ЎЎЎ 2. Вальфіна Жырыноўская. Чукчазнаўца Натан Багараз. Ч. 2. Н. Кулешова. Диссертация, доклады и статьи. Койданава. "Кальвіна". 2019.

    Работа выполнена на кафедре русской классической литературы Белорусского ордена Трудового Красного Знамени государственного университета им. В. И. Ленина.

    Научный руководитель — доктор филологических наук, профессор Г. А. Бялый.

    Официальные оппоненты:

    1/ Пархоменко М. Н., доктор филологических наук, профессор /г. Москва/;

    2/ Груздев А. И., кандидат филологических наук, доцент /г. Ленинград/.

    Диссертация направляется на внешний отзыв на кафедру русской литературы Гродненского государственного педагогического института им. Янки Купвлы.

    Автореферат разослан «30» января 1972 г.

    Защита диссертации состоится в начале марта 1972 г. на заседании Объединенного ученого совета Института литературы им. Я. Купалы АН БССР и Института языкознания им. Я. Коласа АН БССР.

    С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке АН БССР.

    Отзывы на автореферат просим направлять по адресу: г. Минск, Ленинский проспект, 66, Объединенному ученому совету Института литературы им. Я. Купалы АН БССР и Институту языкознания им. Я. Коласа АН БССР, кандидату филологических наук Цыхуну Г. А.

                                                                             * * *

    Владимир Германович Богораз /1865-1936/, революционер-народоволец, видный ученый и писатель-демократ, вошедший в русскую литературу под именем Тана, людям нашего поколения известен очень мало. Между тем, это личность примечательная, самобытно-яркая, оставившая заметный след во многих областях духовной жизни нашей страны, в ее культурной истории. Мало сказать, что своими научными трудами он задолго до Октября снискал себе всеобщее признание и славу выдающегося исследователя в области этнографии, лингвистики, фольклора в истории религии. Он был литератором незаурядного таланта, популярным рассказчиком и публицистом, к голосу которого на протяжении более трех девятилетий прислушивались его современники. За выступлениями В. Тана-Богораза в печати следил В. И. Ленин, не раз писавший о нем, порой сочувственно цитировавший его очерки и статьи.

    Однако, столь разносторонняя его деятельность до сих пор все еще недостаточно изучена. Правда, дана относительно полная систематизация и оценка этнографических, фольклорных и лингвистических исследований В. Тана-Богораза. Что же касается литературно-художественного его наследия, то оно на протяжении ряда десятилетий почти не привлекало к себе пристального внимания историков русской литературы.

    До Октябрьской социалистической революции о В. Тане-Богоразе как писателе говорилось лишь в небольших газетных и журнальных рецензиях, обычно являвшихся откликом на выход в свет очередного его произведения. Самыми значительными, доныне не потерявшими своей ценности, были в ту пору критические заметки М. Горького /в «Нижегородском листке», 1899, № 329/ и В. Короленко /в «Русском богатстве», 1900, № 5/ о сборнике «Чукотских рассказов». С рецензиями выступали также А. Луначарский, А. Богданович, М. Протопопов, А. Горнфельд, В. Колтоновская [Подробная библиография дается в диссертации.]. В советское время, при жизни В. Тана-Богораэа, его творчество оставалось, в сущности, вне поля зрения критики и литературоведов. И только после смерти писателя, в особенности же начиная с пятидесятых годов, заметно пробудился интерес к его беллетристическому наследию. Этот интерес выразился, во-первых, в переиздании некоторых рассказов, романов и стихотворений В. Тана-Богораза, а во-вторых, в оживлении работы по изучению его художественной прозы и поэзии. Появились две статьи М.Воскобойникова о В.Тане-Бо-горазе как поэте. Отдельным прозаическим произведениям писателя посвящены статьи С. Касторского, Б. Комановского, Т. Семушкина, Б. Карташева, М. Блинковой, А. Богомолова. В самое последнее время осуществлена удачная попытка дать общее представление о литературном творчестве В. Тана-Богораза: это — небольшая по объему вступительная статья Вл. Муравьева к однотомнику избранной прозы писателя [См.: Тан /В. Г. Богораз/. Восемь племен. Чукотские рассказы. М., ГИХЛ, 1962, стр. 5-27.]. Однако до сих пор нет целостных монографических исследований о творчестве В. Тана-Богораза.

    В реферируемой диссертации поставлена задача проследить жизненый и творчеств путь В. Тана-Богораза. Внимание автора работы сосредоточено, главный образом, на анализе художественной прозы писателя дооктябрьского периода, поскольку именно созданное В. Таном-Богоразом до 1917 года составляет самую существенную, наиболее ценную и значительную часть его литературного наследия.

    Помимо печатных источников, автор работы привлек материалы из следующих архивов: Центральный Государственный исторический архив в г. Ленинграде, Ленинградское отделение Архива АН СССР, Рукописный отдел Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, Центральный государственный архив литературы и искусства. Рукописный отдел Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина. Почти все эти материалы до сих пор не были известны и не появлялись в печати; введение их в научный оборот расширяет возможность изучения биографий, научного и литературного творчества В. Тана-Богораза.

    Диссертация состоит из введения, шести глав, заключения и библиографии.

    Во ВВЕДЕНИИ обосновывается выбор темы и дан сжатый обзор критической литературы о В. Тане-Богоразе.

    Основное содержание ПЕРВОЙ ГЛАВЫ «Тернистой дорогой» — раскрытие процесса формирования личности В. Тана-Богораза как будущего революционера и писателя, освещение его роли и места в деятельности партии «Народной воли». Опираясь частью на известные факты его ранней биографии, частью на новые материалы о годах его юности, автор стремился показать, как под воздействием жизненных обстоятельств и конкретных исторических условий складывались общественно-политические взгляда гимназиста, а затем студента В. Тана-Богораза. От чтения запрещенных книг русских революционных демократов к изучению трудов К. Маркса в студенческом кружке, от общения о народовольцами /П. Якубович, Л. Штернберг, Л. Коган и др./ к практическому участию в революционном подполье — так намечаются главные вехи этого пути. В ряды «Народной воли» В. Тан-Богораз вступил в труднейший период народнического движения России, обезглавленного казнью героев первомартовских событий и последующими арестами В. Фигнер /1883/ и Г. Лопатина /1884/. Вместе с Б.Оржихом и другими своими единомышленниками В. Тан-Богораз участвует в организации и проведении съезда народовольческих групп, в выпуске последнего номера газеты «Народная воля» и в работе нелегальных типографий Новочеркасска, Таганрога, Тулы; выступает пропагандистом среди рабочих юга, печатает статьи, стихи и политическую брошюру «Борьба общественных сил в России» /1886/. Стремясь скоординировать деятельность всех групп «Народной воли», он завязывает сношения с кружком московских народовольцев и питается установить связь с петербургской группой Александра Ульянова. В связи с освещением подпольной народовольческой деятельности В. Тана-Богораза диссертант касается вопроса об отношении В. И. Ленина к народовольчеству. Далее в диссертации прослежена жизнь В. Тана-Богораза периода тюрьмы и ссылки /1886-1898/, его работа в Якутском крае и на Колыме по изучению быта, нравов и языка северных народностей.

    Во ВТОРОЙ ГЛАВЕ «Рождение писателя» исследуется ранний этап литературного творчества В. Тана-Богораза. В литературе он дебютировал в середине 80-х годов стихами и публицистикой. На развитие его таланта и на его эстетические взгляды оказала решающее воздействие агитационно-пропагандистская подпольная литература семидесятников и произведения революционных демократов. Революционное подполье, ставшее с юных лет стихией В. Тана-Богораза, подсказало темы, мотивы и образы его собственных стихотворений /«Кровавые реки, веревка а плаха...», «Современному поколению», «Два пути» и др./. В этом смысле поэзия В. Тана-Богораза находится в прямом родстве о поэзией П. Якубовича, В. Фигнер, Н. Морозова, С. Синегуба, Г. Мачтета, В. Волховского и других народников. С другой стороны, существовала живая связь, историческая преемственность между революционно-народнической поэзией В. Тана-Богораза и зарождавшейся в 90-е годы пролетарской поэзией в России. Поэтическая активность В. Тана-Богораза достигла наибольшего напряжения накануне и в период первой русской революции.

    Начав свой путь в литературу поэтом позднего народовольчества, В. Тан-Богораз продолжил его уже в качестве бытописателя Севера. Художественное творчество В. Тана-Богораза как прозаика с первых шагов органично и естественно вошло в русло так называемой «сибирской школы» писателей, которая, в свою очередь, явилась составной частью этнографического направления в русской литературе второй половины XIX — начала XX веков. Это направление в ту пору было предоставлено именами В. Короленко, С. Елпатьевского, П. Якубовича-Мельшина, А. Шиманского, В. Серошевского и др. Подобно тому, как в сороковые годы натуральная школа расширяла границы литературного исследования жизни, так и писатели, принадлежавшие к этнографическому направлению, в другую историческую эпоху обогатили русскую литературу новыми открытиями и приобретениями, придали ей еще более многогранный и всеобъемлющий характер.

    С большой силой художественной правды изобразил В. Тан-Богораз быт и нравы коренных жителей Севера, приподняв завесу над этим почти неведомым уголком России. Он живо воссоздал также картины жизни ссыльнопоселенцев на Колыме. Эти две основные темы ясно различимы в ранней прозе писателя, представленной циклом «Чукотских рассказов», написанных на протяжения 90-х годов, и его «Колымскими рассказами», созданными тогда же.

    В диссертация анализируются, прежде всего, произведения о Чукотке: «Кривоногий», «На мертвом стойбище», «У Григорьихи», «На реке Росомашьей», «На Каменном мысу». Их характерной особенностью является то, что достоверность дневника, содержащего фиксацию явлений современной жизни чукчей, фактическая точность этнографических изысканий всегда соединяются в них с образами и мотивами из мира поэтических вымыслов, народных легенд и преданий. Точные факты и реальные события, имевшие место в жизни и увиденные писателем, вводятся им в художественную ткань произведения без видимых «соединительных швов». Подобный фактический материал невозможно выделить из общей линии повествования, так как вся проза В. Тана-Богораза насквозь этнографична, если понимать это слово в смысле народознания, т. е. изображения быта я нравов данного народа. Этот прием письма «с натуры» роднит В. Тана-Богораза с В. Серошевским, С. Елпатьевским, А. Шиманским. Можно обнаружить некоторую близость «чукотской» прозы В. Тана-Богораза с сибирскими очерками и рассказами В. Короленко: в основе повествования у обоях писателей нередко лежит «живой факт», причем часто эти факты связаны между собой присутствием автора-рассказчика. От В. Короленко к В. Тану-Богоразу идет и «размывание» граней жанра: в некоторых богоразовских произведениях трудно провести границу между очерком и рассказом.

    Из полуочерковых беллетристических произведений В. Тана-Богораза выступил собирательный портрет чукотского народа, возникли реалистические картины ранее незнакомого быта и жизни, труда и деятельности, нравов, обычаев и поверий жителей далекого Севера. Очевиден гуманистический пафос рассказов В. Тана-Богораза о чукчах: показывая жизнь угнетенных царизмом, обреченных на вымирание и полудикое существование кочевых племен окраин России, писатель стремился помочь русскому читателю понять этих людей, проникнуть в мир их представлений, в их психологию и своеобразие характера, и ему удалось привлечь к ним внимание демократической общественности страны. Именно этим объясняется тот глубокий интерес, который проявили к рассказам В. Тана-Богораза и читатели, и критика, когда эти рассказы, собранные вместе, были изданы в конце 1899 года отдельной книгой [Тан. Чукотские рассказы. СПб, изд. С. Дароватовокого и А.Чарушникова, 1900.]. Обзор критических высказываний о «Чукотских рассказах» приводится в конце этого раздела второй главы. В главе также впервые публикуется письмо В. Тана-Богораза к В. Короленко.

    На протяжении 1896-1899 гг. В. Тан-Богораз работал над произведениям о судьбе политических ссыльных на Колыме. Они в совокупности образовали вторую книгу писателя «Колымские рассказы». Помимо небольшой повести «Развязка» и лирической миниатюры «Возвращение», в книге шесть рассказов: «Пьяная ночь», «На каникулах», «Рыбаки», «На Красном Камне», «Елка», «На растительной пище». Каждый рассказ имеет свой самостоятельный сюжет и мог быть интересен сам по себе, взятый в отдельности, но здесь он превращается в неотъемлемую часть единого целого, так что авторский замысел полностью уясняется лишь после ознакомления со всем циклом.

    Очевидно стремление В. Тана-Богораза запечатлеть в рассказах о Колыме ту духовную атмосферу, которой жили его героя, но все же основное место в «колымской» прозе занимают жанровые картины и сцены. Из книги «Колымских рассказов» выступает суровая правда о невероятно тяжелых условиях жизни политических изгнанников и о том мужестве и энергии, которые каждодневно проявляли эти пленники царского самодержавия. Не останавливаясь подробно на индивидуальной обрисовке образов, В. Тан-Богораз дает коллективный портрет ссыльного населения Колымы.

    Несколько особняком среди произведений колымского цикла стоит повесть «Развязка» /1896/. Она связана с предшествующими ей рассказами единством места и времени действия, а также общностью героев, но в то же время в ней наметились новые в творчестве В. Тана-Богораза мотивы и образы. «Развязка» это психологическая повесть, первый опыт писателя в этом жанре. В ней речь идет о молодом революционере, который еще недавно, на воле, был полон сил и решимости бороться против социального зла и несправедливости, но, очутившись в ссылке, пережил тяжелую душевную драму и пришел к мысли о самоубийстве.

    Жизнь того времени давала множество примеров беззаветного служения революционной идее, и она же иной раз определяла трагическую развязку, которая была симптомом того, что не все было верно во взглядах героя «Развязки» и ему подобных. Идейная и психологическая эволюция, проделанная Бронским, была характерна для значительной части радикальной русской интеллигенции 80-х годов. И сам этот образ не был чем-то неожиданным и совершенно новым в реалистической русской литературе последней трети XIX в. и начала XX века. Прежде всего тут нужно вспомнить роман И. Тургенева «Новь», созданный за двадцать лет до богоразовской повести. Нежданов в «Нови» пытался сблизиться о народом, найти общий язык с деревенским людом, но все усилия молодого революционера-пропагандиста оказались тщетными: между крестьянством и народнической интеллигенцией стояла незримая, но прочная и непроницаемая стена, которую Нежданов не смог преодолеть. Это привело его в состояние отчаяния: он пал духом, потерял надежду и веру в себя и в свое дело. «... Я не верю больше в то дело, которое нас соединило», — говорит он Марианне [И. С. Тургенев. Полн. собр. соч. и писем. Сочинения, т. 12, М. - Л., «Наука», 1966, стр. 279.], а без этой веры не только невозможно вести других, но трудно жить и самому.

    Нетрудно видеть совпадение некоторых сюжетных положений и идейно-психологическое сходство героев богоразовской «Развязки» и тургеневской «Нови». Конечно, Бронский не есть повторение Нежданова: он представляет интеллигенцию другой исторической эпохи. Поскольку освободительное движение в России шло в своем развитии вперед, оно, естественно, рождало новых героев, деятелей нового времени, которые уже не были так далеки от народа, как их предшественники, и уже начинали понимать, как и где искать ту социальную силу, которая окажется в состоянии воспринять социалистические идеи. Герой «Развязки» идет дальше Нежданова по пути сближения с трудовыми народными массами, оттого Бронскому знакомо чувство удовлетворенности своею связью о народом, и тем не менее и Нежданов, и Бронский не нашли счастья и гармонии ни в личной жизни, ни в общественной деятельности. Почему? Подобный вопрос задает себе, не находя удовлетворительного ответа на него, и бывший народоволец-террорист из чеховского «Рассказа неизвестного человека» /1898/.

    Иную трактовку темы находим мы в наброске М. Горького «Встреча» /1896/. В далеком прошлом энергичный проповедник идей народной свободы и враг социального угнетения, герой «Встречи» теперь вынужден признаться самому себе в том, что он изменил идеалам своей молодости, что в нем нет прежнего живого огня: теперь для него все вокруг «туманно и серо, храмы пусты, боги забыты, души — нищи» [М. Горький. Полн. собр. соч. Художественные произведения, т. 3, М., «Наука», 1969, стр. 451.]. Но он ничуть не терзается изменой прошлому, о своем добровольном отступничестве он говорит без раскаяния, легко и даже с оттенком иронии. И, конечно, он не помышляет о самоубийстве, ничуть не жалеет о потере былой веры.

    Ближайшим образом к герою «Развязки» примыкает главное лицо повести В. Вересаева «Без дороги», написанной в 1894 году — почти одновременно с упоминавшимися только что вещами А. Чехова и М. Горького. Вересаевский Дмитрий Чеканов, прежде слепо веривший в святость я непогрешимость народнической теории «малых дел» и в спасительность «культурничества», теперь мучается тем, что в нем нет прежнего живого огня. Слова «долг народу», «дело», «идея» сейчас неприятно режут Чеканову слух, как «визг стекла под острым шилом», потому что он видит, что эти слова трагически расходятся с настоящим делом. На собственном горьком опыте он убедился, что народническая интеллигенция и крестьянство разделены глубокой, непроходимой пропастью. «Для них мы были людьми другого мира...», — такое неутешительное самопризнание делает Чеканов. В прежних народнических воззрениях он жестоко разочаровался: «Самые светлые имена вдруг потускнели, слова самые великие стали пошлыми и смешным»...» [В. В. Вересаев. Соч. в четырех томах, т. 1. М., ГИХЛ, 1948, стр. 148.], — говорит Чеканов в смятении. Но, пытаясь быть судьей, он не может быть им, так как не знает, что предложить взамен утраченного. Чеканов — человек «без дороги, без путеводной звезды».

    Немного позже другой вересаевский герой, Владимир Токарев из повести «На повороте» /1901/, скажет о себе: «Я ужасаюсь пустоты, в которую иду, я не могу жить без смысла и без цели. А крыльев нет, которые подняли бы над болотом...» [В. В. Вересаев. Соч. в четырех томах, т. 1. М., ГИХЛ, 1948, стр. 409.]. В этих грустных признаниях слышится отголосок мыслей я настроений Бронского: «Мне не с кем бороться, а ждать во мгле я больше не в силах».

    Но если страстно увлекающийся, впечатлительный герой В. Тана-Богораза решил, что лучше умереть, чем жить без борьбы, а Дмитрий Чеканов, разуверившись в целесообразности своей земской деятельности, все-таки не перестает верить в необходимость жить и работать для народа, то Владимир Токарев, проведший несколько лет в ссылке за свои свободолюбивые речи окончательно разочаровывается в революционной борьбе и ищет счастья в мещанском благополучии.

    Чувствует себя идейным «инвалидом» и герой одноименной повести В. Чирикова /1897/. Те народнические идеи, которые в свое время были для Крюкова подлинным откровением, теперь уже обветшали, они вылиняли, обесцветились и устарели. Крюков не столько сознает, сколько до болезненности остро чувствует, что на смену им уже пришли другие идеи и теории — марксистские, то новое учение, которое он не хочет принять. Вера в старую, народническую доктрину в Крюкове начинает рушиться, а нового учения, подлинно научного и глубоко революционного, он не в состояния принять.

    Герои рассмотренных произведений представляют различные вариации, в сущности, одного я того же образа. Вопрос о том, как выйти из создавшегося тупика, из «бездорожья», решался каждым по-своему, но общим у этих литературных героев, как и у их реальных прототипов, было то, что все они в конце своей жизни лишились былой веры и превратились в духовных «инвалидов». В. Тан-Богораз в своей повести отразил таким образом, один из характерных конфликтов русской общественной жизни второй половины и конца XIХ века.

     ТРЕТЬЯ ГЛАВА «Годы странствий» охватывает период жизни и деятельности В. Тана-Богораза с 1899 по 1904 год. Наряду с необходимыми сведениями биографического характера и данными о научных исследованиях, осуществленных в этот период В. Таном-Богоразом /участие в Северо-Тихоокеанской экспедиции, полицейские преследования, вынужденная эмиграция в Америку, научная работа над материалами экспедиции и т.д./, в диссертации освещаются взаимоотношения В. Тана-Богораза с М. Горьким и другими писателями, вопросы его сотрудничества в марксистских журналах, но главное внимание обращено на литературно-художественное творчество писателя.

    На материале заграничных путешествий и поездок по России В. Таном-Богоразом были написаны дорожные очерки: «Золотые утки» /1900/, «На Севере дальнем», «Море бурное», «В Японии», «По маньчжурской дороге» /1901/, «Домой» /1901/, «По Италии» /1904/. Очерковые произведения В. Тана-Богораза многотемны, они заключают в себе богатый материал исторического, этнографического, политического, общественного, бытового характера и отражают живые черты действительности в ее пестром многообразии и острых социальных контрастах.

    Особое место занимает в творчестве В. Тана-Богораза «американская тема». Вслед за Г. Мачтетом как автором очерков «По белу свету» /1889/, К. Станюковичем /«Похождения одного матроса», 1889/ и В. Короленко /«Бее языка», 1895/ писатель в ряде произведений изобразил трудную, подчас трагическую судьбу русского человека, очутившегося в Америке. Этому посвящен цикл его «американских» рассказов и повесть «Авдотья и Ривка» /1902/, но наиболее глубокое и разностороннее художественное освещение нашла эта тема в романе «За океаном» /1902/ — первом объемном эпическом произведении В. Тана-Богораза. В центре романа находятся важные социальные проблемы, связанные с политическим и общественным строем Америки и России, с бесправным положением в этих странах трудовых масс народа. Романист стремился к широкому и полному охвату жизни, быта и психологии людей различных классов и социальных групп, но основное для него — проникновение в мысли и чувства русского интеллигента. В. Тан-Богораз заставляет главного героя романа — Александра Вихницкого — испытать жизнь самых различных слоев американского населения, столкнуться с множеством людей, как коренных американцев, так и русских эмигрантов. Из этого испытания Вихницкий выносит отвращение к миру денежного чистогана, чувство своей «несовместимости» с обществом, где счастье людей основано лишь на моральном достатке. Постепенно писатель приводит Александра Вихницкого к решении вернуться на родину своих отцов — в Россию. Там сейчас с наибольшим напряжением бьется пульс общественной, политической жизни, там лучшее сыновья своего народа собирают силы для осуществления свободолюбивых идеалов человечества. И тот, кто хочет приобщиться к борьбе, не может и не должен оставаться «за океаном», его место среди активных борцов за осуществление чаяний и надежд демократической России.

    В. Тан-Богораз в своем произведении сумел проникнуть за «занавес» капиталистической Америки и трезво оценить ее социальный строй. Несомненной заслугой писателя является то, что он вслед за В. Короленко и за четыре года до горьковских памфлетно-публицистических очерков «В Америке» /1906/ создал социально острое произведение, показывающее иллюзорность буржуазной демократии, ограниченность конституционных свобод, антигуманизм и аморализм общества, в котором не может ужиться совестливый, честный и требовательный к себе и людям передовой русский человек.

    В том же, 1902 году В. Тан-Богораз закончил роман «Восемь племен». Определяя жанровое своеобразие этого произведения, писатель назвал его этнографическим романом. Сюжет его обращен к далекому прошлому северных народностей. Взяв родственный «Чукотским рассказам» материал, В. Тан-Богораз пошел в глубь веков.

    Свою главную задачу романист видел в том, чтобы воскресить, художественно реконструировать древнюю жизнь и быт, нравы, обычаи и верования чукчей, ламутов, юкагиров и других племен Севера. Источниками романа послужили, во-первых, богатейшие наблюдения, сделанные в бытность его на Колыме и во время Северо-Тихоокеанской экспедиции, во-вторых, те не очень обширные научные данные, которыми к концу XIX века располагали палеонтология, этнография, история и лингвистика, и, в-третьих, национальный фольклор Севера. В отличие от рассказов чукотского цикла, где интимная сторона жизни героев, в сущности, оставалась за пределами художественного исследования, события романа «Восемь племен» развиваются на канве любовной интриги. Психологический анализ сочетается в романе с обычным у В. Тана-Богораза этнографически-детальным бытописанием, причем рассказ о жизни дается с точки зрения самого жителя Севера.

    Роман «Восемь племен» был последним крупным произведением В. Тана-Богораза, появившимся незадолго до первой русской революции.

    Творчество писателя накануне и в дни первой революции анализируется в ЧВТВЕРТОЙ ГЛАВЕ диссертации.

    Вернувшись в октябре 1904 г. на родину, писатель занялся изучением и расследованием дела о черносотенном еврейском погроме в Гомеле. Своеобразным его отчетом об этих трагических событиях были злободневные очерки «Гомельские силуэты», появление которых горячо приветствовала демократическая пресса и вся передовая Россия. Гомельскую трагедию В. Тан-Богораз ставил в прямую причинную связь о теми революционными событиями, что исподволь назревали в стране: «В Гомеле раздались первые раскаты грома. Вслед за ним приближалась великая небесная канонада». Это писалась в декабре 1904 года и звучало как пророчество [В. Г. Тан. Собр. соч., т. V. СПб, «Просвещение», 1910, стр. 430.].

    В дни первой революции В. Тан-Богораз был необычайно деятелен — как один из организаторов Всероссийского крестьянского союза, член Московского центрального забастовочного комитета. Журналист, писатель. Революционные события эпохи нашли отклик в целом ряде политически острых стихотворений В. Тана-Богораза /«Предсмертная песня», «Царские гости» и др./, в сатирической миниатюре «Сон тайного советника» /1906/, но более детально освещены некоторые важные стороны революции в его художественной прозе.

    Глубокое сочувствие делу совершающейся в России революции, безоговорочное оправдание ее и восхищение мужеством и стойкостью ее участников — таков пафос всех произведения В. Тана-Богораза о 1905-1907 гг. Этим пафосом одухотворена, с одной стороны, повесть «Два свободы» /1906/, рисующая картины и эпизоды революционной борьбы в Москве незадолго до манифеста 17 октября и после него, а с другой — очерка «Новое крестьянство» /1907/, в которых показано нарастание волны возмущения и протеста среди крестьян. Оба произведения были запрещены цензурой. Примечательно, что в этот период писателя интересует современная деревня не с этнографической стороны, как это было при изображении народной жизни в его «чукотской» прозе, а в ярких проявлениях политической активности крестьян, в фактах роста их общественного самосознания. Очерки о «новом крестьянстве» рассматриваются в сопоставлении с горьковским «Летом» и повестью И. Бунина «Деревня». Разработку основных мотивов, намеченных в «Новом крестьянстве», продолжила очерково-публицистическая книга В. Тана-Богораза «Мужики в Государственной думе» /1907/. Главный вопрос в ней — как обыкновенный, рядовой крестьянин вырастает в энергичного и смелого защитника прав трудового народа. Ответ заключен в очерках-биографиях думских депутатов из крестьян, строго документальные очерки раскрывают процесс превращения вчерашнего патриархального мужика, порабощенного и замученного трудом «коняги» — в бунтаря, в протестанта, порою в сознательного революционера.

    Изображая новое крестьянство, разбуженное революцией, писатель одновременно обратился к воссозданию образа рабочего — нового героя в жизни и литературе. Интересна в этом отношении повесть «На тракту» /1906/ — о путиловском рабочем Михаиле Васюкове. То обстоятельство, что объектом своего повествования В. Тан-Богораз избрал именно путиловцев, показательно для характеристики политической позиции писателя в эпоху первой революции. В образе рабочего Васюкова показан человек близкий по своим взглядам к партии большевиков. Подобная художественная трактовка образа пролетария усиливает значение повести В. Тана-Богораза, обливает ее с рассказами А. Серафимовича о первой революции и роднит ее главного героя с образами рабочих в прозе и драматургии М. Горького. Однако, при всей своей близости к зачинателям новой, социалистической литературы, В. Тан-Богораз и в годы первой революции, как и в предшествующий период своего творчества, развивался в русле критического реализма: он находился на левом его крыле, был среди тех демократических писателей-реалистов, группировавшихся вокруг горьковского «Знания», которые восторженно встретили революцию.

    ПЯТАЯ ГЛАВА диссертации хронологически охватывает предоктябрьское десятилетие в литературной деятельности В. Тана-Богораза. Новым в его писательской практике периода реакции было опубликование ряда литературно-критических статей и рецензий /«Речи мертвые и живые», «Санин в юбке» и др./, в которых он выступил со страстной апологией реализме и резким осуждением буржуазного декаданса в литературе и искусстве. По своему обыкновению часто разъезжая по стране, В. Тан-Богораз интенсивно работал в жанре очерка. Особого внимания заслуживает серия его дорожных очерков, основанных на впечатлениях от поездок в Поволжье и на юг России и составивших книгу «Передвинутые души» /1908/. Очерки дают живое представление о том, как воздействовала революция на психику и умонастроение людей разных сословий России. Среди множества статей и публицистических очерков В. Тана-Богораза, опубликованных в период нарастания революционной борьбы в России, следует выделить его «Пестрые встречи», являющиеся дорожными зарисовками народных настроений. «Пестрые встречи» сразу же ответил и положительно оценил В. И. Ленин; в своей статье «Новая демократия» В. И. Ленин писал: «... г. Тан затронул важный вопрос, на который рабочим следует обратить серьезное внимание. Это — вопрос о росте новой демократии» [В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 22, стр. 302.]. Способность чутко улавливать намечающиеся в общественной жизни перемены, освещать в печати важные вопросы времени всегда отличала В. Тана-Богораза как публициста и очеркиста.

    Не ограничиваясь жанром очерка и газетно-журнальной публицистикой, В. Тан-Богораз работал в это десятилетие также над сюжетной прозой больших форм. Самыми значительными его эпическими произведениями этого периода были романы «Завоевание вселенной» /1909/ и «Жертвы дракона» /1909/. Первый ив них, оставшийся незавершенным, — единственный в писательской практике В.Тана-Богораза научно-фантастический роман, второй — продолжает тот жанр этнографического романа, начало которому было положено романом «Восемь племен». Доисторическое прошлое надо было художественно конструировать из мельчайших обломков легендарной старины, сохранившихся как остаточные явления в современной материально-бытовой и духовной жизни северных племен. Отсюда сочетание в «Жертвах дракона» двух начал — легендарного и житейски-бытового, с преобладанием первого над вторым. Писателю по необходимости пришлось прибегать здесь, как это он делал и в романе «Восемь племен», к средствам художественной условности. Изображая материальную культуру первобытного человека, его быт, занятия, трудовую деятельность, В. Тан-Богораз привлекает устно-поэтическое творчество народов Севера. С помощью художественно воскрешаемого мифа, лежащего в основе романа, писатель стремился раскрыть те процессы, которые могли быть свойственны сознанию первобытных людей, и, таким образом, глубже и ровнее выявить внутренний мир героев романа. Нечто подобное мы видели уже в романе «Восемь племен», а также в рассказах и очерках о современном писателю Севере; но в «Жертвах дракона» есть то, чего не было в прежней прозе В. Тана-Богораза. Это новое - в изображении бунта человека против богов и против слепого следования языческим обрядам и обычаям /образ юноши Яррия/. Не покорность богам и судьбе, а проявление протеста, рост самосознания древнего человека, его усилия вырваться из-под темной власти шамана и освободиться от деспотизма племени, — именно это оттеняет писатель в характере своего героя, которого он наделяет нравственной и физической силой, качествами и достоинствами сказочного богатыря.

    Атмосфера общественного подъема в начале десятых годов благотворно сказалась на идейном пафосе последнего крупного произведения В. Тана-Богораза предоктябрьского периода — повести «Крылоносный Икар» /1914/. В повести, основанной на мифологическом сюжете, показано героическое начало в человеке, в ней звучит гимн «безумству храбрых» как проявлению высшей «мудрости имени». Воскрешая древнегреческий миф, писатель акцентирует те легендарные события и образы, которые способны вызывать у читателя живые ассоциация с современностью.

    В самом начале империалистической войны В. Тан-Богораз, подобно многим другим русским писателям, в ряде газетных статей высказывал шовинистические идеи, от которых он, впрочем, вскоре отказался.

    Последняя, ШЕСТАЯ ГЛАВА диссертации носит обзорный характер. В ней речь идет о деятельности В. Тана-Богораза как педагога, ученого, редактора и писателя в советскую эпоху, здесь также дан сжатый анализ двух его романов: «Союза молодых» /1928/ и «Воскресшее племя» /1935/. В этих эпических произведениях, утверждениях историческую правду большевизма и торжество новой, советской жизни, наметился начавшийся переход писателя на позиции творческого метода социалистического реализма.

    В.Тан-Богораз соединил в себе качества революционного борца, ученого и незаурядного писателя. На протяжении своей долгой жизни он находился в водовороте общественной и политической борьбы эпохи, был активно причастен к освободительному движению в России на рубеже XIХ-ХХ вв.; но главное свое призвание В. Тан-Богораз видел в научной работе и творческой деятельности литератора. Как писатель, как художник слова, он, конечно, не принадлежал к литературным великанам. И, тем не менее, нельзя не признать за ним важной роли и значения в развитии и обогащении дореволюционной демократической литературы.

    Он был поэтом-революционером. Его стихотворные произведения, за редкими исключениями, были насквозь публицистичны, часто злободневны и всегда отличались политической остротой и действенностью, высоким гражданским пафосом. Слово поэта было подчинено задачам революционно-пропагандистским, агитационным, и этой целевой направленностью обуславливались особенности общего стиля его поэзии — ее патетичность, лозунговая призывность ее языка, наличие приемов и интонаций ораторской речи. Революционно-народническая поэзия В. Тана-Богораза и его сверстников /П. Якубович, Н. Морозов, С. Синегуб и др./ предваряла зарождавшуюся в конце ХIХ века пролетарскую поэзию в России.

    Значительный след в истории русской литературы оставила проза В. Тана-Богораза. Он выступал в жанрах рассказа и повести, путевого и нравоописательного очерка, явился зачинателем этнографического романа в русской литературе, был публицистом и литературным критиком. Продолжив традиции этнографической школы в русском критическом реализме, он обогатил литературу начала века новыми темами и мотивами, ввел в нее новых героев из демократических низов, внес немало своего в художественное освещение жизни, нравов и своеобразного быта о северных народностей России, в изображении политической ссылки. Его произведения, представляющие своеобразную художественную летопись истории чукчей, юкагиров, ламутов в других отсталых народностей старой России, звали к революционной борьбе за освобождение, воспитывали ненависть ко всем фермам социального угнетения. Все творчество В. Тана-Богораза было неизменно одухотворено гуманистическими идеями. Ученик и соратник В. Короленко, писатель-демократ, занявший свое особое место в прогрессивной дореволюционной литературе, В. Тан-Богораз явился прямым предшественником и учителем советских писателей, интенсивно разрабатывающих тему Севера и восточных окраин.

    В. Тан-Богораз хорошо звал то, о чем рассказывал, и в этом была его сила. «Не умея писать о натуры, нельзя быть поэтом» [В. Г. Белинский. Полн.собр. соч., т. Х, М., АН СССР. 1955, стр. 304.]. — сказал в свое время Белянский. В. Тан-Богораз всегда «очень верно писал с натуры», обладал высоким мастерством бытописателя. Но в этом таились и его слабости. Ключ к их уяснению находим в его собственном признании: «Я не претендую на художество. Буду писать о живых людях, приводить действительные факты» [В. Г. Тан. Собр. соч., т. IX, СПб, 1911, стр. 8.]. Он имел здесь в виду очерки «Передвинутые души», но сказанное можно распространить на ряд других его произведений. В. Тан-Богораз порою терял нужную художественную меру в отборе деталей быта, в выборе примет эпохи, действительности, он не всегда соблюдал строгую экономию в использовании изобразительных средств, его описания местами выглядят несколько растянутыми, а ткань произведения — отягощенной диалектными элементами и язычески-мифологическими образами. Но большая часть им созданного до сих пор сохраняет несомненную познавательную и эстетическую ценность.

                                                                                  * * *

    По теме диссертации опубликованы следуйте статьи:

    1. Легенда и жизненная правда в прозе В. Тана-Богораза. — В сб. «Проблемы реализма в русской и зарубежной литературах. Метод и мастерство. Тезисы докладов II межвузовской научной конференции литературоведов». Вологда. 1969, стр. 121-123.

    2. М. Горький и В. Тан-Богораз, — «Вестник Белорусского государственного университета им. В. И. Ленина», серия IV. 1970, № 2, стр. 28-33.

    3. Америка в изображении В. Тана-Богораза. — «Вестник Белорусского государственного университета им. В. И. Ленина», серия IV, 1971, № 2, стр. 37-41.

    4. Повесть В. Г. Тана-Богораза «Развязка». — в сб.: «Вопросы истории и теории литературы. Ученые записки Свердловского государственного педагогического института и Нижнетагильского государственного педагогического института, сборник 151, Н. Тагил, 1971. стр. 142-155.

    5. Именной указатель [Составила Н. Ф. Попова]. — В кн.: «А. И. Куприн о литературе». [Составитель Ф. И. Кулешов] Минск. 1969, стр. 437-452.

    ********

    Федор Иванович Кулешов - род. 5 (18) июня 1913 г. в д. Великие Стрелки Рогачевского уезда Могилевской губернии Российской империи в крестьянской семье. Рано оставшись без родителей, был пастухом и батраком. У 1925-1930 гг. воспитывался в детских домах в Бобруйске и Пиревичах. После окончания в 1931 г. школы работал собственным корреспондентом газеты «Савецкая Беларусь» по Рогачевскому району, и одновременно в рогачевской газете «Камунар». В 1933 г. поступил в Ленинградский областной учительский институт, который окончил в 1935 г. и с осени преподавал русский язык и литературу в г. Кировске. Па некоторых известиях арестовывался в 1935 г. Был арестован 26 апреля 1938 г. по обвинению в контрреволюционной деятельности и осужден на 5 лет лишения свободы. Наказание отбывал в Воркутлаге. Освобожден 26 апреля 1943 г. и преподавал русский язык и литературу в Кундрявинской средней школе Миаского района Челябинской области, одновременно учась заочно в Ленинградском педагогический институт им. М. Покровского (окончил у 1944 г.). С февраля 1944 г. преподаватель русского языка и литературы в Челябинском механико-машиностроительном институте, у 1945-1950 гг. в Кустанайском пединституте. У 1949 г. защитил кандидатскую диссертацию. Заведовал кафедрой русской литературы Кзыл-Ординского пединститута. Работал в Белорусском государственном университете и Институте литературы АН БССР (1951-1955) в Минске. Преподавал в Южно-Сахалинском педагогическом институте (1955-1961), редактировал «Ученые записки». В Белорусском государственном университете (1961-1985) работал на кафедре русской классической литературы и возглавлял ее с 1966 по 1969 г., в 1985 г. вышел на пенсию и в 1985-1990 гг. консультант при этой кафедре. Член СП СССР (1955). Доктор филологических наук (1964), профессор (1965). Умер 29 декабря 1993 г. в Минске.

                                                                              *****

    Н. Ф. Кулешова

            (Минск)

                                               ЛЕГЕНДА И ЖИЗНЕННАЯ ПРАВДА

                                                     В ПРОЗЕ В. ТАНА-БОГОРАЗА

    Основное содержание литературного процесса в России на рубеже XIX-XX вв. определялось творчеством демократических писателей-реалистов, среди которых были и художники старшего поколения и молодые литераторы. Стремясь по-новому решить задачу всестороннего отображения действительности, писатели обращались к использованию как собственно реалистических, так и условных средств изобразительности (обращения к легенде, фантастике, аллегории, гротеску). Именно на стыке двух веков появляется немало прозаических и стихотворных произведений, или целиком выдержанных в жанре легенды, или с элементами сказочности, условности (легенды Л. Толстого, аллегорические повести и рассказы В. Короленко, романтические легенды и песни М. Горького, «Аль-Исса» «Палач», «Демир Кая» А. Куприна, «Звезда» В. Вересаева, цикл легенд и сказок Н. Телешова, рассказы и романы В. Тана-Богораза).

    В литературе этого времени разрабатываются новые темы, мотивы, образы. Одной из таких тем, ранее почти не затронутых русской литературой, явилась тема Сибири, северных окраин России и приковала внимание В. Короленко, А. Чехова, С. Елпатьевского, П. Якубовича, В. Серашевского, Н. Телешова. Верностью этой теме характеризуется и творчество В. Г. Тана-Богораза.

    В 1900 г. вышли из печати «Чукотские рассказы» В. Тана, основанные на тщательном изучении жизни, нравов, быта, верований, языка северных племен — чукчей, юкагиров, якутов. «Чукотские рассказы» этнографичны, в значительной степени научно достоверны. Но это не обычные этнографические очерки. Автор их, как заметил В. Короленко, «к тщательности исследований этнографа прибавил черты наблюдения художественного». Реалистической точностью описаний характеризуются пейзажи далекого Севера, многочисленные жанровые картины. В описании обычаев, обрядов, верований чукчей, ламутов и юкагиров писатель щедро использует народные предания и легенды. Соединение реалистичности, фактической достоверности и жизненной правдивости в изображении людей и природы со сказочностью повествования составляет характерную особенность «Чукотских рассказов» В. Тана-Богораза.

    Среди крупных произведений В. Тана — роман «Восемь племен», посвященный древней жизни народов крайнего северо-востока России. Здесь, как и в чукотских и колымских рассказах, поражает богатство этнографического материала. Художественные образы поданы реалистично, в них много живых, чисто бытовых и психологических черт. С другой стороны, — это герои, созданные по мотивам северного фольклора. Воскрешение народных легенд и преданий служит целям проникновения в духовный мир человека» стоящего на низком уровне культурного развития.

    Сюжет романа «Жертвы дракона» покоится на древней легенде о девушке, отданной дракону ради спасения племени от неминуемой гибели. В изображении обычаев, верований, обрядов древних Анаков добытый писателем этнографический материал переплетается с фантастическими ситуациями и деталями, заимствованными из древних легенд и языческих сказаний. Образы героев романа соединяют в себе строго реалистические моменты, наблюдения над свойствами характера современных якутов и чукчей, их поступками, над всем укладом их реального существования и черты сказочных героев, какими они представали в старинных преданиях и легендах, бытовавших на севере России. Не покорность судьбе, а проявление протеста, рост самосознания личности древнего человека, его инстинктивная тяга к свободе, к свету, стремление вырваться из-под власти шамана, освободиться от деспотизма племени — вот что оттеняет автор «Жертв дракона» в личности главного героя романа.

    Современная писателю критика ставила этот роман на один уровень с такими известными произведениями на подобную тему, как «До Адама» Дж. Лондона и «Борьба за огонь» Рони.

    В. Тан-Богораз как художник слова широко использовал как приемы и средства реалистического письма, так и условные формы. Вопрос о соотношении этих приемов требует особого рассмотрения, но становится очевидным, что их взаимосвязь в художественной ткани рассказов и романов, слияние жизненной правды и сказочности повествования, составляет отличительную особенность творческой манеры Тана-Богораза как прозаика.

    /Проблемы реализма в русской и зарубежной литературах. Метод и мастерство. Тезисы докладов II межвузовской научной конференции литературоведов. Май 1969 г. Вологда. 1969. С. 121-123./

    Н. Ф. Кулешова

                                                    М. ГОРЬКИЙ И В. ТАН-БОГОРАЗ

    Можно назвать не одну сотню имен современников М. Горького — великих писателей и молодых поэтов, выдающихся ученых и государственных деятелей, работников искусства и культуры, издателей и публицистов, о каждом из которых он сказал свое слово. Одним из них был революционер, писатель и ученый В. Г. Богораз (1865-1936), который являлся членом «Народной воли», неоднократно привлекался за революционную деятельность к суду и десять лет провел в ссылке на Колыме.

    Первые прозаические опыты ссыльного писателя, объединенные в сборнике «Чукотские рассказы», который был издан в конце 1899 года в Петербурге, вызвали живой интерес читателей и литературной общественности, получили высокую оценку критики и признанных мастеров художественного слова. Среди последних были М. Горький и В. Короленко.

    Ко времени выхода в свет «Чукотских рассказов» В. Тан-Богораз и Горький, очевидно, были уже хорошо знакомы. Об этом можно судить по письму М. Горького от 8 октября 1899 года к Е. П. Пешковой: в нем писатель сообщает жене о своей встрече с В. Таном-Богоразом, а также с В. Вересаевым и М. Неведомским [См.: Архив А. М. Горького, т. V. М., 1955, стр. 65.]. Очевидно, во время этой встречи или, во всяком случае, вскоре после нее В. Тан-Богораз преподнес в дар М. Горькому экземпляр своей книги: на ее титульном листе рукою автора было написано большое (состоящее из одиннадцати строф) стихотворное посвящение «Максиму Горькому». Молодой Горький уподоблен здесь былинному богатырю и мятежному народному вождю Степану Разину, в новых исторических условиях поднявшемуся на смелую борьбу против социального зла, за свободу и справедливость [Полный текст стихотворения В. Тана-Богораза «Максиму Горькому» был впервые приведен в анонимной статье «Новые люди» в газете «С.-Петербургские ведомости” за 10 декабря 1899 г.].

    Книга «Чукотских рассказов» очень понравилась М. Горькому. На выход ее из печати он тотчас откликнулся статьей-рецензией, которая была помещена в «Нижегородском листке» от 30 ноября 1899 года. Называлась она «Литературные заметки». Отмечая все возрастающий интерес русских писателей к изображению быта и нравов жителей Восточной Сибири, М. Горький называет в этой связи имена В. Короленко, П. Якубовича-Мельшина, В. Серошевского, С. Елпатьевского и В. Тана-Богораза. «Чукотские рассказы» Тана представляются Горькому «ярко и сильно написанной» картиной жизни чукотского народа. Рассказы эти, по определению М. Горького, «являются художественными вещами и производят глубокое впечатление».

    М. Горький отмечает простоту повествования в «Чукотских рассказах», даже некоторую грубоватость отдельных картин, от которой, правда, они становятся лишь более выпуклыми и выразительными и благодаря этому крепко запечатлеваются в сознании читателя. Ярко описанные сцены охоты, битвы, любви — сильная сторона рассказов В. Тана-Богораза.

    Вместе с тем М. Горький обращает внимание на некоторые недостатки языка и стиля «Чукотских рассказов». По словам М. Горького, язык В. Тана-Богораза в описаниях природы порой поражает вычурностью. И те выражения, которые Горький выписал из рассказов писателя в качестве примера, действительно неудачны.

    В общем же М. Горький высоко оценивает сборник рассказов В. Тана-Богораза, а самого автора считает литератором, наделенным крупным писательским талантом.

    Нет ничего неожиданного или случайного в том, что к концу девяностых и началу девятисотых годов начали укрепляться идейные и творческие связи В. Тана-Богораза с М. Горьким. В. Тан-Богораз становится членом редакционной коллегии марксистских журналев «Начало» и «Жизнь». Позднее он писал, что марксистское окружение, в которое он вошел, — этот («новый и бодрый задиристый круг» — был ему тогда ближе, «чем желчное и траурное или, во всяком случае, меланхолическое «Русское богатство» [В. Тан-Богораз. Из прошлого (рукопись). Ленинградское отделение Архива АН СССР, ф. 250, оп. 2, ед. хр. 164, л. 1.]. В это время на страницах «Жизни» печатались многие вещи М. Горького, среди них — «Фома Гордеев», «Открытое письмо «Суворину», «Трое», «Песня о Буревестнике» и т. д. В. Тан-Богораз выступал здесь как поэт: он поместил стихотворения «А. С. Пушкину», «Разбойникам пера», «Лето» и другие, проникнутые духом гражданственности, бодрым, революционным настроением. В. И. Ленин в свое время высоко оценил литературный отдел «Жизни». Он писал: «...недурной журнал. Беллетристика прямо хороша и даже лучше всех!» [В. И. Ленин. ПСС, т. 46, стр. 25.].

    Революционные стихотворения В. Тана-Богораза популяризовались марксистской печатью, входили во многие нелегальные революционные песенники, издавались в различных стихотворных сборниках. Естественно, что власти усматривали в его стихах, как и в произведениях М. Горького, явную опасность для существующего строя. Когда в 1902 году был издан сборник стихотворений М. Горького и В. Тана-Богораза [Полн. назв. сб.: М. Горький. Песня о Буревестнике. Песня о Соколе. В. Тан, Песня весны. Песня о стали. Р. Киплинг. Песня мертвых. «Современная библиотека». Рига, 1902, № 14.], то цензор Н. И. Пантелеев в своем отзыве писал, что богоразовская «Песня весны» «еще более тенденциозна», чем горьковские «Песня о Соколе» и «Песня о Буревестнике». «По моему мнению, — заключал цензор, — такой тенденциозный сборник<...> может оставить вредный след в уме читателей, воспитывая в нем идеи борьбы с существующими началами» [ЦГИАЛ, ф. 776. оп. 21, ед. хр. 568, л. 18.]. Точно так же был оценен и стихотворный сборник «Зарницы», в котором участвовали М. Горький, П. Якубович, Скиталец и В. Тан [Полн. назв. сб.: «Зарницы. Избранные стихотворения М. Горького, П. Я., Скитальца, Тана». Ростов-на-Дону, 1903.]. Инспектор по делам печати Ростова-на-Дону сообщал в Главное управление по делам печати о наложении на сборник предварительного ареста, так как в содержании помещенных там стихотворений имеются «признаки возбуждения к учинению бунтовщического деяния и к ниспровержению существующего в государстве общественного строя» [В сб.: «Летопись жизни и творчества М. Горького», вып. II. М., 1958, стр. 361.]. Испуг царских чиновников был не напрасным. В обоих сборниках были напечатаны такие значительные революционные вещи М. Горького, как «Песня о Буревестнике» и «Песня о Соколе», а В. Тан (был представлен в них своими известными стихотворениями «Песня весны», «(Песня о стали», «На мотив из Надсона», «Кто скажет правду мне?..», а также стихотворными переводами с английского и польского.

    В годы первой русской революции В. Тан-Богораз был близок к Московскому центральному забастовочному комитету, еще ближе стоял к «Крестьянскому союзу», печатал свои очерки и стихотворения в нелегальных социал-демократических газетах.

    Точно так же и М. Горький в эти годы помогал революции всем, чем только мог. В частности, его дача в Куоккале (Финляндия) была относительно безопасным местом обора множества людей, враждебных царизму. Сюда приезжали и большевики, вынужденные жить на нелегальном положении, и литераторы, и художники, сочувствующие революции. Бывал в ту пору у М. Горького и В. Тан-Богораз. Об одной такой встрече рассказывает в своих воспоминаниях бывший токарь Невского судостроительного завода В. Цыцарин: «По субботам и воскресеньям на даче собиралось особенно много гостей. Приехал Тан (В. Г. Богараз), с которым я был знаком раньше. Одно из его стихотворений, написанное на злобу дня, начиналось словами: «Долой бесправие, да здравствует свобода, и учредительный да здравствует собор!» При появлении Тана на террасе дачи, Алексей Максимович с Чириковым запели это стихотворение...» [В сб.: «М. Горький в эпоху революции 1905-1907 годов». М., 1967, стр: 87.].

    Т. Щапкина-Куперник вспоминает об одном событии этого времени, где мы также встречаем имя В. Г. Тана-Богораза. В Петербурге в 1905 году издавалась газета «Северный курьер» (вероятно, «Северный голос»), которая должна была объединить вокруг себя все левые элементы. К сотрудничеству были привлечены многие литераторы во главе с Горьким. Внимание передовой части читателей привлекали имена Вересаева, Тана, Станюковича, Фруга и других. В частности, здесь было перепечатано уже упоминавшееся стихотворение Тана «Максиму Горькому».

    В том же, 1905 году, Тан-Богораз вместе с М. Горьким, а также Куприным, Короленко, Мельшиным принял участие в издаваемом товариществом «Знание» сборнике в пользу учителей Нижегородской губернии.

    В начале 1906 года — вскоре после разгрома декабрьского вооруженного восстания — М. Горький уехал из России. С этого времени личные контакты между В. Таном-Богоразом и М. Горьким по необходимости были прерваны. Но давно установившиеся идейно-творческие связи между ними оставались по-прежнему прочными.

    Общеизвестно, что по приезде М. Горького в Америку там разыгрался инцидент, касавшийся его сношений с М. Андреевой и получивший широкую огласку в тогдашней американской и русской печати. Возмущенные той травлей, которой буржуазная пресса Америки подвергла М. Горького, многие русские газеты опубликовали открытые протесты против преследований великого писателя-революционера. Так, в газете «Двадцатый век» от 9 (22) апреля 1906 года был напечатан коллективный «Протест писателей» против возмутительных гонений и клеветы на М. Горького и М. Андрееву. Среди 26-ти подписей русских литераторов было и имя В. Тана-Богораза. Вскоре в той же газете он выступил со статьей «Что такое американская свобода?» с подзаголовкам: «По поводу инцидента с Горьким». Пафос статьи — в обличении ханжества и лицемерия, присущего капиталистической Америке, осмеянии того «кодекса показной морали», который используется буржуазией как ширма для прикрытия крайней распущенности нравов в семье и обществе. В. Тан-Богораз пишет не только о лживости буржуазной морали, но и об отсутствии в Америке подлинно демократических свобод для народа, отданного во власть капитала. По его словам, «истинным властелином Америки <...> является денежный мешок, и он дает всей стране свои законы», в то время как массы населения «лишены политических прав», а негры «обращены в рабство». В. Тан-Богораз, хорошо знавший Америку по собственному опыту (он прожил в ней полтора хода), имел право утверждать, что под покровом демократки там «существует денежная аристократия, грубая, бесцеремонная, одна из самых исключительных в мире». Свою мысль В. Тан-Богораз четко сформулировал в сжатой фразе: «Америка — рай для капиталистов».

    В Оценке американской действительности В. Тан-Богораз, в сущности, предвосхитил критику капиталистической Америки, которой будут пронизаны горьковские сатирические очерки под общим названием «В Америке» и его памфлеты «Мои интервью» (1906 г.).

    Есть немало общего во взглядах обоих писателей на русское крестьянство в период первой революции. Эта жизненно важная для России проблема нашла свое освещение в книге очерков В. Тана-Богораза «Новое крестьянство» и повести М. Горького «Лето» [Книга В. Тана-Богораза вышла первым изданием осенью 1905 г., повесть М. Горького «Лето» — в 1908.]. Конечно, два эти произведения не равнозначны в идейно-художественном отношении так же, как отличаютоя друг от друга их авторы по степени своего писательского дарования. Да и в жанровом отношении обе вещи различны: «Новое крестьянство»—типично очерковое произведение, с обилием тонных фактов и событий, описанных автором .в результате своих поездок по России; горьковское же «Лето» представляет собой повесть-исповедь с четким сюжетом, в центре которого находится герой-революционер, с яркими характерными фигурами деревенских жителей, с колоритными пейзажами и живым разговорным языком. Но тем не менее 'можно наметить то общее, что роднит между собою названные произведения.

    Как М. Горький, так и В. Тан-Багораз запечатлели то новое, неумолимо растущее, тревожное и вместе с тем радостное настроение, которое начинало овладевать деревенскими жителями в канун первой русской революции и которое не оставило их и после волны арестов и гонений, прокатившейся по России и знаменовавшей собой начало правительственной реакции на событии 1905 года. У В. Тана-Богораза охвачен период от начала («брожения» в народе летом 1905 года и до арестов в городе и деревне, начавшихся той же осенью, после второго крестьянского съезда. В повести М. Горького речь идет о времени, пришедшем на смену революционному подъему, но из слов героев мы узнаем о настроении крестьян и в канун событий 1905 года.

    И здесь и там перед нами пытающиеся доискаться «правды на земле» деревенские мужики, которые поняли, что жить так, как жили их отцы и деды, больше нельзя. Они устраивают сельские сходы, организовывают кружки, расспрашивают городских пришельцев о том, как найти ее, эту правду. Общее настроение обоих произведений одно — пробуждение деревни к новой жизни, желание крестьян самим разобраться, что же мешает им жить по-новому, что нужно сделать для этого. Героев произведений М. Горького и В. Тана-Багораза преследуют и сажают за решетку, но они крепко верят, что посеянные ими семена дадут живые всходы и что дело освобождения народа от социального угнетения будет в самом близком будущем успешно доведено до победного конца.

    Очерки В. Тана-Богораза и повесть «Лето» оптимистичны, пронизаны жизнеутверждающим пафосом. Это также роднит оба этих произведения и отличает их от тогдашней «деревенской» прозы других русских писателей, в частности от И. Бунина, на что обратил внимание еще критик-марксист В. Боровский. В одной из своих статей в большевистском журнале «Мысль» он говорил в 1911 году, что изображение крестьянина у И. Бунина, несмотря на талантливость письма, все-таки страдает односторонностью, и в этой связи противопоставляет бунинской «Деревне» очерки В. Тана-Богораза «Новое крестьянство» и повесть М. Горького «Лето» [См.: П. Орловский (В. Боровский). Литературные наброски. «Мысль», 1911, № 4, стр. 67.].

    В годы реакции значительная часть демократической и буржуазной интеллигенция восприняла разгром революции как доказательство ее преждевременности для России. Модным стал лозунг Плеханова: «Не надо было браться за оружие». Проповедовалась идея отказа от революционной борьбы. Мучительно переживал это время идейного разброда и В. Тан-Богораз. «Тяжелое раздумье между двух (революций досталось нам дорого, — признавался он. — Начальство расставило вешалки по всем городам. А снизу выдвигались анархисты, боевики, всевозможные эксы, дружины, боевые и разбойничьи. В то время было хорошо тем, кто был связан с партией, но мы, беспартийные, метались» [Тан. Автобиография. «Энциклопедический словарь Гранат», 7-е изд., т. 40, вып. 7-8, стлб. 428.].

    В это время В. Тан-Богораз печатается в различных газетах и журналах, не придавшая большого значения их направлению. Так, некоторые свои статьи он помещал в «Свободных мыслях», «Утре России», т. е. в газетах, откровенно служивших буржуазии. Из-за этой политической непринципиальности М. Горький отказывается издавать книги В. Тана-Богораза и печатать его в сборниках «Знание».

    Правда, выступления В. Тана-Богораза в печати очень часто доставляли много хлопот властям. Достаточно сказать, что в период реакции он около 20 раз привлекался к суду «по делам политическим и литературным», и даже корректуру своего первого собрания сочинений В. Тан-Богораз читал в 1910 году нелегально, сидя в тюрьме.

    М. Горький, живший тогда на Капри, возмущался тем, что в России мало кого беспокоят фацеты преследования писателей и полицейской расправы над ними. В письме к Треневу в 1911 году он говорил с негодованием: «...еще недавно один из отличных писателей наших, С. Я. Елпатьевский, старик, 70 лет почти! — год целый в Крестах сидел, и никто не охнул — позор! Тан, тоже много старше меня и отнюдь не более здоровый парень, — тоже в тюрьме — и об этом молчат!» [«Литературное наследство», т. 70. М., 1963, стр. 430.].

    В годы первой мировой войны В. Тан-Богораз был на фронте и оттуда посылал в «Биржевые ведомости» казенно-патриотические корреспонденции. Это мешало сближению его с М. Горьким. «Вместе с другими я <...> малодекламировал о верности союзу с «державами», злопыхательствовал на тему: «добейте проклятого немца...» [Ленинградское отделение Архива АН СССР, ф. 250, оп. 3, ед. хр. 1, л. 114.]. Однако подобно М. Горькому он горячо принял Октябрьскую социалистическую революцию.

    После революции В. Тан-Богораз работал в Музее антропологии и этнографии АН СССР, преподавал в Ленинградском университете. Он — автор ряда научно-исследовательских трудов по этнографии, видный деятель советской науки, заслуженно пользовавшийся большим авторитетом в научном мире. Поэтому не случайно к нему обращались за помощью и советом и молодые ученые, и писатели. М. Горький, будучи председателем коллегия издательства «Асаdemiа», согласился принять в издательство рукопись Н. Дыренковой «Алтын Картыга» (шорский эпос) лишь в том случае, если предисловие к ней даст В. Тан-Богораз [В сб.: «Летопись жизни и творчества А. М. Гарького», вып. 4. М., 1969, стр. 504.].

    Кроме занятий научной работой, В. Тан-Богораз и в советское время остается верным художественному творчеству. На протяжении 20-30-х годов было осуществлено издание собрания его сочинений. В. Тан-Богораз, раз написал несколько романов о крайнем севере нашей страны. Лучшее из его произведений в этом жанре — «Жертвы дракона» — было напечатано к выпуску в серии исторических романов, подготовленных издательством «Асаdemiа». Об этом писал М. Горький в споем письме к А. Н. Тихонову в апреле 1936 года. Это — последнее по времени упоминание имени В. Тана-Богораза у М. Горького, так как 10 мая 1936 года В. Тан-Богораз скоропостижно скончался (смерть застигла его в поезде, следовавшем из Ленинграда в Ростов-на-Дону), а 16 июня того же 1936 года не стало и великого М. Горького.

    В. Тан-Богораз неизменно высоко ценил яркий талант М. Горького и его великие заслуги перед своим народом, страной и литературой. Так в неопубликованной статье «Редьярд Киплинг и современная литература» В Тан-Богораз писал о том, что М. Горький сыграл великую соль в художественных завоеваниях мировой литературы XX века и что разработка им новых тем и образов составила целую эпоху в развитии литературы. «Пушкин, Лермонтов и Толстой, — пишет В. Тан-Богораз, — принесли отблески и отзвуки Кавказа, Горький принес яркое солнце и соленый запах Каспийского моря. Короленко — тишину и сумрак Якутской тайги» [Ленинградское отделение Архива АН СССР, ф. 250, оп. 2, ед. хр. 49, л. 11.]. В. Тан-Богораз ставил М. Горького как самобытного и великого русского писателя в один ряд с прославленными художниками слова, явившимися революционерами в искусстве.

    М. Горький и В. Тан-Богораз были современниками. Освещение взаимосвязей и отношений этих двух писателей, различных по своему художественному дарованию и по своей литературной судьбе, помогают нам полнее представить М. Горького как истинного учителя литераторов, доброго внимательного, отзывчивого человека, а в личности В. Тана-Богораза увидеть писателя, который в лучших своих произведениях — как стихотворных, так и прозаических — немало сделал для русской литературы.

    /Веснік Беларускага Дзяржаўнага Універсытэта імя У. І. Леніна. Серыя IV. Філалогія. Журналістыка. № 2. Мінск. 1970. С. 28-33./

    Н. Ф. Кулешова

                                     АМЕРИКА В ИЗОБРАЖЕНИИ В. ТАНА-БОГОРАЗА

    Общеизвестно, что в конце XIX в. значительно возросло число европейцев и русских, охотно покидавших родину и эмигрировавших в Америку. Одних гнали туда голод и безработица, другие спасались от политического угнетения и полицейских преследований, третьи мечтали найти в Новом Свете благоприятные условия для осуществления различного рода утопических планов.

    Еще в 70-е годы Америка привлекла к себе внимание русской демократической интеллигенции. Многие из радикальных интеллигентов, разочаровавшись в своих усилиях победить самодержавие, ехали в Америку, полагая, что там они найдут справедливость, свободу и правду, что им, может быть, удастся создать ту коммуну, о которой писал Чернышевский и о которой вслед за ним они все еще не переставали страстно мечтать. Об этих мечтаниях демократической русской интеллигенции, о поисках ими «общественной правды» писал позднее В. Короленко: «Целое поколение было выкинуто на раздорожье и вынуждено искать ее (общественную правду — Н. К ) вне связи со своим народом. Одно из таких раздорожий была и эта американская коммуна. Они ехали в Америку, чтобы на свободе произвести опыт, рассчитывая найти там не только нужную свободу, но и связь хотя бы с чужой жизнью» [В. Г. Короленко. История моего современника. М., 1965, стр. 651.].

    Непосредственными участниками подобных поисков нередко были также и русские писатели, которые потом в своих произведениях рассказывали много любопытного и поучительного о виденном и пережитом ими в Америке. Так, начиная с 70-х годов в русской литературе все чаще стали появляться произведения «американской темы».

    Первый, кто обратился к этой теме, был Г. Мачтет, являвшийся одним из активных участников движения революционных народников. На протяжении 70-80-х годов Г. Мачтет создал цикл «очерков американской жизни», составивших книгу «По белу свету» (1889). В своих очерках русский писатель отдал дань уважения той энергии и тому энтузиазму, которыми был охвачен народ молодого государства, недавно покончившего с рабовладельчеством. Но у Г. Мачтета осталось стойким впечатление от Нового Света как мира наживы, обмана и угнетения, страны, где у массы людей отсутствуют высокие духовные интересы, идеалы и стремления.

    Аналогичные впечатления об Америке сложились у героя повести К. Станюковича «Похождения одного матроса» (1889). Русский моряк, бывший крестьянин Василий Чайкин хорошо подметил, что для американца труд служит лишь способом обогащения, а не является его духовной потребностью. О человеке здесь судят лишь по содержимому его кошелька, поэтому в Америке чуть ли не все одинаково жадно рвутся к богатству, чуть ли не все одержимы жаждой наживы. Все это представляется Чайкину чем-то странным и, в сущности, чуждым его пониманию цели труда и смысла жизни: «И мы им чужие, и они нам чужие, — говорит Чайкин. — У нас простые люди нищего пожалеют, а здесь обругают да насмеются» [К. М. Станюкович. Собр. соч., т. 6. М., 1959. стр. 558-559.]. Разочаровавшись в американской действительности, страстно тоскуя по родине, матрос Чайкин возвращается в Россию.

    Судьба русского простого человека, очутившегося за океаном в поисках счастья, живо интересовала В. Короленко. В своей повести «Без языка» (1695) он показал «несовместимость» русского уроженца с американской жизнью, раскрыл неутихающую в нем тоску по родине. Очутившись в Америке, человек на собственном горестном опыте убеждается, что в чужом краю счастья не так уж много, а полного счастья и вообще не может быть без родины. К этой мысли неизбежно приходит герой повествования Матвей Лозинский.

    Вслед за Г. Мачтетом, К. Станюковичем и В. Короленко «американскую тему» интенсивно разрабатывал на рубеже двух веков В. Тан-Богораз. Преследуемый у себя на родине, В. Тан-Богораз был вынужден в начале 1902 года уехать в Америку, где пробыл почти до конца 1903 года. Именно в этот промежуток времени им был написан целый ряд произведений, в которых изображается жизнь русских людей в капиталистической Америке. Теме «русские в Америке» целиком посвящена прежде всего повесть «Авдотья и Ривка» (1902). Впервые в творчестве В. Тана-Богораза главным героем его произведения явился русский человек из социальных низов — молодая крестьянка, которая, подобно Матвею Лозинскому из повести В. Короленко «Без языка», отправилась на поиски счастья в Америку.

    Сочувственно описывает В. Тан-Богораз тяжелую жизнь Авдотьи Бабули из села Красного под городом Добрынцем. Муж ее, «коваль» Наркис, пьяница, долго издевался над нею, жестоко избивал. Двенадцать лет терпела Авдотья эти мучения. Потом по деревне пронесся слух, что «где-то далеко за морем есть земля, где бедные люди едят пироги каждый день и жить просторно всем — мужикам и бабам» [В. Г. Тан. Собр. соч., т. 5. СПб., 1911, стр. 52. Дальнейшие ссылки даются в тексте на соответствующую страницу указанного тома.]. Об этом говорил не раз односельчанин Осип Жизка, приехавший в Красное из Америки с кое-какими деньгами, заработанными «за морем». И вот Авдотья, давно мечтавшая вырваться из постылой жизни на простор и свободу, решает уехать «в ту страну». От этого шага ее поначалу сильно удерживало то обстоятельство, что у нее двое детей — девятилетняя Клаша и одиннадцатилетний Антосик. Что с ними делать? Взять с собой? Но у нее нет денег на проезд троих человек. Авдотья оставила Клашу и Антосика у родственников в Красном, распродала все, что имела, и на вырученные деньги отправилась в дальний и нелегкий путь. С трудом добралась она до Гамбурга, а оттуда на пароходе пустилась в многодневное плавание.

    Как ее встретила Америка? Деревенская женщина растерялась от шума и толчеи в зале для эмигрантов на острове Эллис, была оглушена криком и гамом, подавлена суетой тысяч незнакомых людей на пристани, громко говоривших на разных, но одинаково непонятных ей языках. Авдотью долго преследовал страх перед неизвестностью, перед завтрашним днем. Лишь постепенно к ней вернулась исчезнувшая было решимость — то чувство, которое заставило ее бросить в России мужа, избу, детей и уехать «бо-знать куда!». Авдотье посчастливилось: в ближайшей конторе наемного труда ей удалось наняться на работу в качестве домашней прислуги. Слава богу, теперь она не пропадет с голоду! Надо только работать. А работать она готова сколько угодно! Авдотья переходит с одного места на другое, ищет, где лучше и где больше платят. Сбережения свои складывает в банк. А через шесть лет она «выписала» к себе своих детей. Нехитрые Авдотьины мечты постепенно сбылись: вместе с дочкой она завела свою прачечную, а сын, став взрослым и самостоятельным парнем, поступил на работу в слесарную мастерскую.

    Такова вкратце история Авдотьи. Образ русской крестьянки выписан с хорошим знанием условий жизни и быта русской деревни и психологии ее обитателей, с глубоким пониманием тех новых процессов, которые происходили в пореформенной деревне конца XIX — начала XX в. Героиня повести В. Тана-Богораза не была воплощением традиционной крестьянской покорности судьбе, мужицкого тяготения к земле, к оседлой патриархальной жизни. Образы крестьян, знакомые нам по демократической народнической литературе 70-80-х годов, уже не отражали сути русской деревни 90-х и 900-х годов. На рубеже двух веков русский крестьянин, хотя и был забит и придавлен нуждой, почувствовал в себе желание найти иную жизнь, захотел быть полноправным человеком, чтобы не нужно было вечно кланяться тому, кто сильнее его, — кулаку, лавочнику, барину, становому приставу. И деревенская женщина, как бы пробудившись от векового сна, уже не хочет быть покорной рабой мужа-деспота. Именно эту полуосознанную, но окрепшую тягу к более или менее вольной, нерабской жизни оттеняет писатель в личности, в характере Авдотьи Бабули. То обстоятельство, что в повести В. Тана-Богораза именно женщина, которая еще совсем недавно была существом особенно забитым, подневольным в семье и совершенно лишенным экономических и политических прав в самодержавной России, выступает как воплощение идеи человеческой свободы и стремления к самостоятельности, к личной свободе, убедительно говорит о достаточно глубоком проникновении новых веяний в жизнь русской деревни. В. Тан-Богораз, рисуя жизнь Авдотьи в родном селе, а затем в Америке, показал стремление крестьянки избавиться от семейного гнета, материальной нужды и бытовых лишений. Более того, повесть дает представление не только о мечтах и стремлении женщины к лучшей жизни, но и о том, что в ней есть достаточно сил, смелости и настойчивости, чтобы порвать со старым, активно противостоять злу и действенно искать на земле лучшей жизни.

    Повесть «Авдотья и Ривка» явилась для В. Тана-Богораза движением вперед в смысле более подробного, более глубокого и психологически более убедительного изображения характера героев. Образ Авдотьи дается здесь не описательно, а раскрыт широко и многообразно: и через ее поступки, и посредством ее речи, и через высказывания о ней других персонажей, а также с помощью самохарактеристик.

    Надо вообще отметить богатство и выразительность языка персонажей повести — Авдотьи и Ривки, русских выходцев и еврейских переселенцев, живущих в Америке. В. Тан-Богораз живо и точно воспроизводит, например, интонацию, лексику и синтаксис речи людей различных национальностей. Выразительности языка своих героев писатель достигает также включением в речь русского человека, давно живущего в Америке, ряда английских слов, нередко измененных и переделанных на русский лад.

    Повесть густо насыщена бытовым материалом, множеством деталей американской жизни, которые помогают отчетливее представить тот или другой персонаж. Кстати, заметим, что эта насыщенность произведения деталями бытового характера особенно ярко скажется в другом большом эпическом произведении В. Тана-Богораза об Америке — в романе «За океаном» (1902).

    Если в повести «Авдотья и Ривка» внимание писателя сосредоточено на раскрытии образа русской крестьянки, то в рассказе «Елка в Нью-Йорке» (1903) изображены представители рабочего класса России — фабричные рабочие и ремесленники. Они показаны опять-таки в быту и в их отношении к американской действительности. Все они недавно приехали в Америку — всего два или три года назад, но уже успели близко сойтись и сдружиться, и все они теперь хорошо знают здешнюю жизнь, так что могут безошибочно дать ей свою оценку.

    Из рассказа видно, что очень многие рабочие, особенно те, у кого нет специальности, живут в богатой капиталистической Америке впроголодь, как они жили и в помещичьей России. Это наглядно подтверждается судьбой чернорабочего Рябчикова. В Америке нет простора и для всестороннего внутреннего развития человека — интеллектуального, нравственного, политического, эстетического. Люди в Америке разобщены и оттого нередко плохо понимают друг друга; тут каждый занят лишь сам собою, своим заработком, мыслью о своем быте и своей семье. Своеобразно говорит об этом рабочий слесарь Шустерман: «Машины здесь есть, а людей нету... Выйди-ка здесь на Бродвей да заговори, о чем хочешь. Хоть ты лопни с натуги, никто не почешется над тобой...» (195). И в другом месте: «Скучно здесь, кровь не полируется. Мизирная здесь жизнь, черт ее подери!..» (145). Ему скучно здесь жить, несмотря на высокий заработок, ибо для таких людей, как Шустерман, деньги не служат приманкой. Он рвется обратно в Россию, потому что там сам воздух заражен «микробом» общественного беспокойства, умственных интересов и волнений. Мысль о пустоте и скуке жизни, если она лишена духовного наполнения и высоких человеческих стремлений, последовательно проводится во всех «американских» рассказах и очерках В. Тана-Богораза. Эту мысль он развил и в романе «За океаном».

    Той же пытливостью и любознательностью объясняются скитания по «всевозможным Европам» двух русских мастеровых — Ивана Руднева и Ивана Подишивалова. Где только ни побывали два Ивана! Они исколесили и Францию, и Англию, и Шотландию, не так давно они перебрались в Америку, но и здесь, как видно, они задержатся ненадолго, их по-прежнему манят новые города, новые люди, незнакомые земли: в их сердце не остыло желание «всего попробовать», желание все увидеть, все пощупать собственными руками, самим убедиться в том, где лучше всего жить трудовому человеку.

    Образы двух Иванов из рассказа «Елка в Нью-Йорке» как бы сливаются в одни образ Ивана Кончака в очерке «Землепроход» (1903) [В черновой рукописи этот очерк носил характерное название «Где лучше?», но затем оно было зачеркнуто и заменено другим (ЛО Архива АН СССР, ф. 250, оп. 2, ед. хр. 2. л. 1).]. Его герой — бывший подпасок с побережья Азовского моря — без устали колесит по свету в надежде отыскать ответ на вопрос: где «для бедного человека жить просторнее» (167). В своих поисках свободной жизни Иван — крестьянский сын — исходил сначала пол-России, а потом его потянуло в Австрию, Словакию, Францию, Германию. Дух беспокойства и пытливости привел Ивана Кончака. как и тех двух Иванов, опять-таки в Америку. Нашел ли тут Иван Кончак свободную землю и счастливых людей? Он сам затрудняется ответить на это утвердительно и без оговорок. По его образному выражению, земля представляет собой огромный невод, а люди — это рыбы, ищущие спасения. И сам он вот так ходит и ходит, все ищет и ищет счастья. И, оказывается, везде «все то же», как писал В. Короленко в своем очерке «В Америку». На всем свете невод одинаково тесен и густо сплетен, только, может, в американском неводе дырки немного побольше, но это мало меняет суть дела: невод все равно остается неводом. Так оригинально объясняет Иван свое собственное понимание жизни человеческой на земле. В этой мысли он утвердился на опыте своих скитаний по белу свету.

    Неграмотный и, в сущности, необразованный, но обладающий природным умом, Иван упрямо ищет и не теряет надежду обязательно найти вольную и свободную жизнь, так необходимую трудовому народу. Иван Кончак — человек неугомонного характера, мятежной души, свободолюбивым бунтарь, сильно напоминающий образы горьковских бродяг, протестующий против застойной, сытой и бездуховной жизни н утверждающий идеал жизни без насилия над человеком труда.

    Мотив стремления человека к счастью и свободе, положенный в основу повести «Авдотья и Ривка», очерка «Землепроход» и рассказа «Елка в Нью-Йорке», найдет свое развитие в других «американских» очерках и рассказах В. Тана-Богораза («В русской церкви в Нью-Йорке», «Маскарад в Гетто», «В театре»), а также в его большом романе «За океаном». В них В. Тан-Богораз осудил капиталистическую Америку с позиции демократического писателя-гуманиста. Поставленные в центре этих произведений образы людей из народа, активно ищущих иной, хорошей жизни и отрицающих несправедливость и тяжесть своего существования, были развитием на новом этапе тех свободолюбивых идеи и стремлений, которыми было одухотворено предшествующее эпическое и стихотворное творчество В. Тана-Богораза. Его «американская проза» предвосхитила основной пафос последующих произведений, в частности его очерковых книг «Гомельские силуэты» (1904), «Новое крестьянство» (1906), «Дни свободы» (1906) и др., отразивших народное недовольство жизнью в России накануне и в дни первой русской революции и звавших к борьбе за всестороннее и полное освобождение народа. Наконец, своими произведениями на «американскую тему». Тан-Богораз в известной мере предвосхитил мотивы сатирико-публицистических очерков М. Горького «В Америке» (1906).

    /Веснік Беларускага Дзяржаўнага Універсітэта імя У. І. Леніна. Серыя IV. Філалогія. Журналістыка. Педагогіка. Псіхалогія. № 2. Мінск. 1971. С. 37-41./

    Кулешова-Попова Н. Ф.

                                         ПОВЕСТЬ В. Г. ТАНА-БОГОРАЗА «РАЗВЯЗКА»

    К концу ХIX века в русской демократической литературе сложилась так называемая «сибирская школа». Видное место в ней занимает В. Г. Богораз — революционер, писатель и ученый, писавший свои художественные произведения под псевдонимом Тан.

    В. Тан-Богораз прожил интересную и продолжительную жизнь. Будучи студентом Петербургского университета, он принял участие в революционной работе, в 1884 году вошел в партию «Народная воля», неоднократно подвергался арестам, а в 1888 году, после двухлетнего пребывания под следствием, был сослан на Колыму, где провел десять лет. Там он начал писать.

    Первые опыты ссыльного писателя, относящиеся к середине 90-х годов, объединены в книгу «Чукотские рассказы», которая вышла в конце 1899 года в Петербурге.

    Появление этого сборника привлекло внимание читателей, возбудило живой интерес со стороны литературной общественности и получило довольно высокую оценку критики и таких признанных мастеров художественного слова, как М. Горький и В. Короленко. «Чукотские рассказы» давали правдивое представление о тяжелой жизни обитателей севера, их быте, обычаях и нравах.

    В процессе работы над «Чукотскими рассказами» у В. Тана-Богораза созрело желание запечатлеть жизнь ссыльных, их настроения и переживания. Так родилась вторая книга прозы В. Тана-Богораза «Колымские рассказы».

    В. Тан-Богораз знал Колыму по собственному горькому опыту, и в выборе объекта изображения не было для писателя ничего случайного. Этот выбор отвечал и потребностям русской общественной жизни XIX века, был исторически закономерным. Было чрезвычайно важно приоткрыть завесу, тщательно скрывающую жизнь политической ссылки в этом уголке царской России, показать русскому народу, в каком положении находятся его лучшие сыновья, сказать правдивое слово об их теперешней судьбе.

    В колымский цикл произведений В. Тана-Богораза входит шесть рассказов («Пьяная ночь», «На каникулах», «Рыбаки», «На Красном Камне», «Елка», «На растительной пище»), повесть «Развязка» и лирическая миниатюра «Возвращение» [Позднее, в 1931 году, при издании «Колымских рассказов» отдельной книгой к ним был добавлен рассказ «Ожил», написанный в 1898 году, но обычно печатавшийся в дореволюционных изданиях Тана в цикле «На родине» (см.: Тан, Собр. соч. в 10-и томах, «Просвещение». СПб, 1910, стр. 189-235).]. Эти произведения создавались в период с 1896 по 1899 год. Почти все они публиковались в различных журналах, а в 1910 году вошли в собрание сочинений В. Тана-Богораза.

    Колымские рассказы воспринимаются как единое, целое, как самостоятельный цикл. Недаром они объединены общим названием. Авторский замысел уясняется полностью лишь после прочтения всего цикла. Каждый рассказ имеет свой собственный сюжет и мог быть интересен и сам по себе, но здесь он превращается в неотъемлемую часть единого целого, дополняемую и уточняемую другими частями.

    В подзаголовке книги есть авторское обозначение: «Из хроники города Пропадинска». Прообразом Пропадинска, в котором живут герои богоразовских произведений, послужил Нижне- и Средне-Колымск.

    Сатирическим, в духе щедринских, названием В. Тан-Богораз как бы давал понять читателю, что в Пропадинске очень трудно жить, но легко пропасть, погибнуть, загубить свою жизнь. Именно этого — физической и духовной смерти революционеров — добивалось царское правительство, ссылая на далекую Колыму-Пропаду лучших людей России. Царским властям, однако, очень редко приходилось слышать от ссыльных мольбу о «прощении». Ведь почти каждый русский революционер, сознавая и в душе своей предчувствуя возможность и даже неминуемость ареста, тюрьмы, каторги или ссылки, заранее готовился с достоинство» вступить в эту новую для него жизнь. И именно здесь, в далеком Колымском округе Якутского края, для многих пришло время показать свою способность переносить нечеловеческие муки, свое мужество в борьбе за существование, за жизнь, за будущее.

    Разные люди сошлись здесь, и в различных сюжетных положениях и конфликтных ситуациях выступают они в «Колымских рассказах» В. Тана-Богораза. Бегло очерченные писателем индивидуальные характеры в совокупности создают собирательный образ колымской ссылки, групповой портрет ссыльного населения Пропадинска. Рассказы В. Тана-Ботраза дали возможность его современникам узнать правду о революционерах в ссылке, об энергии и несгибаемой воле сильных и мужественных людей.

    Несколько особняком среди произведении колымского цикла стоит повесть «Развязка» (1896). Она связана с предшествующими ей рассказами единством места и времени действия, а также общностью героев, но в то же время в ней намелены новые в творчестве В. Тана-Богораза мотивы и образы.

    Материалом для повести «Развязка» послужили реальные факты и события, имевшие место в жизни политических ссыльных Якутска и далеких северных окраин. Дело в том, что, очутившись за десять-двенадцать тысяч верст от центра общественной жизни России, вдали от работы, которой они посвятили себя, далеко от родных и близких, большинство ссыльных тяжело переносили первые месяцы одиночества и лишь с годами как-то притерпевались к непривычным условиям жизни. Порою случалось так, что, не выдержав однообразия тоскливой обстановки на «краю земли», кое-кто из ссыльных кончал жизнь самоубийством. Известно, например, что ссыльный Бовбельский повесился в Якутске, другой ссыльный, Пукерман, утопился в реке Амге, Калашников застрелился в Колымске после оскорбления, нанесенного ему становым приставом Ивановым, ссыльный Дорошенко утопился в Якутске, Гуковский также покончил самоубийством и т. д. Некоторые сходили с ума, увеличивая собой мартиролог революционной России.

    Конечно, эти тяжелые случаи были единственными в среде революционеров, но они все-таки имели место. В. Тан-Богораз не мог не знать всего этого, к тому же и самим писателем в первые годы ссылки порою овладевали мрачные чувства. Отголоски таких настроений ощутимы и в повести «Развязка».

    Это психологическая повесть, первый опыт молодого писателя в этом жанре. В ней речь идет о молодом революционере-народнике, который еще недавно, на воле, был полон сил и решимости бороться против социального зла и несправедливости, но, очутившись в ссылке, отчаялся и пришел к мысли о самоубийстве. В судьбе Бориса Бронского отражены слабость и неустойчивость демократической интеллигенции, не закалившей себя в практике революционной борьбы, не сумевшей воспитать в себе несгибаемую волю и твердый характер, столь необходимые революционеру-подпольщику.

    Между начальной вехой революционной биографии Бронского и ее трагическим финалом пролегло шесть лет. Писатель в разных местам повести воскрешает предысторию своего героя. Будучи мальчиком, Борис Бронский увлеченно читал приключения и охотничьи рассказы, целые дни просиживал над книгами о путешествиях и географических открытиях, и в мыслях он жил тогда жизнью этих книг — Курумиллы или Красного Кедра, охотника Франциска или вождя племени семинолов. К шестнадцати годам детские книги были брошены, а на смену им пришли другие — книги научно-популярные: о происхождении Земли и о мироздании, об изменении видов, об истории и развитии человеческой культуры и т. д. Душа подростка широко открылась «навстречу чудесам окружающего мира», он жадно впитывал в себя разнообразные познания «о веществе и движении, о жизни и духе, об истории и философии» [В. Г. Тан. Собр. соч., т. 1, СПб, 1910, стр. 274. Все дальнейшие ссылки даются по этому изданию в самом тексте и особо не оговариваются.]. Умственный горизонт Бронского значительно расширился, хотя его отношение к действительности оставалось по-прежнему детски наивным и доверчивым.

    Решающую роль в становлении взглядов юноши-гимназиста сыграли «Исторические письма» Петра Лаврова» [Эта деталь в повести автобиографична: книгу П. Л. Лаврова еще в юности внимательно читал и изучал сам В. Тан-Богораз, писавший впоследствии об этом следующее: «Наше собственное евангелие были скорбные и страстные «Исторические письма» Лаврова-Миртова» (Тан. На родине Чехова. «Чеховский юбилейный сборник», СПб, 1910, стр. 491).]. Особенно сильно потрясло Бронского письмо о «цене человеческого прогресса». Он прочел его ночью, и суровые значительные слова знаменитого революционера переворотили юную душу. «Лестница человеческой культуры», о которой писал П. Лавров, представилась Бронскому как «цепь бесконечных злодеяний», и юношеское воображение рисовало мрачную картину: «ладья прогресса» плывет по реке человеческой крови, подобно гробу, наполненному трупами павших в борьбе за общественный прогресс.

    В ту бессонную и тревожную ночь Бронский решительно порвал с недавними мечтами о красивом подвиге в духе романтических героев и, словно отрезвев, мысленно отделил себя от «рыцарей удачи и завоевателей мира» и соединился с жертвами прогресса, с той «огромной страдательной и неопределенной толпой», имя которой — народ. «Это был момент мистического экстаза», — так охарактеризовал писатель чувства Бронского в ту памятную ночь.

    Сразу повзрослев, Бронский стал более трезво и внимательно вглядываться в окружающее. Теперь в нем разгорелся новый огонь — чувство самоотверженности и готовность на героическое самоотречение во имя счастья народного. Человек цельного и непосредственного характера, Бронский весь отдался чувству горячей любви к тем, кто трудится, проникся искренним желанием счастья для всех людей. Эта всеохватывающая, широкая любовь была сродни толстовскому «люби ближнего своего» и горела в сердце юноши сильным пламенем.

    Эти чувства и настроения всецело овладели душою Бронского в последнем классе гимназии, когда ему едва исполнилось семнадцать лет. Он, по словам автора, «должен был выйти из гимназии», не окончив ее. Был ли он исключен или же ушел из гимназии сам, руководствуясь новым пониманием своего долга и назначения, в повести ничего об этом прямо не говорится.

    Бронский тотчас же уехал в Берлин — один из центров духовной жизни Европы. Напряженная жизнь на Западе, сильное «биение пульса общественно-политической борьбы», естественно, оказали свое влияние на дальнейшее развитие юноши, более резко и отчетливо определили его взгляды и настроения.

    Бронсний пытается сблизиться с людьми труда, ему хочется на деле сойтись с ними и как бы «опроститься», превратиться из «интеллигентного перебежчика» в мыслящего пролетария, существующего собственным трудом» (269). Лишенный каких-либо средств к существованию, не имея жилья и приличной одежды, Бронский — теперь берлинский студент — работает грузчиком, чернорабочим, ночует в бесплатном приюте для бродяг, обедает в столовых «армии спасения», где в обмен за хлеб и суп ему приходилось выслушивать «забористые гимны и веселую музыку «Спасителей» (269). Вместо отвлеченных, условных фигур, в совокупности составляющих народные массы, перед Бронским каждый день были реальные лица рабочих — какой-нибудь немецкий Иван или Петр, те самые люди, с которыми он трудился или толкался бок о бок на рынке безработных. И Бронский очень быстро освободился от наивного книжного представления о народе, к нему пришло верное понимание того, что именно класс трудящихся, а точнее, городские рабочие, в лице своих лучших представителей, являются большой силой, организованно и планомерно действующей на исторической арене. Бронский все чаще начинает выступать на собраниях рабочих, но не как вожак и не как теоретик, а как один из членов их огромного коллектива. Отныне Бронский всего себя отдает практическому делу.

    Правда, его революционное мировоззрение находилось еще в процессе формирования: Бронский не до конца избавился от идей утопического социализма, наивно допускающего возможность «перевоспитания» притеснителей средствами пропаганды и убеждения. Он еще не успел как следует закалить в себе волю революционера, окрепнуть и возмужать как боец. Все это было у него впереди.

    Но в самый разгар революционной пропаганды среди рабочих Бронский был схвачен, посажен за решетку, а потом сослан в глухой Пропадинск. Внезапно и грубо его вырвали из близкой ему среды и загнали на далекий,, холодный и почти безлюдный север.

    Волею обстоятельств Бронский очутился в каком-то духовном вакууме: с другими ссыльными он не мог близко сойтись, книг в этом глухом углу почти не было, местные обыватели, казалось, жили «жизнью троглодитов, и чувства их были столь же чужды Бронскому, как чувства людей каменного века» (278). Бронский вдруг остро ощутил, что в Пропадинске ему некуда девать свою энергию и силу, нечем удовлетворить свой живой ум, свои чувства.

    Как дальше жить? Что делать? Куда себя девать? Конечно, он еще молод — после четырех лет неволи ему только двадцать три года. Но за какие грехи или преступления он обречен на медленное умирание в ледяной пустыне? Ведь он искренне хотел людям добра и счастья, хотел, чтоб на земле восторжествовали справедливость и свобода, а над ним самим несправедливо надругались, так грубо втоптали в грязь его мечты и желания, сломали жизнь. Бронский лютой ненавистью возненавидел тех, кто искалечил его судьбу.

    После нескольких лет- неволи мироощущение Бронского получило ярко выраженную пессимистическую окраску. Ему временами чудилось, что на горизонте унылой полярной пустыни высится какая-то огромная черная фигура и мрачная тень от нее падает на ссыльный Пропадинок. Помериться бы силами с этим фантастическим Черным Сторожем, но их мало, этих душевных сил, и с каждым днем становится все меньше и меньше. И Бронский, молча проклиная все вокруг, мысленно трясет невидимую цепь, которой он прикован к земле веч- ной мерзлоты, но цепь не рвется и, кажется, не порвется никогда. Он все больше и больше замыкается в себе, уходит в угрюмое ожесточение, становится молчаливо- озлобленным, нелюдимым. За долгие четыре года тюрьмы и ссылки Бронский перенес столько незаслуженных унижений и обид, что всем его существом овладело чувство ужаса перед жизнью и отвращение к ней.

    Лишь иногда Бронский уносился мыслью туда, на родину, далекую и, в сущности, теперь недосягаемую для него, в сотый раз восстанавливая и представляя себе прошлую, кажущуюся теперь безвозвратно потерянной, кипучую и напряженную жизнь, и возвращение к реальности только усиливало острую тоску, которая убивала в нем всю энергию и надежды. Нет, физически он крепок и здоров, он еще не потерял прежней веры в спасительность труда, охотно и много работает, сам построил себе юрту, сам рубит дрова и ставит сети, косит летом сено и исправляет печи. Будучи нечувствительным к физическим лишениям, Бронский, если нужно, обходится долгое время без еды и сна. Но он сломлен морально.

    Бронский приходит к мысли о самоубийстве. В последней, седьмой, главе повести даны отрывки из предсмертного дневника Бронского, в котором он говорит тоном мрачной и безнадежной исповеди: «Мир предстает предо мной в своей грубой наготе, как чаша, переполненная страданием... Идти мне некуда. В душе моей нет живой силы» (343).

    В повести нет описания самого акта самоубийства, но, судя по всему, ее герой выполнил страшное намерение. Как бы там ни было, ясно одно: человек, который уже ничего не ждет от жизни, мертв.

    Такова развязка трагедии человека, не нашедшего в себе силы пережить тяжелое испытание, — внезапный отрыв от дела, в котором он видел смысл и цель своего существования, отрыв от революционной деятельности, которой еще недавно был заполнен каждый день и каждый час его жизни.

    Надо сказать, что В. Тан-Богораз психологически убедительно мотивировал духовную эволюцию своего героя, проследив все стадии развития, через которые прошел этот человек, и правдиво показал образование в нем того комплекса чувств и настроений, который завел Бронского в тупик. Нам становится понятно, как менялся весь строй мыслей, душевных переживаний, и сам характер Бронского, и вследствие чего он перешел от состояния восторженного и всеобъемлющего человеколюбия к пессимизму и безысходному отчаянию.

    Это достигается разнообразными средствами и приемами художественного письма. Многое сообщает нам В. Тан-Богораз о герое повести сам: так, весь период жизни Бронского до ссылки дан описательно, от имени автора-рассказчика, подробно проследившего духовное становление юноши. Важный и необходимый материал, помогающий читателю понять характер героя, находится в дневнике Бронского, который он ведет в ссылке. Здесь герой погружен в самоанализ, он как бы исповедуется перед своей совестью и ведет разговор один на один с собой, мучительно пытаясь найти выход из ловушки, поставленной ему жизнью.

    Душевное состояние Бронского после нескольких лет ссылки раскрывается также через авторский показ того, как этот человек воспринимает природу. Бронский чаще всего видит вокруг себя лишь сумрачный лес, ледяные горы, и всюду ему чудится мрак. Вот он наблюдает заход солнца в полярной пустыне, и в нем сразу возникают угрюмые мысли, рождаются мрачные ассоциации: «Скоро должна была наступить тусклая ночь с плоским и черным небом и бледными звездами, такая ночь, какая будет светить над миром, когда солнце погаснет и наша планета превратится в мертвый ком льда, плавающий в пространстве» (254). Даже картины весеннего ледохода, обычно вызывающие у нравственно здорового человека светлые, бодрые чувства и мысли о пробуждении всего живого в природе, не радуют Бронского, а наполняют его душу хаосом противоречивых, но одинаково нерадостных чувств, сталкивающихся между собой, как эти сильные льдины на вскрывающейся реке.

    Важным для понимания характера героя является эпизод встречи Бронского с пирующей компанией местных чиновников. На их приглашение присоединиться к ним Бронский ответил категорическим отказом и резко отвернулся от них: он не хочет и не будет иметь ничего общего с людьми, которые олицетворяют собою официальную власть и; следовательно, являются его кровными врагами.

    Нравственная неиспорченность Бронского, чистота его души раскрывается и через столкновение его с Машей. Когда Маша — дочь наивных и почти первобытно-отсталых «пропадинских людей» — в ответ на предложение Бронского выйти за него замуж хочет жить с ним по принципу «свободной любви», он, мучимый тем стыдом, который должна бы испытывать Маша, отказывается «от предложения, которое девять десятых его сверстников приняли бы без всякого раздумья» (314).

    Вся повесть окрашена сочувственным авторским отношением к герою. В. Тан-Богораз, рассказывая о прошлой жизни Бронского, даже несколько идеализирует, как бы приподнимает своего героя, трактуя его характер в духе условно-романтическом. Нам в точности неизвестно ни происхождение Бронского, ни его семья, ни его товарищи по революционной борьбе. Он перед нами лишь как некий носитель определенной идеи, романтически-яркое воплощение борца «без страха и упрека». Говоря же о ссыльной жизни Бронского, автор «снижает» героя, освещает его строго реалистическими красками, теплыми и задушевными, что позволяет разглядеть в нем обыкновенного человека со всеми сильными и слабыми сторонами его личности, его характера. И хотя это различие в авторском подходе к изображению героя в разные периоды его жизни вполне объяснимо (вначале Бронский мятежный юноша-борец, а потом — узник), оно же подсказывает предположение, что сначала В. Тан-Богораз задумал свое произведение как повествование о днях ссыльной жизни революционера, о его мыслях и настроении, приведших к трагическому концу, т. е. о том, что сам писатель превосходно знал по собственному опыту, и лишь потом, для полноты впечатления, добавил картины, рассказывающие предысторию героя.

    Идейная и психологическая эволюция, проделанная Бронским, была характерна для значительной части радикальной русской интеллигенции 80-х годов XIX века.

    Фигура разочаровавшегося революционера запечатлена во многих произведениях русских писателей — предшественников и современников В. Тана-Богораза. В первую очередь нужно вспомнить роман Тургенева «Новь», созданный за двадцать лет до богоразовской повести. Нежданов в «Нови» пытался сблизиться с народом, найти общий язык с деревенским людом, но эти усилия молодого революционера-пропагандиста оказались тщетными; между крестьянством и народнической интеллигенцией стояла незримая, но непроницаемая стена, которую Нежданов не смог преодолеть. Это привело его в состояние отчаяния: он пал духом, потерял надежду и веру в себя, а значит, и в исповедуемые им идеи.

    Герой «Развязки» идет дальше Нежданова по пути сближения с трудовыми народными массами, оттого Бронскому знакомо чувство удовлетворенности своею связью с народом, и он мог бы считать себя даже счастливым, не случись ареста. Но все же и он, Бронский, как пишет В. Тан-Богораз, «лишь наполовину добился своей цели», и этим уточнением писатель как бы намекает на возможную непрочность союза, возникшего между юношей-пропагандистом и рабочими. Все это, к сожалению, осталось за рамками сюжета «Развязки». В финале же повести Бронский только варьирует тот конец, к которому, до него подошел Нежданов.

    Как тургеневский Нежданов, так и Бронский из «Развязки» не нашли счастья и гармонии ни в личной жизни, ни в общественной.

    Герой, чеховского «Рассказа неизвестного человека» (1893) обращается к своим сверстникам с вопросом: «Отчего один гаснет в чахотке, другой пускает пулю в лоб, третий ищет забвения в водке, четвертый, чтобы заглушить страх и тоску, цинически топчет ногами портрет своей чистой, прекрасной молодости? Отчего мы, упавшие раз, уже не стараемся подняться и, потерявши одно, не ищем другого, отчего?» [А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. VIII. М., 1947, стр. 225-226.]. Этот вопрос Чехов вкладывает в уста вчерашнего народовольца-террориста, революционного деятеля 80-х годов, т. е. человека, по своему возрасту принадлежащего к тому же поколению борцов за свободу, что и герой В. Тана-Богораза. Правда, между ними есть немалое различие.

    Та метаморфоза, которую пережил герой «Рассказа неизвестного человека», глубоко раскрыта в небольшом наброске М. Горького «Встреча», написанном тремя годами позднее чеховского рассказа и одновременно с «Развязкой» В. Тана-Богораза (в 1896 году). Горьковский герой психологически родственен «неизвестному человеку»: в сущности, это — духовные близнецы. В далеком прошлом энергичный проповедник идей народной свободы и враг социального угнетения, герой «Встречи» теперь вынужден признаться самому себе в том, что он изменил идеалам своей молодости, что в нем нет прежнего живого огня: теперь для него все вокруг «туманно и серо, храмы пусты, боги забыты, души — нищи» [М. Горький. Полн. собр. соч. Т. 3. М., 1969, стр. 451.]. Сожалеет ли он об этом? Мучается ли он хотя запоздалым чувством раскаяния за теперешнее свое тусклое и бездеятельное существование? Нет, он ничуть не терзается изменой прошлому. Перечитывая в газете собственный фельетон, написанный им еще в молодости, лет тридцать назад, бывший горячий защитник идей свободы сейчас говорит о своем добровольном отступничестве без раскаяния, как-то легко и даже с едва заметной иронией. Он обеспечен, сыт и доволен, живет той самодовольно-спокойной жизнью обывателя, эгоистической и бескрылой, какой хотел бы жить «неизвестный человеком позднее будет жить Ионыч из одноименного чеховского рассказа. Никто из них не помышляет о самоубийстве. В этом смысле тургеневский Нежданов и богоразовский Бронский стоят выше переродившихся персонажей A. Чехова и М. Горького.

    Ближайшим образом к герою «Развязки» примыкает главное лицо повести В. Вересаева «Без дороги», написанной в 1894 году, почти одновременно с упоминавшимися только что вещами А. Чехова и М. Горького. Вересаевский Дмитрий Чеканов, прежде слепо веривший в святость и непогрешимость народнической теории «малых дел» и в спасительность «культурничества», теперь мучается тем, что нет в нем прежнего живого огня. Слова «долг народу», «дело», «идея» сейчас даже режут Чеканову ухо, как «визг стекла под острым шилом», потому что он видит, что эти слова трагически расходятся с настоящим делом. На собственном горьком опыте он убедился, что народническая интеллигенция и крестьянство разделены глубокой, непроходимой пропастью.

    Чеканов — человек «без дороги, без путеводной звезды».

    Немного позже другой вересаевский герой Владимир Токарев из повести «На повороте» (1901) скажет о себе: «Я ужасаюсь пустоты, в которую иду, я не могу жить без смысла и без цели. А крыльев нет, которые подняли бы над болотом» [В. В. Вересаев. Соч. в 4-х томах. Т. 1, М., 1948, стр. 148.]. В этих грустных признаниях слышится отголосок мыслей и настроений Бронского: «Мне не с кем бороться, а ждать во мгле я больше не в силах». Но если страстно увлекающийся, впечатлительный герой B. Тана-Богораза решил, что лучше умереть, чем жить без борьбы, а Дмитрий Чеканов, разуверившись в целесообразности своей земской деятельности, все-таки не перестает верить в необходимость жить и работать для народа, то Владимир Токарев, проведший несколько лет в ссылке за свои свободолюбивые речи, которые он произносил в студенческие годы, окончательно разочаровался в нужности и полезности революционной борьбы. Подобно чеховскому «неизвестному человеку» или горьковскому «сытому господину» из «Встречи» он стал исповедовать житейскую философию мещанина и обывателя, философию личного счастья, материально обеспеченного, и благополучного, тихого, без тревог и дум о судьбе других людей, о положении народа.

    Отступничество и ренегатство русской интеллигенция; еще недавно горячо проповедовавшей «служение идеалам и человечеству» и затем отказавшейся от всяких идей и высоких общественных принципов, безоговорочно осуждены в рассказе Н. Телешова «Перемена».

    Чувствует себя идейным «инвалидом» и герой В. Чирикова Крюков из повести «Инвалиды». Он сильно напоминает вересаевского Чеканова. Те народнические идеи, которые в свое время были для Крюкова подлинным откровением, теперь уже обветшали, они вылиняли и устарели. Крюков не столько сознает, сколько остро чувствует, что на смену им уже пришли другие идеи теории — марксистские, то навое учение, которое он не захочет принять и исповедовать. Вера в старую доктрину в Крюкове начинает рушиться, а нового учения, подлинно научного и глубоко революционного, он попросту не в состоянии принять. Он пробует поэтому вести спор со студентом-марксистом, но побежденным в этом споре опять-таки оказывается он, Крюков. Из повести видно, что взгляды молодого марксиста несравненно более зрелы, они научно аргументированы, правильны и объективно отвечают умственным потребностям изменившейся исторической действительности России XIX века.

    Что роднит героев рассмотренных произведений? Все они представляют различные вариации, в сущности, одного и того же образа — русского интеллигента-революционера, в той или иной мере по тем или иным причинам разочаровавшегося в своих недавних увлечениях, верованиях и делах. Ведь и Нежданов, и Бронский, и «неизвестный человек», и «бывший поборник направления» в наброске Горького, и вересаевские герои, и чириковский Крюков, и персонаж из телешовской «Перемены» — все они когда-то горели ярким, чистым, почти жертвенным пламенем революционного огня, их прошлые увлечения и убеждения были искренни, вера сильна. Но постепенно, вследствие того отчуждения между народом и интеллигенцией, которое шло, в конечном итоге, от несозревших условий общественной жизни России, а с другой стороны — вследствие слабости и неустойчивости самой интеллигенции, пламя это стало чадить и гаснуть, а в душу проник холод, в ней образовалась пустота. И уже нет у бывших бойцов силы и стойкости, чтобы отразить удары жизни, порой жестокие и несправедливые. Нет уже и прежних убеждений — от них остался лишь холодный пепел да сожаление о прошедшей юности, горячей, бурной и задорной. Вопрос о том, как выйти из создавшегося тупика, из «бездорожья», решался каждым по-своему, но общим у этих литературных героев, как и у их реальных прототипов, является то, что «се они в конце жизни лишились былой веры, превратились в духовных «инвалидов» — без идей, без ясной «путеводной звезды».

    Несомненно, что отступничество бывших «борцов за идею» не было определяющим в русском освободительном движение, а являлось исключением из правила. Но тем не менее оно существовало, и писатели-реалисты не могли пройти мимо подобного явления. В. Тан-Богораз, запечатлевший в Бронском разновидность разочаровавшегося революционера, верно уловил и отразил один из характерных конфликтов русской общественной жизни второй половины и конца XIX века. Повесть В. Тана-Богораза «Развязка» целиком выдержана в традициях той демократической русской литературы, которой всегда был присущ пристальный интерес к насущным требованиям, тревогам и запросам действительности. Эта повесть закономерно входит в русло критического реализма конца прошлого столетия, выдержана в его принципах и традициях. В умении писателя правдиво отразить существенные стороны жизни и заключается большая ценность «Развязки» В. Тана-Богораза.

    /Вопросы истории и теории литературы. Ученые записки Свердловского государственного педагогического института и Нижнетагильского государственного педагогического института. Сборник 151. Н. Тагил. 1971. С. 142-155./

    Н. Ф. Кулешова

           (Москва)

                                   О «ЧУКОТСКИХ РАССКАЗАХ» В. ТАНА-БОГОРАЗА

    Писательская деятельность В. Г. Тана-Богораза как прозаика тесно связана с Сибирью, его творчество органично и естественно вошло в русло так называемой «сибирской школы», которая, в свою очередь, была составной частью этнографического направления в русской литературе второй половины XIX — начала XX в. Это направление в ту пору представляли В. Короленко, С. Елпатьевский, П. Якубович-Мельшин, А. Шиманский, В. Серошевский и другие писатели. В своих очерках, рассказах, путевых заметках они выступали, в сущности, первооткрывателями далеких окраин России. Их творчество наряду с задачами эстетическими в значительной мере выполняло функцию народознания, народоведения, многие их произведения были своеобразными поэтическими путеводителями по ранее незнакомой русскому читателю жизни. Подобно тому, как в свое время натуральная школа расширила границы реализма, так и писатели, принадлежащие к этнографическому направлению, в другую историческую эпоху обогатили русскую литературу новыми открытиями, придали ей еще более многогранный и всеобъемлющий характер.

    Значительный вклад в художественное исследование Сибири и народов северо-восточных земель России внес и В. Тан-Богораз. Приговоренный за революционную деятельность к десятилетней ссылке на Колыму, куда он прибыл в конце 1889 г., В. Тан-Богораз в середине 90-х годов в качестве переписчика местного населения отправился в длительное и трудное путешествие по Колымскому краю. Оно продолжалось с 1895 по 1897 г. За это время В. Тан-Богораз изъездил на собачьих упряжках и на оленях тысячи верст, побывал почти в каждом чуме и подолгу жил с чукчами ламутами. Он не только провел поименную перепись всего населения, в совершенстве овладев живым разговорным языком чукчей, но и тщательно записывал народные сказки, легенды и предания, занимался антропологическими измерениями, изучал бытовой уклад и условия жизни, обычаи и обряды, религиозные верования и нравы чукчей. Между чукчами и В. Таном-Богоразом установились доверчивые, дружеские отношения. Эти люди вскоре сделались героями художественных сочинений молодого писателя-ученого.

    Уже летом 1895 г. В. Тан-Богораз написал два рассказа о чукчах — «На мертвом стойбище» и «Кривоногий». С товарищем по ссылке, уезжавшим в Россию, он послал рукописи в Петербург для передачи их В. Короленко, ведавшему художественным отделом журнала «Русское богатство». В. Короленко внимательно отнесся к литературным начинаниям безвестного ссыльного, по достоинству оценил его первые опыты в прозе, и через год в «Русском богатстве» появился рассказ «Кривоногий» [«Русское богатство». 1896, № 10, с. 85-128.].

    Основной лейтмотив рассказа — безрадостная, трагическая судьба немногочисленного древнего народа, обреченного при царизме на голод, страдания и, в конечном счете, на вымирание. В центре повествования скорбный образ юноши из обнищавшей чукотской семьи. У Эуннэкая — главного героя рассказа — нет отца, а его мать, измученная трудом и горем, преждевременно состарившаяся, живет на положении работницы у богатого чукчи-оленевода, который волен в любую минуту прогнать ее вместе с детьми из стойбища. Эуннэкай в постоянной тревоге за мать и за свой завтрашний день. Несчастье молодого чукчи усугубляется тем, что он неизлечимый калека, хромой от рождения. Эуннэкай идет в пастухи все к тому же владельцу оленьего стада. Но он не в состоянии хорошо охранять оленей, бегать за ними: мешает больная нога. Единственное, что ему под силу — таскать за пастухами их тяжелую поклажу. И Эуннэкай изо дня в день занят только этим. Физически беспомощный, он чувствует себя одиноким, никому не нужным, всеми отвергнутым. О нем перестала заботиться даже родная мать, только старший брат Каулькай —тоже пастух — старается помочь хромоногому, защитить его от хозяйского гнева и расправы.

    Чем непригляднее жизнь и острее сознание своей непригодности, тем сильнее в душе Эуннэкая тяга к поискам красивого в окружающей природе, тем ярче расцветают в нем мечты о счастье. В юноше-чукче есть нечто детски неиспорченное, чистое, наивное: он собирает яркие птичьи перья и редкие в тундре камешки испытывая при этом безотчетное чувство радости, он любит цветы недолговечные в том краю. Это инстинктивное стремление к прекрасному, заложенное в самой природе человека, даже такого отсталого, как Эуннэкай, убедительно раскрыто В. Таном-Богоразом.

    Вместе с тем писатель показывает несбыточность высоких стремлений, неосуществимость мечты о красоте и счастье в том страшном реальном мире, в котором его герои вынуждены жить. Художественное выражение этой мысли находим в финальном эпизоде рассказа. Хромоногий Эуннэкай, смертельно уставший от работы, незаметно уснул. Во сне он молит бога сжалиться над ним, избавить от болезни, сделать его здоровым, красивым и счастливым. Но в ответ на мольбы — острая боль в боку. Это хозяйский сын больно и зло пинает его. Эуннэкай в ужасе вскакивает. Оказывается, пока он спал, олени разбрелись. Избитый Эуннэкай хромая отправляется на поиски оленей. Но как найти их в бескрайней тундре? Эуннэкай пробует расспросить о них у людей из соседнего племени ламутов, но безуспешно. Хромой пастух, боясь новой расправы, в отчаянии уходит из стойбища. Больше он сюда не вернется. Куда исчез Эуннэкай, никто так и не узнал. И родная мать не смогла зажечь костер над телом несчастного сына, как того требовал древний обычай, и брат не заколол оленя над его трупом, а без всего этого Эуннэкаю, наверное, не суждено переехать через ледяные поля, которые, по преданию, ведут душу умершего в землю, не знающую мрака.

    Так заканчивается рассказ о хромоногом пастухе-чукче. Герой рассказа показан в будничной обстановке, за привычным для него делом. Его личность, внешний и внутренний облик неотделимы от быта нравов, обычаев и всего уклада жизни обитателей далекой Чукотки. Из рассказа мы узнаем, как они живут, работают и отдыхают, как одеваются и что едят, какие заботы одолевают их ежечасно. Фигура главного героя выступает на фоне специфически северного пейзажа. Картоны суровой природы заполярной тундры нарисованы строго реалистически: тощая, скудная растительность, приглушенные краски, полные особой прелести и обаяния в короткие дни лета и осени — все это воссоздается любовно и тщательно. Описания природы у В. Тана-Богораза органично слиты с жанровыми картинами, с драматической судьбой и переживаниями героев, они составляют неотъемлемую часть авторского повествования, хотя пейзаж у него не играет столь значительной роли, как, например, в сибирских очерках и рассказах В. Короленко или В. Серошевского.

    Большое внимание уделяет В. Тан-Богораз религиозным верованиям чукчей. Писатель щедро вводит в рассказ мифологические образы, с незапамятных времен сохранившиеся в народных преданиях, используя их как средство раскрытия внутреннего мира героя. Рассказ Эуннэкая о сотворении вселенной, своеобразные представления чукчей о небе и звездах, которые во сне Эуннэкая уподобляются то Шести Пращникам (шесть звезд Большой Медведицы), то Широкому Песчаному Потоку (Млечный Путь), призваны помочь проникновению в сознание человека — представителя нецивилизованной народности. Образы из мифологии и фольклорные элементы в рассказе ценны и сами по себе как поэтическое создание народной фантазии, как блестки человеческого ума и яркого воображения. Широкое и разнообразное использование чукотского фольклора, заметное уже в первом произведении, станет отличительной чертой творчества В. Тана-Богораза как бытописателя Севера.

    Работая над первым своим рассказом, В. Тан-Богораз опирался на строгий фактический материал из жизни чукчей. Подтверждением тому могут служить многочисленные записи в его путевых тетрадях 1895-1897 гг. В одной из них читаем: «Мой приятель Каулькай — молодой восемнадцатилетний парень... с младых ногтей пропадает в табуне и вечно работает...» [ЛО Архива АН СССР, ф. 250, оп. 1, ед. хр., л. 147.]. Не исключено, что именно этот реальный человек, пастух, послужил прообразом Эуннэкая. Судьба Каулькая типична для мужчин-чукчей, с «младых ногтей» пропадающих в оленьем стаде. Обычай чукчей принимать пищу раз в день использован не только в рассказе как яркая деталь северного быта, но и в этнографических работах В. Тана-Богораза [Тан-Богораз В. Г. Чукчи, ч. 1. Л., 1934, с. 152.]. Раскрывая религиозные представления чукчей, например, рассказывая о вере Эуннэкая в злого духа Кэля, писатель художественно переосмыслил собранный им этнографический материал. В монографии «Чукчи» он пишет о сверхъестественных существах, духах, которым чукчи приносят жертвы, желая умилостивить их.

    В рассказе «Кривоногий» своеобразно преломляется традиционная тема маленького обездоленного человека. Изображая своего ничем не примечательного героя, автор стремится вызвать у читателя не снисходительную жалость к «туземцу», а пробудить уважительное отношение к нему как к человеку. Пусть этот человек далек от цивилизации, неграмотен и суеверен, придавлен нищетой и эксплуатаций — он не лишен природного ума, душа его открыта для красивой мечты и высоких стремлений.

    Религиозно-языческие верования, мифологические представления чукчей об окружающем мире составляют содержание рассказа «На мертвом стойбище». Чукчи создали себе целый сонм богов и духов, каждый из которых выступает как олицетворение тех или иных сил природы, таинственных и непонятных, чаще злых и враждебных человеку. Языческие боги и духи присутствуют в рассказах В. Тана-Богораза не в авторском описании, а как бы видятся глазами религиозно-суеверного жителя тундры, встают живые в его пугливом воображении. Что такое, например, по мнению чукчей, болезнь, особенно повальная? Это не только божья кара, ниспосланная свыше, — это прямое, непосредственное вмешательство самого бога в домашний быт чукчей, его злое буйство. Бог спускается на землю с небес или выходит из преисподней, чтобы наказать человека за какие-то неведомые ему тяжкие грехи. Западная тундра охвачена эпидемией оспы, и чукчи уже твердо верят и знают: это явился грозный Дух Заразы. Его никто не видел, этого мрачного хозяина страны, с ним никто не встречался лицом к лицу, он бесплотен, нематериален, но, несомненно, он есть, он где-то здесь, в стойбище, за чумом, даже внутри чума, он всюду. И воображение чукчей уже рисует картину сказочно-яркую и одновременно предельно мрачную:

    «Дух Заразы неслышно подкрался в тундру глубокой ночью, сел в оленью упряжку с полозьями из огненно-красной меди и бешено мчится мимо стойбищ на длинноногих оленях, а за ним тянутся бесконечные обозы чукчей с их домашним скарбом, и пастухи гонят вслед стада красных оленей с белыми рогами. И все губит на своем пути злой Дух: похищает молодых девушек, неведомо куда уводит с собою мужчин, умерщвляет стариков и детей, оставляя после себя пустые чумы с окоченевшими в них человеческими трупами. Питается он душами маленьких детей, пьет слезы осиротевших матерей, а мертвые человеческие головы собирает в ясак. И ни заклинания шаманов, ни жертвенные приношения ему в виде свежего оленьего мяса уже не в силах умилостивить Дух Заразы и прогнать его. Шаманы бросали на его дорогу мясо, срезанное с трупов, чтобы заставить его перебраться к соседям, но ничто не помогало. Он кружился по тундре, как волк среди разметанного стада, возвращался назад, посещал каждое глухое озеро и везде собирал добычу» [Тан-Богораз В. Г. Восемь племен. Чукотские рассказы. М., 1962, 231. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте: в скобках указываются страницы.].

    Некогда многолюдные селения за короткий срок превращаются в «мертвые стойбища». Так в сюжете рассказа реализуется тема, обозначенная в заглавии произведения. Антиподом этому злому богу-духу выступает в рассказе другое мифологическое существо — Бог милосердного бытия — «неопределенный образ, покровитель людей и зверей», как говорит рассказчик, поясняя языческое предание чукчей. Правда, это божество бессильно перед злодеяниями Духа Заразы, но в минуту приближающейся смерти в душе человека не гаснет надежда на спасительное вмешательство доброго Бога милосердного бытия. И где-то там, на небе, среди добрых богов, к сожалению, очень далеких от земли, но все-таки связанных с нею, живет бог по имени Рультеннин. Его можно увидеть в безоблачную ночь, если смотреть на созвездие Ориона. В представлении чукчей он выглядит неким небесным стрелком, у которого на земле есть жены, непременно из числа шаманок, и есть земные дети, от рождения одаренные сладкозвучными голосами для исполнения обрядовых песен. Это они, дети небесного Рультеннина, призваны своим пением нести людям «надежду на жизнь и на освобождение от ужасного кошмара, простертого вокруг» (244).

    Так же, как в предыдущем рассказе, изображая религиозные верования чукчей, В. Тан-Богораз основывается на точном фактическом материале. В монографии «Чукчи» мы встречаем образ «Милостивого существа» или «Верховного существа», в рассказе ему соответствует Бог милосердного бытия. Там же находим упоминание о созвездии Ориона, или Рультеннина, заметки о Духе Заразы. Разумеется, писатель не механически включает соответствующий этнографический материал в свое произведение, а лишь отталкивается от него, переосмысляя и тем самым добиваясь художественной выразительности и достоверности. Ни в одной из записных книжек, ни в одном этнографическом труде В. Тана-Богораза мы не найдем описания сцены посещения тундры Духом Заразы, но она так ярка и так выразительна, что у нас не возникает ни малейшего сомнения в том, что именно таким образом представляли себе чукчи шествие этого духа.

    Религиозные верования чукчей — неотъемлемая часть их жизни. Он, этот фантастический мир, как бы вплетен в мрачные будни Севера и изображен с большой художественной силой.

    Воодушевленный успехом своих первых опытов, В. Тан-Богораз пишет во второй половине девяностых годов еще несколько рассказов из северной жизни. Сам автор обычно называет их очерками, но это не вполне точно. Конечно, подчас бывает трудно провести грань, отделяющую очерк от рассказа. Такие, например, произведения В. Тана-Богораза, как «На реке Росомашьей» и «У Григорьихи», думается, правильнее было бы называть очерковыми рассказами. В них нет главного действующего лица, как в рассказах «На мертвом стойбище» и «Кривоногий», нет и сюжета в классическом понимании этого слова — сюжетной канвой здесь служат непрерывно меняющиеся картины жизни и быта обитателей Чукотки. Повествование в них, как это обычно бывает в очерках, основано на строго документальном, фактическом материале.

    Очерковые рассказы «У Григорьихи» и «На реке Росомашьей» образуют как бы небольшой цикл, объединенный присутствием рассказчика, в данном случае самого автора, от лица которого ведется повествование. Это непосредственно увиденная писателем и запечатленная им в реалистически точных картинах и образах своеобразная и дотоле малознакомая русскому читателю жизнь. Очерковые рассказы интересны и с чисто биографической стороны. Мы видим писателя в трудном и долгом путешествии по чукотским стойбищам, внимательно и тщательно переписывающего местное население. Молодой литератор работал в тяжелых условиях: ему приходилось делать по 100 км в день на собаках, мерзнуть в суровую полярную зиму, жить впроголодь и без малейших бытовых удобств. Только неутомимая любознательность, жажда все увидеть самому и исследовать толкали В. Тана-Богораза на это своего рода подвижничество. Читая его очерковые рассказы, видишь перед собою энергичного, волевого человека, одержимого страстью пытливого исследователя, готового перенести любые невзгоды.

    Но кроме собственно научного интереса к окружающему в В. Тане-Богоразе жила страсть художника-бытописателя. Переезжая от стойбища к стойбищу, жадно вглядываясь в лица людей, захваченный неповторимым своеобразием жизни народностей Севера, В. Тан-Богораз получал ценный материал для создания художественных очерков и рассказов. В только что упомянутом цикле есть ряд персонажей, в которых отразилось разнообразие чукотского национального характера.

    Вот древний Йэкак, маленький старичок с хитрыми и злыми глазками, приемный муж старей Аканги, или Григорьихи, как называли ее русские. Он лучший сказочник Анюйской стороны, великолепный рассказчик старинных преданий, например, исторического предания о смерти русского майора Павлуцкого. Чувствуется, что ненависть к непрошеным « жестоким пришельцам, каким выглядит в его рассказе майор Павлуцкий, сочетается в старике Иэкаке с готовностью угодить доброму и хорошему русскому человеку, который ценит его талант рассказчика.

    Многое могла бы рассказать о себе и его жена АкангаТригорьиха, некрасивая костлявая баба лет пятидесяти. Она застрелила из ружья своего первого мужа за то, что он жестоко обращался с нею. Соседям она заявила, что Гырголю надоело жить на белом свете и он приказал ей убить его. В этой «добровольной» смерти Гырголя чукчи не увидели ничего особенного, ибо такой обычай издавна бытовал в их среде, смутило их лишь обстоятельство: выстрел был сделан не в грудь, как полагалось, а в спину, что и дало повод для разговоров о насильственной смерти. Впрочем, как показывает писатель, чукчи обычно не вмешиваются в драму чужой семьи, считая это лишним, ненужным.

    В очерковом рассказе «На реке Росомашьей» самая интересная и колоритная фигура, безусловно, Тылювия — «ирка-ляуль», т е мужчина, взявший на себя роль женщины. В юности Тылювия заболел тяжелой болезнью, и духи будто бы велели ему превратиться в женщину. Тогда он переоделся в женскую одежду, усвоил женское произношение, которое у чукчей отличается от мужского, стал выполнять всю женскую работу ,причем делал это с чисто женской ловкостью и проворством. Во внешнем же облике Тылювия, в его движениях и некоторых замашках угадывался мужчина. Лицо этого человека было загадочно и странно нельзя было сказать с полной уверенностью, что это мужское лицо, так как что-то неуловимое «пробивалось сквозь суровость этих мужественных линий и придавало им совсем особое выражение» (351). Кроме того, в этом существе с внешностью почти мужской скрывалась застенчивость девочки.

    Тылювия обладает даром шаманской силы. Она — «вдохновенная», как называют ее соплеменники. Но заставить ее показать свое искусство — дело нелегкое. Только после долгих уговоров и обещания подарков Тылювия соглашается показать рассказчику, русскому, что она не лишена «свободных голосов» (так называют чукчи умение шаманить).

    Герои рассказов В. Тана-Богораза наделены чертами, присущими всему чукотскому народу. По наблюдениям писателя, чукчи очень радушны и гостеприимны. Так, Янтиргин ни за что не хотел уходить спать и продолжал бодрствовать вместе с автором-рассказчиком, когда тот перед сном делал дневниковые записи. «Нет, нет! — решительно отвечал он на все уговоры. — Пока твои глаза еще смотрят, стыдно моим закрыться. Буду тебе товарищем скуки. Стану смотреть на бег твоей руки» (366). В. Тан-Богораз отмечает выносливость, трудолюбие и смелость чукчей. В их душе всегда живет нежное, теплое чувство любви к детям, с которыми они охотно играют. Специфически национальное в чукотском характере раскрывается также через описание разнообразных развлечений и спортивных игр. Чучки страстно любят всевозможные состязания, требующие от участников проявления физической силы и ловкости и рады любому предлогу, чтобы их устроить. Таким удобным предлогом служит, например, приезд гостей — приморских чукчей на стойбище жителей Чауна («На реке Росомашьей»). Все молодые люди в округе на 100 км еще за 10 дней до соревнования ведут нескончаемые разговоры только об играх, горячо обсуждая шансы своих соперников. В день игр участники тщательно готовятся к ним, волнуются, хотя и надеются на собственную ловкость и силу. Живо и увлекательно рассказывает писатель о происходящем, показывая напряженность оленьих гонок, верно передавая волнение и сосредоточенность участников пешего бега, энергию и ловкость женщин, также желающих испробовать свои силы в разнообразных соревнованиях, нетерпеливость и горячность увлеченных зрителей.

    Но, отмечая, положительные стороны чукотского характера, писатель не скрывает и того, что чукчам свойственны суеверия, нередко проявляющиеся в уродливой форме, что они не избавлены от невежества, порою безграничного. Всевозможные заговоры и колдовство занимают в их жизни непомерно большое место. Так, чукчи уверены, что чей-то злой наговор послал порчу на оленей одного из участников гонок. Болезнь человека они обычно объясняют действием злых духов («На реке Росомашьей»). Чтобы защититься от разрушительных чар злого духа, чукчи разрисовывают себе красками лицо. Собаки у них также считаются существами, способными отпугивать враждебные силы («У Григорьихи»). По верованиям чукчей, мертвецы обращаются в духов и мстят своим врагам и обидчикам на земле. Вот почему их так опасается старая Аканга-Григорьиха. По чукотским обычаям, переходящим из века в век, над телом умершего должны быть убиты его собственные олени, на которых ему предстоит добираться до загробного мира. Чукчи, особенно старики, ревностно следят за «чистотой» домашнего очага. И чайник, повешенный над очагом чужой семьи, уже считается нечистым, оскверненным. Большое место в жизни чукчей занимают шаманские камлания, когда «вдохновенный» вызывает в шатер духов и разговаривает с ними, предвещая соплеменникам то болезнь, то выздоровление, то неудачу, то счастливый случай.

    Писатель показывает бесправное положение женщины в чукотской семье. Женщина — вечная работница в чуме и в оленьем стаде, воспитательница детей и помощница мужу — в благодарность за свой труд и заботу должна довольствоваться объедками, костями от съеденного мужчинами мяса.

    Пристально всматривается В. Тан-Богораз в жизнь обитателей Севера. От его внимательного взгляда не ускользает ни одна, даже мельчайшая деталь быта чукчей: ни способ натягивания чума, ни темный его полог, освещаемый лишь тусклым светом жировой лампы, ни духота и теснота этого жилища, ни жалкое его убранство.

    Давая в своих очерковых рассказах широкую и красочную картину чукотской жизни, писатель включает в них и такой важный элемент духовной культуры народа, как его разнообразный и многотемный фольклор. По-своему переосмысливают чукчи порядок торговли с «ротастыми эскимосами» и «морскими бородачами» — американцами. Чукотским жителям не нравится покупка американцами живых оленей для продажи их в Новом Свете, и в устных рассказах чукчи представляют «русских бородачей» своими защитниками и покровителями. Элементы фольклора обогащают, расцвечивают ткань произведения, придают ему особый, специфически-национальный колорит.

    Рассказы чукотского цикла В. Тана-Богораза представляют собой объективную картину быта, труда, обычаев и поверий жителей далекого Севера, сочетающую в себе достоверность дневника с художественным воплощением увиденного. Из них вырастает собирательный образ народа, противоречивый и сложный. Это не только суеверные, отсталые в своем развитии и словно бы обворованные несправедливой судьбой люди: они — представители народа выносливого, сильного и, в сущности, свободолюбивого, никем не покоренного, не завоеванного.

    Изображая проявления дикости и невежества, писатель дает понять, что во всем этом меньше всего виноваты сами обитатели безотрадного, сурового края. На такую жизнь были обречены все народности окраинных земель царской России, столетиями жившие в полнейшем бесправии. «Туземцы, как не имеющие исторической жизни, обречены в жертву и должны погибнуть», — таков был официальный взгляд царского правительства на судьбу народов Севера, изложенный в «Положении об инородцах» [Лившиц С. Возвращенная к жизни земля. — В кн.: Сердцем согретая. Магадан. 1969, с. 2.]. В. Тан-Богораз своими произведениями протестовал против подобной человеконенавистнической политики и практики самодержавной России.

    Совершенно ясна и очевидна гуманистическая цель рассказов В. Тана-Богораза: показывая жизнь людей в малоизвестном уголке России, писатель стремится помочь русскому читателю не только понять этих людей, но и полюбить их, приковать к ним внимание демократической общественности страны и тем содействовать изменению социальной судьбы целого народа. Не подлежит сомнению, что именно эта гуманистичность первых прозаических произведений В. Тана-Богораза была причиной глубокого интереса, проявленного к ним читателями и критикой, когда эти произведения, собранные вместе, появились отдельной книгой под общим названием «Чукотские рассказы» [Тан В. Чукотские рассказы. СПб., 1900.].

    /Проблемы литературы Сибири XVII-XX вв. (Материалы к «Истории русской литературы Сибири»). Новосибирск. 1974. С. 90-98./

    Н. Ф. Кулешова-Попова,

    канд. филол. наук

                             В. Г. ТАН-БОГОРАЗ И СОВЕТСКАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

    Показано, как воздействовали идеи Октября на творчество русского писателя и ученого В. Г. Тана-Богораза. В этой связи анализируется его роман «Союз молодых», запечатлевший эпизоды борьбы за Советскую власть на Севере нашей страны.

    Октябрь внес глубочайшее духовно-идеологическое размежевание в среду русской художественной и научной интеллигенции. Не было ни одного работника умственного и творческого труда, который остался бы безразличным к грандиозным социальным событиям, потрясшим Россию в те исторические дни, которые завершились победой над царизмом, буржуазией и помещиками.

    Многие из интеллигентов — писатели, ученые — с самого начала революции очутились в стане ее активных или пассивных врагов. Но наиболее преданные народу и родине представители радикально-демократической и революционно настроенной интеллигенции смело и честно отдали свои знания и талант служению Советской власти, пошли за большевиками и их вождем В. И. Лениным. Достаточно вспомнить такие имена, как Тимирязев и Павлов, Горький и Серафимович, Брюсов и Блок. В этом ряду находится не столь известный и менее крупный писатель и ученый В. Г. Тан-Богораз.

    В. Г. Тан-Богораз приветствовал и с радостью принял Октябрьскую социалистическую революцию. Оглядываясь на свою прошлую жизнь и определяя значение Октября в своей дальнейшей судьбе, Тан-Богораз позднее сказал о себе и людях своего поколения: «К великому счастью, революция обновила наши собственные души. <...> Революция очистила все, соскребла до кровавого мяса, и старое судно вновь поднялось и надуло паруса» [Энциклопедический словарь Гранат, изд. 7-е, т. 40, вып. 7-8, стлб. 449.].

    Действительно, после победы Октября Тан-Богораз активно включился в строительство новой культуры и очень много сделал для развития советской науки и культуры. Возобновив в 1918 г. научную и педагогическую деятельность, он с присущей ему увлеченностью работал в течение ряда лет в Музее антропологии и этнографии Академии наук и в Институте народов Севера, преподавал этнографию, фольклор и языки северных народностей в Географическом институте, в Ленинградском государственном университете, на Северном отделении Педагогического института им. Герцена, где состоял в должности и звании профессора. Его учениками и воспитанниками были представители некогда отсталых, неграмотных и бесправных племен — чукчи, ламуты, юкагиры и ненцы. С 1924 г. Тан-Богораз возглавлял Ленинградский филиал Комитета Севера, образованного при Президиуме ВЦИК. Много сил и энергии он отдал изучению культуры, быта и языков малых народностей Крайнего Севера, в частности развитию чукотской письменности. Именно ему принадлежит историческая заслуга в создании алфавита, учебных книг и грамматики чукотского языка, в переводе на этот язык ряда произведений и политических брошюр. Он руководил комиссией, которая ведала организацией студенческих фольклорно-этнографических экспедиций на Север, и редактировал собранный студентами во время их семестровой практики материал.

    В. Г. Тан-Богораз впервые начал изучать быт и нравы, язык и народное творчество современной русской деревни, которая перестраивалась на новый лад. По его инициативе в 1924-1926 гг. по этой проблеме был издан ряд печатных работ, в частности сборник «Старый и новый быт деревни», «Революция в деревне», «Комсомол в деревне» — всего восемь книг. Тан-Богораз первый выдвинул идею создания при Академии наук специального музея истории религии, он же и руководил этим музеем с 1932 но 1936 г. Наконец, в течение ряда лет Тан-Богораз был членом редколлегии журналов «Советская этнография» и «Советский фольклор», поместил на страницах этих изданий большое количество статей по этнографии, фольклору и лингвистике.

    С энергией и страстностью отдавался Тан-Богораз публицистической и литературно-творческой деятельности. Как литератор, он особенно активизируется в самом начале 20-х годов: выступает в качестве публициста, литературного критика и писателя-прозаика. Уже в 1922 г. Тан-Богораз помещает немало статей и очерков в журнале «Россия» — печатном органе старой русской интеллигенции, которая стала на путь активного сотрудничества с Советской властью и звала за собой колебавшихся (в этом журнале печатались тогда также Вс. Иванов, К. Федин, М. Булгаков и другие писатели). Немного позднее он сотрудничает в «Новом мире», «Красной нови» и других литературных журналах. Тан-Богораз периодически помещает в печати критические статьи и рецензии, обычно на художественные произведения советских литераторов, писавших о «земле его юности» — о жителях и природе Севера. Тан-Богораз рецензировал, например, пьесу И. Сельвинского «Умка — Белый медведь», книги «Чукчи» Н. Спиридонова, «Чудесный чум» М. Рохмана, брошюру Н. Гуля «У истоков художественной литературы». Анализу советской художественно-этнографической литературы 20-30-х годов Тан-Богораз посвятил обширную статью в журнале «Советская этнография». В ней он подверг критическому разбору многие произведения беллетристов-этнографов: «северные» романы М. Езерского «Самоядь» (1929), «Чудь белоглазая» (1929) и «Душа Ямала» (1930), очерки и рассказы Е. Георгиевской-Дружининой «Ить Аяк» (1929), А. Кожевникова «Человек-Песня» (1930), Н. Северина «Сын Олонга» (1930), Н. Вагнера «Человек бежит по снегу» (1930), Вл. Ошанина «Стойбище Оймеконск» (1930) и некоторые другие.

    К суждениям и оценкам Тана-Богораза внимательно прислушивались все, кто в своих произведениях затрагивал темы жизни и быта народов северных окраин. Небезынтересно, например, отметить, что В. Арсеньев просил Тана-Богораза дать отзыв о книге «В дебрях Уссурийского края» и помочь ему своими советами [Ленинградское отделение Архива АН СССР, ф. 250, оп. 4, ед. хр. 18.]. С аналогичной просьбой обращался к нему И. Сельвинский, признававшийся, что к Тану-Богоразу он привык относиться «с большим довернем как к художнику» и лучшему этнографу Чукотки [Ленинградское отделение Архива АН СССР, ф. 250, оп. 4, ед. хр. 291.]. Можно бы в этой связи упомянуть также А. Фадеева, Т. Семушкина, которые дорожили мнением Тана-Богораза о каждой новой книге, тематически связанной с жизнью народов северных и восточных земель нашей страны. Тан-Богораз в своих откликах в печати, в устных выступлениях и письмах чаще всего высказывал неудовлетворенность количеством и качеством таких книг.

    Еще в середине 20-х годов у Тана-Богораза возник замысел большого эпического произведения о Севере. В 1928 г. появился его роман «Союз молодых», где он сосредоточился на художественной разработке темы, доминирующей в его дореволюционной прозе. Но совершенно новой была проблематика «Союза молодых» и значительно шире, чем это было в прежних его романах, раздвинуты исторические рамки повествования. Роман «Союз молодых» хронологически охватывает эпоху первой русской революции, октябрьских дней 1917 г. и гражданской войны на далеком Севере. Сюжет романа строится на чрезвычайно остром социальном конфликте, столь характерном для изображаемой эпохи, — на столкновении двух непримиримо враждебных миров, двух классовых идеологий Особую остроту этому конфликту придает то обстоятельство, что носителями антагонистических взглядов выступают в романе родные по крови люди — отец и сын Авиловы.

    Своеобразную экспозицию романа составляет сжатый авторский рассказ о прошлом Викентия Авилова. Эсер по политическим убеждениям, он был сослан на Колыму, где женился на местной уроженке Дуке и стал отцом маленького Викеши. Было это в канун 1905 г. Когда до Колымы долетела весть о событиях Кровавого воскресенья и о начавшейся в России революции, Викентий Авилов, бросив на заимке Веселой свою жену и сына, тотчас поехал в Петербург, а обманутая и убитая горем Дука вскоре умерла. Викеша остался круглым сиротой.

    В этой предыстории образ Викентия Авилова несколько неопределенный лишен полноты и четкости в обрисовке. Авилов здесь психологически близок к другим образам политических ссыльных в дореволюционном творчестве Тана-Богораза, в частности, он напоминает Бориса Бронского из повести «Развязка». Весь облик Авилова как бы двоится, и поначалу невозможно предугадать, по какой дороге он пойдет и что с ним станется там, в Петербурге. Почти ничто в романе не предвещает в политическом ссыльном Авилове какой-либо метаморфозы, неожиданных поворотов в его судьбе и резких перемен в поведении и взглядах. Разве настораживает в нем одна характерная деталь: когда Дука спросила его по ком стреляют там, в России, Авилов коротко ответил: «По людям» — и спокойно добавил: «А разве нельзя?» Очевидно, для него, эсера-террориста, этот вопрос был чисто риторическим, внутренне решенным. И лишь позднее читатель уяснит зловещий смысл этих лаконичных, отрывистых, внешне спокойных реплик Авилова.

    Авилов «опоздал к революции», но поспел к начавшимся погромам. Его увлек вихрь анархических бесчинств, так называемых экспроприации, т. е. попросту грабежей под видом «борьбы за свободу». Эсер стал анархистом. Были вооруженные нападения на поезд, на почтовую станцию — с ограблениями, с убитыми. Кровь и деньги. Вместе со своей «дружиной» Авилов кутит, он скрывается из Петербурга, едет в Восточную Сибирь. Очутившись на Ленских приисках, Авилов занялся поисками золота, а после расстрела рабочих на Лене в 1912 г. махнул на Кавказ, на нефтяные промыслы, выдал себя за политического деятеля, даже принял участие в первомайской демонстрации. Он провоцирует вооруженное столкновение с жандармами, убивает околоточного надзирателя, а затем, не заботясь о последствиях этого акта для остальных демонстрантов, скрывается. Бывший эсер и бывший анархист Авилов два года колесил по странам и городам Европы, был в Америке, Канаде, попал на Аляску. И везде он преследовал вполне определенную цель: сделать карьеру, разбогатеть, зажить жизнью беспечной и легкой.

    Авилов обрадовался начавшейся мировой войне. На пути из Канады в Россию он остановился в Германии и, судя по всему, дал согласие сотрудничать с немцами. На фронт он, разумеется, не пошел, но в тылу русских действовал энергично: организовал взрывы пороховых погребов, крушение поездов и т. д. Февральская революция подействовала на него опьяняюще: Авилов то примыкал к анархистам, то действовал заодно с левыми эсерами, но большевиков он «возненавидел сразу», а их стремление «внести в революцию порядок он принял как личную обиду» [Тан-Богораз В. Г. Союз молодых. Роман из северной жизни. Хабаровск, 1963. с. 137. Дальнейшие ссылки на это издание даются в тексте с указанием страницы.]. В дни Октября он без колебаний стал на сторону врагов социалистической революции.

    И вполне логичным был весь дальнейший кровавый путь Авилова как эсера и анархиста. Вместе с белогвардейцами он ожесточенно сражался против красных, убивал их, расстреливал, мучил на допросах. Служил у «черного барона» Врангеля. Когда Врангель был сброшен в море, Авилов махнул кружным путем на Дальний Восток. Теперь он уже офицер, полковник. Окончательно вырисовался облик Авилова как холодного садиста, вешателя, жестокого карателя, самоуверенного, наглого. «Он был в полном расцвете сил и красоты, — характеризует его автор — На его огромном теле не было ни одной лишней унции жиру, был он как лось в человеческом образе, с крепкими ногами, в пружинах тугих сухожилий. Его меховая рубаха, шерстью наружу, казалась естественной шкурой, и только тяжелый наган у пояса прибавлял к звериному еще и человеческое. Стрелял же Авилов без промаха и был на расправу необычайно скор. Выстрелит, как собака укусит, убьет на ходу человека и не поморщится и дальше пойдет» (135). Убийства, истязания попавших в плен красноармейцев и партизан, грабеж, насилия над местными жителями — вот что оставляет за собой отряд полковника Авилова.

    Под напором красных Авилов был вынужден отступить со своим отрядом на север. Он двинулся к Якутску, но и там был разбит. С горсткой сподвижников Авилов идет на Колыму, по пути нагоняя страх на ламутов и чукчей. Его цель — завладеть северными землями и отделиться от «красной России», объявив себя «великим князем княжества Колымского», диктатором, маленьким царьком «Авиловым I». Вскоре Авилов явился в Колымск — уже не как ссыльный, не как жертва царизма, а как заправский палач. В первый же день были казнены двенадцать жителей города, потом были расстреляны из пулемета семнадцать партизан во главе с батраком Митькой Ребровым.

    И тут наступает наиболее драматический момент в судьбе Авилова и в сюжете романа: против авиловской банды выступил «Союз молодых» — местная молодежная организация, возглавленная Викешей Русаком, тем самым Викешей, которого пятнадцать лет назад Авилов бросил на произвол судьбы. Отец и сын столкнулись как два заклятых врага: один хотел отстоять старое, другой страстно уверовал в революцию и оружием защищает ее завоевания. Ненависть Викеши Русака к белому полковнику Авилову осложнена болью и обидой за погибшую мать, за свое поруганное детство, за обиженную подругу Аленку. Викеша и его друзья из «Союза молодых» поклялись «не опускать ружья, пока этих гадов, людоедов, не выбьем до последнего» (187). За красными «максолами» — комсомольцами — поднялась против белых вся Колыма.

    В отряде Авилова начался развал и разложение: сошел с ума поручик Александров, трусливо сбежал убийца и садист Дулебов, к себе на родину решают тайно бежать чуваши, входившие в банду Авилова. В последнем бою с отрядом Викеши в душе Авилова что-то надломилось: «Как же это вышло? Дуку убил, Натаху убил, всю семью расточил и вернулся на старое место, как будто затем, чтоб полюбоваться на дело своих рук, и теперь вот старается убить последнее семячко, последнюю юную отрасль семейства Щербатых» (279). И он понял: кончена его бесславная карьера. Дальше идти некуда. Нет будущего, нет смысла в настоящем. И полковник Авилов выходит из укрытия под пулю своего сына.

    Это — заключительная сцена романа, разрешение социального конфликта, развязка сюжета. Победа в последней схватке двух враждебных друг другу сил осталась за теми, кто полон решимости строить новый мир, новое общество, чтобы жить в нем свободно и счастливо.

    Образ Викеши Русака как положительного героя обрисован в романе менее ярко, чем образ Авилова-старшего. Не прослежен внутренний процесс формирования личности этого юноши. И оттого читателю не совсем ясно, например, как Викеша и другие «максолы» из «Союза молодых» пришли к мысли о борьбе с авиловцами как злейшими врагами Советской власти. В романе нет ни одного образа коммуниста, хотя произведение это создавалось уже после появления повести «Бронепоезд 14-69» Вс. Иванова, фурмановского «Чапаева», фадеевского «Разгрома» и т. д. Известная неполнота в изображении событий гражданской войны на востоке и севере страны, а также бледность положительных персонажей романа, по-видимому, было следствием недостаточно детального изучения писателем исторической действительности и глубокого проникновения в ее смысл.

    Хотя в сюжете романа судьба главного положительного героя-победителя осталась недосказанной, из повествования более или менее отчетливо вырисовывается перспектива его будущего, контуры его завтрашней жизни. Тан-Богораз сумел убедительно показать воздействие революции на ум и чувства людей даже в глухих уголках Советской Республики. Роман «Союз молодых» является лучшим произведением советской литературы двадцатых годов о победе власти Советов на самой далекой окраине страны.

    К этой проблематике Тан-Богораз еще раз вернулся в романе «Воскресшее племя», работу над которым писатель завершил незадолго до своей смерти — в 1935 г. Второй роман, внутренне связанный с «Союзом молодых», воспринимается как дальнейшее развитие и своеобразное продолжение того, что недосказано в первом.

    Художественная мысль «Воскресшего племени» достаточно ясно выражена в самом названии романа. По признанию писателя, ему хотелось показать, как шло «возрождение после революции самого несчастного из северных племен, забитого, разоренного, полуистребленного народа, юкагиров» [Тан-Богораз В. Г. Воскресшее племя. М., 1935, с. 3.].

    Соответственно этому авторскому замыслу строится композиция романа, его сюжет, развертывается цепь событий, в которые вовлечены герои. Действие движется в строго исторической последовательности и связи. Небольшая экспозиция дает общее представление о положении племени юкагиров, или одулов, в царской России. Их удел — страшный голод, нужда, вековая забитость, темнота. Об этом В. Тан-Богораз писал и до революции — в своих рассказах и романах. Резкую черту под прошлым юкагиров подвела социалистическая революция. Советская действительность изменила жизнь северных народов.

    Судьба юкагиров в новых социальных условиях — в советскую эпоху — воплощена в судьбе подростка Кендыка, биография которого типична для прежде отсталых и угнетенных племен и народностей. Кендык получает возможность ехать в Ленинград, становится студентом Института народов Севера. Через четыре года он, получив образование, возвращается на родную землю. Заключительные главы романа знакомят с чертами нового в быту и жизни, в мышлении и нравственном облике «воскресшего племени» юкагиров. Такова общая схема романа.

    В его основу писатель положил свои давнишние наблюдения над северными народностями, многочисленные факты и сведения, почерпнутые им из тесного общения со студентами Института народов Севера — реальными прототипами молодого Кендыка. Впрочем, многообразный, богатый и интересный материал, собранный писателем, не всегда художественно обработан, частично он вошел в роман в виде отдельных очерков и вставок (рассказ о русских поречанах и коренных жителях Севера, сведения лингвистического характера, описание постановки пьески «Пионерский поход», биографии сотрудников института и др.). Не избежал Тан-Богораз в своем романе и увлечения публицистикой в тех местах, где говорит о переменах в жизни юкагиров; тут можно встретить фразы сугубо «газетно-информационного» свойства: «Вторая пятилетка одунского хозяйства развернулась во всю ширь», или «Одунская округа — комунна твердыми шагами пошла вперед по дороге индустриализации и коллективизации Севера». Наличие этих композиционных и языково-стилистических «огрехов» тем не менее не снижает идейной значимости этого произведения.

    Романы «Союз молодых» и «Воскресшее племя» значительны, ценны новизной проблематики и образов, художественным воссозданием и утверждением той действительности, которая была неведома дореволюционной прозе Тана-Богораза и которая рождена великим Октябрем. Оба романа явились свидетельством перестройки художественного сознания Тана-Богораза.

    Этот процесс остался незавершенным. Смерть, настигшая Тана-Богораза в мае 1936 г., оборвала жизнь этого деятельного писателя и выдающегося ученого.

    /Веснік Беларускага Дзяржаўнага Універсітэта імя У. І. Леніна. Серыя IV. Філалогія. Журналістыка. Педагогіка. Псіхалогія. № 2. Мінск. 1977. С. 13-18./

    Натан Менделевич Богораз (Владимир Германович Богораз; Н. А. Тан, В. Г. Тан; Тан-Богораз; Богораз-Тан; Waldemar Bogoras) – род. 15 (27) апреля 1865 (1962) г. в уездном городе Овруч (Мариуполь) Волынской губернии Российской империи в еврейской семье.

    В 1889 г., за принадлежность к партии «Народная Воля» был сослан на 10 лет в Восточную Сибирь. По предложению иркутского генерал-губернатора его выслали в г. Средне-Колымск Колымского округа Якутской области, где он пробыл до 1898 г. В 1900 г. отправился в американско-российскую Северо-Тихоокеанскую экспедицию, где руководил Анадырьским отрядом. По приезде в Петербург был выслан оттуда и в февр. 1902 г. уехал в Нью-Йорк. До 1904 г. работал куратором этнографической коллекции Американского музея естественной истории. После разрешения повсеместного жительство в Российской империи вернулся в Санкт-Петербург.

    Октябрьский переворот 1917 г. Богораз воспринял без энтузиазма. В 1918 г. стал сотрудником Музея антропологии и этнографии Академии наук, с 1921 года работал профессором ряда ленинградских вузов (в частности, преподавал на отделении этнографии Ленинградского института истории, философии и лингвистики).

    В декабре 1929 года по инициативе Богораза был основан Институт народов Севера, где он также работал профессором и читал студентам лекции по общему народоведению. Был инициатором создания «Комитета содействия народам северных окраин» (Комитет Севера) при Президиуме ВЦИК и был деятельным членом этого комитета, задачей которого было «содействие планомерному устроению народностей Севера в хозяйственно-экономическом, административно-судебном и культурно-санитарном отношении». Историко-антропологический научный метод и народнические общественно-политические взгляды Богораза подвергались резкой критике со стороны официальных советских кругов.

    В последние годы жизни был директором основанного им в 1932 году Музея истории религии, до 2000 г. располагавшегося в здании переданного под нужды музея Казанского собора.

    Умер 10 мая 1936 года по дороге в Ростов-на-Дону от закупорки вен. Похоронен на Литераторских мостках на Волковском кладбище в Ленинграде (Санкт-Петербург, РФ).

    Вальфина Жирыновская,

    Койданава