Ерухім
Абрамавіч Крэйновіч – нар. 12 (25) красавіка
1906 г. ў павятовым месьце Невель Віцебскай губэрні Расейскай імпэрыі, у
шматдзетнай габрэйскай сям’і.
[У 1772 г. у выніку
першага падзелу Рэчы Паспалітай Невель апынуўся ў складзе Расейскай імпэрыі,
цэнтар павету Полацкага намесьніцтва, у 1796 г. у Беларускай губэрні, а з 1802
г. у Віцебскай губэрні, 25 сакавіка 1918 г. увайшоў у склад абвешчанай
Беларускай Народнай Рэспублікі, 1 студзеня 1919 г. згодна з пастановай І зьезду
КП(б) Беларусі ў складзе Беларускай ССР, цэнтар падраёну Віцебскага раёну,
аднак 16 студзеня маскоўскія бальшавікі адабралі Невель разам зь іншымі этнічна
беларускімі тэрыторыямі ў склад РСФСР, у 1926 г. кіраўніцтва БССР прасіла
вярнуць Невель у склад Беларусі, але Масква не задаволіла гэтую просьбу. Цяпер
месца ў Пскоўскай вобласьці РФ, адміністрацыйны цэнтар Невельскага раёну.]
У гады Першай
усясьветнай вайны ды рэвалюцыяў сям’я Крэйновічаў жыла ў Віцебску, дзе
арандавала прыватную хату. Бацька гандляваў пушнінай, а ягоны брат меў краму ў Пецярбургу
- Петраграду.
Ад 12 гадоў
Ерухім вучыўся ў пачатковай рэлігійнай школе асновам юдаізму і габрэйскай
грамаце. У 1918 г. ён наведваў літаратурны гурток імя У. Г. Караленкі, затым
гарадзкую драматычную студыю. У юнацкасьці ён выдатна дэклямаваў вершы і
выступаў у самадзейных канцэртах ды нейкі час мысьліў пра артыстычную кар’еру.
Рана сышла з
жыцьця ягоная маці, а бацька завёў новую жонку. Сёстры, якія пасталелі,
пераехалі ў Петраград. У гарадзкой камсамольскай арганізацыі працаваў ягоны
брат Навум, пазьней рэпрэсаваны. Ерухім некаторы час заставаўся з бацькам і
шмат працаваў, дапамагаючы яму ў ягонай справе. У 1922 г. 16-летні юнак
пераехаў у Петраград і пасяліўся ў сясьцёр.
Крэйновіч
уладкаваўся працаваць у Ленгубфінаддзел і адначасова паступіў у вячэрнюю школу
працоўнай моладзі імя М. Г. Чарнышэўскага, якую скончыў у жніўні 1923 г. ды
паступіў на грамадзка-пэдагагічнае аддзяленьне факультэта грамадзкіх навук
Ленінградзкага ўнівэрсытэту.
Праз год вучобы
ва ўнівэрсытэце Ерухім перайшоў на этнаграфічнае аддзяленьне геаграфічнага
факультэта, дзе на працягу трох гадоў слухаў лекцыі ды наведваў сэмінары
выбітных навукоўцаў, якія валодалі велізарным досьведам палявых дасьледаваньняў
самабытных культур народаў Поўначы. У. Г. Багараз-Тан, які чытаў курс
этнагеаграфіі, параіў Крэйновічу заняцца вывучэньнем удэгейцаў або гілякоў
(ніўхаў). У 1925-1926 гг. Ерухім вывучаў гіляцкую мову ў Л. Я. Штэрнбэрга.
Адзначым, што гілякі або ніўхі
(нівах, нівух, нівхгу, ньігвнгун - чалавек) — малалікая народнасьць, якая яшчэ
пражывае у басэйне ракі Амгунь, даплыву ракі Амур, ды ў паўночнай частцы выспы
Сахалін на Далёкім Ўсходзе Расейскай Фэдэрацыі.
Першым
выпрабаваньнем для студэнта Крэйновіча зрабілася кароткая камандзіроўка ва
Ўкраіну, этнаграфічная практыка ў вёсцы Чулакоўка на Хэрсоншчыне, а таксама
праца ў сяле Рудакова Пскоўскага раёну, дзе ён зьбіраў новы народны фальклёр -
рэвалюцыйныя прыпеўкі ды вёў этнаграфічныя назіраньні над паўсядзённым жыцьцём
расейскай глыбінкі.
У траўні 1926
г. Крэйновіч атрымаў пасьведчаньне аб заканчэньне Ленінградзкага дзяржаўнага
ўнівэрсытэта, а 14 траўня 1926 г. ён выехаў з Ленінграду ва Ўладзівасток,
адкуль перабраўся параплавам на выспу Сахалін, з якой, згодна Пэкінскай дамавы
1925 г., у траўні 1925 г. былі выведзеныя японскія войскі.
Па прыезьдзе на
Сахалін Крэйновіч павінен быў сумяшчаць заняткі навукай з працай у Сахалінскім
рэвалюцыйным камітэце ў якасьці памагатага ўпаўнаважанага па Ахінскаму раёну.
Праз паўтара месяца ён пераходзіць на працу заггасам, затым выхавальнікам
тубыльскай школы-інтэрната ў нацыянальным паселішчы Хандуза, разьмешчаную на
беразе аднайменнай рэчкі, якая ўпадае ў затоку Чайво на паўночным усходзе
выспы, дзе было ўсяго некалькі аднапавярховых хацінак. Адной з задачаў Крэйновіча
зрабілася прыцягненьне дзяцей тубыльцаў у інтэрнат, хоць умовы жыцьця ў
інтэрнаце былі цяжкімі і дзеці часта хварэлі. У першую зіму яго знаходжаньня на
беразе затокі Чайво адбылася эпідэмія адзёру, якая зваліла не толькі
школьнікаў, але і сталае тубыльнае насельніцтва. На руках маладога выхавальніка
паміралі маленькія выхаванцы інтэрната. Сам Крэйновіч таксама захварэў
запаленьнем лёгкіх і доўга не мог акрыяць ад хваробы, у яго пачалося абвастрэньне сухотаў. Неўзабаве ён ізноў вяртаецца ў
рэўкам, дзе працу Ерухіма курыраваў сакратар Сахалінскага рэўкаму А. Ільлін.
Прадстаўнік
Камітэта Поўначы па Далёкаўсходнім краі К. Я. Лукс дапамог Ерухіму ўвесну 1927
г. пабываць у санаторыі “Алентуй” у Забайкальлі, пасьля чаго ён ізноў вярнуўся
на Сахалін ды перабраўся на заходняе ўзьбярэжжа выспы, дзе клімат быў некалькі
мякчэй. Адтуль езьдзіў у паселішчы Тымаўскай даліны, дзе заарганізаваў першы
лікбез. Шмат кілямэтраў прайшоў ён пешкі ды праехаў на сабачых запрэжках і
калёсах па Сахаліне, ствараючы тубыльныя саветы і агітуючы за арцелі,
высьвятляючы настроі тубыльцаў.
28 ліпеня 1928 г. вытворчая практыка Крэйновіча
на Сахаліне скончылася і ён зьехаў у Ленінград. У
жніўні 1928 г. Ерухім быў залічаны асьпірантам у Ленінградзкі ўнівэрсытэт і
пачаў пісаць кандыдацкую дысэртацыю, адначасова апрацоўваючы палявыя матэрыялы
і публікуючы этнаграфічныя артыкулы, якія асьвятлялі гаспадарчыя заняткі,
касмаганічныя гледжаньні ніўхаў, пра іхняе уяўленьне чалавека. Таксама пачаў
выкладаць ніўхскую мову ў Інстытуце народаў Поўначы.
Ад 15
кастрычніка 1929 г. па 1 студзеня 1932 г. Крэйновіч працаваў малодшым навуковым
супрацоўнікам у МАЭ. Відаць, адчуваючы сваё прызначэньне і магчымасьць
рэалізацыі сябе менавіта ў сфэры этналінгвістычных дасьледаваньняў, Ерухім
даволі фармальна ставіўся да збору калекцый і наогул да музэйнай працы, прычым
часта ў непрымальнай для тых, хто яго атачаў, форме. Яго двойчы выключалі з
камсамолу, але затым ізноў аднаўлялі.
У тыя гады
пачалася кіпучая праца па распрацоўцы пісьменнасьці для моваў народаў Поўначы і
Сыбіры. У красавіку 1931 г. адбыўся пленум Камітэта Поўначы ЎЦВК у Маскве, які
паказаў на неабходнасьць фарсіраваньня працы па стварэньні пісьменнасьці для
гэтых народаў. У тым жа году аддзел навукі пры СНК СССР зацьвердзіў адзіны
алфавіт, падрыхтаваны Я. П. Кошкіным (Алькором). Стварэньне пісьменнасьці для
бясьпісьменных раней народаў павінна было стаць дэманстрацыяй рэвалюцыйных
падыходаў савецкай улады да нацыянальнага пытаньня і спрыяць хуткай інтэграцыі
“тубыльцаў” у савецкае грамадзтва. Крэйновіч пераключыўся на дасьледаваньні ў
вобласьці мовазнаўства. Камітэт Поўначы накіраваў яго ў гіляцкую экспэдыцыю на
Ніжні Амур. Знаходзячыся ў экспэдыцыі ў Лімана-Гиляцкім тубыльскім раёне, ён
зьбіраў фальклёр, запісваў легенды і паданьні пра паходжаньне амурскіх родаў
ніўхаў, маляваў падрабязныя схемы ніўхскіх стойбішчаў па Амуры і Ахоцкаму
ўзьбярэжжу з пазначэньнем прамысловых тэрыторый.
Пасьля
экспэдыцыі ў лябараторыі ІНП Крейновіч заняўся тэорыяй фанэтыкі і пачаў працу
па стварэньні алфавіту для бясьпісьменнай ніўхскай мовы. Да гэтага пэрыяду
адносяцца некалькі ягоных рукапісаў, сярод якіх праграма распрацоўкі
пісьменнасьці на аснове лацінкі. Ён распрацаваў новую фанэтычную сыстэму запісу
гукаў ніўхскай мовы.
У 1932 г.
выйшла першая гіляцкая чытанка на лацінцы Сug dif
(Новае слова), аўтарам якой тбыў Крэйновіч. Напачатку 30-х гадоў ён перавёў на
ніўскую мову дзьве кнігі для чытаньня, брашуры пра Кастрычніцкую рэвалюцыю, два
падручніка арытмэтыкі для пачатковых клясаў, брашуру Кошкіна (Алькора) “Што
дала Кастрычніцкая рэвалюцыя народам Поўначы” і іншыя выданьні.
У сярэдзіне
30-х гадоў было вырашана перавесьці навучаньне народаў Поўначы на рускую мову,
а для пісьма на нацыянальнай мове выкарыстоўваць кірыліцу. Паколькі ў рускім
альфабэце адсутнічалі літары, якія пазначаюць спэцыфічныя фанэмы, уласьцівыя
неславянскім мовам, была распрацаваная сыстэма дыякрытычных знакаў і новыя
літары для алфавітаў моў народаў Поўначы і Сыбіры. Напачатку 1937 г. Крэйновіч
прадставіў рукапісны праект ніўхскага альфабэту на аснове кірыліцы ў выглядзе
тэзаў да дакладу “Прынцыпы артаграфіі ніўхскай мовы”.
У гэта ж час ён
выконваў абавязкі навуковага сакратара ІНП. Становішча ў краіне і ў навуковых
кругах было нездаровым, ішлі “партыйныя чысткі”, дзе калегі выказвалі ў адрас
адзін аднаго бесстароньнюю крытыку, якая заканчвалася парой запрашэньнямі ў
органы АДПУ-НКУС. Крэйновіч таксама прымаў у гэтым удзел.
Да 1936 г.
навуковец падрыхтаваў кандыдацкую дысэртацыю па фанэтыцы ніўхскай мовы. Аднак
абарона дысэртацыі не адбылася, бо Крэйновіч быў арыштаваны ў ноч з 20 на 21
траўня 1937 г. Па паклёпе малазнаёмых людзей ён быў абвінавачаны ва ўдзеле ў
трацкісцка-зіноўеўскай шпіёнска-тэрарыстычнай арганізацыі, злучанай з японскай
выведкай, ды шпіянажы на карысьць Японіі. Гэту мітычную арганізацыю з
“філіялам” у Інстытуце народаў Поўначы нібыта ўзначальваў памерлы напачатку
30-х гадоў старшыня Далёкаўсходняга Камітэта Поўначы К. Я. Лукс.
Крэйновіч рабіў
адчайныя спробы знайсьці праўду. Арышт здаваўся яму непаразуменьнем і жахлівай
памылкай. Праз год, 5 жніўня 1938 г., ён зьвярнуўся са скаргай да Генэральнага
пракурору СССР. На трыццаці дзевяці старонках двух школьных сшыткаў Крэйновіч
выказаў усё сваё жыцьцё: паездку на Сахалін, працу ў Сахалінскам рэўкаме,
дзесяцігадовую навуковую працу і яе вынікі, паклёп і несправядлівасьць
абвінавачваньняў. Ён апісаў таксама допыты і катаваньні над ім ў турме. Але аніякага
рэагаваньня не было.
Найсправядлівы
Савецкі Суд прысудзіў Ерухіма Крэйновіча да дзесяці гадоў турэмнага
зьняволеньня па арт. 58, п. 10-11 з паразай у правах да пяць гадоў. Іншыя ж,
якія праходзілі з ім па адной справе, былі прысуджаны да расстрэлу, сярод іх Я.
П. Кошкін (Алькор) ды юкагір М. І. Спірыдонаў (Тэкі Адулок).
Пачаліся гады
выпрабаваньняў у калымскіх лягерах. Неўзабаве Крэйновіч падаў прашэньне
лягернаму начальству з просьбай дазволіць яму займацца мовамі малалікіх
паўночных народаў. Начальства доўга разглядала ягоную просьбу: дасылалі запыты
ў Ленінград вядучым мовазнаўцам краіны. Дырэктар Інстытута мовы і мысьленьня
імя Н. Я. Мара АН СССР акадэмік І. І. Мяшчанінаў даў станоўчы водгук на ягоныя
працы. Знаны навуковец Д. А. Альдэроге, які пазьней напісаў прадмову да кнігі
“Ніўхгу”, дасылаў яму ў месцы зьняволеньня грошы.
Гулагаўскае
начальства дазволіла Крэйновічу заняткі мовай з
паўночнікамі і перавяла яго ў Магадан, дзе ён пачаў працаваць санітарам у
лягерным мэдпункце. У 1944 г. ён скончыў шасьцімесячныя фэльчарскія курсы пры
лякарні Магаданлягу. Днём быў лязарэт, а ўвечар пасьля адбоя да яго пускалі
зьняволеных паўночнікаў, з якімі ён займаўся мовамі. У звычайных
танклявых вучнёўскіх сшытках ён алоўкам запісваў словы, прапановы і тэксты ад
асуджаных каракаў ды чукчаў - першабытнікаў Паўночна-Ўсходняй Азіі, пры гэтым
вылучаючы матэрыялы па фанэтыцы, лічэбнікам, марфалёгіі і іншым часткам
мовазнаўства. Там, у зьняволеньні, ім былі сабраны выдатныя лінгвістычныя
матэрыялы ад юкагіраў, карэнных жыхароў ракі
Калымы. Крэйновіч цікавіўся мовамі ітэльменаў - першабытнікаў Камчаткі, эвенаў
і зьмяшанага насельніцтва Ахоцкага ўзьбярэжжа. У пэрыяд зьняволеньня ў
1943-1944 гг. навуковец сабраў матэрыялы па арманскаму дыялекту эвенскай мовы,
якія затым перадаў дасьледчыцы эвенскай мовы Л. Д. Рышэс. Шмат пазьней па дадзеных
мовы і фальклёру эвенаў Крэйновіч напісаў артыкул пра гісторыю засяленьня
Ахоцкага ўзьбярэжжа.
Пасьля
вызваленьня з лягера ў 1947 г. Е. А. Крэйновічу не дазволілі жыць у вялікіх
гарадах. Было таксама немагчыма ўладкавацца на працу ў Інстытут, таму ён быў
змушаны пасяліцца ў раённым цэнтры Луга Ленінградзкай вобласьці, дзе працаваў
над сабранымі ў лягерах матэрыяламі і ўвасобіў частку з іх у рукапіс новай
дысэртацыі. Матэрыял быў настолькі арыгінальны, новы і выдатны, што ягоную
кандыдацкую дысэртацыю па юкагірскай мове прадставілі да абароны на Навуковай
радзе Інстытуту мовазнаўства АН СССР. Абарона дысэртацыі, якая адбылася ў лютым
1949 г., прайшла бліскуча.
Але ў 1949 г.
Ерухім быў ізноў арыштаваны і сасланы ў Сыбір. У ссылцы ў Ігарцы на Енісеі Крэйновіч
працаваў фэльчарам у здароўпункце мясцовага лесакамбінату. У ссылцы Ерухім
Абрамавіч пачаў займацца вывучэньнем кецкай мовы, якія жылі ў той час на Енісеі
ды ягоных даплывах. Па выніках шматгадовых палявых прац ён склаў слоўнік кецкай
мовы, які складаецца з 25 сшыткаў, аб’ёмам 372 аркушы. Ягоная праца па кецкаму
дзеяслову складае тры вялікія сшыткі.
У 1953 г. Крэйновічу
дазволілі пераехаць у Ленінград і аднавіцца на працы ў Ленінградзкім
аддзяленьні Інстытута мовазнаўства АН СССР.
Але семнаццаць
гадоў лягераў і ссылак не прайшлі для Крэйновіча бясьсьледна. Калегі адзначалі
ягоны няўжыўны, запальчывы характар. Своеасаблівым выратаваньнем для Ерухіма
Абрамавіча быў шлюб з Галінай Аляксандраўнай Разумнікавай у 1965 г. Праз год
пасьля жаніцьбы ў Крэйновіча адбыўся цяжкі інфаркт. Некалькі гадоў спатрэбілася
на тое, каб аднавіць сілы і паправіць здароўе. Нягледзячы на ўсе складанасьці і
зьменлівасьці лёсу, навуковец працягваў працаваць. Ён вывучаў ітэльменскую,
эвенскую, эвенкійскую, карацкую, ітэльменскую, чукоцкую, юкагірскую, ніўхскую,
ненецкі мовы, кецкую ды кітайскую мовы. У 1957 г. ён стаў старшым навуковым
супрацоўнікам Інстытута мовазнаўства АН СССР.
У канцы 50-х
гадоў Крэйновіч выяжджаў у лінгвістычную экспэдыцыю ў Сярэднеканскі раён
Магаданскай вобласьці, дзе зьбіраў матэрыялы па юкагірскай мове. У 1958 г. ім
была апублікаваная кніга “Юкагірская мова”. Затым рушылі ўсьлед артыкулы і
манаграфіі па кецкай мове. У 1968 г. выйшла манаграфія “Дзеяслоў кецкай мовы”,
якая лягла ў аснову ягонай доктарскай дысэртацыі, абароненай у 1972 г.
У 1957 і 1960
гг., Крейнович ізноў езьдзіў на Сахалін да ніўхаў. Матэрыялы, сабраныя ў
1926-1928 і 1931 гг., дапоўненыя ў 1957 і 1960 гг., паслужылі асновай для кнігі
“Ніўхгу. Загадкавыя насельнікі Сахаліна і Амура”, якая выйшла ў 1973 г.
20 сакавіка
1985 г. Ерухім Абрамовіч Крэйновіч сышоў з жыцьця. Па яго завяшчаньні цела
крэміравалі, як гэта было прынятае ў ніўхаў.
Працы:
Тузсоветы в
стойбищах. // Советский Сахалин. 20 мая 1928.
Очерк
космогонических представлений гиляков. // Этнография. № 7 (1). 1929. С. 78-102.
Рождение и
смерть человека по воззрениям гиляков. // Этнография. № 9 (1-2). 1930. С.
89-113.
Собаководство у
гиляков и его отражение в религиозной идеологии. // Этнография. № 12 (4). 1930. С.
29-54.
Крейнович Е.
А. Гиляцкие числительные. // Труды научно-исследовательской
ассоциации Института народов Севера ЦИК СССР. Т 1. Вып. 3. 1932. 24 с.
Сug dif (Новое
слово). Начальная учебная книга на нивхском языке. Ленинград. 1932. 80 с.
Нивхский (гиляцкий) язык // Языки и
письменность народов Севера. Ч. 3. Языки и письменность палеоазиатских народов.
Москва-Ленинград. 1934. С. 181-222.
Морской
промысел гиляков деревни Куль. // Советская этнография. № 5. 1934. С.
78-96.
Охота на белуху
гиляков деревни Пуир. // Советская этнография. № 2. 1935. С.
108-115.
Книга для чтения... Ленинград. 1935. 52 с.
Nivh-bithэ. Букварь Mосква-Ленинград. 1936. 86 c.
Дидактический материал к нивхскому букварю.
Ленинград. 1936. 11 с.
Пережитки
родовой собственности и группового брака у гиляков. // Вопросы истории
доклассового общества. Сборник статей к пятидесятилетию книги Фридриха Энегльса «Происхождение
семьи, частной собственности и государства». Москва-Ленинград. [Труды Института антропологии и этнографии. Т. 4.] 1936. С. 711-754.
Фонетика
нивхского (гиляцкого) языка. // Труды по лингвистике ИНС. № 5. 1937.
Гиляцко-тунгусско-маньчжурские языковые параллели. // Доклады и
сообщения Института языкознания АН СССР. № 8. 1955. С.
135-167.
*
Юкагирский язык. Москва-Ленинград. 1958. 288 с.
*
Юкагирский язык. // Языки народов СССР в 5 томах. Т. 5. Монгольские,
тунгусо-маньчжурские и палеоазиатские языки. Ленинград. 1968. С. 435-452.
Кетский язык. //
Языки народов СССР в 5 томах. Т. 5. Монгольские, тунгусо-маньчжурские и
палеоазиатские языки. Ленинград. 1968. С. 452 -.
Глагол кетского
языка. Ленинград.1968.
Способы
действия в глаголе кетского языка. // Кетский сборник. Лингвистика. Москва.
1968.
Кетское предание об одном из их сражений с
юраками. // Кетский сборник. Мифология, этнография, тексты. Москва. 1969.
Медвежий
праздник у кетов. // Кетский сборник. Мифология, этнография, тексты. Москва. 1969.
Обряд кормления
«дорожной старухи» у кетов. // Кетский сборник. Мифология, этнография, тексты.
Москва. 1969.
Кетские
загадки. // Кетский сборник. Мифология, этнография, тексты. Москва. 1969.
Об изучении
языка сымских кетов. б/м. 1969.
* Из
жизни тундренных юкагиров на рубеже XIX и ЧЧ вв. // Страны и народы Востока.
Вып. XIII. Страны и народы бассейна Тихого океана. Кн. 2. Москва. 1972. С.
56-92.
* Из
жизни тундренных юкагиров на рубеже XIX и XX вв. // Страны и народы Востока.
Вып. XII. Страны и народы бассейна Тихого океана. Кн. 2. Москва. 1973. С.
56-92.
Нивхгу. Загадочные обитатели Амура и
Сахалина. Ленинград. 1973.
О пережитках
группового брака у нивхов. // Страны и народы Востока. Вып. 15. Москва. 1973.
Медвежий
праздник у нивхов. // Древняя Сибирь. Новосибирск, 1974. С.
339-348.
Об одной
тюркско-палеоазиатской языковой параллели. // Turcologica 1976. К
семидесятилетию академика А.Н.Кононова. Ленинград. 1976. С.
94-100.
La fète de
l'ours chez les Nivkh. // Ethnographiе. № 74-75. 1977. Р.
195-208.
Л. Я. Штернберг
как исследователь нивхского языка. // Языки и топонимика. Томск, 1977.
The Tundra Yukagir at the Turn of the Century. // Arctic Antropology. Vоl.
16. № 1. 1979. P. 178-217.
* Из
истории заселения Охотского побережья. (По данным языка и фольклора эвенских
селений Армань и Ола). // Страны и народы Востока. Вып. XX. Страны и народы
бассейна Тихого океана. Кн. 4. Москва. 1979. С. 186-201.
О шмидтовском
диалекте нивхского языка. // Диахрония и типология языков. Москва. 1980. С.
133-144.
*
Исследования и материалы по юкагирскому языку. Ленинград. 1982. 304 с.
О культе
медведя у нивхов. // Страны и народы Востока. Вып. 24. Москва. 1984. С.
244-283.
Анализ одной
кетской легенды о птице Даб. // Лингвистические исследования. Москва. 1983. С. 104-115.
Этнографические
наблюдения у нивхов 1927-1928 гг. // Страны и народы Востока. Вып. 25. Москва. 1987. С.
107-123.
Нивхгу. Загадочные обитатели Амура и
Сахалина. Южно-Сахалинск. 2001. 520 с.
* Юкагиры. Койданава. 2015. 33 л.
Літаратура:
Хроника.
Совещание этнографов Москвы и Ленинграда. // Этнография. № 2. 1929. С.
110-121.
Кацнельсон С. [Рец. на кн.]
Крейнович Е. А. Гиляцкие числительные. Л., 1932 г. // ПИДО. № 11/12. 1934.
С. 137.
Смоляк А.
В. [Рец. на:] Крейнович
Е. А. Нивгу... // Советская этнография.
№ 2. 1975. С. 171-174.
*
Юкагиры (историко-этнографический очерк). Отв. ред. акад. А. П.
Окладников. Новосибирск. 1975. С. 8-9.
*
Курилов Г. Н. Юкагирско-Русский
словарь. Якутск. 1990. С. 4.
*
Солженицын А. Малое собрание
сочинений. Т. 7. Архипелаг ГУЛАГ 1918-1956. Опыт художественного исследования. V-VI-VII. Москва.
1991. С. 313-314.
Роон Т. П.
Личный архив Ю. А. Крейновича. // Вестник Сахалинского музея.
Южно-Сахалинск. Вып. 4. 1994. С. 44-51.
*
Крейнович Юрий (Брухим) Абрамович. // Энциклопедия Якутии. Т. 1. Москва.
2000. С. 494.
Шаньшина Е.
А. Мифология первотворения у
тунгусоязычных народов Дальнего Востока России (опыт мифологической
реконструкции и общего анализа). Владивосток, 2000. С. 11.
Огрызко В. Писатели и литераторы малочисленных народов
Севера и Дальнего Востока. Биобиблиографический справочник. Ч. 2. Москва. 2000. С. 7.
Соловей Т.
Д. «Коренной перелом» в отечественной
этнографии (дискуссия о предмете этнографической науки: конец 1920-х—начало
1930-х годов). // Этнографическое обозрение. № 3. 2001. С. 119.
Письмо Л. Я.
Штернберга Е А Крейновичу на Сахалин от 14 июня 1926 г. // Известия Института
наследия Бронислава Пилсудского. Южно-Сахалинск. Вып. 5. 2001. С. 202-203.
*
Курилов Г. Н. Юкагирско-Русский
словарь. Новосибирск. 2001. С. 4-5, 7.
Крейнович
Ерухим (Ерохим, Евгений, Юрий) Абрамович (1906-1985) // Люди и судьбы.
Биобиблиографический словарь востоковедов - жертв политического террора в
советский период (1917-1991). Изд. подготовили Я. В. Васильков, М. Ю. Сорокина.
Санкт-Петербург. 2003.
* Роон
Т. П., Сирина А. А. Е. А. Крейнович:
жизнь и судьба ученого. // Репрессированные
этнографы. Вып. 2. Москва. 2003. С. 47–77.
* Чтения памяти Ерухима (Юрия) Абрамовича
Крейновича (1906-1985), 8-9 сентября 2006 года, Санкт-Петербург.
Санкт-Петербург. 2006. 41 с.
*
Крейнович Ерухим (Юрий) Абрамович (1906-1985). // Огрызко В. Североведы России. Материалы к
биографическому словарю. Москва. 2007. С. 218-221.
Языки и
фольклор народов Севера. Материалы научно-практической конференции, посвященной
100-летию со дня рождения Е. А. Крейновича (г. Якутск, 8 июня 2006 г.). Отв.
ред. к. филол. н. А. Н. Мыреева. Новосибирск. 2008. с.
Улуро Адо /Курилов Г. Н./ Неоценимый вклад Е. А. Крейновича в изучение
юкагирского языка. // Языки и фольклор народов Севера. Материалы
научно-практической конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Е. А.
Крейновича (г. Якутск, 8 июня 2006 г.). Новосибирск. 2008.
С. 3-7.
Шадрин В. И. Лингвистическая
наука об этногенезе юкагиров. // Языки коренных малочисленных народов Севера.
Материалы Республиканской научно-практической конференции (г. Якутск, 7 декабря
2006 г.). Новосибирск. 2008. С. 101-115.
* Решетов А. М. Крейнович Ерухим (Ерохим, Евгений, Юрий)
Абрамович. // Большая российская энциклопедия. Т. 15. Москва. 2010.
С. 675.
* Русакова Е. В. «Даже на Колыме он пытался заниматься
юкагирским языком...»: Е. А. Крейнович - лингвист, этнограф, узник ГУЛАГА. //
Невельский сборник. Вып. 19. По материалам 19 Невельских Бахтинских чтений (30
июня – 2 июля 2012 г.). Санкт-Петербург. 2013. С. 61-74.
* Никичэн Нанайка. Ерухим [Юрий] Абрамович Крейнович. //
Юкагиры. Койданава. 2015. С. 1-2.
Нікічэн Нанайка,
Койданава
Часть шестая
ССЫЛКА
Глава 7
ЗЭКИ НА ВОЛЕ
...Всё на местах и все на местах.
Погромыхали громы — и ушли почти без дождя.
До того всё на местах, что Ю. А.
Крейнович, знаток языков Севера [* О нём метко сказано: если раньше народовольцы становились
знаменитыми языковедами благодаря вольной ссылке, то Крейнович сохранился им,
несмотря на сталинский лагерь: даже на Колыме он пытался заниматься юкагирским
языком.], вернулся — в тот же институт, и в тот же сектор, с теми же,
кто
заложил его, кто ненавидит его, — с теми же самыми он каждый день шубу
снимает и заседает.
Ну как если бы жертвы Освенцима
вкупе с бывшими комендантами образовали бы общую галантерейную фирму.
/Александр
Солженицын. Малое собрание сочинений. Т.
7. Архипелаг ГУЛАГ 1918-1956. Опыт художественного исследования. V-VI-VII.
Москва. 1991. С. 313-314./
ПРЕДИСЛОВИЕ
...Е. А. Крейнович, проведя
лингвистические исследования, пришел к выводу, что юкагиры расселялись до
Енисея, и связал их с народами самодийской группы. Таким образом, дальнейшее
изучение юкагиров позволит уточнить границы их древней территории, культурные и
языковые связи с другими народами Северной Азии...
/Юкагиры
(историко-этнографический очерк). Отв. ред. акад. А. П. Окладников. Новосибирск.
1975. С. 8-9./
ПРЕДИСЛОВИЕ
...В советское время
исследованием юкагирского языка занимался Е. А. Крейнович. Его работа «Юкагирский
язык» вышла в 1958 году, в ней впервые дано сопоставление морфологических
явлений тундренного и колымского диалектов. К работе приложен небольшой словник
языков названных групп юкагиров. В последующие годы Е. Л. Крейнович опубликовал
ряд объемистых статей обзорного характера, в которых подвергались дальнейшему
уточнению выводы названной выше работы. Несомненно, самым значительным
достижением Е. Л. Крейновича является книга «Исследования и материалы по
юкагирскому языку» («Наука», 1982). В этом труде Е. А. Крейнович еще глубже и
шире раскрывает особенности морфологического строя юкагирского языка, приводя
убедительные доказательства в пользу древнего родства языка юкагиров с языками
финно-угорских и самодийских народов. Надо сказать, что связи юкагирского языка
с названными группами языков отмечали и зарубежные ученые, такие, как швед Б.
Коллиндер, француз О. Тайер, финн И. Ангере. Последнему, кстати, принадлежит
первый небольшой словарь колымского диалекта «Юкагирско-немецкий словарь»,
составленный на основе материалов В. И. Иохельсона. К сожалению, эта работа
имеет много погрешностей как в подаче юкагирских слов в качестве словарных
единиц, так и в точности переводов отдельных лексем. Поэтому она требует
осторожного пользования...
/Г. Н.
Курилов Юкагирско-Русский словарь.
Якутск. 1990. С. 4./
КРЕЙНОВИЧ Юрий
(Брухим) Абрамович (12.04. 1906-1985) — доктор филологических наук (1972).
Род. в г.
Невель в семье служащего. В 1926 г. окончил этнографическое отделение
географического ф-та Ленинградского гос. ун-та. В 1928-1931 гг. прошел
аспирантуру ЛГУ по нивхскому языку. В 1932-1937 гг. старший научный сотрудник
Ин-та народов Севера. Был репрессирован и отбывал лагерное заключение в
Магадане (1937-1947 гг.). В 1948 г. в Ленинграде защитил канд. дисс. на тему
«Юкагирский язык». Вновь был репрессирован (1948-1956) и после реабилитации
работал в секторе палеоазиатских языков Ленинградского отделения Ин-та
языкознания АН СССР. Защитил докторскую диссертацию на тему «Глагол кетского
языка». Занимался также проблемами корякского языка.
Соч.: Фонетика нивхского
(гиляцкого) языка. Л., 1937; Юкагирский язык. Л., 1968; Нивхгу. М., 1973;
Исследования и материалы по юкагирскому языку. Л., 1982.
/Энциклопедия Якутии. Т. 1. Москва. 2000. С. 494./
ПРЕДИСЛОВИЕ
...Как отмечалось выше,
единственными носителями юкагирского языка являются лесные и тундренные
юкагиры. При этом после В. Йохельсона в языкознании прочно утвердились термины
«колымский диалект» и «тундренный диалект», отражающие существенные различия в
языках названных групп юкагиров. Подобный взгляд на особенности существующих
языков юкагиров появился в те времена, когда так называемый тундренный диалект
еще не был подвергнут всестороннему научному описанию. В связи с этим отметим,
что В. Йохельсон описал лишь язык лесных юкагиров. В 1906 г. он опубликовал
работу ««Essay on the grammar of the Jukaghir language». Русский перевод
данного очерка вошел в сборник «Языки и письменность народов Севера» [*
Йохельсон В. Одульский (юкагирский) язык // Языки и письменность народов
Севера. — М.; Л., 1934. — Ч. III. - С. 149-180.]. В 30-е годы XX в.
изучением тундренного диалекта занялся молодой ленинградский этнограф Е. А.
Крейнович. Однако во времена культа личности Сталина он был репрессирован и
свою монографию «Юкагирский язык» сумел опубликовать лишь в 1958 г. [*
Крейнович Е. Юкагирский язык. — М. ; Л., 1958.]. Уже тогда Е. А. Крейнович начал сомневаться в
правомерности существующего противопоставления языков лесных и тундренных
юкагиров только как диалектов. Но печатно он заявил об этом лишь в 1968 г. в
статье «Юкагирский язык», вошедшей в пятитомник «Языки народов СССР» [* Крейнович
Е. Юкагирский язык // Языки народов СССР. — Л., 1968. — Т. V. — С. 435-452.]. Дальнейшие
исследования показали, что Е. А. Крейнович был совершенно прав, говоря о
необходимости квалифицировать так называемые юкагирские диалекты как
самостоятельные, но близкородственные языки. Более того, сопоставление
лексических единиц из словаря Ф. Матюшкина [*
Матюшкин Ф. Собрание слов чуванского и омокского языков // Врангель Ф. П.
Прибавления к путешествию по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю,
совершенному в 1820, 1821, 1822, 1823 и 1824 годах. — СПб., 1841.] с соответствующими
единицами языков лесных и тундренных юкагиров показало, что обрусевшие чуванцы
и исчезнувшие во время эпидемии оспы омоки также имели, по всей вероятности,
свои самостоятельные языки. Это позволяет предположить, что некогда на обширных
пространствах Северо-Востока Азии существовал не один народ, а целая семья
народов с близкородственными языками. Поэтому язык и культуру юкагиров Якутии
можно назвать последними живыми угольками потухшего огромного костра
циркумполярной культуры древних охотников и рыболовов...
/Г. Н.
Курилов. Юкагирско-Русский словарь.
Новосибирск. 2001. С. 4-5, 7./
КРЕЙНОВИЧ Ерухим
(Ерохим, Евгений, Юрий) Абрамович
(1906-1985)
Палеоазиатовед: лингвист и этнограф. Род. в
г. Невель. Ок. этногр. отд. геогр. фак-та ин-та ЛГУ (1924-26). В 1926-28
учитель в нац. школах на Сахалине, ликвидатор неграмотности среди нивхов и
уполн. по туземным делам при президиуме Сахалинского окрревкома; в то же время
собирал лингв. и этногр. мат-лы среди нивхов и гиляков. В 1928-31 в аспирантуре
по каф. этнографии ЛИЛИ (выпускная работа: «Проблема первобытного мышления в
свете гиляцких числительных»). Затем мл., с 1935 ст. науч. сотр. ИНС, рук.
группы палеоазиатских яз. В 1929-31 сотр. также в МАЭ. Подг. канд. дисс.
«Фонетика нивхского (гиляцкого) яз.», но защитить не успел. Арестован 20 мая
1937. По сценарию следствия, якобы входил в одну «контрревол. группу» с
востоковедами Д. Н. Жуковым, П. П. Бушевым, В. В. Ненароковым, Н. Г. Талановым,
писателями Н. М. Олейниковым, В. Матвеевым, В. Эрлихом. В янв. 1938 осужден на
10 лет ИТЛ. В лагере (на Колыме) изучал юкагирский, корякский, эвенский яз.
(благодаря помощи акад. И. И. Мещанинова). Освобожден в мае 1947; в ссылке в г.
Луга под Ленинградом. С июля по дек. 1947 работал по дог. для ИЯМ. В февр. 1948
по книге «Юкагирский яз.» защитил канд. дисс. Открыто заявлял, что сидел
безвинно. Повторно арестован 25 дек. 1948. Выслан в Красноярский край; работал
фельдшером, не оставляя науч. иссл-ний: обрабатывал мат-лы по юкагирскому яз.,
изучал связи нивхского с тунгусо-маньчж. яз., собирал мат-лы по кетскому яз.
Освобожден из ссылки в сент. 1954*. С нояб. сотр. по дог. с изд-вом АН СССР. В
окт. 1955 реабилитирован. С 27 марта 1956 науч. сотр. ЛО ИЯ АН СССР. В 1971
защитил докт. дисс. 8 июня 1973 вышел на пенсию, но продолжал иссл-ния в обл. этнографии
и лингвистики; ст. науч. сотр.-консультант сектора палеоазиатских яз. ЛО ИЯ АН
СССР. Активно участвовал в деятельности Вост. комиссии ГО СССР.
Соч.:
Очерк космогонических представлений гиляк острова Сахалин // Этнография. 1929.
№ 1. С. 78-102; Рождение и смерть человека по воззрениям гиляков // Там же.
1930. № 1/2. С. 89-113; Собаководство гиляков и его отражение в религиозной
идеологии // Там же. № 4. С. 29-54; Гиляцкое числительное Л., 1932; Нивхский
(гиляцкий) язык // Языки и письменность народов Севера. Ч. 3: Языки и
письменность палеоазиатских народов. М.; Л., 1934. С. 181-222; Морской промысел
гиляков д. Куль // СЭ. 1934. № 5. С. 78-96; Фонетика нивхского (гиляцкого)
языка. М.; Л., 1937; Гиляцко-тунгусо-маньчжурские параллели // Доклады и
сообщения Института языкознания АН СССР. 1955. № 8. С. 135-167; Юкагирский
язык. М.; Л., 1958; Глагол кетского языка. Л., 1968; О пережитках группового
брака у нивхов // СНВ. 1973. Вып. 15. С. 224-233; Нивхгу: Загадочные обитатели
Сахалина и Амура. М., 1973; К истории заселения Охотского побережья: (По данным
языка и фольклора эвенских селений Армань и Ола) // СНВ. 1979. Вып. 20. С.
186-201; О культе медведя у нивхов: (Публ. и анализ текстов) // Там же. 1982.
Вып. 24. С. 244-283; Этнографические наблюдения у нивхов в 1927-1928 гг. // Там
же. 1987. Вып. 25. С. 107-123.
Лит.:
НРЛ. С. 188; Кацнельсон С. (Рец. на кн.) Крейнович Е. А. Гиляцкие числительные.
Л., 1932 г. // ПИДО. 1934. № 11/ 12. С. 137; Алпатов, 1990. С. 118; Сильман,
Адмони, 1993. С. 204; Дьяконов, 1995. С. 360.
Арх.:
АРАН. Ф. 411, оп. 62, д. 2034; ГАРФ. Ф. 7668, оп. 1, д. 2956.
/Люди и
судьбы. Биобиблиографический словарь востоковедов - жертв политического террора
в советский период (1917-1991). Изд. подготовили Я. В. Васильков, М. Ю.
Сорокина. Санкт-Петербург. 2003./
КРЕЙНОВИЧ Ерухим (Юрий) Абрамович
(1906-1985)
В 1982 году,
готовя материалы о просветительской деятельности Владимира Санги, я
поинтересовался у писателя, кто до него пытался создать нивхские учебники.
Перечисляя имена лингвистов, Санги мельком упомянул и имя Крейновича. Но от
каких-либо подробностей, касающихся жизненного пути Крейновича, писатель
почему-то уклонился. Я даже не мог понять, жив учёный или нет. Санги тогда
уклончиво сказал: считайте, что нет. Я так и написал в журнале «Дошкольное
воспитание». Но после публикации статьи выяснилось, что учёный жив-здоров и его
надо искать в Ленинграде.
Первая наша
встреча состоялась в марте 1984 года. Крейнович к тому времени мало кому верил.
Он долго выяснял, не подослали ли меня к нему В. Санги или Ч. Таксами. Это уже
потом я узнал, какие у учёного были основания не доверять этим людям.
Убедившись, что за моим посещением не стоят недоброжелательные для учёного
фигуры, Крейнович посадил меня в гостиной комнате, затем принёс из кладовой
часть папок из домашнего архива, но прежде чем познакомить меня с ними, сразу
оговорил, что работать с бумагами я могу только у него на квартире. Кроме того,
он тут же взял с меня подписку, что, если что-то я буду писать о нём, то перед
публикацией пришлю ему для сверки все материалы. При этом Крейнович
предупредил, что принципиально не будет касаться тем, связанных с кетами. Все
свои архивы по кетам учёный сказал, что закрыл для исследователей на ближайшие
десять лет. Непростыми у нас получились и беседы. Чуть ли не в каждом слове
Крейновича проскальзывала обида. Он недоволен был властью. Он очень сердился на
своих коллег в Институте языкознания. Он настороженно относился даже к
северянам. Объяснения такому поведению я потом нашёл в судьбе учёного.
Крейнович
родился 12 апреля 1906 года в Невеле. Отец торговал пушниной. Рано остался без
матери. До гражданской войны семья жила в Витебске. До 12 лет Крейнович учил в
начальной религиозной школе основы иудаизма. В 1918 году поступил в Витебский
литературный кружок им. В. Г. Короленко, где всерьёз стал подумывать об
артистической карьере. Но старшие сёстры убедили брата переехать к ним в
Петроград.
В 1923 году
Крейнович подал документы на общественно-педагогическое отделение факультета
общественных наук Ленинградского университета, где студенты дали ему второе имя
- Юрий. Через год он перевёлся на этнографическое отделение географического
факультета. А в 1926 году, получив диплом, отправился на Сахалин.
Перед отъездом
В. Г. Богораз подарил своему ученику стихи, которые до нашего времени сохранила
вдова Крейновича – Г. А. Разумникова:
Юре
малахольному, шкетпому, аскетнаму,
Камню
самоцветному.
Нет ему
сочувствия, нет в любви сопутствия,
лишь одна
тематика - нивхская грамматика.
На Сахалине
Крейнович в течение двух лет работал у нивхов учителем и одновременно был
уполномоченным по туземным делам при президиуме Сахалинского ревкома. Суть
полномочий ему разъяснил секретарь ревкома А. Ильин. Ещё 18 ноября 1926 года
Ильин писал молодому учёному: «Ваша работа в основном должна сводиться к
следующему: не допускать кабальных сделок <...> Как задание ставится
составление наиболее полных туземных словарей, которые бы своим построением и
содержанием могли дать возможность среде владеть разговорным языком туземцев».
На Сахалине
Крейнович разыскал одного из основных информантов Л. Штернберга и Б.
Пилсудского — Чурку, от которого бывшие народовольцы записали несколько
нивхских мифов. Этой радостью он тут же поспешил поделиться со Штернбергом. В
ответ профессор 14 июля 1926 года сообщил ему: «Здравствуй, Юрий! Большое
спасибо за Ваши письма, которые меня очень радуют. Правда, между строк
чувствуется, что Вы чем-то недовольны - нездоровье ли, другое ли, но
чувствуется. Не знаю поэтому, что советовать Вам, остаться ли на зиму или
вернуться. Мне было бы приятнее, чтобы годик пробыли, но при условии, чтобы
служба не мешала бы Вам заниматься тем, для чего Вы приехали, и чтобы не
изнурять себя сверхработой.
Очень
обрадовало меня письмо Чурки и то, что и Вам он симпатичен. Передайте ему от
меня рубля три деньгами или купите что-нибудь на них Я бы послал сейчас эти
деньги, но не знаю, где Вы будете в то время. Делаете ли Вы уже записи? Вы
ничего не пишете об этом...
Когда будете записывать
слова и тексты, непременно отмечайте, кто его мать, говорила ли она, как гиляки
Танги, или Ады-тымы, или Тфо. Это очень важно, ибо дети говорят языком матери.
Очень прошу записывать обыденную речь. Заставляйте рассказывать по-гиляцки
обыкновенные вещи из обыденной жизни. Эпос и прочее, само собою.
Для здоровья
советую есть побольше свежей рыбы и приучите себя пить тюлений жир или пейте
аптечный рыбий жир. От Каргера и Козьминского получаю весьма утешительные
вести, они работают прекрасно и уже сообщили много крайне важного. Уже прислали
и коллекции. Дыренкова и Старынкевич тоже попали в хорошее положение. Им много
содействуют местные власти. Все командированные студенты уже разъехались.
Студенческий сборник в этом месяце будет напечатан, и мы Вам пришлём. Оттиск
моей статьи «Современная этнология» тоже пришлю. С поездкой за границу ещё не
решил. Если конгресс в Токио состоится, я поеду в Японию в октябре, и тогда,
может быть, свидимся на Дальнем Востоке. Но что-то пока с Токио недостоверно,
возможно, что конгресс отложат.
Повидайте
Бугайского, пусть он Вам поможет отыскать могилы, и убедите власти поставить
там хоть ограду, если не памятник: там погребено четверо политических.
Попросите Чурку
сделать все инау, которые употребляются на Медвежьем празднике, далее, дощечку
с изображением солнца и луны (у нас такое изображение есть из Агнево) и на
каждой вещи ставьте № и составьте объяснение и название каждой вещи. Вообще
религиозные изображения заставьте делать, а также заставляйте Чурку рисовать
карандашом мифологические рассказы... Разведайте, кто из мужчин и женщин лучшие
певцы и сказочники, и вступите с ними в общение. Телеграфируйте, останетесь ли
на зиму. Тогда я пришлю Вам тексты, которые необходимо проверить. Если нельзя
будет остаться, то налегайте на фонетику и побольше слов запишите! Не забывайте
собирать каменные орудия!
Ну, пока всего
хорошего, желаю здоровья и бодрости!»
Крейновича это
послание сильно обрадовало. Он сразу взялся за ответное письмо. 20 августа 1926
года Крейнович писал: «С берегов далёкой Тыми нашему общему учителю и дорогому
всем молодым этнографам Льву Яковлевичу шлю свой «наутундра» [«привет». – Ред.].
Так же бежит
Тым, как когда-то бежала, так же мчит свои воды в объятия Охотского моря, так
же безразлично, как всегда, переносит она в гиляцких долблёнках всех, кому
только не лень проехать по ней. Таким же, наверно, осталось и Сла-во, которое
когда-то, давным-давно, задолго до моего появления на свет, покинули Вы.
Так же бегают,
как тогда, когда Вы были здесь, только не те, а другие ребята и бросают в Тымь
камешки, стараясь чтобы камешек, ударившись в воду, отскочил дальше, ударился
бы и опять отскочил и, так пролетевши, к великой радости мальчишек, над водой,
потонул в Тыми.
Еду уж по Тыми,
гиляки просят, чтобы им «настуткда» [сказку. – Ред.] прочёл. Понемногу отъезжаем.
Скрываются
последние избушки Сла-во и последними скрываются крыши избушек - прекрасное
украшение стойбища - юкольники [лабазы для сушёной
кеты. – Ред.], без которых, по-моему,
стойбище потеряло бы очень много. Хороши их стойбища! В тайге, вдали от шума
огромного столичного города, на берегу прекрасной холодной реки хорошо пожить
их жизнью, детей природы, послушать их законы. Тогда понимаешь, что «спасибо»,
которое Вам посылает умный, славный человек Оча - это хорошее спасибо, за то,
что Вы рады, что они не переняли от нас наше плохое. Ведь наша цивилизация
только плохим концом ударяет по таким людям, как они.
Отпустив
лошадей со своим грузом, я отправился при начинающемся отливе к Чурке берегом
моря. Чурка, увидев меня, очень обрадовался. Чтобы сделать ему что-нибудь
приятное, я его попросил меня покормить рыбой и время еды прочитал ему Ваше
письмо. Чурка улыбался, внимательно слушая. Пробыл я у него неделю. При
прощанье передал он мне «кенг» [изображение солнца.
– Ред.]. Вывел меня за дверь и смотрел мне в
след, пока я не скрылся из виду.
В день перед
отъездом отправился к Бугайскому [товарищ Штернберга по ссылке. – Ред.]...
Живёт Бугайский, как всегда, один в грязной каморке. Один работает и очень
доволен своей жизнью крестьянина. Шлёт Вам привет.
Могилы нашли. Я
случайно наткнулся на камень Антонины Мейснер, урождённой Словик. Нашли пять
могил: Домбровского, Вольновой, Карпенко, жены Шмауса и дочери Словика (жены Мейснера).
Могилы Шмауса и Блоха не нашли! Они похоронены на польском кладбище. Шмаус
умер, а выехал его сын. Говорил я с предриком т. Неволиным и в окр. парткоме.
Необходимо, Лев Яковлевич, написать всё известное Вам о жизни и деятельности
Карпенко и Домбровского. Пишите об этом Неволину. Он сказал, что ограду
обещает, а после выяснения их жизни и деятельности, быть может, и большее...».
Все два
сахалинских года Крейнович вёл дневники. Но тогда же у него обострился
туберкулёз. Ему срочно надо было лечиться. Перед отъездом с Сахалина в
Ленинград он получил письмо от К. Лукса -известного организатора советского
строительства в районах проживания малых народов Дальнего Востока, который
писал: «Процесс нашей советской туземной работы я представляю как отуземливание
нас, брошенных партией на эту работу и постепенное вовлечение в советский
обиход сперва единиц из туземцев, потом десятков, а там уже недолго будет до
сотен и тысяч. Объекты изучения должны стать субъектами. Избитая истина, что
всякое начало трудно. Надо гордиться, что на вашу долю выпал этот первый и
трудный шаг. Но довольно восклицаний. Не хочу я вам мораль, хотя и нашу
«советско-туземную», проповедать... Но на случай, если не увидимся, хочу вам
сказать, что ожидаю от вас ни больше ни меньше, как советский гилякский
букварь».
Наказ Лукса был
выполнен в 1932 году, когда в Ленинграде Крейнович издал первый нивхский
букварь «Новое слово» (работая над ним, он в 1931 году совершил поездку для
сбора материалов на Амур).
В 1931 году
Крейнович, окончив аспирантуру, отдельной книгой выпустил аспирантскую работу
«Гиляцкие числительные». Как потом утверждал академик Д. А. Ольдерогге, в этой
монографии молодой учёный «показал огромное значение языка для изучения истории
развития мышления. В те времена под влиянием идей французского философа Леви
Брюля многие лингвисты утверждали, что нашему логическому мышлению
предшествовало первобытное мышление - диффузное, хаотическое и дологическое. ЕА
Крейнович показал, что характер мышления человека, жившего много тысячелетий
назад и пользовавшегося ещё каменными орудиями, было логическим, а
представления его имели точный, конкретный, предметный характер; познание им
природы начиналось не с созерцания неба, а с процессов труда».
В 1936 году
Крейнович выпустил второй букварь «Нивхская грамота» на основе латиницы и в
1937 году подготовил, но не успел издать нивхский букварь уже на основе русской
графической системы. А в 1937 году увидела свет вторая его монография -
«Фонетика нивхского языка», которую учёный планировал защитить в качестве
кандидатской диссертации. Правда, недоброжелатели (и в первую очередь вдова Л.
Штернберга) пустили слухи, будто многие материалы учёный «позаимствовал» у
Штернберга.
Уже в 1935 году
Богораз сделал Крейновича одним из героев своего последнего романа «Воскресшее
племя». Правда, в этом сочинении он дал ему другую фамилию — Престович. Богораз
с пафосом сообщал, как его персонаж создавал первый нивхский букварь: «Guz Dif»
- «Новое слово». Работа Юрия Престовича. Написана на языке нивхов, то есть в
прошлом гиляков. Престович, как и многие другие работники, родился в Ленинграде
и выехал впервые прямо со студенческой скамьи на далёкий и суровый Сахалин.
Здесь он попал в условия, не лучшие, чем на знаменитой сахалинской каторге.
Публика подобралась матёрая, аховая. Так как Престович не мог и не хотел «выть
с волками по-волчьи», против него началось гонение, и очень скоро он угодил в
настоящую ссылку, на далёкий восточный край острова Сахалин. По таким же
причинам лет сорок назад его покойный учитель, Лев Яковлевич Штернберг, бывший
политический ссыльный, попал на окраину острова. В ближайшую зиму Престович
устраивал школу. Посёлок и школу посетила цинга, и школа превратилась в
больницу. Престович тоже заболел. Он вынужден был, однако, переносить свою
болезнь на ногах и лечить население.
В школе у него
было тридцать девять пациентов, а температура его тела доходила до тридцати
девяти градусов! Ему приходилось не только лечить, но также заботиться о
пропитании населения, ездить к начальству за продуктами и даже - хоронить.
Всё же он
справился, выжил, потом с Сахалина вернулся а Хабаровск и там при содействии
Карла Яновича Лукса повёл борьбу с подпольными хищниками.
Белогвардейская
публика на острове попала под суд, а Престович, напротив того, в санаторий на
озере Ханка. Оттуда он вернулся в Ленинград. Года через два отправился опять на
устье Амура, но уже специально для обработки букваря и совсем в других
условиях.
Книга
Престовича составлена позднее книги Григорьева [имеется
в виду букварь Прокофьева. - В. О.], и
по содержанию она сложнее. Рядом с призывами к гигиене встречаем призывы
социальные.
«Мы, в Ленинграде
обучающиеся нивхи, вам, на Амуре я на Сахалине своим трудом живущим нивхам,
говорим:
Трудящиеся нивхи, шаманский закон бросив,
по советскому закону только живите.
Кулака и шамана в совет не избирайте.
Из колхозов кулака и шамана изгоните.
Советы и колхозы укрепляйте.
Мальчики и девочки, в пионеры и комсомол
записывайтесь.
Эту свою нивхскую книгу хорошо читайте...».
В 1934 году
Крейнович впервые обратился к юкагирскому языку. В течение почти трёх лет он
изучал юкагирский язык с помощью студентов Института народов Севера М.
Ягловского и Н. Т. Трифонова. В 1937 году учёный подготовил к печати статью «О
системе спряжения в одульском языке», но опубликовать её не успел (хранится в
архиве ЛО ИЭ).
В ночь на 21
мая 1937 года Крейнович был обвинён в связях с японской разведкой и арестован.
Следствие при этом опиралось на признания одного из его учеников - писателя Н.
Спиридонова (Тэки Одулока). Спиридонов на первых допросах утверждал, будто
Крейновича в контрреволюционную организацию завербовал директор института
народов Севера Кошкин. Крейнович в свою очередь под диктовку следователя
написал, что в эту контрреволюционную организацию, кроме него и Кошкина,
входили также Нестор Каргер, Захар Черняков и Николай Чуковский. Но на суде он
от этих показаний отказался. Тем не менее ему дали срок десять лет лагерей с
поражением в правах на пять лет.
После ареста
весь архив Крейновича забрала к себе сначала его сестра Эсфирь, а потом -
этнограф Ноэми Шпринцин, чьи показания способствовали аресту Н. Гаген-Торн.
Срок учёный
отбывал на Колыме, где ему после долгих просьб разрешили продолжить изучение
народов Севера. В частности, он вновь занялся юкагирским языком (здесь надо
учесть, что вместе с Крейновичем свои сроки отбывало немало и юкагиров).
Кстати, этот факт в 1973 году включил в свою книгу «Архипелаг ГУЛАГ» А.
Солженицын. Великий писатель сообщал: «Если раньше народовольцы становились
знаменитыми языковедами благодаря вольной ссылке, то Крейнович сохранился им,
несмотря на сталинский лагерь: даже на Колыме он пытался заниматься юкагирским
языком». Позже у него появилась возможность обратиться к эвенскому языку. Уже в
1979 году Крейнович вспоминал: «В зиму 1943-1944 года нам пришлось быть на
Охотском побережье, в селении Армани [туда
Крейновича отправило лагерное начальство. - В.О.].
Там мы занялись изучением арманского диалекта эвенского языка. Осуществить
широкое исследование этого диалекта, описание которого предполагалось отправить
академику И. И. Мещанинову, нам в ту зиму не удалось. На основании собранных
нами материалов был написан краткий очерк «Арманский (камчадальский) диалект
эвенского языка». В нём был представлен состав фонем, описаны
диалектологические соответствия с орочским диалектом (к которым впоследствии
ничего нового добавить не удалось), в очень кратких чертах изложены особенности
частей речи, приведены парадигмы склонения и спряжения, в том числе и спряжение
вспомогательных глаголов «быть» и «не быть», приложены два текста с переводом и
словарик в 500 с лишним слов с лексическими параллелями из орочского диалекта»
(«Страны и народы Востока. - Вып. XX. - М., 1978.).
Выйдя на свободу,
Крейнович в июле 1947 года поселился под Ленинградом в Луге и уже 6 февраля
1948 года сумел защитить в Ленинградском отделении Института языкознания
кандидатскую диссертацию об алазейском диалекте юкагирского языка. Однако уже
25 декабря 1948 года последовал второй арест. Это настолько подломило учёного,
что он даже пытался вскрыть себе вены.
Второй срок
Крейнович отбывал на Енисее. Ему в какой-то мере ещё повезло. Сначала он попал
в Игарку, где его назначили фельдшером в местный лесокомбинат. Больше того, ему
разрешили в 1951 году экстерном сдать экзамены за полный курс Красноярской
фельдшерской школы.
В какой-то
момент Крейнович увлёкся литературой. Он всерьёз подумывал о романе. Но потом
перегорел.
Будучи в
ссылке, Крейнович оказался в окружении кетов. В итоге он всерьёз занялся
изучением кетского языка.
Вновь в
Ленинград учёный смог вернуться лишь в 1955 году. Одно время он продолжил
занятия юкагирским языком. В 1959 году учёный принял участие в организованной
Институтом языка, литературы и истории Якутского филиала АН СССР юкагирской
экспедиции. Спустя 22 года Крейнович встретил бывшего своего студента Н.
Трофимова, от которого сделал новые записи. На основе полученных материалов
учёный подготовил монографию «Исследования и материалы по юкагирскому языку»,
которая вышла лишь в 1982 году.
Но главным
делом Крейновича после выхода на свободу стало изучение кетов. В 1958 году он
совершил экспедицию к кетам, жившим в посёлке Ворогово. Затем были предприняты
экспедиции к кетам Суломая и Подкаменной Тунгуски. Особенно плодотворной
получилась поездка в 1961 году в посёлок Суломай, во время которой учёный
записал от О. В. Тыгановой её удивительную биографию (детские игры,
развлечения, жизнь у приёмных родителей, кочёвки в зимнее время с семьёй по
тайге, плавание летом на илимках по Подкаменной Тунгуске и Енисею, уход мужа на
войну, его возвращение тяжело раненным и т. д.). В 1968 году учёный выпустил
монографию «Глагол кетского языка», которую он в 1972 году защитил в качестве
докторской диссертации.
При этом
Крейнович не оставлял занятия и нивхским языком. Так, в 1957 году он работал
среди тымовских нивхов в колхозе Чирвунд, а в 1960 году собирал материалы в
Ногликах. Учёный очень хотел издать свои словарные работы. Однако один из
нивхских этнографов, заняв административные посты, потребовал указать его как
соавтора. Получив категорический отказ, администратор-этнограф пообещал
навсегда закрыть Крейновичу дорогу во все издательства. И это угрозу он ведь
выполнил. Единственное, что ему не удалось, предотвратить в 1973 году выход
книги Крейновича «Нивхгу (загадочные обитатели Сахалина и Амура)», которую
учёный написал, во многом отталкиваясь от своих дневниковых записей за
1926-1928 годы. (В 2001 году эта книга была переиздана на Сахалине.)
Я уже говорил о том, каким подозрительным
был Крейнович в последние десятилетия своей жизни. Судьба так поломала его, что
он стал мало кому доверять. Единственным исключением оказалась Гапина
Александровна Разумникова, специалист по словарям русского языка. Они
поженились в 1965 году. Только она понимала учёного, всё от него выносила и всё
ему прощала.
В 1983 году
Крейнович перенёс первую операцию. Вскоре после этого он решил перебраться в
дом ветеранов в Пушкине. Умер учёный 20 марта 1985 года.
/Вечеслав Огрызко.
Североведы России. Материалы к биографическому словарю. Москва. 2007. С.
218-221./
КРЕЙНОВИЧ
Ерухим (Ерохим, Евгений, Юрий) Абрамович [12 (25). 4. 1906, г. Невель Витебской
губ. - 20.3.1985, Ленинград], рос. лингвист, этнограф. Из семьи евр. торговца.
Окончил этнографич. отделение географического факультета ЛГУ (1926), ученик Л.
Я. Штернберга. В 1926-28 на Сахалине, уполномоченный по туземным делам при
Сахалинском окрревкоме, преподавал в нац. гилякских (нивхских) школах. В
1928-31 в аспирантуре кафедры этнографии географич. ф-та ЛГУ, преподавал
нивхский яз. в Ин-те народов Севера. В 1929-31 науч. сотрудник Музея
антропологии и этнографии. Исследовал верования, обряды и мифологию нивхов. В
1931 совершил экспедицию на нижний Амур. В 1931-37 в Н.-и. ассоциации при Ин-те
народов Севера, работал над созданием письменности на нивхском яз. В 1937
арестован по обвинению в участии в шпионско-террористич. организации (по этому же
делу проходил Я. П. Кошкин): осуждён Воен. трибуналом Ленингр. ВО на 10 лет
исправительно-трудовых работ. При содействии И. И. Мещанинова в лагере на
Колыме получил возможность изучать юкагирский, корякский и эвенский языки.
После освобождения (1947) жил в Луге. В февр. 1948 защитил кандидатскую
диссертацию о юкагирском яз. В 1948 повторно арестован и сослан на поселение на
север Красноярского края, где работал фельдшером и акушером, собирал материалы
по кетскому яз. Освобождён в 1954, реабилитирован в 1955. С 1956 работал в
секторе палеоазиатских языков Ленингр. отделения Ин-та языкознания АН СССР.
Автор классич. исследований народов Сибири и Дальнего Востока. В 1971 защитил
докторскую диссертацию о глаголе в кетском яз. Специалист по языку и этнографии
нивхов, юкагирскому и кетскому языкам; изучал чукотско-камчатские и
чукотско-юкагирские связи, нивхо-тунгусо-маньчжурские параллели. Создатель
проекта единой фонетич. транскрипции для палеоазиатских яз. Чл. Вост. комиссии
Географич. общества.
Соч.:
Очерк космогонических представлений гиляк острова Сахалин // Этнография. 1929.
№ 1; Нивхский (гиляукский) язык // Языки и письменность народов Севера. М.; Л.,
1934. Ч. 3: Языки и письменность палеоазиатских народов; Фонетика нивхского (гиляукского)
языка. М.; Л., 1937; Юкагирский язык. М.; Л., 1958; Глагол кетского языка. Л.,
1968; Ннвхгу. Загадочные обитатели Сахалина и Амура. М., 1973. Южно-Сахалинск,
2001; Исследования и материалы по юкагирскому языку. Л., 1982.
Лит.:
Роон Т. П. Жизнь в науке // Крейнович Е. А. Нивхгу. Южно-Сахалинск, 2001; Люди
и судьбы. Биобиблиографический словарь востоковедов - жертв политического
террора в советский период (1917-1991). СПб., 2003; Роон Т. П., Сирина А. А. Е.
А. Крейнович: жизнь и судьба ученого // Репрессированные этнографы. М., 2003.
Вып. 2.
А. М.
Решетов.
/Большая
российская энциклопедия. Т. 15. Москва. 2010. С. 675./
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz