ЎЎЎ 1. Танюся Пятрушкіна-Давыдкова-Вароніна. Смаляк Тэадаровіч у алёкмінскім выгнаньні. Кн. 1. Койданава. "Кальвіна". 2019.

    Іван (Ян) Браніслаў Адольфавіч Тэадаровіч (Тадаровіч) - нар. 29 жніўня (10 верасьня) 1875 г. у губэрнскім месьце Смаленск Расейскай імпэрыі, у каталіцкай сям’і беларускага шляхціца.

    “Я нарадзіўся ў 1875 г. у гор. Смаленску, у польскай сям’і, у якой жылі вельмі багатыя паўстанцкія традыцыі. Дзед мой, Сьцяпан Іванавіч Тэадоравіч, іграў актыўную ролю ў паўстаньні 1831 г.: пра яго шмат і ахвотна распавядаў нам, сваім унукам. У паўстаньні 1863 г. удзельнічалі як мой бацька, так і два браты маёй маці, Антоні і Леў Шпігановічы. Антоні быў сасланы ў Сыбір, а Леў - на Каўказ. Маці мая была палкай нацыяналісткай, любіла Міцкевіча, і з яе слоў я яшчэ ў раньнім дзяцінстве ведаў на памяць амаль усяго “Пана Тадэвуша”, гэтае эвангельле польскай нацыяналістычнай скрухі. Я навучыўся ненавідзець рускі царызм, яго службоўцаў і ваеншчыну, але ўсё ж з мяне не выйшла польскага патрыёта. Чыньнікам таму былі наступныя акалічнасьці. Калі мне было гадоў 5 ад роду, бацька мой, буйны чыгуначны службовец, сышоўся з іншай жанчынай і пакінуў сям’ю з шэсьці дзяцей (я быў перадапошнім). Маці мая, ганарлівая полька, адмовілася прымаць якую б там ні было дапамогу ад бацькі, і наша сям’я апынулася ў сетках крайняй галечы. Шматлікія гады мы жылі на бюджэт у 15-20 рублёў у месяц, якія зарабляла маці швівам ды мыцьцём бялізны. Мы пасяліліся ў адным пакоі на найаддаленай ускраіне места Смаленска. Брудныя завулкі, абымшэлыя, пакрыўленыя халупы, заселеныя самай сапраўднай гарадзкой галотай, - вось дзе працякло маё дзяцінства аж да заканчэньня гімназіі. Я быў вельмі жывым, рухомым і ўражлівым дзіцем і вельмі хутка зблізіўся і пасябраваў з насельнікамі Рыбацкай вуліцы і Тыртава завулку. Вулічныя дзеці сталі маімі лепшымі сябрамі, а іх бацькі, рамесьнікі і працоўныя гарбарань ды тытунёвых фабрык, - бесьпярэчнымі для мяне аўтарытэтамі. Паўсьвядома я параўноўваў гэтых беднякоў з іншым грамадзтвам, а менавіта польска-шляхоцкім, асобныя чальцы якога працягвалі знаёмства з маёй маці. Параўнаньне выходзіла не ў карысьць апошніх. Зразумела, усё гэта прадвызначыла мой далейшы жыцьцёвы шлях. Калі я паступіў у гімназію, то застаўся верным сваёй вуліцы і не збліжаўся з дзецьмі губэрнскіх вярхоў, якія вучыліся разам са мною”.

    У 1899 г. Тэадаровіч скончыў Маскоўскі ўнівэрсытэт, у якім пазнаёміўся з рэвалюцыйным рухам. (парт. псэўд. - Александр Павлович, Демьян, Н. Завьялов, Наблюдатель, Платон, С. Панов, Сергей Григорьевич). Быў сябрам маскоўскага камітэту РСДРП.

    28 лістапада 1902 г. быў арыштаваны і ў верасьні 1903 г. высланы адміністрацыйна на 6 гадоў ва Ўсходнюю Сыбір. Іркуцкім ваенным генэрал-губэрнатарам быў прызначаны ў Якуцкую вобласьць.

    15 студзеня 1904 г. яго даставілі ў акруговае места Алёкмінск Якуцкай вобласьці і з-за хваробы жонкі, адміністратыўна-ссыльнай Глафіры Іванаўны, быў у ім пакінуты.

    Глафіра Іванаўна Тэадаровіч, у дзявоцтве Акулава, (партыйны псэўданім “Зайчик”, “Солнышко”.) - нар. 23 красавіка (5 траўня) 1878 г. у с. Шашына Мінусінскага вуезду Енісейскай губэрні Расейскай імпэрыі, у сям’і купца-золатапрамыслоўца. У 1895 г. скончыла гімназію ў Краснаярску і пераехала на вучобу ў Маскву. У 1896 г. за ўдзел у студэнцкай дэманстрацыі была арыштаваная і высланая ў Мінусінскі ўезд да бацькоў, пад нагляд паліцыі. У 1899 г. вярнулася ў Эўрапейскую Расею да рэвалюцыйнай дзейнасьці. У лістападзе 1902 г. была арыштаваная з групай чальцоў Маскоўскай арганізацыі РСДРП пад імем Зоі Юнеевай. Адначасова прыцягвалася да дазнаньня па справе Кіеўскага камітэта РСДРП ды групы “Іскра”. Знаходзячыся ў папярэднім зьняволеньні ў Маскве, выйшла замуж за І. А. Тэадоравіча. Пастановай міністра ўнутраных спраў у верасьні 1903 г. была высланая ва Ўсходнюю Сыбір да вынясеньня рашэньня па яе справе. Іркуцкім ваенным генэрал-губэрнатарам была прызначаная разам з мужам у Якуцкую вобласьць. Была дастаўленая ў акруговае места Алёкмінск 15 студзеня 1904 г. і па хваробе (цяжарнасьць) часова пакінутая з мужам у месьце.

    Па акрыяньні жонкі Іван Тэадаровіч 16 ліпеня 1904 г. быў адпраўлены ў ніз па рацэ Лена з Алёкмінску ў абласное места Якуцк, куды быў дастаўлены разам з жонкай 20 ліпеня 1904 г. ды быў якуцкім губэрнатарам 24 ліпеня 1904 г. прызначаны на жыхарства ў акруговае места Алёкмінск. 2 жніўня 1904 г. Тэадаровічы былі па рацэ Лена адпраўлены ўверх на ўсяленьне у места Алёкмінск, дзе у іх нарадзілася дачка. Маніфэстам 11 жніўня 1904 г. тэрмін ссылкі Тэадаровічам быў скарочаны на адну траціну.

    “Падрабязнасьці расколу РСДРП на зьезьдзе 1903 г. зрабіліся мне вядомыя ўжо ў Якуцку. Не вагаючыся, я стаў на бок бальшавікоў. У Якуцкай вобл. тым часам ішлі вельмі значныя хваляваньні сярод палітычных ссыльных на глебе іх нежаданьня падпарадкавацца знакамітым цыркулярам гр. Кутайсава. Калёнія места Алёкмінску, дзе я жыў, абрала мяне “дыктатарам”, г. зн. камандзірам узброенага абы чым атраду, створанага на выпадак супраціву ўладам пры іхняй спробе прымусіць нас падпарадкавацца загадам генэрал-губэрнатара. Абодва бакі відавочна адчувалі блізкасьць рэвалюцыі: гэта нас акрыляла, а ва ўладаў паралізавала энэргію. Перамога апынулася на нашым боку, і цыркуляры Кутайсава былі фактычна адмененыя”.

    28 жніўня 1905 г. Тэадаровіч зьдзейсьніў уцёкі з Алёкмінска і не быў расшуканы.

    Жонка была вызваленая ад ссылкі кастрычніцкай, 1905 г., амністыяй і выехала з дачкой 29 кастрычніка 1905 г. з Алёкмінску

    Па вяртаньні ў Эўрапейскую Расею Тэадаровіч працягваў дзейнасьць у шэрагах РСДРП(б), эмігрыраваў за мяжу. В Жэнэве, дзе ён пазнаёміўся з У. І. Леніным, працаваў сакратаром рэдакцыі газэты “Пролетарий”.

    У кастрычніку 1905 г. ён вярнуўся ў Расейскую імпэрыю, быў абраны чальцом Пецярбурскага камітэта РСДРП. Быў дэлегатам 4-га (1906) ды 5-га (1907) зьездаў РСДРП ад фракцыі бальшавікоў, на 5-м выбіраўся чальцом ЦК. Балатаваўся ў дэпутаты на выбарах в III Дзяржаўную Думу, але не быў абраны. У лютым 1908 г. выехаў на Урал дзеля вядзеньня рэвалюцыйнай працы.

    У 1909 г. быў арыштаваны і асуджаны на 5 гадоў катаргі, пасьля чаго быў паселены ў Ніжневудзінскай акрузе Іркуцкай губэрні, дзе знаходзіўся да Лютаўскай рэвалюцыі 1917 г.

    У сярэдзіне сакавіка прыехаў у Петраград. Быў дэлегатам 7-й (красавіцкай) Усярасейскай канфэрэнцыі, на якой быў абраны кандыдатам у чальцы ЦК, ды VI-га зьезду РСДРП(б). Ад жніўня 1917 г. намесьнік старшыні Петраградзкай гарадзкой думы, затым чалец управы і асобай па харчу ўстановы.

    Удзельнік Кастрычніцкага перавароту ў Петраградзе. На ІІ Усерасійскім зьезьдзе Саветаў выбраны ў склад першага савецкага ўрада на пост наркама па справах харчу. Быў прыхільнікам стварэньня аднароднага сацыялістычнага ураду з удзелам меншавікоў ды эсэраў. Пасьля таго як ЦК РСДРП(б) скасаваў пагадненьні з гэтымі партыямі, Тэадаровіч 4 (17) лістапада 1917 г. падпісаў заяву аб выхадзе з СНК, але да сьнежня працягваў выконваць свае абавязкі. На ІІ Усерасійскім зьезьдзе Саветаў абраны ў склад першага савецкага ўрада як народны камісар харчу.

    У 1919-1920 гг. удзельнічаў у партызанскім руху ў Сыбіры супраць рэжыму Калчака. У 1920 г. прыехаў у Маскву, дзе быў прызначаны чальцом калегіі Наркамзему, а з 1922 г. намесьнікам наркаму земляробства, займаў гэту пасаду да 1928 г. Адначасова з 1926 г. быў дырэктарам Міжнароднага аграрнага інстытуту. У 1928-1930 гг. генэральны сакратар Сялянскага інтэрнацыяналу. Дэлегат XV-га і XVI-га зьездаў УКП(б). Быў чальцом УЦВК. У 1929-1935 гг. быў рэдактарам выдавецтва Таварыства былых паліткатаржан і ссыльнапасяленцаў ды гісторыка-рэвалюцыйнага весьніка “Каторга и ссылка”.

    11 чэрвеня 1937 г. быў арыштаваны ды прысуджаны Ваеннай калегіяй Вярхоўнага суду СССР 20 верасьня 1937 г. па абвінавачваньню ва ўдзеле ў антысавецкай тэрарыстычнай арганізацыі да вышэйшай меры пакараньня і ў той жа дзень расстраляны. Месца пахаваньня - Данскія могілкі ў Маскве. Рэабілітаваны 11 красавіка 1956 г. Ваеннай калегіяй Вярхоўнага суду СССР. Прынамсі, знаходзячыся ў катавальні сваіх сяброў па камунізму, Тэадаровіч вызначаў сябе беларусам.

    Ягоная жонка пасьля Кастрычніцкага перавароту 1917 г. у 1918-1920 гг. - чалец Прэзыдыюму УЦВК, начальнік палітаддзела Ўсходняга фронту і чалец РВС 1-й, 8-й і Запасной арміяў, затым на палітпрацы на транспарце. Ад 1921 г. на партыйнай і навукова-пэдагагічнай працы. Рэктар камуністычных ВНУ ў Маскве, у 1929-1930 гг. намесьнік загадчыка Аддзелам агітацыі, прапаганды і друку ЦК ВКП(б). Затым рэктар Вышэйшай камуністычнай сельскагаспадарчай школы (Сьвярдлоўск), рэктар Вышэйшай камуністычнай сельскагаспадарчай школы (Разань), старшы навуковы супрацоўнік Музэю Рэвалюцыі СССР. Ад 1954 г. пэрсанальны пэнсіянэр. Узнагароджаная ордэнам Леніна. Памерла ў Маскве 18 кастрычніка 1957 г. і пахаваная на Новадзявочых могілках (5 уч. 11 рад. 8 маг.). Побач з ёю пахаваны ейны сын Канстанцін Іванавіч Тэадаровіч (1907-1964), мастак і літаратар, да ягоная жонка Клаўдзія Рыгораўна Тэадаровіч (?-1965). Ейны брат Аляксей Іванавіч Акулаў (1880-1939), рэвалюцыянэр, пісьменьнік, ваенны ды партыйны дзеяч, памёр ў зьняволеньні у м. Свабодны ў Амурлягу ды быў пасьмяротна рэабілітаваны.

    Працы:

    На хозяйственный фронт! Доклады тов. Ленина и Теодоровича на VIII-ом Всероссийском съезде советов. С предисл. С. И. Гусева. Харьков. 1921. 28 с.

    О государственном регулировании крестьянского хозяйства. (Речь на заседании фракции Р.К.П. на VIII съезде советов) Москва. 1921. 14 с.

    Судьбы русского крестьянства. (Доклад И. А. Теодоровича на Международной крестьянской конференции, происходившей в Москве 10-16 октября 1933 г.). Москва. 1923.17 с.

    Судьбы русского крестьянства. (Доклад И. А. Теодоровича на Международной крестьянской конференции, происходившей в Москве 10-16 октября 1933 г.). Москва. (1923.) 1924. 17 с.

    Судьбы русского крестьянства. (Доклад И. А. Теодоровича на Международной крестьянской конференции, происходившей в Москве 10-16 октября 1933 г.). Изд. 3-е. Москва. (1923.) 1924. 31 с.

    О значении международной крестьянской конференции. Москва. 1924. 8 с.

    Судьбы русского крестьянства. (Доклад И. А. Теодоровича на Международной крестьянской конференции, происходившей в Москве 10-16 октября 1933 г.). 4-е изд. Москва. 1925. 32 с.

    К вопросу о сельскохозяйственной политике в РСФСР. Москва. 1923. 36 с.

*    Теодорович Иван Адольфович (автобиография). [Деятели Союза Советских Социалистических Республик и Октябрьской революции. (Автобиографии и биографии). Часть III.] // Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат. 7 изд. Т. 41. Ч. IIІ. Союз Советских Социалистических республик. (Окончание.) Москва. 1925. Стлб. 139-145.

    Уроки союза рабочих и крестьян в СССР. Доклад на 2-м съезде Международного крестьянского совета. Москва. 1925. 45 с.

    Восемь лет нашей крестьянской политике. Москва. (Орел). 1926. 32 с.

    Вопросы индустриализации и сельское хозяйство Стенограмма доклада т. Теодоровича И. А., заместителя Наркома земледелия Р.С.Ф.С.Р., на Уральском областном совещании земледельческих работников 18-го января 1927 года. Свердловск. 1927. 48 с.

*   Две годовщины. // Каторга и ссылка. Историко-революционный вестник. Кн. 52. № 3. Москва. 1929. С. 7-19.

    Историческое значение партии Народной воли. Сб. 1. С приложением тезисов Культпропа ЦК ВКП(б) к 50-летию партии «Народной воли». Москва. 1930. 280 с.

    Дискуссия о «Народной воле». Стенограммы докладов В. И. Невского, И.А. Теодоровича, И. Л. Татарова и прений по докладам с приложением тезисов Культпропа ЦК ВКП(б) о пятидесятилетии «Народной воли». Москва. 1930. 205 с.

    О Горьком и Чехове. Москва - Ленинград. 1930. 73 с.

    1 марта 1881 г. Москва. 1931. 104 с.

*    От Якутского острога к Социалистической республике. // 100 лет Якутской ссылки. Сборник якутского землячества. Под редакцией М. А. Брагинского. [Всесоюзное общество политических каторжан и ссыльно-поселенцев. Историко-революционная библиотека. Воспоминания, исследования, документы и другие материалы из истории революционного прошлого России. № 6-7 (XCV-XCVI) 1933.] Москва. 1934. С. 9-23.

*    Теодорович Иван Адольфович (автобиография). [Деятели Союза Советских Социалистических Республик и Октябрьской революции. (Автобиографии и биографии). Часть III.] // Деятели СССР и революционного движения России. Энциклопедический словарь Гранат. Репринтное изд. Москва. 1989. Стлб. 139-145. С. 714-146.

    Літаратура:

*    Тепловъ П.  Исторія якутскаго протеста. (Дѣло «Романовцевъ»). Изданіе Н. Глаголева. С.-Петербургъ. 1906. С. 474.

*    Теодорович Иван Адольфович. // Политическая каторга и ссылка. Биографический справочник членов о-ва политкаторжан и ссыльно-поселенцев. Москва. 1929. С. 552.

*    Теодорович Иван Адольфович. // Политическая каторга и ссылка. Биографический справочник членов о-ва политкаторжан и ссыльно-поселенцев. Москва. 1934. С. 631.

*    Лурье Г.  Якутская ссылка в девяностые и девятисотые годы. // 100 лет Якутской ссылки. Сборник якутского землячества. Под редакцией М. А. Брагинского. [Всесоюзное общество политических каторжан и ссыльно-поселенцев. Историко-революционная библиотека. Воспоминания, исследования, документы и другие материалы из истории революционного прошлого России. № 6-7 (XCV-XCVI) 1933.] Москва. 1934. С. 199-200.

*    Виленский-Сибиряков.  Якутская ссылкак 1906-1917 годов. // 100 лет Якутской ссылки. Сборник якутского землячества. Под редакцией М. А. Брагинского. [Всесоюзное общество политических каторжан и ссыльно-поселенцев. Историко-революционная библиотека. Воспоминания, исследования, документы и другие материалы из истории революционного прошлого России. № 6-7 (XCV-XCVI) 1933.] Москва. 1934. С. 251.

*    Теодорович И. А. – 199, 200, 251. [Указатель имен.] // 100 лет Якутской ссылки. Сборник якутского землячества. Под редакцией М. А. Брагинского. [Всесоюзное общество политических каторжан и ссыльно-поселенцев. Историко-революционная библиотека. Воспоминания, исследования, документы и другие материалы из истории революционного прошлого России. № 6-7 (XCV-XCVI) 1933.] Москва. 1934. С. 391.

*    Котиков С. Ф.  Из воспоминаний о якутской политической ссылке 1906-1912 годов. // Сборник научных статей. Якутский республиканский краеведческий музей. Вып. 3. Якутск. 1960. С. 33.

    Петров П. У.  Революционная деятельность большевиков в якутской ссылке. Москва. 1964. С. 30, 38.

*    Теодорович Иван Адольфович. // Советская историческая энциклопедия. Т. 14. Москва. 1973. Стлб. 188-189.

*    Теодорович Иван Адольфович. // Большая советская энциклопедия. Т. 25. 3-е изд. Москва. 1976. Стлб. 1283. С. 432.

*    Вуль С.  Клуб любителей книжных знаков. // Альманах библиофила. Вып. 3. Москва. 1976. С. 64-65.

*    Теодорович Иван Адольфович (1875-1940). // Большевики в якутской ссылке. Библиографический справочник. [Якутский Государственный объединенный музей истории и культуры народов Севера им. Ем. Ярославского. Дом-музей «Большевики в якутской ссылке».] Якутск. 1988. С. 117-120.

*    И. А., Г. И. Теодоровичи, В. Л. Шанцер. // Охлопков В. Е.  История политической ссылки в Якутии. Кн. 2. (1895-1917). Ч. 1. Революционеры пролетарского этапа в якутской политической ссылке. Якутск. 1990. С. 65-77.

*    Революция в черных перчатках. // Платонов О.  Убийство царской семьи. Москва. 1991. С. 52-55.

*    Теодорович И. А.  92, 94, 130, 174, 175, 194, 326, 327; Теодорович Г. И. 91, 130, 174, 175, 194, 326, 327. // Казарян П. Л.  Олекминская политическая ссылка 1826-1917 гг. Якутск. 1995. С. 475.

*    Теодорович И. А.  92, 94, 130, 174, 175, 194, 326, 327; Теодорович Г. И. 91, 130, 174, 175, 194, 326, 327. // Казарян П. Л.  Олекминская политическая ссылка 1826-1917 гг. Изд. 2-е доп. Якутск. 1996. С. 475.

*    Шумейка М.  “Дзеячы рэвалюцыйнага руху ў Расіі” («Деятели революционного движения в России»), бібліягр. слоўнік, выдадзены ў 1927-1934 у Маскве на рус. мове Усесаюзным таварыствам былых паліткатаржан і ссыльнапасяленцаў. // Энцыклапедыя гісторыі Беларусі ў 6 тамах. Т. 3. Мінск. 1996. С. 228.

*    Таляронак С.  “Каторга и Ссылка”, гісторыка-рэв. часопіс, орган Усесаюзнага т-ва былых паліткатаржан і ссыльнапасяленцаў. // Энцыклапедыя гісторыі Беларусі ў 6 тамах. Т. 4. Мінск. 1997. С. 150.

*    Teodorowicz Jan Bronisław. // Kijas A.  Polacy w Rosji od XVII wieku do 1917. Słownik biograficzny. Warszawa, Poznań. 2000. S. 357-358.

*    Тэадаровіч І. А. 3/228; 4/150. [Імянны паказальнік] // Энцыклапедыя гісторыі Беларусі ў 6 тамах. Т. 6. Кн. ІІ. Мінск. 2003. С. 582.

*    Шемякина О. В.  И. А. Теодорович и политические контексты изучения народничества в 1920-1930-е годы. // Труды Института российской истории РАН. Вып. 12. Москва. 2014. С. 357-371.

    Танюся Пятрушкіна-Давыдкова-Вароніна,

    Койданава

    Теодорович, Иван Адольфович (автобиография). Я родился в 1875 г. в гор. Смоленске, в польской семье, в которой жили очень богатые повстанческие традиции. Дед мой, Степан Иванович Теодорович, играл активную роль в восстании 1831 г.: о нем много и охотно рассказывал нам, своим внукам. В восстании 1863 г. участвовали как мой отец, так и два брата моей матери, Антоний и Лев Шпигановичи. Антоний был сослан в Сибирь, а Лев — на Кавказ. Мать моя была горячей националисткой, обожала Мицкевича, и с ее слов я еще в раннем детстве знал наизусть почти всего «Пана Тадеуша» это евангелие польской националистической скорби. Я научился ненавидеть русский царизм, его чиновников и военщину, но все же из меня не вышло польского патриота. Причиной тому были следующие обстоятельства. Когда мне было лет 5 от роду, отец мой, крупный железнодорожный служащий, сошелся с другой женщиной и покинул семью в шесть человек детей (я был предпоследним). Мать моя, гордая полька, отказалась принимать какую бы то ни было помощь от отца, и наша семья очутилась в сетях крайней нищеты. Многие годы мы жили на бюджет в 15-20 рублей в месяц, которые зарабатывала мать шитьем и стиркой белья. Мы поселились в одной комнате на отдаленнейшей окраине гор. Смоленска. Грязные переулки, обомшелые, покосившиеся лачуги, заселенные самой подлинной городской беднотой, — вот где протекло мое детство вплоть до окончания гимназии. Я был очень живым, подвижным и впечатлительным ребенком и очень скоро сблизился и сдружился с обитателями Рыбацкой улицы и Тыртова пер. Уличные ребята стали моими лучшими друзьями, а их отцы, ремесленники и рабочие кожевенных заводов и махорочных фабрик, — непререкаемыми для меня авторитетами. Полусознательно я сравнивал этих бедняков с другим обществом, а именно польско-шляхетским, отдельные члены которого продолжали знакомство с моей матерью. Сравнение выходило не в пользу последних. Разумеется, все это предопределило мой позднейший жизненный путь. Когда я поступил в гимназию, я остался верен своей улице и не сближался с детьми губернских верхов, учившимися вместе со мною. Вскоре под свои непосредственные житейские впечатления и переживания я подвел некоторый теоретический фундамент. Моими товарищами по гимназии были братья Клестовы, тоже члены нашей уличной компании (один из них известный партийный работник Н. С. Ангарский-Клестов). Их отец имел книжный магазин и библиотеку для чтения, а в квартире у себя, в особой комнате, он хранил огромное количество каких-то книг, которых, как мы слышали от него, нельзя было держать в библиотеке. Я был в четвертом или пятом классе, когда мы отдали себе отчет в том, какое сокровище представляли собой таинственные книги. Это были полные комплекты «Отечественных Записок», «Современника», «Русского Слова», «Дела», «Слов» и т. д. С юношеской яростью набросился я на эти книги. К окончанию гимназии я уже достаточно хорошо знал Чернышевского, Добролюбова, Писарева, Шелгунова, Зайцева, Русанова, Валентинова, И. Кольцова и др. Из их литературного наследства я сделал один очень определенный вывод: надо жить и работать только для тех, кого я узнал и полюбил на своей «улице». Правда их жизни, в моих глазах, была теперь подтверждена авторитетами науки и публицистики. Стенографический отчет о деле первого марта ознакомил меня впервые с тем, как работали и боролись. Словом, уже в последних классах гимназии я почувствовал ясно, что мой грядущий путь — это путь «профессионального революционера». Так синтезировались в душе подростка влияние повстанческой традиции, сближение с городской беднотой и воздействие революционной литературы 60 - 70-х гг. На этой почве разразился мой первый жизненный удар: увольнение из смоленской гимназии. Во время экзаменов на аттестат зрелости в выпускном сочинении по русскому языку я обнаружил знакомство с дарвинизмом и социализмом. Это всполошило педагогический совет, и последний решил: аттестата зрелости не давать и из гимназии исключить. Но так как я учился очень хорошо, то добавили, что не будут ставить препятствий к переводу в другую гимназию. Мне удалось это сделать и, потеряв год, я поступил в московский университет в 1894 г. на естественный факультет. К этому времени относится мое первое знакомство с нелегальной марксистской литературой. Я уже раньше знал Лассаля и Маркса по Зиберу, по его полемике с Чичериным, но решающее значение для моего мировоззрения сыграли «Наши разногласия» Плеханова, которые были случайно добыты гимназическим кружком от одного бывшего народовольца, проживавшего в Смоленске (Шамовского). Эта книга ответила на вопрос, который так мучительно вставал передо мною: чем объяснить крах и разложение народничества? Дело в том, что у меня завязались связи с некоторыми бывшими участниками народовольческих кружков в Смоленске. Они производили удручающее впечатление: стали форменными «обывателями», грызшимися между собою и избегавшими какого-либо живого дела, к которому так рвется молодость. Чувствовалось, говоря словами Герцена, что они исповедуют «религию, из которой бог выехал, а церковная утварь осталась». Под влиянием блестящей работы Плеханова я «самоопределился», еще точнее: я увидел выход в том, чтоб остаться «профессиональным революционером», но на почве истинно революционного и в то же время глубоко реалистического марксистского учения. Так я отмежевался от народничества, но те же «Наши разногласия» дали мне возможность отмежеваться и от так называемого «легального марксизма». Как раз в это время последнее течение стало очень заметным. Вскоре вышла известная книга П. Струве. Мода на марксизм стала почти повальной. Но чувствовалось, что для одних это дело всей их жизни, для других — скоропреходящая игра. Отличить тех и других было не трудно. Стоило только предложить от слов перейти к делу. А дело было одно — это перенесение марксистской проповеди в низы.

    В университет я приехал уже сложившимся марксистом, поскольку это было доступно моему юному возрасту (18 лет). Год был бурный. В октябре умер Александр III. Радикальное студенчество не стало носить по нем траура, подумывало об отказе от присяги Николаю II. Профессор Ключевский, сказавший в Историческом обществе надгробный панегирик в «бозе почившему», был освистан на первой же лекции.

    Разумеется, я угодил в «число драки» и был выслан на родину. Впрочем, меня вскоре вернули, но я попал на заметку в Охранном отделении и впоследствии меня часто арестовывали при тех или иных студенческих историях, хотя бы я в них и не участвовал. В первый же свой студенческий год я познакомился с рядом марксистов и уже с весны 1895 г. был привлекаем к работе на периферии по технической части (первое выполненное мною задание состояло в покупке по аптекам глицерину для гектографа). С тех пор в течение тридцати лет я никогда не покидал рядов нашей партии, все время принадлежа к тому крылу ее, которое получило в истории название «большевистского». Оформление такой моей позиции началось как раз с 1895 года. Летом этого года мне попал в руки сборник «Материалы к характеристике нашего хозяйственного развития». Из ряда авторов этого сборника я выделил одного — К. Тулина (впоследствии я узнал, что это был В. И. Ульянов). Его статья — «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г-на Струве» — как раз оказалась тем произведением, в котором я нуждался для ясного и глубокого теоретического ответа на все сомнения, какие еще у меня оставались. Тонкое развенчание «легального марксизма», чеканное отмежевание от эпигонов народничества и вместе с тем признание «лучших сторон старого русского народничества, к которым в некоторых отношениях примыкает марксизм» (стр. 2 сборника, II т.) — это было как раз то, к чему ощупью и не совсем отчетливо склонялся я сам. С этой поры «Тулин» стал моим светочем, учителем, авторитетом. Я зорко следил за его работами, познакомился с его биографией и с участью его брата А. И. Ульянова и в общем и целом разделял все его взгляды. Моя партийная работа протекала, в перерыв с неизбежными арестами и высылками на родину, в Москве и Смоленске, где я сорганизовал небольшой кружок рабочих на катушечной фабрике. Если не ошибаюсь, это был первый рабочий кружок в Смоленске. В Москве я работал в подпольных кружках с целым рядом лиц; в числе моих товарищей по работе были В. В. Воровский, В. В. Дмитриев (известный статистик), H. H. и Вл. Н. Розановы (последний впоследствии очень видный меньшевик), H. M. Петровский (умер членом коллегии HКЗ в 1918 г.), В. С. Бобровский, Шомет, Кириллов, Блинов, ветеринарный врач Никитин и многие другие. Эти кружки были, в сущности, предысторией партийной работы в Москве. В эти годы я перевел на русский язык Туна и «Коммунистический манифест»Маркса, Н. С. Ангарский и его брат В. С. Клестов издали их на гектографе и мимеографе. По окончании университета в 1900 г. я целиком перешел на положение профессионального революционера. В 1901 г. я был избран в члены моск. комит. РСДРП, работая в нем с покойным Бауманом, Хинчуком, Н. Л. Мещеряковым, с очень ярым впоследствии меньшевиком-ликвидатором С. Л. Вайнштейном-Звездиным, с В. В. Гурвич-Кожевниковой, Г. И. Окуловой и др. Нечего добавлять, что в это время я был сторонником «Искры», поддерживая живейшие отношения путем переписки с редакцией этой газеты. В начале 1902 г. моск. комитет официально признал «Искру» своим центр. органом. Я руководил рабочими кружками: в моем ведении была коллегия пропагандистов и агитаторов. В ноябре 1902 г. произошел наш провал, причиненный провокаторами Гузеевым и Глебовым. Для меня последовали длительное предварительное заключение в Таганке и высылка в Якутскую область на 6 лет. Подробности раскола РСДРП на съезде 1903 г. стали мне известны уже в Якутске. Не колеблясь, я стал на сторону большевиков. В Якутской обл. в это время шли очень значительные волнения среди политических ссыльных на почве их нежелания подчиниться знаменитым циркулярам гр. Кутайсова. Колония города Олекминска, где я жил, избрала меня «диктатором», т. е. главой вооруженного чем попало отряда, созданного на случай сопротивления властям при их попытке заставить нас подчиниться приказам генерал-губернатора. Обе стороны явно чувствовали близость революции: это нас окрыляло, а у властей парализовало энергию. Победа оказалась на нашей стороне, и циркуляры Кутайсова были фактически отменены. Летом 1905 г. я бежал из Якутской обл., и прибыв в Женеву, имел возможность лично познакомиться и сблизиться с В. И. Лениным. К тому, что я знал о Ленине как теоретике и вожде большев. течения в РСДРП, прибавилось для меня обаяние его как человека — живого, остроумного, сердечного и чуткого. Я написал несколько статей в центр. орган нашей фракции «Пролетарий», Ленину они понравились, и он предложил мне войти в состав редакционной коллегии. Тогда в ней работали, кроме него, еще В. В. Воровский («Шварц») и М. С. Ольминский-Александров. Владимир Ильич частенько (также и впоследствии) корил меня за то, что я мало пишу, но меня тянуло к практической, к организаторской работе в партии. Поэтому когда мы вернулись в октябре 1905 г. в Петербург, я с головой окунулся именно в практическую деятельность. Я был избран ответственным организатором василеостровского районного комитета партии и вскоре затем членом Петербург. комитета и состоял в нем до мая 1907 г., принимая самое близкое участие во всех революционных событиях того времени. Мои воспоминания о некоторых из этих событий напечатаны в 27 и 30 №№ «Пролет. революции». На выборах во 2-ю Госуд. Думу партия проводила меня в нее по городской курии, но мы не имели успеха. Петерб. партийной работой практически руководила в то время так называемая исполнит. комиссия петерб. комитета, состоявшая из 5 человек: в нее входили: проф. Н. А. Рожков («Вячеслав»), И. П. Гольденберг («Мешковский»), И. Ф. Дубровинский («Иннокентий»), Зиновьев («Григорий») и я («Платон»). Мы были счастливы в работе. Еще в 1905 г. петербургская организация наполовину состояла из меньшевиков, а уже при выборах (в апреле 1907 г.) на Лондонский съезд мы получили ⅔ мандатов, а меньшевики только ⅓. Съезд поставил нам это в плюс, и вся наша пятерка была избрана в центр. комитет (от большевистской фракции). Я тоже был делегатом на Лондонском съезде, как годом раньше на Стокгольмском. На выборах в 3-ю Госуд. Думу партия опять выдвинула мою кандидатуру (вместе с кандидатурой Н. Д. Соколова, впоследствии отошедшего от большевиков, автора «Приказа № 1» в 1917 г.). И на этот раз выборы были для партии неуспешны. В феврале 1908 года я был командирован ЦК для объезда и инструктирования наших организаций на Урале. Вскоре же я был провален каким-то провокатором и ровно на 9 лет вышел из строя (предварительное заключение, ссылка на каторжные работы, поселение в Нижнеудинском уезде). В середине марта 1917 г. я прибыл в Петербург в качестве делегата от красноярского совдепа на Всероссийское совещание советов. Я остался в Петербурге и вошел снова в ЦК партии, состоя в нем до конца апреля 1917 г. Затем я был переброшен на муниципальную работу и до Октябрьской революции занимал должность сперва товарища председателя петербургской городской думы, а затем члена управы и члена особого по продовольствию присутствия. После 25 октября я занял в первом кабинете Ленина пост народного комиссара продовольствия, но оставался на нем до конца декабря 1917 г. Здоровье мое, в конец расшатанное каторгой, ссылкой и адски трудной работой в течение 1917 г. в петербургских условиях, заставило меня по требованию врачей уехать в Сибирь для отдыха и лечения на несколько месяцев. Но чехо-словацкий бунт отрезал меня от России. В 1919 г. я бежал в партизанские отряды северо-канского фронта, боровшиеся против Колчака, и работал в них в качестве литератора, лектора, агитатора. В 1920 г. по вызову Ленина вернулся в Москву и был назначен сперва членом коллегии Наркомзема, а в 1922 г. заместителем наркома в том же ведомстве. В этой должности состою и по сию пору. За это время написал ряд брошюр, журнальных и газетных статей по вопросам с.-х. и аграрной политики, выступал по поручению партии по тем же вопросам с докладами на съездах советов, Коминтерна и Крестинтерна.

    За почти 30-летнюю совместную работу с Лениным я помню только три случая, когда я не соглашался с ним. Разумеется, я упоминаю об этом не в целях своей личной характеристики, а исключительно для того, чтобы напомнить, как, преодолевая возникавшие разногласия, Ленин вел нашу партию к ее всем известной монолитности. Первое разногласие возникло в 1906 г. по вопросу, выбирать ли во 2-ю Госуд. Думу по чистому с.-д. списку или в блоке с эсерами и трудовиками (левый блок). Ленин стоял за последнее решение, я был в числе тех, кто признавал правильность первого. О втором разногласии — по проблеме о роли крестьянства в эпоху после разгрома первой революции — я подробно рассказываю в № 28 «Пролет. Революции». И наконец последнее разногласие касалось вопроса, должна ли была наша партия начать с «военного коммунизма», или можно было отправляться от того, что в 1921 г. получило название «новой экономической политики». Я держался в 1917 г. последнего мнения, но очень скоро убедился в том, что прав был Ленин, который, отнюдь не идеализируя методов военного коммунизма, ясно видел его неизбежность в условиях ужасающей разрухи, вызванной империалист. войной в условиях отчаянного сопротивления эксплуататорских классов.

    Такова моя жизнь, жизнь профессион. революционера, жизнь рядового ленинской когорты. И в практической работе, и в литературной деятельности я служил одной цели — пропаганде идей великого революционера, моего учителя. И если чем я горжусь, так только тем, что одним из первых я почувствовал гений Ленина и стал под развернутое им знамя.

    /Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат. 7 изд. Т. 41. Ч. IIІ. Союз Советских Социалистических республик (окончание). Москва. 1925. Стлб. 139-145; Деятели СССР и революционного движения России. Энциклопедический словарь Гранат. Репринтное изд. Москва. 1989. Стлб. 139-145. С. 525-534./

    /П. Тепловъ.  Исторія якутскаго протеста. (Дѣло «Романовцевъ»). Изданіе Н. Глаголева. С.-Петербургъ. 1906. С. 474./

    Теодорович, Иван Адольфович; поляк, сын дворянина; род. в 1876 г. в г. Смоленске; образов, высшее. С 1894-1903 г. ведет рев. работу в «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса» и в РСДРП под кличками «Платон» и «Панов», ведя организац., агитаторскую и пропаганд. работу; арест. за этот период 4 раза (в 1894, 95, 99 и 903 г.); после первых 3-х арестов выслан на родину, после 4-го — административно в Якутскую область; из Якутск. обл. эмигрирует за границу и в 1905 г. работает в РСДРП(б) в Женеве в качестве секретаря редакции «Пролетария»; 1906-07 г. член ЦК РСДРП(б) в Петербурге; арест. на Урале; в 1908 г. Казанск. Суд. Пал. в Екатеринбурге пригов. к 5 г. каторги по 1 ч. 102 ст. УУ; отб. каторгу в Пермском и Александровском цейтралах; на поселении в с. Тайшет, Иркутск. губ., до 1917 г. Член ВКП(б). Чл. бил. О-ва № 1390.

    /Политическая каторга и ссылка. Биографический справочник членов О-ва политкаторжан и ссыльно-поселенцев. Москва. 1929. С. 552./

    Теодорович, Иван Адольфович — поляк, сын. дворянина, учащийся; род. в 1876 г. в Смоленске; образ. высшее. В 1894-903 гг. в «Союзе борьбы за освобожд. рабоч. класса» и в РСДРП под кличками «Платон» и «Панов» вел организац., агит. и пропаг. работу. Арест. за указ, период 4 раза (в 1894, 95, 99 и 903 гг.); после трех первых арест. высылался на родину, после четвертого — администрат. в Якутск, обл. Из сс. эмигрировал за границу и в 1905 г. работ, в РСДРП(б) в Женеве секрет. ред. «Пролетарий». В 1906-07 тт. был чл. РСДРП(б) в Петербурге. Арест, на Урале и 18 мая 1909 г. Казанск. суд. пал. в Екатеринбурге осужд. по 1 ч. 102 ст. УУ за обнаруж. при обыске издания Екатеринб. к-та РСДРП на 5 л. каторги. Наказ. отб. в Пермском и Александровск. централах. На посел. водвор. в с. Тайшет, Иркутск. губ., где и застала Февр. револ. В сс. занимался частн. уроками. Член ВКП(б). Чл. бил. О-ва № 1390.

    /Политическая каторга и ссылка. Биографический справочник членов о-ва политкаторжан и ссыльно-поселенцев. Москва. 1934. С. 631./

    ТЕОДОРОВИЧ Иван Адольфович (парт. псевд. — Александр Павлович, Демьян, Н. Завьялов, Наблюдатель, Платон, С. Панов, Сергей Григорьевич) (29. VIII (10. IX). 1875 — 1940) — сов. парт и гос. деятель. Член Коммунистич. партии с 1895. Род. в Смоленске, в семье польск. дворянина; отец был землемером. Окончил естеств.-ист. отделение Моск. ун-та. В революц. движении с нач. 90-х гг., был членом моск. «Союза борьбы за освобождение рабочего класса»; с нач. 1902 — чл. МК РСДРП. Неоднократно подвергался арестам, в дек. 1903 был выслан на 6 лет в Якутскую обл., откуда в 1905 бежал. Эмигрировав за границу, в Женеве познакомился с В. И. Лениным, работал секретарем редакции газ. «Пролетарий». В окт. 1905 по постановлению Большевистского центра вернулся в Россию; до 1907 — член Петерб. к-та РСДРП. Делегат IV и V съездов партии; на последнем избран членом ЦК. В 1908 вел парт. работу на Урале; в мае 1909 был арестован, приговорен к 5 годам каторжных работ и заключен в Александровский централ, затем был на поселении в Иркутской обл. После Февр. революции в марте 1917 прибыл в Петроград. Делегат VII (Апрельской) парт. конференции, на к-рой избран канд. в члены ЦК РСДРП(б). На 1-м съезде Советов избран членом ЦИК. Делегат VI съезда РСДРП(б). С авг. 1917 — товарищ пред. Петрогр. гор. думы. На 2-м Всеросс. съезде Советов введен в состав СНК как нарком по делам продовольствия. В начале нояб. 1917 вышел из СНК, заняв ошибочную политич. позицию как сторонник т. н. однородного социалистического правительства с участием меньшевиков и эсеров. В нач. 1918 уехал в Сибирь; в нояб. 1919 — янв. 1920 сражался в партиз. отрядах против колчаковцев. С 1920 работал в Наркомземе, с мая 1922 по 1928 — зам. наркома земледелия. С марта 1928 — ген. секретарь Международного крестьянского совета (Крестинтерна) и одновременно директор Междунар. аграрного ин-та. Делегат XV и XVI съездов ВКП(б). Автор ряда брошюр и статей по аграрному вопросу и по истории революц. движения. В 1937 был незаконно репрессирован. Реабилитирован посмертно.

    Соч.: Судьбы рус. крестьянства, М., 1924; К вопросу о с.-х. политике в РСФСР, М., 1923; Уроки союза рабочих и крестьян в СССР. Доклад на 2-м съезде Международного крест. совета, М., 1925; 1 марта 1881 г., М., 1931; Ист. значение партии «Народной воли», «КиС», 1930, т. 62; О Горьком и Чехове, М.-Л., 1930.

   Лит.: Герои Октября, т. 2, Л., 1967.

    З. Н. Тихонова. Москва.

     /Советская историческая энциклопедия. Т. 14. Москва. 1973. Стлб. 188-189./

    Теодорович Иван Адольфович [29. 8 (10. 9). 1875 — 20. 9. 1937], советский парт. и гос. деятель. Чл. Коммунистич. партии с 1895. Род. в Смоленске в дворянской семье. Окончил естеств.-ист. ф-т Моск. ун-та, участвовал в студенч. движении. С 1895 чл. моск. «Рабочего союза». В 1902 чл. Моск. к-та РСДРП. В 1905 в Женеве секретарь редакции газ. «Пролетарий». В окт. 1905-07 член Петерб. к-та РСДРП. Делегат 4-го (1906) и 5-го (1907) съездов РСДРП, на 5-м избирался чл. ЦК. В 1908 вёл работу на Урале. Неоднократно подвергался арестам, был на каторге и в ссылке. После Февр. революции 1917 — в Петрограде; делегат 7-й (Апрельской) Всеросс. конференции (избран кандидатом в чл. ЦК) и 6-го съезда РСДРП(б). С авг. 1917 зам. пред. Петрогр. гор. думы. После Окт. революции 1917 в первом составе СНК — нарком по делам продовольствия; 4 (17) ноября 1917 подписал заявление о выходе из СНК, заняв ошибочную позицию как сторонник т. н. однородного социалистич. пр-ва с участием меньшевиков и эсеров, но до дек. 1917 продолжал исполнять свои обязанности. В 1919-20 участвовал в партиз. движении в Сибири против колчаковщины. В 1920-28 чл. коллегии Наркомзема, зам. наркома; одновременно с 1926 директор Междунар. агр. ин-та. В 1928-1930 ген. секретарь Крестьянского интернационала. В 1929-35 был редактором изд-ва Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев и журн. «Каторга и ссылка». Автор ряда работ по агр. вопросу и истории революц. движения («Судьбы русского крестьянства», 1923; «Историческое значение партии “Народной воли”», 1930; «1 марта 1881 г.», 1931, и др.). Делегат 15-го и 16-го съездов ВКП (6). Был членом ВЦИК.

    Лит.: Герои Октября, т. 2, Л., 1967.

    /Большая советская энциклопедия. Т. 25. 3-е изд. Москва. 1976. С. 432. (Стлб. 1283.)/

    С. Вуль

                                             КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ КНИЖНЫХ ЗНАКОВ

    ...После 30-летнего перерыва усилиями немногочисленных энтузиастов 3 марта 1963 г. была создана секция экслибрисистов при Московском обществе филателистов, впоследствии получившая название Московский клуб любителей книжных знаков.

До начала 1965 г. отсутствие постоянной "крыши над головой" мешало наладить регулярные заседания. Однако сначала Институт востоковедения АН СССР, а потом Дом художника на Кузнецком мосту (вспомним усилия блестящего мастера книжного знака Е. Н. Голяховского) дали приют Московскому клубу экслибрисистов.

Бюро клуба ставило целью "превращение Московского клуба любителей книжного знака в творческую организацию, которая объединяла бы своих членов вокруг важнейших проблем изучения истории и современного состояния книжных знаков". Клуб призван также способствовать созданию новых книжных знаков, поднятию идейного и профессионального уровня мастеров экслибриса. Клуб взял на себя инициативу в организации различных выставок экслибрисов, а также в издании литературы о книжном знаке.

Если в 1963 г. нас было 8 человек, то в 1975 г.- уже 160. В клубе 40 художников и искусствоведов, 9 писателей и журналистов, 3 врача, 4 военнослужащих, 2 архитектора и люди других, самых различных профессий.

За эти годы мы провели 194 заседания разнообразной тематики. 55 раз обсуждалось творчество советских художников - создателей экслибрисов. Клуб стремился возможно полнее учесть книжные знаки, выполненные тем или иным художником, выявить особенности творческой манеры графиков и тем самым в какой-то мере восполнить пробелы в литературе, посвященной творчеству мастеров экслибриса. Существенно было также вызвать из небытия экслибрисное творчество крупных художников, прославившихся в других формах графики или в живописи. Нередко выполненные ими знаки малоизвестны и находятся в частных коллекциях.

    До недавнего времени авторы монографий о художниках, как правило, не упоминали или, во всяком случае, не разбирали подробно книжные знаки, выполненные тем или другим мастером. Между тем этот вид малой графики примечателен не только чисто художественными особенностями, но и своей общественной пользой. Кроме того, книжные знаки, изготовленные по рисункам выдающихся мастеров, дают дополнительный биографический материал о художнике, рассказывают о библиотеках его друзей. Поэтому мы считаем, что наш клуб сделал полезное дело, установив достаточно точный и полный перечень книжных знаков, созданных такими выдающимися художниками, как В. А. Фаворский, А. П. Остроумова-Лебедева, П. А. Шиллинговский, Н. И. Пискарев, А. И. Кравченко, Д. И. Митрохин, И. Н. Павлов, Е. Е. Лансере, Н. Н. Купреянов, И. Ф. Рерберг, В. Д. Замирайло, М. В. Добужинский, Г. И. Нарбут, Л. С. Хижинский.

    Как пример такого «поиска знаков» упомяну о сюите экслибрисов (ранее неизвестной), выполненной Константином Ивановичем Теодоровичем.

                                                          Художник К. Теодорович

                                                         Художник К. И. Теодорович

    К. И. Теодорович родился в 1907 г. в семье революционеров-профессионалов. Его отец Иван Адольфович — член партии с 1905 г., делегат IV и V съездов партии, первый нарком социального обеспечения; мать, Окулова Глафира Ивановна, — член партии с 1899 г., была агентом ленинской «Искры», участницей трех революций, гражданской и Великой Отечественной войн.

    Детские годы Константина Ивановича прошли в местах каторги и ссылки в Сибири, Александровском централе и в Тайшете. В 1931 г. Теодорович окончил литературный факультет МГУ. Учась в МГУ и одновременно занимаясь живописью в мастерских Кардовского, Григорьева и Машкова, Константин Иванович работал художником и литературным сотрудником в редакции «Журналиста», а позже в ТАСС, где создал много политических карикатур. Занимался и портретной графикой. А то, что он увлекался искусством книжного знака и создал около 50 миниатюр-экслибрисов для своих близких, родных и знакомых, было известно только тем, для кого они были выполнены. Скончался Константин Иванович в 1964 г., будучи главным художником Музея Революции СССР.

    Лишь случайно, от известного собирателя книжных знаков Бориса Афанасьевича Вилинбахова мы узнали, что в его собрании есть несколько экслибрисов работы покойного Теодоровича. И вот по тонкой ниточке начались поиски. Примерно через год удалось разыскать родственницу Теодоровича, у которой были обнаружены 45 картонов оригиналов книжных знаков в очень плачевном состоянии. Но желание вернуть к жизни замечательное творчество художника преодолело сомнения. После сложной реставрации и неоднократной пересъемки удалось восстановить мастерски выполненные экслибрисы и издать для любителей их подборку...

    Итак, за годы своей работы Московский клуб экслибрисистов сделал немало для популяризации любимого многими жанра малой графики, для воспитания уважения к экслибрису у молодого поколения художников и книголюбов, для разъяснения важности коллекционирования экслибрисов и создания новых знаков.

    /Альманах библиофила. Вып. 3. Москва. 1976. С. 62-65, 69./

                                                     ТЕОДОРОВИЧ Иван Адольфович

                                                                         (1875-1940)

                                                                                 ☆

    Партийные псевдонимы: Демьян, Федорович.

    Родился в Смоленске. После окончания гимназии поступает в 1894 г. в Московский университет на естественный факультет, который окончил в 1899 г. Революционную деятельность начал с 1895 г., входя в Московский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Принимает активное участие в распространении «Искры». Являлся одним из руководителей Московского комитета РСДРП. В ноябре 1902 г. последовал арест членов комитета. Находясь в Московской губернской тюрьме с августа 1903 г., становится большевиком.

    В 1903 г. вместе с женой Г. И. Окуловой — агентом «Искры» — высланы в Якутскую область на 5 лет. К месту ссылки, Олекминск, доставлены в январе 1904 г. Там, узнав о «Романовском» протесте, ссыльные послали телеграмму якутскому губернатору и министру внутренних дел в знак солидарности с протестующими товарищами. В числе первых стояла подпись И. А. Теодоровича. В знак протеста против царского манифеста 11 августа 1904 г. Урицким и Теодоровичем послана статья в «Искру», но письмо было перехвачено полицией. В августе 1905 г. совершил побег. Олекминский исправник доносил: «...Водворенный в г. Олекминское административно ссыльный И. Теодорович, проживавший совместно со своей семьей (женой и дочерью), около 28 августа с. г. (1905 г.) самовольно отлучился, т. е. скрылся с места водворения».

    После побега эмигрировал за границу и в 1905 г. был в Женеве секретарем редакции газеты «Пролетарий», ЦО РСДРП. В 1905-1907 гг. — член Петербургского комитета РСДРП. Делегат IV (объединительного) съезда РСДРП, на котором выступил с докладом по аграрному вопросу. На съезде был избран в комиссию по редактированию протоколов. В 1909 г. арестован на Урале и осужден на 5 лет каторги за хранение партийной литературы. Наказание отбывал в Пермском и Александровском централах. После каторги выслан на поселение в Тайшет Иркутской области, где находился до Февральской революции.

    Н. Л. Мещеряков в своих воспоминаниях писал: «Товарищ И. А. Теодорович попал на каторгу. Ему совершенно нечем было жить, а между тем у него была жена и дети. И вот однажды он получает перевод в сумме, кажется 10 рублей, которые были присланы ему от Ленина. Время от времени Ильич снабжал Теодоровича, пока тот не стал на ноги. Теодорович был страшный любитель книг и Ленин все время снабжал его литературой».

    После Октябрьской социалистической революции — первый нарком продовольствия, однако, будучи несогласным с некоторыми действиями правительства, вышел из состава Совнаркома, но вскоре признал свою ошибку.

    В годы гражданской войны сражался против Колчака. В 1920 г. приехал в Москву. 12/Х - 1920 г. В. И. Ленин писал Бонч-Бруевичу: «Очень прошу Вас попросить; соответствующие учреждения и власти о предоставлении квартиры (теплой) и обедов тов. Теодоровичу и его семье, приехавшим из Сибири». С 1920 г. работал в Наркомземе, сначала членом коллегии, с 1922 г. — заместителем Наркома. Работая в этом учреждении, неоднократно получал рекомендации, указания В. И. Ленина по разнообразным вопросам. В 1928-1930 годах — генеральный секретарь Крестьянского интернационала, директор Международного аграрного института; в последующие годы — главный редактор издательства политкаторжан, ответственный редактор журнала «Каторга и ссылка».

                                                                       Литература:

    Теодорович И. А. От якутского острога к Социалистической республике // 100 лет якутской ссылки: Сборник.— М.: Изд-во об-ва политкаторжан, 1934. — С. 9-23.

    Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 13. — С. 14, 15, 16; Т. 31. — С. 157; Т. 35. — С. 29; Т. 44. — С. 373; Т. 45. — С. 46; Т. 47. — С. 93; Т. 51. — С. 300; Т. 52. — С. 166, 185, 284; Т. 53. — С. 4, 16, 61, 104, 114; Т. 54. — С. 27, 73, 74, 81-82, 85, 93-94, 262, 301, 307.

    Клиорина И. Николай Мещеряков: очерк жизни и деятельности — Красноярск: Кн. изд-во, 1978. — С. 60, 66-67, 69, 76, 79, 95, 98, 250, 258.

    Котиков С. Ф. Из воспоминаний о якутской политической ссылке 1906-1912 годов / Сб. научн. ст.: [Якутск, респ. краеведч. музей]. — Вып. 3. — Якутск: Кн. изд-во, 1960. — С. 33.

    Крупская Н. К. Воспоминания о В. И. Ленине. — Изд. 2. — М.: Политиздат, 1968. — С. 338, 346, 359.

    Петров П. У. Революционная деятельность большевиков в якутской ссылке. — М.: Наука, 1964. — С. 30, 38.

    Щербаков Н. И. Влияние пролетарских революционеров на культурную жизнь Сибири: 1907-1917 гг. — Иркутск: Изд. Иркут. университета, 1984. — С. 137, 144, 147, 150, 156, 167, 200, 209, 231.

    Эмексузян В. По ленинскому пути: Члены Русского бюро ЦК РСДРП и его агенты в Сибирской ссылке: 1912 - февраль 1917 гг. — Красноярск: Кн. изд-во, 1979. — С. 57, 82.

    /Большевики в якутской ссылке. Библиографический справочник. Якутск. 1988. С. 117-120./

                                                                          Глава III

                                             И. А., Г. И. ТЕОДОРОВИЧИ, В. Л. ШАНЦЕР

    В настоящей монографии впервые предпринимается попытка изучить на основе архивных материалов (и ввести их в научный оборот) якутский период политической ссылки И. А. Теодоровича — одного из видных членов московского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», искровца, члена Московского комитета РСДРП, ставшего в дальнейшем первым наркомом продовольствия Советского государства, а затем и генеральным секретарем Крестьянского интернационала.

    Иван Адольфович Теодорович является воспитанником ныне Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. В годы учебы в нем начал изучать труды К. Маркса, Ф. Энгельса, Н. Г. Чернышевского, В. Г. Белинского, А. И. Герцена, Н. А. Добролюбова, затем первые труды и сочинения Ленина.

    В период подготовительной работы по созданию Московского комитета РСДРП Н. Э. Бауман через Л. М. Хинчука узнал о революционной деятельности Теодоровича. «В начале 1902 г. МК РСДРП был восстановлен. В него вошли Л. М. Хинчук, С. Л. Вайнштейн и И. А. Теодорович, сочувствовавшие «Искре». Это позволило Н. Э. Бауману в большей мере заниматься общепартийными делами» [* Очерки истории Московской организации КПСС, с. 58.].

    Вскоре царской полиции при помощи провокатора удалось арестовать Баумана. По адресам явок, изъятых у другого киевского агента «Искры» В. Н. Крохмаля, было арестовано еще девять человек. После этого дважды производились аресты членов МК РСДРП. Так, в ночь на 21 апреля было арестовано 43, а в предмайскую ночь — 25 человек. Но Теодорович, Вайнштейн и Хинчук оставались на свободе. Не обнаруженная полицией часть множительной техники МК РСДРП продолжала печатание нелегальной литературы, в том числе в марте была выпущена работа Ленина «Что делать?» с подзаголовком «Наболевшие вопросы нашего движения».

    В связи с крупными арестами членов РСДРП Заграничное бюро «Искры» дополнительно командировало в Россию известных революционеров И. И. Радченко, В. П. Ногина, Г. И. Окулову, В. В. Кожевникову. Они установили связь с Бауманом, затем со всеми членами МК РСДРП. В те дни совместной нелегальной работы близко познакомились И. А. Теодорович и Г. И. Окулова.

    Забегая вперед, можно отметить, что почти все первые члены, деятели Московского комитета РСДРП И. В. Бабушкин, В. К. Курнатовский, В. П. Ногин, И. И. Радченко, В. Л. Шанцер, И. А. Теодорович, Г. И. Окулова-Теодорович, С. Л. Вайнштейн, Н. Л. Мещеряков, С. И. Мицкевич, М. Н. Лядов (Мандельштам), Ю. Ларин (М. А. Лурье), Н. А. Скрыпник, Е. П. Первухин отбывали ссылку в Якутии.

    Теодорович является одним из немногих революционеров, которому накануне бурной первой русской революции 1905-1907 гг. удалось удачно совершить очень хорошо продуманный побег из Якутии из-под усиленного надзора царской полиции и быть ее участником в г. Москве. В тогдашних условиях Якутии, при отсутствии постоянной связи и транспорта, не всякий решался на побег, на каждом шагу ждала опасность.

    Профессиональный революционер Глафира Ивановна Окулова-Теодорович (1878-1957) — член партии с 1899 г. Родилась в семье золотопромышленника и владельца крупного мукомольного завода. Иван-Бронислав Адольфович Теодорович (1875-1940) тоже вырос в богатой семье. В годы юношества студентами Московского университета они твердо встали на путь борьбы за дело рабочего класса.

    В своих личных воспоминаниях Окулова-Теодорович пишет:

    «Отец мой золотопромышленник... Нас он отвез в Москву, учиться (в Московском университете — В. О.), мечтая ввести своих детей в высший круг, а мы вернулись на родину под надзором полиции... Жалела ли я о том, что годы юности проходят в тюрьме? Что живу под чужим именем, не имею своего угла? В Москве — любимая сестра. Сколько раз, проходя мимо ее дома, с жадностью всматривалась в окна. Хотя бы издали увидеть... Нет, никогда не жалела! Считала себя счастливой, что познакомилась с лучшими людьми России, встала в ряды борцов-революционеров» [* Женщины в революции. М., 1959, с. 43-51.].

    Молодые революционеры, едва соединив свои судьбы в Московской тюрьме, прямым этапом оказались, в Якутии. Архивные материалы ЦГА ЯАССР из личных дел Теодоровичей показывают, что они с первых дней революционной деятельности стали активными агентами «Искры», проводя ленинскую линию в Москве и в Киеве.

    В приводимом ниже документе рассказывается об их совместной работе:

              Канцелярия

     Иркутского военного

      генерал-губернатора

    1-ое делопроизводство

    Октября 30 дня 1903 г.

               № 1527

                                                                                                                  «Секретно

                                                     Господину Якутскому Губернатору

    По рассмотрении в Особом Совещании, образованном согласно ст. 34 Положения о государственной охране, обстоятельств дела о содержащихся под стражею в Москве в Сущевском полицейском доме окончившем курс Московского университета Иване-Брониславе Адольфовиче Теодоровиче, 28 лет, и в Пречистенском полицейском доме жене его Глафире Ивановне Теодорович, урожденной Окуловой, 25 лет, привлеченных при Московском Губернском Жандармском Управлении к дознанию по делу Московской группы заграничной организации «Искра», а Глафира Теодорович и при Киевском Губернском Жандармском Управлении по делу «Киевского Комитета Российской социал-демократической рабочей партии» и группы «Искра» и, принимая во внимание, что дальнейшее содержание названных лиц под стражею не вызывается необходимостью, оставление же их на свободе в пределах Европейской России представляется нежелательным в интересах государственного порядка и общественного спокойствия, г. Министр Внутренних Дел постановил: по освобождении Ивана и Глафиры Теодоровичей из-под стражи по дознанию выслать их ныне же в Восточную Сибирь под гласный надзор полиции впредь до решения означенных дознаний.

    Г. Главным начальником края Бронислав и жена его Глафира Теодоровичи назначены на водворение во вверенную вам область, а потому канцелярия Иркутского Генерал-Губернатора, по распоряжению Его Сиятельства, имеет честь покорнейше просить Ваше Превосходительство подвергнуть их гласному надзору полиции на вышеуказанных условиях, с точным соблюдением Высочайшего повеления от 12 июня 1887 г.

    О пунктах водворения благоволите уведомить канцелярию» [* ЦГА ЯАССР, ф. 12, оп. 17, д. 126, л. 10, 10 об.].

    Этот архивный документ свидетельствует о том, что «в интересах государственного порядка и общественного спокойствия» министр внутренних дел без всякого суда своим предписанием назначил Теодоровичей в ссылку в Восточную Сибирь без определения срока.

    Окулова-Теодорович в своих воспоминаниях пишет:

    «Как-то в тюрьме получила коротенькую записочку от политического заключенного, лучшего моего друга — И. Теодоровича. Он извещал, что всех отправят до приговора в ссылку, и, чтобы ехать вместе, предлагал обвенчаться... Нас обвенчали в тюремной церкви. Об этой необычной свадьбе узнали все наши друзья. И они принесли огромное количество закусок. В одной из камер был накрыт стол. Вскоре состоялось и «свадебное путешествие» в далекую якутскую ссылку. Две тысячи сто километров мы ехали на лошадях в край вечного холода. Невыносимо тяжелые условия были созданы для политических ссыльных» [* Женщины в революции, с. 49.].

    Очередная партия государственных преступников, в составе которой были молодожены Теодоровичи, выехала в начале зимы 1903 г. и, преодолев огромное расстояние многоэтапного пути, 16 января 1904 г. добралась до Олекминска.

    Из письменного донесения и. д. Олекминского окружного исправника Е. Зуева:

    «...следовавший в г. Якутск в пятой партии политических ссыльных Иван-Бронислав Теодорович, по болезни его жены... оставлен впредь до выздоровления ее в г. Олекминске. где и учрежден за ним гласный надзор полиции.

    И. д. Исправника Е. Зуев» [* ЦГА ЯАССР, ф. 12, оп. 17, д. 126, л. 12.].

    Сохранилась медицинская справка врача А. Попова от 17 января 1904 г.:

    «Я, врач для командировок, ...освидетельствовал Глафиру Ивановну Теодорович на предмет возможности путешествия в г. Якутск, причем у ней оказалось: неукротимая рвота беременной, упадок сил, усиленное сердцебиение. При названных страданиях путешествие невозможно без опасности для жизни» [* Там же, л. 13.].

    Иркутский военный генерал-губернатор настолько возмутился, что Теодоровичей оставили в Олекминске, а их партия последовала дальше, что от губернатора Якутской области и от сопровождавшего их жандармского унтер-офицера Жолобова дважды потребовал письменные объяснения. А 25 февраля на его третье телеграфное требование было отправлено тоже телеграфное донесение следующего содержания:

    «Глафира Теодорович назначена врачебный пункт 5 третьем Хатылинском наслеге Ботурусского улуса Якутского округа на пути следования вследствие болезни оставлена начальником партии временно в Олекминске.

    И. д. губернатора Чаплин» [* ЦГА ЯАССР, ф. 12, оп. 17, д. 126, л. 17.].

    После неоднократных объяснений, споров и освидетельствований о состоянии здоровья Глафиры Ивановны семью Теодоровичей оставили в Олекминске под надзором полиции сроком на шесть лет.

    В июне 1905 г. Теодоровичу было сообщено, что на основании манифеста от 11 августа 1904 г. срок его ссылки сокращается на одну треть и заканчивается 17 октября 1907 г. Поэтому он с женой составил очень тонко продуманный план побега. Первым делом приобрел ружье, завел дружбу с местными якутами и стал постоянно ходить на охоту. Во время охоты тщательно изучил местность, тайгу и разные лесные пути, по которым можно было добраться до железной дороги. Он физически закалил себя для преодоления огромных расстояний, приучил себя находиться в течение нескольких дней и ночей в дальних безлюдных местах, где вероятны встречи с дикими зверями, где приходится преодолевать множество горных рек, болот и озер.

    Для притупления бдительности «всевидящих» полицейских надзирателей Олекминска Теодорович внезапно прекратил охоту. Глафира Ивановна отмечает в своих личных воспоминаниях: «Приближался 1905 год. Теодорович решил бежать... Я помогала мужу готовиться к побегу. Всем говорила, что он тяжело заболел — отнялись ноги» [* Женщины в революции, с. 50.].

    Среди архивных дел сохранился рапорт на имя якутского губернатора, в котором сообщается:

    «Водворенный в г. Олекминск административно-ссыльный Иван Теодорович, проживавший совместно со своей семьей (женой и дочерью), около 28 августа сего года самовольно отлучился и по тщательным розыскам ни в городе, ни в округе не найден. Допрошенная по этому обстоятельству жена Теодоровича заявила, что муж ее отлучился на три дня на охоту и что скоро должен вернуться. Но, несмотря на это, Теодорович не возвращается и, надо полагать, бежал за пределы округа.

    Сделать распоряжение о розыске названного поднадзорного по тракту от Олекминска до Иркутска, а также и в округе, имею честь доложить о том Вашему Превосходительству.

    И. д. Окружного исправника Е. Зуев» [* ЦГА ЯАССР, ф. 12, оп. 17, д. 126, л. 34.].

    Любопытно, что якутский губернатор, наложив резолюцию на этом рапорте «сообщить в Петербург — Департаменту Полиции и Иркутск — Генерал-губернатору», с возмущением добавил: «Бросил семью!»

    В связи с ростом и расширением революционного движения в стране царское правительство было вынуждено издать несколько манифестов об амнистии — о досрочном освобождении из сибирской ссылки и каторги некоторых революционеров, в том числе с целью показа своей «демократической, гуманной» политики. Под общую амнистию попала Окулова-Теодорович.

    «Решила ехать в Москву. Друзья уговаривали подождать вскрытия Лены. Ведь ехать не одной, а с грудным ребенком. Но ждать уже не было сил. Помню, сшила дочери заячий конвертик, приспособила его так, чтобы головка и лицо были закрыты и в то же время под покрывало попадал воздух.

    Каждые 30 верст меняли лошадей. Дорога длинная. Ехали около месяца. Наконец, станция. В поезде оказалось не лучше: окна выбиты, мороз. Вагоны забиты солдатами, повсюду снуют полицейские.

    Из разговоров с солдатами стало понятно, что в Москве началось вооруженное восстание рабочих. (Царское правительство решило перебросить солдат из регулярной армии для подавления восстания — В. О.). В Москву приехали ночью. Ни одного огонька. На руках ребенок. Подъехала кибитка. Извозчик запросил 5 рублей. Это было слишком дорого, и главное — последние деньги. Но делать нечего... чемодан был сдан в камеру хранения. У меня осталась корзинка с нелегальной литературой, на дне которой лежал револьвер. Только отъехали от вокзала, как конный патруль остановил — кто едет? Куда?

    Извозчик ответил:

    — Не видите, что ли, женщину везу с дитем.— Полицейский взглянул на корзинку.— Проезжай скорее, знаешь, что запрещено после одиннадцати.

    Через несколько минут я постучалась в дверь к своей подруге по революционной работе. Она мне сказала, что на Красной Пресне идут баррикадные бои» [* Женщины в революции, с. 50-51.].

    Окулова-Теодорович сразу включилась в борьбу московского пролетариата, стала участницей баррикадных боев.

    Раньше она была сослана в Минусинский уезд за участие в революционном движении студентов Москвы. Через полгода туда же приехали большевики В. К. Курнатовский, Г. М. Кржижановский и другие за участие в ленинском «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса». Они впервые ознакомили Окулову с произведениями К. Маркса, Ф. Энгельса, от них она узнала о революционной деятельности Ленина в России.

    По заданию Баумана Окулова выехала в город текстильщиков Иваново-Вознесенск для восстановления работы нелегального комитета РСДРП и ведения агитации среди рабочих. Для лучшей конспирации она устроилась вольной домашней учительницей сына известного фабриканта. Однажды во время обеда хозяин фабрики в беседе с ней очень возмущался по поводу распространения листовок среди рабочих с открытой критикой в его адрес, в адрес администрации фабрики, мол, его люди и полиция не успевают срывать всякие листовки с революционным содержанием, расклеенные по городу, на территории фабрик. Также с крайним возмущением сообщил, что среди рабочих стала распространяться даже газета «Искра» заграничного издания.

    Но скоро агенты царской охранки напали на ее след, и она по требованию вновь созданного революционного комитета вынуждена была срочно выехать.

    Огромную и ответственную работу Окуловой как агента «Искры» в эти годы особо отмечают наши ведущие ученые по истории КПСС, Московской партийной организации:

    «Для установления непосредственных связей с МК РСДРП и «подкрепления тамошних сил» на длительную работу в Москву были посланы в сентябре 1902 г. от Бюро русской организации «Искры» профессиональный революционер Г. И. Окулова, от Заграничного центра В. В. Кожевникова, ранее работавшая техническим секретарем «Искры» в Мюнхене. Окулова выполняла в основном организаторскую работу, ездила в Петербург и Псков за искровской литературой, распространяла ее. Кожевникова вела интенсивную переписку с редакцией «Искры».

    26 сентября 1902 г. МК РСДРП официально признал «Искру» своим руководящим органом» [* Очерки истории Московской организации КПСС, с. 63.].

    Окулова ездила по разным городам России, бывала даже в Сибири. И во время одной из нелегальных поездок в Киев для связи с комитетом РСДРП была арестована и посажена в киевскую тюрьму — Лукьяновку, но вскоре ее выпустили.

    Отдельные выдержки из личных воспоминании Окуловой, опубликованных в 1959 г. в Москве, свидетельствуют о ее широкой нелегальной революционной деятельности накануне подготовки II съезда РСДРП:

    «Это были годы, когда из отдельных марксистских организаций создавалась единая социал-демократическая партия. Газета «Искра» сплачивала, идейно объединяла разрозненные марксистские кружки... Это была очень трудная кропотливая работа, требующая от человека большой самоотверженности, конспирации, потому что все это делалось в окружении врагов, под пристальным их взглядом. В тюрьме узнала (в знаменитой киевской Лукьяновке — В. О.), что арестовано много искровцев и в числе их Бауман, приехавший на совещание. Через несколько дней мы проснулись от страшных криков, беготни, стука дверей. Оказалось, что совершен исключительный по смелости побег одиннадцати искровцев во главе с Бауманом. Меня продолжали допрашивать, но за неимением улик выпустили из тюрьмы.

    После освобождения получила задание объехать несколько городов... и агитировать за платформу «Искры». Ездила в Бузулук, Саратов, Самару. Я приехала в Самару, где находилось внутрироссийское бюро «Искры», возглавляемое Глебом Кржижановским. Мне дали кличку «Зайчик» и направили в Москву... Надо было съездить в Петербург к Е. Д. Стасовой, чтобы получить «Искру»... Приодевшись, явилась к Е. Д. Стасовой. Елена Дмитриевна передала мне «Искру». Мы ее уложили в коробку из-под торта, по всем правилам перевязав ленточкой... Ценный груз был доставлен в Москву..., шел ноябрь 1902 г. ...узнала что два московских агента «Искры» арестованы. Надо было срочно известить об этом Надежду Константиновну... Московскими переулками прошла на Гороховскую улицу к почтовому ящику. Открыла крышку ящика и только хотела опустить письмо, как мужская рука легла на плечо... и я услышала: «Вы арестованы, следуйте за мной»... Я незаметно выбросила письмо в снег. Так попала третий раз в тюрьму... Посадили в одиночную камеру» [* Женщины в революции, с. 47-49.].

    В этой московской тюрьме Окулова стала Теодорович и вместе со своим другом-мужем была выслана в Восточную Сибирь, в Якутию. Так началась новая, самая трудная ссылка Глафиры Ивановны. После долгого расследования и неоднократных допросов 15 сентября 1903 г. в Московском губернском правлении был составлен статейный список за № 5136, который выслали через иркутского военного генерал-губернатора губернатору Якутской области. Данный архивный документ об активном агенте «Искры», извлеченный из ЦГА Якутской АССР публикуется в печати впервые (см. с. 74-75).

    А в распределительный список, составленный в день доставки ее под надзором полиции в Олекминск Якутской области были занесены дополнительные записи:

    «Дочь купца... Православная... Гласному надзору полиции на 5 лет по 16 июня 1909 года. По сокращению его на одну треть Иркутским Военным Генерал-губернатором на основании 7 пункта 29 ст. Высочайшего Манифеста 11 августа 1904 г., оканчивает срок надзора 16 октября 1907 г. В Олекминском округе получает казенное пособие вместе с мужем административно-ссыльным Ив. Теодоровичем 230 руб. Определенных занятий не имеет. При муже» [* ЦГА ЯАССР, ф. 12, оп. 17, д. 174, л. 1, 2.].

    Таким образом, в дни революционных событий и классовых битв в 1905-1907 гг. в России Теодорович стал активным членом Петербургского комитета РСДРП, принимал участие в баррикадных боях Питера, а его жена, прибывшая из якутской ссылки, сражалась в рядах рабочих Красной Пресни г. Москвы. Супруги встретились позже. Они вместе продолжили работу и Москве, в Подмосковье, выезжали в другие города с целью восстановления разгромленных царской полицией партийных организаций. После поражения первой русской революции партия вела огромную работу не только по сохранению завоевании но и по обобщению исторического опыта своей работы. Особое внимание также уделялось идейной закалке членов партии в условиях наступления реакции, террора и идейных шатании, распространения всяких антимарксистских взглядов и буржуазных теорий. Наша партия, Ленин с учетом новых исторических условий выдвинул задачу, чтобы каждая партийная организация, комитеты имели стройную систему учебы всех членов партии, чтобы затем они вели массово-политическую работу, пропаганду идей и целей пролетарской революции среди широких народных масс. Основными формами учебы и пропаганды оставались кружки. При этом особое внимание уделялось дальнейшему улучшению выпуска и распространению марксистской революционной литературы, глубокому изучению трудов, произведений К. Маркса, Ф, Энгельса, В. И. Ленина. Огромную роль в идейной закалке, воспитании членов партии, кадров революции, в укреплении партийной дисциплины, в организационном сплочении вокруг партии большевиков сыграла нелегальная газета «Пролетарий», выходившая под личной редакцией Ленина.

    И. А. Теодорович, будучи членом редакции ЦО РСДРП газеты «Пролетарий», проводил вместе с другими деятелями большевистской партии большую работу по подготовке к новой пролетарской революции.

    Для ведения нелегальной работы, оказания практической помощи он с женой многократно выезжал в Петербург, Киев, Харьков, Одессу, Смоленск и Пермь, в Сибирь; с большим успехом занимались распространением газет и другой революционной литературы в стране. В эти годы при МК РСДРП действовала специальная комиссия по распространению «Пролетария».

    В 1905-1917 гг. Теодоровичи несколько раз были подвергнуты обыскам, арестам, но из-за отсутствия «серьезных» улик и состава государственных преступлений отделывались временным арестом. Теодоровичи имели в Москве и в других городах России несколько квартир, адресов для явок, услугами которых пользовались многие деятели партии, в том числе такие как Н. Э. Бауман, И. В. Бабушкин, Е. Д. Стасова, Г. И. Петровский, М. С. Ольминский, Я. М. Свердлов.

    После победы Октября Окулова-Теодорович стала одной из первых женщин России, удостоенных чести быть избранной членом Президиума ВЦИК. Когда началась гражданская война, Центральный Комитет направил ее начальником политотдела Восточного фронта, она была также членом Реввоенсовета I и VIII армий. После гражданской войны находилась на ответственных партийных постах в сфере идеологической, пропагандистской деятельности, затем работала ректором ряда высших учебных заведений в Москве. На IV, V и VI Всероссийских съездах Советов избиралась членом ВЦИК.

    В последние годы жизни она — старший научный сотрудник Музея революции, проводила активную работу по воспитанию молодежи на революционных, боевых традициях партии и народа. За большие заслуги перед партией и Родиной Глафира Ивановна Окулова-Теодорович была награждена орденом Ленина.

    Умерла она в 1957 г., в Москве.

    После удачного побега из якутской ссылки И. А. Теодорович вел революционную работу в Москве, Питере, Сибири и Белоруссии. Был делегатом IV, V, VI съездов и VII Всероссийской конференции РСДРП(б). А на V съезде избран членом ЦК, на Апрельской конференции — кандидатом в члены ЦК партии. С августа по октябрь 1917 г — уполномоченный ЦК в Ревеле. Во время Февральской революции избирался заместителем председателя Петроградской городской думы, затем депутатом Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. После победы Великой Октябрьской социалистической революции вошел в состав первого Советского правительства — «избранное II Всероссийским съездом Советов правительство Советской республики, возглавляемое В. И. Лениным, состояло из народных комиссаров — руководителей комиссий (народных комиссариатов): ...5) торговли и промышленности (В. П. Ногин), 6) народного просвещения (А. В. Луначарский), 7) финансов — И. И. Скворцов (Степанов)... 10) продовольствия — И. А. Теодорович...»[ * Минц И. И. История Великого Октября. М., 1979, т. 1, с. 659.].

    После революции вопросы обеспечения населения хлебом, продовольствием, вопросы войны и мира стали одними из самых острых и жизненно важных для первого Советского государства. Этот ответственный участок работы был поручен Теодоровичу. Но под влиянием Каменева и Зиновьева, когда ЦК партии, В. И. Ленин «требовали от оппозиционеров подчинения партийной дисциплине и проведения политики ЦК, в ответ на это Каменев, Рыков, Зиновьев, Милютин и Ногин 4 ноября заявили о выходе из ЦК, а народные комиссары Ногин, Рыков, Милютин и Теодорович — о выходе из Совнаркома. Это был удар в спину революции. И. А. Теодорович вскоре вернулся на свой пост» [* Минц И. И. История Великого Октября. М., 1979, т. 1 с. 665.].

    В середине ноября 1917 г. была создана коллегия Наркомпрода в составе И. А. Теодоровича, М. И. Калинина, Д. З. Мануильского, С. 3. Розовского, П. А. Козьмина и А. С. Якубова. Позже и. д. наркома продовольствия был А. Г. Шлихтер, а с 28 февраля 1918 г. наркомом стал А. Д. Цюрупа. Теодорович ушел на фронт, участвовал в разных партизанских отрядах, в основном на Восточном фронте в действиях против Колчака.

    После гражданской войны он работал в Народном Комиссариате земледелия. Следует отметить, что в 1928-1929 гг. он допускал правооппортунистические ошибки. В 1928-1930 гг. избран генеральным секретарем Крестьянского Интернационала, одновременно работал директором Международного аграрного института.

    В последние годы Теодорович работал главным редактором издательства общества политкаторжан, ответственным редактором журнала «Каторга и ссылка».

    Умер в Москве в 1940 г.

    / В. Е. Охлопков.  История политической ссылки в Якутии. Кн. 2. (1895-1917). Ч. 1. Революционеры пролетарского этапа в якутской политической ссылке. Якутск. 1990. С. 65-77./

                                           РЕВОЛЮЦИЯ В ЧЕРНЫХ ПЕРЧАТКАХ

    В начале XX века в среде российских социал-демократов идет непрекращающийся спор о методах и средствах борьбы за социалистические идеалы. Часть социал-демократов считали, что общество всеобщей справедливости и счастья можно построить только чистыми руками, благородными средствами. Но эти люди оказались в меньшинстве. Победило мнение, что «по отношению к врагу (а врагами были все несогласные с социал-демократами русские люди. — О. П.) все средства хороши и его мнение о нас было для нас безразличным» [* См.: Вопр. истории. — 1990. — № 7. — С. 148; № 10. — С. 144.]. Членов Екатеринбургской организации РСДРП, возражавших против кровавых методов ведения революционной борьбы, Я. Свердлов осенью 1905 года учил, что «революцию в белых перчатках не делают», революции не может быть «без крови, без выстрелов», кто думает иначе, тому с нами не по пути» [* Урал. — 1988. — № 7. — С. 148.]. Конечно, такие представления могли возникнуть только у людей, духовно чуждых народу древней страны, для которых кровь людская просто водица. Общество в понятии революционеров разделялось на «наших» и «не наших». К последним относились все, кто отказывался принимать как истину в последней инстанции лозунги и призывы революционеров. В социал-демократической среде считалось, что каждый вступивший на путь революции получал своего рода индульгенцию как человек, «творивший великое дело на общее благо». Естественные человеческие чувства — милосердие, сострадание, жалость, доброта,— по мнению таких революционеров, удел обывателей, по отношению к врагам проявление этих чувств — преступная слабость. Такая идеология способствовала притоку в революционную среду людей с жестокими или даже садистскими наклонностями. Убить человека просто так — позорно и опасно, убить по политическим мотивам — почетно и даже выгодно. Процитированный нами в начале очерка П. З. Ермаков по заданию партии еще в 1907 году убил полицейского агента, но не просто убил, а отрезал ему голову. Революционер Илюша Глухарь, также специализировавшийся на истреблении полицейских агентов, убивал их обязательно одним методом — пулей в лоб между глаз. Другой революционер И. Смирнов, которого выдала жена, после революции собственноручно расстрелял ее [* Городецкий Е., Шарапов Ю. Свердлов. — М., 1971. — С. 46. — (ЖЗЛ).].

    Уральский социал-демократ Николай Алексеевич Чердынцев просидел несколько лет в екатеринбургской тюрьме. В своем дневнике [* См.: Государственный архив Пермской области (далее — ГАПО), ф. 65, оп. 5, д. 47, л. 242; ф. 145, оп. 5, д. 71, л. 3.] описывает «революционную атмосферу» и, в частности, встречи со Свердловым в 1908-1909 годах. Одна из неприятных сторон тюремной жизни — крысы. Социал-демократы в камере для борьбы с ними создали дружину, которую возглавлял Яков Михайлович Свердлов. Конечно, рассуждает Чердынцев, с крысами надо бороться, но зачем с «бессмысленной жестокостью мучить крыс и наслаждаться этим». Дружинники хватали крыс, кидали их в парашу, чтобы они там утонули, сапогами отталкивали крыс от краев, не давая им вылезти, и при этом от души смеялись. Другим развлечением дружинников было повешение крыс.

    В тюрьме процветала откровенная групповщина. Верховодами были Свердлов и Теодорович, которые поддерживали только своих, пусть они даже совершали любую подлость. Чердынцев отмечает, что поведение этих людей определялось не социалистическими идеалами, а жаждой власти, жаждой доминировать в революционном движении. «На воле... (эти)... товарищи держат себя так же, как сейчас в тюрьме... Теодорович хулиган форменный, хотя и был членом ЦК РСДРП. По такому типу можно определенно судить, могла ли существовать эта партия в качестве политической силы. «Раз не по-моему, плюю на все и вся. А хорошо ли я делаю, это тоже никого не касается» — вот правило, которым он руководствуется».

    Свердлов не гнушается вступать в дружеские отношения с отпетыми уголовниками. Шепчется с ними. О чем-то договаривается. Чердынцева коробят товарищеские контакты Свердлова с одним уголовником-евреем, который не стеснялся рассказывать, как он надувал русских крестьян.

    В тюрьме Свердлов ведет себя как власть имущий, через него другие заключенные могут получать деньги и передачи. Люди Свердлова на воле держат с ним постоянную связь. По отношению к товарищам Свердлов держит себя диктаторски. «Вся эта манера, — заключает Чердынцев свои рассуждения о Свердлове и Теодоровиче,— изображать из себя что-то важное, имеющее силу и волю везде, могущее карать и миловать, я считаю за признак низости ума и сердца (выделено мною.— О. П.) и потому так третирую всех этих людишек» [* Тем не менее в 1917 году Теодорович станет наркомом по продовольствию в первом Советском правительстве, о Свердлове мы уже не говорим.].

    /О. Платонов.  Убийство царской семьи. Москва. 1991. С. 52-55./

                                                                     Приложение 4

                                                             КРАТКИЕ БИОГРАФИИ

                             ПОЛИТИЧЕСКИХ ССЫЛЬНЫХ ОЛЕКМИНСКОГО ОКРУГА

                                                                      (1826-1917 гг.)

    ТЕОДОРОВИЧ ИВАН АДОЛЬФОВИЧ род. в 1875 г. в семье мешанина г. Смоленска. В 1899 г. окончил Московский университет. В революционном движении участвовал с 1895 г. Член Московского комитета РСДРП. Арестован 28 ноября 1902 г. во время заседания комитета. После следствия освобожден от тюремного заключения и, ввиду нежелательности нахождения на свободе в пределах Европейской России, постановлением министра внутренних дел в сентябре 1903 г. выслан в Восточную Сибирь до определения меры наказания. Повелением от 17 декабря 1903 г. определен на 6 лет ссылки. Иркутским военным генерал-губернатором назначен в Якутскую обл.

    Доставлен в г.Олскминск 15 января 1904 г. и по болезни жены, административно-ссыльной Г. И. Теодорович, оставлен в городе. По выздоровлении жены отправлен из Олекминска 16 июля 1904 г. в г. Якутск. Прибыл вместе с женой 20 июля в Якутск и якутским губернатором 24 июля назначен на жительство в Олекминск. Отправлен 2 августа 1904 г. в Олекминск па водворение в городе. Манифестом 11 августа 1904 г. срок ссылки сокращен на одну треть. Жил на казенное пособие. Совершил побег из Олекминска 28 августа 1905 г. и не был разыскан.

    По возвращении в Европейскую Россию продолжал революционную деятельность в рядах РСДРП(б), эмигрировал за границу. Избирался делегатом ряда съездов, членом и кандидатом в члены ЦК РСДРП(б). В 1909 г. арестован и осужден на 5 лет каторги, после чего поселен в Иркутской губ., где находился до Февральской революции. Участник Октябрьской революции в Петрограде. На II Всероссийском съезде Советов избран в состав первого советского правительства как народный комиссар продовольствия. Спустя две недели в знак протеста формирования однородного большевистского правительства вышел из состава правительства.

    В 1917-1928 гг. работал в советских учреждениях, избирался членом ВЦИК и ЦИК СССР, участвовал во внутрипартийной фракционной борьбе. В 1928-1930 гг. являлся генеральным секретарем Крестьянского интернационала. С 1930 г. занимался научной и общественной работой, являлся главным редактором издательства Всесоюзного общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев, журнала «Каторга и ссылка» до их ликвидации в 1935 г. Умер в 1940 г.

    ТЕОДОРОВИЧ (урожденная ОКУЛОВА) ГЛАФИРА ИВАНОВНА род. в 1878 г. в семье купца Минусинского уезда Енисейской губ. Окончила в 1895 г. гимназию в Красноярске и переехала на учебу в Москву. В 1896 г. за участие в студенческой демонстрации арестована и выслана в Минусинский уезд к родителям, под надзор полиции. В 1899 г. вернулась в Европейскую Россию и продолжала революционную деятельность. Арестована в ноябре 1902 г. с группой членов Московской организации РСДРП под именем Зои Юнеевой. Одновременно привлекалась по делу Киевского комитета РСДРП и группы «Искра». Находясь в предварительном заключении в Москве, вышла замуж за И. А. Тсодоровича. После следствия освобождена от тюремного заключения и, ввиду нежелательного нахождения в пределах Европейской России, постановлением министра внутренних дел в сентябре 1903 г. выслана в Восточную Сибирь до вынесения решения по ее делу. Иркутским военным генерал-губернатором назначена вместе с мужем в Якутскую обл.

    Доставлена в г. Олекминск 15 января 1904 г. и по болезни (беременности) временно оставлена с мужем в городе. По выздоровлении 16 июля отправлена в г. Якутск и 24 июля якутским губернатором назначена на жительство в г. Олекминск, куда и отправлена вместе с мужем 2 августа 1904 г. Повелением от 16 июня 1904 г. ей назначен срок ссылки в 5 лет. Манифестом 11 августа 1904 г. срок ссылки сокращен на одну треть. В Олекминске родила дочь. Жила с мужем на казенное пособие.

    Осовобождена от ссылки октябрьской, 1905 г., амнистией и выехала с дочерью 29 октября в Москву. Продолжала революционную деятельность в рядах РСДРП(б).

    После октября 1917 г., в годы гражданской войны, находилась на политработе на фронте. Избиралась членом Президиума ВЦИК. С 1919 г. работала ректором коммунистических вузов и Москве. Свердловске. Рязани, старшим научным сотрудником Музея Революции СССР. Умерла в Москве в 1957 г.

    /П. Л. Казарян.  Олекминская политическая ссылка 1826-1917 гг. Изд. 2-е доп. Якутск. 1996. С. 325-328./

    TEODOROWICZ Jan Bronisław,

    ur. 29 sierpnia 1875 w Smoleńsku, zm. 20 września 1937 w Moskwie, działacz rewolucyjny w Rosji, sowiecki działacz państwowy, ps. Platon, Demian, Panów, krypt. I.T. Jego ojciec Adolf, uczestnik powstania styczniowego, był inżynierem kolejowym zatrudnionym w Rosji. W powstaniu 1863 brali także udział dwaj bracia jego matki, Antoni i Leon Szpiganowiczowie. Uczył się w gimnazjum smoleńskim, z którego za pracę pisemną sympatyzującą z darwinizmem i socjalizmem został relegowany. W l. 1894-1900 był studentem Wydziału Matematyczno-Przyrodniczego Uniwersytetu Moskiewskiego. W 1895 został członkiem Związku Robotniczego. Na początku 1902 rozpoczął aktywną działalność w moskiewskiej organizacji SDPRR. Swoje artykuły publikował na łamach jej organu, w „Iskrze”. W listopadzie 1902 został aresztowany, a w październiku 1903 skazany na 6-letnie zesłanie do Olekmińska w Jakucji, skąd w sierpniu 1905 zbiegł za granicę. W Genewie po raz pierwszy spotkał Lenina i podjął współpracę z gazetą „Proletariusz”. W październiku 1905 wrócił do Petersburga. Jako delegat uczestniczył w IV (1906) i V (1907) Zjeździe SDPRR. Na V Zjeździe wybrano go na członka Komitetu Centralnego partii. Aresztowany w lutym 1908, skazany został na 4 lata katorgi, którą odbywał od 1909 w permskich rotach aresztanckich. Od stycznia 1912 jako osiedleniec zamieszkał w Tajszecie w gub. irkuckiej. Po rewolucji lutowej organizował krasnojarską Radę Delegatów, natomiast od marca 1917 przebywał w Piotrogrodzie. W pierwszym rządzie sowieckim jako komisarz do spraw zaopatrzenia zajmował się transportem zboża z Syberii do Piotrogrodu. Uczestniczył w I i II Ogółnorosyjskim Zjeździe Rad. W końcu listopada 1918, będąc zwolennikiem koalicji z mieńszewikami i eserowcami, ustąpił z rządu i wyjechał do sioła Tyny k. Tajszetu, gdzie wraz z żoną Głafirą z d. Okułową przebywały jego dzieci. W 1919 w oddziałach partyzanckich walczył z wojskami admirała Kołczaka. W 1. 1922-1028 był z-cą ludowego komisarza rolnictwa Związku Sowieckiego. Od marca 1928 pełnił funkcję sekretarza generalnego Międzynarodówki Chłopskiej (do 1930) i dyrektora Międzynarodowego Instytutu Rolnego w Moskwie. Był członkiem Rady Stowarzyszenia byłych Katorżników i Zesłańców-Osiedleńców, a w 1. 1929-1935 redaktorem naczelnym wydawnictwa i pisma „Katorga i Zsyłka”. Do piśmiennictwa sowieckiego przełomu lat 20. - 30. wszedł ponadto jako autor prac dotyczących historii narodnictwa, kwestii agrarnej, historii ruchu rewolucyjnego i wspomnień. Znany jest również jako tłumacz na język rosyjski utworów Adama Mickiewicza. W czasie terroru stalinowskiego został aresztowany i rozstrzelany.

    Geroi oktjabrja, t. 2, Leningrad 1967; Dejateli SSSR i revoljucionnogo dviżenija Rossii; Politićeskie partii Rossii; Z. Łukawski, Ludność polska w Rosji.

    /Kijas A.  Polacy w Rosji od XVII wieku do 1917. Słownik biograficzny. Warszawa, Poznań. 2000. S. 357-358./

    О. В. Шемякина

                                 И. А. ТЕОДОРОВИЧ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ КОНТЕКСТЫ

                                    ИЗУЧЕНИЯ НАРОДНИЧЕСТВА В 1920-1930-е ГОДЫ

    Статья посвящена историографическим дискуссиям о народничестве 1920-1930-х годов. Одну из главных ролей в этих дискуссиях сыграл старый большевик, политический и общественный деятель И. А. Теодорович. Анализируя его работы, автор показывает различные политические и идеологические контексты, в которых проходило изучение народничества в указанный период.

    Ключевые слова: советская историография; народничество; история идей; советская идеология; марксизм.

    Olga Shemyakina

         I. A. Teodorovich and political contexts of the study of the Russian populism in 1920s - 1930s

    The article considers the historiographical discussions about Russian populism in the 1920s - 1930s. The old Bolshevik, politician and public figure I. A. Teodorovich played major role in these discussions. The author analyzes his works and shows various political and ideological contexts of the study of the Russian populism in this period.

    Keywords: soviet historiography; populism; history of ideas; soviet ideology; Marxism.

                                                                              ---

   В 1920-1930-е годы советская историческая наука существовала по принципу «история — это политика, опрокинутая в прошлое». Советская историография была призвана сформировать принципиально отличную от дореволюционной модель прошлого, отвечающую потребностям создания новой советской культуры, поэтому ее становление происходило в тесной связи с актуальными политическими и идеологическими проблемами [18; 43]. Эта связь обеспечивалась не только прямым воздействием на нее партийно-государственных органов, но и тем, что в этот период историческая наука перестает быть полем деятельности только лишь профессиональных историков, активно пополняясь из среды «старых» революционеров и политических руководителей разного уровня. В данной работе рассматривается история революционного народничества как одной из ключевых тем советской историографии 1920-1930-х годов [2; 12; 13; 41; 55], прошедшей путь от расцвета до полного забвения, на примере фигуры Ивана Адольфовича Теодоровича (1875-1937), как бы воплотившей в себе все те сложные политические и идеологические контексты, в которых изучалось народничество в довоенный период.

    Иван Адольфович Теодорович родился в 1875 г. в Смоленске в польской семье с богатыми революционными традициями: его дед принимал активное участие в польском восстании 1831 г., а отец и два брата матери — в восстании 1863 г., за что последние были отправлены в ссылку. Под влиянием этих событий и настроений Теодорович, как он сам писал в своей автобиографии, «научился ненавидеть русский царизм, его чиновников и военщину» [19, с. 714]. Семья Теодоровича жила очень бедно, так как отец их бросил, и его мать осталась одна с шестью детьми. Учась в гимназии, он познакомился с революционно-демократической литературой. «Так синтезировались в душе подростка влияние повстанческой традиции, сближение с городской беднотой и воздействие революционной литературы 60 - 70-х гг.», — писал Теодорович о своем пути в революционное движение [19, с. 714].

    В 1894 г. он поступил на естественный факультет Московского университета. К этому времени относится его первое знакомство с нелегальной марксистской литературой, среди которой особое значение имели «Наши разногласия» Г. В. Плеханова. «Эта книга ответила на вопрос, который так мучительно вставал передо мною: чем объяснить крах и разложение народничества? Дело в том, что у меня завязались связи с некоторыми бывшими участниками народовольческих кружков в Смоленске. Они производили удручающее впечатление... Чувствовалось, говоря словами Герцена, что они исповедуют “религию, из которой бог выехал, а церковная утварь осталась”. Под влиянием блестящей работы Плеханова я “самоопределился”, еще точнее: я увидел выход в том, чтоб остаться “профессиональным революционером”, но на почве истинно-революционного и в то же время глубоко-реалистического марксистского учения» [19, с. 715].

    Во время учебы в университете Теодорович вел активную революционную работу, а после окончания в 1901 г. был избран в члены Московского комитета РСДРП. С 1902 г. находился в ссылке в Якутской области. Узнав о расколе партии, примкнул к большевикам. В 1905 г. бежал из ссылки в Женеву, где сблизился с Лениным и вошел в редколлегию газеты «Пролетарий». Вернувшись в Россию в том же году, Теодорович стал членом Петербургского комитета РСДРП, а с 1907 г. — членом ЦК РСДРП. Через два года Теодорович снова оказался в ссылке и вернулся в Петроград только в середине марта 1917 г.

    Иван Адольфович вошел в первый состав СНК в качестве наркома продовольствия, но уже в ноябре 1917 г. покинул этот пост, так как был сторонником создания «однородного социалистического правительства» с участием меньшевиков и эсеров. В годы Гражданской войны Теодорович оказался в Сибири, где воевал с армией Колчака в партизанских отрядах. В 1920 г. вернулся в Москву и стал членом коллегии Наркомзема, а в 1922 г. — заместителем наркома земледелия. В 1928-1930 гг. он также занимал пост генерального секретаря Международного крестьянского совета (Крестинтерна), а с 1926 г. — директора работавшего при нем Международного аграрного института. За это время Теодорович написал множество статей по общим и частным вопросам нэпа и крестьянской политики. Таким образом, почти вся профессиональная деятельность Теодоровича после его возвращения в Москву была связана с проблемой положения крестьянства в условиях построения социализма, которая оказала очень большое влияние на процесс изучения народничества, особенно на рубеже 1920 - 1930-х годов в ходе дискуссии о «Народной воле».

    С приходом к власти большевиков произошел радикальный пересмотр существующих концепций истории России, и начался сложный процесс поиска новых «культурных героев». Естественно, что представители русского революционного движения и особенно народничества с его героическим прошлым должны были сыграть в нем важную роль, что нашло свое отражение в художественной и историко-популярной литературе, театральных постановках и кинематографе, праздновании памятных и юбилейных дат. Народникам было выделено особое место и в знаменитом ленинском плане «монументальной пропаганды», в соответствии с которым предполагалось установить памятники Бакунину, Лаврову, Перовской, Желябову, Кибальчичу, а также Герцену и Чернышевскому. Правда, некоторые из задуманных монументов пали жертвой несоответствия между авангардными устремлениями скульпторов и более традиционными вкусами широкой публики. Так, кубофутуристический памятник Бакунину скульптора Б. Королева пришлось демонтировать после газетной заметки «Уберите чучело», та же участь постигла и изображенную в виде львицы Софью Перовскую итальянского скульптора О. Гризелли — друга и последователя основателя футуризма Ф.Т. Маринетти [11, с. 48, 50].

    В то же время попытки героизации народничества постоянно сталкивались с различными препятствиями, и отношение к народничеству как к идеологии и персонально к отдельным его представителям было неоднозначным. Эта ситуация неопределенности хорошо выражена в небольшой юбилейной статье М. Н. Покровского о Бакунине: «До сих пор удельный вес этой огромной исторической фигуры как-то не определен окончательно. Поставили было памятник — и сняли. Первое предложение назвать именем Бакунина одну из московских улиц провалилось, потом назвали какую-то на окраине. <...> Назвать Бакунина великим революционером как-то не решаются» [36].

    Одно из таких препятствий состояло в том, что биографии многих видных представителей народнического движения были далеко не безупречны с точки зрения революционной этики. В связи с этим в исторической литературе 1920-х годов сформировалось направление, которое, пользуясь терминологией самой эпохи, можно обозначить как «историческая реабилитация». После публикации в 1921 г. «Исповеди» Бакунина [4], написанной им в Петропавловской крепости на просьбе Николая I, начался поиск возможных оправданий для этого поступка, превратившего Бакунина из пламенного революционера в «подаванца». Различные версии предлагали как большевистские авторы, так и анархисты, объясняя «Исповедь» то влиянием «нечаевской стихии», то внутренним душевных разладом, то дворянским происхождением ее автора, благодаря которому он сохранял чувство общности со своими преследователями [7; 17; 35, с. 55-70; 44, с. 297]. Не менее интересным эпизодом была попытка реабилитировать одну из самых одиозных фигур русского революционного движения — Сергея Нечаева и найти оправдание его «макиавеллевским» методам, изобразив печально известное убийство студента Иванова как героический и самоотверженный поступок истинного революционера [14; 28].

    Параллельно с «реабилитацией» героев народничества шел процесс «модернизации» их наследия. Наибольшие споры в 1920-е годы вызывали именно эти попытки некоторых историков вписать народничество в «родословную» русского марксизма и большевизма, показав, что народники в своих теоретических работах и революционной практике были близки марксизму и так или иначе «предвосхитили» и «нащупали» те идеи, которыми потом воспользуются большевики. Чаще всего в историографии 1920-х годов «предвозвестниками» большевизма объявлялись так называемые русские якобинцы — П. Г. Зайчневский, С. Г. Нечаев и П. Н. Ткачев, то есть те революционеры, которые призывали к созданию централизованной партии, насильственному захвату власти и последующему установлению диктатуры [14; 31; 32]. В более сложной ситуации находились Лавров и Бакунин, однако среди всего литературного наследия этих главных теоретиков народничества советским историкам удалось обнаружить тексты, раскрывающие «бланкистский» элемент их учений.

    Главную роль в «большевизации» Петра Лаврова сыграла его работа «Парижская коммуна», в которой, как утверждалось, он сумел сделать из опыта событий 1871 г. правильные тактические выводы о значении партии в революции [3; 10; 16; 21; 22; 33]. «Парижская коммуна» в 1920-е годы получила широкую известность, несколько раз переиздавалась. Ключом к изменению образа Михаила Бакунина как врага всякой государственности оказались его письма к Альберу Ришару, опубликованные В. Полонским. В письмах предлагалось создать революционное правительство, обладающее вооруженной силой, что было интерпретировано главным «модернизатором» наследия Бакунина Ю. Стекловым как призыв к созданию диктатуры пролетариата и крестьянства [45]. В качестве наиболее яркого примера подобного подхода стоит также назвать курс лекций лидера советской исторической науки 1920-х годов М. Н. Покровского «Очерки по истории революционного движения в России XIX и ХХ вв.». В нем Покровский неоднократно повторяет, что само по себе изучение истории русского революционного движения интересно именно с точки зрения его «пророческих» элементов и «эмбриологии». «Для нас чрезвычайно важно проследить наши лозунги до самых последних корней», — так формулировал Покровский задачу своей книги [37, с. 50].

    Казалось бы, «модернизация» народнического наследия с прагматической точки зрения была вполне оправданной. Во-первых, таким образом большевистская партия обретала укоренение в традициях русского революционного движения, а значит, получала еще один дополнительный уровень легитимности. Во-вторых, подобная оптика рассмотрения истории революционного движения соответствовала «телеологическому» характеру советской историографии в целом: если вся история России понималась как предыстория Октябрьской революции, то все русское революционное движение представлялось как бы бессознательно движущимся к марксизму и большевизму. В-третьих, большевистские историки вступали в конкуренцию за право на присвоение народнического наследия с другими политическими течениями — эсерами и анархистами, упрекая их в слишком упрощенном и прямолинейном его восприятии. Они старались показать, что учения Лаврова и Бакунина являются гораздо более противоречивыми и сложными конструкциями, способными сочетать в себе анархизм и бланкизм, идею свободы человеческой личности и необходимость создания централизованной партии и режима революционной диктатуры.

    Тем не менее, идея генетической связи народничества и большевизма вызывала резкий протест у многих историков. Основная часть критики была направлена на ненаучность метода, базировавшегося на поиске аналогий между отдельными элементами народнических теорий и программой большевиков, в результате чего исторический анализ идей зачастую сводился к переводу идеологии народничества на язык актуальных газетных лозунгов [23; 27]. Данный метод также противоречил основным принципам марксистского подхода, в соответствии с которым история революционного движения должна изучаться не как «родословная» каких-либо идей и интеллигентских кружков, а как результат развития классовой борьбы [5, с. 106-107]. Определенную настороженность вызывала и сама постановка вопроса о близости большевиков народничеству, так как именно это сопоставление было одним из ключевых инструментов меньшевистской критики революционной тактики и политики Ленина, а также важной составной частью осмысления феномена большевизма в интеллектуальной жизни русской эмиграции. Так, в одной из статей Исаака Татарова, ставшего главным оппонентом Теодоровича во время дискуссии о «Народной воле», напрямую указывалась связь между «модернизацией» народничества и «национал-большевизмом» в работах Н. В. Устрялова [48, с. 116]. В эмигрантской литературе большевизм часто рассматривался как национальный феномен, продукт российских условий и выводился из наследия «нечаевщины», анархизма, мессианизма Герцена, славянофильства и русских крестьянских бунтов [20; 42]. Естественно, что для большевистской идеологии подобные взгляды были неприемлемы даже в том случае, если они были направлены на оправдание, а не на критику большевизма.

    Финальным столкновением сторонников и противников модернизации наследия народничества стала знаменитая дискуссия о «Народной воле» 1929-1930 гг., которую принято считать важной отправной точкой в установлении партийно-государственного контроля над исторической наукой [1; 56]. На 1929 г. — «год великого перелома» — пришелся 50-летний юбилей создания «Народной воли», в честь чего была намечена обширная программа торжественных мероприятий, которые должны были продолжаться в течение двух лет вплоть до годовщины убийства Александра II. Однако именно желание отдать дань уважения этой революционной организации в ходе празднования юбилея парадоксальным образом обернулось фактическим уничтожением народничества как темы для научного изучения и тем более как основы для выстраивания «генеалогии» большевизма.

    Главным действующим лицом дискуссии стал И. А. Теодорович, выступивший с докладом «Историческая заслуга народовольчества» на торжественном заседании 30 декабря 1929 г., в президиум которого входили в том числе Сталин и Молотов. Этот доклад послужил основой для всей дальнейшей дискуссии. «Кто же теперь говорит о Народной воле? Все говорят о т. Теодоровиче. Но ведь не его же юбилей справляется», — писал в начале 1930 г. Покровский [38, с. 74].

    В своем выступлении [50; 54, с. 99-116] Теодорович, во-первых, опровергал представление о народовольцах как об узкой заговорщической организации бланкистского типа, которое, по его мнению, развивал Покровский. Приводя в большом количестве цитаты из программных документов и журналистики, Теодорович пытался доказать, что народовольцы считали безусловно необходимым опираться на массы. Во-вторых, Теодорович критиковал представление Покровского о «Народной воле» как о «либералах с бомбой», требующих Конституции и политической свободы. Он настаивал на том, что хотя бы «субъективно» народовольцы были социалистами, выступали против буржуазии и планировали изменение экономического строя. В-третьих, в духе присущей историографии 1920-х годов тенденции модернизации революционного наследия он выдвигал мысль о том, что народовольцы «в зародыше» «нащупали» все основные идеи той социалистической революции, которая произошла в октябре 1917 г.: насильственный захват власти, создание государства советов, экономический переворот и даже нэп. В-четвертых, Теодорович видел заслугу народовольцев и народников вообще в правильной постановке вопроса о революционности крестьянства, к которому так пренебрежительно относились многие марксисты эпохи II Интернационала. В отличие от них Маркс и Ленин развивали идею возможности некапиталистического развития для ряда отсталых стран и укладов при условии наличия пролетариата-организатора, что являло собой, по словам Теодоровича, «синтез» между утопическим социализмом и «ревизионистским» вариантом марксизма. Таким образом, выступление Теодоровича и последующая его критика были продолжением ставшего уже традиционным в историографии 1920-х годов спора сторонников и противников «модернизации» народничества. Однако принципиально новым мотивом стал вопрос о революционной роли крестьянства, который историками 1920-х годов, как правило, аккуратно обходился. В результате произошел перевод дискуссии в политическую плоскость.

    Проблема «сущности» крестьянства — мелкобуржуазной или социалистической — была одной из ключевых для советской идеологии и в период нэпа, и тем более в условиях перехода к сплошной коллективизации и борьбы с «правой оппозицией». Оппоненты Теодоровича расценили его попытку воздать должное народнической вере в революционность крестьянства как «смазывание» разницы между утопическим социализмом и марксистско-ленинской идеей перехода крестьянства к социализму под руководством пролетариата. Они приписали Теодоровичу воскрешение так называемой «теории самотека» о наличии у крестьянина «социалистической души», что отсылало к господствовавшей в период нэпа теории перехода деревни к социализму через добровольное постепенное кооперирование. Именно на этом основывались те многочисленные обвинения в «правом оппортунизме» и «неонародничестве», которые посыпались на Теодоровича со страниц «Правды» и «Известий», предоставленных в распоряжение молодых историков, постепенно осваивающих новые методы ведения полемики по историческим вопросам [29; 30; 46]. Однако Теодорович не только не обратился к самокритике, чего от него, по всей видимости, ожидали, но выпустил в издательстве Общества политкаторжан книгу «Историческое значение партии “Народной воли”», куда вошли все его выступления в ходе дискуссии, а также ряд более ранних статей, затрагивавших в том числе проблему взаимоотношения города и деревни в период строительства социализма. Эта книга тут же подверглась еще более острой критике со стороны молодых историков Эсфири Генкиной и Исаака Татарова, которые опубликовали рецензии на нее с характерными названиями «Правооппортунистическая апология “Народной воли”», «Товарищ Теодорович в плену у народнической методологии», уже целиком посвященные политическим оценкам концепции Теодоровича [15; 47].

    Теодорович со своей стороны использовал против своих оппонентов другие политические ярлыки, а именно — меньшевизм, ревизионизм и троцкизм, имея в виду недооценку революционности крестьянства, а следовательно, и неверие в возможности социалистического развития России в целом. Более того, он, вероятно, считал, что начало коллективизации является подтверждением его позиции, а не наоборот. Например, отвечая на критику И. Татарова, он задавался следующим вопросом: «Понимает ли т. Татаров, какую воду на мельницу меньшевизма и троцкизма льет он, бросая упреки в идеализации мелкого производителя в момент, когда последний двинулся в колхозы?» [53, с. 119].

    Более конкретной почвой для обвинений Теодоровича в «правом оппортунизме» и политизации дискуссии стала его работа в Наркомземе РСФСР, а именно его тесные контакты с Н. Д. Кондратьевым — всемирно известным экономистом, основоположником теории экономических циклов. В начале 1928 г. Теодорович был снят с должности председателя Земплана Наркомзема, а буквально за месяц до своего выступления о «Народной воле» на юбилейном заседании подвергся уничтожающей критике на страницах «Правды» в статье под названием «Против буржуазной идеологии. Против укрывательства кондратьевщины» за положительный отзыв на книгу Кондратьева «Народное хозяйство в СССР». По мнению автора этой статьи, книга проводила «ярко кулацкую идеологию, при совершенно недопустимом попустительстве людей, поставленных во главе воспитательной работы» [8].

    В 1920-е годы Н. Д. Кондратьев, А. В. Чаянов и другие близкие к ним экономисты, несмотря на их очевидные политические разногласия с большевиками, активно привлекались в качестве специалистов для работы в Наркомземе и Госплане. Однако в конце 1920-х годов, когда в СССР происходит резкая смена экономического курса, на них обрушивается поток политических обвинений, что привело в 1930 г. к их аресту и осуждению по сфабрикованному делу так называемой «Трудовой крестьянской партии».

    Дело ТКП сопровождалось активной кампанией в советской печати по борьбе с «кондратьевщиной» и «чаяновщиной». В общем потоке «разгромной» литературы сливались воедино и теория Н. Д. Кондратьева, и правый оппортунизм, и неонародничество, и иногда даже троцкизм. Несмотря на всю противоречивость обвинений в адрес «кондратьевцев», в качестве основных объектов критики можно выделить теорию циклов Кондратьева как обосновывающую нерушимость капитализма, исследования Чаянова об особенностях крестьянской экономики как размывающие классовые противоречия в деревне, а главное — идею приоритета сельского хозяйства над промышленностью и веру в неизбежное развитие СССР по капиталистическому пути. В ходе кампании активно использовались как взаимозаменяемые понятия «народничество» и «неонародничество», которые в этом экономическом контексте уже оторвались от своего первоначального исторического смысла и стали ярлыками для любых идей и теорий, которые представляли деревню как особый мир, развивающийся по своим собственным законам, и ставили в центр внимания экономистов интересы индивидуального крестьянского хозяйства [6; 24; 25; 26; 39; 40].

    Практически ни одна статья или книга, посвященная разгрому «кондратьевщины», не обходилась без упоминания имени Теодоровича, так как он непосредственно курировал работу Кондратьева в Наркомземе, предоставляя ему определенную защиту и покровительство, и оказался таким образом ответственным за превращение Земплана в «контрреволюционный штаб». Часть авторов лишь осторожно указывала на то, что Теодорович «потерял классовое чутье» и неосознанно оказался под влиянием буржуазных специалистов. Однако в большинстве работ Теодорович напрямую объявлялся «правым оппортунистом», а его связи с Кондратьевым — осознанной политической позицией. Более того, к разбору роли Теодоровича в этой истории были подключены его статьи 1920-х годов по экономическим вопросам, которые, по мнению его оппонентов, содержали в себе ложное понимание сущности нэпа и ленинской политики в деревне, являясь лишним подтверждением идейной «смычки» Теодоровича с Кондратьевым и «правыми». В своих работах Теодорович трактовал нэп как способ накопления средств в капиталистическом аграрном секторе за счет развития «крепких» крестьянских хозяйств. Это должно было послужить в дальнейшем источником средств для индустриализации, в том числе и самой деревни, а следовательно, и ее переходу к социализму. «Мы видим и будем видеть в дальнейшем передвижку крестьянских хозяйств из низших групп в высшие. Не нужно пугаться этой передвижки вверх, а всемерно ее поддерживать <...> в этой передвижке крестьянских хозяйств все наше спасение», — эта фраза из статьи Теодоровича 1926 г. чаще всего цитировалась его оппонентами в доказательство «кулацкой» сути его экономических воззрений [24, с. 66; 40, с. 139].

    22 ноября 1930 г. в «Правде» было напечатано «покаянное» письмо Теодоровича. Он признавал ошибочным и опасным свое понимание нэпа: «Теперь мне ясно, что во время своего руководства Земпланом я допустил ошибку, толкуя расширительно, а следовательно неправильно идею Ленина об “использовании капитализма как посредствующего звена между мелким производством и социализмом”. Этой моей ошибкой и воспользовался классовый враг. Конечно, субъективно я хотел только одного — максимальнейшего успеха для нашего маневра, но объективно я давал возможность врагу попытаться начать свой маневр. Субъективно я смотрел на подъем индивидуального крестьянского хозяйства как на средство, только средство для развития социалистической индустрии; объективно же я давал возможность врагу смотреть на этот подъем как на самоцель со всеми вытекающими отсюда выводами.» [49]. В письме Теодорович также соглашался с претензиями в адрес его отзыва на книгу Кондратьева: «Когда полтора года назад мне пришлось дать отзыв об одной книге Кондратьева, я, по словам “Правды”, “недостаточно отмежевался от нее”. Я признаю этот упрек справедливым, я отмежевался от этой книги, но недостаточно» [49].

    Таким образом, борьба с «кондратьевщиной» стала тем значимым контекстом дискуссии вокруг выступления Теодоровича, который во многом определил ее содержание. Еще одним вопросом, с которым пересекалось изучение народничества, была проблема некапиталистического развития отсталых стран, актуальная для политики Коминтерна в рассматриваемый период. Теодорович всегда подчеркивал, с каким интересом относился к русскому народничеству Маркс, объясняя это тем, что, согласно его теории, при условии победы пролетарской революции в Европе страны, не прошедшие путь буржуазного развития, могут, тем не менее, пойти по пути социализма. По мнению Теодоровича, историческая заслуга «Народной воли» заключалась именно в том, что она готовила социалистическую революцию в стране с несозревшим капитализмом, которая должна была стать «резервом» и поддержкой для пролетарской революции в Европе. В этом смысле Теодорович сравнивал возможную роль России в 1860-1870-е годы с той ролью, которую теперь должны сыграть такие страны, как Китай и Индия. Возникновение такого «международного» аспекта в интерпретации деятельности «Народной воли», очевидно, было связано с тем, что Теодорович занимал пост генерального секретаря Крестьянского интернационала — структуры, целью которой было распространение коммунистических идей среди крестьянских организаций преимущественно в тех странах, в которых движущей силой революции может стать именно крестьянство, а не пролетариат.

    И. А. Теодорович в результате критики его позиции в отношении народничества и его связей с Н. Д. Кондратьевым был снят с занимаемых постов и отправлен в «Каторгу и ссылку» — заведовать журналом и издательством Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев (ОПК). Тем не менее, и в 1930-е годы он продолжал писать о народничестве, немного скорректировав свою позицию. Теперь он постоянно подчеркивал неоднородность народнической идеологии, выделяя в ней три направления, которые выражали собой различные соотношения пролетарской и буржуазной сущности в душе мелкого производителя [52; 51]. Позиция Теодоровича по вопросу о связи народничества с большевизмом стала основой для нескольких конфликтов внутри редколлегии издательства ОПК. Однако Теодорович от своей точки зрения не отступал и, более того, утверждал, что именно его в этом споре поддерживает ЦК. Так, на заседании комфракции ОПК в ноябре 1930 г. Теодорович говорил: «Я продолжаю думать, что это научный спор. <...> Что хотите, то и делайте со мной, в этом научном споре я считаю свою точку зрения правильной. <...> Моей книжке угрожала опасность не быть выпущенной, и тем не менее в ЦК партии восторжествовало мнение, что книга должна быть выпущена, что спор научный и пускай Теодорович спорит. <...> Наша партия велика и могуча и допускает свободу исследований. <...> Вы обратили внимание на такой факт, что со мной полемизируют все, а я не отвечаю. <...> Я почувствовал, что вокруг этого спора разгорелись политические страсти. Враги могут меня поддержать ради того, что я выступаю против целого ряда молодых ученых-коммунистов. Хотя я признаю, что эти молодые ученые ошибаются, я не хочу публично об этом говорить. Я уже закидывал удочку в ЦК и мне ответили, что время еще не наступило, но, может быть, еще наступит. По-большевистски это? Да, по-большевистски» [1А, л. 199-200]. В укреплении позиции Теодоровича сыграл также тот факт, что в 1932-1935 гг. многие его оппоненты по дискуссии о «Народной воле», молодые историки школы Покровского (Г. С. Фридлянд, Э. Я. Газганов, П. О. Горин, и прежде всего — И. Л. Татаров) были исключены из партии за троцкизм [2А, л. 61]. Позже все они либо погибли в заключении, либо были расстреляны. В 1937 г. был расстрелян и сам Теодорович.

    Окончательная точка в изучении народничества была поставлена в середине 1930-х годов. В июне 1935 г. ЦК ВКП(б) выпустил постановление «О пропагандистской работе в ближайшее время», в котором содержался призыв «разъяснить, что марксизм у нас вырос и окреп в борьбе с народничеством (народовольчество и т.п.) как злейшим врагом» [34]. Новая, однозначно негативная, оценка народничества получила свое оформление в книге Ем. Ярославского «Разгром народничества марксизмом» (1939). В ней народничество было представлено как чисто интеллигентское движение, не имеющее какой-либо социальной базы, «беспочвенное» и «бесплотное», опирающееся исключительно на свою теорию «героев и толпы» [57, с. 25]. Среди причин такого резкого поворота чаще всего называют убийство С. М. Кирова в декабре 1934 г., которое могло осознаваться как прямой аналог террористической деятельности народовольцев [2, с. 10; 41, с. 257]. Кроме того, в этот период на смену революционному утопизму 1920-х годов приходит патриотическая и государственническая сталинская идеология [9], в которой героям революционного народничества уже не было места.

    Случай Теодоровича как человека, привнесшего в историографию свой профессиональный политический опыт и проблематику, безусловно, не является единичным. Для исторической науки 1920-х годов это можно признать характерным явлением, особенно в сфере изучения истории революционного движения. В качестве другого близкого нашей теме примера можно привести С. М. Дубровского, который известен своими работами о крестьянском движении, столыпинской реформе, азиатском способе производства, хотя изначально его деятельность была в большей степени связана с экономикой и сельским хозяйством, и он также подвергался критике в ходе кампании по борьбе с «кондратьевщиной».

    На изучение истории революционного движения не мог не оказывать влияния также и личный революционный опыт исследователей. В 1920-е годы народническая тема еще не успела превратиться в застывшую идеологему и продолжала оставаться частью живой памяти реальных людей. Многие «старые большевики», в том числе и Теодорович, начинали свой революционный путь с народнических кружков. Критикуя народничество как идеологию, они продолжали считать его важным этапом своей личной биографии. Во многом этим объясняется популярность идеи генетической связи между народничеством и большевизмом в 1920-е годы. Именно поэтому историкам из среды «старых большевиков» было так сложно во время дискуссии о «Народной воле» согласиться с тем отрицанием значения народничества, которое исходило от молодых историков, смотревших на него лишь как на совокупность ошибочных и устаревших идей.

    Дискуссии о революционном народничестве 1920-1930-х годов — один из тех многочисленных сюжетов советской историографии, в которых тесным образом переплетались наука, политика и идеология, вненаучная профессиональная деятельность историков и связанные с нею конфликты и противостояния. При изучении подобных тем самое сложное — это ответить на вопрос, не являются ли научные дискуссии лишь результатом и внешним воплощением борьбы между различными политическими силами или отдельными фигурами. Но так или иначе, эти дискуссии оставляют в науке свой след. Изучение народничества в 1920-е — начале 1930-х годов было крайне идеологизировано. В то же время политическая заостренность и актуальность этой темы стимулировала ее научную разработку: именно в этот период была проделана огромная работа по введению в научный оборот и исследованию ранее неизвестных источников по истории народничества, шел активный поиск различных подходов к изучению данной темы.

    --------

    1А. ГАРФ. Ф. 533. Оп. 5. Д. 192.

    2А. ГАРФ. Ф. 533. Оп. 5. Д. 198.

    1. Алаторцева, А. И. Дискуссия о Народной воле в советской исторической науке конца 1920-х - начала 1930-х годов [Текст] // История и историки. М.: Наука, 1990. С. 209-230.

    2. Антонов, В. Ф. Народничество в России: утопия или отвергнутые возможности [Текст] // Вопросы истории. 1991. № 1. С. 5-19.

    3. Антонов, Н. Новая работа по истории Парижской коммуны 1871 г. [Текст] // Еженедельник правды. 1919. № 12. С. 29- 30.

    4. Бакунин, М. А. Исповедь и письмо Александру II [Текст]. М.: Гос. изд-во, 1921. 142 с.

    5. Батурин, Н. Еще о цветах русского якобинства [Текст] // Пролетарская революция. 1925. № 8. С. 97-109.

    6. Батуринский, Д. А. Кондратьевщина на сельскохозяйственном плановом фронте [Текст]. М.: Гос. изд-во с.-х. и колхоз.-кооп. лит-ры, 1932. 112 с.

    7. Боровой, А. Рец. на: Бакунин М. А. Исповедь и письмо Александру II. М.: Гос. изд-во, 1921 // Печать и революция. 1921. № 3. С. 202-207.

    8. Боярский, Г. Против буржуазной идеологии. Против укрывательства кондратьевщины [Текст] // Правда. 1929. 21 нояб.

    9. Бранденбергер, Д. Л. Национал-большевизм [Текст]: сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания, 1931-1956. СПб.: Акад. проект, 2009. 416 с.

    10. Быстрянский, В. Отец народничества и рабочей революции [Текст] // Коммунистический Интернационал. 1919. № 4. С. 577-590.

    11. Бычков, Ю. А. Вестники нового мира [Текст]. М.: Политиздат, 1976. 94 с.

    12. Волк, С. С. Советская историография революционного народничества 70-х - начала 80-х [Текст] / Волк С. С., Михайлова С. Б. // Советская историография классовой борьбы и революционного движения в России. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1967. Ч. 1. С. 133-160.

    13. Володин, А. И. Наследство П. Л. Лаврова в идейной борьбе 1920-х годов [Текст] / Володин А.И., Итенберг Б.С. // Отечественная история. 1993. № 5. С. 54-74.

    14. Гамбаров, А. В спорах о Нечаеве [Текст]. М.; Л.: Моск. рабочий, 1926. 156 с.

    15. Генкина, Э. Товарищ Теодорович в плену у народнической методологии // Пролетарская революция. 1930. № 9. С. 157-168.

    16. Горев, Б. Лавров и утопический социализм [Текст] // Под знаменем марксизма. 1923. № 6-7. С. 121-131.

    17. Гроссман-Рощин, И. Сумерки великой души [Текст] // Печать и революция. 1921. № 3. С. 44- 58.

    18. Данилов, В. Н. Власть и формирование исторического сознания советского общества [Текст]: курс лекций. Саратов: Науч. книга, 2005. 192 с.

    19.   Деятели СССР и революционного движения России [Текст]: энциклопедический словарь Гранат. Репр. изд. М.: Сов. энциклопедия, 1989. 832 с.

    20. Жордания, Н. Большевизм [Текст]. Берлин: Русская типография Гутнова, 1922. 96 с.

    21. Книжник, И. Лавров П. Л. [Текст]: его жизнь и труды. Л.: Прибой, 1925. 139 с.

    22. Книжник, И. Место П. Л. Лаврова в истории социализма [Текст] // Звезда. 1925. № 1. С. 111-123.

    23. Козьмин, Б. История или фантастика [Текст] // Печать и революция. 1926. Кн. 6. С. 96-108.

    24. Кондратьевщина [Текст]: (сборник). М.: Изд-во Комакадемии, 1930. 128 с.

    25. Кондратьевщина и борьба за кадры [Текст]. [М.]: ОГИЗ - Гос. изд-во с.-х. и колхоз.-кооп. лит-ры, 1931. 112 с.

    26. Кондратьевщина, чаяновщина и сухановщина. Вредительство в сельском хозяйстве [Текст]. [М.]: Междунар. аграрный ин-т, 1930. 103 с.

    27. Кузьмин, Д. К вопросу о реабилитации Нечаева [Текст] // Каторга и ссылка. 1927. № 3. С. 225- 238.

    28. Кункль, А. А. Нечаев [Текст]. М.: Изд-во Всесоюз. о-ва политкаторжан и сс.-по-селенцев, 1929. 56, [3] с. (Дешевая историко-рев. б-ка. 1929 г.; № 38-39).

    29. Малаховский, В. О юбилейном славословии [Текст] // Правда. 1929. 20 дек.

    30. Малаховский, В. Реставрация ленинизма [Текст] // Правда. 1929. 27 дек.

    31. Мицкевич, С. К вопросу о корнях большевизма [Текст] // Каторга и ссылка. 1925. № 3. С. 92-101.

    32. Мицкевич, С. Русские якобинцы [Текст] // Пролетарская революция. 1923. № 6-7. С. 3-26.

    33. Н. Л—р. Лавров о роли партии в пролетарской революции [Текст] // Молодая гвардия. 1923. № 4-5. С. 130-146.

    34. О пропагандистской работе в ближайшее время: постановление Центрального Комитета ВКП (б) [Текст] // Правда. 1935. 14 июня.

    35. Отверженный, Н. Миф о Бакунине [Текст] / Отверженный Н., Боровой А. М.: Голос труда, 1925. 187 с.

    36. Покровский, М. Бакунин в русской революции [Текст] // Правда. 1926. 1 июля.

    37. Покровский, М. Н. Очерки по истории революционного движения в России XIX и XX вв. [Текст]. М.: URSS, 2009. 200 с.

    38.Покровский, М. Н. По поводу юбилея Народной воли [Текст] // Историк-марксист. 1930. Т. 15. С. 74-85.

    39. Против кондратьевщины [Текст]. М.: Молодая гвардия, 1931. 175 с.

    40. Садовский А. А. Завершим разгром кондратьевщины [Текст]. М.; Л.: Гос. изд-во с.-х. и колхоз.-кооп. лит-ры, 1931. 179 с.

    41.   Седов, М. Г. Советская литература о теоретиках народничества [Текст] // История и историки. М.: Наука, 1965. С. 246- 269.

    42. Слоним, М. Русские предтечи большевизма [Текст]. Берлин: Русское универсальное изд-во, 1922. 64 с.

    43. Соколов, В. Ю. История и политика [Текст]. Томск: Изд-во Томск. ун-та, 1990. 204 с.

    44. Стеклов, Ю. Бакунин М. А. [Текст]: его жизнь и деятельность. М.: Книгоиздательство Т-ва И.Д. Сытина, 1920. Ч. 1. 391 с.

    45. Стеклов, Ю. Что разделяет и сближает нас с Бакуниным [Текст] // Вестник Коммунистической академии. 1926. Кн. XVШ. С. 17-41.

    46. Татаров, И. Попытка воскресить народничество [Текст] // Известия. 1929. 27 дек.

    47. Татаров, И. Правооппортунистическая апология «Народной воли» [Текст] // Историк-марксист. 1930. Т. 18-19. С. 185- 200.

    48. Татаров, И. Рец. на: И. А. Теодорович. Историческое значение партии «Народной воли» М., 1930 [Текст] // Большевик. 1930. № 23-24. С. 110-119.

    49. Теодорович, И. [Текст] // Правда. 1930. 22 нояб.

    50. Теодорович, И. Историческое значение партии «Народной воли» [Текст] // Каторга и ссылка. 1929. № 8-9. С. 7-53.

    51. Теодорович, И. По поводу полемики В. Н. Фигнер с Е. Колосовым [Текст] // Каторга и ссылка. 1932. № 1. С. 5-104.

    52. Теодорович, И. Роль Н. А. Морозова в революционном прошлом [Текст] // Каторга и ссылка. 1932. № 7. С. 7-61.

    53. Теодорович, И. Тартарэн на Альпах ленинизма [Текст] // Каторга и ссылка. 1930. № 1. С. 108-127.

    54. Теодорович, И. А. Историческая заслуга народовольчества [Текст] // Теодорович И. А. Историческое значение партии Народной воли. М.: Изд-во политкаторжан, 1930. 280 с.

    55. Троицкий, Н. А. Русское революционное народничество 1870-х годов [Текст]: (история темы). Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2001. 102 с.

    56. Худолеев А. Н. Дискуссия о «Народной воле» на рубеже 1920 - 30-х годов в отечественной историографии [Текст] // Диалог со временем. М.: ЛКИ, 2008. Вып. 22. С. 217-238.

    57. Ярославский, Е. Разгром народничества марксизмом [Текст]. 2-е, испр. изд. [М.].: Госполитиздат, 1939. 72 с.

    /Труды Института российской истории РАН. Вып. 12. Москва. 2014. С. 357-371./