.png)
* * *
Я еще буду доброю,
Я еще буду гордою,
Я еще буду красивою,
Я еще буду счастливою.
Я еще буду сильною,
Воздушной,
Как небо синее,
Гибкой,
как ветка весенняя,
Тяжелой,
как капля осенняя.
Я еще буду звездою
В окне твоем
в полночь светить,
Я буду
всегда с тобою.
Не надо меня торопить...
* * *
Вот кто-то по дороге
разбросал
Листы календаря на снег, на белый...
Весь старый год передо мной лежал,
Смотря глазами дней
своих несмело.
Я вглядываюсь в желтые листы,
Как в фотоснимки прожитого нами,
Былого, затуманенного
снами,
В котором навсегда остался ты.
Остался март. На улицах огни.
Тепло июля, позднее свиданье,
И телефонов скромное молчанье,
И будни все, и праздничные дни.
Чернеют цифры белою зимой,
По ним проходят, топчут их ногами.
А я к листку, словно к цветку губами,
Прижалась к дню, когда ты был со мной.
ИНВЕНТАРЬ
Как невзначай войду в ваш кабинет:
Все та же пыль, канаты, брусья, кубки –
Ваш инвентарь, он помнит ваши руки,
А я, вас столько любящая, - нет.
Вновь прозвенит безжалостный звонок.
И вы, журнал засунувши под мышку,
Промчитесь коридором, как мальчишка,
Не вписываясь в ритм и рифму строк.
Но все сомненья ставя на учет,
Я верю: вы поймете то однажды,
Что я уже давно ваш подотчет,
Необходимый самый, самый важный.
ТВОЙ ДОМ
Вот он, твой дом,
В четыре этажа.
Второй подъезд,
тридцатая квартира.
По
лестнице ступала
чуть дыша,
Чтобы любовь
мне двери отворила.
А, может быть,
никто меня не ждет,
Не помнят там давно
о встречах прежних,
И он решил,
что нынче не придет
Та
женщина,
что обещала нежность.
Она, хотя и
не умеет лгать,
Но в жизни нашей
всякое бывает:
Беда, болезни
могут помешать,
Или забудет,
или опоздает.
Или к другому
подойдет спеша,
Протянет руки,
поцелует в губы...
Вот он, твой дом.
В четыре этажа,
в котором жить
я
никогда не буду!
КИНОФРАГМЕНТ
И вот все рушится в один момент:
Не будет ни тревоги, ни
печали.
В твоей судьбе я лишь кинофрагмент,
Который вновь прокрутишь ты едва ли.
Отключишь аппарат. И
словно в гроб,
Упрячешь ленту в банку жестяную,
Чтобы никто не ведал, не дай бог,
Как ты похоронил любовь
живую.
Но по весне ускорит время бег,
Увидишь ты лицо, мой профиль тонкий,
Когда пробьется, как цветок,
сквозь снег
Оборванный кусочек кинопленки.
ВЕЧЕРА
У тебя сегодня вечер твой,
У меня сегодня вечер мой.
Твой по тропке узенькой бежит.
Мой озябший на песке дрожит.
Твой танцует, весело смеясь,
Мой тоскует, потерявши власть.
А на дальнем поле у костра
Заждались нас наши вечера.
На траве сидят плечом к плечу,
Если б знал ты, как я к ним хочу!
ВСТРЕЧА
Наконец-то мне выпали козыри,
В дураках не остаться.
Мы гуляем у Белого
озера,
Скоро будет двенадцать.
Мы гуляем почти незнакомые,
И как будто знакомые вечно.
Улыбнулся: «Далеко до дома-то?
Проводить?» Я сказала: «Конечно!»
А луна строит озеру рожицы.
Усмиряю я в сердце тревогу,
Неужели опять будет проигрыш,
Даже козыри мне не помогут ?
* * *
Мне не обманывать тебя и не прощать,
Мне ничего тебе не обещать.
Не подарить, ни дать, не завещать,
Любовью, как вином, не причащать,
И нежных-нежных слов не говорить,
И за обиды все не укорить.
Мне можно все и ничего нельзя,
Мы не враги с тобой и не друзья.
И
жизнь - не жизнь, сплошное бытие:
И есть она, и будто нет ее.
* * *
Это просто
странно, просто дивно:
Как усну, до самого утра
Снится почему-то город Мирный,
А я в нем ни разу не была.
Словно вижу улицу чужую, '
Тусклый свет в зашторенном окне...
Может в этом городе тоскует
Человек, не встретившийся мне ?
* * *
Из рук Его в твой перейти,
Как из вагона в вагон.
Поезд встал на втором пути,
А на платформе Он.
Голос
кондуктора строг, как и взгляд:
«Граждане, выходи!»
И невозможно вернуться назад,
Нет мне назад пути.
МАМА СТАРАЯ
Мне от прошлых событий не деться,
Не запрятать их, как документ,
Я свое незабытое детство
Не смогу предложить на обмен.
Не смогу предложить те березы,
Что политы весенним дождем.
И те тихие бабкины слезы
О внезапном отъезде моем.
Были с
ней мы завидною парой,
Знал в деревне и мал, и большой,
Что я бабку зову мамой старой,
И что маму зову
молодой.
И ходила за бабкой как хвостик,
Ее юбку в ладони держа.
За водой, в магазин или в гости.
Я как страж, горделивая, шла.
В пляс пускались мы с ней под гармошку,
Мыли пол и варили обед,
В огороде копали картошку,
Поднимались частенько чуть свет.
Помню, как принесли телеграмму,
Растеклась по избе тишина.
Молодая сказала мне мама:
«Мама старая наша больна».
Мама старая, радость и боли,
И войну, и смерть мужа снесла,
Но отсутствие маленькой Оли,
Отчего
ты принять не смогла?
Отчего не смогла ты дождаться
Моего возвращенья в твой дом ?
Ветки в чистые
стекла стучатся,
Снег черемух летит за окном...
Переполнена горница светом,
Наплывает невольно слеза.
На меня нежно смотрят с портрета
Старой мамы родные глаза.
Доброту мне оставив в наследство
Ты ушла стороною утрат.
И брело за тобой мое детство
В капюшончике синем до пят.
* * *
«Людям бы все хотелось
сохранить: и снег, и розы».
К. Г. Паустовский.
Середина зимы...
Нелегка как начало.
В середине зимы
Стали дольше печали.
Середина
зимы...
И туман бесконечный...
Середина зимы,
жарко топится печка.
В середине зимы
снятся снежные розы,
Слышу шепчут они,
что боятся мороза.
Руки к ним протяну,
уколюсь их шипами,
Но
заплачут они
ледяными слезами,
Обронят полувзгляд
и опустят
ресницы:
Третью зиму подряд
сад таинственный снится.
Выплывает из тьмы
доброй сказкой навстречу.
Середина зимы...
Значит, зимы не вечны.
* * *
Посредине сентября наступило лето,
Солнцем залита земля - золотой монетой.
Словно не было совсем ни дождя, ни ветра -
В середине сентября наступило лето.
Можно по лесу шагать, обливаясь
светом,
И бруснику собирать — яркую, как лето.
Как могла я раньше жить? Как могла,
согрета,
Тем теплом не дорожить, не заметить лета?
Будет стужа на дворе — вспомню чудо это,
Как однажды в сентябре наступило лето.
* * *
Мороз, как истинный художник,
Колдует что-то на стекле,
Но разгадать рисунок сложный
Теперь уже подвластно мне.
А город в зимние одежды
Упрятал нос и ждет тепла.
Нет, никогда я не была
Еще такой святой и грешной.
*
* *
На окраине города
провожу вечера.
На окраине
города
нынче все, как вчера.
То же ждет одиночество
И тоска, та же дрожь.
Каждый день здесь до
точности
На другой день похож.
И сомненья рождаются:
Не прогонишь их прочь.
Ночь идет, но такая же,
Как и прошлая ночь.
Я живу, словно пленница,
И молчит телефон.
Измениться поленится
Ежедневный мой сон.
Мне б войти в настоящее
Позабыв о былом,
Эту лампу чадящую,
Этот старенький дом,
Эту
узкую улицу
Мне покинуть пора.
И уйти, и не мучатся
От утра до утра.
Но по низеньким комнатам
Я устало хожу.
На окраине города
Что прошло, сторожу.
* * *
В автобусе междугородном
Мне снился запах апельсина...
Проплыл он облаком бездомным
Под удивленным взглядом сына.
На стол
присел и превратился
В забавный золотистый шарик.
А ты сказал: «Покушай, парень»,
И отчего-то вдруг
смутился...
...Автобус ехал по низине,
Лилово сумерки сгущались,
А рядом ели апельсины
И угощать не собирались.
В автобусе междугородном
Мне снился запах апельсина...
* * *
Бесповоротно мчатся дни.
Сбежал январь, февраль кочует.
В
предвосхищении весны
Не спит герань, тепло почуяв.
Уткнулась листьями в стекло,
На свет не может
насмотреться.
И я на миг вернулась в детство,
В свое давным-давным-давно.
* * *
Помада, тени и румяна,
Вечерний модный макияж.
Я стала так непостоянна,
Чтоб угодить на вкус, на ваш.
Сегодня увлекаюсь прозой,
А завтра выставкой картин.
Сегодня по
душе мне розы,
А завтра белый георгин.
С утра была сама беспечность,
А в полдень на лице печаль.
Мне надоело, бессердечный,
Одушевлять ваш идеал.
Но близок день. Конец гастролям.
Непостоянство разлюбя,
Отвергнув все былые роли,
Сыграю с блеском я себя!
*
* *
Темнеет день. В квартире одинокой
Который год покоя нет душе.
А дом напротив,
как судья, с упреком
Зажег глаза на третьем этаже.
Три желтых глаза, три окна счастливых,
Им дела
нет до ночи, до дождя.
Три желтых глаза смотрят горделиво,
Надежд моих ни капли не щадя.
Они светились
в январе и в мае,
И в сентябре не потускнел их свет.
Я их намек прекрасно понимаю.
Да, в той квартире
одиноких нет.
А я одна в ночной тиши тревожной,
Но верю, хотя часто не везло,
Вернешься ты и осторожным:
«Можно?»
В квартире нашей сделаешь светло.
* * *
Снова осень. Холодно в
квартире.
За окном стучит бродяга-дождь.
Верилось с трудом, что где-то в мире
Обо мне мечтаешь ты и ждешь.
В этом сером, мокнущем пространстве,
Где хозяин ветер и сентябрь,
Сладко думать, что от постоянства
Не устал еще и не озяб.
И читать твой аккуратный почерк,
Что невзгоды все привел к нулю.
Я любима, мне сказали строчки.
Я любима тем, кого люблю.
* * *
Помнишь, было между нами только шесть
часов
полета.
И разлуки,
и заботы, и негромкие слова,
И смеялись мы над чем-то, и сердились
на кого-то,
В чем-то прав ты оказался, а я в чем-то
неправа.
Эти шесть часов полета нынче в сердце
отчего-то,
И опять твоя улыбка так загадочно
нежна.
А была ли та улыбка? Может, просто все
ошибка,
Зря весь рейс проговорили и себя лишили
сна?
Вот спускаемся по
трапу. Все привычно,
вновь мы
дома.
И чудесно, и прекрасно: что мы снова
на
земле.
Но немножечко обидно, что ты стал
простым
знакомым
И уже через мгновенье потеряешься
в толпе.
* * *
Мы не увидимся в Москве
К моей навязчивой стыдливости,
Коль вы поверили молве,
Я - в неизбежность справедливости.
Коль вы поверили опять,
Что
все проходит безболезненно.
Нет смысла вас разубеждать,
Давать советы бесполезные.
Я вас ни в чем
не обвиню:
Я - не судья, вы - не ответчик.
И просто за угол сверну
При нашей следующей встрече.
* * *
Я страдаю схематичностью
И по городу брожу.
Для твоей туманной личности
Сто вопросов нахожу.
Сто вопросов, сто таинственных:
Отчего,
зачем, как быть,
Как ты стал таким единственным,
Что никем не заменить?
* * *
Взгляни в окно:
снежинка из неона
Краснеет, не стыдясь
за холода,
В морозный день растаяли
законы,
Те, по которым я жила
года.
Те, по которым я была
немилой,
Колени преклоняла пред
судьбой.
Растаяли. И я могу,
я в силах
Не погрустить,
а помолчать с тобой.
* * *
Все было, было, было –
И нету ничего.
Уже двенадцать било,
А я все жду его.
Ночное ожиданье
Того,
что не вернуть.
А песня без названья
Тоской сдавила грудь.
* * *
Будней у нас было много,
А праздников малость.
Часто являлась тревога,
И изредка радость.
Было молчание длинным,
Короткими речи.
Ты с головою повинной,
Я — с песней беспечной.
Был ты моею пропажей,
А я твоей вестью.
И
удивительно даже,
Что снова мы вместе.
ФОТОГРАФИЯ
Ты спросишь, как живу я без тебя ?
А точно так же, как жила с тобою...
Проснусь. И окна настежь все открою,
И посмотрю в глаза твои, любя.
Они следят за мною со стены,
Не надо притворяться перед ними.
Глаза живые заняты другими,
А эти только мне одной верны.
НОВОГОДНИЙ МОНОЛОГ
I
Под Новый год -
ни от кого письма.
Под Новый год -
ни от кого открытки.
Прохладно улыбается
зима,
Счета мне
выставляя
за ошибки.
И каждый новый вызывает
дрожь,
И непонятны мне
зимы законы.
Ошибок совершила я
на грош.
Так отчего же штраф
на миллионы?
II
Не убеждай меня,
что все пройдет,
Проходит все,
чтоб после возвратиться.
Декабрь откружит, там
и Новый год
Былое свяжет на
еловых спицах.
Звонок
задребезжит. Я, оробев,
Открою дверь.
Посмотришь долгим взглядом
И пробормочешь: «- Здравствуй. Я к
тебе».
- Ко мне ? Но ты и так со мною
рядом.
*
* *
Ночь новогодняя звенела.
Ей подпевала мишура.
В ту ночь я все могла
и смела.
Как я в ту ночь была добра!
Я никого не обманула,
Никто меня не обманул.
В дождях искусственных
тонула,
А ты в глазах моих
тонул.
* * *
Я
кисти в косы заплету
На старой скатерти.
Прости была я в том году
Так невнимательна.
Необязательна была
И непочтительна.
И мир казался мне совсем
Неудивительным.
Ты на гитаре взял аккорд.
И все меняется.
Смотри, как быстро Новый год
К нам приближается.
И нас решила обручить
Судьба бездонная,
И брызжут
солнышка лучи
В стекло оконное.
Под песню светлую твою
Добрее стала я.
В твою поверила весну
И в воды талые.
Я кисти в косы заплету
На старой скатерти.
Прости, была я в том году
Так невнимательна.
* * *
Встревожься и забудь
О том, что потревожило,
И слогом невосторженным
Открытку
подпиши.
Ты пожелай мне радости,
На прошлую похожую,
И в эти дни погожие
Сомнений для души.
* * *
Чужая - чужой –
Безотрадная доля,
Как будто межой
Разделенное поле,
Как будто бы я
В самом деле
чужая,
Как будто живу
и тебе жить мешаю.
* * *
Ушла зима. И овдовевший
снег
Заплакал на земле, закапал
с крыши.
А мне казалось: больше не
услышу
Я твой счастливый
беззаботный смех.
Шептали дни, что все давно
прошло,
Мне грустно вслед смотрели
переулки.
И плакали от зависти
сосульки:
«Смотрите-ка: ей снова повезло!»
* * *
Не уходи, когда кружится снег.
Он так наряден, свеж, он так невинен.
Он, как ребенок, думает наивно,
Что не растает снова по весне.
* * *
Два дня осталось до конца весны
И все. Она уйдет, не повторится.
А кто-то будет долго видеть сны,
В которых солнечно щебечут птицы.
И будут звезды яркие светить
В окне моем и таять на паркете...
И мне никто не сможет заменить
Тебя... ведь ты один такой на свете.
* * *
В другом году, в другом июне
Другими были небеса.
И все казалось: чудеса
Еще свершатся.
Накануне
Пахнуло в воздухе сиренью,
И май нас радовал теплом.
И мы, поддавшись откровенью,
Не рассуждали: «Что потом?»
* * *
Я растрачу все удачи,
Все надежды раздарю.
И тебя, нельзя иначе,
Нищетою покорю.
Не любил меня богатой,
Полюби меня, друг мой,
Молчаливой, виноватой,
Потерявшей свой покой.
* * *
Да, я давно с зимой на ты,
Но мне б хотелось снять унты,
И шубу сбросить
поскорей,
И ждать гостей, и ждать вестей,
И, дожидаясь, снова ждать
И никого не упрекать
В ошибках прошлых, в суете,
И раствориться в теплоте
Весенней улицы ночной,
И знать, что рядом ты со мной!
ПЕРЕЕЗД
Я перееду в новый, точнее, в старый дом,
И рядом будет школа, и близко гастроном.
И новые соседи затянут невзначай
Расспросят, и ответят, попьют со мною чай.
Я перееду в шумный жилой микрорайон,
Где станет ко мне в окна заглядывать неон.
А ты в далеком рейсе среди полярных льдов
В мечтах своих и песнях спешишь под старый
кров.
Ты знать еще не знаешь: что там тебя не ждут,
Что там другие люди, который день живут,
Что там чужая мебель и шторы на окне,
И там никто не ведает о том, как горько мне.
* * *
У вас одна дорога - небо,
А я земная из земных.
Ваш путь небесный мне неведом,
И нет на нем следов моих.
Ничто на этом небе звездном
Вам не напомнит обо мне.
Мы повстречались слишком поздно
По воле
чьей? По чьей вине?
Ответа нет. Тоска во взгляде.
Живу в предчувствии звонка.
В душе моей, а не в
тетради
О вас останется строка.
* * *
Мы живем с тобою в зоне умолчания,
Столько дней о главном мы молчим.
И в душе рождается отчаянье:
Для молчанья нет давно причин.
Пожимаю руки я случайные,
Чей-то взгляд восторженный ловлю.
Может быть, тебя я за молчание
Так светло, так преданно люблю?
* * *
Дождик плачет, дождик плачет:
День рабочий у него.
А я плачу — это значит
Мой любимый далеко.
Он не в тридевятом
царстве,
Не в дремучих он лесах.
До него, если признаться,
Расстоянье в полчаса.
Я б его внимала просьбам,
Потеряв минутам счет.
Но незваной можно ль в гости?
А
он в гости не зовет.
* * *
Неизлечимая болезнь меня преследует,
Она
зовется именем твоим,
Любовь моя, наверное, последняя,
Я не смогу отдать тебя другим.
Пусть позовут огни
далеких станций,
Пусть завтра твой отходит теплоход,
Но после некороткой навигации
Он свой причал в
глазах моих найдет.
* * *
Мне с собою не сладить,
И с тобою не сладить,
Что за мука во взгляде,
И чего это ради
Так устроена жизнь?
Для
какого эффекта?
Между нами лежит
Сорок пять километров.
Сорок пять километров
Бессонной тревоги,
Сорок пять километров
Железной дороги.
Сорок пять
километров...
Завидная малость,
Не считая, что в сердце
Обида осталась.
* * *
По тропинке мимо школы
Мы идем с тобою рядом,
А березка веткой
голой
К серой тянется ограде.
Так и я, забыв про слезы,
Потянусь к тебе душою.
Но останусь, как береза,
Одинокой и чужою.
ПЕРВЫЕ ЦВЕТЫ
Памяти
В. А. Ермаченко,
бывшего начальника отдела
пассажирских
перевозок АСК ЛОРП
«Первые цветы - это очень важно,
Первые цветы дарят лишь однажды,
Пусть они завянут без следа,
Но таких не будет никогда»,
- напевала я в тот день с самого утра.
Почему привязалась ко мне эта песня, может услышала по радио? А может потому,
что волновалась, как-никак, вечером выпускной.
Простой мотив кружился в голове, когда шла
в парикмахерскую и сидела в очереди, когда наблюдала за тем, как опытный мастер
укладывал мои волосы. И только стоя перед зеркалом, поправляя нарядное платье,
задумалась: «А кто же мне дарил первые цветы? Нет, вроде никто». Вспомнился
день рождения двоюродной сестры, букет из девятнадцати роз, подаренный ее
женихом в честь девятнадцатилетия. Букет был большой, цветы не поместились ни в
одной вазе и их поставили в эмалированном ведре на журнальный столик...
Интересно, кто преподнесет мне первый букет? Что Он скажет? Какие будут цветы?
Розы, сирень, а может, тюльпаны? Представила: как они засохнут через пару дней
и мне придется выбросить их в мусорный ящик. Нет, лучше обойдемся без цветов.
Вручение аттестатов проходило в помещении
школьной столовой. Меня не ждали ни золотая, ни серебряная медаль, ни добрые
слова в мой адрес. Никаких рекордов для любимой школы я не побила, для учителей
была, увы, старательной девочкой без особых способностей.
Когда директор подала мне аттестат, стоящий
рядом мужчина, который показался до боли знакомым, улыбнулся и протянул белую
пушистую хризантему: «Поздравляю. Желаю всего хорошего».
Вернувшись домой под утро, полная
впечатлений от праздничного ужина, дискотеки и ночной прогулки на теплоходе, я
увидела на своем письменном столе аттестат и вазу с хризантемой, которую отдала
маме. «Первые цветы...» - опять запела я. Да, первые цветы, точнее, цветок, такой
нежный, красивый. Я даже не знаю, кто мне его подарил.
Проходила неделя, другая, а хризантема
оставалась такой же свежей.
- Интересно, кто вручал вам цветы, - как-то
сказала мама. — Наверное, это очень добрый человек. Говорят, когда дарят цветы
от всей души, они долго не вянут.
- Не знаю, - отозвалась я.
- Я тоже не знаю. Помню, что этот мужчина
водил в тот же детский сад, куда ходила и ты, мальчика. Выходит, это отец
кого-то из выпускников.
Я готовилась к поступлению и, глядя на цветок,
загадала: что если он не завянет до окончания вступительных экзаменов, то все
будет хорошо, я стану студенткой. В день моего зачисления поникший цветок был
сорван, но сама ветка пересажена в землю. Оказывается, она пустила корни и
набрала бутончики.
- Приживется ли? - засомневался папа.
Прижилась, прижилась, и к Новому году
разрослась и расцвела. Я смотрела на чудесные бело-желтые пятна на фоне
покрытого морозным узором окна и улыбалась.
Но через несколько дней вид цветка вызвал у
меня беспокойство:
- Посмотрите, что случилось?
Хризантема засыхала, цветки и листья
поникли.
- Может, ей света не хватает?
Мы унесли цветок в зал, где вечером
постоянно горел свет, так как семья собиралась у телевизора.
- Ирина, Ирина, иди сюда, скорее.
Мама смотрела на экран.
- Это тот мужчина, который преподнес тебе
хризантему.
Он умер... Только что сообщили.
Я взглянула на экран. Да, это был он,
только на фотографии чуть моложе. Отец Саши Казаченко, моего одноклассника. Он
работал в пароходстве и организовал ту поездку на теплоходе...
Мама подошла к цветку: «Неужели ты
почувствовал?» - и прикоснулась губами к лепесткам: «Не грусти, дружочек, не
умирай».
Долгую зиму сменила весна, потом лето. В
июле на подоконнике в моей комнате опять распустилась хризантема.
«Пусть они завянут навсегда», — говорится в
песне.
Нет, мои первые цветы не завяли, каждое
утро я шепчу им: «Привет, дружочки!» И слышу в ответ: «Желаем всего хорошего!»
«КТО ПРИДУМАЛ
СКАЗКУ ПРО ВОЛШЕБНИЦУ?»
В последнее время все Ленкины мысли и мечты
были об одном: она будет заниматься, а может, даже и петь в школьном
вокально-инструментальном ансамбле. Правда, еще не было ни одной репетиции, но
ведь ее, а не кого-нибудь, приняли и играть она будет на бас-гитаре или, как
говорили ребята, басухе. Ей представлялся новогодний вечер в спортивном зале,
нарядные старшеклассники, блеск мишуры, запах елки, и пары медленно танцующие
под песню:
Кто придумал сказку про волшебницу?
Помню
эту сказку с давних пор...
Лена уже позабыла, когда у нее возникло
желание научиться играть на гитаре. Шестой год она ходила во Дворец детства,
где пожилой преподаватель Петр Якимович обучал ее игре на баяне. И Лена
получала только хорошие отметки. Она могла быстро подобрать мелодию на слух, не
стеснялась выступать на людях. И ее несколько раз приглашали поиграть на
детских утренниках и вечерах, при чем платили не мало. Но баян есть баян, не
возьмешь же его, например, в поход в горы. Вот если бы еще и на гитаре
научиться также хорошо играть.
Ей повезло. Летом к ним приехали
родственники, двоюродная мамина сестра с мужем. Тетя Лариса с дядей Володей
были еще совсем молодыми. И Лена запросто была с ними на «гы». Володя недавно
отслужил в армии, знал массу анекдотов, всяких историй, читал наизусть стихи, а
еще настроил валявшуюся с незапамятных времен в их доме гитару. По вечерам он
садился на ступеньках крыльца, перебирал лады и пел красивым, немного с
хрипотцой голосом, незамысловатые песни. Песни были разные: серьезные и
веселые, про солдатскую службу и молодую жену, но больше всех Лене нравилась
одна, про волшебницу, как называла она ее.
Лена смотрела, как умело Володины руки
берут аккорды, ударяют по струнам и однажды с сожалением сказала:
- Я так никогда не научусь.
- Почему? - дядя Володя удивился. - Я же
научился. А ты и на баяне умеешь, и нотную грамоту знаешь. Хочешь, попробуем?
Володя объяснял и показывал ненавязчиво, не
сердясь, если что-то не получалось. Наука давалась нелегко.
Но Лена почтя не расставалась с гитарой. От
струн болели пальцы, а она все играла и играла. И к моменту отъезда
родственников разучила несколько песен.
В девятый класс Лена вошла в новую, недавно
построенную школу. Первые дни ездили на картошку, несколько парней брали
гитары, пели всю дорогу туда и обратно. Она видела, что некоторые неплохо
играют, но в том, что она тоже умеет немножко, не признавалась. В один день
рядом с расписанием уроков появилось объявление: желающим заниматься в
вокально-инструментальном ансамбле предлагали прийти для прослушивания. В
назначенное время возле указанного кабинета стояло человек пятнадцать парней.
Лена прошла мимо, сделав вид, что идет совсем по другим делам. Но когда
увидела, что народ рассеялся, набралась смелости и тихонько постучалась.
- Да!
За столом сидел молодой представительный
мужчина в темном костюме. И чем-то, может, выражением лица, он показался Лене
похожим на Володю.
- Ты хочешь записаться? - спросил он,
нисколько не удивившись, что перед ним девочка. - Садись. Как тебя зовут? Ноты
знаешь? Это здорово. Сыграй что-нибудь.
Она, немного смутившись, взяла гитару и
стала петь:
- Кто придумал сказку про
волшебницу ?
Помню
эту сказку с давних пор.
Пусть
она живет во мне чудесница,
В
сказочном сияньи снежных гор.
Снова
я брожу по тихим улицам
С
томиком Есенинских стихов.
Снова
целый мир со мной любуется
Арками заснеженных домов.
Ее поразило чистое звучание гитары, на ней
легко было извлекать аккорды, и Лена невольно сравнила ее с домашней гитарой с
жесткими струнами, которые приходилось сильно прижимать пальцами.
Руководитель внимательно выслушал и
подвинул ей листок:
- Сможешь сыграть?
Ноты были написаны для бас-гитары.
- Хорошо, - похвалил он, когда она
закончила, - приходи в понедельник на репетицию.
С этого момента Лена и начала мечтать об
ансамбле. Впрочем, она никому не хвасталась кроме матери с отцом, да старшему
брату. Мать даже недовольной осталась, мол что же будет с занятиями по баяну,
все гитара да гитара.
«А ведь ты в педучилище собираешься
поступать».
На первую репетицию пришли пять человек, кроме
нее еще четверо парней. Все - одиннадцатиклассники. Одного из них Лена помнила
по сельхозработам. Он ездил с гитарой, хвастался, что она очень дорогая и вроде
говорил, что брат его работает в каком-то ресторане в ансамбле.
Звали его Эдиком.
- Владимир Павлович, - представился
руководитель. Лена чуть руками не всплеснула, тоже Владимир. - Я работаю
преподавателем в педучилище, а у вас буду вести ансамбль. Вы друг с другом
знакомы?
Парни дружно закивали, Лена молчала.
- А это Лена. Я хочу попробовать ее на
бас-гитаре.
Ребята недоумевающе переглянулись между
собой, а Эдик посмотрел на нее таким завистливым взглядом, что Лена даже
съежилась. Но Владимир Павлович, то ли не замечая происходящего, то ли уже
привыкший к подобным вещам, спокойно раздал ноты:
- Сейчас посмотрим эту вещь.
Спустя две недели, к Лене подошел Эдик.
- Мне нужно кое-что тебе сказать.
Лена вопросительно посмотрела на него, щеки
ее запылали. Она догадывалась, что он скажет что-то неприятное, но уйти, не выслушав
его, не смогла.
- Мы тут с ребятами поговорили... В общем,
мы считаем, что то, что ты играешь на басухе - это унизительно для нас.
Синтезатор еще куда ни шло, но на басе! - Эдик сделал паузу и, щелкнув
пальцами, заключил. - Короче, или ты, или мы. Если еще раз на репетицию
придешь, мы в ансамбль ходить не станем.
И он вразвалочку направился к ожидавшим его
парням.
Что творилось в душе Лены, трудно передать.
Едва войдя в родную калитку, она заплакала, а потом долго ревела у себя в
комнате, сидя на диване. Дома никого не было. Да и чем ей могли помочь мать или
отец? Мать, пожалуй, еще и обрадуется, что она по вечерам будет дома. Вот
Славка, старший брат, тот, конечно, посоветовал бы, как ей поступить, но он
уехал в командировку.
«А возьму и явлюсь на репетицию», - решила
она. Но потом представила, как демонстративно уйдут ребята, и ей обидно стало
за Владимира Павловича. Столько времени он с ними занимался, а теперь из-за нее
начинать с другими? А с кем? Нет, не пойду. А что они Владимиру Павловичу
скажут? Найдут что сказать. Придумают, что заболела, что не захотела, да мало
ли что.
Разозлившись, Лена хотела выбросить ноты,
попавшие на глаза. Было желание разорвать и кинуть в печку, пусть горят эти
ноты и все мечты, с ними связанные. Но что-то остановило ее. Она взяла гитару.
Ноты она получила вчера и еще не успела разобрать.
«Вальс, - прочла Лена. - Ну что же,
попробуем вальс».
Дни тянулись за днями, иногда на переменах
она ловила на себе взгляд Эдика, взгляд победителя. «Вот мол я парень, я
мужчина, - казалось, кричал этот взгляд, - а ты девчонка. Хоть ты и играешь
лучше меня, что с того? Кто тебя серьезно воспринимает? Нечего женскому полу
делать в ансамбле. Это мужская компания». Но странно, не было у Лены на Эдика
теперь никакой злости. Просто жаль становилось его, поющего с чужого голоса.
В конце недели Лена дежурила, надо было
помыть классный кабинет, но он был занят, и она пришла вечером. Быстро убрала
аудиторию, но в дверях, когда выходила из школы, столкнулась с Владимиром
Павловичем.
- Лена, - приветствовал он с радостной
улыбкой. - А ты здесь какими судьбами?
- Убиралась в кабинете.
- Вот как? А почему на репетицию не
приходишь?
- Да, у меня с учебой проблемы, - ответила
она тихо.
- Неужели? А я слышал, что ты в другую
школу перешла. Пойдем-ка со мной.
Лена покорно вернулась за руководителем в
школу. В кабинете, где они репетировали, был наведен порядок. На стенах висели
фотографии популярных ансамблей.
- Играть хочешь?
Она растерянно пожала плечами.
- Разбери-ка вот это.
Она взглянула на ноты. Это был тот самый
вальс, который она окрестила «депутатским». Она и без нот знала его.
- А вот это? А это? А это?
В дверях появились парни. Они молча прошли
и сели.
Последним был Эдик. Он недовольно смотрел
на происходящее.
Лена доиграла последнюю вещь.
«Вот что, ребята, - Владимир Павлович
встал. - На бас-гитаре будет играть Лена». Он выдержал паузу, обвел строгим
взглядом парней: «Даже если вы все уйдете. Вот так».
- Да
что? Пусть играет, - пролепетал Эдик. Старшеклассники согласно закивали.
Репетиция началась...
ПОДРУГА МОЯ
Был конец марта. Поздний вечер плыл над
городом. Возле подъезда Вадим поцеловал Татьяну. «До завтра», - шепнула она и,
взбежав на четвертый этаж, не стала звонить (вдруг хозяйка уже спит), тихонько
постучала. Ей сразу открыли, и две пары глаз: серых—хозяйки Валентины Ивановны
и черных - Светланы, однокурсницы и подружки Тани, с которой они вместе снимали
комнату, уставились на нее.
- Добрый вечер, - Таня повесила куртку.
Обернувшись, увидела все те же вопросительные лица.
- Что-нибудь случилось? - поинтересовалась
она, пребывая все в том же прекрасном настроении.
- Татьяна, - Валентина Ивановна заговорила
первой, - вы случайно не брали у Светланы деньги?
- Какие деньги?
- Пятьсот рублей,
- Нет, - растерялась Таня. - Света,
объясни, что произошло?
Ей очень хотелось есть и еще надо было
кое-что повторить к семинарскому занятию.
- Ну, мы с тобой в среду за шапкой на рынок
ходили, шапку не выбрали. Я привезла из дома две тысячи, а здесь только
полторы, - Светлана показала купюры, которые вытащила из кармана.
- А где они у тебя лежали?
- В русско-немецком словаре.
- Я не брала, - Татьяна покраснела. - За
мной Вадим заходил, но он в комнате не был.
- Может, у тебя меньше денег было, да ты не
помнишь? Я ведь еще спросила, какая у тебя сумма, а ты мне не сказала. Да
потом, если бы кто-нибудь брал, так взял бы все.
Хозяйка, семидесятилетняя худощавая
женщина, бывший детский врач, взглянула на Таню, потом на Свету:
- Если деньги не отыщутся, я буду вынуждена
отказать вам, Татьяна, в проживании, - она тяжело вздохнула и отправилась к себе.
Таня, давно умывшись, стояла в ванной. Шум
текущей воды заглушал ее всхлипывания. Она никогда не ожидала такого от
подруги. На первом курсе они вместе жили в одной комнате в общежитии, делили,
что называется, и хлеб, и соль, и свои девчоночьи секреты. Ничего не пропадало,
не терялось. На втором курсе ей общежития не дали, было мало мест, а Свете
выделили как малоимущей. Но Татьяна иногда ночевала у нее, уговорив вахтера. И
тоже все было нормально. Вадима заподозрить она не могла. Они встречались уже
второй год, и он даже сделал ей предложение, оставалось только согласовать дату
свадьбы с родителями. Обиднее всего было то, что Светлана пожаловалась хозяйке,
не переговорив с Татьяной. Попробуй-ка найти жилье в конце учебного года!
Вадим, хоть и был городским, но к нему жить она не попросится, да и вообще
лучше не посвящать его в это дело.
... Перед лекцией к Тане обернулась Надя,
землячка, точнее, Надя была из той самой деревни, где родилась и выросла Танина
мама.
- Танюша, что произошло? На тебе лица нет.
Боясь расплакаться, Татьяна поведала о
своих неприятностях.
- Ничего себе, подруга называется, -
почувствовала Надежда. - Никогда бы про нее такого не подумала.
- Знаешь, хозяйкина соседка тетя Люда (Надя
тоже снимала комнату) пускает только заочников, но может она согласится тебя
принять, ведь всего два месяца каких-то. Сегодня суббота, в понедельник скажу
ответ. Держи.
Она протянула Тане завернутый в бумажную
салфетку хлеб с сыром. Отказаться не было сил. Татьяна осталась без ужина и без
завтрака. После занятий Света уехала домой, в пригородный поселок. Хозяйка,
слава богу, отсутствовала, и Татьяна, наконец, спокойно поела.
Вскоре в дверь позвонили.
- Здравствуй, а Света дома?
Это была Августина, старшая сестра Светланы,
которая приехала на курсы переподготовки и остановилась у знакомой. Дом
знакомой, по словам Светы, был маленький, неблагоустроенный, где-то на окраине.
- Зайди, - пригласила Таня. - Она домой
поехала.
- В новой шапке?
- Нет. Все очень дорого.
- А я предупреждала, что полторы тысячи не
хватит.
- Полторы? - переспросила Татьяна.
- А сколько? Ей мама при мне отсчитала. А
что?
- Так просто...
В понедельник Света явилась в институт, не
заезжая на квартиру. Таня сидела с Надей. Она пристально посмотрела на
вошедшую, может, Светлана подойдет к ней, признает ошибку, а потом извинится
перед Валентиной Ивановной, и все встанет на свои места. Но Света и головы не
повернула в ее сторону. Татьяна вынуждена была сама заговорить со Светланой,
встретив ее на автобусной остановке:
- Света, в субботу я видела Августину, она
мне сказала, сколько денег у тебя было.
- Да ? - удивилась Светлана. - И что
дальше?
- Давай объясним все Валентине Ивановне.
Ведь ты перепутала или забыла.
- Еще чего не хватало, - возмутилась Света,
- она еще подумает, что у меня склероз начинается.
Молча сидели в автобусе, молча дошли до
дома.
- Не нашлись деньги? - спросила хозяйка с
надеждой. Света отрицательно помотала головой. Таня ничего говорить не стала,
ей одной Валентина Ивановна не поверила бы. Она, не раздеваясь, взяла самое
необходимое и отправилась по адресу, указанному Надей. Когда через день Татьяна
зашла за остальным, ей отворила Августина, в цветастом халатике, в хозяйкином
фартуке.
- Вот твои вещи, - протянула ей сумку -
Посмотри, вроде все. А ты что решила поближе к институту перебраться? Не
дождавшись ответа, она пошла на кухню, откуда доносился запах жареного мяса.
НЕ ИНТЕЛЛИГЕНТ
Оксана Ивановна заглянула в приемную
директора интерната в конце рабочего дня. Ей нужно было посоветоваться с
Александром Михайловичем по поводу завтрашнего мероприятия. Секретарша Надя уже
ушла, но дверь в кабинет была приоткрыта и оттуда доносились голоса. Один
голос, уверенный и твердый, принадлежал директору, а другой - тихий, спокойный
- Олегу Николаевичу Кирину, учителю физкультуры, уволившемуся еще летом. Было
известно, что Олег Николаевич, выйдя на пенсию, собирался уехать к себе на
родину, но никак не мог получить расчет и деньги на проезд. В конце концов,
терпение у учителя лопнуло, и он подал в суд, выиграл дело и теперь,
по-видимому, принес постановление. «Не вовремя я, - подумала Оксана Ивановна, -
сейчас испортит ему настроение. Лучше завтра забегу». Но вспомнив, что с утра у
нее уроки, решила подождать. К тому же, в приемную вошел, как всегда
подтянутый, бывший офицер морского флота, а ныне комендант Александр Петрович.
- У себя ? - показал он на дверь.
Оксана кивнула. Александр Петрович сел за
стол секретаря, огляделся по сторонам и нервно забарабанил пальцами по крышке:
- Вот такие дела, ешкин кот.
Неожиданно дверь со стуком распахнулась и
на пороге возник взъерошенный директор.
- Немедленно покиньте мой кабинет, - громко
сказал он. - Оставьте секретарю вашу бумажку и убирайтесь отсюда.
- Не смейте на меня кричать, - ответил
Кирин все тем же спокойным тоном. - Я к вам не домой пришел, а в рабочий
кабинет.
- Рабочий день кончился, - парировал
директор.
- Еще полчаса до окончания.
- Ну и что, у меня других дел полно,
выходите, пока я вас не вышвырнул!
- Вы ведь сами сказали, чтобы я зашел в
конце рабочего дня, я и зашел.
Оксана Ивановна и Александр Петрович
переглянулись: мол, надо топать отсюда подальше от греха, но в это время
показался сутуловатый Олег Николаевич. Увидев в приемной людей, он обратился к
ним:
- Свидетелями будете, как он меня из
кабинета выгнал. Сначала время назначил, а потом выгнал, - объяснил он ситуацию.
- Убирайтесь вон! - лицо Александра
Михайловича стало багровым, казалось, он вот-вот схватит Кирина за грудки.
Александр Петрович поднялся с места:
- Мужики, ну что вы, прекращайте.
- Я уйду, - Олег Николаевич изо всех сил
старался сдержаться, - но вы, вы не умеете разговаривать с людьми. Я вас не
оскорблял, не обзывал, а вы, - он замолчал, подыскивая слово, - вы - не
интеллигент.
Он вышел.
- Я его сейчас убью, - медленно произнес
Александр Михайлович и с такой прытью рванул следом за Кириным, какой ни Оксана
Ивановна, ни Александр Петрович не ожидали от своего, жалующегося на здоровье
директора.
Комендант успел схватить его сзади.
- Перестань, перестань, - успокаивал он
директора, пытавшегося вывернуться из крепких рук. Потом, когда Кирин исчез за
поворотом, он как-то разом обмяк, опустился на стул, обхватив руками голову:
- Что я наделал? Как он меня достал!
Комендант вышел в коридор покурить, а
заодно успокоить нервы. Оксана Ивановна утешала шефа.
- Он напишет на меня заявление, а вы
подтвердите, - переживал он.
- Я этого не сделаю, не беспокойтесь.
- Ну он подпишет, - произнес директор
обреченно, показав глазами на коридор.
- Нет, он тоже не подпишет.
Александр Михайлович прижал руку к груди: «Мне
плохо». Оксане Ивановне чуть самой не стало плохо: директор и без того перенес
два инфаркта. Она налила ему воды. Выпив воды, Александр Михайлович начал
приходить в себя.
- Пойдемте во двор, тут душно, - предложила
Оксана.
На улице быстро темнело, осенняя листва
падала под ноги, фонарь возле ворот больно слепил глаза. Директор и Оксана
Ивановна помолчали.
- Все будет хорошо, вот увидите, не
переживайте, - ободрила она.
- Он мне сказал, что я - не интеллигент, -
сокрушался Александр Михайлович.
На следующее утро Олег Николаевич встретил
Оксану Ивановну на лестнице.
- Я написал заявление и письмо в редакцию.
Подпишитесь?
Ей стало неловко.
- Простите меня, я хорошо к вам отношусь,
мне неприятно, что все так вышло, но вы уедете, а я останусь, - Оксана пошла,
опустив голову.
- Подождите, он и с вами скоро так же
разговаривать будет, - пообещал Кирин в след.
На душе было тяжело, она и без того весь
вечер думала о случившемся, но и директора тоже было жалко. В свое время именно
он поддержал ее, доверив должность зама по воспитательной работе.
Через несколько минут после звонка в класс
заглянул комендант: - Не подписала? - спросил он шепотом.
- Нет.
- Я тоже.
Оксана Ивановна и Александр Петрович после
этого случая ни разу не побеспокоили шефа в конце рабочего дня. Мало ли что он
еще может выкинуть. Не интеллигент - он и есть не интеллигент.
«ПТИЧЬЕ МОЛОКО», «ПАНИ
ВАЛЕВСКАЯ» И ДРУГИЕ РАДОСТИ
Перед выпускным одиннадцатым классом Аня решила
подработать. Она устроилась в детский лагерь мыть посуду. Работа ее не
тяготила, правда, кухня была не благоустроена и воду приходилось носить с
улицы, где находился кран. Оттого-то и не было, наверное, желающих идти на это
место. Два дня Аня хозяйничала в посудомойке, два отдыхала. На выходные рано
утром уезжала на дачном автобусе домой к маме и отчиму, по которым очень
скучала. По вечерам в лагере обычно проводились дискотеки, но Аня редко ходила
на них, даже когда на ужин давали лепешки или пирожки, и грязной посуды было
немного.
Повара и завпроизводством относились к Ане
с теплотой, называли ее «доченькой» и только иногда, когда она начинала громко
петь, убирая со столов, бабка Нина, старшая из всех, замечала: «Ох, не пела бы
ты так часто, а то все свое счастье пропоешь». Но девушка не была суеверной и
только улыбалась в ответ на слова бабы Нины.
Ночевала Аня в домике для обслуживающего
персонала. Дом состоял из нескольких комнат. Вместе с Аней жили ее сменщица
Наташа из Пригородного, и две девушки - технички, которые окончили первый курс
медучилища. Каждый вечер за будущими медиками заезжали на машине парни с дачи,
что находилась неподалеку, и девчата, наведя красоту, спешили на «свиданку».
И у Наташи был жених, она показывала его
фотографию, он служил в воинской части рядом с Пригородным.
Ане тоже нравился парень. Он жил в доме
напротив Аниного. Но сейчас был где-то в отъезде. Антон, так его звали, учился
в университете. Зимой на вечере выпускников в школе он пригласил Аню на танец,
а когда пошел провожать, то выяснилось, что они живут по соседству. А потом они
только здоровались друг с другом во время редких встреч. Аня была уверена, что
Антон уже и имени ее не помнит. Как-то она решилась позвонить ему, нашла по
справочнику номер телефона, но когда услышала женский голос, испугалась и
положила трубку.
Аня рассказала об Антоне девчонкам, и
Наташа погадала ей на картах и сообщила, что у него есть какая-то бубновая
дама. «Наверное, есть», - печально согласилась Аня.
В конце первого сезона начальница лагеря
вызвала Аню и Наташу к себе, поблагодарила за работу и сообщила, что выделит им
премию. Но ни премии, ни зарплаты никто не торопился выдавать.
В начале августа мама улетела на курорт. В
первый раз Аня осталась вдвоем с отчимом. Он был неплохим человеком, хотя и
строгим. Аня называла его папой. Он всегда защищал Аню перед матерью, которая
частенько в пылу гнева, а причиной для него могло послужить что угодно:
отсутствие воды, электричества, необходимость уплатить за квартиру, - кричала
дочери: «Как ты мне надоела! Лучше бы тебя совсем не было!». А в отсутствие
отца могла и ударить. Но Аня знала, что настоящая причина такого отношения со
стороны матери состояла в том, что она внешне, и своими темными глазами, и
волнистыми волосами была похожа на отца, того самого мужчину, про которого мать
говорила в сердцах: «Он мне всю жизнь испортил».
И все-таки Аня любила свою мать и с
нетерпением ждала ее возвращения. Как-то раз девчата заговорили о том, какие
покупки сделают, когда наконец получат деньги. Деньги обещали выдать после
окончания второго сезона. Наташа хотела купить золотую цепочку и кулончик с
Козерогом, это был ее знак по гороскопу. Будущие медсестры мечтали о приличных
кроссовках и спортивных костюмах.
- А я куплю туфли черные на каблуке, -
поделилась Аня, - и костюм строгий в школу ходить. А еще хочу подарить маме
духи «Пани Валевская».
- Пани Валевская ? - переспросили ее. -
Французские?
- Что-то я о таких не слышала, - удивилась
Наташа.
- Нет, польские. В такой синей бутылочке и
на ней профиль женщины. Мы как-то весной были на рынке и там продавали. Мама
подошла, посмотрела и сказала, что у нее когда-то были такие, и ей очень
нравились. Но, сейчас денег нет. Вот я и сделаю ей сюрприз. Только где их купить?
- В синей бутылочке? - переспросила Наташа.
— А коробка белая?
Аня кивнула.
- Я, кажется, видела такие в магазине.
- И сколько они?
- Не помню.
- Ладно, не важно. Все равно куплю.
* * *
Деньги, которые оставила мать на
пропитание, скоро кончились. В принципе и сумма была небольшой. Надеялись, что
отец получит зарплату и Аня.
В воскресенье ждали приезда мамы, а
накануне Аня зашла в книжный магазин. В продаже было несколько учебников для
одиннадцатого класса. Она все лето их искала.
- У вас еще много таких книг? - спросила
она у продавщицы.
- Последние.
- А вы можете оставить?
- На полчаса, не больше.
Надо было срочно найти деньги. Она
позвонила соседке Ольге Петровне, но дома у нее никого не было, и,
поколебавшись, Аня поднялась этажом выше к тете Вере. Мать Ани говорила, что
тетя Вера с мужем частенько выпивают. Вообще в семье Ани было не принято
одалживать деньги ни у кого, тем более у тети Веры, с которой мать поругалась
сразу по переезду в этот дом из-за того, что как-то у соседей сверху до двух
ночи были гости, гремела музыка и пол ходил ходуном.
Аня нерешительно нажала на кнопку. Дверь
открыла тетя Вера.
- А, Анечка, здравствуй. Проходи, - она
была слегка навеселе.
- Тетя Вера, мама уехала, мне бы денег
немного. Я вечером занесу, отец получит зарплату (а оотцу действительно обещали
после обеда выдать деньги).
Соседка вышла в комнату и, вернувшись,
протянула Ане пятьдесят рублей.
- Спасибо большое.
Но вечером Ане пришлось подняться к тете
Вере еще раз и объяснить, что пока зарплаты не было, и она вернет деньги только
в среду.
В воскресенье приехала мама. В новом
светлом платье, загоревшая. Аня бросилась ей на шею, хотела поцеловать, но мать
убрала ее руки: «Не видишь, я устала, а ты на шею вешаешься».
* * *
В среду с утра прошел сильный дождь.
Столовая, где должны были выдавать зарплату, находилась далеко от остановки.
Дорога была без тротуаров, встречные машины того и гляди, могли обрызгать.
В коридоре Аня увидела своих девчонок, они
заговорили наперебой, словно не виделись сто лет, хотя прошла всего неделя.
- Деньги дадут только в три, - сообщили они.
Был первый час, но решили ждать, чтобы не
ходить по грязи снова. Сидели, разговаривали.
Когда Аня получила зарплату, не поверила,
думала, что будет меньше. Вместе с Наташей поехали по магазинам. Купили Наташе
цепочку, кулончиков с Козерогом не было, Ане - туфли. В подарок отчиму Аня
выбрала импортную рубашку с карманчиками, он любил, чтоб было куда положить
документы, а маме духи «Пани Валевская».
- Представляю, как она обрадуется, -
произнесла Наташа, когда Аня, осторожно открутив золотистую пробочку, дала ей
понюхать духи.
- Классный запах... Когда-нибудь я тоже
куплю себе такие.
- Тебе пусть твой дембель дарит, - толкнула
Аня ее легонько локтем.
И они рассмеялись. На обратном пути Аня забежала
в продуктовый магазин и на радостях купила две коробки конфет «Птичье молоко» и
шоколадку.
Вначале она поднялась к соседке, та была
дома. Девушка подала деньги.
- А это за моральный ущерб, - и положила на
трюмо шоколадку.
Тетя Вера, на этот раз трезвая, улыбнулась
Ане какой-то вымученной, виноватой улыбкой.
- Сейчас войду, - думала Аня, спускаясь по
лестнице, - протяну матери духи, она удивится, может похвалит, и, наверное,
поцелует. А потом будем ужинать и чай пить с конфетами, она же их так любит.
С утра Аня не ела и только теперь вспомнила
об этом. Она открыла дверь своим ключом.
- Мама!
- А явилась! - мать вышла из кухни с
недовольным видом.
- “Где шляешься? - она повысила голос. -
Зачем ты занимала у этой бичихи деньги? Почему до сих пор не отдала? - и изо
всей силы ударила Аню по лицу.
- Я... - Аня старалась не плакать, она
знала уже, что ее слезы еще больше разозлят мать.
А та стала быстро рассказывать о том, что
сегодня встретилась на лестнице «с этой бичихой» и та нагло заявила ей, что Аня
не возвращает деньги.
- Я... уже...
- Заткнись, - прошептала мать, - Позоришь
меня, идиотка!
И она замахнулась, чтоб снова ударить дочь,
но Аня, свободной рукой, в левой еще держала сумку, боялась, что помнет
конфеты, оттолкнула мать, открыла дверь и в шлепанцах, на которые успела
сменить туфли, выскочила на крыльцо. «Боже, за что она меня так? Что я ей
сделала? Почему я не попросила у нее денег и не отдала тете Вере? Впрочем, было
бы тоже самое. Что делать?» Она машинально посмотрела на часы, отец вернется в
восемь, а еще половина седьмого. «Пойти куда-нибудь? Так шлепанцы на ногах?» Но
самое главное, она едва сдерживалась, чтоб не разреветься здесь, на улице,
когда мимо хотя и редко, но проходили люди. Она знала, что мать не пойдет за
ней, и села на перила крыльца. «Подождать здесь? А приедет отец, надо будет все
объяснять и теперь уже у отца с матерью начнется скандал». «Может вернуться?»
Аня не боялась, что мама ее ударит, это случалось не раз. Но какое-то новое
взрослое, неизвестное ей раньше чувство, родилось в ее душе за этот последний
месяц, и сейчас она не понимала, как смогла оттолкнуть маму и вообще уйти.
- Аня! - донеслось до нее. Она испуганно
подняла взгляд от бетонной серой плиты, на балконе дома напротив стоял Антон.
- Привет! - он помахал ей рукой, показывая,
мол, иди сюда. Но она помотала головой. Меньше всего она ожидала встретить его
в этот момент. Он исчез с балкона и через несколько минут сам подошел к ней.
- Ты что ключ забыла? - он присел рядом. И
неожиданно увидел ее шлепанцы. Словно что-то поняв, он протянул руку к сумке.
- Пойдем ко мне? Я новые записи из Москвы
привез, послушаешь. Родители с дачи не скоро приедут.
Она молчала.
- Ну, пойдем? - сказал он ей как маленькой.
И она согласилась, поплелась к его подъезду, обходя лужи.
- А я смотрю ты сидишь такая понурая,
словно вот-вот расплачешься. Поругалась что ли с кем-то? - и недождавшись
ответа, Антон продолжил. - Сейчас поужинаем. Хочешь? У меня аппетит пропадает,
когда один ем.
Они вошли в квартиру, он помог ей снять
куртку, повесил в шкаф. Из зала хозяйской походкой вышел большой сиамский кот и
направился к Ане.
- Это Кузя. Познакомься.
- Он не злой?
- Нет.
Он осторожно подал ей кота, и тот начал
обнюхивать ее лицо.
- А я его уже видела, — призналась Аня. —
Он в форточке иногда сидит. Правда?
- Это он любит, - произнес Антон, и в
голосе его чувствовалась гордость за своего питомца.
Они прошли на кухню. Тихо играл магнитофон,
Ане было неловко и совсем не верилось, что Антон рядом, накрывает на стол,
почти как ее отец.
- Ты сам плов готовил?
- Да, могу научить. Еще добавить?
Аня отказалась, хотя плов действительно был
очень вкусным, но она стеснялась кушать при Антоне и ссора с матерью никак не
выходила из головы.
Девушка вышла в коридор и вернулась с
коробкой конфет.
- К чаю.
- Зачем ? Не надо. Ты же домой купила.
- У меня еще есть.
И она просто рассказала, как работала в
лагере и какие покупки сделала сегодня. Антон внимательно слушал и в какое-то
мгновение ей захотелось поделиться с ним своим несчастьем, но она не стала
делать этого.
Антон подошел к окну.
- У вас «Жигули» белого цвета, с
багажником?
- Да, - Аня встала, это был отец.
*
* *
- Я тебе позвоню? - Антон задумчиво
посмотрел на Анины шлепанцы, но ничего не спросил. Они стояли на крыльце ее
подъезда. - Всего доброго, - и словно вспомнив, что что-то еще нужно сделать,
Антон наклонился и легко коснулся губами ее щеки, той самой, по которой ударила
мама. Аня покраснела и опустила глаза. «Идиотка! Где шляешься?» вспомнились ей
слова матери, и на глаза навернулись слезы. Она быстро шагнула в подъезд, поднялась
по лестнице, но перед дверью своей квартиры остановилась, перевела дух и нажала
на кнопку. Звонок вышел совсем коротеньким, но ей сразу же открыл отчим.
- Анюта? Ты сегодня где-то потерялась, - он
увидел ее полную сумку и улыбнулся. - Зарплату получила?
- Это тебе, - Аня подала отцу рубашку и
конфеты.
- Спасибо, молодец, - он обнял ее. -
Марина, Марина, - отец постучал по двери ванны, - Анютка зарплату получила,
заканчивай мытье, будем чай пить.
Сейчас примерю, - он подмигнул дочери.
В
своей комнате Аня вынула коробку с надписью «Раni Wаlеvsка», открыла ее,
достала синюю бутылочку, повертела в руках и, поднеся холодную пробку к губам,
уловив уже знакомый таинственный запах, тихо заплакала.
Ольга Пашкевич
ЮБИЛЕЙНАЯ
Когда наступают мороз и туманы,
И
Лена усталая спит подо льдом.
В
мечтах ты живешь у своих капитанов,
Якутский речпорт, ты - наш дом.
Кому-то покажешься вдруг неприметным,
Для нас же красив ты как есть.
И ждем с
нетерпеньем короткого лета.
Чтоб снова отправиться в рейс.
Припев:
К тебе причалив, говорим мы столько лет:
«Речпорт Якутский, наш родной, привет, привет».
На
смену отцам сыновья приходили,
Чтоб тоже связать жизнь с тобой.
Мы
здесь своих лучших друзей находили,
Ты
стал для нас общей судьбой.
Мы
рады, когда у тебя есть работа.
Когда под разгрузкой суда.
Кто в трудное время расстался со флотом
Жалеет об этом всегда.
Припев:
К тебе причалив, говорим мы столько лет:
«Речпорт Якутский, наш родной, привет, привет».
Нас в
путь провожают портовые краны
Встречают вокзала огни.
Влюбленные часто сидят у фонтана
В погожие теплые дни.
Когда наступает мороз и туманы.
И
Лена усталая спит подо льдом,
В
мечтах ты живешь у своих капитанов,
Якутский речпорт, ты наш дом.
/Якутский речной
порт (1900-20000. 100 лет. Якутск. 2000. С. 22./
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz