мое смущение, хозяин дома пригласил сесть с ним рядом.

    На стол поставили три супницы — с картофельным супом, бульоном и украинским борщом. Сталин первый налил себе картофельного супа и пригласил отведать, что кому нравится. Я взял тарелку и налил себе картофельного супа. Сталин в шутку сказал, что украинцы обязательно выберут борщ. Так и получилось.

    Обед длился около трех часов. Было произнесено много тостов. И. В. Сталин был приветливым и заботливым хозяином. Он спросил, сколько мне лет. «Тридцать пять», — ответил я. Сталин подробно интересовался положением дел в Белорусской ССР. А мне особенно запомнился рассказ о посещении им Белоруссии во время войны с белополяками. Сталин прекрасно отзывался о белорусском народе, высоко ценил революционные традиции белорусских рабочих.

    После обеда все пошли смотреть фильм «Трактористы», и только под утро я вернулся в гостиницу.

    17 сентября 1939 года в два часа ночи мы выехали на границу в штаб командующего Белорусским военным округом Михаила Прокофьевича Ковалева. Войска заняли исходные позиции. В 5.40 утра они перешли белорусско-польскую границу; организованного сопротивления им не было оказано. Мы ехали вместе с наступающими войсками. Кавалерийский корпус, которым командовал Андрей Иванович Еременко (позже маршал), занял города Несвиж, Барановичи, Волковыск и подошел к Гродно.

    Население повсеместно торжественно и горячо встречало Красную Армию. Речи, песни, пляски под гармошку мы наблюдали в те дни во всех селах, местечках и городах Западной Белоруссии. Повсеместно возникали массовые митинги, участники которых приветствовали советские войска и требовали воссоединения с советскими республиками.

    Население Западной Белоруссии обрело долгожданную свободу. 2 ноября 1939 года пятая сессия Верховного Совета СССР удовлетворила просьбу Народного собрания Западной Белоруссии о принятии ее в состав Советского Союза и воссоединении с БССР. Таким образом была исправлена историческая несправедливость и завершено воссоединение белорусских земель.

    В октябре 1939 года население Глубокского избирательного округа Западной Белоруссии выдвинуло меня кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. Вместе с другими товарищами я поехал на встречу с избирателями. Люди внимательно и с одобрением слушали нас, было много вопросов. Закончив выступления, я возвращался поездом в Минск. Вдруг, подъезжая к Молодечно, мы ощутили сильный удар, вагон затрещал, его резко качнуло, все упали, получив тяжелые ушибы и увечья. Очнувшись, я вышел из вагона. Оказалось, что столкнулись два состава. Дежурный по станции сознательно перевел стрелки, и наш поезд шел навстречу товарному поезду, вышедшему со станции Молодечно. Только выдержка, точный расчет машинистов спасли наш поезд от неминуемой катастрофы. Выяснилось, что дежурный по станции, в прошлом ярый пилсудчик, решил устроить катастрофу, чтобы отомстить «красным», и сбежать, что, кстати говоря, ему не удалось.

    В то время приходилось часто ездить в Москву для решения различных вопросов. Однажды довелось ехать с Георгием Константиновичем Жуковым. Он в то время командовал кавалерийским корпусом, расквартированным в Минске. Это было в том же 1939 году, летом. Мы были знакомы по совместной работе, он часто присутствовал на закрытых заседаниях Совнаркома при решении военных вопросов. Остановились в гостинице «Москва», наши номера оказались смежными.

    После завтрака Г. К. Жуков направился в Наркомат обороны, а я — в Совнарком. Вернувшись в гостиницу поздно вечером, я крепко заснул. Вдруг в дверь моего номера кто-то настойчиво постучал. Открыв дверь, я увидел перед собой радостного Георгия Константиновича. Он взволнованно сказал:

    — Климент Ефремович Ворошилов назначил меня командующим нашими войсками в Монгольской Народной Республике. Надо ехать воевать, японцы продолжают провокации...

    Я поздравил его с назначением.

    — Одевайся и пойдем ко мне ужинать!

    Пришлось подчиниться.

    Известно, что к концу августа 1939 года в результате длительных боев советские войска в тесном боевом содружестве с воинами Монгольской Народной Республики наголову разбили части японских интервентов, вторгшихся в МНР в районе Халхин-Гола, и полностью очистили от них территорию братской Монголии.

    Обстановка на границах осложнялась. Над Родиной сгущались тучи близкой военной грозы. И в те тревожные дни особенно трогала красота и приволье родной земли. Перед глазами вставал край голубых озер и зеленых дубрав, живописных холмов и многоводных рек, дымящиеся трубы огромных заводов.

    Трудно было представить, что в дореволюционной Белоруссии царили голод и нищета, что в деревнях Мохоеды, Короеды, Бесхлебицы и других полесских уголках, названия которых говорили сами за себя, в курных, покосившихся от времени избушках мыкали горе крестьяне-бедняки и батраки. Четыре тысячи помещиков владели двумя третями всей земли, а 664 тысячи крестьянских дворов имели только одну треть, и притом худшей, земли. Большинству крестьян никогда не хватало своего хлеба до нового урожая. Более 200 тысяч батраков гнули спину на кулацких и помещичьих землях. За пятьдесят дореволюционных лет из Белоруссии разъехались по всему земному шару в поисках лучшей доли свыше 1380 тысяч человек. По данным 1913 года, более 75 процентов населения Белоруссии было неграмотным. Царизм душил национальную культуру белорусского народа.

    Великий Октябрь коренным образом изменил судьбу белорусов. После Октябрьской революции новая, светлая жизнь пришла на белорусскую землю. Впервые за многовековую историю народ обрел свою государственность.

    Приятно и радостно было сознавать, что Белоруссия, в прошлом отсталая окраина царской России, за годы пятилеток, в братской семье народов СССР и с их помощью, превратилась в мощную индустриально-аграрную республику. В 1935 году Белорусская ССР была награждена орденом Ленина за успехи в социалистическом строительстве.

    Резко изменили свой облик старые белорусские города — они стали красивыми и благоустроенными; выросли новые города и рабочие поселки, построены крупные заводы и фабрики. На селе также было воздвигнуто много новых общественных, производственных и культурно-бытовых зданий. Республика стала располагать широкой сетью школ, культурно-просветительных и медицинских учреждений.

    За годы пятилеток, до Великой Отечественной войны, было построено и освоено 1700 новых промышленных предприятий. Заново были созданы в республике такие отрасли промышленности, как станкостроение, химическая, текстильная, кожевенная, деревообделочная, сельскохозяйственное машиностроение. Белорусские станки, автомобили и тракторы, стекло, изделия из дерева и льна завоевали всесоюзную известность.

    На месте разрозненных крестьянских хозяйств были созданы колхозы и совхозы. В 1940 году в республике насчитывалось около десяти тысяч колхозов с 8 миллионами гектаров земли, закрепленной за ними навечно. На полях Советской Белоруссии работало 316 машинно-тракторных станций с 10 тысячами тракторов, 1600 комбайнов, 3100 тракторных сеялок и тысячи других сельскохозяйственных машин. За годы Советской власти Белоруссия превратилась из края горя и нищеты в цветущую республику Страны Советов.

                                                    ...Расцветает наш край белорусский.

                                                    Меняются люди и облик земли,

                                                    И вместо полосок, убогих и узких,

                                                    Колхозные нивы, как море, легли...—

    поет белорусский народ о своей счастливой жизни.

    Советская власть открыла белорусскому народу путь к образованию, культуре и науке, дала возможность в широком масштабе готовить национальные высококвалифицированные кадры. После Октябрьской революции в республике начала создаваться сеть высших и средних учебных заведений. В дореволюционной Белоруссии было только одно высшее учебное заведение, а в 1940 году — 25. По сравнению с 1913 годом количество студентов увеличилось в 75 раз.

    Партия и правительство создавали все условия для того, чтобы молодое поколение шло к новым вершинам образования и культуры.

    На рассвете 22 июня 1941 года мирный труд советского народа был прерван вероломным нападением фашистской Германии. Захватчики обрушили на советскую землю смертоносный шквал бомб и снарядов. Тысячи гитлеровских самолетов и танков начали разрушать города и села, созданные трудом многих поколений. Территория нашей республики стала ареной ожесточенных кровопролитных сражений. В первые же дни и недели войны в районах Бреста, Барановичей, Минска, Бобруйска, Могилева захватчикам были нанесены тяжелые потери, однако сильный враг бешено рвался на восток. Белоруссия была оккупирована фашистскими войсками. Гитлеровцы разрушили органы власти, установили режим кровавого террора и насилия. Но советские люди не сдались, не сломились. Они повсеместно развернули партизанскую борьбу против фашистских оккупантов.

                                                                        В УЛЬЯНОВСКЕ

    Во время Великой Отечественной войны я работал председателем Ульяновского облисполкома. [Ульяновская область была образована в январе 1943 года.] С большим волнением ехал в Ульяновск — город, где родился Владимир Ильич Ульянов-Ленин.

    Вскоре после приезда я посетил Дом-музей В. И. Ленина, основанный в 1929 году. Трудности военного времени сказывались и здесь. Помещение плохо отапливалось, от постоянной сырости портились мебель, книги. Посоветовавшись с первым секретарем обкома партии Иваном Николаевичем Терентьевым, мы приняли срочные меры, чтобы обеспечить надлежащее состояние имевшихся в музее бесценных экспонатов.

    Шла война, немцы еще были под Сталинградом. Вражеские самолеты несколько раз прорывались к Ульяновску. Свободное время я посвятил осмотру и изучению старинного города, центр которого располагался на высоком правом берегу Волги. Ознакомился с историей возникновения города. По указу царя Алексея Михайловича (1648 год) Симбирск был основан как один из форпостов для защиты юго-восточных окраин Русского государства. С 1796 года Симбирск стал губернским городом. Здесь родились писатель Гончаров и поэт Языков. Известный герой Отечественной войны 1812 года Денис Давыдов тоже жил в этом городе. Историк и писатель Карамзин родился в Симбирском уезде. В 1670 году Симбирск осаждали крестьянские отряды Степана Разина.

    Перед войной в городе проживало более 102 тысяч человек. Здесь были размещены многие эвакуированные предприятия из Москвы и других городов Союза. Это создавало много проблем и трудностей. Особенно беспокоила острая нехватка жилья. Но люди работали поистине самоотверженно, забывая о сне и отдыхе, отдавая все свои силы помощи фронту.

    Война напоминала о себе и здесь, в тылу. Запомнился такой случай. Я пришел домой пообедать, было часов пять дня. Вдруг раздается телефонный звонок. Узнаю, что горит оборонный завод. Надо немедленно спасать объект. Звоню секретарю обкома партии Терентьеву, сообщаю о случившемся. Срочно выезжаем на завод. Горел один из цехов. Вот-вот огонь мог распространиться на другие цехи. Кроме пожарников сразу же вызвали воинские части, стоявшие в городе, в частности курсантов танкового училища; они стали копать широкие рвы, создавая заслон бушующему огню. Было привлечено городское население. В огне стали рваться патроны. Работа кипела вовсю. Принятые меры помогли: огонь не распространился на другие цехи, и они были спасены.

    Почему возник пожар? Говорили всякое. При расследовании оказалось, что на полу во всех цехах был рассыпан порох. Естественно, это наводило на мысль о диверсии. Придя в свой кабинет, я услышал звонок по ВЧ. Звонили из Москвы:

    — Даем семь дней на восстановление цеха.

    Через неделю я сообщил в Москву, что цех восстановлен и работает нормально. Но потрудиться для этого пришлось основательно.

                                                                        В ГОМЕЛЕ

    Наступил 1944 год, год решающих побед Советской Армии. После освобождения части Белоруссии от немецко-фашистских оккупантов я снова вернулся в отчий край. 26 ноября 1943 года Советская Армия освободила от гитлеровских захватчиков Гомель, в котором временно разместились ЦК КП(б)Б и правительство республики. Фронт проходил теперь по Днепру и Припяти. День и ночь шли упорные бои, шаг за шагом освобождалась родная Белоруссия.

    Я знал Гомель до войны. Это был красивый, шумный город с чудесным зеленым парком, расположенным на берегу полноводной реки Сож. В парке были вековые деревья, привезенные из разных стран земного шара. Когда я вернулся в Гомель, его было не узнать. Город был превращен в руины; даже деревья в городском парке были срублены и вывезены в Германию. Уцелевшее население возвращалось из лесов. Целые семьи, впрягшись в самодельные повозки, везли свои пожитки на пепелища.

    Вместе с другими товарищами пришлось приложить немало усилий, чтобы обеспечить людей жильем, работой, разместить наркоматы и ведомства в сожженном и разрушенном на 70 процентов городе. Наряду с использованием уцелевших домов пришлось рыть землянки, оборудовать их для жилья. Эти землянки одновременно являлись и убежищем от частых налетов вражеской авиации.

    Советские солдаты, с боями продвигаясь вперед на запад, своими глазами видели, какие страшные следы оставляли после себя гитлеровские оккупанты на территории Российской Федерации, Украины, Белоруссии. Гитлеровцы превращали города и села в выжженную пустыню. В Белоруссии они истребили более двух миллионов мирных граждан и военнопленных. Фашистские изверги вешали и расстреливали мужчин, женщин и детей, закапывали их живыми в ямы-могилы, душили газом, сжигали в специальных печах.

    Правительство назначило меня председателем комиссии по оказанию помощи освобожденным из Озаричского лагеря смерти. Вместе с секретарем ЦК КП(б) Белоруссии Надеждой Григорьевной Грековой и министром внутренних дел БССР Сергеем Саввичем Бельченко мы выехали в местечко Озаричи, Домановичского района, Гомельской области, расположенное в пустынной, заболоченной местности. Перед нами предстала страшная картина. В лагере, огороженном колючей проволокой, с вышками для часовых, лежали сотни неубранных трупов мужчин, женщин, детей, умерших от голода и сыпного тифа. В живых осталось немного — это были скелеты, обтянутые кожей, с запавшими, горящими глазами, тяжелобольные люди. В лагере находилось более 30 тысяч человек. Заключенные рассказали нам, что фашисты сознательно помещали в лагерь больных сыпным тифом, от которых потом заражались другие заключенные. Ни у кого уже не оставалось надежды спастись...

                                                 НА ДИПЛОМАТИЧЕСКУЮ СЛУЖБУ

    В труднейших условиях военного времени партийные и советские органы Белоруссии приступали к восстановлению разрушенного народного хозяйства, налаживали жизнь людей.

    VI сессия Верховного Совета Белорусской ССР первого созыва собралась в Гомеле в клубе спичечной фабрики «Везувий» и 24 марта 1944 года приняла закон об образовании Народного комиссариата иностранных дел БССР. На основании этого закона был образован Народный комиссариат иностранных дел Белорусской ССР.

    Развитие и укрепление входящих в СССР союзных республик в экономическом, политическом и культурном отношении создали все необходимые предпосылки для успешного самостоятельного разрешения этими республиками ряда вопросов внешней политики, относившихся до сих пор к компетенции Союза и его органов, а также для непосредственного участия союзных республик в международных отношениях. Исходя из этого, Верховный Совет СССР предоставил союзным республикам право вступать в непосредственные отношения с иностранными государствами и заключать с ними соглашения. Это было еще одним свидетельством силы и мощи братского союза наших республик.

    30 марта 1944 года я был утвержден сессией первым заместителем предсовнаркома и народным комиссаром иностранных дел Белорусской ССР. С этого времени и началась моя дипломатическая деятельность. В жизни моей произошел крутой поворот.

    Народный комиссариат иностранных дел БССР пришлось создавать в трудных условиях. Обстановка продолжавшейся воины усугубляла эти трудности. Прежде всего нужно было срочно готовить кадры дипломатов. Я не имел опыта дипломатической работы, поэтому необходимо было изучить в Народном комиссариате иностранных дел СССР основные вопросы дипломатической практики, а также вопросы, имеющие отношение к союзным республикам. Вскоре после окончания сессии я выехал в Москву. В течение трех месяцев изучал в НКИД СССР интересующие меня вопросы.

    3 июля 1944 года части Советской Армии освободили столицу Белоруссии Минск, а через неделю туда переехало Белорусское правительство. Город был почти полностью разрушен оккупантами. Народный комиссариат иностранных дел пришлось разместить в здании, которое захватчики наполовину сожгли при отступлении. Потребовалось много усилий, чтобы восстановить это здание и разместить в нем сотрудников наркомата.

                                                                ПОЕЗДКА НА ФРОНТ

    К концу июля 1944 года Белоруссия была полностью освобождена от немецко-фашистских захватчиков. Советские войска под командованием генерала армии Ивана Даниловича Черняховского, освободившие город Минск, первыми ворвались в октябре 1944 года в Восточную Пруссию. В январе - феврале 1945 года войска 3-го Белорусского фронта разгромили немецко-фашистские части в Восточной Пруссии и вышли на подступы к городу Кенигсбергу (ныне Калининград). В январе 1945 года правительство БССР поручило мне выехать на фронт и вручить памятные подарки генералу Черняховскому и его боевым товарищам, освободившим территорию Белоруссии.

    С трудом разыскав штаб 3-го Белорусского фронта, который продвигался вслед за наступающими войсками под Кенигсберг, я на второй день вручил памятные подарки генералу Черняховскому и его боевым друзьям в знак исключительной признательности белорусского народа. Это были волнующие минуты. Генерал пригласил меня ночевать в свою землянку. Почти всю ночь мы проговорили о пройденном нашими героическими войсками пути от Сталинграда до Кенигсберга. Мысли Черняховского были заняты будущим штурмом Кенигсберга и Берлина, он мечтал о том дне, когда будет закончена Великая Отечественная война, закончена победой над ненавистным врагом. Иван Данилович рассказал, что Восточная Пруссия превращена в сплошную крепость. Каждый километр земли изрезан траншеями, заминирован, насыщен дотами и дзотами; каждый дом, каждый хутор и целые города превращены в опорные пункты, узлы обороны. «И все же, — говорил генерал, — бьет двенадцатый час фашистской Германии».

    Он сказал, что располагавшаяся в городе Лётцене ставка Гитлера заблаговременно поспешила убраться отсюда, а Геринг сбежал из своего охотничьего замка, расположенного в Ромитченской пуще. «Натиск наших войск, — говорил Иван Данилович, — сметал доты и дзоты, «королевские тигры» и другие преграды, мешавшие успешному наступлению». В свою очередь я рассказывал генералу о начавшемся восстановлении города Минска и о других наших делах.

    Под утро мы уснули. На следующий день Черняховский предложил ознакомиться с боевыми порядками наступающих войск. Я, конечно, принял это предложение и побывал на передовой.

    Взволнованный всем виденным, я вернулся через несколько дней в Минск.

    ...Ночью 19 февраля 1945 года дежурный по Совнаркому сообщил, что получена "телеграмма из штаба 3-го Белорусского фронта о гибели Ивана Даниловича Черняховского. Это известие поразило, словно гром среди ясного неба. Перед моими глазами встал образ 39-летнего, полного сил, обаятельного человека, талантливого полководца. Не верилось, что его уже нет в живых. Позднее, когда мне в качестве руководителя белорусской делегации довелось участвовать в похоронах Ивана Даниловича Черняховского, я узнал подробности о смерти прославленного генерала.

    Утром 18 февраля 1945 года И. Д. Черняховский позвонил командующему 3-й армией генералу А. В. Горбатову и сказал, что через два часа он будет у него на командном пункте, находившемся в районе города Мельзак, под Кенигсбергом. Когда подъезжали к развилке шоссе, машина попала под сильный артиллерийский обстрел. Один из снарядов разорвался неподалеку от машины, в которой сидело пять человек: Черняховский, его адъютант, шофер и два солдата. Когда дым рассеялся и машина остановилась, Иван Данилович, сидевший рядом с шофером, склонился к стеклу и сказал: «Ранен смертельно, умираю...» Осколок снаряда попал в грудь и вышел навылет рядом с сердцем. Через пять минут генерал был доставлен в медсанбат, где вскоре скончался. Иван Данилович Черняховский похоронен в городе Вильнюсе. В знак признания заслуг в освобождении Литвы и Белоруссии от немецко-фашистских захватчиков, а также за славные боевые дела на других фронтах Великой Отечественной войны ему воздвигнут памятник на Центральной площади в городе Вильнюсе, а город Инстербург Калининградской области переименован в город Черняховск.

                                                                           В БЕРЛИНЕ

    В августе 1945 года правительство Белорусской ССР командировало меня в Берлин для уточнения с советским военным командованием суммы репараций, которую необходимо было предъявить Германии за ущерб, нанесенный экономике Белоруссии во время трехлетней гитлеровской оккупации. Берлин встретил нас обгоревшими остовами зданий, кучами щебня, воронками от снарядов и бомб. Фашистская столица в полной мере испытала на себе возмездие за горе и бедствия, принесенные гитлеровцами народам других стран.

    Нам рассказывали: в апреле 1945 года наши войска ворвались с востока и с юга в столицу фашистского рейха. Для защиты Берлина гитлеровское командование сосредоточило лучшие дивизии, но, несмотря на ожесточенное сопротивление врага, ни на одном направлении он не мог устоять под стремительными ударами наших войск. Было завершено полное окружение Берлина. Войска генерала В. И. Чуйкова заняли аэропорт Темпельгоф, и наши истребители начали приземляться на этом аэродроме. Артиллеристы, заняв позиции на берегу реки Шпре, открыли ураганный огонь по рейхстагу. Гитлеровские войска оказывали ожесточенное сопротивление. Пришлось с боем брать каждый подвал, бункер, туннель. Это была агония загнанного, истекающего кровью зверя. Огромный город, с его многочисленными улицами, множеством каналов, с десятками тысяч каменных домов, давал противнику весьма большие возможности для длительной обороны. Но наши героические войска упорно преодолевали очаги сопротивления, пробиваясь к центру города.

    Советские войска, зажав фашистов в центральных кварталах, все туже затягивали петлю на шее берлинского гарнизона. Части, дравшиеся в центре города, накануне 1 мая 1945 года с запада и севера атаковали гитлеровцев, оборонявших подступы к зданию рейхстага. Разгромив лучшие эсэсовские части, советские войска овладели зданием рейхстага и водрузили на нем красное знамя Победы. 2 мая 1945 года гарнизон города во главе с начальником обороны Берлина генералом артиллерии Вейдлингом вынужден был сложить оружие и сдаться в плен.

    Этот город должен был стать столицей «тысячелетнего рейха». Здесь была разработана человеконенавистническая «расовая теория», отсюда проповедовался «новый порядок». Гитлер заявлял, что пока немцы не уничтожат 70 миллионов славян — русских, украинцев, белорусов, поляков, чехов, болгар, сербов и других, — они не смогут создать «тысячелетний рейх», не смогут управлять миром. Здесь для осуществления бредовой идеи мирового господства разрабатывались проекты строительства лагерей смерти — бухенвальдов, освенцимов, майданеков и других «фабрик смерти», где было умерщвлено 12 миллионов людей из всех стран Европы. Советский народ и его героическая армия сломали хребет агрессору, отвели от всего человечества угрозу порабощения. 9 мая 1945 года навсегда вошло в историю человечества как дата победы свободы и прогресса над кровавыми силами реакции и мракобесия.

    На следующий день я посетил начальника штаба советских войск в Германии генерала армии Михаила Сергеевича Малинина. Он меня тепло принял, выслушал нашу просьбу и дал указание работникам штаба вместе с нами уточнить сумму репараций, которую необходимо предъявить врагу за тот ущерб, который был нанесен Белоруссии во время оккупации. Эти данные я должен был предъявить от имени правительства Белорусской ССР на заседании в Совете министров иностранных дел четырех держав в Лондоне, где будет обсуждаться вопрос о мирном договоре с Германией. Мы кропотливо работали над текстом заявления.

    Вследствие гитлеровского вторжения и длительной оккупации Белоруссия понесла тяжелые потери в людях а также в экономических и культурных ресурсах. Вот почему белорусский народ, как и другие советские народы, был кровно заинтересован в таком разрешении германской проблемы, которое гарантировало бы безопасность от возможного повторения агрессии со стороны Германии в будущем.

    В течение трех с лишним лет Белорусская ССР находилась под игом фашистских оккупантов. За этот период Белоруссия подверглась невиданным в истории разрушениям и варварскому уничтожению ее населения. Каждый четвертый белорус был уничтожен фашистами.

    Гитлеровские захватчики разрушили большинство городов и городских поселков республики. Они сожгли и разрушили более одного миллиона зданий и построек в городах и селах. В результате лишились крова и имущества 3 миллиона человек.

    Прямой ущерб, причиненный фашистской Германией в результате военного нападения и оккупации Белорусской ССР, выражающийся в потере реальных ценностей, уничтоженных, разрушенных и разграбленных, составлял около 75 миллиардов рублей (в государственных ценах 1941 года) или около 15 миллиардов американских долларов.

    Оккупационные власти, выполняя планы Гитлера и его клики о превращении Белоруссии в колонию фашистской Германии, попирая всякие нормы международного права и человеческой морали, установили на территории Белоруссии режим кровавого террора. Всему миру известны лагеря смерти в деревне Малый Тростянец Минской области, в местечке Озаричи, в Уручье, еврейское гетто в городе Минске и ряд других лагерей смерти, где было убито и замучено свыше двух миллионов человек. 380 тысяч сынов и дочерей белорусского народа были угнаны на каторгу в фашистскую Германию. Нет ни одной семьи в Белоруссии, которая в той или иной степени не пострадала бы от оккупантов.

    Сжигание в специальных печах, умерщвление в душегубках, массовые расстрелы — вот те варварские приемы и методы, при помощи которых фашистские изверги пытались установить так называемый «новый порядок» в оккупированной Белоруссии, покорить свободолюбивый белорусский народ, превратить его в своих послушных рабов.

    В ответ на фашистские зверства и насилия белорусский народ развернул повсеместную партизанскую войну с захватчиками и вел ее с первых дней войны со все нарастающей силой. Партизанская война в Белоруссии охватила огромные массы населения, выросла в грозную силу и явилась одним из условий победы над врагом. Более 374 тысяч вооруженных и объединенных в 1108 отрядов партизан, поддерживаемых всем населением, вели на территории республики самоотверженную борьбу против захватчиков. Она приняла характер всенародной войны против фашистского гнета.

    Белорусский народ, как и другие народы СССР, с честью выдержал тяжелейшие испытания войны и оккупации. Он непоколебимо верил в победу Советского Союза и активно боролся с врагом. В Советской Армии насчитывалось более миллиона белорусов. Свыше 300 тысяч белорусов за отвагу и мужество в боях с гитлеровскими захватчиками награждены орденами и медалями, а 410 воинов-белорусов и 87 партизан за героизм и отвагу в борьбе с гитлеровскими захватчиками получили высокое звание Героя Советского Союза. Таков вклад белорусского народа в общее дело победы над гитлеровской Германией.

    Для восстановления разрушенного народного хозяйства потребовалось величайшее напряжение сил, нужны были огромные средства, строительные материалы, оборудование и рабочая сила.

    Учитывая все это, правительство Белорусской ССР требовало от Германии уплаты репараций в натуре в пользу Белорусской ССР на сумму 1 миллиард 500 миллионов американских долларов, что составляло не больше 10 процентов ущерба, фактически нанесенного Белоруссии гитлеровской Германией в результате войны и оккупации. Предъявляя такие требования, правительство БССР исходило не из чувства мести по отношению к Германии за совершенные гитлеровцами злодеяния, а из принципа справедливой ответственности, которую необходимо нести за военную агрессию, за ее тягчайшие последствия. Разумеется, никакими материальными ценностями нельзя возместить самые тяжелые для нас потери - миллионы погибших, замученных, расстрелянных, повешенных фашистскими захватчиками белорусских граждан...

                                                              ВДАЛИ ОТ РОДИНЫ

    Апрель 1945 года. Еще бушевало пламя второй мировой войны. Ни на час не умолкали сражения на театрах военных действий. Советские войска добивали гитлеровские полчища на их собственной территории, стремились к Берлину, чтобы водрузить знамя Победы.

    В эти исторические дни на побережье Тихого океана, в далеком Сан-Франциско, собрались представители 50 государств. Они прибыли в этот американский город для того, чтобы договориться о мерах предотвращения войн в будущем и заложить основы Организации Объединенных Наций. В числе делегаций государств-учредителей Организации Объединенных Наций была и делегация Белорусской ССР. Правительство поручило мне возглавить белорусскую делегацию. От имени белорусского народа мы приняли участие в дискуссиях по проекту Устава ООН и отстаивали принципы справедливого и демократического мира между народами, дружественного сотрудничества больших и малых государств. Мы увидели, что битва за мир хотя и бескровна, но очень напряжения, ответственна, что на нас возложена чрезвычайно серьезная обязанность — совместно с представителями других миролюбивых народов добиваться установления прочного мира, бороться за спокойную жизнь на земле.

    Находясь в Америке, за много тысяч километров от СССР, мы остро ощущали пульс Советской Родины, глубже чувствовали любовь к ней, ярче видели ее величие, еще больше гордились честью быть советским гражданином.

    Как дипломату, мне часто приходилось общаться с иностранцами. И много раз, когда собеседники узнавали, что я из Белоруссии, они в той или иной форме выражали восхищение стойкостью, героизмом и самоотверженностью всего советского народа в период Великой Отечественной войны. Посещая нашу республику, иностранные гости видели, с какой быстротой на пепелищах вырастали новые города и села. В чем секрет этого чуда? Чем объяснить нечеловеческую стойкость и отвагу в войне и изумительное вдохновение труде? Меня не раз спрашивали об этом. «Здесь нет ни секрета, ни чуда, — отвечал я зарубежным гостям. — Это социализм, это борьба и труд свободных людей, это плоды великой дружбы советских народов-братьев».

    Спустя год после войны мне довелось побывать с одним иностранным гостем в городе Слуцке Минской области. Он еще лежал в руинах, но в центре стояло несколько новых коттеджей, построенных немцами. Недавно в них жили оккупанты. Мы подошли к коттеджам и долго рассматривали их фундаменты, сложенные из плит. На каждой плите, на каждой ступени, ведущей в дома, виднелись могильные надписи. Фундаменты были из надгробий... Мы не комментировали увиденное, но символический смысл его был предельно ясен: фашистская Германия пыталась построить «новый порядок» на трупах миллионов людей, целых народов. И мы должны сделать все возможное, чтобы современные последователи Гитлера не попытались взять реванш, не сумели развязать новую войну...

                                                                                 * * *

    ...Сегодня, вспоминая детские годы, когда на рассвете, наигрывая на берестяной трубочке, гнал на пастбище стадо, вспоминая тяжелое крестьянское детство в курной избе, диву даешься, какой огромный, светлый путь прошла моя страна всего за полвека. Победа Великого Октября открыла детям трудящихся дорогу к счастливой, радостной жизни. Кто мог думать, что сын белорусского крестьянина-бедняка из села Лобковичи на Кричевщине станет одним из дипломатов Страны Советов! По велению партии мне довелось более двадцати лет работать в качестве министра иностранных дел Белорусской ССР, быть в водовороте бурной международной жизни, многое увидеть, испытать и познать в трудной, но благородной борьбе за мир и безопасность народов.

    Мне пришлось встречать шестидесятилетие не на Родине, а на XVIII сессии Генеральной Ассамблеи, проходившей в 1963 году в Нью-Йорке.

    Там, за океаном, было особенно радостно получать приветствия из дорогой мне столицы — Москвы и Белоруссии.

    Как высокий знак доверия любимой Родины я воспринял поздравления Председателя Президиума Верховного Совета Белорусской ССР Василия Ивановича Козлова, вручавшего мне орден. Он говорил о «заслугах на дипломатическом фронте», а у меня перед глазами ярко возникла родная Белоруссия: с ее заводами, фабриками и электростанциями, с зелеными колхозными нивами, с тучными стадами на фермах, с новыми домами, звонким смехом наших детей. Сердце учащенно билось в груди. В те минуты я окинул мысленным взором Москву и Минск, Украину и Армению, Прибалтику и Дальний Восток — всю необъятную Родину нашу, во имя которой мы живем и трудимся, на благо которой каждый из нас готов отдать без остатка и силы, и способности, и саму жизнь.

                                                                   САН-ФРАНЦИСКО

                                                                  МАЙ - ИЮНЬ 1945-го

    Когда сегодня участник конференции Объединенных Наций в Сан-Франциско весной 1945 года вспоминает об этом событии, для него с особой отчетливостью вырисовываются не только ее историческое значение, но и вся громадность происшедших с тех пор перемен на мировой арене.

    Автор этих строк не считает возможным согласиться с английским государственным деятелем Даффом Купером, озаглавившим свои мемуары «Старики забывают». Нет, старики не забывают. Просто они иногда как бы стесняются говорить. И напрасно. Люди того поколения, которое приняло на себя тяжесть второй мировой войны и всего, что было с ней связано, — эти люди обязаны поделиться с молодыми тем, что знают и пережили.

    Время и Человек... Как быстро они шагают по земле, оставляя глубокий отпечаток на всем! Я сидел тогда в большом зале и невольно перенесся мыслью к миллионам бойцов, отдавших свою жизнь за саму возможность начать эту конференцию. Они как бы безмолвно говорили: «Вам дана возможность построить прочные основы будущего мира, будьте же достойны нас и своей задачи». Я наблюдал на лицах большинства делегатов какую-то необыкновенную вдохновенную надежду; у некоторых на лицах было написано сомнение, но в целом атмосфера была проникнута оптимизмом.

    Созданная в Сан-Франциско Организация Объединенных Наций по идее своей воплощала надежды народов на мир и справедливость. И в этом заслуга прежде всего самой передовой общественно-экономической системы — социализма. Именно социалистической дипломатии обязано человечество тем, что такой размах приняла борьба за прогрессивное преобразование мирового правопорядка, тем, что существует международный форум, провозгласивший своей целью предохранить народы от бедствий новой войны.

    И в тот период, когда создавалась ООН, и тем более сейчас в этой организации в общем и целом отражалось реальное соотношение сил в мире. Несмотря на все усилия, охранителям старого не удалось превратить Организацию Объединенных Наций в подобие межвоенной Лиги наций, в тормоз социального прогресса и национального освобождения народов.

    Да, история ООН знает мрачные времена, особенно период «машины голосования», приводившейся в действие из американской столицы. Могу сказать со всей ответственностью участника Сан-Францисской конференции: и сейчас еще ООН не вполне отвечает тому, что имелось в виду при ее основании. И сейчас еще ее нельзя назвать совершенной. Тем не менее ясно, что добрые семена, брошенные при основании Организации Объединенных Наций Советским Сюзом, всеми миролюбивыми народами, дали свои всходы.

    Представители Советского Союза на Крымской конференции, подчеркнув, что Белоруссия и Украина внесли серьезный вклад в дело разгрома гитлеровской Германии, предложили пригласить эти две союзные республики участвовать в создании Международной организации безопасности в качестве первоначальных членов-учредителей. Это предложение встретило понимание правительств США и Англии. На пресс-конференции в Вашингтоне 3 апреля 1945 года государственный секретарь США Э. Стеттиниус заявил, что США поддержат предложение Советского правительства о приглашении Белорусской ССР и Украинской ССР быть первоначальными членами — учредителями международной организации, учитывая героическую роль, сыгранную населением этих республик в непреклонном сопротивлении общему врагу, и стойкость, с которой они вынесли большие страдания во время войны. [См. «Правда», 5 апреля 1945 г.]

    25 апреля 1945 года начала свою работу конференция в Сан-Франциско, созванная для выработки Устава Организации Объединенных Наций и его подписания.

    В конце апреля на заседании глав делегаций, принимавших участке в работе конференции, было единогласно одобрено предложение о приглашении УССР и БССР стать первоначальными членами — учредителями международной организации безопасности.

    1 мая 1945 года правительство БССР получило телеграмму от генерального секретаря конференции, в которой представителей Белоруссии просили принять участие в конференции.

                                                 ПЕРЕЛЕТ В ПЯТЬ СУТОК ДЛИНОЙ

    Правительственная делегация Белорусской ССР в составе К. В. Киселева (глава делегации), В. Н. Перцева, А. Р. Жебрака, Ф. П. Шмыгова, М. Т. Лынькова, В. И. Формашова, Г. И. Байдакова и М. И. Петровой рано утром 2 мая 1945 года вылетела из Москвы на самолете «Дуглас» и в этот же день вечером прибыла в Новосибирск. В Новосибирск прибыла и делегация Украинской ССР во главе с наркомом иностранных дел УССР Дмитрием Захаровичем Мануильским. На аэродроме нас встретили первый секретарь обкома партии Кулагин и председатель облисполкома Гришин. Они пригласили нас осмотреть город и присутствовать на открытии только что выстроенного (это во время войны-то!) Театра оперы и балета.

    После краткой остановки в Якутске, вечером 4 мая вылетели в город Фэрбенкс (Аляска). Наутро пересекли границу. Под нами был Берингов пролив. Из окна самолета виднелись ледяные поля с разводьями и синяя-синяя вода. Весь день продолжался полет. Вечером приземлились в Фэрбенксе. На аэродроме нас встретили советские летчики, пилотировавшие самолеты из Америки в Советский Союз, представители городских властей и американского гарнизона, расположенного в Фэрбенксе. После дружеских приветствий нас отвезли на отдых в гостиницу. Там я спросил наших советских товарищей, который час по местному времени. Мне ответили, что на Аляске сейчас 3 часа дня 4 мая. Оказалось, что день 5 мая нам предстояло прожить дважды!

    Утром 5 мая представители местных властей и гарнизона предложили осмотреть город. Это заняло немного времени. Фэрбенкс, с населением не более 10 тысяч человек, был похож на наш районный центр, вроде белорусского города Борисова. Мы посетили больницу, в которой когда-то лечился от воспаления легких наш знаменитый полярный исследователь Отто Юльевич Шмидт.

    Вечером генерал-майор авиации Васильев пригласил Мануильского и меня на ужин. Генерал встретил нас с большим радушием, сказав, что соскучился по советским людям. Из беседы мы узнали, что в Фэрбенксе находилась группа советских летчиков, перегонявших американские военные и гражданские самолеты в Советский Союз. Во время ужина мы рассказали генералу и его друзьям московские новости и поделились впечатлениями о полете через Сибирь. Много говорили и об Аляске.

    Этот северный край богат золотом, серебром, медью, платиной, свинцом, а также углем и нефтью. Население насчитывало всего лишь 100 тысяч человек. Коренные жители — алеуты и эскимосы.

    Как известно, Аляска была открыта, исследована и освоена русскими. Русские экспедиции в 1648, 1697 и 1741 годах подробно изучили берега и природу Аляски и составили соответствующие карты. В том же музее Фэрбенкса, где мы побывали, имеется много экспонатов, которые говорят о героических делах русских путешественников-исследователей, осваивавших Аляску. На берегах и островах Аляски были поселены военные гарнизоны, состоявшие из русских казаков. Аляска приносила большой доход русским промышленникам и торговцам пушниной. [По договору 1867 года Аляска была продана царским правительством Соединенным Штатам Америки за 7,2 миллиона долларов.] Сейчас американцы развернули в широком масштабе эксплуатацию ее природных богатств.

    — После утомительного дня, — говорил генерал, — я иногда беру томик рассказов Джека Лондона и перечитываю их. В своих произведениях «Сын волка», «Любовь к жизни» и других Джек Лондон хорошо описал «золотую горячку» конца девятнадцатого века, когда бурный приток золотоискателей хлынул на Аляску и в ближайший канадский район Клондайк...

    Утром мы вылетели из Фэрбенкса и днем оказались на канадской земле.

    Город Эдмонтон, административный центр канадской провинции Альберта, расположенный на реке Северный Саскачеван, насчитывал в то время около 200 тысяч жителей.

    Белорусской и украинской делегациям была устроена канадскими властями торжественная встреча. Нас приветствовали генерал канадских войск Фостер и американский генерал Гафни. Был выстроен почетный караул. Здесь же на аэродроме генерал Фостер передал Мануильскому и мне приветствие от премьер-министра Канады Макензи Кинга в связи с нашим пребыванием на канадской территории. В приветствии говорилось: «По случаю вашего прибытия в Канаду от своего имени и от имени своих коллег приветствую вас и говорю сердечное — добро пожаловать!»

    Вечером генералы Фостер и Гафни дали обед в честь белорусской и украинской делегаций. Мы беседовали с генералами о победоносном окончании второй мировой войны и о работе конференции, открывающейся в Сан-Франциско.

    Американский и канадский генералы выразили восхищение героизмом и мужеством советского народа в его совместной с Объединенными Нациями борьбе против гитлеризма и его сообщников. Генерал Фостер сказал: «Мы знаем об огромных жертвах, принесенных народами Советского Союза во имя разгрома общего врага. Победы Красной Армии показали всему миру, что немцы не сверхчеловеки. Героическая борьба партизан Белоруссии и Украины — красноречивое свидетельство свободолюбивого духа этих народов, который не угас в дни самых тяжелых и страшных испытаний. Мы с вами должны быть едины и после войны, как едины были в дни войны».

    «Дружба наших народов должна быть укреплена совместной работой после войны», — заявил Гафни.

    Эти заявления производили впечатление искренних.

    Как известно, в Канаде проживает много украинцев и белорусов. Случайно один из наших делегатов беседовал с полицейскими, охранявшими нашу делегацию, и выяснил, что один из них хорошо говорил по-русски, — это был белорус из Гродненской области. Во время обеда играл оркестр, который исполнял русские, белорусские и украинские песни, были произнесены тосты за дружбу и послевоенное сотрудничество наших народов.

    На следующий день утром мы отправились осматривать город Эдмонтон. Побывали на берегах широкого и полноводного Саскачевана, прошли по главным улицам города, побывали в мэрии и университете. Тихие дома в три-четыре этажа, рекламы на улицах и в витринах магазинов. Движения на улицах мало, люди идут спокойным, размеренным шагом. На окнах никаких штор для затемнения, весь город сияет электрическим светом. Я вспомнил свой родной Минск, который был разрушен на 80 процентов фашистскими оккупантами...

    Утром 6 мая мы вылетели из Эдмонтона и вечером прибыли в Сан-Франциско. Мы находились в полете несколько суток и наконец достигли конечной цели нашего путешествия.

                                     ПРАЗДНОВАНИЕ ДНЯ ПОБЕДЫ В САН-ФРАНЦИСКО

    Подлетая к Сан-Франциско, все прильнули к окнам и с большим интересом начали разглядывать город и залив, который сверху был похож на громадного кита, причем голова его направлена на юг, а хвост к северо-востоку.

    Перед посадкой самолет сделал несколько кругов над Сан-Франциско. Мы успели рассмотреть сан-францисскую бухту (длиной около 90 километров и шириной до 20 километров), которая считается самой удобной естественной гаванью в мире. Хорошо были видны большие мосты, соединяющие Сан-Франциско с расположенными на противоположной стороне бухты городами и пригородами: Беркли, Окленд, Ричмонд, Аламеда и другими. Бросился в глаза гигантский, как нам сказали, самый большой в мире, двухэтажный мост, переброшенный через бухту от Сан-Франциско к океану. Другой мост, длиной около трех километров, окрашенный в красный цвет, носит название «Голден гэйт», или «Золотые ворота». Это один из крупнейших в мире подвесных мостов, высокий, легкий и красивый.

    Внутри сан-францисской бухты отчетливо виднелись небольшие острова с причудливыми названиями: остров Ангелов, Чертов остров, Козий остров, а также искусственно сооруженный остров Сокровищ. На одном из островов была видна известная федеральная тюрьма «Алькатраз» — в ней отбывали наказание особо опасные гангстеры.

    Наконец самолет сделал плавную посадку на большом пригородном аэродроме «Гамильтон филд». Подали трап, и мы сошли на американскую землю. Нас тепло встретили наши коллеги — советские дипломаты, представители секретариата конференции и мэра города Сан-Франциско. С аэродрома направились в отель «Сен-Фрэнсис», где каждому был подготовлен светлый и уютный номер.

    После тяжелого и утомительного перелета мы уснули как убитые. Утром 7 мая стали знакомиться с обстановкой...

                                                РУССКАЯ ЭМИГРАЦИЯ В АМЕРИКЕ

    На второй день после празднования победы над фашистской Германией по американскому радио и телевидению выступил А. Ф. Керенский. Мы удивились: да неужели он жив, этот неудавшийся кандидат в русские «наполеоны»? Сидя у телевизора, мы видели старого, дряхлого, но все так же подстриженного под ежик Керенского времен Февральской революции 1917 года. Бывший глава Временного правительства России возносил до небес заслуги американских и английских войск в деле разгрома гитлеровской Германии. Говоря о роли Советского Союза в Великой Отечественной войне, он пытался всякими словесными выкрутасами приуменьшить эту роль. Однако он вынужден был признать факт разгрома Советской Армией немецких войск под Москвой, под Сталинградом, на Курской дуге; сказал даже, что решающую роль в этих исторических боях сыграл русский солдат, русский народ, которые, по его мнению, «всегда ненавидели немцев». В своем выступлении он повторил, что не возражал бы против «Советов без коммунистов». Но в заключение выразил надежду на то, что русский народ когда-нибудь вернется к «прежним формам демократии». Вся речь А. Керенского была злобной, антисоветской. Мы смотрели на этого «демократа» и вспоминали факты истории. Как известно, в июльские дни 1917 года Керенский был инициатором кровавой расправы над мирной демонстрацией революционных рабочих и солдат Петрограда. В. И. Ленин характеризовал Керенского как опаснейшего агента империалистической буржуазии, защищавшего империализм под прикрытием звонких фраз и пустых посулов, как пешку в руках Гучкова и Милюкова.

    7 ноября 1917 года Керенский, переодевшись в платье сестры милосердия, бежал из Петрограда в машине американского посольства, чтобы организовать вооруженный поход на революционный Петроград. Из истории мы знаем, что мятеж Керенского — Краснова был разгромлен и Керенскому вновь пришлось бежать на юг, к генералу Каледину, а в 1918 году он уехал в Париж, оттуда — в Соединенные Штаты Америки и обосновался в городе Сан-Франциско. В том же году женился на американке-миллионерше.

    Керенский написал несколько махрово антисоветских книг. Все последующие годы он оставался ярым врагом Советской власти, редактировал газеты и журналы антисоветского направления, вел подрывную деятельность против Советского государства. Керенский умер в возрасте 90 лет.

    Позволительно спросить: какие круги русской эмиграции представлял А. Керенский? Однозначно ли вообще это понятие? Ответ на это требует некоторого экскурса в прошлое. (Оговоримся сразу же, что в понятие «русская эмиграция» следует включить и русских, и белорусов, и украинцев.)

    Эмиграция русских, белорусов, украинцев из бывшей царской России в Америку была особенно массовой в годы перед первой мировой войной: в тот период времени за океан уехало около 3 миллионов человек. Русская эмиграция в Америку была экономическая, политическая и религиозная. К 1890-м годам относилась эмиграционная волна, порожденная религиозными преследованиями раскольников, духоборов, баптистов и других сектантов, оседавших больше всего в Калифорнии (Сан-Франциско) и Дакоте. Первая мировая война на время остановила эмиграционный поток из России.

    Русские эмигранты в Америке могли получить место преимущественно на самых тяжелых работах: становились шахтерами, грузчиками, батрачили и т. д.

    В основном русская эмиграция первого периода восторженно приняла Великую Октябрьскую социалистическую революцию. Было создано Американо-русское общество взаимопомощи при Интернациональном рабочем ордене Соединенных Штатов Америки. Это общество состояло в основном из обнищавших, гонимых голодом и нуждой русских, белорусских и украинских безземельных и малоземельных крестьян и батраков, выходцев из сел и деревень западных и юго-западных губерний бывшей царской России. Они ехали в Америку главным образом на заработки, рассчитывая на то, что им удастся скопить деньги и потом вернуться домой, на родину. Однако русские эмигранты очутились в Соединенных Штатах в качестве рабочих в таких неблагоприятных условиях, что возможность сбережения денег и возвращения домой отодвигалась для них на весьма отдаленный срок. Разразившаяся первая мировая война окончательно разбила надежды покинувших родину русских и белорусских трудящихся на то, что им удастся вернуться обратно.. Периодически повторявшиеся в Соединенных Штатах экономические кризисы и связанный с ними рост безработицы в первую очередь отражались на русской эмиграции. Вряд ли можно найти хотя бы одного русского рабочего в Америке, который в тот или иной из этих периодов не испытал всех ужасов безработицы. В 1910-х годах русская колония имела уже в своих рядах много энергичных молодых рабочих, стремившихся к организации, активной общественной жизни. Образование общества взаимопомощи помогало осуществить это стремление.

    Весьма суровыми для русских в Америке были годы 1918— 1920-е. Прибывшие первые партии белоэмигрантов создавали здесь атмосферу, насыщенную дикой злобой против русских рабочих и их организаций, даже таких, как общество взаимопомощи. Белогвардейцы попытались объединить существующие русские организации на антисоветской платформе, но это им не удалось.

    Интернациональный рабочий орден США и его организации продолжали свою прогрессивную деятельность. Интернациональный рабочий орден являлся многонациональным: в нем на равных правах функционировало 13 национальных секций — в том числе русская секция, которые были объединены под лозунгом братской взаимопомощи. В тот период орден объединял около 165 тысяч рабочих Америки различных национальностей. Реакционеры всех мастей вели бешеную атаку против прогрессивных организаций. Перед русскими тружениками, в частности перед членами русской секции, стояла нелегкая задача — развивать и крепить дружественные отношения между народами США и СССР, знакомить американский народ с успехами Советской страны в области экономики, науки и культуры, давать отпор клеветникам и провокаторам.

    Во время Великой Отечественной войны Американо-русское общество взаимопомощи направляло все свои усилия на то, чтобы содействовать победе над фашизмом. Под руководством общества был создан Объединенный комитет из представителей различных русских организаций, успешно проводивших свою работу по оказанию помощи Советскому Союзу и поддержке его военных усилий. В течение всех военных лет устраивались многолюдные антифашистские митинги и лекции, демонстрировались советские кинокартины, издавались брошюры и книги на русском языке. К концу 1945 года общество насчитывало свыше 17 тысяч членов. Общество получило тогда от американского правительства грамоту за патриотическую работу во время второй мировой войны. Общество имело свою прогрессивную газету «Русский голос» (издающуюся и сейчас) на русском языке, которая играла большую роль в пропаганде среди молодого поколения эмигрантов русской культуры и русского языка, героической борьбы нашего народа против фашистской Германии, Италии и Японии. На средства членов Американо-русского общества взаимопомощи был построен в 1944 году и передан Советскому Союзу американский бомбардировщик под названием «Дух Ленинграда».

    ...Однажды ко мне в номер постучали. Вошел человек, который представился как Джон Царапук (Иван Царапук). В разговоре выяснилось, что он белорус, выходец из бывшей Гродненской губернии. В семье у них было десять душ, земли не хватало, чтобы прокормиться, а заработать было трудно. Перед русско-японской войной он вместе с потоком других обездоленных выехал из Белоруссии в Америку. После долгих бедствий и лишений Царапук наконец добрался до Сан-Франциско. Земляки-белорусы помогли ему устроиться на работу и поселиться на «Русской горке» (район в Сан-Франциско, где проживает большинство белорусов).

    Тяжело протекала жизнь Джона Царапука в Америке. Был грузчиком в порту, долгое время не находил работы, испытал в полной мере «прелести» так называемого «американского образа жизни». В словах Царапука звучала тревога: вот теперь воина окончилась, и опять быть ему безработным. Начнется снова тяжелая, голодная жизнь...

    Джон Царапук активно работал среди белорусских земляков. Во время войны он собрал тысячи долларов в помощь Красной Армии. Когда я ему рассказал о понесенных жертвах и ущербе от гитлеровских оккупантов белорусским народом, на глазах у него появились слезы. Сожалея, что ему «осталось мало жить», Царапук все же мечтал вернуться в родную Белоруссию. Он говорил, что это не только его мечта, — это мечта многих белорусов, которых судьба забросила на чужбину.

    Пребывание в Сан-Франциско делегации БССР вызывало большой интерес среди белорусского населения в Сан-Франциско, а также во всей Америке и Канаде. Паломничество к нам «делегаций» из многих городов говорило о том, что белорусы, уехавшие на чужбину, помнят о родине, заботятся и помогают ей.

    За два месяца пребывания в Сан-Франциско мне неоднократно приходилось встречаться с представителями белорусских организаций. Они гордились выходом Белорусской ССР на международную арену, просили прислать им белорусские фильмы, грампластинки с записью белорусской музыки и песен, книги, газеты на белорусском языке.

    Руководители белорусской прогрессивной организации Америки пригласили нас посетить «Русскую горку». Мы согласились и на следующий день выполнили свое обещание. Хозяева встретили нас по белорусскому обычаю: преподнесли хлеб-соль, повязали нам белорусские рушники и радушно пригласили к себе. По их просьбам мы вновь и вновь рассказывали о борьбе советского народа против фашистских захватчиков, о партизанском движении в Белоруссии, о том исключительном героизме и стойкости, которые проявили в этой войне советские люди, и о начавшемся восстановлении разрушенного оккупантами народного хозяйства Белоруссии. В свою очередь собеседники рассказывали нам о жизни «белорусских американцев» в Сан-Франциско, о прогрессивных русских, белорусских и украинских организациях в Америке и о той помощи, которую они оказывали советскому народу в борьбе против фашизма. Мы узнали немало новых фактов из истории русской эмиграции.

    Прогрессивные русские организации в Америке вели напряженную борьбу против фашиствующего белогвардейского отребья, причем борьба эта проходила временами в исключительно тяжелых условиях.

    С началом второй мировой войны белая эмиграция в Соединенных Штатах Америки еще более резко разделилась на «непримиримых» по отношению к Советскому Союзу и тех, кто в той или иной степени сочувствовал героической борьбе против фашизма, которую вел советский народ, или даже поддерживал ее. Влияние этих настроений в среде русской эмиграции непрерывно росло.

    ...Хорошо запомнилось 12 мая 1945 года. Советские делегаты были почетными гостями на приеме, устроенном Американо-русским обществом в Сан-Франциско. На этом приеме были не только делегаты Чехословакии, Югославии и других стран, участвовавших в Сан-Францисской конференции. Здесь присутствовали представители, пожалуй, почти всех политических направлений русской эмиграции в Америке. Любовь к родине', национальная гордость и любопытство привлекли их на этот прием. Представитель этого общества знакомил нас с профессорами, художниками, писателями, артистами, инженерами, адвокатами из среды русской эмиграции в Сан-Франциско. Он говорил, что все русские в той или иной мере гордятся победой советского оружия над фашизмом и имеют желание хотя бы увидеть какого-нибудь советского делегата, поговорить с ним.

    На этом приеме было много интересных бесед с различными представителями русской эмиграции в Америке. Особенно восторженно приветствовали нас, советских людей, крепко пожимали руки представители прогрессивных русских организаций в Америке. Нам был показан концерт (мы бы назвали это художественной самодеятельностью) силами русских американцев, который прошел с большим успехом.

                                                          В РЕЗЕРВАЦИИ ИНДЕЙЦЕВ

    Официальные лица США любят подчеркивать антиколониальную позицию Америки и то, что у нее нет колоний. Мы, однако, получили возможность воочию убедиться, что такое «домашний колониализм» США, имея в виду кровавую историю истребления индейцев.

    В конце мая в работе комитетов наступило некоторое затишье, был объявлен недельный перерыв. Друзья из союзной делегации пригласили нас поехать на экскурсию в известный калифорнийский национальный заповедник «Йосемити парк», расположенный высоко в горах Сьерра-Невада, и по пути посмотреть знаменитую калифорнийскую Золотую долину.

    Экскурсия была рассчитана на трое суток, предстояло проехать более тысячи километров. Рано утром выехали из Сан-Франциско и по просторному асфальтированному шоссе направились в сторону Лос-Анджелеса. Стояла цветущая весна. Дорога шла по ровной долине среди фруктовых деревьев, необозримых полей пшеницы, риса, хлопка. По дороге были расположены крупные плантации помещиков, на которых с утра до ночи работали за мизерную плату поденщики-негры. Встречались фермерские хозяйства, занимающиеся садоводством и животноводством. У некоторых домов окна были забиты досками; видно, что там никто не жил.

    Кто-то предложил посетить резервацию калифорнийских индейцев. Вскоре мы подъехали к месту резервации, расположенной высоко в горах, на берегу реки, с бедной растительностью. Несколько сот индейских семей, в свое время изгнанных с плодородных земель, расположенных в долинах Сьерра-Невады, ютились в небольших дощатых домиках. Позади каждого домика находится вигвам, в котором индейцы живут летом. Население резервации — потомки древнейшего коренного населения Калифорнии — племен хока и пенути, сохранивших в основном традиционный уклад жизни, с властью вождей, общественной собственностью на охотничьи и рыболовецкие угодья и т. д. Нас провели к одному из домиков. Постучали. Отворил дверь высокий, стройный индеец средних лет, с шоколадно-коричневой кожей. У него было широкое лицо и выдающиеся скулы, черные гладкие волосы и вишневого цвета живые глаза. Гид объяснил, кто мы. Индеец (он оказался местным вождем) приветливо пожал нам руки и пригласил в дом. Обстановка первой комнаты состояла из круглого стола, покрытого самотканой узорчатой скатертью, скамеек, расставленных по стенам, и каменного очага со скудной кухонной утварью. Вторая комната служила спальней. Оттуда выглядывали пятеро ребятишек.

    После осмотра дома мы вышли на улицу. Завязалась интересная беседа о положении индейцев в Соединенных Штатах. Наш собеседник был не только вождем, но и учителем в школе резервации и прочел нам целую лекцию по истории калифорнийских индейцев. История эта была драматична...

    Колонизация испанцами и англо-саксами Калифорнии, говорил вождь, началась в начале XVIII века и достигла своего апогея в середине XIX века в связи с открытием золотых россыпей и начавшейся «золотой лихорадкой». Калифорнийских индейцев стали вытеснять с исконных земель, их зверски истребляли, а оставшихся в живых сселяли в резервации. Белыми были занесены оспа, туберкулез, малярия, трахома и другие болезни, от которых вымирали целые селения.

    Многие индейские племена ушли тогда в горы и под предводительством своего вождя — звали его Горный Орел — повели борьбу против пришельцев. Никто из индейцев не хотел идти в резервации. Борьба была длительной, кровопролитной и упорной. Не доверяя завоевателям, индейцы отклоняли все их «мирные» предложения. Можно себе представить, какие суровые испытания выпали на долю индейского народа: не хватало оружия, одежды, продовольствия, от голода и болезней гибли не только дети, но и взрослые. Вождю пришлось пойти на переговоры с американцами. Было заключено соглашение, которое потом власти коварно нарушили, а вождь индейцев Горный Орел был схвачен и заключен в мрачный каземат сан-францисской крепости, где он и умер...

    В настоящее время на территории Соединенных Штатов, по официальной статистике, насчитывается около 400 тысяч индейцев, проживающих в основном в резервациях. Это все, что осталось от 50-миллионного коренного населения Америки. В резервациях царят голод, неграмотность, антисанитария. Индейцы подвергаются вопиющей расовой дискриминации.

    Известно, продолжал вождь, что во всех кинотеатрах США часто показывают фильмы-боевики, в которых колонизаторы упиваются своими победами над «дикими», «кровожадными» индейцами во время завоевания Северной и Южной Америки. В этих фильмах совершенно искажается облик нашего народа, народа благородного и мужественного, имевшего древнюю культуру, высокоразвитое изобразительное искусство и архитектуру. Цивилизации ацтеков, инков, майя и других — это своеобразнейшие страницы истории человечества, которые пришельцы пытались стереть с лица земли.

    Англо-саксонские и испанские завоеватели с мечом и крестом прошли по нашей земле. Кто ответит за физическое истребление миллионов ни в чем не повинных людей, разграбление естественных богатств, уничтожение памятников культуры?..

    Вождь замолчал, и мы видели, как он взволнован. Справившись с волнением, он пригласил нас посмотреть, как живут в резервации. По дороге мы увидели нечто вроде доски объявлений, на которой рядом с вездесущей рекламой «Пейте кока-кола!» висели правила и инструкции, регламентирующие каждый шаг индейца, живущего в резервации, вернее — заключенного в ней.

    ...В одном из домов возле каменного очага хлопотала индианка средних лет, одетая в пестрые лохмотья, а вокруг нее суетились худенькие ребятишки с гноящимися от трахомы глазами. Старые циновки и порванные одеяла составляли домашний скарб. В других домиках мы также своими глазами наблюдали картину бедствия, ставшего бытом, отпечаток отчаяния, нищеты и болезней. Только в одном — кирпичном — доме, состоящем из трех комнат и кухни, мы увидели радио, кровати и другую мебель. Многое здесь напоминало обстановку средней американской семьи и резко отличалось от всего того, что являлось характерным для всей резервации. Хозяином этого дома оказался индеец, получивший образование и открывший свою торговлю. В таких людях власти видят своих надежных слуг в резервации и дают им возможность жить более или менее сносно.

    Таких индейцев буквально единицы. Это не может не признать и буржуазная пресса. Вот что писал о положении индейцев журнал «Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорлд рипорт»: «Для 385 тысяч «истинных» американцев нищета — образ жизни. Безработица поразительна, жилищные условия ниже всяких стандартов. Образование находится в запущении... Сегрегация в индейских школах существует как правило, а не как исключение. А медицинское обслуживание? В юго-западных резервациях тысячи индейцев слепы от трахомы... 7 из 10 взрослых индейцев не пишут и не читают по-английски».

С тяжелым сердцем мы покидали резервацию.

    /К. В. Киселев.  Записки советского дипломата. Москва. 1974. С. 5-73, 112-115./

                                                                           ********

                                                                КУЗЬМА КИСЕЛЕВ.

                                                    ПРИРОЖДЕННЫЙ ДИПЛОМАТ

                                        «Посты приходят и уходят, а больницы остаются»

    Кузьма Киселев был одним из немногих советских чиновников, для кого железный занавес открывался. Он являлся первым министром иностранных дел БССР, представлял нашу страну во время создания и дальнейшей деятельности ООН и находился на этом посту целых 22 года. При этом он никогда не шел против своей совести и, занимая такую высокую должность, делал все, что мог, для обычных людей... Корреспондент «Звязды» встретилась с детьми Кузьмы Киселева, которые рассказали, зачем их отец ходил на личный прием к Сталину, как пожертвовал собственной карьерой ради открытия онкологического центра в Боровлянах и почему каждый год получал 17 телеграмм из африканских стран. Также они вспомнили, как Киселев отстоял настоящее название Беларуси и возил с собой за границу белорусских писателей, «чтобы посмотрели мир»...

    Дочь Киселева Елена Круглик, кандидат физико-математических наук, об отце вспоминает с теплотой и любовью, вспоминает и объясняет, благодаря чему такой непростой путь ему удалось пройти достойно. Сын Василий Киселев, кандидат исторических наук, свой рассказ основывает на документально проверенных данных, на тех фактах, которые имели важное значение не только в судьбе его отца, но и всей страны...

    Уютная квартира в самом центре столицы, около Комаровского рынка. Своим оформлением она еще чем-то напоминает советскую эпоху. Гостеприимные Киселевы сразу стали показывать памятные знаки, которые когда-то были вручены отцу. И на основании этих, совсем небольших, предметов всплывали отдельные истории и вырисовывалось лицо прошедшего времени...

                                                    Немецкая разведка была обманута

    На небольшом значке главы делегации Беларуси выбито «Лондон, 1945». И это вовсе не ошибка и не путаница, хотя установочная конференция ООН на самом деле происходила в Сан-Франциско. Такие значки были отлиты умышленно, чтобы запутать немецкую разведку...

    В феврале 1945 года Черчилль, Рузвельт и Сталин в Ялте договорились о создании ООН. Тогда же было решено и то, что, помимо СССР, на нем будут представительства Беларуси и Украины — стран, наиболее пострадавших в войне. Германия в те времена имела одну из сильнейших разведорганизаций в мире, поэтому фашисты быстро узнали об этом. Гитлер дал указание сделать что угодно (взорвать, отравить, застрелить тех, кто будет принимать в этом участие), но чтобы ООН не была создана. О том, в свою очередь, узнали создатели этой организации. Было решено пустить немцев по ложному следу. Поэтому были отлиты эти значки и разосланы в 50 стран. Немцы, увидев их, всех своих агентов направили в Англию.

    Белорусскую делегацию вместе с украинской посадили в самолет и отправили тоже вроде бы в Лондон. Шторки были опущены, в кабине находились охранники. Летели долго. Когда приземлились, оказалось, что это... Новосибирск. Только там они узнали, что направляются в США. Еще один перелет на Аляску, а оттуда — в Сан-Франциско. Именно там Кузьма Киселев, среди представителей 50 других стран, участвовавших в основании ООН, подписал Устав этой организации. Немецкая разведка была обманута....

                                                                  «Пламя веры»

     Кузьма Киселев был награжден и Папской медалью «Пламя веры» — одной из высших наград Ватикана. В 1965 году белорусу ее вручил Павел VI.

     Киселев работал не только министром иностранных дел, но до 1959 года являлся и заместителем председателя Совета Министров Беларуси. Занимая такую должность, он способствовал открытию католических костелов в нашей стране. Они начинали действовать официально, особенно в западных областях Беларуси. Тогда страной руководил Кирилл Мазуров, его вторым секретарем был Петр Машеров. Они этому делу не способствовали, но и не мешали.

    Кузьма Киселев уважал верующих, так как сам в детстве окончил церковно-приходскую школу, его родители верили в Бога. Поэтому даже в советские антирелигиозные времена способствовал сохранению веры. Однако была в этом и высокая политика. Католиков в мире было много, поэтому Киселев, как талантливый дипломат, был заинтересован в том, чтобы склонить их на свою сторону, завоевать симпатии.

                                                     С трибуны ООН — об онкологии

     По профессии Кузьма Киселев был врачом. Он видел, что люди тысячами гибли от онкологических заболеваний. Специализированные больницы по борьбе с онкологией были только в Москве, Ленинграде и Киеве. Поэтому до белорусов очередь доходила далеко не всегда, а если и доходила, то часто было уже поздно. Кузьма Киселев предложил белорусскому руководству создать свою онкологическую больницу. Они поддержали эту идею, стали ходатайствовать перед Москвой (экономика в то время была централизованной, все важные финансовые вопросы решались там). В столице Советского Союза предложение поддержали и специально выделили средства.

    Начали строить больницу, сделали фундамент, первый этаж. А после где-то в экономике появилась некоторая «дыра» (наверное, в сельском хозяйстве) — и деньги перебросили туда. А больницу, мол, потом достроим, в следующей пятилетке, если будет возможность. Люди же продолжали болеть и умирать. Поэтому Кузьма Киселев решил действовать.

    Все свои выступления в ООН он писал сам от руки. Затем их обсуждали в ЦК партии, затем в Министерстве иностранных дел СССР, а также в международном отделе ЦК КПСС. Только после этого он поднимался на трибуны ООН и говорил речь. И ни одного слова в ней нельзя было изменить. Иначе пришлось бы расплачиваться за это...

    Но на этот раз Киселев вставил целых два абзаца и прочел их с трибуны международной организации. Первое, о чем он говорил, было то, что в Беларуси уже строят специализированную больницу по борьбе с раковыми заболеваниями. Второе — что приглашает руководство ООН приехать посмотреть, как идет строительство. Эту информацию разместили все газеты того времени, передали ее по телевидению, радио, в том числе американскому, европейскому, азиатскому.

    Деваться было некуда, и из Москвы второй раз выделили финансы.

    По приглашению Киселева в Минск прилетел генеральный секретарь ООН Даг Хаммаршельд. Ему показали, что больницу строят, скоро откроют. Онкологический центр действительно достроили, оборудовали, пригласили быть его директором одного из лучших врачей — профессора Александрова из Ленинграда. Однако Кузьме Киселеву такую партийную и государственную недисциплинированность не простили. Через некоторое время его сняли с поста заместителя председателя Совета Министров и оставили только министром иностранных дел БССР.

    Елена и Василий вспоминают, как отец тогда пришел домой, позвал их и сказал: «Дети, посты приходят и уходят, а больницы остаются». Махнул рукой и пошел отдыхать.

    Стоит добавить, что по инициативе Беларуси и лично Кузьмы Киселева был создан Фонд ООН по содействию борьбе с онкологическими заболеваниями, который работает и сейчас. Раз в два года в нем присуждаются награды за лучшие достижения в этой области. Неоднократно была премирована и Беларусь.

                                          На приеме у Сталина по «личному» вопросу

    Заботился Кузьма Киселев и о своих непосредственных сотрудниках. Он был строгим, требовательным, себя не берег, других — тоже. Но за подчиненных стоял горой, рискуя не местом, а головой...

    В 1951 год был самый разгар «холодной» войны, она вот-вот могла перерасти в «горячую». Как-то утром Киселев пришел на работу — а там одни уборщицы и машинистки. Всех остальных сотрудников арестовали ночью. Ответ на вопрос «За что?» мог быть таким: мол, они израильские, американские, английские, немецкие, французские, испанские шпионы...

    Самого Кузьму Киселева не трогали, потому что он был личным назначенцем Сталина. В 1949 году, когда Сталину было 70 лет, в Иваново было соткано 70 его портретов, на которых он лично расписался. Их он подарил тем, кого считал наиболее достойными. В Беларуси их получили два человека: Кузьма Киселев и Пантелеймон Пономаренко. Потому-то Киселева и не арестовали, что Сталин в любой момент мог поинтересоваться: а где человек, которому он подарил свой портрет? Если бы оказалось, что он арестован без ведома «отца народов», те, кто сделал это, сразу оказались бы в соседних камерах... Позже, после смерти Сталина, Киселев так характеризовал его: «Кавказский бандит — хитрый, коварный, жестокий, но при этом дальновидный политик и очень верный коммунист».

    В тот день, когда все сотрудники Киселева были арестованы, он вернулся домой — посидел, подумал, пообедал. А потом пошел на вокзал, купил билет и поехал в Москву. Жену предупредил, что уезжает на несколько дней, однако не объяснил, куда и зачем.

    В Москве Киселев с таксофона позвонил Поскрёбышеву, секретарю Сталина, и попросил, чтобы его приняли по личному вопросу. Секретарь сказал ему идти в гостиницу «Метрополь», где ему уже забронировали номер, и ждать, пока позовут. Выходить куда-либо из номера было нельзя. Киселев ждал день, а поздним вечером ему позвонили (Сталин любил работать вечером и ночью) и отвезли в Кремль. Ему дали 15 минут на разговор.

    Киселев зашел, и Сталин сразу спросил: «Что там у вас, Кузьма Венедиктович случилось? Что заставило прийти по личному вопросу?» Киселев рассказал, что его сотрудников арестовали и добавил: «Я не говорю, что органы неправильно арестовали, что они ошиблись. Но их могли ввести в заблуждение. Это честные люди, верные коммунисты. Все до одного — фронтовики. Поэтому я вас прошу разобраться. И как-то решить этот вопрос положительно». Сталин походил по кабинету и сказал: «Мы к вам никаких претензий не имеем. Поезжайте в Минск, набирайте новых сотрудников. Вам помогут с их отбором. И работайте, мы вам верим».

    Киселев подошел к двери, остановился, повернулся и добавил: «Товарищ Сталин, я за этих людей ручаюсь. Это честные люди. Иначе они погибнут». Сталин снова походил и ответил: «Если ты за них ручаешься, то садись за стол и пиши заявление на мое имя, что ты ручаешься, и список, за кого. Хочешь — пиши, если нет — езжай в Минск». Киселев написал заявление, в котором перечислил всех своих сотрудников. Ему дали билет до Минска, он вернулся домой.

    Когда на следующее утро он пришел на работу, все его сотрудники были на местах.

                                          Сотни заключенных выпущены. Для «катюш»

    Во время Великой Отечественной войны Киселева назначили ответственным за выпуск «катюш». Вначале он пытался сказать, что является врачом, в инженерных делах ничего не понимает, поэтому не хочет завалить партийное задание. Однако ему ответили: «Сначала вы коммунист, и только потом — медик. Берите и работайте по производству "катюш"».

    Киселев понимал, что для создания такого сильного оружия нужны талантливые специалисты. И он добился возможности набирать их: получил полномочия изымать из концентрационных лагерей людей — и ученых, и технических работников, которые могли ему помогать. Так Киселев освободил более 400 человек, в том числе Королева и Туполева.

    В результате с производством «катюш» Киселев хорошо справился и даже получил орден в советском тылу за очень хорошие показатели.

                                                             Мог занять место Брежнева

    Осенью 1952 года Киселева вызвали в Москву и предложили ему подумать над переходом с работы в Беларуси на должность секретаря ЦК КПСС по кадрам. На то время это было одно из ключевых мест в партийном аппарате. В свое время эту должность занимали Каганович, Ежов, Маленков. Сталин был уже в преклонном возрасте, тяжело болел: в таких условиях его же слова: «Кадры решают все» — действительно были особенно правдивыми.

    Однако в то время шла так называемая «война с космополитизмом», было развернуто «дело врачей». Все шло к новому 1937 году, вал репрессий нарастал. В таких условиях, если бы Кузьма Киселев согласился на новую должность, ему пришлось бы идти по колено в крови. Поэтому он отказался, сказав, что только начинает входить в дело с иностранными отношениями, что ему это нравится, и, если возможно, оставить на прежней должности.

    На место Киселева был рекомендован Леонид Брежнев, и на XIX партийном съезде в октябре 1952 года он стал членом Политбюро.

    После смерти Сталина в апреле 1953 года Брежнева отправили комиссаром Балтийского флота, затем — вторым секретарем ЦК Компартии Казахстана (первым был белорус Пантелеймон Пономаренко). А уже оттуда, за поднятие целины, за ударные показатели Хрущев забрал его в Москву...

    Невольно возникает вопрос: «А что было бы, если бы белорус согласился? Правда, он не знал, что Сталин умрет 5 марта 1953 года... Если бы Кузьма Киселев возглавил Советский Союз, как тогда могла бы повернуться история?..»

                                                      Поддержал Африку и Израиль

    В 1946 году по инициативе Кузьмы Киселева (Москва поддержала это) было принято постановление о неприменении срока давности к нацистским преступникам времен Второй мировой войны.

    Беларусь была представителем социалистических стран в комитете деколонизации Африки во второй половине 1950-х годов. При непосредственном участии Министерства иностранных дел БССР в 1960 году 17 стран мирным путем получили независимость. До самой смерти Кузьма Киселев каждый год (кто бы ни был президентом, премьером) получал телеграммы из 17 стран Африки в день их независимости.

     От имени Беларуси Киселев также подписывал в 1946 году документ о создании государства Израиль.

                                                Отстоял настоящее название Беларуси

    На установочной конференции в ООН Кузьма Киселев возмутился, что табличка с названием нашей страны написана неправильно. Он стал требовать, чтобы вместо «White Russia» написали «Belorussian SSR». С тех пор нашу страну в мире стали знать с ее правильным названием.

    Вообще же в 1945 году о Беларуси за рубежом, особенно в США, знали очень мало. Киселев по собственной инициативе собрал пресс-конференцию, рассказал иностранным журналистам о Беларуси — его слова появились в американских газетах, журналах. Хотя непосредственного разрешения из Москвы на это он не получал. Он имел только одну санкцию — проводить единую линию с СССР.

    Стоит упомянуть и интересное свидетельство Евгения Куницына, помощника капитана корабля, который доставлял делегацию СССР в Нью-Йорк для участия в работе Генеральной Ассамблеи ООН. Однажды, проходя рядом с Кузьмой Киселевым и Андреем Громыко, которые стояли на палубе, он услышал, что государственные мужи разговаривают между собой на не совсем понятном ему языке. Оказалось, что два земляка говорили по-белорусски.

    Киселев ввел практику брать в состав своей делегации белорусских писателей: «Белорусам надо мир посмотреть и себя показать», — говорил он. С ним ездили Петрусь Бровка, Михась Лыньков, Кондрат Крапива, Якуб Колас, Иван Шамякин и многие другие. Киселев считал, что для того, чтобы белорусы могли правильно описывать, правильно реагировать, правильно идеологически строить свое творчество, они обязательно должны иметь широкий кругозор.

                                                                     Сын пастуха

    Очевидно, что Кузьма Киселев был прирожденным дипломатом. Он умел удерживать баланс между своей совестью и профессиональными обязанностями советского чиновника высокого ранга. Он нес ответственность за все свои поступки и своих людей. Он ставил под удар не только карьеру, но и жизнь, когда мог спасти судьбы других людей.

    Если искать истоки таких исключительных человеческих качеств, то, разумеется, все началось с детства. Он происходил из деревни Лаковичи Кричевского района Могилевской области и был одним из 11 сыновей деревенского пастуха и крестьянки, воспитывавшей детей. В юношеском возрасте из всех братьев и сестер в живых осталось только 5 человек, ведь жизнь тогда была чрезвычайно сложной.

    Кузьма Киселев пошел по пути обучения, вступил в комсомол, добровольно записался в армию. Окончил медицинский факультет, стал работать врачом, защитил кандидатскую. Окончил партийную школу.

    Близкие говорят, что его определяли трудолюбие, умение добиваться поставленной цели, очень хорошее отношение к людям.

    Служебным положением он не пользовался, никогда не приносил домой ничего с черного хода. Семья жила скромно, без роскоши, имела только самое необходимое.

    За долгие десятилетия работы в высшем служебном аппарате Советского Союза Кузьма Киселев не подписался ни под одним частным (для ареста или расстрела) списком.

    Умер Кузьма Венедиктович 4 мая 1977 года, похоронен на Московском кладбище. Когда его провожали в последний путь, перекрыли проспект Независимости в столице. Траурный кортеж растянулся от площади Якуба Коласа до парка Челюскинцев. Проезжая мимо дома, в котором жили Киселевы, водители многих машин давили на клаксон и таким образом отдавали дань памяти человеку, которого уважали...

    Ніна Шчарбачэвіч

    Фотаздымкі Марыны Бегунковай

    /Звязда. Мінск. 19 лістапада 2013. С. 6./