niedziela, 22 września 2019

ЎЎЎ 6. Адубарыя Ігідэйка. Эдуард Пякарскі ў жыцьцяпісах. Сш. 6. 1907. Койданава. "Кальвіна". 2019.


 

                                                                                1881.

    Число политических процессов за 1881 г. было много меньше, чем за предшествующий.

    12-го января московский военный суд рассматривал дело некоего Эдуарда Пекарского (24 л.), из Минской губернии. Его искали с давних пор; в 1879 г. его арестовали, но ему удалось бежать. Его поимка дала в руки полиции некоторое количество революционных бумаг, а также доказательств, что он находился в сношениях с Гартманом и имел некоторое отношение к заговору цареубийц. Суд присудил его к ссылке в отдаленные места Восточной Сибири...

    /Хроника соціалистическаго движенія въ Россіи. 1878-1887 г. г. Офиціальный отчетъ. Москва. (1906.) 1907. С. 199-200./

 




 

    Через несколько дней я уж полетел в Петербург. Я оставил деревню с тяжелым чувством. Больше уже в деревню я не возвращался. За мною, 2-8 месяца спустя, потянулись и многие другие деревенщики: одни — потому, что их присутствие в Петербурге вызывалось крайней необходимостью, другие — потому, что их выбивала из деревни та или мная сила: интриги местных воротил, общественных и административных, как это было, например, с В. Н. Фигнер в Саратовской губер. Особенно стали редеть наши ряды в деревнях после 2-го апреля (покушения на Александра II). Из Тамбовской губ. бежал Гортмон, а вскоре вслед за ним был арестован и Пекорский; оставили также деревню Мощенко, „Титычъ” и друг...

    В. О. Аптекман

    /Современная Жизнь. Январь. Москва. 1907. С. 76./

 


 

                                                              «По ВЛАДИМИРКЕ»

    Да, когда партия централистов вместе с присоединенными к ней отдельными лицами и другими партиями, шла в Сибирь, то она шла именно «по Владимирке».

    Это было в 1881 г. Железная дорога была проведена только до Екатеринбурга. Правда, от этого города до Тюмени нас везли, как политических: на лихих тройках, с жандармами. Но начиная с Тюмени и до самой Кары партия шла хотя и отдельно от уголовных арестантов, но как обыкновенная партия поселенцев и каторжан: до Томска — на барже, от Тюмени до Иркутска — так называемым, «пеше-этапным» порядком, т. е. от этапа до этапа пешком, в кандалах (кроме, конечно, слабых и женщин, для которых и среди уголовных полагаются подводы). От Иркутска до Кары партия шла также обычным порядом, за исключением одного меня: я в Иркутске захворал нервным расстройством, был на некоторое время оставлен и затем привезен на Кару на тройке с 2 жандармами...

    Итак, мы шли «по Владимирке».

    Но прежде, чем мы до нее дошли, нам пришлось все-таки передвигаться и на европейский лад.

    Собственно, первое время мы чувствовали себя совсем как во Мценске, те же лица [* Некоторые из этих лиц только теперь и вошли в состав партии. — Это Долгушина с сыном, Тулисова с дочерью, Мария Легкая. Не входя в состав партии, ехали с нами М. Сыцянко и А. Дмоховская.], та же группировка их, те же нравы и обычаи. Между прочим, старостою по-прежнему был П. И. Войнаральский.

    Кстати замечу, что конвоировать нас командированы были жандармы из Москвы под начальством старого знакомого некоторых из северян (между прочим, помню, и Войнаральского), жандармского офицера Василия Ивановича, — а вот фамилии не могу припомнить. «Диктатура сердца» еще не отошла окончательно в область преданий, хотя герои 1 марта были уже казнены. И главною, если не единственною, заботою Василия Ивановича было недопустить побега. Поэтому, во всех остальных отношениях он нас не очень стеснял.

    Итак, разница была лишь в том, что мы сидели в вагонах и двигались, в остальном — все тот же Мценск.

    Мало изменилось дело, когда в Москве к нам было присоединено довольно много товарищей. Здесь были: Зунделевич, Цукерман, Зубковский, Евгения Фигнер (теперь Сажина), Грязнова, Гранковская, Пекарский, Мартыновский и Кобылянский.

    В Москве мы стояли недолго, — всего несколько часов, — и все время просидели в вагонах, при чем поезд маневрировал, передавая наши вагоны на Моск.-Нижегор. ж. д...

    Н Виташевский

    /Наша Страна. Историческій Сборникъ. Редакторъ-Издатель В. И. Царда. № 1. С.-Петербургъ. 1907. С. 377-378./

 

 

                                                                             ОТДЕЛ III

                                                                          Библиография

    Трощанскій, В. Ф. Эволюція черной вѣры (шаманства) у якутовъ. Съ 10 фигурами и 4 приложеніями. Посмертное изданіе, редактированное Э. К. Пекарскимъ, дополненное примѣчаніями Э. К. Пекарскаго и Н. Ѳ. Катанова и снабженное приложеніями Э. К. Пекарскаго, А. А. Наумова и В. В. Попова. (Отдѣльный оттискъ изъ «Ученыхъ Записокъ Императорскаго Казанскаго Университета»).

    В этом сочинении покойного исследователя якутской жизни В. Ф. Трощанского стройно, последовательно и весьма обстоятельно изложена эволюция шаманства у якутов. Некоторые исследователи этого рода приступают в делу с заранее составленной схемой и подбирают только те факты, которые подтверждают высказанную теорию, но игнорируют все то, что так или иначе не соответствует намеченной цели. Не то мы видим в настоящем труде. Хотя автор изложил свое исследование, строго и последовательно придерживаясь заранее принятой утилитарной теории Эволюции черной веры (шаманства) у якутов, но им вполне добросовестно и с полным знанием изложены и освещены религиозные взгляды и их последовательное развитие у якутов. Читатель может не соглашаться с теми или иными выводами автора, но, изучая богатый и весьма ценный в научном отношении материал, имеет возможность придти к тому или другому заключению вполне самостоятельно. А что факты собраны обстоятельно и изложены не ошибочно, тому порукой может служить то обстоятельство, что труд г. Трощанского издан под редакцией и с поправками и дополнениями такого глубокого знатока якутской жизни, каким является Э. К. Пекарский. Сочинение написано живо, но, очевидно, не предназначено для широкой публики, так как помещено в «Ученых Записках Императорского Казанского Университета», а незначительное количество оттисков, конечно, не могло проникнуть в широкую публику, о чем нельзя не пожалеть, ибо этот труд очень интересный и вполне доступный не одним только специалистам, но и вообще образованному человеку, интересующемуся жизнью разнообразных народов нашего обширного отечества.

    А. Сержпутовский

    /Живая Старина. Періодическое изданіе отдѣленія этнографіи Императорскаго Русскаго Географическаго Общества. Вып. I. С.-Петербургъ. 1907. С. 5-6./

 

                                       ПРОТОКОЛ СОБРАНИЯ СИБИРСКОЙ ГРУППЫ

    2 мая 1907 г. Собрание сибирской группы состоялось в составе: В. В. Колокольникова, С. И. А., И. А. Молодых, г. Штильке, И, П. Лаптева, Б. Д. Очирова, Н. А Скалозубова. Н. Я. Коншина, г. Пекарского, г. Жамцарано, г. Собинина, г. Таскина и А. И. Макушина.

    Прежде всего был поставлен вопрос при выработке законопроекта по введению земства в Сибири: от какого закона исходить: от закона ли 1902 года, или от закона 1864 года? Из обмена мыслями выяснилось, что из существующих в Думе фракций заняты разработкой законопроекта о самоуправлении, в частности, в настоящий момент, законопроекта о выборах уездных земских гласных, — партия народной свободы и трудовая партия, при чем последняя, как известно из газет, считает законопроект о выборах партии народной свободы приемлемым за небольшими изменениями. Принимая это во внимание, а также то обстоятельство, что другие фракции законопроекта о самоуправлении не разрабатывают и даже считают такой законопроект несвоевременным, сибирская группа, как группа пока малочисленная, своего законопроекта, без поддержки беспартийными или существующими фракции, внести в Думу не может, ибо для этого требуется 30 подписей, решила исходить от законопроекта о самоуправлении партии народной свободы, приспособляя его к местным особенностям и руководствуясь указаниями обществ и союзов, разрабатывающих вопрос о введении самоуправления в Сибири. Положение в основание выработки законопроекта о самоуправлении в Сибири — законопроекта партии народной свободы, с согласованием его согласно указаниям с мест, облегчается тем обстоятельством, что партия народной свободы, как сообщил А. И. Макушин, будет вносить в существующий закон о земстве изменения, клоняющиеся к уничтожению административного вмешательства в деятельность земства.

    Затем был выдвинут вопрос о пересмотре того положения, что введение земства в Сибири может быть производимо по частям: сначала в местностях мало чем разнящихся от недворянских губерний Европейской России, а потом в малолюдных и имеющих в своем составе инородческий, кочевой или бродячий, элементы населения. Указывалось на то, что выделение особого казачьего земства для сибирских казаков не может быть оправдано с точки зрения интересов пришлого населения, в районе казачьем территории проживающих в количестве 41% всего населения казачьих земель...

    Скорейшее введение земства в малолюдных местностях Сибири, собственно в северных ее частях, не встретило особых возражений; высказывались только за то, чтобы выборы были приспособлены к особенностям этих краев. Так, в Березовском и Сургутском уездах Тобольской губернии есть оседлое, кочевое и бродячее население, из которого самоеды только раз в год являются в Обдорск, а остальное время кочуют на полуострове Ялмале и отыскать их возможно только при посредстве специально снаряженной экспедиции.

    Возможность введения земства на территории бродячего и кочующего населения вызвала целый ряд соображений. И у бродячего населения есть свои нужды: им не чуждо дело народного здравия, существенным вопросом для них является борьба со спаиванием населения пришлым, торговым людом. Как осуществить земство для бродячего населения, можно определить, исходя от общего земства, путем исключения положений, не применимых почему либо к особенностям бродячего народа. Этот вопрос можно разрешить совместно с вопросом о введении земства на севере, руководствуясь указаниями местных собраний и съездов; так, в 1905 году было выработано положение о введении земства в Якутской области. У бродячего населения есть для каждого племени свои районы, к каковым можно приурочить ту или другую единицу земского самоуправления. Кроме того, бродячее население и теперь имеет свое общественное управление; оно, как и кочевое, знает выборное начало, которое применяет и теперь для выборов, хотя бы депутатов. Выделение же в одной и той же губернии или области территорий с особенным отличным управлением, отличным от самоуправления, затруднит вообще управление краем без всякой пользы для населения. Также нужно считаться с общегосударственными соображениями, которым иной раз должны быть приносимы в жертву местные предрассудки или мнения. Самый трудный вопрос самоуправления — это выборы среди малолюдных местностей и среди кочевого и бродячего населения, почти сплошь безграмотного. В этих случаях придется, быть может, примириться с выборами при посредстве баллотировки шарами и в земствах от смешанного населения, мало культурного кочевого и бродячего, быть может, придется допустить обжалование постановлений уездных земских собраний губернскому. Самые выборы в одних случаях придется производить, исходя из территориального начала, в других руководствоваться рядовым началом, как, например, — при кочевом населении, в третьих — распределение избирательных округов произвести, сообразуясь с наличностью на известной территории населения, говорящего на разных языках. По мнению представителей Забайкальской области, учреждение особого казачьего земства в Забайкалье не вызывается необходимостью: там может быть упразднено войское управление и отделы и введено земство на общем основании, как это было для Донской области, и депутаты Очиров, Кочнев и Таскин могут представить сибирской группе свои соображения о введении земства в Забайкальской области.

    Въ общем собрание сибирской группы склонилось к мысли о повсеместном введении в Сибири земства, сообразуясь, конечно, с особенностями тех или других местностей, но с избежанием, по возможности, в законопроекте указаний случаев обжалования постановлений уездных земских собраний губернскому, так как цель введения земства — создание таких условий, при которых население всего лучше бы самоопределялось и самодеятельности которого не ставилось бы препятствий. В частности, боязнь за культуру в областях с киргизским населением должна умаляться тем соображением, что население Акмолинской и Семипалатинской областей с каждым годом все увеличивается пришлым русским элементом.

    Для разработки вопроса о введении земства с кочевым населением въ Степном крае сибирская группа уполномочила Н. Я. Коншина принять участие по этому вопросу в мусульманской группе, а для разработки вопроса о введении земства в северных частях Сибири и в местностях с кочевым и бродячим населением образовала особую коммиссию из С. И. А., Очирова Бато-Далой, Н. Я. Коншина, г. Пекарского, г. Жамцарано, г. Собинина, г. Таскина, г. Иохельсон, г. Кроль, г. Клеменц и г. Штернберга, возложив собрание ее на г. Таскина.

    Для распределения гласных по участкам принята в основание схема партии народной свободы, каковую, по мнению А. И. Макушина, можно найти в объяснительной записке к закону, или в последнем № «Вѣстника партіи народной свободы»; число гласных на уезд принять 40-80.

    Секретарь Н. Колокольчиков.

    /Сибирскіе Вопросы. № 10. 13 мая. С.-Петербургъ. 1907. С. 34-39./




 

    /Этнографическое Обозрѣніе. Изданіе Этнографическаго Отдѣла Императорскаго Общества Любителей Естествознанія, Антропологіи и Этнографіи, состоящаго при Московскомъ университетѣ. Кн. LXXII-LXХIII. № 1 и 2. Москва. 1907. С. 249./

 

 

                                                                           ОТДЕЛ III

                                                                         Библиография

    Э. Пекарскій. Къ вопросу о происхожденіи слова «тунгусъ». Отд. отт. изъ «Этногр. Обозр.», 1906, № 3-4.

    Знаток якутского языка и быта инородческих племен, населяющих Сибирь, Э. К. Пекарский в своей статье дает подробный разбор статьи А. И. Шиманьского, сделавшего в том же «Этнографическом Обозрении» (за 1905 г., № 4, стр. 109) попытку выяснить происхождение и действительное значение слова «тунгус». Соглашаясь с доводами Э. Пекарского, редакция «Этнографического Обозрения» оговаривается в примечании, что помещая в 67-ой книге статью г. Шиманьского, она «не имела в то время возможности дать ее на просмотр специалисту якутского языка» и что в настоящее время этот промах она охотно возмещает критической статьей Эд. Пекарского (стр. 206).

    Прочитывая глубокомысленные рассуждения и тонкости филологических аналогий г. Шиманьского, невольно является вопрос: для какой цели почтенный беллетрист написал эту работу? Если для того, чтобы лишь дать головоломную статью, то он забывает, что эта забава многим приносит вред: одни даром утомляют зрение при чтении «серьезных научных трудов», другие же ради выяснения истины затрачивают время на написание критических отзывов. Для автора прекрасным примером, мог бы служить г. Серошевский, о котором упоминает и г. Пекарский в своей критической статье. Обнаружив огромный художественный талант в беллетристических произведениях, г. Серошевский, которому, как и г. А. Шиманьскому, не достает основательного знакомства с языком и бытом якутов, сделал в своем большом этнографическом труде об этом народе много непростительных ошибок.

    Статья г. Пекарского и не специалистами читается с большим интересом.

    А. Сержпутовский

    /Живая Старина. Періодическое изданіе отдѣленія этнографіи Императорскаго Русскаго Географическаго Общества. Вып. II. Отд. III. С.-Петербургъ. 1907. С. 28-29./

 

 

                                                                            ОТДЕЛ І

           ОСОБЕННОСТИ ПСИХИЧЕСКОГО МИРА ЯКУТОВ КОЛЫМСКОГО ОКРУГА

                                              В ЗАВИСИМОСТИ ОТ ИХ КУЛЬТУРЫ

                                                                          А. Омеряк

    Психические разряжения, вызванный фактами извне действующими на субъекта разряжения, не проходящими через сознание: 1. Словом, повторение слов. 2. Приказанием, исполнение приказаний. 3. Действием повторение действий. 4. Видом предмета или названием его.

                                                                          Весна 1886 г.

    Из Жулейского наслега еду я к Пекарскому. Дорогу знаю плохо. Этой дорогой проезжаю в первый раз. На пути попадается поселок достаточного якута... У большого хотона [зимний хлев для скота] усердно работает бедно одетый якут. Он отбрасывает навоз от стен хотона, делает сток воды... Весь поглощен он работой. Тихо подъезжаю а к нему. Меня он не замечает.

    — «Скажи, как проехать к Карловичу?» — спрашиваю я, вплотную подъезжая сзади к якуту.

    — «Э! Э! Э! проехать к Карловичу!» — мерячит якут, пораженный неожиданным появлением русского.

    — «Где дорога к Карловичу?» — изменяю я форму вопроса, думая прекратить меряченья якута... — «Э! Э! Э! Где дорога к Карловичу?» — скороговоркой, нервно, повторяет якут...

    Я вижу, что ничего не добьюсь; уезжаю от якута.

    — «Э! Э! Э! Нюча барда (русский пошел), нюча барда!.. — кричит якут машет руками, бежит за мною...

    В. Данилов

    [С. 176.]

                                                                                *

                                                                          Отдел ІІІ

                                                                     Библиография

                                                           НОВОСТИ ЛИТЕРАТУРЫ

    Пекарскій, Э. Образцы народной литературы якутовъ. В. 1. Спб. 80 стр.

    Его же. Словарь якутскаго языка. В. 1. 20 стр. + 320 стлб. 4°.

    Н. В.

    [С. 53.]

 

                                                                                 ---

    Г. Пекарский готовит к печати 2-й вып. словаря якутского языка, составление которого ему поручила Императорская Академия Наук.

    [С. 56.]

 

 

                                                                                *

                                                                          Отдел V

                                                                    Смесь. Хроника.

 

 

     Деятельность Отделения Этнографии И.Р.Г. О-ва. Во втором полугодии 1907 г. деятельность Отделения Этнографии началась 12 октября, когда заслушаны были:

    2) Э. К. Пекарский прочел одну главу из «Набросковъ о якутахъ Якутскаго округа» покойного В. Ф. Трощанского, автора «Эволюціи черной вѣры у якутовъ».

                                                                Программа:

    Зимнее жилище — юрта или балаган. Летнее жилище — берестянная юрта (ураса). Внешняя и внутренняя обстановка жилища. Камин. Культ огня. Роль хозяйки, как хранительницы очага. Мебель юрты. Хозяйственный инвентарь якутской семьи: посуда, одежда, разные хозяйственные принадлежности. Наружность якутов и якуток. Два физические типа якутов.

    Были показаны диапозитивы.

    За поздним временем половина доклада была отложена до следующего заседания. Оба доклада вызвали оживленные прения...

    Хроника составлена Н Виноградовым.

    [С. 33.]

    /Живая Старина. Вып. III. Отд. ІII. С.-Петербургъ. 1907. С. 176, 53, 56, 33./

 



    [С. 137.]

 


 

                                                                            ХРОНИКА

    О трудахъ Э. К. Пекарскаго по Акутскому фольклору. 29-го декабря 1907 года в торжественном заседании императорской академии наук, между прочим, читался отчет о присуждении премий графа Д. А. Толстого (по историко-филологическому отделению). Из внесенных па конкурс в числе других сочинений, признан достойным золотой медали в 250 рублей труд Э. К. Пекарского: «Словарь якутского языка». Выпуск первый. Спб. 1907. Отзыв об этом труде дал академик К. Г. Залеман.

    «Одним из важнейших языков Восточной Сибири, говорит рецензент, следует признать якутский, как в виду его распространения и применяемости на практике, так и с точки зрения языковедения, потому что этот язык представляет весьма интересный образчик наслоения и полного присвоении чужих элементов. Когда в 1851 г. появилось образцовое исследование академика О. Н. Бетлинга о языке якутов, положившее основание сравнительному изучению тюркских наречий, то стало распространяться мнение, будто бы этому языку суждено играть такую же роль в тюркологии, какая признается за санскритом в индоевропейской сравнительной грамматике. Открытие орхонских надписей опровергло это мнение, тем не менее, нельзя не считать весьма странным упущением, что в течение полувека довольствовались трудом Бетлинга, и никто более не брался за научное изучение якутского языка.

    В 1881 г. судьба забросила в Якутскую область еще молодого тогда Э. К. Пекарского, который сразу заинтересовался окружающими его инородцами и в течение двух десятилетий, проведенных им среди якутов, неустанно работал над усвоением языка якутов и изучением духовной их жизни, а потом был одним из участников Якутской Экспедиции, снаряженной в 1894-96 гг. на средства И. М. Сибирякова. Плодом его трудов, поддерживавшихся сочувствием и сотрудничеством местных деятелей, является наряду с изданием якутских народных преданий, «Словарь якутского языка», первый выпуск которого появился сперва в Якутске в 1899 г., а в исправленном и дополненном виде — весною истекающего года, в издании нашей Академии. Эго есть широко задуманный и методически обработанный настоящий thesaurus, для которого использованы все доступные автору рукописные и печатные источники, список которых занимает более 6 страниц. О полноте словаря можно судить уже по простым цифровым данным: первые буквы а и ä, занимающие у Бетлинга 25 и 11 столбцов, возросли у Пекарскаго до 211 и 110 столбцов. И в самом деле, множество приводимых примеров, поговорок, загадок и объяснений бытовых особенностей и мифологических поверий якутов придает этому словарю особую ценность не для одних только языковедов». (См. Отчетъ о дѣятельности Император. Академіи Наукъ по Физико-математическому и историко-филологическому отдѣленіямъ за 1907 г., составленный академикомъ С. Ѳ. Ольденбургомъ и читанный въ публичномъ засѣданіи 29 декабря 1907 г., стр. 183-188).

     [С. 152-153.]

    /Этнографическое Обозрѣніе. Изданіе Этнографическаго Отдѣла Императорскаго Общества Любителей Естествознанія, Антропологіи и Этнографіи, состоящаго при Московскомъ университетѣ. Кн. LXXIV. № 3. Москва. 1907. С. 137, 140, 152-153./

 


 

                                                                 ПУБЛИЦИСТИКА

 

 

                В. Н. Шаганов. Николай Гаврилович Чернышевский на каторге и в ссылке.

                     Воспоминания. Посм. изд. Э. К. Пекарского. СПб. 1907. Стр. 42. Ц. 30 к.

    ...Несколько драгоценных черт для характеристики Чернышевского читатель найдет, между прочим, в воспоминаниях В. Н. Шаганова [Издатель этих воспоминаний называет себя их редактором. В чем выразилось это редакторство, если не только в разделении рукописи на главы, мы не знаем. Издатель, однако, не нашел нужным приложить даже самых скудных сведений о «друге», доверившем ему свои воспоминания. Шаганов принадлежал к числу лиц, пострадавших по делу так называемых «каракозовцев», в процессе которых имя Чернышевскаго играло немалую роль, как идейного их вдохновителя, и которым приписывалось намерение освободить Чернышевского.].

    Непритязательные по форме, эти воспоминания изложены автором их со всей непосредственностью набросков для близких друзей, местами со словечками и оборотами приятельского жаргона. Но они принадлежат человеку, трогательно привязавшемуся к своему духовному вождю, перед гением которого он преклоняется; в личности Чернышевского он нашел полное выражение своего человеческого идеала. Шаганов в своем преклонении перед Чернышевским — конечно представитель целого поколения, для которого Чернышевский был настоящим «властителем дум». И в этом чувстве Шаганов находит настоящие слова для оценки Чернышевского, сравнивая, например, его личное обаяние с тем, какое должно было окружать такого человека, как Ливингстон, в его возвышенно-обаятельной простоте.

    С внешней стороны, воспоминания Шаганова дают кое-какие интересные детали и подробности о пребывании Чернышевского в каторжной ссылке в Александровском заводе, и потом о встречах с Чернышевским в Вилюйске, который характеризуется автором в немногих, но резких чертах. Воспоминаниями Шаганова пользовались В. Г. Короленко (впрочем, только по памяти), в его известных воспоминаниях, и автор очерка о Чернышевском на малорусском языке, изданного в Львове, Граб. Передача Шагановым идей, занимавших Чернышевского в ссылке, страдает некоторою сбивчивостью. Однако, содержание сибирских произведений Чернышевского передано большею частью довольно точно. Поэтому особенную цену имеет рассказ Шаганова о содержании ненайденной пока повести Чернышевского «Старина», составлявшей введение, к «Прологу». По отзыву г. Стахевича, «Старина» была интереснейшей из повестей Чернышевского, как отражение многих впечатлений дореформенной провинциальной жизни. Передача Шагановым содержания «Старины» рисует в центре этой повести человека, в котором нетрудно уловить черты самого Чернышевского в молодости; это — порвавший со всею русскою, тем более провинциальною традицией, вольнодумец конца сороковых, пятидесятых годов...

    Ч. Ветринский.

    /Критическое обозрѣнiе. Комиссiя по организацiи домашняго чтенiя. Вып. III. Москва. 1907. С. 89, 93-94./

 

 

                                                                           Отдел ІІІ

                                                                       Библиография

    Словарь якутскаго языка, составленный Э. К. Пекарскимъ (1882-1907 г.г.) при ближайшемъ участіи прот. Попова и В. М. Іонова. Изданіе Императорской Академіи Наукъ. Выпускъ 1-й (а, ä). Спб. 1907. [Труды Якутской Экспедиціи, снаряженной на средства И. М. Сибирякова (1894-1896). Томъ III. Часть I].

    Когда в 1899 году Восточно-Сибирский Отдел Императорского Русского Географического Общества обратился в Императорскую Академию Наук с просьбою взять на себя печатание Якутского Словаря Э. К. Пекарского, то Академия, вследствие прекрасного отзыва Комиссии, просмотревшей представленную отпечатанную букву а, решила взять на себя печатание этого обширного труда. По независящим ни от Академии, ни от автора причинам, печатание это замедлилось, и, наконец, первый выпуск (содержащий слова, начинающаяся буквами а и ä) вышел в свет в 1907 году.

    В предисловии к своему труду Э. К. Пекарский подробно излагает причины замедления издания и дает подробное описание хода своих работ. При этом автор, по скромности своей, больше указывает на заслуги своих сотрудников, чем на собственные труды. Составление такого полного словаря было возможно только при всестороннем изучении языка якутов, их нравов, обычаев и умственной их жизни. Проживая среди якутов, автор сначала записывал встречавшиеся ему слова только для практической цели и тщательно дополнял свой запас при каждом удобном случае и при разговоре с якутами, и ив печатанных русскими буквами якутских книг. Научная обработка словаря началась только после того, как автор познакомился с научно-разработанным словарем Бётлинга. Приняв последний в основу и дополнив его своими материалами, автор в течение двух с половиной десятков лет старался по возможности исчерпать все богатство якутской речи. Успехи Э. К. Пекарского в этом направлении побудили протоиерея Д. Д. Попова, Вс. М. Ионова и других исследователей быта и языка якутов предоставить собранные ими материалы составителю словаря, так как они видели в этом лучший способ для совершенствования собственных исследований.

    Перечень источников якутского словаря, приведенный в предисловии (стр. X-XVI), указывает на более 100 печатных и рукописных сочинений, из которых автор извлекал материалы для своего словаря. В словаре, при всяком слове, указывается сколько-нибудь значительное фонетическое отступление, всякое редкое значение; при этом отмечается заглавными буквами источник, в котором они встречаются. Перечень же пособий, приведенный в том же предисловии, доказывает, что автор знаком с лингвистической литературой и старался выяснить связь между якутскими словами и словами родственных языков.

    Приняв участие в издании словаря тем, что вместе с автором тщательно проштудировал каждый корректурный лист, я мог убедиться в обширности знакомства автора со своим предметом и в тщательной обработке каждой отдельной статьи. Все слова приведены в строгом алфавитном порядке, и при каждом слове указано в скобках: 1) на различный выговор его, даже в тех случаях, когда автор находил приведенную в источнике форму неверною, на якутскую основу, от которой это слово происходит, 3) на слова языков, от которых, оно вероятно, происходит, и, наконец, 4) приведены все синонимы, встречающиеся в якутской речи. Из русских слов приведены, понятно, только те, которые вполне усвоены якутами. Каждое якутское слово и приведенные при нем этимологические указания выведены в отдельные строчки и ясно отличаются по шрифту и по месту от данных к ним объяснений. В объяснениях к словам цифрами указано на различные значения (прямое и переносное), и при них приведены, как доказательство верности того или другого значения, фразы, встреченные автором в разговоре с якутами или в письменных и печатных текстах других авторов; при этом, в сомнительных случаях, всегда указан источник, из которого взята данная фраза.

    Транскрипция якутских слов сделана по алфавиту Бётлинга проведена строжайшим образом: нигде не встречается колебания в передаче слов, если таковое не замечено и в речи якутов. Отступления от правописания Бётлинга изложены в статье (предисловие, стр. VII-IX), подписанной В. Ионовым и Эд. Пекарским. С этими изменениями я не могу вполне согласиться. Несомненно верно что обозначение н н’ Бётлинга следует передать через н’н’, так как в выговоре якутов оба н выговариваются смягченными. Точно так же совершенно верно, что следовало ввести l’l’, т.-е. двойной смягченный l, которого у Бётлинга нет. Но если вместо н’, н’н’, l’l’ в других говорах встречаются ц, нц, 1ц, то и следовало бы привести эти формы в словаре в двух различных местах, как, напр., сан’н’ылыі и санцылыі, хаl’l’äjы и хаlцājы, кȳтÿмн’ÿ и кÿтÿмцÿ. Для чего было придумывать особый знак, указывающий на оба выговора: санjылыі, хаljājы, кȳтÿмнjÿ?

    Еще более неудобно употребление сложного знака нj и дj вместо смягченного н’ и д’ для указания на то, что они в говорах чередуются с ц, ибо этим нарушается правило, что каждый отдельный звук должен обозначаться одним знаком. Следовало привести в словаре обе формы: д’іä и ціä, н’ім и цім, хабд’ы и хабцы.

    Далее, следовало бы изменить неверное начертание двойного чч. Такая транскрипция требует выговора тштш, между тем как в действительности удваивается только первая часть звука ч (= ттч), что и следовало передать через тч.

    Но эти недостатки транскрипции не введут читателя в заблуждение, когда он усвоит содержание приведенной в предисловии статьи.

    Якутский словарь Э. К. Пекарского заслуживает того, чтобы быть названным капитальным вкладом в лингвистическую литературу. Он не только является прекрасным пособием при изучении якутского языка и для понимания якутских текстов, но открывает нам полную картину умственной жизни народа, заброшенного судьбою на далекий север Азии, насколько она отражается в богатейшем его языке. Я не знаю ни одного языка, не имеющего письменности, который может сравниться по полноте своей и тщательности обработки с этим истинным Тhеsаurus lіnguае Jakutоrum, да и для многих литературных языков подобный словарь, к сожалению, остается еще надолго ріum dеsіdеrіum.

    В. Радлов.

    [С. 63-65.]

                                                            Новости литературы

    Пекарскій, Э. Краткій русско-якутскій словарь. Якутскъ. 147 стр.

    Н. В.

    [С. 74.]

                                                                          Отдел V

                                                                         Хроника.

     Деятельность Отделения Этнографии И.Р.Г. О-ва. В заседании 26 октября 1907 года Э. К. Пекарский прочел вторую главу из «Набросковъ о якутахъ Якутскаго округа» покойного В. Ф. Трощанского, автора «Эволюціи черной вѣры у якутовъ».

                                                                Программа:

    Зимнее жилище — юрта или балаган. Внешняя и внутренняя обстановка жилища. Камин. Культ огня. Роль хозяйки, как хранительницы очага. Мебель юрты. Хозяйственный инвентарь якутской семьи: посуда, одежда, разные хозяйственные принадлежности. Наружность якутов и якуток. Два физические типа якутов. (Были показаны диапозитивы).

        [С. 50.]

    Спб. Университетский Студенческий Географический Кружок. В заседании 6 ноября Э. К. Пекарский прочел «Якуты». Этнографический очерк. (Были показаны диапозитивы)...

    Хроника составлена Н Виноградовым.

    [С. 53.]

    /Живая Старина. Вып. IV. Отд. III. С.-Петербургъ. 1907. С. 63-65, 74, 50, 53./

 

 

                  СВОД ПОКАЗАНИЙ, ДАННЫХ НЕКОТОРЫМИ ИЗ АРЕСТОВАННЫХ

                               ПО ДЕЛАМ О ГОСУДАРСТВЕННЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ *)

    [*) Издание д-та полиции. Примечания, помещенные под текстом, принадлежат автором «Свода», но особые, примечания, касающиеся «сообщества украинофилов», сделанные по нашей просьбе А. А. Русовым и Ф. К. Волковым, помещены отдельно в конце этой части «Свода».]

                                                                 (Май 1880 года)

                                                                   (Окончание)

                                                                             Х.

    Делая свои разоблачения относительно черниговского преступного сообщества и дела по убийству харьковского губернатора, князя Кропоткина, дворянин Дрыга в то же время указал на существование в Тамбовской, Воронежской и Самарской губерниях, объединенной революционной общины, при чем назвал только трех известных ему участников этой общины, упомянутых в предыдущих двух отделах. Илью Абрамова Вайнера, он же Мойша, который оказался содержащимся в С.-Петербурге под арестом, по обвинению в весьма важных государственных преступлениях, Зунделевичем, Семена Игнатьева Безменова (псевдоним), личность до сего времени невыясненная, и бывшего студента Харьковского ветеринарнаго института Никандра Мощенкова.

    Помимо общих распоряжений, — сделанных в то же время III-м отделением собственной Его Императорского Величества канцелярией по губерниям Тамбовской, Воронежской и Самарской, с целью выяснения деятельности означенной объединенной революционной общины и надлежащего наблюдения за лицами, которые будут навлекать на себя подозрение в преступном направленіи, — сделано было также распоряжение о розыске указанных Дрыгою участников этой общины.

    Результатом этих распоряжений было задержание 28 августа 1879 г. Мощенкова, который, как уже упомянуто выше, оказался в должности волостного писаря в Княже-Богородицкой волости Тамбовской губернии.

    Произведенным по этому поводу дознанием обнаружено, что с октября месяца 1878 г. стали появляться в Тамбове, по-видимому, никому там неизвестные молодые люди, искавшие занятий. Так в октябре явился киевский мещанин, Иван Данилов Федоров и, обратившись к проживавшему в Тамбове кандидату сельского хозяйства, Михаилу Владимировичу Девелю, был принят последним к себе домашним секретарем, а около 1 декабря, по рекомендации Девеля, поступил сперва на место помощника волостного писаря, а затем чрез самое короткое время, на место волостного писаря в Пичерскую волость, Тамбовского уезда.

    После того, прибыли в январе 1879 г. дворянин Эдуард Карлов Пекарский, назвавшийся Иваном Кирилловым Пекарским, и сын Шенкурского уездного казначея, Николай Петров Любов, которые получили, по рекомендации того же Девеля, места: первый — сперва волостного писаря, а потом — письмоводителя к непременному члену тамбовского уездного по крестьянским делам присутствия, Сытину, а Любов — волостного писаря Ивановской, а впоследствии Александровской волости.

    Затем в апреле явился Владимир Дмитриев Троицкий и, по рекомендации Девеля, принят на должность писаря в Ивановскую волость. Наконец, в июне прибыли сперва Мощенков, получивший место волостного писаря чрез Пекарского, а потом слушательница женских медицинских курсов в С.-Петербурге, Екатерина Алексеева Скуратова, которая явилась, как уже знакомая Девеля, и по его ходатайству была допущена фельдшерицей в Самнурской больнице, близ села Ивановки.

    Вслед затем, а именно 14 июля, Владимир Троицкий, служивший в Ивановской волости волостным писарем, внезапно скрылся, при чем было обнаружено, что он прикрывался чужим именем имея фальшивый документ, а после преступного покушения 19 ноября 1879 г. под Москвою, оказалось, что называвшийся Троицким был никто иной как архангельский мещанин Лев Гартман — главный виновник названного покушения. Кроме того выяснено, что до приезда в Тамбов, Гартман проживал под именем Лихачева в Саратовской губернии.

    28 августа 1879 г., как сказано выше, был арестован Мощенков, а вслед затем бежал Пекарский с приехавшею за ним женщиною, которая оказалась Елизаветою Николаевою Мощенковою, женою Никандра Мощенкова, играющего весьма видную роль в революционной деятельности объединенной общины, но, за всеми принятыми мерами, до сего времени еще не разысканною. Из дальнейших сведений о Пекарском видно, что, после побега своего, он скрывался до конца сентября в Тамбове под фамилиею Боголюбова, затем уехал в Москву с паспортом проживавшего в Тамбове мещанина Николая Иванова Полунина, принимавшего участие в беспорядках студентов Харьковского ветеринарного института, и, наконец, задержан в Москве и привлечен в качестве обвиняемого по делу о взрыве 19 ноября.

    Некоторое время спустя скрылся волостной писарь Пичерской волости Федоров, живший с молодою женщиною, которую он выдавал за свою жену, причем представил документ о бракосочетании их, в коем последняя значилась дочерью Серпуховского купца Елизаветою Александровою Романовою. Хотя Федоров проживал под своею фамилией и с надлежащим паспортом, но по справке относительно его жены, которая уехала раньше побега Федорова, выяснилось, что в Серпухове купца Романова вовсе не существует и предъявленного Федоровым метрического свидетельства о бракосочетании выдаваемо не было. Следовательно документ этот представляется, очевидно, подложным.

    Произведенным дознанием выяснилось, что все означенные лица, в том числе упомянутые выше Любов,у которого по обыску найдены запрещенные книги, и Екатерина Скуратова, находились в близких между собою отношениях и прибыли в Тамбов с заранее определенным планом распространения преступной пропаганды. Что касается Девеля, который, как по собранным сведениям оказалось, был студентом С.-Петербургского земледельческого института, содержался под стражею и наконец выключен из института за участие в бывших там беспорядках, то по произведенному дознанию выяснилась несомненная принадлежность его к революционной партии и положительная, доказанная свидетельскими показаниями связь с названными выше лицами, действовавшими в определенном направлении.

    Независимо от сего, дознание выяснило близкое знакомство означенных личностей с проживающими в Тамбове лицами, в числе коих были: 1) сын архитектора Федор Михайлов Снигирев, уволенный в 1878 г. из Харьковского ветеринарного института за участие в студенческих беспорядках и содержавшийся впоследствии две недели под арестом в арестантских ротах за участие в студенческих беспорядках, бывших в Харькове 14 декабря 1879 года; 2) жена чиновника Варвара Александровна Лосицкая, живущая отдельно от мужа, в квартире которой скрывался Пекарский после побега из волости; 3) Тамбовский мещанин Николай Степанов Никифоров, привлекавшийся в 1874 и 1875 годах в качестве обвиняемого по делу о преступной пропаганде и отданный под надзор полиции, впоследствии же вновь привлекавшийся к дознанию о государственном преступлении, по которому Никифоров выдержан был два месяца под арестом при полиции; 4) жена последнего, Олимпиада Александрова Никифорова, урожденная Мацнева, дочь весьма зажиточного помещика, бывшая слушательница женских медицинских курсов в Петербурге, а впоследствии фельдшерица в селе Песчаном, куда она совершенно тайно выбыла из Тамбова в то время, когда там уже производилось дознание по настоящему делу; 5) мещанин Николай Иванов Полунин, бывший студент Харьковского ветеринарного института, исключенный в 1878 г. за участие в бывших там беспорядках. Он передал свой паспорт скрывавшемуся Пекарскому, с которым последний задержан в Москве; б) сын дворянина Николай Иванович Воскресенский; 7) сын чиновника Аполлон Прозоровский, находившийся в числе привлеченных к делу преступной пропаганде, в 1874 и 1875 годах, и состоящий по этому делу под надзором полиции; 8) дворянин Сергей Александров Петров; 9) коллежский секретарь Николай Николаев Иванов; 10) губернский секретарь Владимир Маркович Бурцев, привлекавшийся к делу о преступной пропаганде в 1874 и 1875 годах и содержавшийся по этому делу под стражею при полиции 4 месяца; 11) бывший учитель приходского училища мещанин Николай Дмитриев Болдин, скомпрометированный по тому же делу.

    Все перечисленные лица изобличаются в большем или меньшем участии в преступной деятельности, причем обнаружено, что в квартире Федора Снигирева бывали в 1878 году сходки, на которых присутствовали из числа названных лиц: Девель, Прозоровский, Петров, Иванов, Полунин, Болдин, Никифоров и Бурцев. На этих сходках происходили прения, преимущественно о переделе земли между крестьянами с отобранием земельной собственности от крупных землевладельцев.

    В настоящее время, дознание по сему предмету, производившееся в порядке закона 19 мая 1871 г., уже окончено и направлено к прокурору Саратовской судебной палаты, при чем все поименованные лица за исключением Екатерины Скуратовой, привлечены к этому дознанию в качестве обвиняемых, с принятием в отношении находящихся в Тамбове Девеля и Полунина меры содержания под арестом.

    Хотя, таким образом, Екатерина Скуратова и выделилась из числа обвиняемых по сему делу, вследствие недостатка, главным образом, данных по обвинению ее в прямых сношениях с Гартманом, тем не менее личность эта, как несомненно преданная революционному делу, обращает на себя особенное внимание.

    Засим, по Самарской губернии дознание коснулось проживавшего в Саратове, служившего вольноопределяющим в расположенном там 91 резервном батальоне, Георгии Николаеве Преображенском, который, по собранным сведениям, во время проживания в Самарской губернии казненного государственного преступника Соловьева, служившего некоторое время под чужою фамилиею в должности волостного писаря, находился с ним в близких сношениях и вообще принадлежал к революционной партии. Кроме того Преображенский одно время занимался у Саратовского нотариуса Праотцева, который также навлек на себя сильное подозрение в сношениях с пропагандистами и в особенности с означенным Соловьевым. В июле 1879 г. Преображенский, под предлогом свидания с матерью, прибыл в Петербург по проходному свидетельству Саратовского полицмейстера: билет же его был препровожден в канцелярию С.-Петербургского градоначальника, куда, как оказалось по справке, Преображенский за билетом не явился. После того, несмотря на принятые меры к розыску, место пребывания его обнаружено не было; в последнее же время он задержан под чужою фамилиею в Москве.

    /Былое. Журналъ посвященный исторіи освободительнаго движенія. № 8/20. Август. Петербургъ. 1907. С. 100-104./

 


 

    О. В. Аптекман

                                                 Из истории революционного народничества

                                                               Земля и Воля» 70-х годов

                                                            (По личным воспоминаниям)

    *

                                                                          ОТ АВТОРА

    Воспоминания мои о «Земле и Воле» 70-х годов под названием «Изъ недавняго прошлаго» были написаны еще мною в 1883-84 гг., во время пребывания моего в ссылке в Якутской области.

    Я познакомил моих товарищей как в Якутской области, так и в других местах Сибири с содержанием моих записок.

    Товарищи настойчиво советовали мне, чтобы я не брал моих записок с собою в Россию, а оставил бы их где-нибудь на сохранении в надежном месте, что я и сделал в Томске в 1886 году при возвращении моем на родину. Из Томска мои воспоминания попали (кажется, через Л. Э. Шишко) в Париж, в библиотеку П. Л. Лаврова.

    П. Л. Лавров удостоил мои воспоминания своим вниманием и использовал их в своих «Матеріалахъ для исторіи русскаго соціально-революціоннаго движенія», а именно: в статьях «Народники-пропагандисты».

    Многое из моих воспоминаний также легло в основу известной брошюры Е. А. Серебрякова «Общество Земля и Воля» (раньше этот очерк печатался в упомянутых уже «Матеріалахъ» П. Л. Лаврова)...

    В соответственных местах г. Серебряков и ссылается на мои воспоминания, ставит их в кавычки, цитируя их: «неизданныя воспоминанія землевольца».

    Наконец, на мои якутские воспоминания же ссылается неоднократно и Л. Э. Шишко в своих примечаниях к переводу «Исторіи революціонныхъ движеній въ Россіи» А. Туна.

    Таким образом, мои воспоминания, помимо моей воли, стали уже в той или другой форме достоянием печати...

    Настоящие мои воспоминания представляются совершенно переработанными и значительно дополненными. Мои ранние, якутские, воспоминания, о которых я выше говорил («Изъ недавняго прошлаго»), конечно, вошли и в настоящие воспоминания. Они местами входят целыми отрывками почти без всяких изменений или с небольшими редакционными или фактическими изменениями. Эти отрывки я ставлю обыкновенно в кавычках, с указанием откуда этот отрывок взят. Многое же мною написано совершенно заново: как по личным моим воспоминаниям, так и на основании кое-каких литературных материалов, имеющих отношение к 70-м годам вообще и периоду «Земли и Воли» — в частности.

    Настоящие мои воспоминания, за исключением лишь первых трех глав их, впервые были напечатаны в журнале «Современная Жизнь» (октябрь, ноябрь и декабрь 1906 года и январь 1907)...

 

 

    Зима 1877-78 гг. ознаменовалась целым рядом капитальной важности событий, предвещавших, если не полное и решительное перераспределение революционных сил, то во всяком случае накопление и концентрацию их в определенном, отклоняющемся от основной тенденции общества «Земля и Воля», направлении.

    В Петербурге тогда шел так называемый «Большой процесс» или процесс «193-х», — этот, по выражению Плеханова, «долгий поединок между правительством и революционной партией»...

    Находившийся тогда в Петербурге кружок В. Н. Фигнер стал к нам в самые тесные отношения. У нас было несколько собраний, помнится, на квартире Квятковского, на которых присутствовали Ольга Натансон, Оболешев, М. Р. Попов и я, — последние двое, как представители «деревенщины». Мы делились своими деревенскими впечатлениями, обменивались своими взглядами на деятельность в деревне, строили планы будущих поселений в народе, куда так тянуло Веру Николаевну и других: И наши, вначале совершенно деловые, совещания незаметно для нас самих перешли в сердечные, прямые товарищеские беседы...

    Так как в Саратовской губ. у нас были еще остатки революционных поселений, то В. Н. решила перебраться со своими друзьями — Ю. Богдановичем, И—ным-П—вымъ и Соловьевымъ — туда же для организации деревенского поселения. Она, помнится, избрала Вольскій уезд (Саратов. губ.), где она и поселилась в качестве фельдшерицы, а ее товарищи — в положении волостных писарей. Так было восстановлено старо-саратовское поселение под именем ново-саратовского.

    Одновременно с этим мы ближе познакомились и, наконец, совершенно сошлись с кружком М. Н. Ошаниной (кружок «централисток»), о котором я выше упомянул.

    Умная Мария Николаевна решила, наконец, поступиться некоторыми своими якобинскими воззрениями и симпатиями, ради практической необходимости действовать сообща и планомерно, и пристала к нам на условиях тесных федеративных обязательств. Она со своим кружком вместе с членами нашей организации — Квятковским, Поповым, Баранниковым, Фроленко и Тулисовым — образовали поселенческую группу, избрав местом деятельности Воронежскую губернию. Так стало образовываться воронежское поселение. Наконец, в Тамбовской губернии образовалось третье революционное поселение. В состав его вошли Сергей Андреев («Андреев»), Мощенко и я — из саратовского поселения, «Титыч», Э. Пекарский, Гартман («Алхимик»), Архангельский, Хотинский, Девель и еще с десяток лиц местной интеллигенции, по преимуществу народных учителей. Между нами были три волостных писаря и помощник, один врач, три фельдшера, а остальные — учителя. Девель жил в Тамбове и представлял собою «центр». Он много сделал для нас. Дельный, серьезный, практический, с некоторыми связями в городе, он был для нас незаменим. Таким образом, с весны 1878 года землевольцы снова собрались с силами и вкупе с другими народниками-революционерами создали новые и реставрировали старые революционные поселения. Так образовались тамбовское, ново-саратовское и воронежское поселения.

    Организация поселений, лица, входившие в состав поселений, не оставляли желать ничего лучшего. Все они старые наши знакомые, люди вполне испытанные, надежные, глубоко преданные народу, многие даровитые. Можно было надеяться, вполне рассчитывать на успех. Но — увы! — наши надежды с самого начала были отравлены ядом сомнений и основательных тревог. Где наши легионы? Нас так мало: все — старая гвардия, ветераны. Где же молодые силы, могущие нас заменить в случае нашей убыли? А именно этих молодых сил в наших деревенских поселениях почти что не было. В тамбовском поселении, например, был лишь один единственный Пекарский, правда, сразу зарекомендовавший себя с лучшей стороны, но все-таки один только. Вскоре, впрочем, к нам присоединился в Тамбове еще один «молодой», студент Казарский.

    Во время пребывания нашего зимою 1877-78 г. в Петербурге, мы звали молодежь в деревню. Молодежь, если хотите, не глуха была к нашему зову, она вполне разделяла наши народнические воззрения и стремления, но ее больше привлекал город, с его интенсивными эмоциями. Во время стачек молодежь добровольно оказывала нам деятельную помощь. Деревню же она любила «из прекрасного далека».

    В деревне надо работать долго и упорно, «без шума».

    В городе же как раз в это время стало уже вырисовываться новое направление, манящее к себе молодежь.

    И поневоле пришлось выносить на своих плечах всю тяжесть деревенской работы исключительно «старикам». Между стариками же, ушедшими в деревню, было много отмеченных печатью «нелегальности»: правительство зорко следило за ними...

    Несмотря на их опытность, способность уклоняться от правительственных сетей, положение их в деревне все-таки было неустойчиво, шатко...

    Все это предвещало мало хорошего.

    Вот при каких обстоятельствах складывалась жизнь новых революционных поселений в деревне в начале 1878 года.

 

 

    Перехожу теперь к последнему акту нашей драмы — к террористическому периоду землевольской деятельности и заключительному ее аккорду — расколу общества «Земля и Воля». Тяжелое это было время. Тяжело жилось в то время и всей партии и каждому революционеру в отдельности. Все чуяли, что фактически начинается какой-то поворот в направлении партии, который может привести к тому, что она теперь теоретически отрицает...

    Так начался 1879 год. Это ничего хорошего не предвещало. На политическом горизонте все более и более сгущались грозовые тучи, издалека уже доносились раскаты грома...

    В то время, когда описываемые мною события развертывались с необходимостью железного закона, из Петербурга вернулся «Титыч». По пути он заехал ко мне в Тамбовский уезд, гд он, в числе других «деревенщиков», занимал должность народного учителя. Он передал мне желание петербургских товарищей, чтобы я оставил деревню и перебрался в Петербург.

    Там тогда ощущался крайний недостаток в рабочих силах. Наши петербургские товарищи буквально разрывались на части. Работы было по горло. Началось сильное брожение среди фабрично-заводских рабочих. Снова пошла полоса стачек. Кроме того петербургские рабочие стали организовываться. По иниціативе Степана Халтурина уже образовался «Северно-русский рабочий союз». Параллельно с движением среди рабочих началась организационная работа среди петербургской учащейся молодежи, вылившаяся в форм «землячеств». Во главе этого движения стал студент Осмоловский. Одним словом, — по рассказам «Титыча», — началась глубокая творческая работа в самых живых общественных слоях петербургского населения. Запрос, поэтому, на опытных работников сильно возрос: требуют и рабочие, и молодая интеллигенция. Петербургских землевольцев не хватает, а потому «центр» и прочие группы разбрасываются по необходимости по сторонам. Далее «Титыч» передал мне, что петербургские наши товарищи начинают все более и более тяготеть к дезорганизаторской (террористической) деятельности, что революционное движение принимает все более и более острый характер, что движение, очевидно, все более и более стало сводиться к единоборству между правительством и революционной интеллигенцией.

    — Наши землевольцы, — заключил «Титыч», — круто повернули фронт, а молодежь, на них глядя, словно сорвавшись с цепи, так и рвется в бой. — Все это мне рассказал «Титыч». Он был сильно озабочен. Его проницательный критический ум уж предвидел серьезные замешательства.

    — Что же делать? — спросил я, выслушав его подробное сообщение.

    — Нам во всяком случае надо жить в деревне! что бы ни случилось — здесь должны быть свои люди! А ты, Осип, поезжай в Петербург — там разберешься!...

    Несколько дней спустя я уже был по дороге в Петербург. Я оставил деревню с тяжелым чувством. Больше я уже в деревню не возвращался. За мною, спустя 2-3 месяца, потянулись и многие другие «деревенщики»: одни — потому, что их присутствие в Петербурге вызывалось крайней необходимостью, другие — потому, что их выбивала из деревни та или иная темная сила: интриги местных воротил, административных и общественных, как это, напр., было с В. Н. Фигнер в Саратовской губернии.

    Особенно стали редеть наши ряды в деревнях после 2-го апреля 1879 года — покушения на жизнь Александра II. Из Тамбовской губ. бежал Гартман («Алхимик»), а вскоре вслед за ним был арестован Пекарский; оставили деревню Мощенко, «Титыч», Хотинскій и проч.

    Ново-саратовское же поселение после 2-го апреля окончательно распалось. Можно себе представить, как себя чувствовали одинокие, кое-где разбросанные по деревням и селам «деревенщики»! Нельзя, поэтому, их винить, если они, не вынося безысходно-тяжелого чувства оброшенности и одиночества, разбежались к концу 1879 года совершенно врозь... Эти люди уходили из деревни с глубоким чувством скорби, горечи и все более и более сгущающейся ненависти к существующему политическому строю. Больно, тяжело и обидно было отказаться от того, что так недавно еще наполняло все твое существование. Уходили с поля битвы не юноши зеленые, а зрелые, опытные люди. Опустела деревня. Три года с небольшими перерывами мы поработали в деревне. Что же мы успели? Какие результаты получили? Оглядываясь назад, на путь, пройденный нами, — путь, усеянный не розами, а ухабами и трясинами, — мы, положа руку на сердце, имеем право сказать: наша работа не прошла бесследно в деревне! Наше слово не было гласом вопиющего в пустыне! Правда, мы еще не успели создать в народе боевую партию, боевую силу в противовес архаической силе существующего приказно-крепостнического государственного строя. Это правда. Но нам удалось своей разнообразной подготовительно-революционной работой сузить значительно ту страшную пропасть, которую беспощадно-суровая история наша вырыла между нами, интеллигентами, и народом. He забудем, что мы были тогда — в 70-х годах — чуть ли не первыми пионерами-культуртрегерами с революционными целями...

    /О. В. Аптекманъ.  Изъ исторіи революціоннаго народничества. «Земля и Воля» 70-хъ годовъ. (По личнымъ воспоминаніямъ.) [«Русская Историческая Библіотека» № 19.] Ростовъ на Дону. 1907. С. 5-6, 127, 156-158, 170-173./

 






 

                                                      ХРОНИКА ПРЕСЛЕДОВАНИЙ

    ...В Москве 19-е ноября почти ничем не отразилось. Произведя десятка два обысков и арестов [* Вот некоторые из них: студенты Петр.-Раз. Ак. Дубровский и Россиневич арестованы в Чернигове, куда поехали на праздники и остановились у родителей; студ. Петр. Ак. Чайковский арестован в Калуге, где уже выпущен п отправлен на родину в Каменец-Под.; Бутурлин, участвовавший в нечаевском процессе и в одном из московских дел о пропаганде в 75 г.; Полунин, студ. Петр. Ак., арестован у своего товарища по Акад. Шрамкова, в квартире которого был произведен обыск; арестованы (по недоразумению) и выпущены Назарова и подруга ее К. (фамилия неизвестна)/ Кроме того, обыски были у студентов Петр. Академии: Бенедиктова, Черепахина и Дмитриенко.] власти «решили, что подкоп на Курской ж. д. — ««петербургская работа», и, не добившись никаких результатов в Москве, сделав только для проформы проверку паспортов, со всей силой обрушились на Петербург...

    /Литература партии «Народной Воли». Москва. 1907. С. 109./

 

 

    В. А. Анзимиров

                                                               «КРАМОЛЬНИКИ»

                               (Хроника из радикальных кружков семидесятых годов)

                                                                            ХVII

                                                    Желябов. — Гартман. — Столовая

    Петровская академия, которую в радикальном мире звали просто «Петровкой», все более становилась центром московской революционной организации.

    О нашем «четвертаке» знали во всех главных кружках России...

    Гартман перед началом подготовки своего знаменитого покушения на Александра II на полотне Курской железной дороги, под Москвою, тоже посещал нас часто.

    Он не сообщал нам, конечно, своего плана, но часто заводил речь о невозможности работы в деревне при настоящих условиях, ссылался на свой собственный опыт и разговоры всегда подводил к неизбежности свергнуть власть насильственным путем.

    Оратор он был не из важных, да и внешность имел заурядного мелкого торговца русака.

    Но когда его задевали, он умел отгрызаться и со спокойной убедительностью сыпал доказательства: исторические, философские, логические. Он любил обедать в нашем маленьком кружке.

    Жили, мы эту зиму в казенных номерах и завели свою кухмистерскую. Участвовали в ней: Виктор Пругавин, Черкасов, Вальтер, Емапов, я и приезжие.

    Пищу готовили двух сортов: либо борщ и щи, либо полужидкое рагу.

    И то и другое варилось собственными силами, не мудрствуя лукаво, на плите в дежурной сторожей, приправлялось жареной мукой с луком, и тащилось в кипящей кастрюле в номер-столовую (№ 7 — Вальтера).

    Здесь дежурный обязан был подготовить хлеб, вилки и ножи, мелкие тарелки для мяса и овощей и ополоснуть горячей водой умывальный таз, откуда мы неизменно деревянными ложками «хлебали», как в деревне, жидкую часть пищи.

    Такой обед требовал на приготовление часа два не более и стоил каждому около 14-16 копеек с чаем после него.

    Все обедающие, по обычаю, участвовали в складчине.

    В этой своеобразной кухмистерской перебывало много лиц, ставших потом известными всему миру.

    Кроме указанных приезжих, здесь обедали: Пекарский, Дебогорий-Мокриевич, Дейч, Стефанович, Рубанчик, Преображенский, Михайлов и многие другие.

    Не дешевизна и доброкачественность провизии привлекали сюда, конечно, а возможность собираться и быть в «своем обществе», не возбуждая подозрений, даже между сторожами, из которых некоторые приватно занимались также и шпионством.

    Но чем больше сближались мы, сливаясь в компанию, безусловно друг другу доверяющую, тем более убеждались, что теоретические разномыслия, при всей нашей дружбе, неизбежно приведут, однако, к распаду на разные партии.

    Такие вопросы все чаще и чаще возникали, и нам всем становилось тяжело...

    /В. А. Анзиміровъ.  «Крамольники». (Хроника изъ радикальныхъ кружковъ семидесятыхъ годовъ). Москва. 1907. С. 106, 109-110./

 


  

                                                        ЧЕРЕЗ СТАНОВОЙ ХРЕБЕТ

                                                   Изыскание Нелькан - Аянского тракта.

                                                                      Экспедиция 1903 г.

     *

                                                                       ПРЕДИСЛОВИЕ

                          Начальника Нелькан-Аянской экспедиции инженера В. Е. Попова

    Из всех отдаленных окраин России к наименее обследованным относится Якутская область. Эта громадная по величине страна долгое время была забыта «Богом и людьми».

    И только со времен царствования Александра II, когда в широких размерах пробудилось в России освободительное движение, правительство вспомнило про Якутскую область и нашло ее полезной для ссылки всех тех, кто оказывался не удобен для него и неблагонадежен в политическом отношении.

    Но в то же время правительство не знало, что такое из себя представляет эта великая, далекая Палестина; кто ее населяет, какие богатства лежат в недрах ее.

    В то время о Якутской области имелось лишь смутное представление на основании полицейских рапортов, губернаторских донесений. Научных исследований в том масштабе, как того требовали местные и специальные условия, не производилось. Начальники того времени управляли областью по старинному, рутинному образцу. Они больше кормились сами со своей полицейской челядью, собирали в свою пользу подати натурой — шкурами зверей и нисколько не заботились о том, чтобы познакомиться поближе с теми людьми, над которыми поставлены управлять.

    Иностранцы проявляли большее внимание к этой богатой стране с громаднейшими золотыми приисками и еще в начале прошлого столетия была организована ими «Русско-Американская компания», которая предполагала связать центр Якутской области с одним из лучших портов на Охотском море, а именно Якутск с Аяном.

    Мысль дать выход к морю следует отнести к наиболее удачным. Якутская область чрезвычайно удалена от центров. Город Якутск отстоит от железной дороги и центра Сибири, г. Иркутска, на 2.700 верст и при этом громадном протяжении имеет только один путь сообщения — водный, по реке Лене. Все снабжение Якутской области хлебом, товарами, машинами, идет по этому пути, который на многие недели совершенно закрывается два раза в году, — во время вскрытия реки и ледохода.

    Вследствие громадной длины этого водного пути вскрытие и замерзание реки происходит не одновременно, иногда продолжается месяц и более, и поэтому Якутская область два раза в году совершенно отрезывается на долгое время от всего мира. К числу неудобств следует отнести также большую дороговизну передвижения, так как наиболее дешевый способа — сплав по воде и пароходная тяга — возможен только три месяца в году, после чего устанавливается по льду лошадиная тяга.

    В виду изложенного у многих являлось стремление связать гор. Якутск с морем. Существовавший путь в гор. Охотск, расположенный на берегу моря, нельзя считать удовлетворительным в виду того, что Порт-Охотск принадлежит к числу очень плохих портов; суда не во всякую погоду могут приставать, да и в хорошую они останавливаются в 7-ми верстах от берега, вследствие чего нагрузка и разгрузка товаров сопряжены с большими затруднениями и опасностями, в особенности в бурную погоду. Кроме того, при расстоянии между Якутском и Охотском более чем в тысячу верст передача грузов совершается исключительно сухим путем, почему доставка в высшей степени дорога.

    Совсем другое представляет из себя направление на Порт-Аян: при сухопутном расстоянии в 2.200 верст через Становой хребет весь остальной путь лежит по судоходным сплавным рекам, что весьма удешевляет провозную стоимость и ускоряет передвижение; кроме того, самый порт представляет из себя один из лучших портов в мире в силу естественных, природных заграждений от господствующих ветров и большой глубины бухты. Пароходы останавливаются в 60-70 саженях от берега даже во время сильных ветров.

    Все эти обстоятельства служили еще с давних времен побудительными причинами даже для иностранцев развить торговые операции и организовать правильное движение между этими пунктами.

    Как я указывал раньше, русское правительство совершенно не интересовалось этой областью. И только после начавшейся ссылки туда политических поднадзорных, интеллигентных людей, которых до того времени Якутская область никогда не видела, началось первое знакомство и изучение этой окраины.

    Говоря про исследования, относящиеся до начала политической ссылки, нельзя не упомянуть про экспедицию Миддендорфа, которая дала прекрасные и интересные результаты. Но район исследований этой экспедиции был весьма ограничен, вследствие трудности работ и незначительного числа сотрудников, часть которых была перерезана тунгусами.

    Когда Якутская область переполнилась, в конце 70-х годов и в начале 80-х, интеллигентными людьми, сосланными по политическим делам, то началось первое обстоятельное знакомство с нею. Многие из сосланных, прожив более 20 лет в ссылке, отнеслись с большим энтузиазмом к делу изучения быта, нравов, условий жизни, верований тех племен, среди которых им приходилось жить. Попадая прямо из столиц в юрты якутов и урасы кочевых тунгусов, им приходилось тесно сживаться с ними, изучать язык, первоначально с целью иметь возможность прокормиться, не умереть с голоду, а затем уже для знакомства с племенами и их жизнью. Талантливость, способность к наблюдениям, к литературному труду создала целый ряд научных работ. За эти годы было совершено много экспедиций и экскурсий.

    Только благодаря участию политических ссыльных возможно было организовать в Якутске статистический комитет, издававший весьма интересные памятные книжки. Благодаря небольшим средствам, пожертвованным Сибиряковым, многие политические ссыльные получили возможность предпринять ряд поездок и заняться строго научными исследованиями. Часть этих трудов уже. появилась в свет, другая часть еще не издана. Возможностью использовать труды, знания и способности этих изгнанников воспользовались даже иностранцы. Американцы командировали двух русских сосланных, Богораза и Иохельсона, в отдаленные места для изучения быта чукчей и тунгусов, снабдив их на два года необходимыми средствами и приборами.

    Русское правительство тоже часто прибегало к услугам политических ссыльных. Отменяло в этих случаях строгие полицейские меры, установленные для надзора за жизнью политических, разрешало разъезды по области; тогда как при других условиях разъезды всегда строго воспрещались циркулярами из Петербурга, стесняя в высшей степени свободу ссыльных и тем причиняя им массу лишений.

    По моем приезде в Якутск, вместо отсылки в отдаленные места области, а именно в Колымский край, я был зачислен исполняющим обязанности якутского областного инженера и оставлен на месте жительства в самом Якутске.

    С моей новой работой были связаны разъезды по области, и якутский губернатор взял честное слово, что я не воспользуюсь возможностью бежать оттуда, но, несмотря на данное слово, он все-таки прикомандировал казака, который безотлучно сопровождал меня во всех моих поездках. Нужно заметить, что за последнее время Якутская область стала нуждаться в инженерных силах. Отсутствие дорог, надобность в постройках больниц, школ потребовали приложения технических знаний и труда.

    В начале 1903 года, по предложению иркутского военного генерал-губернатора, мне был сделан запрос, не пожелаю ли я принять на себя руководство экспедицией по изысканию пути между Нельканом и Аяном, тех двухсот верст, которые представляют наибольшую трудность в сооружении тракта, а именно в перевале и отрогах Станового хребта.

    Согласившись на предложенные условия, я просил дать возможность расширить задачи экспедиции и заняться не только техническим изысканием пути, а также научными исследованиями и собиранием коллекций, в виду большого интереса, который представляет из себя эта часть области. В данном случае для увеличения материальных средств на помощь пришло местное купечество, которое ассигновало дополнительные деньги, и благодаря его пресвященному вниманию удалось расширить программу работ и пригласить лучших сотрудников.

    Мне был предоставлен свободный выбор членов экспедиции. В то время в Якутской области находились студенты Московского университета, сосланные по распоряжению министра Сипягина в 1902 году. В их числе находились двое уже окончивших курс наук, один по математическому факультету — Александр Алексеевич Ховрин, другой по естественному — Иринарх Михайлович Щеголев. Оба любезно согласились принять участие в экспедиции.

    Первый — Ховрин — принял на себя, помимо инструментальной съемки, еще собирание геологической коллекции, антропометрическое измерение тунгусов и гипсометрическое и геологическое исследование главного перевала хребта. Второй — Щеголев — взялся собирать коллекции по энтомологи, ботанике и зоологии и составить очерк флоры и фауны пройденного пути.

    Кроме них, с большими трудностями удалось пригласить бывшего шлиссельбургца Василия Семеновича Панкратова и сосланного Павла Федоровича Теплова; затруднения заключались в том, что губернатор не соглашался отпустить их из Вилюйска, куда они были причислены, и потребовалось возбудить целую переписку, с департаментом полиции. После долгих моих настаиваний на необходимости пригласить этих двух полезных сотрудников, наконец, департамент полиции уступил и разрешил зачислить их в состав экспедиции.

    Кроме них, я пригласил еще двух старых сосланных, старика Всеволода Михайловича Ионова и известного составителя якутского словаря Эдуарда Карловича Пекарского, в руки которых передал все этнографическое исследование приаянских и устьмайских кочевых тунгусов в связи с экономическими условиями жизни, приведшими их к обнищанию и постепенному вымиранию.

    В силу полицейских соображений правительство нашло необходимым прикомандировать к экспедиции двух казаков и одного офицера-казака, на обязанности которых тайными инструкциями было возложено препятствовать членам экспедиции совершить побег, который чрезвычайно легко привести в исполнение в Порт-Аяне, куда на стоянки приходят иностранные суда...

    После долгих сборов, отбирания разных сведений об этой местности у бывавших людей, экспедиция выступила в путь в первых числах февраля; возвратилась обратно в Якутск в первых числах сентября; пробыла в пути таким образом 6 месяцев...

    [С. 1-7.]

    В настоящем печатном труде помещаю дневник экспедиции г. Щеголева и естественноисторический очерк — его же, которые составят первую часть работ экспедиции. Г. Щеголев приносит свою благодарность казачьему офицеру А. И. Казанцеву, который служил ему переводчиком при записях якутских названий растений и насекомых.

    [С. 9-10.]

    Инженер В. Е. Попов

    *

                                                                                   I.

                                                          От Якутска до с. Устьмайского

    ...Экспедиция, как сказано, выступила в начале марта 1903 года. Кроме работ чисто технического характера, члены экспедиции, по предложению В. Е. Попова, согласились заняться попутно этнографией (П. Ф. Теплов), геологией (В. С. Панкратов и А. А. Ховрин) и собиранием флоры и фауны (автор этих записок). Два члена экспедиции, В. М. Ионов и Э. К. Пекарский, получив дополнительные поручения от якутского статистического комитета, имели выехать из Якутска в Нелькан первым пароходом.

    Кроме того, инженером Поповым было поручено гг. Ионову и Пекарскому собирание этнографических коллекций на месте работ по пути следования для музея Александра III, для каковой цели были присланы директором этого музея г. Клеменцом 1600 рублей по предварительной смете, составленной инженером Поповым.

    Экспедиция по изысканию тракта вернулась в Якутск 1 сентября 1903 г., избравши перевал «Танча» он же «Джугджур II», и удостоверившись в возможности тележного тракта между Нельканом и Аяном по новому перевалу.

    Материалы, добытые экспедицией, имеется в виду обработать и своевременно опубликовать.

    ----

    [С. 13-14.]

                                                                                  IV.

                                                                От Олгондò до Аяна

    ...В Аяне нам необходимо было дождаться парохода, который должен был доставить нам продукты. Кроме того, изо дня на день мы ожидали прибытия двух членов-этнографов экспедиции (В. М. Ионова и Э. К. Пекарского).

    2 июля В. Е. Попов и Карамзин осмотрели перевалы у р. Няачанга, которыми можно было обойти хребты около Аяна.

    3 июля пришел пароход «Сунгари», доставивший нам провиант; в ночь пароход ушел во Владивосток...

    Время шло. Членов этнографов все не было. По нашимъ предположениям, разделяемым и Карамзиным, они могли задержаться на Алдоме, которая, вследствие дождей, вышла из берегов. Двинуться в путь, не дождавшись их, можно было рисковать разъехаться с ними, так как неизвестно было, по какой тропе они направляются. С другой стороны, надо было спешить и из Аяна, так как предполагались дополнительные изыскания около Нелькана (по р. Игнякяну), а к тому же надо было подумать и о дальнейшем движении из Нелькана в Усть-Майское), чему угрожало мелководье, а в случае запоздания, и шуга...

    [С. 94-95.]

                                                                                   V.

                                                                От Аяна до Нелькана

    Что касается этнографов, то Э. К. Пекарский уехал по тапчинскому перевалу на рр. Алдому и Лантар, а В. М. Ионов спустился по рр. Мае и Алдану — оба для исследования тунгусов, живущих по этим рекам...

    Ир. Щеголев

    [С. 100.]

    /Черезъ Становой хребетъ. (Нельканъ-Аянъ). Экспедицiя инженера В. Е. Попова въ 1903 году. Москва. 1907. С. 1-7, 9-10, 13-14, 94-95, 100./

 


 

                                       ІІІ. ОТЧЕТЫ ОБ АКАДЕМИЧЕСКИХ УЧРЕЖДЕНИЯХ

                 12. Музей Антропологии и Этнографии имени Императора Петра Великого

                                                                               Персонал

    Штатный персонал Музея состоял из директора, академика В. В. Радлова, старшего этнографа Л. Я. Штернберга и младшего — Б. Ф. Адлера. Приватно на постоянной службе состояли: г-жа Е. Л. Петри (и. о. младшего этнографа), Ю. В. Людевиг и г-жа Е. М. Романова (заведующая библиотекой). Прикомандированы к Музею — состоящие по Министерству Народного Просвещения Н. И. Воробьев и В. Н. Васильев. В декабре месяце для занятий в Музее приглашен приват-доцент С.-Петербургского Университета А. И. Иванов. Временно работали по регистрации С. М. Дудин, Э. К. Пекарский, В. И. Анучин, Ц. Ж. Жамцаранов, В. И. Каменский и др.

    [С. 83.]

                                                                           Библиотека

    К 30 ноября 1907 г. библиотека состояла из 1940 томов книг и журналов и 177 брошюр на русском и иностранных языках (против 1610 книг и журналов и 162 брошюр в прошлом году). Значительное большинство их поступило в дар от В. В. Радлова и несколько от других лиц: от В. И. Иохельсона, С. М. Дудина, от г-на Никольского из Казани (брошюры о мордве и чувашах), от Э. К. Пекарского (несколько брошюр), от Туркестанского Кружка любителей археологии (протоколы заседаний); другие получены путем обмена с русскими и иностранными учеными обществами и учреждениями...

    [С. 96.]

 

                                                          Научная деятельность Музея

    Регистрация, каталогизация, научная разработка материала. В виду непрерывного протока коллекций, большая часть рабочего времени персонала была поглощена регистрацией коллекций, как новых, так и оставшихся с прежнего времени. Всего зарегистрировано новых коллекций 65, предметов 3312, старых 20, предметов 3073. Что касается каталогизации, то в этом году был сделан первый опыт классификации карточных записей по самым многообразным основаниям, выяснившимся музейной практикой. Об этом опыте, еще нигде не примененном, стоит сказать несколько слов. В виду того, что музейные списки печатаются в 30 экземплярах, получилась возможность вырезывать каждое отдельное описание во многих экземплярах и каждое наклеивать на особую карточку. Полученный таким образом во многих экземплярах карточный материал оказывалось, далее, возможным классифицировать в самых различных направлениях: в хронологическом порядке, по номерам поступлении, по народам и странам, по формам культуры, по назначению, по месту размещения, по эволюции и т. д. Такая классификация крайне полезна не только для технической музейной работы, но и для быстрой ориентировки в специально интересующем вопросе. Исследователь, интересующийся, например, бубнами и другими религиозными музыкальными инструментами, имел бы в своем распоряжении специальный карточный каталог по этому вопросу, точно так же, как интересующийся головными уборами, тамгами, поясами стыдливости и т. п. специальными предметами, имел бы сразу подобранный специально ему нужный материал.

    Эта работа велась летом Э. К. Пекарским, под непосредственным руководством и наблюдением В. В. Радлова. Конечно, она не кончена, и временно, в виду текущих работ, ее пришлось приостановить, но начало важной работы положено. Что касается специальной разработай музейного материала, то она тормозилась обилием регистрации и другой текущей работы. Тем не менее она не прерывалась. Разрабатывались: материал Балахшинской стоянки (В. И. Каменский и Б. Ф. Адлер); орнамент из игол дикобраза в Америке и из оленьего волоса в Северо-Восточной Азии (Л. Я. Штернберг); якутские шаманские принадлежности (В. И. Васильев); енисейскіе остяки (В. И. Анучин)...

    [С. 99-100.]

 

 

                                                                        V. ПРЕМИИ

                                       Отчет о присуждении Премий Графа Д. А. Толстого,

                                             (по Историко-Филологическому Отделению),

                        читанный в публичном заседании Императорской Академии Наук

                                                                29 декабря 1907 года

                              непременным секретарем академиком С. Ф. Ольденбургом

    На конкурс имени графа Д. А. Толстого в 1907 году, по Историко-Филологическому Отделению, были представлены в Академию сочинения семи авторов. Для рассмотрения этих работ была образована Комиссия, под председательством Непременного Секретаря, из академиков В. В. Латышева, К. Г. Залемана, барона В. Г. Розена, И. И. Янжула, А. С. Лаппо-Данилевского и адъюнкта М. А. Дьяконова.

    Комиссия, по тщательном рассмотрении представленных трудов и на основании отзывов приглашенных ею рецензентов, пришла к следующему постановлению, утвержденному Историко-Филологическим Отделением: признать достойными награды нижеследующие из внесенных на конкурс сочинений:

    1) денежной награды в 800 рублей — сочинение В. П. Бузескула: «Введеніе въ исторію Греціи». Харьковъ. 1904;

    2) золотой медали в 300 рублей — сочинение Е. С. Такайшвили: «Описаніе рукописей Общества распространенія грамотности среди грузинскаго населенія». Т. I. вып. 1-4. Тифлисъ. 1902-1904;

    3) золотой медали в 250 рублей — труд Э. К. Пекарского: «Словарь якутскаго языка». Выпускъ первый. С.-Пб. 1907;

    4) золотой медали в 150 рублей — труд Н. Р. Овсяного: «Болгарское ополченіе и земское войско». С.-Пб. 1904; «Русское управленіе въ Болгаріи въ 1877-78-79 гг.». С.-Пб. 1903-1007 гг.; «Сборникъ матеріаловъ по гражданскому управленію и оккупаціи въ Болгаріи въ 1877-78-70 гг.». С.-Пб. 1903-1907...

    [С. 183-1184.]

    Отзыв о труде Э. К. Пекарского дал академик К. Г. Залеман.

    Одним из важнейших языков Восточной Сибири, говорить рецензент, следует признать якутский, как в виду его распространения и применяемости на практике, так и с точки зрения языковедения, потому что этот язык представляет весьма интересный образчик наслоения и полного присвоения чужих элементов. Когда в 1851 г. появилось образцовое исследование академика О. Н. Бетлинга о языке якутов, положившее основание сравнительному изучению тюркских наречий, то стало распространяться мнение, будто бы этому языку суждено играть такую же роль в тюркологии, какая признается за санскритом в индоевропейской сравнительной грамматике. Открытие орхонских надписей опровергло это мнение, тем не менее, нельзя не считать весьма странным упущением, что в течение полувека довольствовались трудом Бетлинга, и никто более не брался за научное изучение якутского языка.

    В 1881 г. судьба забросила в Якутскую область еще молодого тогда Э. К. Пекарского, который сразу заинтересовался окружающими его инородцами и в течение двух десятилетий, проведенных им среди якутов, неустанно работал над усвоением языка якутов и изучением духовной их жизни, а потом был одним из участников Якутской Экспедиции, снаряженной в 1894-96 гг. на средства И. М. Сибирякова. Плодом его трудов, поддерживавшихся сочувствием и сотрудничеством местных деятелей, является, наряду с изданием якутских народных преданий, «Словарь якутского языка», первый выпуск которого появился сперва в Якутске в 1899 г., а в исправленном и дополненном виде — весною истекающего года, в издании нашей Академии. Это есть широко задуманный и методически обработанный настоящий thesaurus, для которого использованы все доступные автору рукописные и печатные источники, список которых занимает более 6 страниц. О полноте словаря можно судить уже по простым цифровым данным: первые буквы а и ä, занимающие у Бетлинга 25 и 11 столбцов, возросли у Пекарского до 211 и 110 столбцов. И в самом деле, множество приводимых примеров, поговорок, загадок и объяснений бытовых особенностей и мифологических поверий якутов придает этому словарю особую ценность не для одних только языковедов...

    В изъявление глубокой благодарности за доставление отзывов, содействовавших оценке работ, представленных на соискание премий. Комиссия постановила назначить золотые рецензентские медали профессору С. А. Жебелеву, профессору Н. Я. Марру, Е. Е. Уссаковскому и профессору В. В. Бартольду.

    [С. 187-189.]

    /Отчетъ о дѣятельности Императорской Академіи Наукъ по Физико-Математическому и Историко-Филологическому Отделеніям за 1907 годъ, составленный Непремѣнным секретаремъ академикомъ С. Ѳ. Ольденбургомъ и читанный въ публичномъ засѣданіи 29 декабря 1907 года. Санктпетербургъ. 1907. С. 83, 96, 99-100, 183-184, 187-189./

 

 

 

 

Brak komentarzy:

Prześlij komentarz