ЎЎЎ 3. Наркіса Гаптарня. Васіль Сямеўскі ды Алёкмінская золатапрамысловасьць. Ч. 3. Рабочие на Олекминских золотых промыслах. Койданава. "Кальвіна". 2019.

    О телесных наказаниях рабочих упоминается в некоторых контрактах. Так в договорах Базилевского 70-х и 80-х гг. после упоминания об обязательстве рабочих хорошо вести себя на приисках, далее сказано: «в противном случае подвергаемся штрафу на основании сего контракта, полицейскому исправлению и наказанию по закону»; в нескольких контрактах за побег полагалось исправительное наказание (Договоры Трапезниковых 70-х гг., Аканак-Накатаминского Т-ва 1880 г., К° Промышленности до 1887 г. В отчете Витимского горного исправника за 1875 г. упоминается о полиц. исправлении, «т.-е. телосном наказании рабочих за утайку подъемного золота». Арх. Ирк. Гор. Упр. К. 2574, № 189-243, л. 93.). Золотопромышленники очень оплакивали запрещение горным исправникам подвергать телесному наказанию полноправных рабочих-крестьян, мещан и пр. «Не мало было в течение операции ропота и на то, что уничтожилась мера взыскания с мещан и крестьян, которою руководствовались мои предшественники», доносил генерал-губернатору олекминский горный исправник в октябре 1872 г., «и необходимость которой в некоторых случаях признаю и я, тем более что Горным Уставом предоставлена же она партионной расправе». Но тут же горный исправник напоминает о таких приисковых порядках: «долго всякая жалоба управлений служила поводом к немедленному наказанию и постоянному обвинению рабочего люда» (Арх. Ирк. Гор. Упр. К. 2549, № 126-71, л. 464.). Как сильно желали олекминские золотопромышленники расширения телесных наказаний на приисках, видно из заявления, поданного ими в комитет, учрежденный в 1873 г. в Иркутске, в котором они, между прочим, просили — «в случае, если рабочий сделает более важный проступок, дозволить уряднику, не дожидаясь приезда горного исправника, наказывать виновных розгами. Как управляющий, так и урядник должны записывать в штрафной журнал имя виновного рабочего, проступок и наказание, ими сделанное, и на обязанности горного исправника — следить, справедливо, или нет, сделано наказание, и в случае, если управляющий прииском или урядник сделают несоответственное вине наказав или накажут невинного, то взыскивать с них по закону. Для того же, чтобы рабочие знали, что управляющий и урядник имеют право подвергать их наказаниям, объявить о том команде циркуляром до начала летних работ». По этому поводу исправник Лукьянов пояснил, что «наказание розгами поселенцев производилось и ранее, производится и теперь старшим урядником с занесением в штрафной журнал... Взыскание это должно оставаться и на будущее время (Арх. Ирк. Гор. Упр. К. 2544, № 48-103, л. 148, 151 об.).

    Главною причиною волнения па приисках К° Базанова в 1876 г. было, по словам рабочих, «несправедливо строгое обращение с ними» горного исправника Попова (Арх. Ирк. Гор. Упр. К. 2578, № 215-269, л. 19.). Во время следствия о волнении 1882 г. на Благовещенском прииске Прибрежно-Витимской К° один рабочий показал, что управление назначало рабочим следующие наказания: арест в арестантской казачьей, розги и штраф. Бывало так, что «непринятого в больницу рабочего отсылают в казачью; там продержат в карцере несколько дней и иногда высекут, а управление со своей стороны за дни, проведенные под арестом, пишет штраф, как за самовольный прогул; случается и так: больной рабочий, не принятый в больницу, боясь попасть в казачью и быть наказанными, уходит летом в лес и лежит там, пока поправится, причем отлучка сама собою пишется штрафом». Рабочий жаловался также на дерзкое обращение урядника Немчинова с рабочими», которое «давно породило к нему ненависть... Он, кроме ареста, продолжающегося иногда по нескольку дней, и наказания розгами, постоянно и крепко бил рабочих собственноручно, приказывал рабочему, кроме наказания арестом, чистить ретирады, около помещения рабочих: такое наказание считается у рабочих постыдным». Полицейские казаки под присягой показали, что урядник Немчинов «дерзко обращался с рабочими: бил арестованных и наказывал их розгами до 50 ударов». Из штрафного журнала, выданного уряднику Благовещенского прииска, видно, что рабочие подвергались наказанию розгами даже до 100 ударов, аресту более семи дней и вместе с тем штрафу. При этом бывали случаи одновременного наказания арестом на хлебе и воде на трое суток и розгами (по приказанию горного исправника) не только поселенцев, но и полноправного крестьянина. Урядник Немчинов показал, что подвергал рабочих аресту «по словесному приказанию надворного» (т.-е. приискового служащего), «и от них зависело назначать срок содержания под арестом (!) (Между тем закон не предоставлял приисковому управлению права показывать рабочих, на что обратил внимание еще полк. Купенков в 1872 г. Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2544, № 48-103, л. 136.); наказание же розгами производил только по распоряжению исправника. По поводу жалоб рабочих на то, что некоторых арестованных он заставлял чистить отхожие места, Немчинов заявил, что делал это не по собственному усмотрению, а по распоряжению исправника или промыслового управления. «По запискам исправника действительно управление штрафовало виновных рабочих деньгами помимо ареста. Бывали случаи, что арестовал рабочих по приказанию смотрителей разрезов, надворных и других служащих (!) и на другой день утром отводил «на работу» и по требованию смотрителей вновь водил в карцер под арест, который продолжался иногда по нескольку дней, но об этомъ докладывал исправнику (Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2766, № 47-39, л. 58-65, 250-262.). Мы видим таким образом, что за отсутствием артельных расправ на промыслах царил произвол приисковых управлений, прикрытых властью экономически зависящих от них горных исправников и полицейских урядников.

    Аврамов в своей книге, изданной в 1884 г., говорит (стр. 120), что телесное наказание редко практиковалось. Это справедливо относительно Витимской системы, когда горным исправником в ней был г. Калагеорги, действительно чувствовавший отвращение к этому способу расправы (В деле 1885 г. (при Калагеорги, о наказании рабочих за маловажные проступки) мы нашли только одно постановление, им подписанное, о наказании рабочего 10 ударами розог. Арх. Витим. Горн. Исправ. дело 1885 г. № 34.). Но дело совершенно изменилось с назначением при гр. Игнатьеве витимским горным исправником бывшего гвардейского офицера (кавалергарда) Траскина, который запугал рабочих так, что при разговоре с ним они кланялись ему в ноги. В Сибири народ зовет чиновника барином; тут эта кличка действительно вполне оправдывалась. Траскин, который, вследствие своей чрезмерной полноты, не мог даже, как следует, исполнять своих обязанностей, — не мог спускаться в шахту и ездить верхом, — нещадно сек рабочих, не различая крестьян и поселенцев, хотя первые по закону избавлены от телесных наказаний. Прежде он не беспокоился даже составлять каждый раз по этому поводу постановление, как этого требует закон, так что эта небрежность вызвала ему замечание со стороны иркутского генерал-губернатора А. Д. Горемыкина во время посещения им олекминских промыслов в 1890 г. Он давал иной раз поселенцам до 200 ударов розгами.

    В подтверждение наших слов мы приведем выписки из подлинных дел витимского горного исправника. В деле 1888 г. читаем, что урядник Малышев представляет 12 ноября на «зависящее распоряжение» горного исправника 6 чел. рабочих «Кулагина с товарищами.., взятых на Николае-Иннокентиевском прииске Аристархова... за хищничество золота, и Кулагина за побег с пути следования. Надпись горного исправника: «высл.(аны) на Витим». Все они были поселенцы и без вида. Против имен их красным карандашом выставлены цифры. Против имени Кулагина цифра 200, против остальных 100 (розог). В том же деле находим, что управляющий Еленинским прииском Бодайбинской К° представляет горному исправнику двух рабочих этого прииска: поселенца Зуева и из крестьян Сысоева с жалобою на «уклончивость от работ и неявку на оные под предлогом болезни»» и с просьбою взыскать с этих рабочих по закону и затем прислать обратно на прииск. Надпись исправника: «выпороли и выгнали вон», т.-е. из тайги (31 декабря 1888 г.); формального постановления о наказании нет. Тут мы видим, следовательно, случай наказания розгами полноправного рабочего из крестьян.

    В деле архива витимского исправника 1889 г. (№ 19) «о взысканиях, налагаемых горным исправником за маловажные проступки», опять встречаемся с именем поселенца Кулагина в отношении исправника Траскина фельдшеру: «Прошу вас освидетельствовать посылаемого при сем поселенца Алексея Кулагина, может ли он вынести телесное наказание в количестве 100 ударов розог, и меня на сем же уведомить». Фельдшер извещает, что может. Этим и ограничивается делопроизводство о наказании Кулагина. На такое беспорядочное ведение дела исправником Траскиным обратили внимание лица, производившие ревизию дел исправника при посещении приисков генерал-губернатором А. Д. Горемыкиным в 1890 г.

    В подобном же деле витимского горного исправника 1890 г. (№ 28) встречаем телесные наказания за следующие проступки: за праздношатательство, за самовольную отлучку с прииска (крестьянина и рядового), за невыход на работу (мещанина), одного рабочего „за возмущение работающей с ним артели в числе 10 чел. и похвальбу, что он сделает то, что вся команда не будет зарабатывать заданного урока»; наконец было произведено наказание «за полное неповиновение полицейской власти и подстрекательство к тому других рабочих». Всего в деле 1890 г. упомянуто о наказании 44 человек, во все ли это наказанные (В нашем присутствии местный врач сказал горному исправнику (в 1891 г.), что из казачьей на Бодайбинской резиденции чуть не ежедневно слышатся стоны.)? Вероятно не все, по крайней мере в другом деле того же 1890 г («О разрешении недоразумений между рабочими и приисковыми управлениями» (№ 24, л. 7).) мы встретили телесное наказание крестьянина за то, что вывалил таратайку «на зло» около самого забоя (О телесном наказании полноправных рабочих свидетельствует и г. Кряжев в «Рус. Жизни» 1894 г. № 4.). В моем присутствии бывший горный исправник г. Калагеорги и местный доктор нападали на Траскина за чрезмерное сечение рабочих, а тот напомнил доктору, что он сам однажды прислал ему рабочего для телесного наказания. Другой доктор на олекминских приисках сообщил мне, что однажды послал к горному исправнику для сечения рабочего, упорно притворявшегося больным.

    Несмотря на неблагоприятные для него результаты ревизии 1891 г., Траскин до 1894 г. оставался горным исправником, да и то не был удален со службы (как удален тогда же горный инженер), а переведен на место иркутского окружного исправника, впрочем менее выгодное (Вскоре после того Траскин оставил службу в Сибири. ). И после всех своих подвигов по части сечения рабочих Траскин, в опровержение одной корреспонденции, писал следующее: прежние бунты в тайге, когда она далеко была не так многолюдна, и когда рабочие были гораздо смирнее, осязательно доказывают, что изображать какого-то Нерона, Калигулу и т. п. весьма рискованно; здесь надо большую волю и твердый характер, чтобы довести рабочих до полного доверия к исправнику. За шесть лет моего пребывания здесь в тайге не было случая, чтобы при недоразумениях с управлениями рабочие сами бы не требовали вызова исправника. И всегда все приводилось ко взаимному соглашению. Я думаю, что этого не было бы, если бы исправник был так глуп, что, входя в тысячную толпу, крикнул бы: «розог». Да причем тут розги?» («Восточ. Обозр.» 1894 г. № 9, стр. 2.). Вызов рабочими горного исправника решительно ничего не доказывает, так как в тайге, на несколько сот верст отстоящей от жилых мест, вызвать, в случае столкновения с приисковыми управлениями, решительно более некого; о розгах же г. Траскину уж лучше было бы не упоминать, хотя действительно он прибегал к телесному наказанию не в присутствии тысячной толпы, что было бы не совсем безопасно, а у себя на Бодайбинской резиденции.

    В последнее время стало возрастать у рабочих чувство собственного достоинства, что объясняется увеличением количества полноправных рабочих, и телесные наказания начинают вызывать среди них энергический протест. По словам одной сибирской газеты, эти «новые веяния» проникли в тайгу, акклиматизировались в ней не по почину откуда-либо извне, а как-то сами собой, и проникли непосредственно в среду рабочих, вызвав с их стороны ко всем подобным варварствам оппозицию, хотя, быть может, и несознательную, а инстинктивную, исходящую из того же «права сильного», оппозицию, возникшую из пока еще смутного сознания рабочих, что па приисках они «сила», так как их много, масса. И действительно, все примеры подобной оппозиции носят на себе характер артельный, хотя, конечно, встречаются и единичные, но тем не менее довольно внушительные и поучительные примеры» («Сибир. Вест.» 1892 г. № 51.).

    В записке, поданной в иркутский комитет 1873 года, олекминские золотопромышленники говорят: «Чтобы прекратить буйства и неповиновение рабочих, необходимо разрешить управляющим приисками подвергать рабочих за ослушание, невыход на работы, уклонение от работ, пьянство, грубости, леность, картежную игру и т. п. проступки аресту в карцерах на время от 3 до 5 дней. При этом дозволить арестовывать, как поселенцев, так и крестьян, и мещан. Без этого прекратить беспорядки немыслимо, и, если теперь не будут приняты строгие меры, то приискам грозит в будущем более худшее положение дел. Крестьяне и мещане сознают вполне, что в настоящее время все проступки их проходят безнаказанно, и потому беспорядки на приисках с каждым годом увеличиваются. Мещане и крестьяне — главные зачинщики тех беспорядков». На это горный исправник Лукьянов заметил, что «аресты рабочих, по заявлению управляющих, исполняются и ныне.., только аресты эти продолжаются не более дня или двух» (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2544, № 48-103, л. 148, 151.).

    В донесении генерал-губернатору в 1873 г. олекминский горный исправник говорит: «устройство одиночных карцеров, на которое сначала глядели с сомнением, принесло такую пользу, что провинившиеся согласны были лучше быть наказанными розгами, нежели подвергнуться заключению в них (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2560, № 130-184, л. 9. В деле о волнении на приисках Базанова 1876 г. есть указание на арестование рабочих за кормление лошадей кусками хлеба, отпускаемого на продовольствие этих рабочих. Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2578, № 216-269, л. 19.). В одном официальном источнике мы находим указание, что «в Олекминской системе, где работающихся приисков не более 25 и золотопромышленных КК° только 16, устройство одиночных карцеров достигало своей цели главным образом потому, что самые дальние прииски находились от резиденции исправника в 35 верстах, все прочие расположены вокруг нее на расстоянии 3-16 верст, а потому и присылка провинившихся рабочих не отнимала много времени. Прииски Витимской системы хотя и отдалены на 90 верст, но там постоянно жил казачий офицер, который до издания инструкции горным исправникам 1874 г., «по распоряжению исправника, мог, при обнаружении со стороны рабочих предосудительных проступков, употреблять — как меру взыскания — одиночное заключение и доносить о том исправнику» (Арх. Горн. Испр. Енис. системы, 1873 г. № 10.). В 1875 г. сенат отменил распоряжение об учреждении карцеров на золотых приисках (см. гл. II, стр. 30), но они продолжали существовать. При арестовании рабочих в «каталажке» (приисковое название карцера) давали, по словам Аврамова, горячую пищу через 2 дня в 3-й (стр. 121), но в штрафном журнале урядника Немчинова Благовещенского прииска Прибрежно-Витимской К° (1880-82 гг.), где записывались аресты и телесные наказания рабочих, мы встретили случай арестования их на хлебе и воде в течение 9 суток (Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2766, № 47-39, л. 253.). Мы видели выше, что на этом прииске арест не всегда освобождал отъ телесного наказания за тот же проступок.

    Во время поездки на олекминские промыслы генерал-губернатора гр. Игнатьева в 1886 г. и производства ревизии дел горного исправника Витимской и Олекминской систем «при осмотре ревизующими арестантских камер при казачьем помещении в месте пребывания горного исправника в них оказалось 15 чел. арестованных», причем некоторые из них «содержались в ножных кандалах, но постановлений об арестовании их не составлено, и следственных дел о них у исправника не было» (На сделанное по этому поводу замечание, вызванное заявлением некоторых арестованных о неправильном их задержании, подполк. Калагеорги (горный исправник) «объяснил, что скопление арестантов произошло вследствие выезда его из резиденции на прииски К° Сибирякова для окончания следствий. По его словам, двое из арестованных... подвергнуты аресту управлением приисков Малопатомскаго Т-ва за уклонение от работ, а крестьянин Серебренников закован в кандалы в виду обвинения в спиртоносничестве, но что ему неизвестно, кто распорядился их задержанием, так как бумаг о них еще не получил».).

    «Вообще было замечено», продолжает гр. Игнатьев в отношении к якутскому губернатору, «что на приисках и в других камерах при казачьих арестанты содержатся по нескольку дней без всяких постановлений, хотя о всех лицах, содержащихся под стражей за уголовные преступления, исправник ежемесячно представляет в якутское областное правление ведомости с указанием, когда и за что арестованы, и в каком положении дело находится; но сколько ежемесячно арестуется рабочих за леность, пьянство и ослушание промысловыми управлениями, а также какому они подвергаются за это взысканию и по чьему распоряжению, — сведений об этом в делах исправника не имеется... Отсутствие какого-либо в этом отношении порядка установило полный произвол промысловых управлений, требования которых о задержании рабочих под стражею исполняются урядниками беспрекословно, и рабочие, как было замечено, содержатся иногда по этим требованиям в течение более или менее продолжительного времени до тех пор, пока исправник не выдаст им путевого вида для следования к месту приписки. Хотя горный исправник Калагеорги и заявлял, что он всегда лично разбирает каждую жалобу приискового управления на рабочих, но, за отсутствием в делах его подобных производств, трудно судить, насколько удовлетворяют справедливости производимые им разбирательства» (Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2773, № 150-139, л. 21-23.).

   Золотопромышленники в договорах с рабочими всегда предоставляли себе право рассчитывать их до срока найма по своему усмотрению. Чиновник, производивший следствие по поводу волнения рабочих в 1882 г. на Благовещенском прииске Прибрежно-Витимской К°, нашел, что расчитывание рабочих производится иногда неправильно, что управление может рассчитать рабочего за основательную жалобу на служащего, «словом, рабочий не может ручаться, что на завтрашний день будет иметь работу и заработок». Наконец, по словам того же следователя рассчитывание рабочих, «убивших здоровье на тяжелых приисковых работах, здесь вещь обыкновенная; заболел рабочий, раз-два побывал в больнице, и если доктор найдет, что здоровье плохо, и работник не надежен, то такового рассчитывают и, не снабжая никакими пособиями, отправляют на Ленскую резиденцию» (Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2766, № 47-39, л. 58, 60,135. Пословам местной газеты, К° Сибирякова и Базанова рассчитывала рабочих «за малейшие проступки». Был даже такой случай: «управляющий пароходством» этой К° «Г-в идет по разрезу; один рабочий, сняв шапку, называет его по имени и отчеству и раскланивается». На вопрос управляющего, как он знает его, — рабочий отвечал, что знает его с тех пор, как он был еще нарядчиком. «Через сутки рабочий был рассчитан, потому что Г. всегда тщательно скрывал свое прошедшее». «Восточ. Об» 1883 г. № 32, стр. 5.).

    Один служащий этой компании, рассказывая нам про бывшего управляющего С-ва, называл его «варваром», так как ему нечего не стоило сразу рассчитать сто человек. Бывший начальник иркутского горного управления также свидетельствует о досрочном расчете рабочих «иногда за самые маловажные проступки» («Извест. Восточ. Сибир. Отд. Геогр. Общ.» 1886 г. т. XVII, № 3-4; срав. «Сибир. Сборн.» 1889 г., вып. 1, стр. 21.). Иной раз рассчитывали рабочих без всякой вины с их стороны, только потому, что расчеты хозяев на предполагавшуюся добычу золота не осуществились и нанятых рабочих оказывалось слишком много; «этот порядок заведен давно и предосудительным не считается («Сибирь2 1887 г. № 14-15, стр. 5. В некоторых контрактах прямо предоставлялось приисковому управлению право рассчитать рабочих до срока «за излишеством и сокращением работ», напр., в договоре Прибрежно-Витимской. К° начала 70-х тг. В 1890 г. в Бодайбинской К° прорвало дамбу, и приисковое управление стало рассчитывать рабочих за всякий пустяк; а между тем, ранее этого в Иркутске и Балаганском округе были наняты рабочие для этой К° и отправлены на промыслы. Рассчитанные рабочие встретились с идущими на прииски, и в конце концов человек 300 было принято на прииски К° Промышленности, но не все. Бодайбинская К° дала нанятым рабочим по полушубку и еще какой-то пустяк.). По словам г. Михайлова, «рабочих до срока всегда рассчитывается весьма значительное число. На одном из приисков, представляющем все характерные явления олекминской тайги, удалось» (во время поездки иркутского генерал-губернатора в 1890 г.) «извлечь из дел сведения о движении приискового рабочего населения за три года (1887-89 гг.). Оказалось, что из всего числа рабочих (в среднем за три года 1489 чел.) 25,8% получили расчет до срока контракта «по лености и другим причинам»; 4,1% по неспособности к горным работам; 1,4% за грубость и дерзости и 2,6% за торговлю спиртом и нетрезвое поведение; 3,5% рассчитались до срока по собственному желанию.

    Досрочный расчет тем более ужасен для рабочего, что так как тайга считается нежилым местом, то рабочие, не нанятые ни на каких промыслах, выдворяются из нее в первое жилое место.

    В 1883 г. генерал-губернатор Восточной Сибири пожелал узнать, сколько рабочих было выслано в течение двух лет с олекминских промыслов этапным порядком, кем, по чьему распоряжению и по каким причинам. Мы имеем ответ только горного исправника Витимской системы. Из донесения исправника видно, что было выслано в 1881 г. рабочих крестьян, мещан, поселенцев и инородцев 43 человека, ссыльнокаторжных 60, всего 103 человека; в 1882 г. крестьян, мещан, поселенцев и запасных рядовых 52 человека, ссыльнокаторжных два, всего 54 человека; в 1883 г. крестьян, рядовых, поселенцев и инородцев 53 человека, ссыльнокаторжных 2, итого 55, а всего в 1881-83 гг. — 212 человек.

    В том числе в 1881 г. 44 чел. были высланы «по распоряжению горного исправника Витимской системы и отправлены витимским волостным правлением». Причины высылки: за спиртоношество и сопротивление поимщикам — для заключения в киренский тюремный замок, за нанесение ран ножом — для заключения в якутский тюремный замок (ссыльнокаторжный), за кражу для отдачи под надзор общества, за приобретение фальшивого вида, за бродяжество, за произнесение оскорбительных слов против особы Государя Императора» (поселенец Витимской волости М—ский), за побег и приобретение фальшивого вида, «за хищническую добычу золота на спорном Михайловском прииске» (4 поселенца), за спиртоношество и неимение письменного вида, за побег и приобретение фальшивого вида, за праздношатательство, за кражу со взломом, за неимение письменных видов, за скуп золота, за побег из под стражи и бродяжество, за подлоги, за оказанное сопротивление полиции, за предосудительное поведение и сношение со спиртоносами. В том же году 59 чел. (в том числе 8 женщин ссыльнокаторжных) высланы одни «вследствие ходатайства промыслового управления но распоряжению горного исправника по неспособности к никаким промысловым работам», другие «по распоряжению наведывающего ссыльнокаторжными на промыслах К° Базанова н Сибирякова по болезненному состоянию и неспособности к приисковым работам».

    В 1882 г. по распоряжению горного исправника 33 чел. были высланы, кроме прежних причин, за составление подложного документа, за убийство и грабеж (3 чел.), за проживание под чужим именем, по подозрению в убийстве и составлении шайки для спиртоношества (3 чел.), за покушение на убийство, за нанесение смертельных ран, «за хищническую добычу золота из орты» с повреждением заделанного входа (9 чел.), за кражу золота, за перемену имени (поселенец), и одна женщина, красноярская мещанка, «за дурное поведение вследствие просьбы мужа». В том же году 20 чел. крестьян и поселенцев, по распоряжению следователя — чиновника особых поручений Осташкина, были высланы горным исправником за участие в возмущении па Благовещенском прииске К° Базанова и Сибирякова.

    В 1883 г., кроме тех же причин, были высылки рабочих «за оскорбление горного исправника», за кражу денег, за неповиновение полиции и промысловому управлению, за дурное поведение и разные угрозы, «для исполнения судебного приговора», по болезненному состоянию и неимению средств, за сопротивление казакам при отобрании золота (Арх. Витим. Горн. Испр., дело 1883 г. № 92, л. 1-8. В Ленском Т-ве, в операцию 1893-94 г. было рассчитано до срока контракта 29% рабочих, но многие из них по собственному желанию. «Вестн. Золот.» 1895 г., стр. 398, 1896 г., стр. 188. О высылках зачинщиков волнений см. «Восточн. Обозр.» 1896 г. № 28. При высилке рабочих до срока им иногда не выдавали даже сухарей. «Вост. Об.» 1895 г. № 17-18.).

    Сами горные исправники признавали совершенную бесплодность высылки рабочих из тайги, так как лишенным работы сплошь и рядом ничего не оставалось, как вновь, но уже тайком, возвратиться в тайгу. Витимский горный исправник в отчете за 1886 г. говорит: «практикуемая высылка бродячего люда в Витим, кроме возбуждения общего неудовольствия, никаких результатов не имеет: высылаемые десятками, они из Витима снова возвращаются в тайгу, затем снова высылаются, снова возвращаются». Исправник возлагал надежду па изменение этих порядков после издания циркуляра генерал-губернатора, предписавшего считать жилым местом для рассчитанных рабочих не село Витим, а г. Киренск. Горный исправник Траскин, как мы видели, вообще мало церемонившийся с рабочими, особенно усердно производил это выдворение, хотя бесполезность его он сам отлично сознавал. Особенно много выдворялось рабочих в случае какого-либо волнения, как это было, напр., в 1888 г. на промыслах К° Промышленности: в этом году, как писал Траскин бывшему начальнику иркутского горного управления, ему приходилось «постоянно выдворять» рабочих „по желанию Стрижева», управляющего К° Промышленности, «несмотря на их долги», а именно, во этом году было выслано из тайги с первыми пароходами рабочих К° Промышленности 184, Бодайбинской К° — 37, Базилевского — 11, Громова — 4, Искрицкого — 4 и праздношатающихся бродяг — 72, итого — 312 рабочих (Арх. Иркут. Гор. Упр. К. 2775. № 190-210, л. 3, 7.). По словам г. Траскина, «самое большое показание для рабочих — выдворение за счет хозяина в жилое место, главная забота исправника — очищение тайги от лишнего народа и постоянная война с пароходовладельцами за провоз в тайгу никем не нанятых рабочих» («Вост. Обозр.» 1891 г. № 28, стр. 2.). При высылке из тайги Траскин тоже сплошь и рядом не соблюдал необходимых формальностей, как и при телесном наказании рабочих. «Вот мне нужно выдворить из тайги 80 человек, сказал он мне: «не писать же мне 80 постановлений!» Из этого видно, как велико бесправие личности рабочего па приисках.

    Досрочный расчет рабочих, часто без достаточно серьезных причин, содействует накоплению в тайге бродячего, голодного люда. Такие преждевременно рассчитанные, по словам одной газеты, «не успев заработать сколько-нибудь денег, для снискания куска хлеба кочуют с прииска на прииск и, если удастся запастись хлебом, хотя на несколько дней, ютятся по зимовьям, угольным и покинутым избушкам, выжидая исхода суровой зимы и питаясь надеждой, что с весной явится потребность на рабочие руки» («Сибирь» 1887 г., № 14-15, стр. 5.). По словам витимского горного исправника в отчете за 1887 г., в зимнее время в тайге набирались сотни праздношатающихся рабочих. В 1888 г. исправник предложил генерал-губернатору сделать общую облаву, чтобы выдворить людей беспаспортных и не имеющих определенных занятий. Генерал-губернатор нашел нужным обсудить этот вопрос в присутствии иркутского губернатора, начальника горного отделения и киренского исправника. При этом выяснилось, что не имеющие видов могут быть отправлены этапным порядком в места причисления с выдачею им кормовых денег от казны; имеющие же вид, но выдворенные за неприисканием работы, не могут следовать тем же порядком, а потому и кормовых им не может быть выдано. «Сопровождение их по Лене от Витима ляжет тяжелым бременем па приленское население, вовсе не обязанное исполнять такой повинности. Выдворение наводняющих тайгу людей предполагалось сделать в интересах золотопромышленников, а потому, казалось бы, и следовало расход этот принять на их счет; но так как наиболее крупные представители золотопромышленности относятся к этому не сочувственно и не только не примут никаких расходов, но даже не находят полезной и самую облаву», то генерал-губернатор выразил желание, чтобы общая облава не производилась, а ограничились бы полицейскими мерами, какие до тех пор принимали относительно праздношатающихся в тайге (Дело канцелярии ирк. гор. упр., № 14 т. II, л. 858.). Однако Траскин все-таки очень усердствовал в ловле и высылке рабочих. Как видно из его письма (1888 г.) начальнику иркутского горного управления, «первого апреля команда казаков, назначенная (приисковым) попечительством в распоряжение» горного исправника, «специально занималась ловлением праздношатающихся и бродяг, так что», по словам Траскина, к прибытию первых пароходов у него собралось на Бодайбо до 300 человек «всякой дряни», которые, по степени их виновности, были отправлены в Киренск с дальнейшим следованием одни этапным порядком, другие с путевыми видами» (т.-е. с проходными, т. наз. «волчьими» билетами до места прибытия), а некоторые просто выдворены (Арх. Ирк. Горн. Упр., К. 2775, № 196-210, д. 2; «Сиб. Вест.» 1892 г. № 51. Отношение Траскина земскому заседателю 2-го Киренского уч. с просьбою выдворяемых им выдворять и из Витима см. в деле архива витим. исправника 1888 г. № 11.).

    Рассчитанных золотопромышленниками рабочих не только высылали из тайги, но обыкновенно еще лишали возможности наняться впредь на промыслы этого округа. Уже в 70-х гг. (если не ранее горные исправники, на основании непроверенных сведений приисковых управлений, составляли списки рабочих, «не подлежащих наемке». Исправник рассылал с этою целью такой циркуляр: «Для заблаговременного составления общего списка рабочих, которые по разным законопротивным поступкам не могут быть нанимаемы на промыслы вверенной надзору моему системы и для распубликования его по всем промысловым управлениям прошу управление (таких то) промыслов в возможно непродолжительном времени представить ко мне именные списки тем рабочим, которые не должны быть нанимаемы за дурное поведение и противозаконные поступки». Приисковые управления представляли списки таких рабочих, по своему усмотрению, с указанием на их неспособность, слабость здоровья, дурное поведение. При этом бывали аттестации такого рода: «никуда негоден», «дрянной работник, картежник и буян», «дерзкий лодырь», «подстрекатель и несколько месяцев хворает цингой», «спиртонос». В 1877 г. одна К° Промышленности представила горному исправнику список в 144 человека, «неподлежащих найму по неспособности и к приисковым работам» без всяких подробных объяснений, всего же, со включением этих 144 человек, было зачислено приисковыми управлениями в неподлежащие найму 503 человека (Кроме К° Промышленности, много содействовала увеличению этого списка К° Трапезниковых, представившая список 102 чел.). В следующем 1878 г. одна К° Базилевского представила список 128 человек (Арх. Витим. Горн. Испр. 1877 г., № 5, л. 274-281.). Книга, в которую заносились имена всех этих несчастных, носит в Витимской системе название «грязной книги». К счастью для рабочих, немногие компании руководствуются при наемке этими списками, но КК° Промышленности и Прибрежно-Витимская (самые крупные в Ленском горном округе) не нанимают рабочих, имена которых в них включены.

    В прежнее время дозволялось даже делать отметки на паспортах «вредных» рабочих; эта мера была допущена в 1872 г., по представлению олекминского горного исправника, «вследствие настояний приисковых управлений» (Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2549, № 126-71, л. 476. Исправник предлагал переносить эту отметку на паспорте еще на один год, но это принято не было. ); но теперь этого не делается (Кряжева в «Рус Жиз.» 1894 г. № 44.).

    В олекминских приисковых контрактах находим очень подробные постановления о штрафах с рабочих.

    Так, напр., в договорах К° Промышленности 1874, 78 и 83 гг. сказано: «За всякое самовольное уклонение наше от работ, неявку в срок на резиденцию и прииск и вообще за всякие деяния, клонящиеся к нарушению хозяйских интересов, имеют производиться, в виде штрафа, вычеты в следующих размерах: за несвоевременную явку на сборный пункт, если не будет представлено наши удостоверение подлежащих лиц о трудной болезни или прекращении сообщений (согласно 7-ой ст. правил о найме рабочих па сибирские промыслы), несвоевременную явку на прииск и за самовольное уклонение от работ под предлогом мнимой болезни и пр., виновный обязан отработать все просроченные дни или заплатить по 1 р. 20 к., т.-е. сумму, равную двойной хозяйской плате за каждый рабочий день и плате за старательскую работу за каждый же просроченный день; за побеги с прииска сверх законного исправительного взыскания бежавший подвергается отработке всех дней, которые он находился в отлучке с прииска и единовременному денежному взысканию в 5 р. в пользу поимщика; за жестокое обращение с животными по 1 р. за каждый раз, если же от подобного обращения животное погибнет или сделается вовсе неспособным к работе, то взыскивается уже вся стоимость за оное..; за всякие прочие дурные поступки, не влекущие за собою уголовного преследования, как-то: пьянство, картежные и другие азартные игры и пр., в первый раз штрафу по 2 р. с, если не было прогульных дней, в противном же случае еще отработке, как выше сказано, за уклонение от работ, а затем в последующее время подвергаем себя, кроме отработки и штрафа, еще законному взысканию. Если кто будет разбрасывать выдаваемые нам в пищу хлеб и пр. и будет изобличен в том, с того вычитается двойная стоимость брошенного». По договору К° Промышленности и Прибрежно-Витимской 1887 г. постановления о штрафах несколько изменены, и назначено: за несвоевременную явку на сборный пункт или прииски за каждый просроченный день по 1 р.; за самовольное уклонение от работ под предлогом мнимой болезни за каждый раз по 2 р.; за лечение получившего увечье или в драке между собою за каждый день по 1 р.; за увечье рабочей лошади и быка 5 р.; и сверх того взыскивается стоимость животного, если оно умрет или сделается неспособным к работе; за уклонение жен рабочих от работы по 25 р. за каждый раз и сверх того выдворение жены с прииска на счет мужа; за недоработку урока по лености и нерадению за каждый раз по 2 р.; за рытье в забоях и в отвалах золотоносных песков с целью отыскивания золота и сдачи его как случайно поднятого за каждый раз по 25 р. и сверх этого отобрание золота безвозмездно, если оно окажется при обыске; за хищничество и промывку золотоносных песков за каждый раз по 20 р. По договору К° Арендаторов 1875 г. вычеты за прогульные дни назначены в 1-3 р.; за недоработку урока, за самовольные отлучки с работ, за поздний выход на них, «притворство в болезни и за другие ложные предлоги» — вычет из заработной платы вдвое против следующей в день действительной работы по обязательству или взыскание артельной расправы. По договорам К° Трапезниковых в 70-х гг. за самовольное уклонение от работ назначено по 1 р., а по договору 80-х гг. по 3 р. По договорам с Плетюхиным 1886 и 89 гг. за нерадение, леность и проч. приисковое управление могло назначать вычеты от 1 до 5 р., а при плате с золотника на хозяйском содержании даже от 3 до 10 р. По договорам Базилевского 70-х и 80-х гг. за уклонение от работ под предлогом мнимой болезни назначен штраф в 3 р.; за неявку или побег 10 р. и взыскание долга и расходов на поимку и высылку виновного; за пьянство, картежную игру, дерзости и проч. по 3 р., а если были при этом прогульные дни, то еще по 1 р. за каждый; за принос спирта в первый раз 5 р., во второй 10, в третий 25 р.; спирт отбирался в пользу хозяев, при чем стоимость его выдавалась поимщику (На имеющемся у нас экземпляре договора Базилевского 80-хъ гг. сделана помета, что большинство этих штрафов применяется в редких случаях.). В договоре Ленского Т-ва 1883 г. размер штрафов не указан, и только за прогульные дни назначен штраф 3 р., по договорам же этого Т-ва 1800-91 г. назначены следующие штрафы: за невыход на раскомандировку 2 р., за самовольную отлучку с прииска без дозволения станового (управляющего прииском или станом) 2 р., за самовольный прогул 3 р., за пьянство, грубость и непослушание по 5 р., за недоработку урока штраф в размере поденной платы (по контракту 1894 г. двойной стоимости недоработанного урока, во всех других непредвиденных случаях штраф до 3 р.). За уклонение от работ женщин, пришедших с дозволения управления, каждый раз по 1 р. 50 к. (по договору 1894 г. — 2 р.). В контракте Ленского Т-ва 1894 г. за торговлю спиртом штраф по 5 р. за бутылку и спирт конфискуется; а во всех непредвиденных случаях управление вправе назначать штраф до 25 р. С лиц, арестованных за пьянство, назначен штраф в 2 р. 50 к. В пользу полиции за открытие утайки золота по 5 р. за каждый золотник (Этот огромный штраф за сокрытие подъемного золота вызвал сильное неудовольствие рабочих. «Вост. Об.» 1895 г. № 22.), за уклонение от экстренных работ штраф до 10 р. В договоре Аканак-Накатаминского Т-ва 1886 г. встречаем такое оригинальное условие: «ни под каким предлогом не должны делать между собой общей стачки, сговора, забастовки, чтобы не выходить на работы, а если это учиним, то лишаемся всей причитающейся каждому из нас заработки в пользу Т-ва» (!). В договорах Базилевского в 70-х и 80-х гг. есть еще такое постановление в заключение условий о штрафах: «в том случае, если управлению не удастся определить виновных, то таковых обязываемся найти и указать управлению сами, в противном случае штраф назначается по раскладке на каждого из нас в одном месте работавших или живущих» (Постановления контрактов о вычетах за недоработку уроков приведены нами в главе о размере уроков.). По договорам Ленского Т-ва 1890, 91 и 94 гг., уходящие самовольно до окончания срока договора должны платить неустойку в 50 р.

    Ленское Т-во, как мы видели, приняло некоторые меры на пользу рабочих, но оно же установило весьма большие штрафы (Впрочем не малы штрафы и в КК° Промышл. и Прибрежно-Витимской.). Деятельность этого Т-ва в последние годы один местный наблюдатель характеризует следующими словами: «целым рядом мер, направленных ъ урегулированию своих отношений к рабочим, управление очевидно стремится, хотя явно не высказывает этого, к воспитанию рабочих в духе дисциплины, требуемой современными условиями капиталистического производства» («Вост. Обозр.» 1895 г. № 25.).

    Постановления контрактов не оставались мертвою буквою: так мы имеем указания о штрафовании рабочих за прогул в 1871 г. на приисках Трапезниковых по 50 к., а в 1872 г. «согласно конттракту» по 1 р. (Бум. г. Субботина; Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2349, № 126-71, л. 466.). Въ операцию 1879 г. за уклонение от работ на приисках КК° Промышленности и Прибрежно-Витимской было оштрафовано 375 чел.; величина штрафа не превышала 1 р. 20 к. с каждого. На приисках Прибрежно-Витимской К° в операцию 1882 г. подверглись денежному штрафу за прогульные дни 437 человек; количество прогульных дней —1688 (Наибольшее количество прогульных дней — 31, а в среднем на всех оштрафованных — по 4 прогульных дня, на всю же рабочую команду, которая в этой К° очень велика, выйдете, без сомнения, менее 2-х дней.), взыскано всего штрафов — 2041 р., в среднем, за каждый раз в отдельности, по 1 р. 20 к. в день, что и соответствует контракту К° Промышленности. Во время следствия по поводу волнения на прииске Прибрежно-Витимской К° в 1882 г. было замечено, что К° подвергала штрафам и бесконтрактных рабочих наравне с контрактными (Во время того же следствия один рабочий в своем показании говорит: «Пойдет больной рабочий в больницу, так фельдшер признает его здоровым; рабочий по неволе идет въ казарму, будучи не в состоянии идти на работу, и лежит, пока не поправится, а управление это считает днем самовольного прогула, пишет штраф согласно контракту по 3 р. в день, тогда как рабочий в зимний день зарабатывает 60 к., получая жалованья в месяц 15-17 р.»; но показание о 3 рублевом штрафе за прогул не подтверждается указанною выше ведомостью, где все штрафы за прогул назначены в размере 1 р. 20 к. в день.). Штраф соединялся иногда с арестом, как видно из штрафного журнала (Арх. К° Пром. и Прибрежно-Витим. №№ 1147 и 1160. Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2760, № 47-39, л. 50, 62.). В операцию 1884-85 г. на приисках К° Промышленности было взыскано штрафов за 717 самовольно-льготных дней по 2 р. за каждый (Арх. К° Пром. № 1685). Генерал-лейтенант Педашенко в записке 1885 г. говорит: «нельзя не заметить, что на уменьшение заработков рабочих влияют различного рода штрафы», причем некоторые «представляются по меньшей мере странными; так, напр., в 14 пункте одного контракта между прочим говорится: «за всякие прочие дурные поступки, не влекущие за собою уголовного преследования, как-то: пьянство, картежные и другие азартные игры и проч. в первый раз» рабочие подлежали «штрафу по 2 р. с, если не было прогульных дней, в противном случае еще отработке за уклонение от работ». Подобный штраф «за маловажные проступки, говорит ген.-лейт. Педашенко, еще возможно было бы налагать на рабочих в пользу приказа общественного призрения, но уже никак не в пользу владельцев приисков; между тем подобные штрафы взыскиваются в действительности. В деле о беспорядках, произведенных рабочими па Благовещенском ириске, есть особый штрафной журнал, заведенный витимским горным исправником Гофманом, в котором записано, что двое рабочих «за картежную игру ночью оштрафованы по 15 р.» (Арх. Ирк. Горн. Упр. д. Канц. № 11.). По отчету горного исправника Олекминской и Витимской систем в 1885 г. удержано штрафов за неисполнение контрактных условий и другие проступки, «влекущие за собою убыток золотопромышленников», 10679 р. (около ½% всего заработка). В 1888 г. было удержано штрафов в Олекминской системе 3005 р., в Витимской 5850 р., в 1889 г. в Олекминской 4555 р., в Витимской 4279 р. (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2772, № 135-124, л. 182 об. и табл. «Памят. книж. Якут. обл. на 1891 г.», стр. 111.). В Бодайбинской К° было взыскано штрафов в 1887-89 гг. в среднем на годового рабочего по 2 р. 87 к., в Ленском Т-ве за те же годы по 3 р. 24 к. (Записка г. Михайлова.). В операцию 1893-94 гг. на приисках К° Промышленности и Прибрежно-Витимской было удержано штрафов с рабочих 3622 р. В Ленском Т-ве было взыскано штрафов в операцию 1893 г. — 4357 р., а в 1895 г. — 5193 р. («Вост. Об.» 1894 г. № 127; «Вестн. Золот.» 1897 г., стр. 117.). А между тем бывший витимский горный исправник Траскин решился печатно утверждать, что в Витимской системе никаких штрафов не берут («Вост. Об.» 1893 г. № 59, стр. 2.).

    Как и в других округах, в контрактах с промысловыми управлениями есть условие, чтобы с рабочими обходились человеколюбиво и справедливо (Так по контракту К° Промышленности 1870 г. К° должна была всем служащим поставить за правило, чтобы они обходились с рабочими «без обиды и притеснения, не подвергая» их «никаким несправедливым взысканиям, а в договорах 1874, 78, 83 гг. той же К° обязывались «обходиться и поступать» с рабочими «человеколюбиво, не причинять тяжких побоев или каких-либо жестокостей, повреждение здоровью нанести могущих». В договоре 1887 г. находим обязательство «обходиться с рабочими без обид и притеснений, человеколюбиво». По договору Трапезниковых 70-х и 80-х гг. К° должна была обращаться с рабочими «без обид и самоуправства». В проекте нормального контракта, составленном Винниковым в 1874 г., телесное наказание допускалось только за побег, и то при посредстве полиции.). Условия эти, конечно, далеко не всегда соблюдались. Олекминский горный исправник в донесении 1872 г. говорит: «Долго в приисковой жизни господствовал произвол служащих, да и теперь еще он прорывается иногда наружу. Был уже при мне на одном прииске случай, что наемка на зиму пошла тогда лишь успешно, когда уволен был смотритель разреза, дерзкий донельзя в обращении. Долго всякая жалоба управлений служила поводом к немедленному наказанию и постоянному обвинению рабочего люда, а потому и неудивительно, что малейшее указание на то, что должна же быть выслушана и другая сторона, кажется уже послаблением и на разбирательство смотрят, как на унижение приисковой власти. Трудно некоторым сойти с того пьедестала, на котором недоступными стояли они так долго». В другом месте исправник вновь упоминает о «грубости обращения служащих» (Арх. Ирк. Гори. Упр. К. 2549, № 126-71, л. 464, 474 об.). В отчете за 1873 г. исправник говорит, что некоторые из служащих «позволяли себе такие поступки», что он должен был садить их в карцер или совершенно удалять с приисков. По словам исправника в отчете за 1874 г., на приисках «нередко» бывает «грубая несправедливость и пристрастие к рабочим со стороны служащих» (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2560, № 130-184, л. 89, 2566 № 206-152, л. 54.). Во время следствия о волнении 1876 г. на прииске К° Базанова рабочие заявили. претензию на грубое обращение с ними одного станового смотрителя, причем справедливость этой жалобы признал и сам Базанов (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2578, № 215-269, л. 18, 28.). Одною из причин волнения на Благовещенском прииске Прибрежно-Витимской К° было также грубое обращение одного смотрителя. Рабочие претендовали на него за то, что он не соблюдал очереди при поставке артелей на золотые забои (где есть подъемное золото), безвинно садил в казачью на несколько дней, а иногда и бил, не выдавал рабочим назначенных им винных порций и держал долго на работе, требуя непосильной выработки урока; несмотря на требование рабочих, он не дозволил убрать камень, висевший над дорогой, и отвечал: «если вас всех передавит, найму еще тысячу», и впоследствии этим камнем действительно смертельно изувечило рабочего (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2766, № 47-39, л. 62. ). Аврамов свидетельствует о враждебном отношении рабочих к приисковым управлениям («Золот. Олекма», 1884 г., стр. 104.).

    Высшая администрация Восточной Сибири в начале 70-х годов, в лице генерал-губернатора Синельникова, обратила серьезное внимание на положение приисковых рабочих. В особой главе мы рассмотрели циркуляры Синельникова и последующих генерал-губернаторов и видели, что внимание высшей администрации к быту приисковых рабочих не осталось без последствий: улучшена была их пища, увеличено количество винных порций и пр. При Синельникове олекминский исправник присылал генерал-губернатору обстоятельные донесения о положении рабочих, Синельников внимательно прочитывал их и клал свои резолюции, свидетельствующие о его заботливом отношении к рабочим. На докладе олекминского исправника (24 января 1872 г.) Синельников написал: «благодарение Богу, если делается лучше; теперь остается продолжать наблюдение», и в разных местах того же доклада сделал различные указания на пользу рабочих: так, напр., там, где исправник говорит о необходимости увеличить плату за подъемное золото с 60 и 96 к. до 1 р. 20 к. Синельников написал: «необходимо» (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2549, № 126-71, л. 202, 203, 207, 208.). Много заботился также Синельников и об охранении заработка рабочих от растраты, хотя в этом отношении его заботы едва ли имели какие-либо мало-мальски серьезные результаты. При бароне Фридериксе было также обращено внимание на улучшение быта рабочих, и мы видели, что предписание его в этом отношении принесло свою долю пользы. В 1882 г. (при генерал-губернаторе Анучине) был командирован штаб-офицер для особых поручений Калагеорги на прииски Олекминского округа, и он представил обстоятельный доклад, послуживший полезным материалом для позднейших соображений высшей местной администрации: напр., генерал-лейтенант Педашенко в записке 1885 г. воспользовался, в интересах рабочих, наблюдениями г. Калагеорги. В 1886 г. прииски Олекминского округа посетил генерал-губернатор гр. Игнатьев. При произведенной при этом ревизии делопроизводства горного исправника обнаружены были беспорядки (скопление немалого количества арестованных без всяких постановлений), но назначение горным исправником Траскина, отличавшегося замашками времен крепостного права, была, без сомнения, мерою крайне вредною для рабочих. При рассмотрении проекта правил о найме рабочих гр. Игнатьев сделал несколько замечаний в их пользу (напр., об улучшении пищи). В 1890 г. олекминские прииски посетил нынешний иркутский генерал-губернатор А. Д. Горемыкин. При этом была произведена внимательная ревизия, обнаружившая массу беспорядков в делопроизводстве витимского горного исправника и игнорирование им интересов рабочих, но, к сожалению, этот исправник еще долго оставался на месте. На основании материалов, собранных во время этой поездки (Генерал-губернатор посетил 14 приисков и собрал, при участии наведывающего делами его путевой канцелярии, кол. секрет. Михайлова, необходимые сведения, причем, кроме опросов местных деятелей, сведения были извлекаемы из отчетов приисковых контор.), была составлена г. Михайловым весьма любопытная записка, к сожалению, не получившая дальнейшего движения, но зато личное посещение приисков дало возможность А. Д. Горемыкину в записке, составленной вполне в интересах рабочих, высказать в 1893 г. свои замечания на проект правил о их найме.

    В Олекминском округе был первоначально один горный исправник (Олекминского и Киренского округов); до 1872 г. он жил на Мачинской резиденции, но в этом году переехал в центр приисков. С 1873 г. была учреждена должность горного исправника Витимской системы, затем одно время (в 1886 г.) опять был один исправник, теперь же с 1887 г. их вновь два. При Синельникове горный исправник Лукьянов составлял весьма интересные донесения о том, что случалось на промыслах и какие меры были приняты им в пользу рабочих. Общий тон этих донесений (вызываемый, конечно, участием генерал-губернатора к приисковым рабочим) виден хотя бы из следующих слов донесения 1872 г. «Приисковая грязь накоплялась десятилетиями, и вымести ее в какие-нибудь восемь месяцев если не совсем невозможно, то тем не менее трудно уже и потому, что самое слово гуманность звучит здесь чем то незнакомым (В 1872 г. якутский губернатор предписал горному исправнику предложить всем золотопромышленникам по возможности снисходительнее относиться к проступкам рабочих, «происходящим от недоразумений или превратного понимания смысла контрактов». Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2544, № 48-103, л. 203.)... Почему осмеливаюсь надеяться, что в. выс-во снисходительно отнесетесь к тому, если, в короткий срок заведывания моего олекминскими приисками, я не успел еще сделать всего, что требует моя обязанность и долг службы и что желательно стоящей надо мною власти, заботящейся о достижении всевозможного улучшения быта приисковых рабочих на золотых приисках Восточной Сибири» (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2540, № 120-71, л. 479.).

    Все эти добрые намерения, однако, парализовались материальною зависимостью горных исправников от золотопромышленников, неизбежною при том ничтожном жалованье, которое исправники получали от казны. Вот что писал по этому поводу олекминский горный исправник в отчете за 1874 г.: «О положении лица, занимающего эту должность, достаточно сказать, что, имея в своем ведении до 7000 человек.., при разъездах до 2000 вер. в окружности преимущественно верхового пути и до 12000 номеров общего движения бумаг, существование горного исправника, при весьма незавидных климатических условиях, обеспечивается от правительства 150 р. в год квартирных денег, без возможности нанять квартиру на приисках, 280 р. жалованья и столовых, при стоимости муки ржаной до 4-х р. и пшеничной до 5 р. за пуд, 7 р. пуд мяса, до 25 р. пуд сахару и т. д., с жалованием мужской прислуги не менее 120 р. в год, не считая содержания, и 585 р. на разъезды и канцелярские расходы, при стоимости по 5 р. в день за содержание одной лошади с конюхом. Самое механическое исполнение по переписке требует уже не менее двух сотрудников с жалованьем по местным условиям до 1000 р. каждому на полном содержании исправника. Понятно, что, при такой обстановке, власть горного исправника из законной становится фиктивною, и этот единственный здесь представитель закона dе fасtо есть только старший служащий у золотопромышленника: а так как бюджет на его содержание главным образом составляется из средств не государственного казначейства, а промысловых контор, то само собою разумеется, что он может только «покорнейше просить» в тех случаях, где по должности обязан требовать и предписывать» (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2566, № 206-152, л. 56-57.), Но при содействии золотопромышленников это жалкое и затруднительное положение превращалось в блестящее и завидное.

    В 1871 г. олекминские золотопромышленники ассигновали исправнику «на содержание канцелярии с жалованьем и прочими расходами по 1 р. с человека», что составляло 6000 р. и столько же было ассигновано на содержание казачьей команды, арестантов, перевоза и лошадей». В 1872 г. па содержание горного исправника, канцелярии и казачьей команды было назначено золотопромышленниками 24000 р., на покупку дома для исправника — 5000 р., па устройство резиденции, перевозку с Мачи или другие расходы — 1970 р., итого 30970 р. (В 1874 г. на содержание казачьей команды из урядника и 6 казаков олекминские золотопромышленники ассигновали 2700 р.). В 1877 г. «на содержание горного исправника, его канцелярии, лошадей и мачинской казачьей команды, состоящей из одного урядника и четырех казаков», определено было вносить в год 23000 р. по третям года «по числу поденщин рабочей команды» (Материалы, сообщенные г. Субботиным.). В 1881 г. горному исправнику Олекминской системы ассигновано было 24632 р., причем. на содержание арестантов было назначено особо 4396 р., в 1882 г. тому же горному исправнику — 19520 р., а па содержание арестантов 3991 р.; в 1883 г. на содержание того же горного исправника и его канцелярии 17707 р.; сверх того, на содержание мачинской казачьей и казачьей при резиденции горного исправника 5149 р., да еще на содержание арестантов 3594 р. (Материалы, сообщенные Л. Ф. Пантелеевым.).

    Понятно, что горные исправники являлись верными слугами золотопромышленников и не защищали интересов рабочих. В записке г. Михайлова, составляющей результат поездки г. иркутского генерал-губернатора на олекминские промыслы в 1890 г., о приисковой администрации сказано: «Исправники, особенно витимский, не производят личных удостоверений по жалобам рабочих и в своих решениях по ним всецело основываются на рапортах заведывающих полицейскою частью на приисках урядников и казаков. Помимо всего ревизия выяснила ряд незаконных действий исправников: медленность делопроизводства, бездействие, превышение власти, оставление многих просьб без разбирательства и потворство различным неправильным поступкам приисковых деятелей. Один из горных исправников (витимский), «совершенно не исполнял правил инструкции, утвержденной министерством внутренних дел в 1874 г., во-первых, допускает телесные наказания рабочих без разбирательства вины и без различия сословия; во-вторых, разрешает ввоз на прииски спирта без разрешения на то губернатора и в количестве, превышающем определенную законом норму, и, в третьих, индифферентно относится к столь важному делу, как утверждение такс на припасы и товары, выдаваемые рабочим в счет платы и вполне безучастно к случаям увечий рабочих (Во время следствия о волнении на Благовещенском прииске 1882 г. было также замечено, что «приисковая полиция, вообще, оставляет без расследования» несчастные случаи с рабочими во время работ. Арх. Ирк. Горн Упр К 2766 № 47-39 л. 81 об.). Собранными на приисках сведениями выяснено, что горный исправник Витимской системы получает дополнительного содержания от приисков, кроме квартиры, 18000 р. в год, а олекминский — 12000 р., причем последний обязан иметь лишь своих лошадей для разъездов, получая на них готовый фураж. Эти данные подтверждаются отчетами приисковых контор. Так, в гроссбухе Бодайбинской К° значится отосланными на содержание горного исправника и окружного инженера за две трети 1889 г. 6179 р. и затем отослано К° Промышленности, для передачи по принадлежности, 3089 р. По отчетности Ленского Т-ва этот расход показан в следующем размере: в 1887 г. 8202 р., в 1888 г. — 8374 р., в 1889 г. — 9107 р. Раскладка дополнительного содержания между приисками производится на съездах золотопромышленников, а самая выдача денег в Витимской системе чрез К° Промышленности, а в Олекминской чрез контору Ленского Т-ва («Плата исправникам и инженеру идет не только с больших приисков, но и с мелких» (прим. г. Михайлова).). Получение столь значительного вознаграждения естественно ставит лиц, занимающих должности по надзору за приисками, в сильную зависимость от золотопромышленников. Но, несмотря на это, главная власть края, которой, без сомнения, всегда было известно об этих нелегальных поборах, не принимала существенных мер к их прекращению в виду... полной невозможности существования горных исправников, при чрезвычайной дороговизне жизни, на получаемое ими от казны содержание. Если принять во внимание, что стоимость содержания простого рабочего на приисках доходит до 400 р.» (вероятно, считая с жилищем и врачебною помощью) «и что семейному исправнику, напр., при пяти душах семейства и двух слугах, получаемого ими жалованья не хватит даже на такое прокормление, не говоря ни о квартире, которой на приисках негде нанять, ни об одежде, то станут вполне понятными причины снисходительного отношения высшей власти к получаемому этими чиновниками дополнительному вознаграждению от приисков (Здесь на полях рукою ген.-губ. А. Д. Горемыкина замечено: «хотя бы исправники и были обеспечены от казны содержанием хорошо, но золото заставит получать добавочные».).

    Казаки для исполнения полицейских обязанностей (В 1880 г. на приисках Олекм. окр. казачья команда состояла из 2-х офицеров, 39 урядников и 250 казаков (сверх того в конвое за ссыльнокаторжными 32 казака). В 1891 г. в Ленском горн. окр. было всего 218 чел. каз. команды, в 1894 г. — 320. «Горн. Журн.» 1891 г., № 11, стр. 348; «Вест. Золот.» 1895 г. стр. 395.) и для кордонной службы по надзору за спиртоносами и хищниками золота распределялись по приискам горными исправниками, которым и подчинялись на приисках. Наставлением урядникам, данным горным исправником в начале 70-х гг., им разрешалось подвергать за проступки рабочих из ссыльнопоселенцев телесному наказанию до 25 розог, а полноправных рабочих штрафовать деньгами или заключением под арест, хотя бы и на хлеб и на воду, но в последнем случае не долее трех суток (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2544, № 48-103, л. 152.). Жалованья, кроме казенного, от приисковых управлений, несмотря на трудность службы, урядники получали от 300 до 900 р., а казаки от 180 до 360 р. Кроме жалованья, урядники довольствовались на приисках пищею наравне со служащими, а казаки наравне с нарядчиками («Пам. книж. якут. обл. на 1891 г.», стр. 103. В 1886 г. па приисках Плетюхина урядник получал следующее месячное пищевое довольствие: ржаной муки 1 п. 25 ф., пшенич. — 20 ф., крупичатой — 10 ф., мяса 2¹/₂ п., круп ячнев. и гречн. 10 ф., соли 4 ф., масла скоромного 10 ф., чаю фамильного 1¹/₂ ф., сахару 6 ф., вина в 40° — 30 сотых; довольствие казака: муки ржан. 2 п. 5 ф., муки пшенич. 20 ф., мяса 2 п. круп 10 ф., соли 4 ф., масла скор. 3 ф., чаю фамильн. 1 ф., сахару 3 ф., вина 30 сотых ведра.). Казачий офицер, так наз. „отрядной командир», получал от золотопромышленников в 1881 г. 3498 р., в 1882 г. 3043 р., в 1883 г. — 3085 р. У казаков бывают еще и другие доходы. Г-п Калагеорги в своем донесении 1882 г. говорит: «Казаки, приставленные для надзора, обязаны отбирать у рабочих утаенное ими золото, при чем в виде поощрения получают по 2 р. за золотник. Чтобы иметь возможность отобрать у рабочих золото и получить вознаграждение, казаки... дают рабочим полную свободу заниматься выборкою золотник. На одних только приисках Сибирякова и К° уплачено казакам за представленное ими золото в операции 1878-79 г. — 7922 р., в 1879-80 — 8546 р. (Мат. сообщ. Л. Ф. Пантелеевым; Арх. Ирк.. Горн. Упр. К. 2765, № 37-30, л. 75.). В записке г. Михайлова (1890 г.) мы находим подробные сведения о положении казаков на олекминских промыслах; «кроме вознаграждения от казны, коего причитается в среднем на одного чел. 283 р., выдается им содержание припасами в месяц» в достаточном количестве. «Кроме того, урядники и казаки получают от приисков готовые квартиры и лошадей с полным содержанием, затем денежное вознаграждение от 180 до 1000 р. в год. Чаще встречается плата в 20-25 р. в мес. казаку и 35-45 р. уряднику. Нельзя умолчать об одной доходной статье казачьей по лицейской стражи, установленной с ведома горных исправников приисковыми управлениями: это выдача денег за конфискованное у спиртоносов вино по стоимости его. Получаемые за конфискованное вино деньги иногда составляют значительные суммы и служат для казаков мотивом к особой энергии в преследовании спиртоносов... Выдача добавочного жалованья и содержания урядникам и казакам, хотя и незаконна, по она находит себе оправдание в местных условиях, ибо на отпускаемые из казны 283 р. нет возможности прожить год на Олекме. В интересах приискового управления хорошо обставить стражу и тем устранить проявление со стороны казаков желание пользоваться какими-нибудь доходами от рабочих. Однако нельзя отрицать вредного влияния такого положения дел, при котором приисковая стража находится в полной экономической зависимости от золотопромышленников и их доверенных. В большинстве случаев ныне можно наблюдать полное подчинение урядников и казаков промысловым управлениям, нисколько не отличающееся от подчинения обыкновенных наемников. В делах об охране приискового рабочего в борьбе с спиртоносничеством и т. п. такое подчинение не ведет к особым неправильностям, но во всех случаях столкновения рабочих с управлениями казаки невольно являются сторонниками последних и ревностными исполнителями их приказаний. Ревизия дел горных исправников показала, что фактической полицией на приисках являются эти нижние чины и что они, хотя и снабжены инструкциею, но ею не руководствуются и часто допускают весьма произвольные действия по отношению к рабочим, в особенности по лишению их свободы. Книги постановлений об аресте нигде не ведутся, а между тем арестов бывает много. Указанные вредные действия низших агентов приисковой полиции до значительной степени являются последствием отсутствия действительного над ними надзора со стороны, как горных исправников, так и отрядных командиров, положение которых в свою очередь в высшей степени ненормально». Отрядный командир живет на Маче, а «Мачинская резиденция отстоит от центральных приисков Олекмисской системы на 300, а от Витимской системы па 400 верст... Таким образом, картина состояния правительственного надзора на приисках, где особые условия жизни и самый состав населения предъявляют в отношении власти строгие требования, представляется весьма неутешительною. А если ко всему прибавить, что подсудность возникающих там гражданских и уголовных дел якутскому окружному суду, действующему по правилам дореформенного производства, влечет за собою невозможность искать правосудия в суде, отстоящем за 1500 вер., то вопрос о реорганизации административного и судебного устройства в олекминской тайге представляется делом первостепенной важности».

    Мы полагаем, что для прекращение зависимости местной администрации от золотопромышленников возможно только одно средство: взять с золотопромышленности в виде особого сбора все, что нужно для содержания этих лиц при данных местных условиях (имея в виду, разумеется, нормальных людей, а не одаренных чрезмерными аппетитами) и выдавать им это жалованье от казны, а затем всякие добавочные поборы преследовать, как лихоимство.

    Горные ревизоры (по нынешнему окружные инженеры) в 70-х и в первой половине 80-х гг. жили не на промыслах, а в Иркутске, откуда горный ревизор принужден был переселиться на промыслы лишь в 1886 г. Понятно, что при таких условиях олекминский горный исправник в отчете за 1874 г. указывает на «пассивную роль» горного ревизора, на несоразмерность в распределении труда между ним и горным исправником и на почти постоянное нарушение законов горной техники. В сметах общих промысловых расходов (См. об обще-промысловых или попечительских расходах Аврамов, стр. 125.) мы не находим в прежнее время указания на неофициальное вознаграждение окружному инженеру, хотя нужно полагать, что приезд его из Иркутска не обходился без некоторой мзды от золотопромышленников, но в 1891 г. окружной инженер Ленского округа получал от золотопромышленников 10000 р. Вероятно это заставляло его чувствовать некоторую слабость к интересам золотопромышленников, судя по тому, что начальство предложило ему подать в отставку. Нужна, однако, не столько смена лиц, сколько перемена всей системы.

    При всей отдаленности олекминских промыслов, рабочие все-таки бежали иной раз вследствие тяжелых приисковых работ, накопившихся долгов и т. п. причин. Побеги усиливались, доносил исправник в ноябре 1873 г., «особенно с открытием теплых летних дней, когда тайга дает столько средств скрыться, если еще к тому беглец запасся предварительно сухарями и знаком с таежными дорогами. Стоит ему только добраться до Лены, а там уж паспорта не спросят, и он свободно проработает в любом селении. Пристают иногда рабочие и к кочующим в тайге тунгусам, занимаясь у них сенокошением в местностях, отдаленных от приисков, где отыскать их трудно» (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2560, № 130-184, л. 87.). В отчете за 1874 г. олекминский горный исправник говорит, что возвращение на прииски бежавших должников или не явившихся рабочих «делается невыгодным для золотопромышленников, ибо земская местная власть, основываясь на журнале Совета Главного Управления (В жур. Совета Глав. Управ. Восточ. Сиб. 30 окт. — 4 дек. 1871 г. между прочим сказано: «самая пересылка бежавших и не явившихся рабочих из ссыльнопоселенцев должна производиться на счет золотопромышленников, и для этого золотопромышленники каждой системы обязаны иметь общего доверенного, которому и выдавать авансом известное количество денег на кормовые и одежду пересылаемых рабочих. По поимке беглых сельские и полицейские начальства должны обращаться к упомянутым доверенным с требованием о высылке денег и по получении таковых высылать рабочего. Для высылки же не явившихся доверенные должны представлять деньги при самых требованиях своих о высылке».), официально обязывает, чтобы вместе с требованием о возврате бежавшего или не явившегося должника промысловые управления высылали на каждого по 25 р. на покупку одежды, без чего должники не высылаются, а так как побег такого рода будет непременно повторяться, пока земская власть не будет серьезно относиться к этому» (т.-е. энергичнее высылать рабочих), «то само собою разумеется, что высылка 25 р. в этом случае немыслима, и должники остаются не высланными» (Арх. Иркут. Горн. Упр. К. 2566, № 206-152, л. 52.).

    Вместо того, чтобы жаловаться на невозвращение им бежавших рабочих, золотопромышленники должны были бы лучше подумать об устранении побегов. Г. Калагеорги в своей записке 1882 г. говорит: «Где более обращается внимание на вредное влияние долгов, где содержание рабочих хорошо и труд достаточно вознаграждается, там число случаев побегов не может быть значительно». Рассматривая данные о бежавших и не явившихся за пять лет (1877-82 г.), г. Калагеорги нашел, что между тем, как «число бежавших и не явившихся на некоторых приисках весьма незначительно, на других оно доходит до невероятных размеров, составляя 20 и даже 30% общего числа нанятых рабочих.... В операцию 1879-80 гг. число нарушивших контракт на всех приисках не превышало 6%, и только на одном Крещенском» (Плетюхина) «оно составляло 21%. Объяснить это случайностью нельзя, и можно с достоверностью сказать», что бегство, опаздывание и неявка «рабочих находятся в прямой зависимости от содержания их, вознаграждения за труд и от условий, при которых совершается наем их и препровождение на прииск» (Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2765, № 37-30, л. 49. На основании приложенной к донесению г. Калагеорги, отметим те промыслы, где был более других процент собственно бежавших (не считая не явившихся): в 1877 г. на промыслах Трапезниковых 8%, бар. Гинцбурга и Шмотина по 9%, Катышевцевой 10%, Исаева 11%; в 1878 г. Герасимова 10%, Борисова 11%, Исаева 16%; в 1879 г. Герасимова 8%, Исаева 11%.). В отчете за 1885 г. горный исправник Олекминского округа говорит: «в делах крупных, где заработная плата, а в особенности подъемное золото дают возможность отработать долг, там бегство представляет крайне редкое и почти исключительное явление; в небольших же делах, при отсутствии подъемного золота, прибавление ежемесячной выписки в долг продуктов и одежды ставит рабочего в положение неоплатного должника, а потому совершенно понято, что некоторые из них, сознавая это положение и чтобы изавится  от непроизводительного для них труда, уходят самовольно с прииска» (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2772, № 135-124, л. 181.).

    На основании официальных данных (См. Дополнение XVII.) мы вычислили, что за 70-е гг. средний процент бежавших с приисков Олекминского округа равнялся 3,3%, а в первой половине 80-х годов — 1,2%, т.-е. почти втрое менее; в первой половине 60-х гг. процент бежавших с промыслов Олекминского и Киренского округов равнялся 3,9%, следовательно процент бежавших постепенно уменьшался.

    По словам олекминского горного исправника в отчете за 1873 г., «количество приобретаемых рабочими на приисках заработков зависит от их способностей, от знания какого-либо ремесла, от времени явки на работу и от степени его здоровья и сил. Высший работок может простираться до 275 руб., низший до 120 руб., вообще среднюю цифру можно определить в 200 р.» (Арх. Иркут. Горн. Упр. К. 2560, № 130-184, л. 83.). Эта цифра подтверждается сведениями, которые мы находим в бумагах одного лица, служившего на олекминских промыслах, и которые, очевидно взяты из первых рук (По этим данным годовой заработок рабочего в операцию 1871 или 72 г. равнялся: на приисках Переяславцева 148 р. (среднее содержание золота 44 д. — 1 з. 29 д.), на приисках Катышевцева или Олекминского Т-ва 170 р. (сод. золота 6 з. 55 д.), Малопатомского Т-ва 219 р. (сод. золота 1 з. 34 д. — 2 з. 21 д.), Ленского Т-ва 220 р. (сод. золота 70 д. — 1 з. 40 д.), К° Арендаторов 225 р. (сод. золота 4 з. 12 д.), К° Трапезниковых 239 р., К° Сибирякова и Базанова 247 р. (сод. золота 4 з. 35 д. — 5 з. 13 д.), Пермикина 248 р. (сод. золота 3 з. 76 д.), Базилевскаго 259 руб. (сод. золота 2 з. 58 д.), К° Промышленности 280 р. Матер. Субботина.). Во всех этих десяти КК° средний заработок рабочего равняется 225 руб., т.-е. почти совершенно совпадает с показанием исправника; указанные этим последним максимум и минимум заработка вполне оправдываются, если принимать это, как максимум и минимум среднего годового заработка на разных промыслах. Но если таковы средние цифры, то у отдельных рабочих заработок мог быть и меньше, и больше. В отчете за 1874 г. горный исправник говорит: «Отрадное явление представляют рабочие внутренних губерний европейской России, ежегодно выносящие из промыслов от 250 до 500 руб. чистого заработка; к этой категории разумных рабочих можно отнести только ничтожную цифру с сибирских крестьян и редкие случаи из числа поселенцев» (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2566, № 206-152, л. 53.). Среднею же цифрою валового заработка и по отчету горного исправника Витимской системы за 1875 г. оказывается в год 200 руб., а в летнюю операцию 125 руб. (Арх. Иркут. Горн. Упр. К. 2574, № 189-243, л. 88.). По «счету платы К° Промышленности» за 1873 г. 1567 рабочих обоего пола заработали в среднем (вместе с платою за золото) по 186 руб. Из этих же данных богатой К° Промышленности видно, что не только чистый, но даже валовой заработок в 500 руб. составлял весьма редкое явление (Арх. К° Промышленности, № 13-284.); весьма редки могли быть чистые заработки и в 250 р. По расчетной книге с рабочими Прибрежно-Витимской К° 1876 г. средний заработок 186 рабочихъ равнялся 221 руб. («Расчетная с рабочими Прибрежно-Витимской К°» № 566, т. I.). По отчету горного исправника Витимской системы за 1879 г. на промыслах К° Базанова и Сибирякова, Бодайбинской К°, К° Плетюхина и Владимирской К° рабочие, «согласно заключенным контрактам», заработали 649745 руб., платы за старательское и подъемное золото они получили 388954 руб., а весь заработок их равнялся 1.032,699 руб., «т.-е. около 223 руб. на человека, считая в этом числе и женщин» (Арх. Витим. Гор. Испр.). На основании отчета горного исправника Витимской системы за 1881 г. средний заработок рабочего (с включением рабочих у подрядчиков и в приисковом пароходстве) равнялся 173 руб.; средний заработок в одну поденщину — 73 коп. В 1882 г. в Витимской системе общая сумма заработка рабочих была 1.361.254 руб., а рабочих обоего пола 5935 чел., следовательно средний заработок равнялся 230 руб., а так как всех рабочих поденщин было 1.259.650, то, следовательно, средний заработок в поденщину равнялся 1 р. 8 к. (Арх. Иркут. Горн. Упр. К. 2768, № 63-63, л. 4 об., 65 об.). В 1883 г. в Витимской системе средняя цифра заработка рабочих (со включением рабочих у подрядчиков) равнялась 219 руб., средний заработок в поденщину — 1 руб. 17 коп. (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2769, № 58-68, л. 74.). В 1884 г. в той же системе средний заработок равнялся 213 руб., средний заработок в поденщину 1 руб. 6 коп. (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2771, № 110-100, л. 300-303.). Г. Калагеорги (в своем донесении 1882 г.) относительно заработков рабочих говорит, что вознаграждение за труд если не абсолютно, то относительно тех условий, с которыми сопряжена работа, «крайне недостаточно»: «рабочий, исправно выполняющий ежедневный урок свой, зарабатывает летом в месяц около 30 руб., а зимой значительно менее, если же случается заработать более, то не иначе, как при помощи старательской работы, но и при этом усиленном труде оп не в состоянии заработать и в летний месяц более 50 руб. По расчетным листкам рабочих видно, что сравнительно незначительное число их зарабатывает 300 руб. в год, большинство же около 200 р. Сумма эта при полном хозяйском содержании может показаться и не особенно малой, но, принимая во внимание расходы рабочих на дорогу, на одежду и обувь, на улучшение своей пищи и на уплату податей по произвольному требованию волостного начальства, нельзя признать заработок в 300 руб. достаточным». Средний заработок на промыслах Базилевского в 1882 г. — 178 р. (Арх. Базилевского, краткий счет рабочих за 1882 г.). В Прибрежно-Витимской К° в 1882 г. 1903 рабочих м. п. (в том числе 58 казенных) и 261 женщина заработали в среднем по 200 р.; если же взять отдельно мужчин и женщин, то мужчины заработали в среднем по 221 р., женщины по 53 р. (Арх. К° Промышлен. и Прибрежно-Витим., расчет с рабочими Прибр.-Витим. К° за 1882 г.). По отчету горного исправника Олекминской системы за 1883 г. средний заработок рабочего равнялся 160 р., средний заработок в поденщину — 84 к.; там же в 1884 г. средний заработок рабочего — 171 р., средний заработок в поденщину 88 к. (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2769, № 58-68, л. 136, 138; 2771, № 110-100, л. 157 об., 159.). На приисках Базилевского средний заработок в поденщину (вместе с подъемным золотом) равнялся в 1877 г. — 1 р. 22 к., в 1878 г. — 1 р. 12 к., в 1879 г. — 89 к., в 1880 г. — 1 р. 1 к., в 1881 г. — 97 к., в 1882 г. — 1 р. 15 к., в 1883 г. — 1 р. 23 к., а в среднем за эти семь лет — 1 р. 8 к.; на резиденциях Базилевского заработок был гораздо менее, а именно: в среднем за поденщину в 1877-83 гг. равнялся 51 к. в день (Материалы, сообщенные Л. Ф. Пантелеевым.). На Романовском прииске Малопатомского Т-ва средний заработок всех рабочих обоего пола равнялся в 1880 г. —74 к., в 1881 г. — 67 к., в 1882 г. — 87 к., в 1883 г. — 86 к. По отчету горного исправника Олекминской и Витимской систем за 1885 г. заработок рабочих в этом году в среднем на обеих системах равнялся 189 р., а в одну поденщину — 1 р. 6 к. (Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2772, № 135-124, л. 180 об., 182 об.). Из отчета исправника Витимской системы за 1888 г. видно, что средний заработок в поденщину равнялся тогда в этой системе 98 к. (При этом принимаются во внимание рабочие у подрядчиков и на Воронцовкой пристани. Арх. Горн. Испр. Витим. системы.). В том же году 1425 рабочих Ленского Т-ва Олекминской системы заработали в среднем вместе с подъемным золотом по 221 р. (Краткий расчет с рабочими Ленского Т-ва за 1878 г.). В 1887 г. средний заработок рабочего в Олекминской системе равнялся 187 р., в Витимской системе 201 р. и во всем Олекминском округе в обеих системах в среднем 195 р. В 1888 г. средний заработок рабочего Олекминской системы равнялся 172 р., Витимской системы 154 р., в среднем во всем округе 161 р.; в 1889 г. в Олекминской системе — 181 р., в Витимской — 192 р., во всем Олекминском округе 187 р. («Памят. книжка Якут. обл. на 1891 г.», стр. 111.). В записке г. Михайлова (1890 г.) мы находим средние данные за 1887-89 гг. относительно нескольких отдельных компаний. На промыслах К° Промышленности и Прибрежно-Витимской, по показанию их управлений, средний заработок рабочего вместе с подъемным золотом равнялся за эти годы 242 р., в К° Базилевского — 248 р., в Ленскомъ Т-ве — 169 р., в К° Демидовой — 144 р., в Яково-Николаевском Т-ве — 114 р., в Бодайбинской К° — 152 р. (В настоящее время рабочие Ленского Т-ва состоят па своем содержании. Средний заработок (вместе с подъемным золотом) действительного рабочего (а не годового) на своем содержании равнялся в этой К° в 1893 г. — 310 р., в 1894 г. — 336 р., в 1895 г. — 353 р. Цифры эти вычислены на основании данных об общем размере заработка годовою рабочего и средней продолжительности действительного пребывания на приисках, приведенных в «Вестн. Золотопр.», 1895 г., № 20, стр. 331, 1896 г., стр. 188 и 1897 г., стр. 117.).

   И так по отчетам горных исправников средний заработок рабочего равнялся:

    Следовательно средние заработки в Олекминском округе выше, чем в Енисейском, но нужно при этом не забывать большей отдаленности промыслов Олекминского округа, а следовательно и затраты рабочим большего времени и денег на проход до приисков. В Олекминской системе средние заработки обыкновенно ниже, чем в Витимской системе. Исследуя размерь заработков в Енисейском округе, мы указали на то, что данные горных исправников должны быть несколько выше действительных заработков общеконтрактных рабочих, так как в состав этих данных входят и заработки золотничников, состоящих на своем содержании; но в Олекминском округе гораздо менее золотничников, чем в Енисейском, и потому данные горных исправников ближе к действительной величине заработков общеконтрактных рабочих.

    Средний заработок на промыслах Олекминскаго округа в одну поденщину (вместе с подъемным золотом) на хозяйских харчах равнялся:

    В северноенисейской системе среднее вознаграждение за поденщину в 1881-83 гг. равнялось 56 к., в южноенисейской системе в 1883 г. — 64 к. На амурских промыслах вознаграждение за поденщину, как мы увидим ниже, было почти такое же, как на приисках Олекминского округа.

    Сравним данные относительно отдельных КК° за различное время. В 1806 г. рабочие Прибрежно-Витимской К° заработали в среднем по 122 р., в 1872 г. К° Сибирякова и Базанова — 247 р.. в 1876 г. ІІрибрежно-Витимской К° — 221 р., в 1882 г. — 200 р., в 1887-89 гг. КК° Промышленности и Прибрежно-Витимской вместе 242 р. На промыслах К° Базилевскаго в 1870 г. рабочие заработали в среднем по 123 р., в 1872 г. 259 р., в 1887-89 г. — 248 р. На промыслах Ленского Т-ва в 1869 г. средний заработок равнялся 119 р., в 1872. г. — 220 р., в 1888 г. — 221 р.. в 1887 — 89 гг. — 169 р. Следовательно со времени 60-х годов заработки значительно увеличились. Это видно и из размера заработка в одну поденщину: в 1866 г. средний заработок в поденщину на промыслах Прибрежно-Витимской К° равнялся 61 к., в 80-х же гг. средний заработок в Витимской системе колебался между 73 к. и 1 р. 17 к. Средний заработок в поденщину по известным нам данным 80-х гг. равнялся в Витимской системе 1 р. Если вспомнить, что тут принимаются обыкновенно во внимание и рабочие подрядчиков, и рабочие в приисковом пароходстве, то средний заработок собственно на приисках должен бы быть несколько выше, если бы только данные горных исправников не были несколько увеличены заработками золотничников, состоящих на своем содержании. Поэтому 1 р. в день на хозяйских харчах и можно считать средним заработком рабочего в Витимской системе. В Олекминской системе заработки были несколько меньше: средний заработок в поденщину в 1883-84 гг. ровнялся 86 к. Но местная правительственная администрация принимала и здесь средним числом заработок 1 р. в день на хозяйских харчах, когда приходилось определять следующее рабочим вознаграждение в каких-либо спорных случаях. Тот же средний поденный заработок мы находим и в начале 90-х гг. В 1892 г. средний заработок в поденщину равнялся в К° Промышленности 1 р. 6 к., в Бодайбинской К° — 1 р. 8 к., в Ленском Т-ве — 1 р. 3 к. на  хозяйском содержании («Восточ. Обозр.» 1895 г., № 23.).

    В Ленском Т-ве в 1893 г. рабочие обоего пола заработали вместе в поденщину на своем содержании — 1 р. 56 к., в 1894 г. — 1 р. 67 к., в ]895 г. — 1 р. 75 к. («Вестн. Золотопр.», 1897 г., № 5, стр. 117.). Так как по оценке самой К° стоимость содержания в день в конце 80-х гг. принималась в 70 к. (а за исключением стоимости обязательной винной порции будет равняться теперь несколько более 60 к.), то следовательно, если верна цифра среднего заработка в 1892 г., то заработок рабочего Ленского Т-ва в 1893-94 г. был менее, чем в 1892 г. (Отчасти это может зависеть от уменьшения средней продолжительности пребывания рабочих на промыслах, которая равнялась на промыслах Ленского Т-ва в 1891 г. — 201 дню, в 1892 г. — 209 д., в 1893 г. — 195 д., в 1894 г. — 201 д., в 1895 г. — 204 д. «Вестн.  Золотопр.» 1895 г., стр. 331, 1896 г., стр. 188.), но сравнительно с 1887-89 гг. он несколько увеличился.

    Относительно среднего заработка, вычисленного нами на основании отчетов горных исправников, нужно помнить, что это именно средний заработок, а в Олекминском округе есть и такие КК°, где работа идет круглый год, благодаря подземным работам, и такие, где работы производятся только в летние операции (напр. у Плетюхина). Понятно, что в первых заработок рабочих будет выше, чем во вторых. Размер заработка очень изменяется также в зависимости от того, есть или нет па промыслах известной К° подъемное золото.

    В указанных нами выше данных о заработках рабочих уже включен заработок па подъемном и старательском золоте; посмотрим теперь, (где мы имеем для этого данные), какой % общего заработка составляет вознаграждение за подъемное золото. Так в 1881 г. в общей сумме заработка рабочих Витимской системы, как видно из отчета горного исправника, заработок на подъемном золоте составлял почти 15%, а на старательском почти 18% (Часть этого старательского золота должна быть добыта старателями-золотничниками, но не вся, так как в том же отчете 1881 г. указано, что «подземного, т.-е. полученного при хозяйских урочных работах» золота добыто более 45 п., а «собственно добытого старателями, т.-е. золотничниками» более 10 п., между тем вознаграждение за подъемное золото составляет 15%, а за старательское 18%. Очевидно, большая часть старательского золота добыта общеконтрактными рабочими в свободное время.). По промыслам в отдельных КК° это вознаграждение распределялось таким образом: на промыслах ІІрибрежно-Витимской К° вознаграждение за подъемное золото составляло 29% общего заработка, а заработка на старательском золоте не было вовсе; в К° Промышленности заработок па подъемном золоте равнялся лишь 4%, на старательском 25%, Бодайбинской К° на подъемном — 1%, на старательском — 52% общего заработка; в К° Плетюхина па подъемном золоте 17%, на старательском 18%, наконец, на прииске Дмитриева на подъемном 40%, на приисках же Владимирской К°, К° Гинцбурга и К° Громова, Дьячкова и Демидова не было заработка ни на подъемном, ни на старательском золоте (Арх. Ирк. Горн. Упр., К. 2766, № 37-45, л. 311 об. - 312.). На приисках одной и той же К° в разные годы заработок на подъемном золоте был не одинаков. Так на приисках Базилевского в 1877 г. заработок этот составлял 42% общего заработка, в 1878 г. 25%, в 1879 г. — 7%, в 1880 г. — 36%, в 1881 г. — 12%, в 1882 г. — 22%, в 1883 г. — 24%, следовательно заработок на подъемном золоте колебался от 7 до 42% (Материалы, сообщенные Л. Ф. Пантелеевым.). Из записки г. Михайлова (1890 г.) видно, что в среднем за 1887-89 гг. на каждого действительного рабочего приходилось платы за подъемное золото в КК° Промышленности и Прибрежно-Витимской по 46 р. (19% всего заработка) (В КК° Промышленности и Прибрежно-Витимской в операцию 1893 г. заработок на подъемном золоте составлял 31%, а в Ленском Т-ве в операцию 1894 г. 17% общего заработка. «Восточ. Об.», 1894 г., № 127: «Вестн. Золотопром.», 1895 г., стр. 332.), у Базилевского по 36 р. (15% всего заработка), в Ленском Т-ве по 47 р. (28%), у Демидовой по 51 р. (36% заработка), а в Яково-Николаевском Т-ве и Бодайбинской К° подъемного золота почти не было; в первом вознаграждения за него пришлось на каждого рабочего по 87 к., во второй, по 10 копеек.

    В большинстве контрактов выдача денег на промыслах предоставляется усмотрению управления; иногда прибавлено, что рабочие могут просить о выдаче лишь по отработке уже забранного ими. Лишь в немногих контрактах решительно воспрещается требовать деньги за работу на промыслах до общего расчета (Так, напр., в договорах К° Промышленности 1870 г. и Малопатомского Т-ва 1880 г.). Главноуправляющий промыслами Базилевского в записке, представленной иркутскому генерал-губернатору в 1890 г., говорит: «на руки рабочему в управляемом мною дело не выдается денег, и это обусловлено в контракте, за исключением разве больших праздников, и то в очень ограниченном размере (Вместо денег на приисках Базилевского выдают квитанцию, по которой рабочий может получить все, что ему нужно в приисковом магазине. Если же ему нужны именно деньги, то приходится продать купленные предметы со скидкою 20-30% тут же на прииске, или на стороне, или просто продать квитанцию со скидкою 10-30% или и более. «Но и перед такою скидкою рабочий не останавливается» так как покупка на стороне обходится рабочим все-таки дешевле, чем в приисковом магазине. «Восточ. Об.», 1896 г., № 3.), даже по контракту более 25 руб. он не имеет право иметь на руках; зато ему не возбраняется пересылать на родину хоть весь свой заработок, но вкладывает деньги сама контора» (От того и бывает, что денежные письма рабочих их семьям по целым месяцам ждут вложений на резиденциях по неимению у К° денег. «Восточ. Об.», 1895 г., № 17-18.). Действительно, в договорах Базилевского 1878 и 80-х гг. сказано: «Так как всякого рода припасы и предметы заготовлены в приисковых складах, потому никому из нас при себе больших денег не держать без ведома управления под опасением, что если при обыске у кого либо будет найдено более 25 р., то по 10 коп. с рубля удерживать в пользу открывателей, остальные же записываются в заслугу того, у кого будут найдены. Но как по опыту оказывалось, что большие деньги держатся рабочими на руках исключительно для запрещенной торговли спиртом и для скупа золота, то если при деньгах окажутся улики незаконного их приобретения, все деньги отбираются в пользу открывателей. Для безопасного же сохранения денег должны мы отдавать их местному управляющему или при посредстве его можем таковые отсылать в банк для приращения процентами» (Сходное с этим постановление есть только в договоре Ленского Т-ва 1883 г.).

    В 1893 г. Ленское Т-во открыло сберегательную кассу, в которую принимаются вклады от 25 руб.; на все внесенные суммы промысловое управление уплачивает 6% в год (В операцию 1894-95 г. из рабочих ею воспользовались 203 вкладчика, внесших 79667 р. (в среднем по 392 р.). «Вест. Золот.», 1896 г., № 10, стр. 209.).

    Посмотрим теперь, как распределяется весь заработок рабочего (См. таблицу в Дополнении XVIII.).

    Мы указывали уже, какой процент составляет задаток в общем заработке рабочих; распределение остального заработка (в процентах) указано в только что приведенной таблице. Из нее видно, что в уплату податей и своим семействам рабочие отправляли в 80-х гг. деньгами с промыслов Витимской системы от 6,8 до 13,9% заработка, в Олекминской системе в 4 года, относительно которых мы имеем данные, от 6,2 до 8,8%; отослано на сбережение в «банковые учреждения» в Витимской системе от 1 до 5,3%, в Олекминской системе от 1,7 до 2; выдано на приисках товарами и припасами в Витимской системе от 27,5% до 59%, в Олекминской системе от 39,8 до 64,9% (в 1885 г. в обеих системах вместе даже 65,3%), причем процент забора на приисках в конце 80-х гг. выше, чем в первой половине этого десятилетия. Додача составляла в общем заработке рабочего в Витимской системе от 23,7 до 56%, в Олекминской от 19,1 до 47,1%, причем додача в конце 80-х годов менее, чем в первой половине этого десятилетия.

    Так как задаток выдавался частью деньгами, частью вещами, то на основании данных в отчетах горных исправников мы не можем определить, какой процент всего заработка был получен рабочими деньгами и какой вещами, но приведем некоторые указания относительно отдельных промыслов из расчетной книжки.

    На основании расчетной книги с рабочими Прибрежно-Витимской К° за операцию 1876 г. (По описи — № 566, т. I.) мы вычислили, что 186 рабочих получили ровно половину своего заработка деньгами (не считая подъемного золота) и половину вещами на приисках Базилевского в операцию 1879 г. деньгами и вещами было выдано также почти одинаковое количество вместе с подъемным золотом (по данным относительно 115 рабочих). В Бодайбинской К° в операцию 1884 г. преобладала выдача вещами; по крайней мере из всей выдачи 72 рабочим в размере 17939 р. (считал и вознаграждение за подъемное золото) выдано было «имущества» 10725 р., «кассы» (т.-е. деньгами) 4949 р. и «других счетов» 2265 р. В записке г. Михайлова (1890 г.) есть данные относительно некоторых промыслов о том, сколько из заработанных рабочими денег, кроме вознаграждения за подъемное золото, было получено товаром и припасами в среднем за 1887-89 гг., а именно, на промыслах К° Промышленности и Прибрежно-Витимской 27,5%, Базилевскаго 30,4%, Ленского Т-ва 67%, Демидовой 70%, Яково-Николаевского Т-ва 59% и Бодайбннской К° 70%. Распределение вознаграждения за подъемное золото неизвестно, но на него рабочие в некоторой степени также закупали товары и припасы из приисковых амбаров, и магазинов. Меньший процент забора припасами и товарами в КК° Промышленности и Прибрежно-Витимской тем и объясняется, что, как замечает г. Михайлов, «плата за подъемное золото в этой К° дает рабочим возможность, при существовании особого магазина, продающего товары на деньги, менее брать товаров и припасов из амбара в счесть заработка». Таким образом, говорит г. Михайлов, «процент выдачи платы товарами и припасами в большинстве случаев превышает процент денежной уплаты. Можно почти с уверенностью сказать, что 2 первые дела единственные, где выдача денег преобладает над отпуском товаров и припасов в счет платы. О мелких приисках говорить излишне: там на долю товаров издает свыше 90%». По словам г. Михайлова, «чрезмерная выдача рабочим товаров и припасов в счет платы» составляет «одну из самых прискорбных сторон золотого промысла».

    Мы указывали, какую часть всего заработка составляет додача, и видели, что в конце 80-х годов она падала до ¹/₄ и даже ¹/₅ заработка. Но так как не все получают додачу, а многие остаются в долгу, то для получающих додачу она будет составлять большую долю заработка. Приведем некоторые указания относительно абсолютной величины додачи. Горный исправник Витимской системы в отчете за 1875 г. говорит: «С более или менее значительным заработком выходят только те, которые пробыли на приисках не менее двух, трех лет... В истекшую операцию, по окончании летних работ, с промыслов Базанова и Сибирякова рассчитано до 1200 рабочих; из них 625 чел. додано при расчете 27700 р. или около 45 р. па каждого» (следовательно додачу получили лишь не много более половины рабочих), «а 575 чел. остались в долгу па сумму около 16750 р. или более 27 р. на человека; но цифра додачи еще уменьшится, если принять во внимание, что многие рабочие получили свой заработок не за одну настоящую операцию, а за несколько лет работ па промыслах» (Арх. Ирк. Горн. Управ., К. 2574; № 139-243, л. 89.). Если исключить долг из чистого заработка и остаток разделить па всех 1200 рабочих, то окажется, что средняя додача на всех равнялась бы 9 руб. И это в самой богатой К° Витимской системы.

    На основании одного тома расчетной книги Прибрежно-Витнмской К° 1876 г. (По описи № 566, т. I.) мы определили, что из 186 чел. рабочих м. п. 127 чел. получили додачу в среднем по 42 р. (наибольшая додача 397 р.). Если же мы из додачи получивших ее вычли бы долг и разделили бы остаток на все число (186) рабочих, то средний чистый заработок равнялся бы всего 22 р. На основании одного тома расчетной книги Ленского Т-ва за 1876 г. (По описи № 34.) мы вычислили, что из 233 чел. об. п. получили додачу лишь 81, т.-е. 34% (наибольшая додача 276 р.). В среднем, каждому из получивших, додачу пришлось по 51 руб., по долгу за должниками осталось более, чем получили додачи 81 чел., так что, если взять всех 233 чел., то в среднем они не только не получили никакой додачи, но еще остались должны около 4 р. каждый. На основании одного тома расчетной книги Базилевского за 1879 г. мы определили, что из 115 чел. рабочих об. п. 80 чел. получили додачу в среднем по 107 руб. (максимум додачи 568 р.), а если вычесть небольшой долг и разделить остаток на всех 115 чел. рабочих, то средний чистый заработок получится в 68 руб. На основании одного тома расчетной книги Бодайбинской К° 1884 г. мы вычислили, что из 77 чел. получили додачу 61 чел., в среднем по 89 р. (наибольшая додача 591 р.). Если же из додачи вычесть небольшой долг, оставшийся за должниками, и разделить остаток на 77 чел., то получим средний чистый заработок в 69 р.

    Средние цифры должны удерживать от увлечения несколькими случаями крупных додач, да и то эти крупные додачи могут быть результатом труда не одного, а нескольких лет. Так как в указанной выше таблице в данных за 1887-89 гг. процент долгов обозначен, то, вычтя из процента заработка процент долгов и вычислив величину этой разницы на основании данных о среднем заработке, мы получим величину среднего чистого заработка всех рабочих, а не только получивших додачу, а именно: в Витимской системе в 1887 г. — 87 р., в 1888 г. — 31 р., в 1889 г. — 47 р.; в Олекминской системе в 1887 г. — 86 р„ в 1888 г. — 30 р., в 1889 г. — 46 р. Из этого видно, что не особенно большие богатства выносили рабочие с этой богатой золотоносной системы.

    В контрактах обыкновенно говорилось, что рабочие, задолжавшие золотопромышленнику, должны были или уплатить свой долг, или отработать его, не выходя с промыслов (Купенков в своей записке 1872 г. обратил внимание на то, что подобные меры на основании правил 1870 г. разрешались золотопромышленникам принимать лишь относительно ссыльнопоселенцев, о других же рабочих, не принадлежащих к этой категории, в параграфах 15 и 16 сказано: расчет между золотопромышленником и рабочими производится ежегодно, по окончании промысловой операции. По истечении срока найма рабочий получает от золотопромышленника свой паспорт и окончательно рассчитывается по условию. Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2544, № 48-103, л. 124.). Что условие об отработке долга не оставалось мертвою буквою, по крайней мере относительно поселенцев, видно из следующих слов горного исправника, 1872 г. При объезде приисков в августе месяце этого года он потребовал исполнения той ст. Горного Устава, по которой оставшемуся в долгу по найму поселенцу паспорт не выдается до возвращения им долга, и наем к другому золотопромышленнику обусловлен принятием им на себя долга рабочего прежнему хозяину. Управляющие просили горного исправника заставить должников отработать свой долг. Рабочие отвечали, что ранее этого не бывало, и такого обязательства они не давали. И исправник, и член совета Главного Управления Восточной Сибири Купенков прочитали им ст. Горного Устава с разъяснением, что это закон Государя, и что закон издается не для обсуждения, а для исполнения; исправник напомнил, что при засвидетельствовании контрактов он сам читал им статью в договорах об отработке долга, а также заставлял грамотных рабочих читать и то, и другое своим своим неграмотным товарищам. Под влиянием этих убеждений многие из должников остались отрабатывать долг, попросив только позволения выехать на резиденцию отдохнуть, другие же перешли в новые КК°, обязавшиеся при найме уплатит за них долги (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2549, № 126-71, л. 461. С задолжавших рабочих, как видно из дел Прибрежно-Витимской К°, брались расписки.). Из одной официальной бумаги местного окружного инженера 1887 г. видно, что даже в это время бывали «незаконные надписи со стороны учреждений на паспортах полноправных лиц о долгах» (Дело Канц. Ирк. Горн. Управ., № 14, т. II. Один из главных служащих в КК° Промышлен. и Прибр.-Витим. г. Стрижев в замечаниях на проект правил о найме рабочих 1887 г. жалуется на запрещение этого местным ревизором. Автор ст. в «Сибирском Сборнике» (1889 г., вып. II, стр. 37) говорит об обозначении долга на паспортах, как общепринятом обычае, не выделяя при том поселенцев.) Золотопромышленники обыкновенно жаловались на то, что за рабочими пропадает много долгов, но г. Михайлов в своей записке (1890 г.) справедливо замечает, что «задолженность рабочего находится в сильной зависимости от приисковых управлений, в особенности на небольших промыслах, часто основывающих свои дела, главным образом, на сбыте из своих лавок товаров».

    Посмотрим, действительно ли были велики долги, остававшиеся за рабочими. По отчету горного исправника 1881 г. в Витимской системе за рабочими бежавшими, умершими и по другим причинам «пропало» долгов 35796 руб., что при общей сумме заработка более 1 миллиона рублей составляет самую ничтожную величину, а при разделении на все количество наличных рабочих в эту операцию оказывается небольшим накладным расходом по 4 р. па каждого. В 1882 г. в той же системе за бежавшими, умершими и не явившимися «пропало» долгов 73791 руб. при общем заработке в 1.361,254 руб.; на каждого наличного рабочего это составит по 12 руб. В 1883 г. в той же системе «пропало» долгу всего 67607 руб. (при разделении на всех наличных рабочих получим 10 с небольшим рублей), сумма сама по себе небольшая, да к тому же значительная часть этого долга осталась за не явившимися рабочими (12700 руб.) и 12580 р. за умершими пропали у подрядчика, занимавшегося поставкою лесных материалов для К° Базанова и Сибирякова. „Не явились для отработки долга», говорит горный исправник, «исключительно все инородцы из якутов по случаю существовавшей в Олекминском округе оспенной эпидемии». Из этих слов видно, что отработка долга все-таки существовала, следовательно часть долгов могла быть отработана и в следующую операцию. Нужно еще заметить, что 58% всей суммы долга в эту операцию осталось за рабочими, рассчитанными приисковыми управлениями «по неспособности и другим случаям. В 1884 г. в Витимской системе пропало за рабочими 41430 р., в том числе 75% за рассчитанными «по неспособности и другим случаям»; это составляет менее 6 руб. на каждого наличного рабочего. В Олекминской системе в 1883 г. пропало долгов 17305 р., что на каждого наличного рабочего составит менее 4-х руб.; в 1884 г. — 21733 р., — около 5 р. на каждого наличного рабочего. В 1885 г. в обеих системах Олекмннской и Витимской пропало долгов 38481 р. (в том числе 70% за рассчитанными по болезни и другим причинам), что составит на каждого наличного рабочего несколько более 3-х руб. Мы видели из таблицы, напечатанной в Дополнении ХVІІІ, что пропавшие долги составляли в 1887- 89 гг. в Витимской системе всего от 2-х до 3,6% всей выдачи, а в Олекминской еще менее — от 1 до 1,4%, что в обеих системах вместе составит на каждого наличного рабочего всего 3-4 руб. («Памятн. Книж. Якут. Области, на 1891 г.», стр. 111.), а в 1890 г. в Витимской системе даже менее 3-х руб. (Отчет Горн. Исправ.).

    Приведем некоторые данные относительно отдельных КК°. В операцию 1873 г. в К° Промышленности за 221 рабочим осталось долгу 13447 р., что составит в среднем почти по 69 р. на каждого должника (наибольший долг 378 р.), при разделении же на всех рабочих К°, это составит менее 9 руб. на каждого (Арх. К° Промышл. 1873 г., № 13-284.). В 1875 г., на промыслах К° Базанова и Сибирякова осталось в долгу 575 чел. (около 48%) на сумму 16750 р., или по 29 р. на чел., при разделении же долга на все число рабочих — около 14 р. на каждого (Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2574, № 189-243, л. 89.). В 1882 г. в К° Промышленности за 265 рабочими осталось 21368 р. долгу или в среднем по 80 руб. на каждого должника, а при разделении на всех рабочих — по 11 р. на каждого (Отчет К° Промышл. за 1882 г., Прил. под л. Н.). На промыслах Базилевского в 1887-89 гг. оставалось самое ничтожное количество долгов (в 1889 г. на Верном прииске 18 р. на всех рабочих). В 1894 и 95 гг. долги, пропавшие за рабочими, составляли лишь 0,7% всей выдачи («Вестн. Золот.» 1895 г., стр. 333; 1896 г., стр. 188.).

    Рабочие выносили в среднем с олекминских промыслов незначительные додачи; пополнением их служили нелегальные заработки — тайное хищение золота (Предания военному суду за кражу золота в рассматриваемое время уже не существовало. Ср. Розанов, изд. I, стр. 126-127.). Количество его, разумеется, мало поддается учету, но иногда слишком преувеличивали размер такого хищения. Исправник Витимской горной системы в отчете за 1875 г. говорит: «существующее понятие о баснословной цифре выносимого с промыслов» К° Базанова и Сибирякова «золота не заключает в себе никакого вероятия. Быть может хищничество золота принимало широкие размеры в прежние годы, когда не было такого строгого надзора, какой установлен в настоящее время» (Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2574, № 189-243, л. 92.). По словам г. Калагеорги (1882 г,), без подъемного золота, воровства золота и других афер «рабочий, как бы ревностно ни трудился, не в состоянии сделать сбережения». Сбывали рабочие краденое золото в селениях Витиме и Нохтуе. «Прежде в с. Витиме рабочие после расчета носили в карманах золото, которое горстями предлагали купить всякому встречному, называя золото пшеничкой; бывали случаи нахождения золота, рассыпанного на улице; теперь ничего подобного нет, но тем не менее кража золота и тайный скуп его продолжаются и, судя по общему голосу, размеры воровства увеличиваются (Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2765, 37-30, л. 52, 58, 65-86.). Ген. Педашенко в записке 1885 г. указывает на то, что находящимся на промыслах казакам «даже не выгодно стараться об искоренении хищничества золота, так как за отобрание от рабочего утаенного при работе золота промысловое управление платит казакам по 2 р. за золотник (Теперь некоторые КК° платят по 5 рублей.), и из донесения Калагеорги видно, что на одних только приисках Сибирякова и К° было уплачено казакам за представленное ими золото в операцию 1879-80 г. 8546 р.» (Дело канц. Иркут. Гор. Упр. № 11.). Автор статьи в «Сибирском Сборнике» указывает на то, что рабочие считают золото божьим («Сиб. Сборн.» 1889 г., вып. II, стр. 39.). Количество обнаруженного хищнического золота ничтожно: в 1873-83 гг. самое большое количество его в год равнялось 35 фун. (Приложение I к выпуску I сборника гл. офиц. докумен.» т. VII, отчет о золотопр. Восточ. Сиб. за 1882 г., прил. № 13.). Между тем, если верны сведения, сообщаемые одною газетою, количество его в действительности весьма значительно (Автор этой заметки говорит, что «на рынок поступает корчемное золото от старателей, от хозяйских рабочих, от скупщиков, от казаков, от крупных и мелких спиртоношеских партий». Главные пункты сбыта корчемного золота селения Витимское и Мача; в с. Мачу, по мнению автора, сбывается до 30 пуд., в Витим до 50 пуд. в год. «Восточ. Обозр.» 1891 г., № 44. Мы, впрочем, сомневаемся, чтобы эти цифры имели хотя бы приблизительную точность.).

    Скупкою золота, по свидетельству Калагеорги (1882 г.), занимаются подрядчики, поставляющие лес и уголь и живущие в лесу по соседству приисков, затем некоторые конюхи, кучера и пр. («Им управление платит, в виде особой награды, по 2 р. за золотник» (1882 г.), «желая увеличенной платой за золото предотвратить продажу его на сторону».), спиртоносы и наконец сами золотопромышленники и их доверенные. По словам г. Михайлова (1890 г.), «большинство незначительных производств, ютящихся около богатых промыслов, или представляют так называемую сухую промывку, т.-е. тайный скуп золота от рабочих других промыслов, или оперируют на продаже товаров, припасов и вина с надбавкою больших процентов, отдавая заарендованные ими прииски в разработку «золотничникам» (Ср. «Восточ. Обозр.» 1895 г., № 22, стр. 3.).

    Расчет рабочих в Витимской системе производится 10-го сентября, а в Олекминской ранее, чтобы рабочие могли поспеть на пароходы, которые отправляются из Бодайбинской резиденции 11-15 сентября. Расчет производится по расчетным листам или книжкам.

    Отметим некоторые постановления контрактов относительно расчета рабочих. В договоре К° Промышленности 1870 г. сказано: «правильный и безобидный расчет получать нам от промыслового управления не позднее 10-го сентября, а деньги, следующие нам по расчетам, выдаются по квитанциям там, где управляющий сочтет удобным, т.-е. на прииске или на Ленско-Витимской резиденции». В договоре К° Промышленности и Прибрежно-Витимской 1887 г. это условие выражено таким образом: «Для расчета нашего с промысловым управлением выдаются нам расчетные листы и книжки, в которых записывается вес наш забор и заработок каждомесячно. Листы эти обязываемся хранить при себе, и утративший его беспрекословно рассчитывается по книгам конторы и никаких жалоб начальству па неправильность расчета предъявлять не имеет нрава. Все претензии на неправильность записей, сделанных в расчетных листах, каждый из нас обязан заявлять конторе промыслов своевременно, т.-е. в течение последующего месяца (Условие о месячном сроке на заявление претензий встречаем и в других договорах.)... А перед окончанием операционного расчета, т.-е. 10-го сентября, и окончания срока настоящего обязательства все претензии и справки должны вырешатся до 15-го августа, и по прошествии этого срока мы никаких жалоб и претензии о неправильном расчете приносить не имеем права. По окончании срока настоящего обязательства промысловое управление на причитающиеся нам к получению суммы выдает ордера или подлинные расчетные листы на получение по ним денег в ближайшем пункте. Увольнительные наши виды, паспорта и билеты с удостоверениями в отсылаемых деньгах выдаются нам на руки». По договору Ленского Т-ва 1883 г. «причитающаяся доплата рабочим производится наличными деньгами в первом по выходе из тайги жилом месте, именно на Мачинской резиденции или в с. Витимском, назначенным для этого доверенным от управления. В договоре той же К° 1890 г. прибавлено, что если кто-либо из рабочих «пожелает получить свой расчет на прииске, то такой может быть выдан лишь после общего расчета на Бодайбинской резиденции по получении ведомости о лицах, коих расчет не был произведен на названных резиденциях». В том же договоре сказано, что «с 1-го по 10-е сентября никаких выдач имущественных управление не производит, кроме выписки на наличные деньги». Наконец в договоре той же К° 1891 г. находил еще следующее добавление: «Все расчеты по минувшей операции обязательно заканчиваются не позже 1-го ноября. После этого срока книжка считается недействительной».

    Посмотрим, как происходил расчет в действительности. Олекминский горный исправник в своем донесении генерал-губернатору осенью 1872 г. говорит: «Конечно, в самый день расчета 10-го сентября без жалобы на приисках Базанова опять не обошлось, и разбирательств на неправильность додач было немало». Но все-таки в нынешнем году их было значительно менее сравнительно с прошлым годом; «это произошло от того, что расчетные листы, хранившиеся постоянно почти в конторах, отданы были рабочим ныне на руки, и они могли каждую неправильность отметок обжаловать в течение того месяца, когда она занесена, да и самые отметки заработанной платы и забор припасами и вещами велся с большею, чем прежде, аккуратностью. Невозможностью кажется разбирательство с рабочими, разъяснение им или ошибок, или непонимания, но что это нетрудно и можно сделать без крику и брани», продолжает исправник, «я испытал сам, убедив, например, рабочих на приисках Переяславцевой, что плата разносится им в расчетные листы верно, и убедил лишь тем, что терпеливо объяснил каждому отдельно, имея при этом одного из них грамотного и прочитывая каждому раскомандировочный журнал, в котором отмечается, где и на какой работе ежедневно был рабочий и какую получил плату» (Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2549, № 126-71, л. 461 и след.). Олекминский исправник считал очень важным передачу расчетных листов на руки рабочим; но этот порядок не удержался. По словам г. Калагеорги (1882 г.), «во избежание потери рабочие оставляют расчетные листы в конторе. Просматривая эти листы», продолжает он, «и проверяя их за несколько месяцев опросом рабочих, я вынес убеждение, что рабочие отлично знают свой расчет и что нигде их не обсчитывают, но на некоторых небольших приисках листы ведутся крайне неряшливо, заработок записывается небрежно и неопределенно, так что в случае претензии рабочего трудно решить, насколько она справедлива. Больший порядок и аккуратность в этом отношении можно встретить на приисках Трапезниковых, где вместо листов заведены переплетенные книжки, в начале которых напечатаны более важные статьи контрактов, затем плата за работу записывается с подробным обозначением рода занятий и числа дней, употребленных на известную работу» (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2765, № 37-30, л. 57. Есть указание, что в это время при расчете на приисках рабочим выдавали лишь часть денег, а на остальные вручали им квитанции, по которым они получали деньги в Иркутске, в конторах золотопромышленников. «Сибирь» 1882 г., № 31, стр. 8. Позднее это было запрещено, но при мне (1891 г.) был случай жалобы рабочего бывшему начальнику иркутск. горн. управ. на неполучение денег в Иркутске, на что начальник только сказал: «зачем же они берут ордера, когда это запрещено».). В отчетах о золотопромышленности Восточной Сибири за 1879 и 80 гг. сказано: «выдача заработных денег по квитанциям производится на баржах во время пути в присутствии горного исправника» (Дело Горн. Деп.). Однако не всегда бывало так: «ужасным злом на приисках», говорит автор одной газетной статьи, «является выдача заработной платы рабочим и служащим, вместо заслуженных денег, квитанциями и товарами, каковая система практикуется у многих золотопромышленников. Некоторые на квитанциях пишут: «выдача денег в таком-то месте у доверенного», а кто доверенный — не обозначают; между тем случается, что взявший квитанцию тщетно разыскивает в назначенном месте доверенного прииска, и, не находя его и не зная куда деваться с квитанциею, принужден бывает продавать ее за полцены, т.-е. получить 50 коп. за 1 руб., а то иногда человеку, идущему в расчет, вместо денег выдают товары, с которыми ему и деваться некуда, но если бы ему и можно было куда-нибудь сдать эти товары, то мешают цены неимоверные («Вост. Обозр.», 1886 г., № 50, стр. 10. Ср. «Сибир. Сборн.» 1889 г., выпуск II, ст. Ангарскаго, стр. 49.)». Не малое затруднение с приисковыми ордерами приходилось испытывать и поставщикам товаров на прииски, в числе которых бывали местные инородцы («Сибирь», 1887 г., № 23, стр. 4.). Из донесения горного исправника Олекминской системы за 1888 г. видно, что расчет с рабочими производился или на самых приисках, или на Бодайбинской резиденции (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2775 № 196-210, л. 12.). Но из записки Михайлова видно, что выдача квитанций практиковалась некоторыми приисковыми управлениями и в 1890 г. Г. Ангарский говорит, что большие толпы рабочих с приисков Ник-вой ходили по селу Витиму, имея на руках только ордера на получение денег, по которым денег им никто не выдавал. «Положение их было самое отчаянное: без гроша, в холодной, плохой одежде, при лютых морозах, шлялись они по Витиму, ища суда и управы, а главное крова и хлеба. Десятками являлись они то в волость, то к заседателю и с воплем, терзаемые голодом и холодом, просили расчета. Многие даже официальным лицам заявляли, что голод может вынудить их на преступления» («Сиб. Сборн.» 1889 г., вып. II, ст. Ангарскаго, стр. 49. Ср. случай задерживания денег при расчете. „Вост. Об.» 1895 г., № 17-18.).

    Относительно выхода рабочих с промыслов олекминский горный исправник в 1872 г. доносил генерал-губернатору: «опыт прошлогоднего выхода рабочих на Витим показал, что промысловые управления не выдают рабочим на дорогу достаточного количества сухарей, так что многие из них, придя на Бодайбо и не попав на пароход, должны ожидать прибытия нового или идти пешком и плыть на плотах, терпя недостаток в продовольствии. Кроме того, больные из рабочих не снабжались лошадьми, и для подания помощи заболевающим не командировались приисковые врачи». Горный исправник предписал обратить на это особое внимание, и вследствие этого рабочих сопровождали при выходе два врача и один фельдшер. «Сухарей роздано в избытке, и рабочие продовольствовались ими не только в ожидании парохода на Бодайбо и при переезде в Витим, но запасных взяли с собой при следовании до Киренска; что же касается до сухарниц» (т.-е. предписаний на выдачу сухарей) «на дальнейшем пути до станции Жигаловой, то таковые выдавались лишь только К° Трапезниковых. Все же другие управления отозвались, что заготовляют сухари только для тех рабочих, которые, будучи наняты в верховьях Лены, пойдут потом зимою на прииски, и объясняли ненадобность их для возвращающихся тем, что рабочие вынесли с собою заработки, достаточные, чтобы прокормиться в пути. От Бодайбо до Витима рабочие ехали на пароходе на счет золотопромышленников. При посадке на баржи сделан был на Бодайбо обыск всех рабочих; делались такие же ранее и на дороге (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2549, № 126-71, л. 458, 468.)».

    Майор Ларионов, наблюдавший за выходом рабочих с частных промыслов 1871-73 гг., сообщает, что рабочие выходят с приисков с трех пунктов: а) на Мачинскую резиденцию против Нохтуйской станции Олекминского округа Якутской области; б) на станцию Крестовскую, Иркутской губернии, в 57 верст. от села Витимского и в) в село Витимское и витимские резиденции, куда рабочие после операции доставлялись с приисков по р. Витиму на пароходах большими массами. «Сюда выходят, почти единовременно, больше 3000 челов., и затем эта масса направляется вверх по Лене внутрь губернии. Население по Лене существует только по берегам; другого пути, кроме берегового, до впадения в Лену рр. Куты и Илги нет. От Усть-Куты надзор за следованием рабочих затрудняется; рабочие из ангарских волостей Киренского округа, все из Нижнеудинского округа поворачивают вверх по Куте на заштатный город Илимск. С устья Илги сворачивают с Кутского тракта все рабочие из Балаганского округа и Верхоленскаго — Илгинской волости. Таким образом рабочие, все больше и больше рассыпаются по Киренскому округу, оставаясь в деревнях Петропавловской и Витимской волостей зимовать до срока явки на прииски и от с. Усть-Кутского идут уже не партиями, а по нескольку человек, большею частью уже прогулявшие свои заработки и нередко ища поденного заработка у населения. При таком положении надзор за ними все больше и больше ослабляется, и наконец они вовсе выходят из под какого-либо надзора на рр. Куте и Илиме (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2574 № 188-242, л. 75-77.)». По словам отчета олекминского горного исправника за 1874 г., «пьянство и безрассудная трата денег, с таким трудом заработанных, по прибытию в жилые места, были те же как и всегда (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2566, № 206-152, л. 54. Однако киренский окружной исправник в 1876 г. сообщал, что «в настоящие годы не те уже заработки, не то уже и пьянство, что было раньше: много рабочих выходят с промыслов совершенно без денег, даже должниками; этим нечего пропивать, даже нечего и поесть».)». В виду того, что в селе Витимском ежегодно производилось систематическое спаивание и обирание рабочих, как местными жителями, так и приезжавшими к этому времени из других мест, по распоряжению генерал-губернатора с 1881 г. рабочих перестали высаживать в Витиме, и большая часть из них прямо с баржей пересаживалась на пароходы, которые уже за плату, взимаемую с рабочих, отвозили их или до с. Усть-Кутскаго или до Киренска («Горн. Журн.» 1882 г. № 9, стр. 372; Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2669, 343-450, л. 1, 5-8. При посадке на пароход рабочие подвергались обыску. Их предписано было вывозить на пароходах возможно ближе к Киренску.). В 1883 г. часть рабочих была доставлена бесплатно прямо до Киренска, находящегося от с. Витимского в расстоянии 434 верст, а другая часть отправилась до с. Усть-Кутскаго за плату (Дело Горн. Департамента с отчетом о золот. Вост. Сиб. за 1883 г.). Рабочие вывозились на пароходах не всегда без замедления. В 1884 г. в газету «Сибирь» писали: «пароходству К° Сибирякова и Базанова положительно не везет. В прошлом году поломался пароход «Гонец», нынешним летом — «Иннокентий» и в сентябре месяце что-то сломалось у «Генерала Синельникова», доставлявшего приисковых рабочих в Киренск. Пароход этот, остановившись для исправления в деревне Ильинской (Петропавловской волости), ниже Киренска 120 верст, не хотел везти рабочих дальше, но рабочие взбунтовались и потребовали, чтобы управление пароходства обязательно доставило их до Киренска. Капитан парохода уехал в Киренск, откуда через сутки были посланы сухари для содержания рабочих и инструменты, необходимые для исправления сломавшихся частей; наконец, через несколько дней «Синельников» подошел к Киренску, плывя черепашьим шагом, высадил в городе 600-700 чел. рабочих и сейчас же отправился восвояси, напутствуемый не весьма лестными эпитетами рабочих, озлобившихся за медленную доставку их. В прошлом году, при взрыве котла па пароходе «Гонец» было убито 11 чел. («Сибирь» 1884 г., № 44, стр. 7.)».

    В 1887 г. генерал-губернатор издал циркуляр, которым обязал золотопромышленников вывозить рабочих бесплатно до Киренска (Арх. Витим. Горн. Испр., 1888 г. № 5. Золотопромышленники, не имевшие собственных пароходов, вносили в 1888 г. Ленско-Витимскому пароходству за провоз рабочих следующую плату: от Бодайбо до Витима 3 р., от Витима до Киренска 9 р. 40 к.; содержание из вольного буфета на сухарях стоило там 50 к. в день, на полном содержании 1 р. Арх. Витим. Горн. Исправ., 1888 г., № 11. Далее Киренска рабочие едут на свой счет; от Киренска до Усть-Кута (около 400 верст) с них берут на пароходе 6 р. «Вост. Об.» 1891 г., № 46, стр. 6.). Вывозка рассчитанных рабочих с Бодайбинской резиденции начиналась с 12 сентября, последний пароход уходил в начале 20-х чисел. В контрактах начала 90-х гг. мы встречаем уже упоминания об обязанности золотопромышленников бесплатно вывозить рабочих до Киренска, папр. в договорах Ленского Т-ва 1890 и 1891 гг.

    Едучи па пароходе по Витиму на олекминские промыслы, я немало наслышался от капитана парохода о неспокойном поведении рабочих при возвращении с промыслов после расчета. Но нужно заметить, что их везут на особой барже, которую тащит пароход, и набивают, по словам рассказчика, как сельдей в бочку. Более смирные рабочие иной раз даже боятся ехать на барже и просят позволения поместиться на пароходе, что некоторым и разрешается. В 1890 г. на барже рабочие немало волновались. Исправник, ехавший на пароходе, посылал на баржу урядника, но тот не посмел туда явиться. Рабочие выкрикивали исправнику разные ругательства, негодуя на то, что их не выпускают на берег (с целью охранения от эксплуатации со стороны торговцев водкою), прогоняли матросов, говоря, что сами будут управлять баркою. По словам капитана, вина с парохода им не продают, но в Витиме подплывают на лодках евреи и другие торговцы и сбывают вино.

    Однако, на меня выход рабочих произвел гораздо более благоприятное впечатление. 12 сентября 1891 г. я выехал из Бодайбо на пароходе «Генерал Синельников», который вел за собою на буксире переполненную рабочими баржу. При посадке рабочих промыслов КК° Промышленности и Прибрежно-Витимской забрались на пароход человека 3 из чужих рабочих; хотели ли они проехаться на даровщинку, или это были жулики  и шулера, но рабочие разыскали их и столкнули с баржи в воду (они выбрались на берег). Баржа, на которой плыли рабочие, была устроена таким образом. В ней есть под палубой два люка, в которых устроены нары; рабочие помещаются как на нарах, так и под нарами. Но не все поместились в люках; весьма большое количество расположилось на палубе. В одном месте на ней была крытая  рубка, но занята была народом и вся открытая палуба; для защиты от дождя над нею был протянут брезент, но на носу и корме оставались еще совершенно открытые места, также занятые рабочими. В трех местах на палубе были устроены очаги, на которых рабочие готовили себе пищу. К счастью, только в первый день плаванья шел небольшой дождик, а затем все стояла ясная, хорошая погода. Рабочие получают от золотопромышленников только сухари, но приказчик, состоящий при барже, закупает заранее разную провизию и продает ее рабочим. Соленое мясо стоило 15 к. за фунт, белая булка, фунта в два) — также 15 к. На барже некоторые рабочие играют в карты; один грамотный рабочий достал от биржевого приказчика гадательную книгу и гадал товарищам. Рабочие вели себя совершенно спокойно и прилично, в чем я мог убедиться, так как от Воронцовской пристани до Витима ехал съ ними на барже. 14 сентября мы вышли на Лену, но верст 60 за Витимом сломалась машина, и мы 3 дня простояли на месте. В это время была превосходная, совершенно летняя погода, но, конечно, задержка на пути не могла не раздражать рабочих, тем более, что некоторые из них возвращались в Топольскую и даже Нижегородскую губернии. 17 сентября они прислали уполномоченному компании Шамарину, который ехал со мною на пароходе, написанную карандашом записку и требовали в ней, чтобы, в виду задержки, их или бесплатно провезли далее, чем обязана К°, а именно до Усть-Кута, или уплатили за каждый день простоя но 2 р. каждому и просили дать им ответ. Шамарин ездил на берег к рабочим объясняться в сопровождении капитана, полицейского надзирателя и урядника. Рабочие припомнили Шамарину, что К° штрафовала их летом за прогул по 2 р. в день, а потому они требовали за задержку по 2 р. в день; указывали они и на то, что многие просились в июле отпустить их домой, но им этого не разрешили (по контракту они обязаны работать до 10 сентября). Шамарин предлагал сначала на человека по 2 р. за все 4 дня, а потом согласился дать 3 р., и на этом помирились, с тем, чтобы деньги были выданы в Киренске. Сначала рабочие поверили Шамарину на слово, но затем, по совету некоторых товарищей, потребовали письменное удостоверение, которое и выдал им полицейский надзиратель, сопровождавший партию. Уже ниже Киренска, пересев на другой пароход, на который сели с нами и некоторые рабочие К° Промышленности и Прибрежно-Витимской, я слышал, как один рабочий сказал другому: Напрасно мы взяли по 3 р. с К°, лучше бы их вот так», — и он сделал довольно выразительный жест кулаком. Была, значит, и более радикальная партия среди рабочих, желавшая по-свойски расправиться со служащими К° (Во время стоянки один рабочий заболел психически, как видно маниею преследования: он сдал предварительно деньги (700 р.) на хранение полицейскому надзирателю и, сшив валенки, в одном нижнем белье убежал 15 сентября в лес. Дело было уже к ночи, пробовали искать его с факелами, но не нашли. С ним ехала и его жена, женщина, довольно видная, которую он, по-видимому, ревновал к другим рабочим. 17 сентября он нашелся. Он бродил по лесу, хотя стало уже гораздо холоднее и хотя слышал, как его искали; по возвращении он говорил, что боится, и страдал бессонницею. Несколько поспав, он стал как будто покойнее. В Киренске было еще следующее приключение: один рабочий настиг здесь свою жену, уехавшую с другим, и полицейская власть сочла своим долгом возвратить ее мужу, но жена категорически заявила, что жить с мужем не станет: «довольно он сосал мою кровь», сказала она.).

    В 1896 г. несколько золотопромышленных КК° Ленского горного округа согласились между собою отправлять рабочих только на тех пароходах, которые назначат срочные рейсы и заблаговременно объявят свои таксы («Вост. Обозр.» 1896 г. № 71.).

    Мы говорили выше (см. гл. II) о заботах генерал-губернатора, Восточной Сибири Синельникова об охранении заработка приисковых рабочих (В контрактах Трапезниковых 70-х и 80-х гг. даже было прописано, что рабочим объявлено распоряжение Синельникова относительно выдачи тем из них, которые этого пожелают, половины заработанных денег на месте расчета, а другой половины на месте их жительства чрез особо командированных от губернатора чиновников.) и о посылке с этою целью на олекминские промыслы полковника Купенкова. По этому поводу олекминский горный исправник в январе 1872 г. доносил Синельникову: «При нынешнем осмотре приисков внушал рабочим о бережливости и предлагал передавать мне часть заработанных ими денег с тем, что таковые будут возвращаемы им по прибытии в свои волости. Рабочие не вдруг отвечали общим согласием, и нерешительность эта, как оказалось впоследствии, происходила оттого, что выдача денег через волостных писарей соединена для них с тратою. Когда же я объяснил им, что деньги будут выдавать не писаря, а адъютанты» генерал-губернатора «и чиновники особых поручений (!), то рабочие... обещали воспользоваться моим предложением и благодарили за заботливость о них, сознаваясь, что, вырвавшись после трудной работы на свободу, они действительно не умеютъ сберечь денег, которые не столько впрочем пропивают, сколько отбирают у них люди недобросовестные, пользующееся бессознательным положением опьяневшего. Но это слышалось лишь со стороны крестьян: поселенцы, как бессемейные и не имеющие своей оседлости, не придавая деньгам никакого значения, выражали, что беречь их не к чему»; на возражение исправника, «что с летами уходят силы и что под старость работа делается труднее» они отвечали, что «тогда общество их прокормит и призрит. Вообще на расчет установился такой взгляд, что в это время весь заработок надо истратить на свое удовольствие, без малейшего сожаления, как о деньгах, так и о потерянных силах и без думы о том, что новый заработок потребует новых тяжких трудов» (Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2549, № 126-71, л. 210.). Осенью того же года олекминский исправник в донесении Синельникову говорит: «За принятыми предварительно г. Купенковым мерами, особого разгула в Витимском селении при мне не было. Пароход «Гонец», на котором я сопровождал рабочих, пришел туда 18 сентября, когда уже смерклось, и рабочие по распоряжению моему на ночь с баржей спущены не были. Когда же на другое утро сошли они на берег, то все кабаки были заперты, и хотя на постоялых дворах они и выпили, а выпивши и запели песни и заиграли на гармониках и скрипках, но учрежденный надзор не давал усиливаться разгулу, инструменты были отбираемы (?) (Из этого видно, что охранители хватили в своем усердии через край.), бурлившие запирались, деньги для сбережения отбирались и передавались полковнику Купенкову, словом, веселие это было далеко не то, свидетелями которого я был в 1870 г., когда перед одним пьяным рабочим товарищ его расстилал кусок ситцу аршин в 15, и он шел по нему через грязь, а другой при мне же заплатил 80 р. шарманщику, игравшему будто бы для него одного на дворе, тогда как кругом были десятки слушателей». По приказанию генерал-губернатора исправник предлагал рабочим вносить деньги в сберегательную кассу; на это ему отвечали — одни, что у них мало денег, другие, что они им нужны на домашние расходы, а некоторые заявляли, что получать деньги из кассы очень долго, а проценты па небольшую сумму уйдут па пересылку по почте. По мнению исправника, сберегательная касса действительно не удобна для приисковых рабочих, тем более, что, по своим правилам, она не входит ни в какую переписку и денег и книжек не пересылает. Но вследствие убеждений исправника рабочие в Витиме передали полковнику Купенкову на хранение около 18000 р. с тем, чтобы получить их или в Иркутске, или в местах их причисления; исправнику было также передано 1590 р., из которых большую часть он препроводил иркутскому губернатору для выдачи на месте, а остальные отослал по указанию рабочих (Арх. Иркут. Горн. Упр. К. 2549, № 126-71, л. 459-460.). Осенью следующего года тот же исправник писал, что рабочие «в последние три года стали отдавать свои деньги на сохранение инспектировавшему прииска полковнику Купенкову, приобретшему полную их доверенность, и оставлять себе лишь необходимые для прохода до Иркутска» (Арх. Иркут. Горн. Упр. К. 2560, № 130-184, л. 84.), но без сомнения рабочие отдавали па хранение лишь небольшую часть своего заработка. По словам Г. Стрижева в его замечаниях на проект правил о найме рабочих, Купенков первый из представителей администрации «здесь поработал над улучшением положения приискового рабочего». Многие из мер Синельникова не достигли своей цели, но все таки его заботливость принесла некоторые плоды, пересылка же денег чрез особых чиновников скоро прекратилась, а предложение пересылать свои заработки чрез горных исправников не встретила сочувствия рабочих. Осенью 1875 г. витимский горный исправник донес якутскому губернатору, что по окончании летних работ он предлагал рабочим сдавать ему свои трудовые деньги для пересылки в места причисления, но ни один из них не сдал своих денег под разными предлогами (Арх. Витим. Горн. Испр., 1875 г., № 33, л. 9.). Это весьма естественно: было бы гораздо удивительнее, если бы рабочие почувствовали вдруг доверие к горным исправникам, которые разве только при Синельникове стали несколько более вникать в интересы рабочих, а по оставлении им своего места вновь обратились в большинстве случаев в верных слуг местных предпринимателей. Циркуляр генерал-губернатора бар. Фредерикса 21 апреля 1876 г. об охранении приисковых рабочих при выходе с приисков был изложен нами выше [см. гл. II] (В. 1881 г. с 1 января по 14 сентяб. горному испр. Витимской системы было передано рабочими 24.100 р.; из них отослано в банковые учреждения 19.050 р., окружным исправникам 730, волостным правлениям 1.020 р. и выдано на руки при выходе с приисков 3.300 р. Арх. Ирк. Горн. Упр. К. 2669, № 343-450, л. 8.). Мы видели, что теперь но желанию рабочих отсылается некоторая, хотя и небольшая, часть заработка в банковые учреждения, а именно, в 80-х гг. в Витимской системе от 1 до 5,3%, в Олекминской системе, от 1,7 до 2%.

    Средние додачи, выносимые рабочими с промыслов, были невелики, но у некоторых отдельных рабочих бывало на руках по нескольку сот рублей, особенно после работ па промыслах более одного года. Такие бережливые рабочие подвергались при выходе с приисков большим опасностям. Олекминский горный исправник в отчете за 1874 г. говорит об убийстве выносящих значительную додачу рабочих, как о весьма обычном явлении: по его словам, «они, будучи завлечены местными ленскими жителями, преимущественно Петропавловской волости Киренского округа, большею частью пропадают без вести» (Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2566, № 206-152, л. 54.). Указание на то, что население Витима занималось охотою на горбачей, мы встречаем еще в начале 80-х гг. («Сибирь», 1881 г., № 25, стр. 4. В Витиме были даже особые дома с подземным спуском в Лену, чтобы легче было выбрасывать трупы убитых рабочих. «Сиб. Газ.» 1882 г. № 26.). Убийство совершалось иногда и товарищами убитого: так во время пребывания нашего в Олекминской системе во время расчета рабочий черкес, выходивший с промыслов с деньгами, был убит товарищами черкесами.

    Но гораздо опаснее всяких убийц и грабителей были те соблазны, которым подвергались рабочие, на обратном пути и главным средоточием которых был Витим. Здесь рабочих встречали в 1870-х гг. пушечной пальбой, устраивали для них иллюминацию, театр марионеток, сюда привозили для них публичных женщин, здесь матери торговали своими дочерьми, мужья женами. «У пьяного появляются разные фантазии. Вдруг посылает он купить две штуки алого ситца, потому что желает идти по ситцу, как по ковру, в другой кабак, на другой конец села. Музыканты отправлены вперед, за ними по разостланному ситцу идет наш одичавший рабочий; праздная толпа рвет на куски этот ситец. Вот он уже раздумал идти в тот кабак, а вздумалось идти в трактир, но пешком он не идет, извозчиков нет, запряженной лошади вблизи не случилось. Вот у забора валяются опрокинутые пошевни. Он велит их положить па жерди, садится в них и предлагает желающим донести его до трактира за 10 руб. В трактире он требует вина — «пробку в потолок»; ему подают русское игристое и берут 8 руб. Сильно захмелев, уходит он в спальню. На другой же день пробуждается не на кровати, не в объятиях красавицы, а где-нибудь под забором, в грязи, хватается денег, но их нет, нет и бобровой шапки, за которую только накануне заплатил 10 руб.; нет па нем нескольких блуз, надетых одна на другую, шали в 8 руб. Он въ одной сорочке и без сапог. Голова трещит и надо опохмелиться: а где денег взять? Идет горемыка к какому-нибудь доверенному и опять нанимается в работу, и опять закабаливает себя в каторгу» («Сибирь», 1878 г., № 8; ср. 1831 г., № 26, 1837 г., № 14-16; «Сибирская Газ.», 1882 г., № 26. Подробное описание Витима см. в ст. г. Ангарского в «Сиб. Сборн.», 1889 г., вып. II. В приленских селах даже дети зазывали приисковых рабочих, шедших после расчета, к своим сестрам («Сибирь», 1887 г., № 14-15); матери ложились рядом с дочерьми.).

    В первой половине 70-хъ годов кутежи происходили и на Маче, но потом рабочие Олекминской системы все чаще стали выходить через Бодайбинскую резиденцию в Витим. Разгул в Витиме стал уменьшаться и торговля в нем пришла в упадок с тех пор, как рабочих стали провозить на пароходах далее вверх по Лене. Г. Калагеорги в своем донесении говорит: «большинство рабочих сами вполне сознают опасность и вред пребывания в Витиме и очень довольны, когда представляется возможность миновать это селение. В прошлом году партия в 500 чел. с базановских приисков провезена была на баржах мимо Витима, причем пароход прибыл поздно вечером и отправился дальше только в 10 ч. дня; почти никто из рабочих не просился выпустить его на берег; все выражали удовольствие, что их избавляют от соблазна и разорения: на баржах раздавались песни и насмешки над местными жителями, которые стояли грустно на берегу и не могли примириться с совершившимся фактом; многие из них говорили, что никакой пожар не принес бы им столько убытку, сколько это событие. Если бы по примеру прошлого года несколько лет сряду провозили рабочих мимо Витима, то многие из них были бы спасены от разорения. Но при этом необходимо, чтобы место высадки на берег не было постоянно одно и тоже, заранее определенное, так как в противном случае на новом пункте может создаться второй Витим». С 1887 г. стали обязательно довозить рабочих до Киренска, но, разумеется, вполне обезопасить их от соблазна при нынешнем строе приисковой жизни невозможно. Нужно, чтобы рабочие получали па приисках вино, в виде ежедневных винных порций, в достаточном количестве, нужно, чтобы они могли привозить туда своих жен, и тогда выход с приисков не будет вызывать кутежей. Но до последнего времени было иначе, и в 80-хъ гг. мы находим еще много известий об эксплуатации рабочих по выходе их из тайги, о прокучивании ими своих заработков до того, что они оставались буквально голыми и укрывали свою наготу мешками с соломою и рогожей («Сибирь», 1887 г., № 14-15. В последнее время разгул рабочих при выходе с промыслов сильно уменьшился. «Вост. Об.», 1895 г., № 147.).

    В 1888 г. в Витим был назначен новый заседатель Заруденко, человек чересчур энергичный; он без церемонии расправлялся с разными гуляками, но в 1891 г. поплатился за это жизнью. Рассказывают, что он хотел подвергнуть телесному наказанию какого-то приискового рабочего; тот дал взятку письмоводителю заседателя, чтобы избавиться от наказания, но тем не менее был все-таки наказан. Тогда он убил Заруденко выстрелом из пистолета. Убийцу судили в Иркутске военным судом и повесили; местное общество было возмущено этою смертною казнью, находя, что высшая местная власть должна была даровать ему жизнь в виду того, что от рабочего была принята взятка, Но сибирская администрация ценит человеческую жизнь еще очень дешево и возлагает надежды на устрашение там, где настоятельно нужны серьезные реформы.

    Часть рассчитавшихся 10-го сентября рабочих уходила домой; другие, не вынося с собою никакого заработка или прокутив его на пути, спешили вновь наняться па промыслы, но так как на зиму требовалось рабочих менее, чем па лето, то часть рабочих, оставшихся без средств, принуждена была жить в долг в приленских деревнях, а некоторые возвращались даже на резиденции золотопромышленников, где их иногда прокармливали в долг в счет заработка в будущую летнюю операцию (Отчет олекм. исправ. за 1874 г. Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2666, № 206-162, л. 63.). Мы видели, что теперь некоторые КК° всех нужных им рабочих нанимают осенью на самых промыслах. Хотя в меньшей степени, и прежде часть рабочих нанималась на промыслах (Г. Калагеорги говорит: «с первых чисел сентября начинается наем из находившихся на прииске людей на следующий год».). В таком случае они ставили условием позволить им покутить несколько дней в жилых местах (Донесение олекм. горн. испр. в 1872 г., К. 2549, № 126-71, л. 164.). Выдача спирта во время этой осенней наемки была делом вполне обычным, как это видно из циркуляра горного исправника (10-го августа 1872 г.), который свидетельствует, что «по заведенному прежде порядку» промысловые управления выдавали желающим остаться на зиму по две бутылки спирту и более. Так как эта выдача была запрещена циркуляром генерал-губернатора от 26 октября 1871 г. (Ирк. Губ. Вед.», 1876 г., № 59, 5-ый пун. циркуляра.), то горный исправник потребовал прекращения этого обычая, о чем и должно было быть объявлено рабочим до начала наемки (Арх. К° Промыш. и Прибр.-Витим., № 454.). «Распоряжение это было исполнено», доносил исправник, «и, вместо выдачи спирта на руки, нанявшимся выдавалось в течение недели и более ежедневно по две и более винных порций. Мера эта хотя и встретила возражения со стороны управляющих приисками, опасавшихся, что при несоблюдении этого главного и укоренившегося обычая наемка не пойдет столько же успешно, как прежде, и окажется недостаток в рабочих для вскрыши осенних торфов, но опасения эти не сбылись. Рабочие, узнав, что распоряжение это общее для всех промыслов, нанимались по прежнему, и никакого замешательства в работах не последовало, пьянства же было менее». Однако полк. Купенков донес, что запрещение это плохо соблюдалось; впрочем выдавали вино в меньшем, чем прежде, количестве по — 5 чарок в день (Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2549, № 126-71, д. 456; К. 2544, л. 48-103, л. 201; ср. К. 2560, № 130-184, л. 11.). Циркуляром генерал-губернатора от 12-го мая 1873 г. воспрещена была выдача рабочим спирта даже чарками. Тем не менее выдача его при наемке на промыслах продолжала существовать: на одних промыслах выдавали по нескольку сотых, на других от 3 до 6 бутылок. Пред наемкой более прочих, по местному выражению, «забутыливали» те, у кого значительные суммы считались «за конторой», т.-е. у кого было более чистого заработка («Сибирь» 1878 г. № 38.).

    Так как на олекиинскихъ промыслах очень развиты подземные работы, то здесь оставался на зиму больший процент рабочих, чем в других округах. Многие рабочие десятки лет проводили на промыслах. По словам олекминского горн. исправ. (1873 г.), «большинство» (рабочих) «в течение десятков лет лишь переходит с одного прииска на другой, пропивая каждый год весь полученный заработок, нисколько не думая ни об утрате сил, ни о старости, и ссылаясь обыкновенно па то, что общество, к которому они приписаны, призрит их, и что они делали взносы в поселенческий капитал для будущего своего обезпечения» (Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2560, № 130-184, л. 83; К. 2574, № 189-243, л. 88. По закону, как мы знаем, взносы эти должны были падать на золотопромышленников.).

    Теперь все более увеличивается на промыслах процент полноправных рабочих из сибирских крестьян, «с изменением состава меняется и тип приискового рабочего. Вымирает прежний «вечный таежник», периодически выходивший из тайги в жилое место лишь для того, чтобы прокутить тяжелым трудом нажитые сбережения. Нынешний рабочий тяготеет уже не к тайге, на которую он смотрит только как на средство поправить свое расстроенное хозяйство. Вследствие такого сосредоточения интересов большей части рабочих вне тайги команда меняется в своем составе гораздо больше, чем в прежнее время, и в ней оказывается меньший процент опытных горных рабочих» (Отчет управл. промыслами Ленского Т-ва за 1893-94 г. «Вест. Золотопр.» 1895 г., № 20, стр. 331.). Местный горный инженер в 1892 г. также подтверждает это наблюдение: «Поселенец был постоянным жителем тайги, поэтому более опытным рабочим, но другие его качества, в сравнении с вновь прибывшим из России или Западной Сибири крестьянином, заставляют, по меньшей мере, мириться с новым явлением («Вестн. Золотопр.» 1893 г. № 2, стр. 31-32.).

    Так как зимой рабочие гораздо более нуждаются в золотопромышленнике, чем летом, то они, по признанию хозяев, работают усерднее, меньше бывает, так называемых, самовольно-льготных дней.

    Количество рабочих, оставшихся па зиму в 1871 г., по отчету олекминского горного исправника, равнялось 3400 чел. По отчетам о золотопромышленности и другим официальным источникам, в 1879 г. из числа 9725 рабочих м. п. оставалось на весь год 5696 рабочих (58%), в 1880 г. из 10798 чел. об. п. оставалось 2965 чел. об. п. (28%), в 1882 г. из 9584 рабочих м. п. — 3313 (35%), в 1883 г. из 9711 рабочих м. п. оставалось весь год 3056 (31%) (Арх. Ирк. Горн. Управ. К. 2549, № 126-71, л. 202; «Арх. Горн. Деп.; «Прилож. I к вып. I Сборн. офиц. докум.», стр. 9.).

    Рассматривая деятельность генерал-губернатора Восточной Сибири Синельникова относительно приисковых рабочих, мы говорили уже (см. гл. II) о введении им на приисках труда ссыльнокаторжных; там же были изложены временные правила об употреблении их в работы, составленные на основании высочайшего повеления 16-го августа 1872 г. Материалы, хранящиеся в архиве витимского горного исправника показывают, что правила эти представляют лишь переработку, с небольшими изменениями, особой записки и инструкции отправлявшемуся с ссыльнокаторжными офицеру, составленных в 1881 г., по поручению Синельникова, Купенковым, который был послан генерал-губернатором на олекминские промыслы. Не повторяя поэтому названных правил, мы остановимся только на тех параграфах инструкции составленной Купенковым, которые представляют существенные отличия от соответственных постановлений «Временных правил» («Всякий арестант, усердно работавший в продолжение месяца и не записанный в штрафном журнале», сказано в инструкции Купенкова, «на третью часть своею заработка имеет право получать из промыслового магазина дозволенные предметы необходимости и прихоти, но означенная выдача производится не иначе, как по собственноручной отметке офицера в расчетном листе, без которой промысловое управление выдавать не должно». Во «Временных правилах» это постановление выражено таким образом: «До окончания срока каторжных работ воспрещается выдавать арестантам деньги на руки; но, в виде поощрения, предоставляется офицеру, кроме необходимых одежных вещей, на счет заработка отпускать арестантам в разрешенном количестве: чай, сахар, масло, табак, мыло и др. необходимые мелочи» (§ 35).). Следующие постановления инструкции Купенкова вовсе отсутствуют во «Временных правилах»: «Если арестант, сделав самовольную отлучку, в продолжение суток явится к офицеру сам, то такового подвергать аресту не более 3-х дней и денежному взысканию, не превышающему 2 руб. Товарищи с ним по артели штрафуются в этом случае 50 коп. каждый». Из штрафных денег по инструкции Купенкова предполагалось выдавать награды арестантам, «обратившим на себя внимание трудолюбием и хорошим поведением. Во «Временных правилах» этого нет, точно также как и следующего параграфа инструкции Купенкова: «Кроме поощрения, назначенного арестантам предыдущим параграфом, офицеру предоставляется войти с ходатайством о зачислении времени проследования на прииски и нахождения на них за время пребывания в отряде исправляющихся и соответственном вследствие того сокращении срока каторжных работ, определенного судебным приговором, применяясь к 582 ст. ХІV т. Уст. о ссыл. (Арх. Витим. Горн. Испр., дело об арестантах 1871 г., № 7, л. 11-15; Аврамов. «Очерк золотопр. Олекмы», прилож. стр. 17-27.). Представленная Купенковым записка легла и в основание тех пунктов «Временных правил», которые касаются путешествия арестантов на прииски. В записке впрочем упомянуто, что во время пути «этапным порядком» до пристани Жигаловой на р. Лене арестанты освобождаются от оков (во «Временных правилах» этого нет»). Продовольствие арестантам на пути назначено было Купенковым несколько в ином количестве, а именно, вместо одного фун. солонины, как назначено во «Временных правилах», — ³/₄ фун. и также несколько менее кирпичного чаю: ¹/₄ кирпича чаю вместо ³/₅ ф., назначенных во «Временных правилах». Купенков предлагал также назначать для сопровождения арестантов фельдшера, а «Временныя правила» предоставляли употреблять необходимые лекарства самому офицеру.

    Из записки Купенкова мы узнаем, что из заработанных каторжными денег должны были покрываться следующие расходы по содержанию офицера, заведовавшего ими, и его канцелярии, по содержанию конвоя, по постройке и содержанию одиночных карцеров, по провождению арестантов на прииск; оставшиеся от этих расходов деньги поступали в собственность арестантов. Содержание в исправности зданий, где помещались арестанты, конвой и офицеры, а также отопление и освещение этих зданий относилось на счет, промысла. За прокормление конвоя и арестантов, содержавшихся в карцере, промысловое управление должно было удерживать деньги из арестантских заработков. Вольные арестанты лечились в промысловом лазарете на счет приискового управления, а конвойные на счет арестантов; признанные доктором неизлечимыми доставлялись на счет золотопромышленников в Киренск. Вознаграждение за труд и продовольствие арестантов производились наравне с вольнонаемными.

    Принять в работу арестантов прежде других изъявил готовность Базанов, который и внес, в виде аванса платы за их работы, сумму денег, нужную для снаряжения и отправления партий. В 1871 г. на промыслы Базанова было назначено 200 ссыльнокаторжных, в числе которых были и «политические преступники» (так называют в Сибири сосланных за польское восстание 1863 г.).

    Из доклада Купенкова о работах арестантов видно, что действительно в сентябре 1871 г. на прииски Базанова и К° поступило 160 арестантов (из них политических 67 чел.). В июне 1872 г. было вновь доставлено на промыслы «из категории гражданских ссыльнокаторжныхъ» 100 чел.; за исключением отправленных за неблагонадежностью и по болезни в другие места, бежавших, умерших и проч., к 10 сентября 1872 г. на прииске оставалось 184 арестанта (Арх. Витим. Горн. Исправ., дела об арестантах 1871 г., № 7, л. 1-8, 1872 г., № 9, д. 140.). На операцию 1873-74 г. оставалось на приисках этой К° 136 ссыльно-каторжных и прибыло вновь 98 (в том числе одна женщина), следовательно, всего в начале операции 1873-74 г. состояло 234 чел., из них 35 политических. За исключением умерших, бежавших, возвращенных и проч. к 10-го сентября 1874 г. на приисках этой К° оставалось 165 каторжных. Кроме приисков Базанова в Олекминском округе в первой половине 70-х гг. арестанты работали еще и на промыслах К° Арендаторов и Малопатомского Т-ва. В отчете о труде арестантов в К° Сибирякова и Базанова за 1875 г. сказано: «к 10-му сентября 1875 г. оставалось на лицо ссыльнокаторжных 149 мужчин и 2 женщины. К тому поступило с Успенского прииска К° Арендаторов 39 мужчин, итого 190 человекъ»; за исключением отбывших сроки, бежавших, умерших, отправленных по неспособности их к работе и проч., к 10 сентября осталось на промыслах Сибирякова и Базанова 91 ссыльнокаторжный, в том числе 80 гражданских, 9 политических и 2 женщины. В эту операцию каторжные на олекминских промыслах работали только в К° Базанова (Арх. Витим. Горн. Исправ.; Арх. Ирк. Горн. Управ., К. 2574, № 189-243, л. 350.).

    Относительно путешествия каторжных на прииски в докладе Купенкова 1872 г. сказано: «Как в минувшем году, так и в настоящем, арестанты, отправленные на прииски по якутскому тракту, почти не имеющему на своем протяжении организованных этапных помещений, в сопровождении незначительного конвоя, благополучно доставлены по назначению. Из 262 отправленных на промыслы ссыльнокаторжных бежало с дороги 2 человека, из коих один пойман и предан суду. В пути арестанты вели себя вполне одобрительно и за время дороги ни один из них наказаниям не подергался». Конвой в операцию 1873-74 г. состоял на промыслах К° Базанова из двух урядников и 13 казаков, в операцию 1875-76 г. — 2 урядников и 5 казаков. Для наблюдения за арестантами на промыслах постоянно находились вблизи их дежурные казаки, а остальной конвой помещался около казарм. Купенков жаловался, что казачий конвой «слишком патриархально» относился к своей службе, что облегчало ссыльнокаторжным побеги.

    Уроки арестантам задавались такие же, как и вольнонаемным рабочим, но для многих из них горные работы были слишком тяжелы. В отчете о работах арестантов на промыслах К° Базанова в 1871-72 г. сказано: «новоприбывшим работа здешняя сначала казалась очень трудна; из них лишь к концу лета, и то только некоторые артели, стали выстаивать в золотых забоях и кончать уроки». По отчету за 1874 г., «прибывающие на прииски осенью привыкают к работе постепенно: сентябрь и октябрь на торфах, потом в разведках и поторжной работе, март и апрель то же на торфах и потом уже летом поступают на самую трудную работу — добычу золотосодержащих песков, а поступившие на работу летом должны с непривычки стать с самого начала на трудную работу, почему хотя и работают усердно, но скоро отбивают руки и совершенно обессиливают». Понятно, что часть арестантов оказывалась совершенно неспособною к приисковому труду, и их приходилось отсылать обратно. В 1874 г. за неспособностью к работе было возвращено с промыслов Базанова 37 человек (15%), в 1876 г. — 54 чел. (28%).

    Плата за подъемное золото по «Временным правилам» поступала не к нашедшему его, а делилась между арестантами. По первоначальным правилам (1871 г.) эта плата должна была составлять вознаграждение всех арестантов и делиться между ними поровну. Но подобный порядок оказался невыгодным для промыслов и потому, по просьбе промысловых управлений, Купенков решил записывать эту плату в расчетные листы, так же, как у вольнонаемных, т.-е. на десяток, стоящий в забое. Этот порядок был затем утвержден и «Временными правилами». В 1872 г. подъемного золота было доставлено арестантами, считая по 96 к. за золотн., на 10,118 р., — по 38 на каждого (что составляло 26% всего заработка). В операцию 1874 г. заработок арестантов на подъемном золоте составлял на промыслах Сибирякова и К° лишь 8% всего заработка. В отчете за операцию 1876 г. сказано, что «подъемное золото с каждым годом прогрессивно уменьшается», так что в этом году на двух смежных приисках КК° Базанова и Сибирякова было поднято его арестантами только на 346 р. (1,5% всего заработка). Вероятно каторжных мало ставили в том году на золотые забои.

    В отчете о работах каторжных на промыслах Сибирякова, Базанова и К° за 1872 г. мы находим следующие сведения о представлении рабочими подъемного золота (с начала промывки песков в мае мясяце): «Артели, простоявшие, не разбиваясь, на торфах, ставятся в золотые забои, и которые артели оканчивают уроки, ставятся, как бы в вознаграждение, под конец и в такие золотые забои», где «есть подъемное золото, которого иные артели подымают до 4-х фунт. Таким образом каждая артель проходит все забои или по порядку, или по жребию, и потом поступает опять на торфа, пока не дойдет до нее очередь. Артели же, не оканчивающие уроков или не могущие исполнять работы по приводе (на прииски), в золотые забои не ставятся, а под конец уже лета таким рабочим дают старание, которое заключается в том, что они накладывают золотосодержащего песку в небольшой ящик, промывают его на вашгерде и полученное золото поступает в пользу их... Такие старания бывают от 7 до 25 р. Мастеровые получают старания два и три раза в лето. При исполнении работ арестантами находятся казаки; если работают в разных местах на торфах, то назначаются 2 казака. Для наблюдения за мастеровыми назначаются казаки отдельно. В разведках находится 6 казаков», летом же к каждому забою назначается казак, так как было замечено, особенно относительно новоприбывших, хищничество золота.

    В операцию 1872 г. арестанты работали в течение всего года ежедневно, за исключением 22-х дней.

    Каторжные должны были иметь отдельные помещения от остальных рабочих, но в 1872 г. таких не оказалось, и их пришлось распределить в казармах, занимаемых вольнонаемными, но в особых комнатах. В 1873 г. на Успенском прииске К° Арендаторов выстроено было два новых корпуса для арестантов и конвоя.

    «Снабженные от казны одеждою па дорогу по летнему арестантскому положению», писал Купенков в отчете за 1872 г., «ссыльнокаторжные по прибытии на прииск получили всю теплую одежду в счет будущих заработков из промысловых складов. Суровый климат Олекминского округа с морозами, доходящими до 40°, побуждает делать весьма значительный расход на эту статью. Провозная плата и другие накладные расходы до того увеличивают ценность одежды, что на первых порах для соответственного обмундирования людей пришлось затратить около 25 р. на чел. (некоторые из политических преступников, имея собственную теплую одежду на прииске, таковой не брали) и в течение года расходовать на одежду более ¹/₃ всего заработка, потому что некоторые вещи скоро приходят в негодность от частого прикосновения с огнем, с мерзлым или каменистым грунтом, а летом от постоянной сырости».

    «Для поощрения арестантов в работе им выдавалось» в 1872 г., «на счет их заработков, независимо от пищевого содержания, получаемого на счет промысла, наравне с вольнонаемными рабочими, ежемесячно на человека по 1¹/₂ ф. сахару, по 1¹/₂ ф. масла, по ¹/₂ кирпича чаю и по 1 ф. табаку. Размер этой выдачи при значительном представлении артелью подъемного золота приходилось увеличивать, потому что в противном случае арестанты или совсем не подымали золота, или, подняв его, скрывали и передавали вольным рабочим, с которыми входили в соглашение относительно вознаграждения» за него. В 1874 г. обыкновенно выписывали по 2 ф. сахару и масла и 1 ф. табаку, но зарабатывавшим более других выдавали по лишнему фунту сахара и масла.

    Некоторые арестанты не выдерживали приисковых работ. В 1876 г., по словам отчета о каторжных, работавших па приисках К° Базанова и Сибирякова, «упадок сил в некоторых арестантах вследствие продолжительного пребывания на приисках, тяжести труда и неблагоприятных климатических условиях», вынудил отправить в Иркутск 54 чел.

    Вновь присланные на промыслы арестанты часто заболевали. В 1872 г. в первый месяц было 20 чел. больных, потом, по мере привычки к работам, число больных уменьшалось. «Каждая царапина, малейший ушиб не остаются здесь без последствий, и если рабочий не объявил вовремя, то через неделю поступает в больницу цинготным». От цинги рабочие вообще медленно поправлялись здесь, арестанты же были особенно восприимчивы к этой болезни, так как они подготовлялись к ней продолжительным содержанием в сибирских, крайне переполненных, тюрьмах; цинга у четвертой части больных ею арестантов в 1872 г. доходила до сведения конечностей. Другие же болезни были редки среди арестантов. В 1872 г. по случаю развития цинги и других болезней в Усть-Кутский солеваренный завод было переведено 36 арестантов. Процент больных каторжан в 1872 г. колебался между 4 и 8%. В отчете за 1874 г. находим также жалобы на развитие цинги. «Пища была обыкновенная, приисковая, капусты сравнительно с прошлою операциею выдавалось гораздо меньше и худшего качества. При этой пище изнурительная земляная работа зимою в большие холода и скудная подача порций при открытии весны и лета отразились в эту операцию на работах цинготною болезнью с самого открытия весны, и хотя больные были посылаемы для поправки в места, более обильные растительностью, в особенности луком, но здоровье их почти не улучшалось», вследствие чего и возвращение с промыслов неспособных к работам было в большей степени, чем в прежние операции. В 1875 г. число поденщин «больных, оставляемых по усмотрению приискового врача для пособий и открытия крови» было 1794, что составляло около 4% всех поденщин. В 1876 г. число заболевших цынгою было незначительно.

    Поведение арестантов на промыслах было вообще весьма удовлетворительно. В 1871-72 г. из 260 чел. было совершено преступление одним (нанесение топором раны женщине), но и тот признан невменяемым вследствие болезненного состояния. В эту же операцию телесным наказаниям в течение года подвергались 14 чел. (Из них за грубость против лиц промыслового надзора и конвойных 3 чел., за покушение на кражу золота — 7 чел. и за самовольную отлучку и драку — 4 человека.). В 1874 г. арестантами вовсе не было совершено преступлений, кроме того, что один из них был замечен два раза в воровстве у товарища и, как слабый к тому же работник, был совсем выслан с приисков («Дерзость против казаков проявлялась в двух случаях, ослушание служащему К° в одном случае, драка в одном случае и за леность к работе один арестант подвергнут наказанию два раза».). В 1876 г. из 190 арестантов только 2 были замечены в торговле спиртом, из которых один был наказан 100 ударами розог и денежным штрафом в 2 р., а другой содержанием в карцере 7 дней и денежным штрафом в 3 р., и, «как плохой работник и долгосрочный», он был отправлен с приисков в распоряжение иркутского губернского правления.

    Относительно побегов арестантов, Купенков в своей записке 1872 г. говорит: «процентное отношение бежавших с частных золотых приисков ссыльнокаторжных по сравнению с побегами, совершаемыми арестантами с промыслов Кабинета Его Величества может быть названо удовлетворительным, и есть основание полагать, что цифра бежавших с 9% на будущее время значительно уменьшится, так как до настоящей осени арестанты не верили, что заработанные ими деньги, за исключением удержанных на расходы по содержанию их и управлению, будут передаваемы им по окончании срока каторжных работ и выходе на поселение. Пример рассчитанных в сентябре месяце трех арестантов, из которых двое получили по 100 р., а один 66 р., обязательно докажет всю пользу для них задолжания на подобный производительный труд, с помощью которого они приобретут средство безбедно обставить себя на первое время по прибытии на поселение, а не явятся, как теперь, полными пролетариями, вынужденными нередко из-за предметов первой необходимости совершать новые преступления и опять возвращаться на каторгу» (В отчете за операцию 1871-72 г. об арестантах, работавших на приисках К° Базанова и Сибирякова пояснено, что побеги по срокам работ были следующие: осужденных на 4-8 лет 12 чел. и на 10-15 л.т— 12 чел., всего 24 чел. Дело витимск. горн. исправн. о ссыльнокаторжных № 9, л. 111, 143-144.). В 1874 г. из 235 чел., работавших на приисках К° Базанова, бежало всего 11, но из них 4 были пойманы и отправлены для предания за это суду; в 1876 г. из 190 рабочих арестантов той же К° бежало всего 3. За побеги наказывались не только сами бежавшие, но кроме того штрафовалась та артель, к которой они принадлежали. В 1872 г. на приисках К° Базанова «штрафам исключительно подвергались арестанты за бежавших товарищей. За каждого бежавшего налагался на артель денежный штраф в размере 3 р. па человека. Из этой суммы за поимки арестантов выдавалось по 15 р. за каждого, на что и израсходовано 90 р.». В операцию 1874 г. на тех же промыслах за отлучку с прииска один человек был наказан розгами, другому же за побег, в виду его цинготного состояния, телесное наказание было заменено работою в цепях в течение месяца без льготных дней. За побеги оштрафовано 107 человек (т.-е. члены артелей бежавших рабочих) по 3 р. В 1876 г. там же за побеги подвергнуты денежному штрафу артели, в которых находились бежавшие в числе 27 человек по 3 р. каждый и артели, в которых находились замеченные в торговле спиртом 18 чел. по 1 р. В операцию 1873-4 г. с арестантов, работавших в К° Арендаторов, было взыскано штрафа 549 р., что в среднем на 117 арестантов составит без малого по 5 р. (наибольшее количество штрафных денег, взысканных с одного арестанта, равнялось 18 р.). Из записки Купенкова 1872 г. мы узнаем, что месячный заработок арестантов в горных работах зимою равнялся 12 р. и более, в ортовых доходил до 18 р. в месяц, а в каторжных работах — менее 7 р.; 80 арестантов, проработавших на промыслах Сибирякова и Базанова всю операцию 1871-72 г., заработали в среднем вместе с подъемным золотом по 211 р., причем подъемное золото составило 34% общего заработка, а 80 чел., проработавших лишь три летних месяца 1872 г., заработали в среднем по 86 р., причем подъемное золото составляло 44% общего заработка. В К° Промышленности в операцию 1872-3 г. 69 арестантов заработали в среднем по 213 р. На промыслах К° Арендаторов в операцию 1873-4 г. 98 арестантов заработали в среднем вместе с подъемным золотом по 151 р. в год. В операцию 1375-76 г. всего заработано было арестантами на промыслах К° Сибирякова и Базанова 23370 р. (со включением подъемного золота, которого, впрочем, было очень мало), поденщин же в течение операции (со включением льготных и больных) было 48131, следовательно средний заработок в поденщину менее 50 к.; если взять только одни рабочие поденщины (43769), то средний заработок в поденщину будет равняться 53 к. (Арх. Витим. Горн. Испр., дела об арестантах, №№ 282, 48; 1875 г„ № 5, л. 112; Арх. К° Промышлен. дело № 284.).

    Относительно размера чистого заработка или додачи мы имеем следующие данные. Купенков в своем отчете за 1871-72 г. сообщает, что валовой заработок рабочих равнялся 38658 р., а за исключением забора вещами и припасами, стоимости препровождения арестантов до промыслов, расходов по надзору за арестантами и штрафов за бежавших и проступки, чистый заработок равнялся 17396 р. По чистому заработку Купенков разделил рабочих на следующие категории: заработавших более 200 р. — 1 чел., от 150 до 200 р. 6 чел., от 100 до 150 р. — 56 чел., от 75 до 100 р. — 40 чел., от 50 до 75 р. — 60 чел., от 25 до 50 р. — 45 чел., менее 25 р. — 31 чел., не заработавших своего содержания 21 чел. Средний чистый заработок, по вычислению Купенкова, равнялся 74 р. (Собственно должно быть 67 р.). В операцию 1875 г. на 159 ссыльнокаторжных, работавших на промыслах Сибирякова и Базанова, среднего чистого заработка пришлось более 106 р. на человека, тогда как вольнонаемным рабочим (если взять их всех) пришлось всего по 18 р. (Арх. Витим. Горн. Испр. дело 1875 г., № 33, л. 9.). Эта разница объясняется тем, что арестанты работали круглый год и выдача им вещей и припасов в счет заработка была более регламентирована (Сведения о работе арестантов заимствованы, кроме указанных из следующих дел Архива Витим. Горн. Испр. о ссыльнокаторжных:  №№ 7, 9, 19 и 5.).

    Кроме общеконтрактных рабочих и золотничников, на приисках Ленского горного округа бывает много отрядных рабочих, занимающихся у подрядчиков доставкою леса, угля и тяжестей, положение которых неизмеримо хуже общеконтрактных. Отрядные рабочие живут зимою и летом в жалких лачугах инородцев, которые часто не имеют стекол в отверстиях, заменяющих окна, и переполнены обитателями («Вестн. Золотопр.», 1893 г., № 2, стр. 31.)

    /Рабочіе на сибирскихъ золотыхъ промыслахъ. Историческое изслѣдованіе В. И. Семевскаго. Томъ II. Положеніе рабочихъ после 1870 г. Изданіе И. М. Сибирякова. С.-Петербургъ. 1898. С. 290-504./

                                                                            *****

                                                                   ПРИЛОЖЕНИЕ

                                                     Капитал имени М. А. Сибирякова

    На промыслах Олекминского и Киренского округов в 1860-1868 гг. обыватели Сибири с включением ссыльнопоселенцев, составляли среди приисковых рабочих почти 99%, а обыватели великорусских губерний около 1%.

    Приисковые работы принадлежат к числу наиболее трудных, и хорошо справляться с ними могут только молодые и вполне здоровые люди. Крайне утомительно, во-первых, путешествие на эоловые промыслы и обратно на родину. Какие огромные пространства приходится проезжать и проходить рабочему, видно из того, что олекминские промыслы (Якутской области) почти на 2,000 верст отстоят от Иркутска, а некоторые рабочие приходят на них не только из Западной Сибири, но и из Европейской России. Обратный путь с приисков приходится совершать осенью, в сентябре и октябре, что при суровом сибирском климате оказывается делом не легким. Работа на приисках производится или на открытом воздухе, так что рабочий подвергается всем влияниям переменчивого таежного климата, или (хотя и реже) в шахтах под землею. Крайне неудовлетворительные помещения, питание большую часть года солониной, — все это подтачивает здоровье рабочего, вызывает развитие цинги в больших размерах и, в конце концов, приводит к преждевременной старости.

    «Приисковый рабочий, — говорит один местный наблюдатель, — изнашивается очень скоро. Лет 10 он работает как забойщик на высшем окладе, затем он уже рад, если попадет в возчики, а потом счастливцы из них добиваются должности караульщика, рабочего при резиденции или на зимовье, большинство же пропадает Бог знает где и неизвестно чем кормит свое старое, изможденное тело... Тайга быстро выбрасывает всех тех, в ком заметны признаки физической слабости... На резиденциях некоторых, очень немногих, компаний таким выслужившимся рабочим владельцы выдают содержание и небольшую пенсию на старости лет. Трудно поверить, глядя на этих дряхлых, еле волочащих ноги стариков, тому, что они рассказывают про себя, что другие рассказывают про них. Оказывается, что лет пятнадцать назад это были геркулесы, дивившие тайгу своею богатырскою силой и выносливостью... Но немногие и у немногих лучших хозяев находят приют и кусок хлеба на старости» («Восточное Обозрение» 1891 г., № 50, стр. 2-8.).

    Когда «дряхлость, продолжительная болезнь или увечье, — говорит г. Пантелеев, — преграждают дорогу на прииски, для бывшего приискового рабочего открывается вполне безотрадное будущее. Своего дома и хозяйства, по большей части, нет, а сбережений от прежних заработков никаких. Сначала он ищет в городах легкой работы, но постепенно и тут для него становится труднее находить средства к существованию; тогда он переселяется в деревню, где по временам нанимается в пастухи, в сторожа поскотины, но преимущественно живет мирским подаянием. Кто часто ездил по большому сибирскому тракту, тот на каждом шагу встречал бесприютных стариков и калек и, вступивши с ними в разговор, нередко узнавал, что они когда-то ходили на прииски» («Вост. Обозр.» 1886 г., № 25, стр. 2.).

    Таким образом, в помощи нуждаются рабочие, получившие увечье от несчастных случаев на промыслах или потерявшие здоровье и силы на приисковых работах и вследствие этого неспособные к пропитанию собственным трудом, семейства тех и других рабочих, а также лишившихся жизни на промыслах вследствие несчастных случаев. Между тем, в настоящее время золотопромышленники крайне редко выдают пенсии рабочим и их семействам, а обыкновенно только единовременные пособия, высший размер которых редко превышает тысячу рублей. На эти деньги увечному семейству убитого прожить невозможно.

    И. М. Сибиряков пожертвовал капитал в 420,000 рублей на вспомоществование рабочим и их семействам на золотых промыслах Якутской области, имени его отца, Михаила Александровича Сибирякова. Осенью 1893 г. жертвователь обратился во мне с предложением составить проект правил выдачи пособий из процентов с жертвуемого капитала. Положение об этом капитале с Высочайшего соизволения утверждено 15-го марта 1891 года министром государственных имуществ (Оно напечатано в «Собр. узак. в распор. правительства» 1894 г., № 142, стр. 1029, а также я отдельною брошюрою.).

    Более нормальная постановка промышленного труда, без сомнения, одна из главных задач нашего времени; во всем ее объеме она может быть разрешена лишь законодательным путем, но и частные лица, и всего более те, которых судьба сделала участниками в ведении промышленных предприятий, обязаны позаботиться об облегчении тяжелой доли рабочего.

    Организация помощи приисковым рабочим затрудняется совершенно оригинальными условиями, при которых производится добыча золота. Между тем как фабрики и заводы Европейской России находятся в местах населенных, и нередко весьма значительная часть рабочих вербуется из числа местных жителей, Витимская и Олекминская золотоносные системы Якутской области расположены в районе, который считается ненаселенным; в нем допускается пребывание лишь тех рабочих, которые в данное время наняты на золотые промыслы. Рассчитанный рабочий немедленно выдворяется из промыслового района в первое жилое место, которое отстоит от промыслов Витимской системы на несколько сот верст. Рабочие, нанимающиеся на промыслы, обыкновенно бывают уроженцами не Якутской области, а приходят из более отдаленных от промыслов местностей Сибири и даже Европейской России. Таким образом приисковые рабочие рассеяны на огромной территории, и это составляет сильный аргумент в пользу того, чтобы организацию помощи этим рабочим взяло в свои руки правительство, но до тех пор, пока этого нет, пока не существует никакого соглашения между золотопромышленниками относительно помощи рабочим на промыслах известного округа, пока в Иркутске нет общества вспомоществования приисковым рабочим, частному лицу, желающему оказать им существенную помощь, приходится обратиться с этою целью к посредству местного учреждения, ведающего золотые промыслы.

    Вопрос о том, кому вверить расходование процентов с капитала имени М. А. Сибирякова на вспомоществование рабочим, в Положении о нем решается таким образом: выдача пособий рабочим Якутской области организуется при иркутском горном управлении, в заведывании которого находятся промысла этой местности. Правда, Иркутск далеко отстоит от Витимской и Олекминской золотоносных систем, и незнакомые с условиями жизни приисковых рабочих могут подумать, что было бы целесообразнее организовать помощь в самом приисковом районе; но это совершенно неудобно. На промыслах Олекминского округа, Якутской области, официальными лицами во время составления Положения о названном капитале были лишь окружной инженер и два горные исправника, но эти лица находятся в экономической зависимости от золотопромышленников, а три приисковых врача этого округа состоят прямо у них на жалованье; таким образом, в этом округе вовсе не было представителей власти, которые могли бы отнестись к настоящему делу с полною самостоятельностью, а это необходимо для того, чтобы вспомоществования из процентов с пожертвованного капитала не избавляли золотопромышленников от денежной ответственности по закону при несчастных случаях с рабочими. По этой же причине было бы еще более немыслимо доверить расходование названных сумм самим олекминским золотопромышленникам, хотя необходимость производить некоторые общие расходы создает среди них известную организацию и хотя было бы весьма желательно, чтобы, последовав примеру жертвователя, они подумали о том, что можно сделать для вспомоществования приисковым рабочим.

    В помощи особенно нуждаются рабочие, получившие увечье от несчастных случаев на промыслах или потерявшие здоровье и силы на приисковых работах и вследствие этого неспособные к пропитанию собственным трудом, семейства тех и других рабочих, а также лишившихся жизни на промыслах как от болезни, так и вследствие особых несчастных случаев. Этим лицам и производится пособие из пожертвованного капитала (Состоявшие в личном услужении у представителей приискового управления не будут иметь права на пособие, за исключением тех, которые были вместе с тем и на приисковых работах.). При этом не лишаются права на помощь и те рабочие, которые пострадали вследствие собственной неосторожности (Из числа лиц, имеющих право на пособие, исключены распорядители работ и надзирающие за рабочими, вообще так называемые служащие на золотых приисках. Правда, положение низших служащих бывает сплошь и рядом не лучше положения рабочих, но некоторые компании (например, компания Промышленности) имеют для вспомоществования им особый капитал.).

    Выдача пособий из процентов с жертвуемого капитала организована при иркутском горном управлении, в заведывании которого находятся золотые промыслы Якутской области. Но учреждению этому подчинены лишь представители горной администрации (окружные инженеры) на самых промыслах; между тем бывшие приисковые рабочие рассеяны по всей Сибири и в восточных губерниях Европейской России, и следовательно в деле оказания им помощи необходимо содействие и общей администрации. Поэтому необходимо было распределение пособий из процентов с жертвуемого капитала вверить такому учреждению, в котором представители горного ведомства соединялись бы с представителями общей администрации и юстиции; это обеспечивает и наилучший контроль правильного расходования денежных сумм.

    Таким учреждением является установляемое Высочайше утвержденным 9го марта 1892 г. мнением Государственного Совета присутствие по горнозаводским делам, которое образуется при горном управлении, под председательством начальника этого последнего, из помощника начальника, представителя от министерства внутренних дел, по назначению министра внутренних дел, лица прокурорского надзора, по назначению министра юстиции, и двух представителей частной горной промышленности, причем в заседания присутствия для назначения пособий из означенного капитала приглашаются: 1) представитель жертвователя, по его указанию (или он сам, если будет находиться в Иркутске), и 2) врач, выбираемый с этою целью иркутским Обществом врачей Восточной Сибири па три года (До учреждения в Иркутске присутствия по горнозаводским делам для заведывания этим делом был составлен при иркутском горном управлении особый комитет из начальника горного управления или его помощника, представителя от министерства внутренних дел, по назначению генерал-губернатора, лица прокурорского надзора, по назначению губернского прокурора, представителя золотопромышленников Якутской области, врача, по выбору иркутского Общества врачей Восточной Сибири (два последних лица выбирались на три года) в представителя жертвователя.).

    Пособия единовременные, продолжительные и постоянные (пенсии) назначаются пострадавшим приисковым рабочим (и их семействам), а также семействам умерших приисковых рабочих всех разрядов и наименований без различия в вероисповедании, сословии и правах состояния, хотя бы они находились самое непродолжительное время на приисковых работах золотых промыслов Якутской области. Право на пособие не обусловливается известным сроком пребывания па промыслах, потому что приисковые работы не принадлежат к числу таких, на которые желательно было бы искусственно привлекать рабочих. Жертвователь желал, чтобы лишенные прав состояния и сосланные в каторжную работу, если они работали на приисках Якутской области (как это было в 70-х и первой половине 80-х годов по инициативе генерал-губернатора Восточной Сибири Синельникова), имели такое же право на вспомоществование, как и остальные рабочие. Тем более должны были иметь это право ссыльнопоселенцы, которых находится не мало на приисках Якутской области (в первой половине 80-х годов они составляли 37-41% всех рабочих).

    Пособия выдаются исключительно в денежной форме: устройство богаделен и вообще вспомоществования натурою из процентов с жертвуемого капитала не допускаются. Из процентов с капитала в 420.000 руб. проценты с 10.000 руб. назначаются на расходы по ведению дела, а из дохода с остального капитала (за вычетом почтовых расходов па пересылку денег) ⁴/₁₀ назначается на пенсии, ⁴/₁₀ на продолжительные пособия и ²/₁₀ на пособия единовременные. Те рабочие, которым будет назначена пенсия от золотопромышленников, не имеют права на пенсии и пособия из процентов с капитала М. А. Сибирякова, но выдача единовременного пособия от золотопромышленника не препятствует оказанию помощи такому рабочему (Впрочем, в положении о выдаче пособий сделана такая оговорка: «лица, имеющие право на вспомоществование от золотопромышленников по закону, но не воспользовавшиеся им в полной мере, не имеют права на вспомоществование из капитала имени М. А. Сибирякова». Нарушение этого правила допускается лишь в исключительных случаях. Цель этой оговорки состоит в том, чтобы помешать золотопромышленникам уменьшать пособия пострадавшим рабочим (при добровольном с ними соглашении) ссылкою на возможность получения пособия из ныне жертвуемого капитала.), хотя, разумеется, при прочих равных условиях, предпочтение должно быть отдаваемо такому нуждающемуся рабочему (из имеющих право на пособие) или семейству такого рабочего, которые не получили никакого вспомоществования от золотопромышленника. Так как предполагалось, что число лиц, имеющих право на пособие, будет всегда более того числа рабочих, которым может быть оказана помощь, то постановлено отдавать преимущество тем рабочим, которые находились или пострадали при собственно горных работах. Это преимущество вполне заслужено, так как горные работы (скрывание торфа, т. е. не золотоносного пласта, добыча золотоносных песков, отвозка того и другого, промывка пласта и отвозка отбросов после нее) являются самыми тяжелыми из приисковых работ.

    Продолжительные и постоянные пособия (пенсии) увечным назначаются в размере не более 10 р. в месяц (120 руб. в год), для местностей же Сибири, отличающихся особою дешевизною жизни, а также и лицам, не обремененным семейством, могут быть назначаемы и в меньшем размере.

    Так как внесенный жертвователем капитал должен храниться неприкосновенно в иркутском отделении государственного банка, а расходоваться будут только проценты, то естественно возникает вопрос, что делать в случае существенных изменений в положении приисковых рабочих Якутской области. Изменения эти могут быть вызваны или принятием законодательным путем мер, обеспечивающих положение тех рабочих, которым желает оказывать помощь жертвователь, или падением золотопромышленности Якутской области и вместе с тем уменьшением количества занятых в ней рабочих в такой степени, что проценты с жертвуемого капитала не могут быть все израсходованы. Эти вопросы разрешаются в положении таким образом: в случае «установления иных способов обеспечения рабочих от несчастных случаев на золотых промыслах» (напр., учреждения государственного страхования рабочих или издание закона об ответственности отдельных предпринимателей) проценты с капитала имени М. А. Сибирякова обращаются на выдачу пенсий и пособий рабочим, потерявшим здоровье и силы на приисковых работах и семействам умерших на промыслах; в случае же «обеспечения потерявших здоровье и силы на промыслах» (напр., введения и для них государственного страхования) пособия выдаются семействам умерших там от болезней и других несчастных случаев (В виду этих, совершенно ясных постановлений Положения о капитале имени М. А. Сибирякова, не могут быть приняты несогласные с ним предложения относительно этого капитала (срав. предложение г. Граумана в «Вестн. Золот.» 1897 г. № 11, стр. 118).). Если число рабочих на промыслах Якутской области уменьшится до 1.000 человек наличных, то пособия будут выдаваться рабочим золотых проыслов всей Восточной Сибири, а если бы золотопромышленность всей Восточной Сибири настолько пришла в упадок, что ею будет занято менее 1.000 рабочих, то пособия могут быть выдаваемы и всем вообще горным рабочим Восточной Сибири, причем заведывание этим капиталом должно быть поручено тому правительственному учреждению, в ведении которого будут находиться эти рабочие.

    Таковы основные начала Положения о капитале имении М. А. Сибирякова для выдачи пособий приисковым рабочим Якутской области.

    Это крупное пожертвование не может не вызвать живейшего сочувствия всех тех, кому дороги интересы рабочих. История Сибири представляет примеры и других крупных пожертвований на просвещение, благотворительность и тому подобное, но до сих пор не было сделано никем такой крупной жертвы в пользу рабочих. Это дело само по себе прекрасное, но оно прекрасно и как пример, как громкое признание общественной обязанности, лежащей на всех владельцах торговых, промышленных и сельскохозяйственных предприятий. К сожалению, об этой обязанности думают весьма немногие.

    Та польза, которую немедленно должно было приносить пожертвование И. М. Сибирякова, была сильно ограничена совершенно неправильным постановлением в 1896 году комитета, заведовавшего выдачами пособий из этого капитала. Опасаясь, очевидно, слишком большого наплыва просителей, а также предполагал, что за старые годы невозможно будет получить справок, комитет совершенно произвольно постановил, что право па пенсии и пособия могут иметь только те рабочие, которые будут находиться на промыслах со времени утверждения положения о капитале имени М. А. Сибирякова, т.-е. с марта 1894 г. (Комитет постановил «все ходатайства рабочих, пострадавших на приисках до 15-го марта 1894 г. оставлять без удовлетворения, потому что пострадавшие на приисках ранее лица или их семейства получили от золотопромышленников пособия и вознаграждения, между тем как вновь пострадавшие лица не могут уже рассчитывать на особенное призрение в виду существования капитала имени М. А. Сибирякова (?), и сверх того по невозможности собрать достоверные сведения о бывших за прошедшее время на приисках рабочих». Ссылка при этомъ на 60 ст. т. I, ч. I Св. Зак., изд. 1892 г. совершенно не соответствует данному случаю. «Иркут. Губ. Вед.» 1896 г. № 14.). Постановление это совершенно противоречит желанию жертвователя, чтобы правом на пенсии и пособия пользовались все рабочие, когда-либо бывшие на золотых промыслах в Якутской области, в том числе и прежние ссыльнокаторжные и поселенцы. Желание это было выражено в проекте Положения, представленном мною в Горной Департамент, и если оно не сохранилось в тексте § 2 Положения, то только потому, что упоминание о нем было признано Горным Департаментом излишним, так как в Положении не сделано никаких оговорок ни относительно времени нахождения рабочих на промыслах, ни относительно принадлежности их к тому или другому разряду населения Сибири. Предположение о том, что за прежние годы нельзя навести справок относительно пребывания того или другого рабочего на промыслах, совершенно неосновательно: во всех благоустроенных компаниях хранятся прежние расчетные книги, в которых и можно навести необходимую справку, если только известно, в каком году рабочий был на приисках. Могло бы случиться, что не оказалось сведений о рабочем, находившемся на приисках компании, прекратившей свое существование, но из того, что пришлось бы отказать нескольким рабочим по бездоказательности их просьб, никак не следовало, что нужно лишить права на пенсии и пособия всех рабочих, бывших на приисках до 15-го марта 1894 г.

    Постановление это привело к очень грустным последствиям: в течение 1896 г. из капитала имени М. А. Сибирякова было выдано всего пенсий на сумму 171 р. и продолжительных пособий на 62 р., в 1896 г. пенсий — 954 р. и продолжительных пособий — 346 р., (В 1896 г. пенсии и продолжительные пособия получали всего 10 лиц.), а десятки тысяч рублей отчислены в расходный капитал на будущее время («Иркут. Губ. Вед.» 1897 г. № 19; «Вестник Золотопромышл.» 1897 г. № 11, стр. 253.). Конечно со временем число лиц, пользующихся пенсиями и пособиями, будет все увеличиваться, но к сожалению, без всякой основательной причины, уменьшается та польза, которую мог бы приносить этот капитал особенно теперь, когда не существует еще государственного страхования рабочих.

    Как ни велико пожертвование, вызвавшее настоящую заметку, оно могло бы обеспечить лишь часть всех нуждающихся в помощи, если бы они пожелали обратиться за нею. Количество рабочих обоего пола на промыслах Олекминского округа колебалось в 80-х годах между 10¹/₂ и 13 тысячами человек, количество же умерших от болезни и всевозможных несчастных случаев в среднем выводе за семь лет (1879-1884 и 1887 гг.) равняется 112 человекам в год, не считая потерпевших увечья [«ушибленных при работах»] (Этих последних, по официальным сведениям, было в 1881 г. 8 чел., в 1882 — 2, в 1888 — 8, в 1884 — 12, в 1886 — 18, в 1887 — 17 чел.). А как много таких рабочих, которые, хотя и не получили никакого увечья, но тем не менее, вследствие продолжительной работы на приисках, «выработались», как там говорят, т.-е. потеряли силу и здоровье и сделались инвалидами золотопромышленности! Нужно также помнить, что вспомоществования из процентов с жертвуемого капитала будут выдаваться только рабочим Олекминского округа, а всего рабочих, занятых золотопромышленностью в Сибири и Европейской России, считалось в 1892 г., по официальным сведениям горного департамента, 103.624 чел., — цифра, несомненно, гораздо ниже действительного количества рабочих, судя по тому, что в Олекминском округе, по этим сведениям, числилось всего 7.660 рабочих (Очевидно, по вычислению на годовых рабочих.)...

    Желательно было бы, чтобы общество вспомоществования приисковым рабочим, но с более широкою программою, было учреждено также и в Иркутске; толчком к этому может послужить крупное пожертвование в пользу рабочих И. М. Сибирякова, тем более, что, на случай основания такого общества, жертвователь сохранил за собою право передать ему весь капитал или часть его (Мы уже указывали (т. II, стр. 431), что золотопромышленники начинают страховать рабочих от несчастных случаев в страховых обществах. Срав. «Вест. Золот.» 1896 г. № 8, стр. 67.).

    /Рабочіе на сибирскихъ золотыхъ промыслахъ. Историческое изслѣдованіе В. И. Семевскаго. Томъ II. Положеніе рабочихъ после 1870 г. Изданіе И. М. Сибирякова. С.-Петербургъ. 1898. С. 816-825./

                                                                            *****

                                                                    ДОПОЛНЕНИЕ