ЎЎЎ 3. Бальтазарыя Паштавік. Якутоляг Міхась Уруцэвіч. Сш. 3. Юридические обычаи якутов. Койданава. "Кальвіна". 2019.

 

                                                   ЮРИДИЧЕСКИЕ  ОБЫЧАИ ЯКУТОВ

                                                                                 I.

    Важность изучения юридических обычаев. — Трудность задачи наблюдателя или исследователя юридических обычаев. — Правильность взгляда Мэна о необходимости начинать исследования с простейших социальных форм, и ошибочность его мнения, признающего семью за такую форму. — Аристотель и стадное состояние обществ. — Атавистические переживании этого состояния в русских народных обычаях. — О том, как совершился переход к эпохе семейного или родового быта. — Подчиненность женщины, войны и рабство способствуют этому процессу. — Разделение труда, семейный быт и государственная власть, как факторы или источники происхождения частной собственности. — Сравнение эпохи родового быта с капиталистическим периодом. — Заключение этой главы.

                                                                                   * * *

    Важность изучения юридических обычаев признана и установлена еще Мэном, который в своем сочинении: «Древнее право» говорит, что «если бы мы могли каким-нибудь способом определить те первоначальные формы, в которых впервые проявились юридические понятия, то это было бы для нас неоцененным приобретением. Эти первоначальные идеи также важны для юриста, как первичные пласты земной коры для геолога. Они заключают в себе зачатки всех тех форм, в которых впоследствии проявлялось право. Та поспешность или то предубеждение, которое удостаивало их только самого поверхностного внимания, были причиной того неудовлетворительного состояния, в каком мы находим науку юриспруденции. Исследования юристов представляют в сущности большое сходство с исследованиями в области естественных наук». Точно также и по мнению французского ученого Летурно. «как физиология должна основываться на данных. добытых изучением клеточки. так и юриспруденция не должна игнорировать самых примитивных народов и форм человеческого общежития Низшие современные расы воспроизводят в общих чертах примитивное человечество, доисторичность живет еще перед нашими глазами. древность прошедшая воскресает в древности настоящей [* По-французски это выражено у Летурно следующим образом: „Des races uterieures contemporaines reproduisent, d'une manière générale, l'humanité primitive, la préhistoire vit encore sous nos yeux; l'antiquité passée ressuscite dans l'antiquité actuelle”. (D'évolution le la morale, Paris 1887, page 17).].

    К словам этих двух равно авторитетных ученых о назначении изучения юридических обычаев, нам остается разве прибавить, что с таким изучением следует поспешить в виду того, что юридические обычаи быстро исчезают, нередко с теми народами, на которых возможно их изучение. Известно, например, как быстро вымирают американские индейцы или австралийские расы, приходящие в столкновение с европейской цивилизацией. Но в особенности это следует сказать о наших сибирских инородческих племенах, из коих многие уже исчезли бесследно, не будучи вовсе изучены. Другие, как напр. юкагиры и чукчи, как это видно из отчета якутского губернатора за 1887 г., ежегодно уменьшаясь в числе, существовали в этом году, первые — в количестве 2000 человек, а последние — в количестве 700 человек; от чуванцев, по словам того же отчета, осталось всего несколько человек, мужчин и женщин. Якуты, хотя и отличаются живучестью своей расы, не уменьшаясь в числе, а напротив, возрастая и подчиняя себе, в известных случаях, даже русских, не особенно многочисленных в этой стране, но и они под влиянием христианства и сношений с русскими все более и более утрачивают черты своей первобытности. Вот почему я полагаю, что всякое самостоятельное наблюдение юридических обычаев у такого народа, который еще находится, так сказать, па пороге первобытности и цивилизации, и каким должны считаться якуты, будет нелишним вкладом в науку юриспруденции.

                                                                                * * *

    С чего, собственно, следует начинать изучение юридических обычаев и какой в данном случае держаться программы — вот вопрос, который представляет не мало затруднений на пути исследований юриста в области архаического права. Мэн совершенно справедливо полагает, что «à priori можно сказать, что во всякого рода исследованиях необходимо начинать с простейших социальных форм, находившихся в возможно близких отношениях к первобытным условиям». Но тот же Мэн, уже ошибочно, на наш взгляд. полагает, будто «самой элементарной группой является семья, связь которой состояла в подчинении всех ее членов старейшему члену мужского пола по восходящей линии». «По моему мнению, поясняет свою мысль Мэн, если бы кто захотел представить, краткую характеристику того состояния, в каком находилось человечество в начале истории, то цель могла бы быть всего лучше достигнута приведением следующих стихов из Одиссеи Гомера: «нет между ними ни сходбищ народных для общих советов, ни Фемид (т. е. приговоров, внушаемых божеством), но каждый над женой и детьми властвует, зная себя одного, о других не заботясь»... И далее: «люди вначале были рассеяны отдельными, изолированными группами, которые связывались между собою только подчинением общему родоначальнику, слово которого было законом»... «Общество фактически и с точки зрения лиц, его составляющих, было агрегацией родов, а не индивидов, как в настоящее время».

    Мэн, без сомнения, основал эти свои выводы о значении семьи, как первичной общественной формы, на одностороннем изучении индейских общин, которые казались ему самыми первобытными и вследствие игнорирования фактов жизни действительно первобытных племен, которые и теперь еще можно найти частью в центральной Африке, а частью в Австралии и на океанийских островах. Но уже Аристотель, в своей политике, допускал, что примитивно первобытным состоянием человеческого общежития является не семья, а сначала чисто стадное состояние, где отсутствует какое бы то ни было понятие о браке и семье, затем главенство женщины в семье и, наконец, уже семья, с преобладанием членов мужского пола. Новейшие исследования, основанные на многочисленных фактах из жизни современных дикарей, отмеченных особенно путешественниками по центральной Африке и приведенных в значительном числе, между прочим, в сочинении нашего славного ученого Н. Зибера: «Очерки первобытной культуры», вполне подтверждают предположения Аристотеля, предположения, впрочем, также вовсе не априорные, а основанные им на хорошо наблюденных в свое время фактах.

    Несмотря, однако, на доказанную неосновательность мнений английского ученого, считающего семью самой первобытной общественной ячейкой и родовые союзы началом человеческого общежития, у нас продолжают еще держаться этой мэновской теории даже такие исследователи юридических обычаев, как г. Ковалевский. Между прочим, на основании этой теории построена и «программа для собирания сведений об юридических обычаях», составленная известным г. Харузиным, программа, которая страдает не только в своем принципиальном основании, но также нагромождением вопросов, часто несущественных, немеющих никакого значения и вообще отсутствием системы. Эта путаница, которую вносят наши исследователи в область изучения юридических обычаев, побуждает меня несколько остановиться на тех общих вопросах, которые необходимо иметь в виду при классификации фактов архаического права.

                                                                               * * *

    Некоторые обычаи, уцелевшие кое-где даже среди русских крестьян и приводимые исследователями, придерживающимися теории родового быта, прямо или  косвенно указывают на ту отдаленную эпоху, когда еще неизвестно было понятие ни о родстве, ни о семье, ни о браке. В то время как напр. нарушение целомудрия со стороны девушки повсеместно в настоящее время считается таким же ужасным поступком в глазах родителей и жениха, как и прелюбодеяние жены в глазах мужа (но не наоборот), в некоторых местах среди русских крестьян допускается обычай свободного общения полов до брака. Жениться на девушке, лишившейся невинности или имеющей даже дитя вовсе не считается предосудительным. В других местах существовал прямо обычай, в силу которого каждая женщина должна раз в жизни проституировать себя первому желающему и лишь после этого она получает право выходить замуж. Такой обычай, как недавно еще существовавший, отмечается напр. г. Харузиным, в его «Программе», для Саратовской губернии, где девушка, выдаваемая замуж, предоставлялась родителями всякому желающему заплатит за нее известную сумму (кажется 100 руб. замечает г. Харузин), которая шла на снаряжение приданого. Этим обычаем пользовались местные помещики, которые могли заплатить эту сумму. Далее, как известно, некоторые раскольники практиковали и теперь еще практикуют теорию «свального или птичьего греха» [* Напр. бухтарминские раскольники в глубине Сибири], что является, по всей вероятности, народным обычаем, возведенным раскольниками в теорию или религиозную догму. Существовал, наконец, у русских, а у некоторых инородцев (в том числе у якутов, как увидим ниже) существует еще и теперь древний обычай гостеприимства, выражающийся, между прочим, в том, что хозяин уступал гостю на ночь свою жену, дочь, сестру или родственницу в пользование. Все приведенные обычаи или факты никак не мирятся с семейным, эгоистическим началом и явно служат переживанием того отдаленного времени, когда не существовало еще ни семьи, ни брака и когда можно было безразлично относиться к подобным фактам, как составляющим всеобщее явление. В эту эпоху полового смешения, или, если можно так выразиться, стадных браков, когда люди для удовлетворения своего генерического инстинкта, соединялись временно и случайно, подобно животным, самое слово прелюбодеяние или целомудрие могло быть даже неизвестным. В таком состоянии находятся еще многие племена в центральной Африке или в Австралии.

    Таким образом, вопреки Мэну и его сторонникам, простейшей, а следовательно и первобытной социальной формой, будет не семья, с ее подчинением общему родоначальнику, а отсутствие семьи или стадное состояние. С этой эпохи юристу и следует отправляться в своих исследованиях форм первобытного права. Затем наступает в жизни обществ вторая великая эпоха, эпоха семейного начала и родового быта. Как совершился процесс наступления этого второго периода, чем обусловились причины перехода от стадного быта к семейному быту, при настоящем состоянии социологических знаний еще не может считаться вполне выясненным и на этот счет существуют разные теории. Можно согласиться с мнением тех, которые полагают, что семейное начало установилось благодаря той причине, которая его характеризует, т. е. вследствие подчинения женщины мужчине. Еще Аристотель высказывал мысль, которую можно развить следующим образом: Женщина, благодаря тому обстоятельству, что она должна рождать и; на известное время, не могла принимать участия в охоте и войне, мало по малу получила отвычку к этим занятием и сделалась физически слабее, нежели мужчина, который физическими упражнениями на охоте и войне развивал в себе не только физическую силу, но и хищнические инстинкты, а также инстинкты власти и господства. В конце концов женщине была отведена скромная роль у домашнего очага и помощницы мужчины при добывании средств существования на охоте, но никак не на войне. Впоследствии на женщину были возложены самые трудные работы в земледелии, мужчина же преимущественно занимается охотой и войной (которая есть та же охота, но только на людей). Естественно, что с этого времени мужчина начинает возвышаться в собственном своем мнении и в мнении женщин, которые начинают и сами смотреть на себя, как на существа более слабые и низшие. Общественное мнение констатирует и освящает факт. Так было сначала, так было и дальше. Раз начался этот процесс подчиненности женщины, он должен был логически развиваться до своих возможных пределов.

    От идеи подчинения недалеко до идеи собственности, которая, как известно, бывает ограниченная или полная. С другой стороны женщины захватывались на войне в виде добычи или пленницы. Из женщины пленницы (как тоже и из мужчины пленника) может быть сделано разное употребление. Летурно, в своих сочинениях «L'évolution de la morale» и «L'évolution de la proprieté”, приводит массу фактов, где пленные женщины, в одних случаях, съедались, как лакомое мясо, а в других — обращались в жены и рабыни, сначала целого племени мужских индивидов, а затем предводителей, начальников или лиц, захвативших добычу. Таким образом основательно полагать, что женщина сделалась первой собственностью, которая устанавливалась двумя вышеуказанными процессами, т. е. с одной стороны — развитием подчиненности ее, вследствие условий пола, а с другой — благодаря войнам. Войны способствовали также вообще установлению рабства.

    Подчиненность женщины, естественно, повела к подчиненности детей взрослым мужчинам. Но есть основание полагать. что дети сначала повиновались только матерям. Уже Аристотель приводит подобные факты. Затем, тот же Летурно, со своей стороны, приводит замечательные факты самостоятельности и неподчинения у некоторых племен детей мужчинам. Племена эти, обыкновенно, те, у коих отсутствует брак, в современном смысле слова, и у которых господствует смешение полов. Это и естественно, потому что, раз нельзя указать на определенного отца, не может быть и подчинения отеческой власти.

    И так, родовой и семейный быт должен был начаться с той неопределенной эпохи, когда установляется впервые подчиненность женщины, когда в лице ее устанавливается институт частной собственности и вводится начало рабства. Других видов рабства и собственности, как это подтверждается и наблюдениями некоторых племен, может еще не существовать и община может жить еще полною коллективною жизнью, но раз существует подчиненность или рабство женщины, открывается период семейной или родовой жизни. Период этот совпадает с тем моментом, когда в общине вообще начинают выделяться сильные люди, или когда те или другие мужчины уже присваивают себе женщин в исключительное обладание или в исключительную собственность. Вот почему мы напр. видим, что, как свидетельствуют путешественники, у некоторых племен, в то время, как начальники или вожди, живут уже семейной жизнью (большею частью в форме многоженства), для массы этой привилегии еще не существует и масса пока продолжает удовлетворять своим половым или генерическим инстинктам, на правах полного коммунизма в отношении женщин. Мало по малу, новый  установившийся обычай распространяется и на массы.

    Одни факты порождают другие, одни идеи оказывают влияние на другие и всегда или большею частью факт определяет мировоззрение людей (толпы). Если даже такие сильные и самостоятельные, образованные умы, как Аристотель, Платон, Сократ, не могли отказаться от идей рабства, потому, что рабство составляло слишком распространенный факт того времени, то что сказать о каком-нибудь жалком дикаре, который под влиянием установившегося рабства, в племени и семье, думает что так и должно быть, а затем, когда забудут первоначальные причины, породившие рабство, когда последнее с течением времени укореняется, а следовательно укореняется и рабский образ мысли, он думает, что всегда так было, что иначе не может быть, что это естественный, нормальный порядок вещей. Не так ли думали и у нас крепостники еще так недавно, в эпоху до освобождения крестьян? Точно также и в настоящее время продолжают держаться другие виды подчиненности, установившиеся исторически и ведущие свое начало с тех отдаленных времен, о которых мы сейчас говорим. Многие недостатки современного права прямо можно проследить до этой эпохи, как об этом будет речь ниже.

    Но мы сказали, что одни идеи и факты порождают другие или влияют на них. Весьма естественно и возможно, поэтому, что установившийся факт подчиненности женщины, породив склонность к рабским мировоззрениям, сам по себе способствовал развитию рабства и других видов, напр. мужчин над мужчинами и их семьями. Войны как нельзя более способствовали реализации этой идеи. Но раз лично индивид стал рабом другого, то само собою и продукт ею труда должен принадлежать господину. Но социальная жизнь определяется сложными причинами, — поэтому нельзя думать, что начало личной собственности обусловлено какой-нибудь одной причиной, в роде вышеупомянутой. Установлению частной собственности могло и должно было содействовать, и притом самым фатальным образом, сначала техническое, а потом и общественное разделение труда, или наоборот. Естественно индивиду считать своим то, что он произвел собственными усилиями, что составляет продукт его личного труда. Специальное искусство каких-нибудь индивидов, по части кузнечества. гончарного ремесла, лечения и прочее, могло обособить этих индивидов в особые классы лиц или самостоятельных производителей, которые должны были стать в особые экономически-общественные отношения к прочим индивидам общины. Производя продукт для общего потребления, эти отдельные производители должны были меняться ими либо с общиной либо с другими же подобными производителями. Усовершенствование производства и техническое разделение труда повлекло за собой, и должно было повлечь, известную организацию мастерских с хозяином и рабочими. Все это вело к установлению и развитию частной собственности на орудия производства, как это установлено и доказано Карлом Марксом и Родбертусом, и признается марксистами за бесспорную истину в экономии и праве.

    Но с другой стороны или лучше сказать, в третьих, точно также и семейный или родовой быт сами по себе должны были способствовать образованию частной или семейной собственности, за исключением тех предметов, которые, по самой своей природе, не поддавались индивидуальному обладанию. Таким предметом у первобытных общин бывает земля, вне того участка, который только и может быть обработан коллективными усилиями семьи, а затем земля сенокосная, лес, реки и все такие продукты природы, для добывания которых требуются усилия труда целой общины или которыми, главное, как мы сказали, нельзя завладеть. В особенности этот коммунизм труда и собственности свойственен бывает кочевому племени, которое, переходя с места на место, не думает о прочном индивидуальном обладании, а должно прилагать общие усилия в борьбе за существование. Но и в этом быте семья может иметь много таких вещей, которые составляют только семейную собственность. Данная семья, как отдельное хозяйство, в чем бы оно не заключалось, естественно должна противополагать себя другим таким же семьям, иметь свои собственные, семейные интересы, и по этому самому уже семья является эгоистическим началом, по сравнении с тем временем и тем состоянием, когда все было общее или когда целое племя, иногда довольно многочисленное. в несколько сотен и даже тысяч индивидов, составляло как бы одну общую семью, с полным равенством членов. Племенной коммунизм гораздо шире семейного коммунизма, где притом же установляется деспотизм семейный, с подчинением всех членов главе семьи. Эпоха до родового быта должна тем самым заключать в себе начала более альтруистичных отношений между членами племенной группы, нежели эпоха быта семейного. Обе эти формы быта, можно сказать, радикально отличаются между собою, особенно в позднейшее время, как в том, что касается социального положения единиц, правоотношений индивидов, так и в том, что касается понятий. Вот почему напр. в то время, как в эпоху семейного быта появляются многие преступления, в роде воровства. прелюбодеяния и проч., в предшествующую эпоху даже самые эти понятия неизвестны.

    Сказанных рассуждений и фактов совершенно мне кажется, недостаточно, для того, чтобы видеть неправильность мышления тех исследователей, в роде г. Ковалевскаго, которые полагают, что «собственность на движимость развивается не благодаря одному лишь процессу разделения труда в пределах кровных сообществ, как ошибочно думает Зибер, а по мере падения в среде родственников сознания их кровного единства». Зибер, конечно, думал ошибочно, если он действительно так думал, что собственность развивается, благодаря одному лишь процессу разделения труда, но с другой стороны ошибается и г. Ковалевский, если он думает, что кровные союзы могут быть широким источником коллективной, хотя бы даже движимой, собственности. Как раз наоборот. С установлением семьи и родовых союзов, коллективизм в среде общины начинает суживаться и исчезать, уступая место разъедающему индивидуализму. Исследователей, подобных г. Ковалевскому, вводит в заблуждение односторонность их наблюдений, наблюдений одного какого-нибудь племени, напр. осетин, у которых он замечал, что двор часто представляет группу в 20, 40, 60 и даже 100 человек, причем у семьи или рода есть общие кассы или семейные капиталы, или другие учреждения коммунального характера. Но что же подобные единичные факты могут доказывать? Мы напр. ниже увидим, что якуты, народ, находящийся в том же периоде первобытности, как и осетины, обладают противоположным стремлением дробиться и расселяться; тоже следует сказать и о многих других сибирских инородцах, напр. тунгусах, киргизах и проч. Это, во-первых, а во-вторых, ошибка заключается в том, что семейный или родовой коллективизм приписывается этому началу, сознанию кровного единства, тогда как источник его следует искать главным образом либо в «трудовом начале», либо в более отдаленной дородовой эпохе, и на уцелевшие остатки более или менее широкого семейного или родственного коммунизма следует просто смотреть как на переживание той, более отдаленной, эпохи. Что родство в данном случае не особенно много значит, показывают напр. такие факты, наблюдаемые у первобытных народов, что родственники уважаются по мере их силы и богатства и что даже самый близкий член семьи может потерять свой родственный престиж, если он отделился и обеднел, или сделался стар, дряхл и неспособен к работе.

    Что касается недвижимой, в особенности земельной собственности, то всегда и везде семья или род служили источником этой собственности, которая всегда расширялась, по мере расширения членов семьи, как коллективной трудовой силы. Те или другие семьи, имевшие возможность, по средством кабалы или другими способами, приобретать рабов, захватывали всегда столько земли, сколько возможно было обработать ее посредством этой даровой, приобретенной силы. Наконец, появляется высшая патримониальная власть, копия и прототип этой родовой власти, власть государственная, которая закрепляет за семьями или родами эту привилегию собственности над землей и лицами. Появляется, таким образом, легализированное рабство. Но этим дело не ограничивается. В иных местах латифундии прямо были созданы государственной властью, которая массами раздавала общинные или так называемые государственные земли лицам, массами же закрепляя в рабство свободное население. Неудивительно, поэтому, что та же государственная власть, как это было напр. у нас в России, в сознании своего правомочия, нашла нужным отменить, отчасти ею же самой созданный, но несправедливый крепостнический институт.

    Как бы однако ни был эгоистичен период родового быта, по сравнении с первобытным естественным состоянием, которым так восхищался Ж. Руссо, но которого он совсем не понимал, этот период человеческого общежития может считаться идеально альтруистичным и гуманным, по сравнению с веком капитализма, разрушившего семью и все и вся растлевающего своим бездушным эгоизмом. Что сталось с семьей теперь в таких капиталистических центрах, как Лондон и Париж? В Париже, как известно, и как это мне лично приходилось слышать от многих французов и самому наблюдать, семейное начало находится в страшном упадке. Семейных пар в местах гулянья вы почти не встретите; целомудрие ставится ни во что и нет, говорят, в Париже той женщины, которую нельзя было бы купить за деньги. Конечно, многое, в этих утверждениях преувеличено, но едва ли можно сомневаться в том, что брак, даже гражданский, выводится из употребления и вступить в брак означает просто сожительствовать или завести общее хозяйство, mеnаgе. Понятно, что такой менаж, ни к чему не обязывающий и не санкционированный ни религией, ни законом, весьма непрочен. О детях мало заботы; их не желают иметь, а если имеют, то желают свалить заботу на государство. Но что всего более напоминает здесь эту эволюцию по направлению в дикому состоянию, так это отсутствие стыдливости у женщин. В театрах напр., не говоря об актрисах, даже сидящие в ложах дамы так декольтируются, что бюст совсем почти обнаружен. Первые красавицы гор. Парижа имеют в луврских магазинах свои портреты, снятые аu naturel; наконец, в танцклассах женщины танцуют поднявши юбки, а в публичных домах они уже встречают своих гостей совсем и буквально аu naturel.

    И так, в Париже, во Франции. этой, можно сказать, самой передовой и культурной стране в свете, семейное начало вымирает с каждым днем, благодаря чему народонаселение Франции и не размножается. Но то, что мы сказали о Париже и Франции, тоже самое можно сказать и об Англии, с ее шестимиллионной столицей, и о всех крупных промышленных центрах и государствах. Капитализм везде сделала свое дело: он растлил и растлевает нравы среди самих капиталистов буржуа; он разрушил и разрушает семью у рабочих и народных масс, внося во все отношения индивидов один лишь денежный расчет и своекорыстный эгоизм. Печальное это было бы, конечно, время, если это быстрое разрушение семейного начала, с семейной солидарностью и поддержкой, это худшее состояние, нежели состояние первобытной дикости, где не было, по крайней мере, проституции продажной и корыстной, не заменялось бы столь же быстрым возрастанием в обществе еn masse гуманитарных идей, солидарности общих интересов, сознания недостатков всеразъедающего индивидуализма, стремления выйти из этого положения. По мере того как промышленные предприятия возрастают и расширяются, труд обобществляется, т. е. становится общим, коллективным, все более и более. Самый прогресс техники и конкуренция способствуют обобществлению труда. Следовательно, чем шире производство, чем коллективнее труд, тем яснее должна сознаваться аномалия, что продукты масс принадлежать одному человеку или капитализму. Таким образом, если социальное движение охватило в настоящее время рабочие массы в капиталистических странах, то это и должно было рано или поздно случиться, и не благодаря только социалистам, а благодаря той несправедливости и тем противоречиям, которые коренятся в самом основании капиталистического строя, самого себя отрицающего. В сознании людей теперь все более и более зреют идеи социализации интересов, труда и имуществ. Нет, значит, худа без добра.

    Мы должны были остановиться на всех этих вопросах потому, что капитализм, в его грубой, кулацкой форме, проник и в Якутскую область, развращая первобытные нравы якутов и разрушая их обычаи. Эти последние в настоящее время уже в такой степени видоизменены влиянием христианства, русских и изнанки цивилизации, что теперь наблюдателю многое приходится записывать не в том виде, чем он записал бы это несколько десятков лет или даже просто несколько лет тому назад.

    Теперь, после того, как мы выяснили себе общий ход развития жизненных и правовых отношений индивидов в племени или расе, и показали, так сказать, эволюцию юридического обычая на пространстве истории, или ретроспективно, изложим юридические обычаи якутов, поставив на первом плане такие из них, которые служат переживанием эпохи наиболее отдаленной, эпохи родовой жизни этого племени, но заметим, что в данном случае, за исчезновением большею частью таких обычаев, нам по неволе придется сказать немногое и эта глава будет краткая.

                                                                                   II.

    Эпоха дородового быта или полного общинного коммунизма. — Сказки и обычаи свидетельствующие этот порядок вещей: обычай предложения мужем жены или родственницы гостю в знак гостеприимства; проявления свободной любви; ловли рыбы и участие всего десятка в свадьбах.

    Якуты, в течение своей исторической жизни, подвергались уже настолько перерождениям, что только сказки, да некоторые, немногие обычаи могут свидетельствовать об отдаленной эпохе стадного или коммунального состояния, которую они, несомненно, пережили.

    Что касается сказок, то нам немало приходилось их слышать на ту тему; как какой-нибудь богатырь борется с дьяволом (абасы) похитившим его жену, сестру или мать. О близких отношениях богатыря с этими женщинами (за исключением жены) в сказках не упоминается, но они обыкновенно отличаются красотой, за что и были похищаемы дьяволом. В конце концов, богатырь, совершив разные подвиги на коне и без коня, освобождает похищенную женщину. Весьма возможно предположить, что если сказки эти слагались уже в то время, когда самый обычай сожительства с близкими родственниками или обычай умыкания женщин вышел из употребления, словом — слагались в эпоху родового быта, то истинные причины освобождения или борьбы с дьяволом могли позабыться или могли быть умышленно опущены слагателем сказки, как несогласные с его воззрениями. В действительности, сказки надо понимать так, что когда-то существовал обычай похищения женщин, в числе которых могли быть матери и сестры, находящиеся в сожительстве целого племени мужских индивидов. Вот почему в сказке может не упоминаться о близких отношениях богатыря к этим женщинам. Раз они не составляли его исключительного обладания, не было надобности об этом упоминать. В настоящее время похищение невест бывает не как правило, а как исключение, и это случается тогда, когда жених не может выплатить калыма, а девушка ему нравится. Тогда они сговариваются между собою, уезжают куда-нибудь и венчаются. Взгляд на похищение между якутами весьма различный. Что касается молодых, то они более сочувственно относятся к похитителю, называя его удальцом; старики же больше ворчат и осуждают такие браки, потому что похититель является в глазах их нарушителем обычая старины; но иногда и старые и молодые не одобряют таких отступников от обычая; иногда же и старики хвалят похитителей. Причина враждебных отношений к похитителю кроется чисто в экономической стороне, потому что похититель не платит калыма за невесту, а калым для родителей невесты очень много значит. Замечательно, что и родовые управления, если родители невесты затевают процесс против похитителя, взыскивая калым, отказывают в иске и такие процессы оканчиваются ничем.

    Якуты очень ревнивы и если муж узнает о сожительстве своей жены с другим, то результат бывает очень плачевный для жены; он обыкновенно кончается драками и ссорами, а затем жалобами родовому управлению. В Маджегарском наслеге был даже случай, что муж убил любовника своей жены. Несмотря однако же на все это, в Верхоянском и Колымском, т. е. более северных округах, существует обычай, в силу коего гостю на ночь предлагается жена, сестра, дочь или красивая родственница.

    Обычай этот официально засвидетельствован всеподданнейшим отчетом якутского губернатора за 1887 год. Вероятно, подобный обычай существовал и в Олекминском округе, но здесь уже исчез, неизвестно с какого времени.

    О половой свободе никаких песен, преданий и сказок не сохранилось. Иногда случается, что молодые якуты ходят к якуткам и ночуют у них, но обычай этот не пользуется правом гражданства и, по всей вероятности, он когда-то был распространен, если он в некоторых местах проявляется. Девки принимают к себе парней тайно, без ведома родителей. Якуты не только не враждебно относятся к посещению их сборищ мужчинами и парнями других наслегов, но даже приглашают нарочно их. Во время ярмарки к гор. Олекме молодые парни и девки якутки после плясок и игрищ, бывающих в ночное время, предаются свободной любви, но этого нельзя сказать о всех, а только о некоторой части молодежи. Что якуты, как народ первобытный, мало ценят целомудрие, это доказывается обычаем сожительства жениха с невестой в таком раннем возрасте, когда ни тот, ни другая не достигли еще половой зрелости.

    Красноречивым отражением существования некогда у якутов обычая свободной любви может служить следующий обычай. Если девушка окажется беременною не от жениха, а от постороннего, то ее родители осыпают упреками; но если она просватана и забеременела, хотя и не от жениха, нередко неспособного еще к брачной жизни, тогда грех этот сваливается на жениха, и это не служит причиной отказа от невесты.

    Гражданские браки очень распространены между якутами и если случается, что вдова, жившая с кем-нибудь таким браком, выходит замуж, то безнравственной не считается. И вообще женщина вдова или разошедшаяся с мужем презрением не пользуется.

    Все эти обычаи положительного или отрицательного свойства служат, без сомнения, отражением или переживанием эпохи дородового быта или времени стадных браков и отсутствия семьи в позднейшем смысле.

    Обычай гостеприимства, свойственный только первобытным племенам, у якутов пользуется полным правом гражданства, чем часто злоупотребляют русские поселенцы. Случается, что якуты не только кормят бездельных поселенцев, но и снабжают их на дорогу довольно значительными деньгами (напр. в количестве 5 руб.) или продуктами. И несмотря на то, что поселенец, прокутив деньги где-нибудь в городе, снова возвращается к тем же якутам, которые его накормили, напоили и дали денег, они повторяют это по несколько раз. В отношении гостеприимства мне приходилось слышать от якутов такую речь: «Нуча (русский, говорят якуты, дома кусагам» (худой); если якут к нему придет голодный, когда русский сидит за столом и обедает, то русский ни пить, ни есть не даст, а когда русский придет к якуту, не дать ему пить и есть не хорошо, потому что якут знает, каково быть голодному; в этом случае мы судим по себе». Я знаю еще случай, что один старшина изрядно поколотил якута за то, что тот плохо накормил проезжего путешественника из поселенцев.

    Далее, следующие обычаи могут свидетельствовать о существовании у якутов некогда широкой коммунальной жизни, хотя в данном случае нельзя не заметить и влияния другой эпохи, эпохи существования собственности на движимость, какова напр. сеть.

    Осенью ловят рыбу лучом на 2-4 лодках (ветках, как их называют приленские крестьяне). По окончании ловли вся добыча делится ровно, по числу лодок. При этом способе ловли существует такой обычай: две лодки, отправляясь на ловлю, случайно встречаются с третьей, которая производит и производила ловлю совершенно отдельно от двух первых лодок. По окончании ловли, если третья лодка набила много рыбы или ничего не набила, то вся добыча делится поровну. Если бы якуты третьей лодки, набившие много рыбы, не согласились поделить добычу, то они подверглись бы презрению своих сотоварищей. Подобный обычай так укоренился у них, что иной дележки они и не понимают. Якута, преступившего обычай предков, назвали бы «нучей», т. е. русским, который между ними не пользуется хорошей нравственной репутацией.

    Неводьба у них также производится на коммунальных началах. Артель в 8 или 10 человек, запасшись хлебом, чаем и всем необходимым, отправляется далеко от жилья на ловлю. Неводят с раннего утра и до поздней ночи. Вечером варят чай и ужинают под открытым небом. Ловля эта продолжается от 1 до 4 недель, смотря по улову. Более удачный улов бывает тогда, когда вода идет с моря вверх по реке; если вода убывает, то рыба идет на север к морю. После ловли дележка производится так: ¹/₄ всего улова дается хозяину невода, если он не артельный, а остальное разделяется поровну между всеми, принимавшими участие в ловле. Если случится, что невод принадлежит семи лицам, а восьмое лицо не имеет ничего в неводе, то после улова на невод откладывается ¹/₄ часть, а все остальное делится поровну между всеми восемью ловцами; остальная четвертая часть на невод делится между семью; восьмой же, не имеющий пая в неводе, уже ничего не получает.

    Тожественный обычай существует и у при ленских крестьян и казаков, только с тем различием, что хозяин невода берет ¹/₃ всего улова, а затем, кроме того, получает из остальных ²/₃ равную часть.

    От первобытной общины между якутами остался еще такой обычай. Когда вытянут невод с рыбой, то сторонний человек, если ему надо рыбы, может беспрепятственно брать сколько ему надо, и никто из ловцов никогда не решится отказать ему в этом. Зачем же, говорю я, вы даете стороннему; ведь он не ловит рыбы? — «Нельзя не дать; не дать, нам Бог не даст», получил я в ответ. А если бы к вам пришло 5-6 человек и всю тоню захотели бы у вас взять, дали бы вы им? — «Дали бы, ваше почтение. Мы не дал, нам Бог не дал; мы дал, нам Бог много дал ваше почтение. Это у вас русских ни один маленький рыбка не возьмет, а у нас возьмет [* Изложенный обычай ловли рыбы у якутов и некоторые другие факты, которые будут приведены в этой статье, ранее были опубликованы мною в газете «Казанский Листок» и, сверх того, отчасти вошли в сочинение, под другим заглавием, о сибирских инородцах, которое принято к напечатанию С.-Петербургским отделом нашего географического общества.].

    Те же приблизительно обычаи наблюдаются якутами и при общинной охоте.

    Наконец, о первобытности может свидетельствовать еще тот факт, что на свадьбу приходят и угощаются все жители десятка, а в десятке иногда бывает 200-300 человек и более.

                                                                               III.

    Семейный или родовой быт. — Стремление якутов к изолированности. — Чем и как якуты поддерживают между собою сношения? — Понятия и названия рода, семьи и племени у якутов. — Что считается у них родством? — Бытовое и административное устройство или организация якутских родовых общин. — Князь, его значение и роль. — Сословия у якутов. — Чем определяется принадлежность к высшему сословию. — Рабство у якутов. — Причины его возникновения. — Древняя и современная формы рабства у них. — Заимствование от последних этого позорного обычая русскими.

    Якуты, в противоположность кавказским осетинам, живут очень разрозненно. Достигши церковного совершеннолетия и женившись, якут уже отделяется от отца, строя себе юрту по близости от отцовского дома. Близость эту можно приблизительно определить minimum в 30-40 верст. Так всегда делают якуты, живущие по рекам Чаре, Токе и Олекме. Общежитий же, как это понимается и как существует в Великороссии, где нередко можно было еще очень недавно встретить семьи в 20-30 и даже более человек, управляющаяся большаком или большухой, живущих по 10-15 человек в одной комнате, как это мне нередко приходилось видеть у крестьян Архангельской, Олонецкой и Вологодской губерний, у якутов не существует. Селиться уединенно для якута — органическая потребность, привившаяся к нему спокон веков. Но бывает иногда, что если у отца один сын, то хотя бы он и женился, но не выделен своим отцом, живет вместе с ним, пока не умрет его старый отец; но такие примеры редки. Потребностью к изолированию только и можно объяснить разбросанность якутских юрт по огромной якутской площади, так что на 30-40 верстном пространстве, на котором нельзя встретить, кроме бесконечного леса, ни одной души, в центральных губерниях России наверное явилось бы несколько сел.

    Разбросанность юрт, однако, нисколько не мешает якутам входить между собою в близкие сношения. Напр., если вы спросите проводника, с которым проезжаете 50-60 верст по пустыне, то вы у него можете узнать не только хозяина следующей юрты по имени, или уличному прозвищу, что у него есть в юрте, до мельчайших подробностей, но даже он вам расскажет много ли чаю, сахару, табаку и проч. у хозяев следующих юрт, в которых остановитесь через два, три дня, что нередко бывает важно для путешественника. Знание это объясняется очень просто. У якутов, как народа первобытного, духовных интересов, посредством которых бы они связывались, нет, а есть связь чисто внешнего свойства, выражающаяся, при обыкновенных встречах, общностью языка, нравов, обычаев и проч.; а затем у них чрезвычайно развита любознательность, выражающаяся при встречах передачей всевозможных сведений о соседях, напр. много ли у Ивана Волка и Медведя (уличные названия) скота, масла и прочее; много ли он изловил зайцев, лисиц и белок, а также кто из начальства будет проезжать, зачем, либо мимо. Таким образом, каждый якут представляет из себя ходячую газету, в которой имеются всевозможные отделы. Для наглядности я нарисую картину, как умею. Тайга. Встречаются два якута, идущих или едущих на своих волах. Капсэ, говорит один другому. Я ничего не знаю, отвечает другой. Это обыкновенное якутское приветствие. Затем изливается скороговоркой целый поток новостей приблизительно такого сорта: у Ивана баба ребенка родила; Петр из города привез табаку, водки и прочих хозяйственных принадлежностей; Мишка наловил рыбы или зверей каких-либо. Когда новости переданы все, рассказчик говорит капсэ (говори). Не ожидая понуканий и упрашиваний льется поток новостей другим. Произнеся последнее слово, якут не скажет прощай, а молча ударит свою лошадь, если он на лошади, и поедет. Вот почему, если поселенец вышел из Цимойска по дороге, ведущей в Олекминск, то ранее чем он достиг конечного пункта своего путешествия, за целую неделю о его прибытии уже будет известно в этом пункте. Якут в этом отношении представляет телеграф. Быстрота передачи сведений всегда поражает русских поселенцев, толкающихся по улусам.

                                                                              * * *

    Несмотря на свою разобщенность, якуты все же представляют из себя тот общественный агрегат, который называется родовым союзом. Каждый якут уверен, что он происходит от богатыря, но от какого именно он этого не знает. Имена богатырей в сказках носят почти всегда одно и тоже название, а именно: «многострадального». Каждая сказка начинается словами: «райдах бурайдах эр согатох», что означает в дословном переводе по-русски: «многострадальный муж один». В действительности, конечно, якуты происходят не от богатырей, а от самых обыкновенных смертных их расы.

    Род по-якутски джон (слово санкритское). Семейство — кэргеным; это же слово и означает племя, что указывает на то, что их племя первоначально, вероятно, состояло из одного семейства, потом размножившегося. На основании преданий якутских можно заключить, что они отделились от монгольского племени и пришли с той стороны, откуда солнце восходит, т. е с востока. Но прежде чем они достигли настоящего места, им, подобно евреям библейским, много пришлось странствовать по пустыням, ведя борьбу с разными племенами. Несколько семейств, родственных между собою, называются «джон». Семейств в роде бывает от 10 до 30. Родственные семьи носят особые названия; так напр. в Мадагаскарском наслеге Олекминского округа: Похоня, Мокушка. Бытай, Кэмэ, Битюн, Сюргу, Курта и проч. Все эти названія означают патриархов родов. Родович, всякий якут, у которого отцы и деды жили на том месте, где и он живет. Не родович — пришлец, приписанный, принятый. В старину, по рассказам якутов, весь род состоял из одного человека, а затем Бог разделил всех на русских, якутов и татар. По понятию якутов мир населен китайцами, тунгусами, русскими, якутами, татарами (непримиримыми врагами якутов) и затем нет на свете более никаких других людей.

    Родственниками считают даже лиц в четвертом колене, но в шестом колене уже вступают в брак, хотя в роде считаются все родственниками, даже и не родственники или лица, родство которых уже затерялось. Якуты вообще в точности определяют родство двоюродных и троюродных братьев, сестер и проч. До четвертого колена родство считается близким, но дальше уже не считается близким. Старший брат убай, младшій брат и дядя убай, старшая сестра и тетка эдиим, младшая — балтым; бабушка эбэ, дедушка эгэ, двоюродный старший брат убай, младший братом, двоюродный дядя, племянник убай, троюродный брат убай и т. д. без конца все убай; невестка кэнит. Дальнюю родню так и называют дальней родней. Степени родства разбираются старыми якутами. Крестовые братья не считаются близкими родственниками и если бы церковь не запрещала жениться крестовому брату на крестовой сестре, то якуты женились бы. Кумовство, с принятием христианства, якутами почитается большим родством. Обругать кума или куму считается за большой грех. Крестный сын обязан почитать крестного отца и мать более своих родителей. Это уже влияние религии. Сожительства кума с кумой не бывает и, благодаря опять же влиянию религии, это считается за тяжкий грех.

    Кровное родство сознается ясно и отличается от духовного. Почитается одинаково родство, как с мужской, так и с женской стороны. Мать всегда у якутов больше любит дочь, а равно и дочь больше любит мать; сыновья же любят больше отцов. После матери ближайшим лицом к человеку является старший брат, если он есть, а то — сестра. Вот почему когда пьют водку, то всегда первая рюмка подается старшему брату. Если родственник почему либо уважается, то заочно и лично его называют одним и тем же именем; но если не уважают, то ругают. Если отец и мать здоровы и сильны, способны работать и управлять хозяйством, а вследствие этого отец при случае может дать и затрещину сыну или дочери, то такие родители уважаются, но больше из боязни; но если отец дряхлый, неспособный к работе то разом влияние его кончается и отец нередко выслушивает горькие упреки в роде того, что «ты долго даром хлеб ешь, ведь на том свете на тебя уже давно паек получается» и проч. Случается иногда, что сын бьет мать или отца в пьяном виде, но в трезвом он только ограничивается упреками. Такие явления существовали бы чаще, если бы родовые управления не наказывали буйных детей. Перед богатыми родственниками якуты больше благоговеют и льстят им нежели перед бедными. Почет к бывшему родственнику богачу быстро улетучивается.

                                                                        * * *

    Из родов или семейств составляется наслег, который, в свою очередь, составляет часть более крупной общественной единицы, называемой улусом. Несколько наслегов составляют улус. Во главе улуса в административном отношении стоит голова или князь. Когда-то эти князья были самостоятельные коронованные особы, но с тех пор как якуты, после долгой и упорной борьбы с русскими (об этой борьбе еще живо сохраняются предания в памяти якутов), лишились своей самостоятельности, они в своем лице представляют не более, как местные, исполнительные органы, в роде наших сельских старшин. Князья назначаются по выбору и могут быть сменяемы обществом. Помощниками голове или князю служат староста и писарь, также назначаемые по выбору. Все эти лица назначаются на определенный срок. Из них-то и состоит инородческая управа, ведающая делами улуса, как посредник между заседателем и полицейским управлением. Наслеги управляются старостами и старшинами. Последние решают дела улуса словесно, возникающие между якутами, присуждая виновных платить, если с них производится какое либо взыскание или налагают наказания на виновных за разные проступки. Для решения же дел общего характера, т. е. касающихся всего наслега, созывается весь наслег, и на такой сходке дела решаются или единогласно, или по большинству голосов. В данном случае правительство сделало уступку инородческому самоуправлению. Инородные управы следят за действиями наслежных старшин и решают дела апелляционные из родовых управлений (наслежных). Если инородная управа не может решить какого либо возникшего дела самолично, тогда дело переносится в полицейское управление и т. д. Из полиции уже передаются все распоряжения по управлению.

    Якуты много терпят от поставленной над ними администрации, которая, можно сказать, в корне подрывает якутское благосостояние. Но главным бичом, разумеется, является князь со своими помощниками, несмотря на то что эти лица  назначаются по выбору. В князья, по большей части, всегда попадают люди, обладающие имущественным цензом. Поэтому они всегда оказывают материальный гнет на своих единоплеменников, которые нередко находятся в полном материальном подчинении князю, тем более, что ум князя не играет никакой роли и якуты к каждому богачу относятся почтительно рабски. Отсюда установился такой склад, что всякий богач, выбранный раз на должность князя, почти навсегда и удерживает за собою эту власть или, по крайней мере, надолго, и сменяется по проискам другого соперника богача, заступающего место свергнутого князя. Должность князя очень прибыльна в финансовом отношении, потому что наш закон позволяет вносить подати за неимущего одному лицу. По большей части всегда эти подати в определенное время вносит князь, а затем уже с процентами собирает с бедняков.

    Все общество делится на три сословия, соответственно имущественному цензу. Но сословий, как это существует в государстве, привилегированных и непривилегированных нет, хотя богатые в данном случае представляют из себя нечто в роде дворянского сословия, только не потомственного, потому что правнуки обедневших богачей уже не пользуются тем почетом и уважением, каким пользовались деды и прадеды. Да и вообще это дворянское сословие не пользуется от правительства никакими привилегиями, вроде дворянской грамоты Екатерины II. Только имущественное положение, зажиточность, определяют принадлежность лица к высшему сословию. На сходках, при обсуждении какого-нибудь общественного вопроса, все участвуют, но бедные стоят отдельно от богатых. Летом все садятся в круг, образуя кольцо, посредине коего сидит князь с писарем. Богатство, прежде всего, отличается костюмом, который у богачей нередко бывает расшит серебром, а у жен и дочерей их грудь должна быть покрыта ожерельями из серебряных монет. Далее, богачи являются обладателями множества штук скота и крупными земельными собственниками. Распаханная земля продается одним владельцем другому, так что, напр., в Олекминском округе; в силу этого, у некоторых богачей имеется по 100 десятин земли. Разумеется, это ничтожное количество, в сравнении с количеством земли у российских помещиков, которые нередко обладают десятками тысяч десятин. Якутские дворяне не имеют, конечно, даже и понятия о таком сосредоточении. Богач, имеющий много скупленной земли, несет столько же повинностей, как и бедняк, за исключением натуральных повинностей, которых он платит больше. Олекминские якуты-богачи всегда берут себе жену из богатого же дома; но случается иногда, что богач берет себе жену и из бедного класса, потому что взятая из бедного семейства, по якутскому взгляду, будет больше любить своего мужа, а также беречь хозяйское добро и, вообще, будет лучшей хозяйкой, нежели богатая, которой требуется прислуга. Рожденные от таких неравных браков дети пользуются таким же почетом и уважением, как и их отец. Калыма богатые платят 500 р., живущие безбедно 100 р. и бедняки 50 р. Прежде калым платился больше. Сверх того, богачи обладают привилегией владеть рабами.

    Рабства, как это вообще понимается, или в той форме, какая существует, например, у иных африканских племен или существовала в России во время крепостного права, у якутов нет и быть не может по существующим законам. Тем не менее, несмотря на отсутствие легального рабства, фактически рабство существует Особенность якутского рабства, которое здесь составляет остаток прежнего легального рабства, широко практиковавшегося, то, что оно образовалось не путем завоевания, как это было напр., по словам Ковалевского, у осетин, или в других местах, а путем того внутреннего процесса в самой общине, который указан нами в первой главе. Мы уже выше сказали, что за женщину родителям вносится калым. Это значит, что женщина здесь, как и у татар и у киргиз и вообще инородцев [* В Сибири калым платят не одни лишь инородцы, но также и русские крестьяне. От Ялуторовска до Якутска и далее этот обычай повсеместно распространен среди крестьян. В городах Якутской области даже православное духовенство платит калым. Так, я знаю один случай, когда диакон в городе Олекминске хотел взять за свою дочь с одного семинариста 100 руб. калыма, вследствие чего тот, по бедности своей, не будучи в состоянии заплатить эту сумму, не мог жениться на дочери диакона. В данном случае оказывается влияние инородческого элемента на русский.], покупается. Разумеется, женщина стала предметом купли-продажи с тех пор, как она лишилась своей самостоятельности путем подчинения мужчине и, в особенности, со времени учреждения семьи и образования патримониальной власти; словом, рабство у якутов обязано своим происхождением родовому союзу. Благодаря той же патримониальной зависимости установилось рабство детей, которые могли быть продаваемы обедневшими родителями. Что касается рабства взрослых, то и оно могло быть последствием того же родового союза. Поэтому оно могло выразиться сначала в форме кабалы, как это было некогда в России, а затем кабальные постепенно, мало по малу, превращались в полных рабов или крепостных. Быть может, рабство в Якутской области некогда образовалось также отчасти благодаря войнам, которые вели якуты с соседними племенами.

    В древности рабство здесь, как это видно из якутских преданий, носило следующие формы. Рабы или невольники у якутов назывались кулутами. Кулут не пользовался никакими правами и находился у тоёна (это название теперь хозяина, а прежде вообще господина), как полезное животное. Он не имел права вступать в брак без согласия тоёна. Когда тоен садился на лошадь, кулут подставлял ему свою спину, для того, чтобы ему удобнее было сесть в седло. Во время езды кулут бежал впереди и устранял по пути препятствия для свободного проезда и сколько бы времени он ни ехал на коне, кулут должен был бежать за господином. В гору, если конь не мог везти тоёна (надо заметить, что тоёны и теперь бывают иногда замечательно жирные, а прежде были, вероятно, еще жирнее), кулут помогал лошади тащить тяжесть. В присутствии господина кулут не имел права садиться. Дети кулута, женатого на женщине свободной, были тоже кулутами, так что кулут навсегда обречен был в рабство. Он, вечно работающий на тоёна, не имѣл никакой собственности и награждался только презрением. Слово кулут в якутском лексиконе имеет значение бранное и пускают его в ход тогда, когда инородцы дерутся или ссорятся между собою.

    В настоящее время рабство в Якутской области существует в следующем виде. Рабы теперь называются хамначитами. Иметь раба не возбраняется всякому, имеющему средства, но нельзя при этом, разумеется, заключать каких бы то ни было формальных условий, так как рабство в России dе jurе отменено. В рабы продаются как малолетние, так и взрослые, как мужчины, так и женщины, способные к физическому труду. Случается иногда, что хамначит, купленный таёном, убегает от него и делается свободным, потому что таён, для ограждения своих прав на хамначита, не может прибегнуть к закону, ограждающему последнего. Проданного раба можно взять обратно, но только продавший должен уплатить всю полученную сумму при покупке, если раб взрослый; за малолетка уплачиваются все расходы, потраченные при воспитании до тех пор, пока малолеток-раб не в состоянии был работать и работа его не могла приносить особенной пользы господину. Раб выкупившийся, бежавший от своего господина, или выкупленный родственниками, делается уже человеком совершенно свободным, может заниматься хозяйством и значит — и приобретать землю.

    Но рабство практикуется здесь не только якутами, но и русскими, живущими в Якутской области. В г. Олекминске один казак Вологдин, десять лет тому назад, купил взрослого якута из  Вилюйска за 50 рублей. Не далее как 6 декабря 1889 г. в г. Олекминске арестован, по частной инициативе, поселенец якутского округа Петр Иванов, купивший у крестьянина Тит-Аринской станции, Куренько, 12-ти летнюю дочь Екатерину Куренько в обучение, начавшееся, два дня спустя после покупки, растлением, как это было установлено полицейским дознанием. Иванов так учит уже не первую жертву, а третью. В Якутске он сторговал несовершеннолетнюю девочку за 500 рублей, но родители не согласились продать за эту сумму. Товар он сбывает по выгодной цене на золотые промыслы, где, вероятно, Ивановы много размножили преждевременно нравственно-убитых. Этот постыдный обычай принят от якутов и русским населением, не только некультурным классом, объякутившимся крестьянством, но и грамотными людьми, причисляющими себя к местной интеллигенции. И читатель не должен удивляться подобным фактам, если мы скажем ему, что всего лишь несколько лет тому назад, один якутский исправник, оставивший по себе вообще легендарную память, особенно среди местных раскольников скопческой секты и умерший на своем посту, как обнаружено было следствием, между другими его деяниями, однажды купил у родителей молодую красивую якутку в свой гарем, который был у него не меньше, чем у какого-нибудь турецкого паши. Якутка эта, купленная сибирским пашой, была также несовершеннолетняя и растлена исправником. Таковы-то бывают подчас сибирские юридические обычаи.

                                                                                   IV.

    Религиозные воззрения якутов. — Боги покровители. — Праздник «ысэх». — Празднование дня рождения младенца. — Значение этих праздников. — Боги злые: леший, черт, домовой, медведь. — Образчик христианских верований якутов. — Вера в бессмертие и судьбу. — Почитание духовенства (православного), шаманов и повитух. — Почему якуты не вступают в брак с близкими родственниками.

    Прежде чем говорить о юридических обычаях якутов, вытекающих из семейного или родового начала, необходимо сказать о их религии и суевериях, которые, будучи плодом младенческого состояния ума, тем не менее являются важным фактором их жизни, видоизменяющим нередко, как мы это отчасти уже и видели, даже институты или обычаи их, как народа первобытного.

    Якуты, хотя в настоящее время христиане, но в сущности они язычники. Принятое ими христианство претворилось в их понятиях в такую смесь верований, которая, можно сказать, не имеет почти ничего общего с христианством. Основанием их веры служит языческое мировоззрение, свойственное якутам. Всякий якут, прежде чем выпить водки, масла или кумыса, считает своей священной обязанностью совершить обряд, известный под названием «аниит», что значит: «угостить огонь». Вылив немного в пылающий камелек водки или масла для умилостивления бога огня, пьет сам, семья и все находящиеся в юрте, даже грудные ребята. Если случится русский, то и он угощается. Не угостить значить лишиться грядущего счастья. Масло, как напиток и еда, пользуется большим почетом.

    Богов, которые бы покровительствовали отдельному роду нет, но есть покровители-боги, покровительствующие всем якутам, как это мы увидим сейчас из обряда, празднующегося в летнее  время и известного под названием «ысэх» Праздник этот относится к самым древнейшим праздникам якутским и, кажется, никогда не потеряет своего значения, с какой бы стороны христианская религия ни влияла на них, потому что ысэх — празднование оживления природы, как у нас празднуется 1 мая встреча лета. Такое же значение имеет у якутов ысэх, который, если в настоящее время и празднуется менее торжественно, нежели прежде, то это объясняется не влиянием цивилизации, в уменьшением плодородия кобыл, которые, вследствие того, что на них возят тяжести на золотые прииски, стали выкидывать жеребят, а значит происходит и уменьшение кобыльего молока, из которого делается кумыс. Ысэх празднуется в июне месяце, когда жеребятся кобылы.

    После того как приготовлено много кумыса, хозяин принимает всех родных и знакомых. Вот приехали гости. Всех разместили по своим местам. Все богатые и уважаемые хозяином поместились в юрте, но бедные образовали кружки па дворе и молча посматривают на дверь юрты, закрытую и запертую на крючок. Молодые якуты украдкой посматривают на шушукающихся девушек и замужних женщин, образовавших поодаль от мужчин свои кружок, или два, три и более. Посреди двора стоят два столба с поперечником на верху, так что они образуют квадрат, обставленный березами, под тенью которых стоят огромные кожаные сосуды (по-якутски симиры), с кумысом, а за неимением их турсуки. Подле них ставятся чароны, т. е. кувшины, напоминающие собой глиняные крынки Великороссии, сделанные из березы, с резными узорами в якутском вкусе, без ручек, с тремя ножками.

    В юрте гости все сидят на коврах шахматами, сделанными из конских и медвежьих шкур. Около гостей стоят симиры и чароны; в каждом симире есть ковш. Хозяин встает и втыкает в потолочную балку клочок сена или травы: два по обеим сторонам юрты, два по бокам камелька и один в поры двери. Трое молодых, здоровых парней, безукоризненно честных и уважаемых, надевают на головы женские шапки, богато убранные. Один из них берет чарон с кумысом в руки, двое остальных, поддерживая его, подносят его к пучку, воткнутому в потолочную балку, так, что концы пучка погружаются в кумыс. Затем, молча, постепенно опускают чарон вниз и опять поднимают, и это делается до трех раз, говоря при этом: «уруй, уруй», что значит: «подай, ниспошли». Этим чествуется бог, покровитель лошади.

    По мнению якутов, лошадь когда то упала на землю с неба; бог, отец ее, живет на небе, а потому прежде всего следует угостить его; не сделать же этого, значит прогневать бога, покровителя лошади, который, рассердясь, не позволит размножаться животному.

    Трое этих молодцов, молча, медленно, с чароном в руках, подходят к пылающему комельку, останавливаются перед ним, оборотясь лицом к востоку. Постояв несколько секунд с понуренной головой, каждый из троих угощает по очереди бога огня, поливая на него немного, наклоняя чарон то от себя, то к себе, до  трех раз. Если же этого возлияния не сделать, то бог огонь может послать какое либо несчастье. Сделав оборот направо, точно также угощают до трех раз жену бога огня. Далее, тихонько отодвигаясь от комелька, становятся лицом на север и потчуют подземных духов, тени умерших; затем, оборачиваясь уже на запад, умилостивляют бога мытарств, во власти которого находится некоторое время душа всякого умершего, и, наконец, угощается старуха, богиня симяхсин, а у вилюйских якутов венахсыт, покровительница телят. Переступая с ноги на ногу, угощающие богов обходят кругом комелек. Вслед за этим, один из стариков, обыкновенно сам хозяин, сняв шапку, читает молитву, в которой возносит благодарность богам за благополучие и просится благоволение на будущее время. Кончив молитву, старик и все присутствующие кричат опять громко: «уруй, уруй». После этого хозяин или сторонний, читавший молитву, взяв чарон с кумысом, становится на одно колено, и подает его первому почетному гостю, предварительно выпив сам; гость передает другому соседу, и так далее чарон переходит из рук в руки. Кумыс моментально разливается по чаронам. Дверь с крючка снимается и бывшие на дворе угощаются. И тогда только близкие хозяину женщины могут войти в юрту на короткое время, а затем опять удаляются, потому что женщина, по обычаю, не имеет права присутствовать при совершении этого излияния богам. Угощение кончается тогда только, когда все турсуки и симири делаются пустыми, а это бывает обыкновенно поздно ночью.

    Напившись до сыта, начинается пляска, борьба, беганье в запуски и проч. В борьбе нет ничего привлекательного; она заключается в том, что двое здоровых силачей, еле прикрывающие свою наготу, становятся друг против друга, схватывая один другого за руки, стараются схватить друг друга за пояса, приподнять и опустить на землю. Тем весь пир и веселье кончаются. Когда же все игры кончатся, тогда хозяин угощает всех гостей вареным мясом кобыльим или воловьим. Гости разъезжаются по домам, когда им вздумается, ни с кем не прощаясь.

    Есть у якутов другой религиозный обряд, совершаемый и празднуемый уже исключительно женщинами. Это празднование акта рождения ребенка. На второй, на третий или четвертый день после рождения, бабушка встает утром рано, наливает в таз воды, предварительно опустив туда серебряную монету; затем, подводит родильницу к тазу, моет ей руки с мылом, отирает платком, но не полотенцем; расстегнув грудь, также обмывает ее и матку. В свою очередь родильница тоже самое совершает над повитухой, не обмывая только матки. Когда обмывание кончается, бабка, взяв в руки лист береста, вырезывает из него солнце (круг), вырывает ямку под полом, если он имеется в юрте, кладет в нее детское место, а на верх солнце и из небольшого лука стреляет в него; затем все зарывает, т. е. детское место, солнце, лук и стрелу. Затем, берет несколько водки и масла, льет немного того и другого, по очереди, в топящийся комелев, хлопает в ладоши, хохочет, приговаривая: «аттанар кэнэ» (отправляется день; у вилюйских явутов говорится: «айсаты отарэх» — ангела отправляем). Все находящиеся тут женщины тоже самое повторяют. Угощают огонь в знак того, что он помог благополучно на свет родить ребенка; не сделать этого угощения, значит навлечь гнев на новорожденного, от бога огня. Яма выкапывается, куда кладут детское место и прочее, в знак того, что этим будто бы провожается (уезжает «анигыт») черт, чтобы он не мог наносить вреда народившемуся человеку и в будущем родильнице, при следующих родах. Затем, нахохотавшись до истерики, женщины начинают сами пить масло, водку и прочее. Веселье продолжается целый день и тишина царит невозмутимая; неслышно не только говору, но и бряканья тарелками, ложками, горшками и проч., а тем более в этот день не полагается ругаться. Преступить все это считается в высшей степени предосудительным. После совершения обряда полагается есть кашу с маслом. При праздновании дня рождения девочек обряд тот же самый, только с тем различием, что в яму вместо стрел и лука кладут грош и конскую шерсть; последнюю, впрочем, кладут и мальчикам. Платок, употреблявшийся при омовении, и деньги поступают в пользу повитухи. Этот же обычай существует и у приленских крестьян, вероятно заимствовавших его от якутов.

    Из сказанного можно вывести то заключение, что религия якутов очень древняя; происхождение ее, быть может, современно происхождению самой якутской расе. Это не фетишизм, а деизм, заключающийся в признании высших существ, живущих на небе или под землею и заботящихся о человеке. Огонь и тени в воображении якута представляются воплощенными образами этих существ, потому, что и в действительности огонь и тени играют очень важную роль в жизни якута. На крайнем почти севере, где летом и светом так мало приходится наслаждаться, и где во время длинной, мрачной зимы, когда дня почти нет, а стужа леденит кровь человека, естественно умилостивлять бога, дающего огонь, свет, посылающего тени, зиму, стужу. Разумеется, при этом богов следует благодарить за все их благодеяния, за плодородие кобыл, от которых получается кумыс, за благополучные роды и проч. Само собою, для того, чтобы боги были милостивы, надо и им дать отведать кумыса или  масла, которые и преподносятся богам тем способом, который возможен. Но с другой стороны, мы видим, что на этом древнем культе якутов, как ысэх, родовой и семейный строй отложил свой отпечаток. Женщина и перед богами, как и перед людьми, не считается уже существом равным мужчине, она даже недостойна участвовать и недостойна даже его видеть; она, когда совершается этот обряд, вместе с детьми, стоит вне юрты, дверь которой в это время запирается на крючок. В данном случае, сквозь религиозный обряд проглядывает ясно деспотизм семейного начала, наглядно выражается подчиненность или рабство женщины. Не потому ли женщины имеют свой собственный праздник — день рождения, чтобы восполнить, в религии, недостающую равноправность.

   Кроме богов покровителей, есть еще у якутов, как мы это отчасти видели в обряде, боги злые, наносящие вред человеку. Бог леший «абага» и черт тоже «абага» или иногда «абаса» (в сказках) играют между собою в карты. Когда проигрывает бог «абага», живущий в воде, тогда в тот год бывает много рыбы, и наоборот, когда леший проигрывает, тогда много всякого зверя. Абага, как лесной, так и водяной, якутом никогда не произносится громко, а всегда шепотом, из боязни, что если абага услышит произносимым свое имя, то рассердится. Леший всегда представляется в образе старика «тэичитя», (лесной), водяной в образе старухи «уничитэ», «эмакеэн» (водяная старуха). Домовой изображается в виде человека очень высокого роста, в черной или белой одежде. Домовой представляется всегда злым. Суседка изображается в виде малого, белокурого ребенка и означает добрый дух. Медведь причисляется тоже к божеству. Садиться на шкуру его бабам строго воспрещается, на том основании, что это грех. Медведь когда то был человеком, но большой бог, рассердясь на него за беспутную жизнь, превратил его в зверя. В доказательство этого указывается на то, что если с лап и всего туловища его снять шкуру, то лапы похожи на руки человека, а корпус на корпус человека. Когда то медведь сожительствовал с женщиной и от такого сожительства родился человек-медведь. Женщина от такого сожительства спаслась бегством. (Поверье крестьян Архангельской губернии, Шенкурскаго уезда тождественно).

    До сих пор мы рассматривали чисто языческие верования якутов, но вот образчик их христианских верований. Николай чудотворец почитается и уважается более всех православных богов и вот почему. Шли раз по деревне Иисус Христос с Николаем. Запоздав, они попросились ночевать у богатого мужика, который их не пустил. Таким образом обойдя всю деревню, они наконец пришли к одной старухе, жившей на краю деревни. Старуха их напоила, накормила и уложила спать. Поутру, простившись со старухой, они пошли в путь. Вот встречается им голодный волк и просит у Иисуса Христа есть. Христос посылает его к старухе, говоря: «иди, у старухи есть черная корова с белым пятном на лбу, и съешь ее»; а Николай чудотворец думает про себя: «какой же Христос недобрый; за то, что старуха напоила и накормила их, он отдает волку последнюю корову». В это время он тайно от Христа воротился, когда тот спал, и замазал пятно сажей. Волк приходит и пятна не находит. Он обошел всю деревню и ни одной коровы с белым пятном не нашел; тогда волк опять вернулся к Христу с жалобой, который, догадавшись в чем суть, велел волку облизать все лбы у коров. Он так и сделал и корова у старухи была съедена волком. На этом основании чудотворец считается добрым богом, а Христос злым. Николай особенно покровительствует якутам. Иисус Христос и сатана были когда то родными братьями; сатана старший, а Христос младший, но Христос был здоровее и сильнее. Раз они боролись; Христос, как сильный, отнял первенство и, рассердясь на сатану, послал его в огонь, где он и до сих пор проживает (сатана — бог огня). Дети сатаны живут до сих пор между людьми и наносят им вред. Сатана иногда выходит из огня для отдыха и тогда у людей бывают большие несчастья.

    Вера в бессмертие у якутов выражается в том, что каждый умерший оживает после смерти, и это выводится из предания, которое говорит, что в прежнее время умершие очень часто оживали, не будучи похороненными. Потому ли, что мертвые не утрачивают окончательно своих человеческих потребностей или потому, что им может понадобиться пища немедленно после воскресения, но якуты при похоронах покойников кладут в гроб, и всегда в голову, масло, мясо, водку и прочую закуску. Так, по крайней мере, делается в Олекминском округе.

    Наконец, якуты верят в судьбу. По их мнению, судьба каждому непременно определяет мужа или жену, и без судьбы ничего не бывает; но обычая гаданий о судьбе и суженых, как у русских, не существует.

    Церковные обряды, как напр. крещение, брак и проч. якутами исполняются, но не сопровождаются никакими торжествами и на эти обряды якуты смотрят как на пустую формальность, без которой нельзя обойтись Духовенство православное, над ними поставленное, уважают, но еще более уважают своих шаманов, которые в тоже время ведают и медицинскую часть, леча якутов от разных болезней. После шаманов значением или уважением пользуются повитухи и вообще знахарки.

    У якутов, как народа младенческого и неразвитого, верования и суеверия играют очень важную роль в жизни. На все у них найдется какое-нибудь суеверное объяснение. Так напр., у них ясного представления о вреде браков с близкими родственниками нет, но существует поверье, что кто женится на родне, того вообще постигают несчастия, или у таких лиц скот не плодится или дети умирают в детском возрасте и проч. Другие из них считают сожительство с близкими родственниками грехом. В данном случае влияние церкви видно, но якуты говорят, что и в старину, когда они были язычниками, они не вступали в брак с родственниками. В прежнее время, по рассказам якутов, вступали в брак еще в более отдаленном родстве, нежели теперь, и якуты высказывают по этому поводу неудовольствие на церковный закон, позволяющий вступать в брак родственникам в четвертом колене; между тем как прежде этого не было, добавляют они. В сказках мы, однако, имеем указания на сожительство брата с сестрой. Очевидно, эти воззрения на препятствия родства к брачным сожительствам сложились уже под влиянием родового быта и освещены сначала языческим суеверием, а потом христианским верованием о грехе, или тем и другим вместе.

    О других случаях религиозных влияний на их быт или объяснений каким-либо суеверием обычая будет приведено в своем месте.

                                                                                    V.

    Брачные и семейные отношения. — Почему якуты находят нужным вступать в брак. — Вред ранних браков. — Что требуется от жениха и невесты? — Порядок сватовства и обряд языческого венчания. — Какое заключение можно вывести о социальном положении женщины у якутов. — Обращение их со своими женами. — Положение незаконнорожденных. — В чем якуты напоминают собою римлян? — Порядок наследования. — Сравнение писанного закона о наследстве и обычного права. — Ответственность за долги.

    Вступать в брак, по мнению якутов, должен всякий для продолжения рода человеческого, якутского; безбрачие и безбрачная жизнь строго осуждаются. Безбрачного и безбрачную называют деревом засохшим, не дающим плода. Такие лица. говорят якуты, после смерти пойдут прямо в ад к сатане. Холостой уже и при жизни находится в распоряжении черта и считается за полчеловека, если не женится, пропустив брачный возраст. Напротив, всякому венчавшемуся хотя бы несколько раз в жизни, прощаются все грехи, какие брачующиеся имели до свадьбы; не брачующемуся не прощаются никакие грехи. В силу такого воззрения у якутов, за немногими исключениями, все женаты, и монастырей нет и быть не может.

    Якуты женятся очень рано и часто, когда ни жених, ни невеста не достигли еще возраста половой зрелости, от того они вероятно и дряблы, малосильны и маловыносливые. Хотя телосложения они крепкого, но со слабой мускулатурой. Ранние браки вызывают и половую неспособность, так что вдовец нередко 45 или 50 лет уже добровольно остается вдовцом, — хотя, в общем, брак считается возможным до возраста, установленного церковью. Но иногда случается, что старики женятся в 70-80 лет; по крайней мере я знаю такой случай, где один якут, умерший 96 лет, женился три раза в жизни, и последний раз, когда ему было 80 лет, и от последнего брака имел дочь, физически слабую и болезненную. Причины ранних браков часто бывают корыстного свойства, именно желание со стороны родителей не упустить богатую невесту и получить калым. Вследствие этого жена часто бывает значительно старше мужа и пропорциональность лет не соблюдается.

    Как от жениха, так и от невесты требуется, чтобы они были здоровы, красивы, с черными блестящими глазами и волосами, мясистым лицом и совершенно голубыми глазами, что случается между ними редко. Если к этим качествам присоединить высокий рост и дородность, то это, кажется, будет идеал якутской красоты. Так что якут говорит при виде маленькой и красивой женщины, что если бы она была толста и высока ростом, то была бы красива. Сверх того, и это самое главное, от жениха и невесты требуется, чтобы они были богаты, так что заветная мечта каждого якута жениться на богатой  невесте и наоборот, бедной невесте выйти замуж за богатого. В нравственном отношении требуется, чтобы жених и невеста были скромные, не пьющие водки.

    Порядок сватовства и прочее следующий. Если понравится отцу и матери жениха какая либо девушка, или они, находясь в приятельских отношениях с соседями, дальними родственниками, желают породниться с кем либо, имеющим вес и значение в наслеге, то посылают свата, обыкновенно родственника, к отцу невесты с предложением породниться. Когда отец невесты изъявит свое согласие, тогда родители оба спрашивают свою дочь, нередко не умеющую еще говорить, согласна ли она выйти замуж за жениха. Малолетняя невеста, понятно, не понимая, чего от нее хотят родители, иногда говорит: «Не хочу идти замуж». Тогда родители начинают соблазнять ее игрушками, или тем, что нравится ей, говоря: у жениха есть много игрушек, он тебе сошьет новое платье, будет давать много кумыса, масла и проч. Невеста, прельщается обещанием, соглашается, совершенно бессознательно, выйти замуж. Из сказанного уже видно, что у якутов испрашивание согласия жениха и невесты на вступление в брак считается обязательным, но что это только форма или обряд; в действительности же браки детей совершаются по воле родителей, которым даже взрослые дети, знающие свою от них зависимость, не оказывают, обыкновенно, никакого сопротивления. Но иногда, впрочем, случается, что если жених или невеста упорно отказываются, то их оставляют в покое, или предоставляют им жениться по собственному выбору, что называется по любви. Такие случаи бывают редки, а потому и случается, что жених и невеста, не получив согласия на брак от родителей, женятся убегом.

    Родители невесты, заручась согласием последней, объявляют свату, что и они согласны и назначают размер калыма, который в старину платился богатыми по 1000 р., зажиточными по 500 р., а бедными по 100 р. [Такой же размер калыма (выкупа), по замечанию г. Ковалевского и у осетин.]; цифра его, за неимением денег, переводилась на скот и другое имущество. Теперь цены калыма упали на половину, а иногда случается, что в бедных семействах невеста, не желая оставаться в старых девах, идет замуж и без калыма; но это случается очень редко, тем более, что обычай требует, по пословице якутов: «хоть плюнь на руку родителям невесты, но дай»; другими словами, что если жених ничего не может дать за невесту, то и плевок может заменить калым, но ничего не дать нельзя.

    Заручившись согласием, сват отправляется к жениху, где сообщает о результатах своих хлопот. Спустя немного времени отец жениха приглашает всех своих близких родственников и едет, взяв с собой водку и другое угощение и половину калыма; богатый жених, кроме всего этого, везет с собой в подарок хорошего коня или корову. Приезжих на двор молча встречают отец и мать невесты со всем семейством, на обязанности которого, за неимением работника, привязать коней к столбу на дворе, имеющемуся во дворе каждой юрты. Отец невесты просит гостей войти в юрту и замечает при этом порядок поезда, т. е. кто за кем въехал во двор, потому что в таком порядке они будут рассажены по местам. Обыкновенно за отцом и матерью жениха едут самые приближенные родственники или лица почему либо пользующиеся особенным уважением со стороны родни жениха. Привязывать лошадей самим гостям, а тем более жениху, который в это время, как виновник торжества, считается важным господином, неприлично, и если бы они сделали это, то подверглись бы насмешкам со стороны других.

    Войдя в юрту, отец жениха, по приглашению хозяина, садится в большой угол; по правую руку садится его сын, жених, а затем садятся все по порядку, соблюдая порядок въезда во двор. Таким же порядком идет угощение рюмкой водки. Хозяин, наливая водку, подает ее сначала отцу жениха, который слегка дотронувшись до нее, отстраняет, говоря: «пей сам» и уже когда выпьет ее хозяин первый, тогда пьет отец жениха. Обнеся всех рюмкой водки, подносится в таком же порядке чай. После чаепития, отец жениха встает на ноги и говорит отцу невесты:

    — У тебя есть продажный товар, у меня есть покупатель, сколько возьмешь за него?

    — Товар мой хороший, а значит и дорогой, дешево я не возьму, отвечает отец жениха; но ты вероятно можешь купить его, потому, что купить его не всякому под силу; а ты если приехал для торговли, то значит надеешься на свой карман. Мой товар стоит одну тысячу или 500 р., 5-6 ведер водки, 2-3 штуки мяса, 1 корову, 1 коня и проч.

    Хотя размер калыма давно известен отцу жениха, но все-таки церемонию эту надо соблюсти. Она бывает полезна на тот случай, если бы встретилось какое либо недоразумение в будущем, напр. если бы отказалась невеста, то свидетели пиршества могут подтвердить ложь или правду взыскиваемого калыма, уплаченного женихом.

    Когда переговоры кончатся о калыме, перед зажженной свечей, прилепленной к иконе, молятся Богу отцы, поднося руки к иконе и, держа в них по 10-5 р., обмениваются этими деньгами. Бедные этого не делают, а так только делают знак, что как будто меняются. Этим процессом закрепляется будущее родство и дружба. Затем заключается договор такого сорта: если после этого почему-либо откажется невеста, то она должна платить штраф вдвое сравнительно с издержками. сделанными отцом жениха, — если жених, то весь уплаченный уже калымь и все затраты остаются в пользу ее.

    У богатых невеста в это время находится в отдельной комнате с подругами или женщинами, угощаясь чаем и закусками; у бедных сидит где либо в углу юрты. После окончания условия какая либо замужняя женщина, обыкновенно родственница, подводит невесту, наряженную в лучшую одежду, к столу и становится рядом с женихом, выведенным из-за стола и поставленным на место каким либо мужчиной, тоже ближайшим родственником, перед иконой. Столы в это время с дороги сдвигаются в сторону, чтобы дать возможность пройти брачующимся к иконам., где им подносится отцом или матерью невесты по рюмке водки, выпив которую, брачующиеся обязаны три раза поцеловаться. Жених остается пировать, а невеста уходит в отдельную комнату, где находится все время пиршества. В это время все привезенные женихом припасы передаются отцу невесты, из которых сейчас подается рассевшимся по местам гостям закуска, заключающаяся в мясе, рыбе, студени и, наконец, щах из ребер кобылы и конского потроха. Отец жениха берет кобылятину и потроха с большого поставленного на столе блюда, отделяет немного прежде отцу невесты, который, взяв это кушанье, удаляясь, приглашает гостей словами: «кушайте». Отец жениха блюдом этим наделяет всех присутствующих, не только приехавших с ним вместе, но и посторонних, пришедших поглазеть на свадьбу. После этого уже начинается форменный пир, продолжающийся далеко за полночь и кончающийся по большей части тем, что кто где сидит, тот тут и спит. Это так водится у богатых; у бедных же принято, в силу обычая, не ночевать и ночевка допускается в таком только случае, когда жених и все съехавшиеся на свадьбу живут далеко от юрты и ехать в ночное время не совсем удобно и безопасно.

    Летом все гости выходят на двор, где пляшут, поют, борются и скачут чрез препятствия. Зимой сидят в юрте и не выходят уже на двор. В конце пированья и веселья подается самое последнее блюдо — по-якутски «бэгерим слалык», что значит в переводе «последнее угощение»; это просто изготовленная кобылятина, вареная в воде, но между якутами она считается самым вкусным блюдом. Спустя немного времени после закуски, гости разъезжаются по домам. Веселый хозяин на прощанье подает водку каждому отъезжающему гостю, который должен, по обычаю, объехать три раза столб, находящийся во дворе; жених же остается у невесты на три дня. Отъезжая от нее, он один только и не объезжает столба.

    Порядок этого обряда бывает один и тот же, даже если жених не только не достиг брачного возраста, но даже если он еще совершенный ребенок. Описанный процесс самый главный и фактически жених и невеста с этого дня уже считаются мужем и женой, но юридически они считаются с того времени, когда жених выплатит весь калым. Тогда невесту берут на дом и если брачующиеся совершеннолетние — венчают.

    Привоз невесты совершается так: жених, уплативший калым, извещает или сам лично говорит отцу невесты, что он в известное время приедет за невестой, так чтобы он приготовился сам к встрече его, а также чтобы приданое было готово. Жених, взяв невесту и всех родных ее, приезжает домой, где отец и вся родня его встречают точно так, как было уже сказано выше в первом случае, т. е. привязывают коней к столбу не приехавшие, а работник хозяина или сам хозяин. Невеста приезжает на этот раз с приданым и гостинцем, заключающимся в посуде, начиная с горшка и кончая чашкой. Все привезенное невестой должно быть наполнено маслом.

    По старинному обычаю, если привоз невесты случится летом, то она должна ехать верхом; сбруя коня должна быть убрана серебряными бляхами; жених тогда верхом должен ехать за невестой позади; бедные едут вдвоем на одной лошади и невеста должна сидеть опять таки впереди, потому что, по обычаю, она в это время большая госпожа. Господство ее тотчас отнимается коль скоро она приезжает во двор жениха и вступит в юрту, как хозяйка. Зимой сбруя эта везется в санях. Вместе с женихом невесту сопровождает в дом жениха непременно замужняя женщина, ее родственница. Она, когда приезжает невеста, должна снять ее с лошади и пробыть три дня вместе с ней в доме мужа. На встречу жениху и невесте выходит отец жениха с образом; если есть сноха у него, то с ней. Жених и невеста на дворе становятся в ряд; образом этим отец благословляет их. Затем, жених берет в руки невесту, ведет в юрту, где садит под иконами, в большом углу; сам сидит рядом с ней. Отец и мать угощают их чаем и водкой; гости же стоят или садятся тут же, но не в порядке. После угощения жених встает; за ним поднимается невеста, которую за руки отводит в отдельную комнату снимавшая ее с лошади женщина. В комнате этой стелется медвежина или другая какая либо шкура, на которой она сидит отдыхает (мы видим, что в данном случае для невесты делается исключение, так как на медвежьей шкуре женщинам вообще нельзя садиться). Жених, выходя из-за стола становится как обыкновенный гость или, правильнее, теряется в толпе родственников, которые сейчас же по порядку размещаются но местам, соблюдая порядок въезда во двор.

    Женщина, по-якутски ходогой (провожатый), остающаяся вместе с невестой три дня и снимающая ее с лошади, делает подарки свекру, свекрови, снохе, деверю и прочим близким родственникам от имени невесты: первым — деньгами от 15 до 20 руб., последним от 3 до 5 руб.: далее, чем отдаленнее родство, тем и подарок меньше [* Очень может быть, что в этом обычае одарения родственников, существующим и у осетин, следует видеть остаток выкупа права племени на невесту, когда женщина в эпоху дородового быта принадлежала всем.]. После осмотра приданого сундуки запираются и ключи передаются невесте. После этой обрядности, новобрачные считаются уже юридически мужем и женою. Обрядность по-якутски называется — сюктэн каляр, что в дословном переводе означает «нагружена придет, или совсем с приданым приедет». Между тем, на дворе и в юрте пир продолжается своим чередом; пьют масло, водку и прочее. В растопленное масло крошат жир и пьют небольшими чаронами. Пируют всю ночь, борются, пляшут и  проч. На другой день после пира все съестное, привезенное невестой, поедается близкими родственниками жениха, без участия дальних родственников, когда те уже разъедутся по домам.

    Венчание происходит не только после сюктэн каляр, а спустя много времени. Иногда этот период бывает весьма продолжителен, затягивается на целые годы и даже на всю жизнь. Тормозом к обряду венчания нередко является недостаток жениха, т. е. ему не хочется платить попу 15-20 р. за венчание, если он просит такую сумму.

    После всего этого невеста, как член семейства, подвергается побоям и прочим неприятностям в семейной жизни. Случается, что на 3-4 день после сюктэна свекровь, если она сварливая, бьет свою невесту из-за какого-нибудь разбитого горшка.

    Женившийся сын вскоре отделяется от отца [* Вследствие этого у якутов снохачества нет и быть не может.], поселяясь где либо поблизости, или где ему понравится место. Он получает при разделе равную долю всего имущества, но иногда надел дается отцом по своему усмотрению. В Олекминском округе богатый хозяин дает сыну рогатого скота от 20 до 30 штук, коней 7-8 штук и проч.; бедный же дает всего 5-4 штуки, т. е. 1 лошадь, 2 коровы и 1 рабочего вола. У богатых инородцев сын нередко имеет свое собственное имущество и деньги; приобретается оно им так: отец дает ему участок пахотной или сенокосной земли, доход с которой всецело поступает в его пользу; бережный же сын всегда таким образом имеет денежный запас.

                                                                            * * *

    Языческий обряд венчания, который я описал подробно и со всеми деталями, показывает нам, что супружеский союз у якутов есть не что иное как сделка купли-продажи, обставленная весьма торжественно. В данном случае мы не видим даже чествования каких либо богов, это просто торговая сделка между родителями жениха и невесты или между самим женихом и последними. Такова суть обряда. Ясно, что в таком случае женщина не может играть сколько-нибудь самостоятельной роли в якутской семье, ибо при всяком стремлении ее к самостоятельности муж всегда может напомнить ей, что он ее купил, что она, следовательно, его собственность, вещь. И чем больше он заплатил за жену калыма, тем больше, ему должно казаться, он имеет прав господствовать над женою. Вот почему у якутов женщина, в противоположность тем народам, у которых калым вышел из употребления или заменился приданым, не может быть во главе рода; даже в семье у нее эти права отнимаются, если она имеет взрослых сыновей. Но если она имеет малолетних детей, то ей поручается управление хозяйством под руководством опекуна, назначаемого родовым управлением. При учреждении же опеки родовое управление руководствуется общими нашими законами, а не обычаями. Вот почему, наконец, у якутов женщина при жизни мужа лично не пользуется никакими гражданскими правами и все ее имущество заключается в приданом одеждой. Всем распоряжается муж или отец, глава семьи, который выбирает невесту своему сыну и продает свою дочь за калым. Невестка в семье, если сын не отделен от отца, находится в полнейшем подчинении как свекру, так и свекрови. Тем не менее, каково бы ни было социальное положение женщины у якутов, у последних женщина пользуется большей равноправностью, чем у осетин, у которых, по словам г. Ковалевского, семья никогда не обедает вся вместе и не ужинает и старикам всегда принадлежат лучшие куски, а потому и первая очередь в принятии пищи; женщины же едят последними. Напротив, у якутов (тоже у киргиз, тунгус и всех других известных мне сибирских инородцев) стол всегда общий, в котором принимают участие женщины и дети; у них всегда муж и жена обедают и ужинают вместе. Мало того, можно сказать, что как бы ни были грубы якуты, у них женщина, несмотря на отсутствие гражданской равноправности, фактически находится в лучшем положении, чем даже у русских крестьян, у которых бить свою жену считается за правило и случаи жестокого, тиранического обращения с женами, особенно в пьяном виде, весьма нередки. Скорбная народная песня, сложенная русскими женщинами о судьбе своей, рисует самую безотрадную картину положения женщины у нас во все времена. Я говорю, конечно, о женщинах среды народной, а не привилегированной. Более гуманное обращение якутов со своими женщинами объясняется, быть может, отчасти большей природной мягкостью нравов, свойственных этой расе, а главным образом тем, что якуты не пережили фазу крепостного права, которое, существуя в России в течении веков, в конец извратило самую природу русского человека. И крепостники и крепостные взаимно деморализировали друг друга и эта-то взаимная работа, продолжаясь в течении веков, извратила характер, нравы русского человека настолько, что последний, при случае, нередко превращается в дикого жестокого зверя в семейной жизни. О якутах я этого не могу сказать. Они мягче обращаются со своими женами и детьми.

    У якутов весьма нередки случаи, что муж находится под влиянием своей жены и существует даже поговорка, что женившийся сын пляшет по дудке жены (оегун санатынап — в переводе «по жениной мысли» или другая поговорка: оех учухэй ере илитыгер тутах, что значит «красивая жена мужа в руках держит»). Довольно часто случается, что женившиеся расходятся и вступают в новые сожительства, согласно своим склонностям. Это и понятно: раз браки совершаются по воле родителей, которые руководствуются не склонностями жениха и невесты друг к другу, а своими собственными эгоистическими расчетами. Ни соответствие лет, ни чувства брачующихся, понятное дело, не принимаются во внимание, поэтому у якутов очень часто и случается, что женившиеся очень скоро расходятся, а если этого не случится, то муж заводит себе любовницу, или жена любовника. Бывает, что если жена красива и мужу нравится, но живет с любовником, муж затевает процесс в родовом управлении и такие процессы, повторяясь очень часто, оканчиваются тем, что управление и общество, утомясь разбирательством, выселяет куда либо мужа и жену в другое место, оставляя на месте любовника. Выселение всегда бывает в другие наслеги округа, менее населенные.

    Любовница отличается от жены тем, что после смерти любовника не наследует его имущества, тогда как жена наследует, устраняя всех других родственников, за исключением собственных детей [* Якутское обычное право, в противоположность писаному нашему закону, устраняющему жену от наследования и предоставляющему ей только указную часть, признает за женой большую близость или родство, чем кровное родство каких-нибудь родственников; поэтому оно совершенно рационально признает за женой право на наследство мужа.] Жена, разошедшаяся с мужем и живущая с другим, равно как и вдова, имевшая после смерти мужа любовника и вышедшая потом замуж, презрением не пользуются. Ранее, до принятия православия, если рождался ребенок вне брака (языческого) он принимался отцом как сын; но в настоящее время, если отец, имея законную жену, прижил детей с незаконной, то хотя бы соседи и все знали о происхождении таких детей, но они не наследуют ему, потому что дети, рожденные вне брака, считаются незаконными. Незаконные дети пользуются презрением и носят позорное имя, в отличие от других детей и взрослых «сек-ола», что значит незаконнорожденный. Незаконнорожденные не пользуются уважением, как дети или люди, и сек-ола служит бранным словом. Относительно сек-олы якут говорит: «что может выйти хорошего от сек-олы?» По мнению якутов «сек-ола носит в себе все задатки сделаться впоследствии дурным человеком». Такое же название существует и для дочери. Родными незаконнорожденные считаются, но все-таки родственники, в силу предрассудка, иногда их как будто бы презирают. Это относится только к детям, где отец является неизвестным. Напротив, ребенок, прижитый от жениха и невесты, вне церковного брака, хотя бы и задолго до совершения его, незаконнорожденным не считается; он носит фамилию отца и записывается на его имя. Незаконнорожденные носят фамилию матери, но не крестного, как это принято между русскими. Если отец желает усыновить такого ребенка законным порядком, тогда он просит, чтобы ребенок носил фамилию отца и такие дети являются уже равноправными наследниками отца по отношению к детям, прижитым родителями после церковного брака. Вообще, по якутскому обычаю, отец должен заботиться о своих детях, хотя бы они были и незаконные. Вот почему, если брошенная любовница жалуется родовому управлению и если будет доказано, что она имеет от него детей, то родовое управление, в сообществе почетных инородцев на сходке. обязывает детям давать материальную помощь до того возраста, когда они сами в состоянии себя содержать.

    Я сказал, что у якутов ребенок, прижитый от жениха и невесты вне церковного брака, хотя бы и задолго до совершения его, незаконнорожденным не считается; но замечательно то, что у них не считаются незаконнорожденными и такие дети, которые родились у жены при заведомой половой неспособности мужа, напр. когда ему было 10 лет, или когда вообще известно, что ребенок родился не от мужа. По якутским воззрениям, раз договор о браке между родителями заключен и брачные обряды совершены, предполагается, что муж должен брать на себя ответственность за всякие случайности в браке; вина рождения ребенка, хотя бы и от постороннего, сваливается на него. В этом случае якуты похожи на римлян, у которых также дети прижитые женою при существовании законного брака, хотя бы муж был в 10-ти летней отлучке, считались законными, на основании правила: mаter semper certa est, pater quod nurtiae demonstrant, т. е. что мать всегда известна, а отец тот, на кого указывает брак.

    Другие особенности якутского семейного права следующие:

    У якутов при наследовании никакого майората или минората (как напр. у осетин, по сообщению г. Ковалевского) не существует. У них в отношении имущественных прав старший сын не пользуется никакими преимуществами. Преимущество дается только тогда старшему сыну, когда помрет отец и другие братья малолетки и не отделены отцом. Тогда старший сын заступает место отца и фактически пользуется теми выгодами, какие доставляет ему его положение. Трудовой принцип, при определении прав на наследование после смерти умершего, играет такую же роль, как и у осетин и у русских крестьян. Из этого видно, что первобытное семейное обычное право не придает родству того значения, какое придает ему писаный закон, установивший разные степени родства, при определении прав на наследство по закону. Понятию и чувству первобытного человека чуждо это право на наследство умершего, иногда отдаленных родственников, которые ни сеяли, ни пахали, потому только, что они родственники, что у них течет родственная кровь. Законодатель писаного наследственного права, по общему правилу предполагает, что тот, кто родственник, тот и ближе к умершему. Первобытный человек близкими себе считает тех, которые действительно ему близки, но затем и самые близкие люди или друзья не имеют права на имущество, раз в семье есть такие лица (за исключением рабов), которые создавали имущество своим трудом. А так как в трудовом классе или сословии нет других имуществ, кроме созданных трудом, то следовательно здесь не может быть и обычая так называемого наследования по закону или по завещанию. Из этого также следует, что хотя писаное или современное наследственное право получило свое начало в родовом союзе, но источник его лежит не в народной среде, а в той привилегированной или феодальной среде, из которой выходили сами законодатели. Раз эти законодатели вышли из такой среды, где роды обособились в господствующее сословие, не трудящееся, а живущее трудом других, то естественно они должны были узаконить установившийся в этом сословии обычай перехода имуществ после смерти умершего на основании принципа родства или симпатии и дружбы с наследодателем. И таким-то образом закон, который мог иметь свой raison d’etre только по отношению к одному сословию, получил всеобщее значение. Неудивительно поэтому, что наш народ, игнорируя законы о наследстве, придерживается в этом отношении своих собственных обычаев. Точно также поступают и якуты.

    Наконец, у якутов, как и по писаному закону, если дальний родственник сделался наследником, то он уплачивает долги наследодателя; но за долги отца отвечает сын, если он не отделен, и наоборот, за долги сына отвечает отец. И в данном случае обычное право, основанное на предполагаемой экономической солидарности членов трудовой семьи, нельзя не признать более рациональным, нежели принцип писаного закона, в силу коего неотделенный сын не отвечает даже за свои собственные долги, раз у него нет имущества, в отношении которого вы не можете доказать, что оно личное его имущество [* Надо заметить, что напр. наше законодательство в этом отношении кроме принципиального недостатка, страдает большой запутанностью и противоречием. Так напр., на основании 184 ст. X т. ч. 1, «по заемным письмам и вообще всяким долговым актам неотделенных детей родители не ответствуют, если сии письма и акты даны без их уполномочия». На этом основании, конечно, нельзя описать имущество отца за долг неотделенного сына. Между тем, на основании 1188 ст. уст. гражд. суд. «при взыскании с одного или нескольких владельцев нераздельного имения, оно подвергается описи в целом составе; но с публичного торга продается лишь право должника на его долю, без предварительного выдела оной. Правило сие применяется и к продаже нераздельных имуществ, принадлежащих нескольким лицам». По буквальному смыслу этой статьи, раз я доказал на суде, что какой-нибудь N или X мне должен, я имею право описать нераздельное имущество в целом составе и затем продать право на его долю, которая должна быть установлена или определена в особом судопроизводстве. На ком лежит в данном случае onus probandi? — Само собою не на истце, потому что в его глазах достаточной презумпцией, что сын владеет какой либо долей, в имуществе отца, служит уже то обстоятельство, что он является собственником нераздельного имущества, которое я пришел описать. Следовательно, отец должен доказать, что сыну не принадлежит никакая доля в имуществе, или что сын был лентяй, не трудился, не наживал. Так в действительности следовало бы понимать 1188 ст. уст. гражд. суд. Но некоторые судьи, основываясь частью на неправильных кассационных решениях этих недостаточных и темных законов, а частью вследствие собственного юридического недомыслия, прямо отказывают в продаже описанного имущества. довольствуясь представлением доказательства со стороны сына или отца, что их имущество нераздельное и, таким образом, ваш, совершенно доказанный, иск к такому сыну может считаться напрасной потерей времени и издержек. Сенат, объяснивший ст. 184, что закон, установивший раздельность имущества родителей и детей, как противоречащий обычному праву, не может быть принимаем судами в основание решений (1870 г. № 308), по моему мнению, допускает слишком произвольное толкование, противоречащее тому закону, где предписывается судам руководствоваться обычаями. Последний же закон, хотя и не находится в главе X т. о наследстве, но тесно связан с наследственным правом, а следовательно его и нужно туда относить, толкуя в смысле обычая.] В трудовой и первобытной семье солидарная ответственность за долги членов семьи и понятна и справедлива.

                                                                              VI.

    Обычаи или учреждения альтруистического свойства у якутов, вытекающие частью из семейного начала, частью — из экономической необходимости, а частью — сохранившиеся как переживания из дородового быта. — Обычай усыновления и приема в зятья и его особенности. — Трудовой принцип, выражающийся в этих обычаях. — Обычай самопомощи родственников и знакомых в несчастных случаях. — Обычай сбора на бедную невесту. — Побратимство и посестрие. — Что способствует разрушению старых обычаев у якутов. — Деморализующее влияние на них русских торговцев. — Взгляды и обычаи, могущие служить к сохранению якутской общины: отношение к земле и отсутствие исключительной собственности на землю. — Помочь. — Прием новых членов в общину на правах равноправности.

    Родовой союз, по самому своему существу и как это было объяснено в первой главе, зиждется на принципе более эгоистичном, нежели принцип, объединяющий собою членов примитивной общины, переживающей эру до семейного или до родового состояния, когда не было еще места даже семейной обособленности, семейному индивидуализму. Если бы воспользоваться в данном случае для сравнения мыслью, высказанной Мэном и теперь высказываемой очень многими, что все учреждения должны способствовать наибольшему счастью наибольшего числа людей, то я сказал бы, что, в общем, учреждения эпохи родового союза менее благоприятствуют такому счастью, нежели учреждения эпохи дородового быта. Тем не менее и последнему, по сравнении с капиталистической эрой, могут быть свойственны разные учреждения альтруистического свойства, благодаря которым слабые индивиды могут находить и нравственную и имущественную поддержку коллективном целом называемом семейной общиной. Напрасно мы стали бы искать подобных учреждений в обществах капиталистического строя, которому свойствен один лишь бездушный своекорыстный эгоизм, и у которого нет другого бога кроме золотого тельца. Я говорю, конечно, о существе капитализма и его тенденциях, а не о том гуманитарном течении, которое разливается в обществе помимо и вопреки капитализма.

    Какие же такие альтруистические учреждения могут быть у якутов — этого дикого и почти варварского племени? У других подобных племен, на разных точках земного шара, наблюдателям или исследователям удавалось отыскивать не мало разных учреждений альтруистического свойства, разных видов самопомощи, организованной или неорганизованной; но в отношении якутов мне придется сказать в этом случае очень немногое, именно потому, что якуты под влиянием изнанки цивилизации, приносимой им частью уголовными ссыльными, частью разными хищниками из коммерческого мира, быстро утрачивают свои хорошие обычаи, какие у них были, и усваивают понятия и нравы своих цивилизаторов. Это развращение якутов в особенности ссыльным элементом, засвидетельствовано, между прочим, не раз и официально, во всеподданнейших отчетах якутских губернаторов. Начнем с усыновления.

    Обычай усыновления развит между якутами почти повсеместно по Олекминскому округу. Случается, что богатые и зажиточные якуты предлагают даже деньги за мальчиков семейным поселенцам, чтобы они гонимые нуждой, отдали в сыновья ребенка; но поселенцы, по большей части, с брезгливостью относятся к таким предложениям.

    Усыновленный пользуется всеми правами родного сына, если у родителей нет других детей; но если они есть то в тайне к своим детям благоволят больше, чем к приемным и это весьма понятно. Но если собственных детей нет, то стараются внушить мысль ребенку, что он их действительный сын, но не приемный. Нередко в этом приемыш и убеждается. Усыновляют почти всегда детей, не достигших 10-ти летнего возраста. Женщина при муже, без согласия его, не может усыновить, но вдова имеет право усыновлять самостоятельно, не спрашивая даже на то согласия родового управления. На лета как усыновителя, так и усыновленного не обращается никакого внимания. Дети усыновляются всегда из чисто экономических расчетов, именно — в тех видах, что когда ребенок возмужает, то может быть годным для работы, способным вести хозяйство, а значит и содержать на старости своих воспитателей-усыновителей. Некоторые усыновляют, конечно, также вследствие желания иметь детей, как это и везде водится. По большей части так и делается у якутов, что когда в начале или спустя много лет после вступления в брак, не рождаются дети, супруги, не надеясь иметь их, усыновляют ребенка. Но вдруг бесплодие их устраняется какими либо средствами, о которых супруги не имели понятия прежде, а тогда уже поздно возвращать усыновленного ребенка, а особенно, если он взят от человека бедного, или он круглый сирота. В подобном случае как бы якут груб ни был, но он держит такого ребенка у себя, и раз, задав для решения такую дилемму, я получил такой ответ: «что ты думаешь, ведь ребенок-то не собака, чтобы отдавать его обратно; если щенков не бросают зря, которых кормят хозяева несколько месяцев, то человека тем более нельзя бросить; это у вас русских так делается, а у нас не так».

    Имение родственников по мужской линии у усыновителя не служит, как это бывает у иных инородцев, препятствием к усыновлению, а следовательно и согласия родственников на усыновление не требуется. Делается предложение родителям ребенка и если они соглашаются отдать, выражаясь языком якутов, в дети, отдают без всяких обрядов и формальностей, причем усыновленный записывается инородческим управлением в посемейных списках уже тогда, когда он вырастет. При приеме иногда берется расписка, в которой отдающий ребенка обязывается не брать его тогда, когда он выйдет из детского возраста; но это бывает в виде исключения. В имени усыновляемого не происходит никакого изменения. Право на наследство в старой семье он теряет, да нередко случается, что усыновленный и не знает своих настоящих родителей, и узнает их уже взрослым, случайно. Если бы родители приемного сына пожелали взять своего сына обратно, то они обязаны заплатить за все расходы, употребленные при воспитании. Ясно выраженных обязанностей не существует, но главным образом усыновитель обязан одевать, поить, кормить и учить, если он сам сознает пользу учения. Со стороны усыновленного обязанность заключается в том, чтобы кормить усыновителя, когда тот сделается неспособным к работе, но само собою, что он должен почитать его.

    Усыновленный имущественных прав до совершеннолетия никаких не имеет, а может их иметь только с согласия принявших его. При семейном разделе, если, кроме усыновленного, есть другие дети, родившиеся после усыновления, он получает равную долю имущества, но при этом всегда стараются чего либо не делить, на том основании, что своя кровь все-таки ближе, чем чужая. Напр., если у отца есть деньги, то при разделе усыновленный их наверное не получит. Не дается никакого обязательства усыновленному. В 1 Мюритинском округе был такой случай: один богатый инородец имеет усыновленного мальчика, который носит его фамилию; мальчика этого он учил в иркутской гимназии; сын захотел жениться и непременно на русской. Инородец, выслушав просьбу сына, отвечал: «если хочешь жениться на русской, то женись, но только с тем, что когда женишься, то живи со своей бабой где хочешь и как хочешь, а от меня ты ничего не получишь; получишь только то, что на себе имеешь». И пришлось молодому инородцу жениться на якутке.

    Бывают случаи, что отец прогоняет усыновленного сына и за работу ничего не платит ему за время, проведенное им в доме отца Отец, понятно, вычитает все расходы по воспитанию. Женатому усыновленному дается или часть надела, или, когда он прогоняется, ничего не дается. Если он лично нажил имущество, то берет его с собой. но случается. что имущество его удерживается отцом. Поэтому приемыш обращается в суд с жалобой, которая решается в его пользу тогда, когда он докажет, что действительно им это имущество нажито лично. Прогоняются усыновленные большею частью за дурное поведение, выражающееся в кражах, пьянстве, мотании имущества и проч. Но по общему правилу, усыновленный навсегда живет в доме отца до тех пор, пока последний не умрет. Если воспитанник сам почему либо уходит, то, нередко, дело оканчивается иском со стороны усыновителя. В таком случае, родовое управление ищущему отцу (усыновителю) говорит: «чего же ты ищешь, ведь он (ушедший) тебе много работал, значит и искать нечего»; но если ушедший мало работал, то родовое управление заставляет платить усыновленного от 30 до 40 руб. в год за содержание и воспитание. Случаи эти очень редки.

    Приемных сыновей редко женят на дочерях усыновителя, потому что тут играет не маловажную роль калым. Женить приемыша на дочери, значит лишиться калыма, хотя в свою очередь женившийся на стороне приемыш тоже должен платить калым; но тут на сцену является мелочной расчет, что авось за дочь я возьму больше калыма, а за жену сына меньше отдам. Усыновитель подыскивает невесту усыновленному на таких же основаниях, как и родному сыну, т. е с соблюдением всех церемоний и расходов. Если у отца, принявшего на воспитание, есть родные дети, то приемный сын на семейных совещаниях не имеет никакого голоса, но невестой и имуществом он все-таки наделяется.

    После смерти усыновителя усыновленный всегда становится наследником его, хотя бы усыновитель имел ближайших родственников, т. е. братьев, племянников и проч. Между отцом усыновителя и отцом усыновленного не установляется никакого родства и они называют друг друга кумовьями. Но с момента усыновления между родным отцом усыновленного и сыном устанавливаются особые, как бы более отдаленные, родственные отношения. Если у отца есть лишняя земля, то он ее ему дает, но если у него есть еще дети, а это всегда так и случается, то он, кроме бесценных вещей, ничего не дает сыну, на том основании, что он получил от приемного отца имущество. Даже если бы случилось, что отец, после отдачи в дети, из бедняка превратился в богача, то все равно он ничего не дает отданному. Словом, как сказано ранее, усыновленный навсегда утрачивает наследственные права в имуществе своего прежнего отца.

    Если у родителей нет ни одного сына, а есть только дочери, тогда они, дабы поддерживать свое хозяйство и иметь на старости лет теплый угол и кусок хлеба, принимают к себе зятя, к одной из дочерей, по большей части, старшей, достигшей брачного возраста: и зять в таком случае принимается в семью очень охотно, а равно охотно и зятья идут в чужую семью. Охота объясняется весьма просто. Зять происходит всегда из бедной семьи; значит знаком с материальными лишениями, а кроме того он имеет братьев, и если произойдет раздел между ними, то на его долю очень немного достанется имущества; вступая же в дом жены, он нередко имеет круглое, зажиточное хозяйство, а иногда даже роскошь. Отсюда ясно, что цель идущего в зятья чисто корыстная, ибо он сразу делается хозяином из голыша. Условия с зятем совершаются письменные, свидетельствуются в родовом управлении, а также и на словах, при свидетелях с обеих сторон. При заключении таких условий, как словесных, так и письменных, принимающий зятя, выговаривает себе все, что угодно, и зять только соглашается; да иначе и быть не может, потому что заманчивая перспектива быть хозяином, а затем наследником, заставляет его на все соглашаться.

    Зять считается усыновленным, но только он носит свою фамилию, но не фамилию жены. Якуты приемного сына называют: итэх-ол, что значит приемный ребенок, а зятя итэх-кютетюм, т. е. приемный зять; но в иных местах зятя называют «приемным», а приемного сына — «воспитанным». Вообще понятия на этот счет в разных местах не одинаковые.

    Обязанности зятя заключаются в том, чтобы повиноваться тестю, работать, почитать его как отца, кормить его, если тесть придет в дряхлость. Что же касается повиновения, то оно продолжается до тех пор, пока тесть не придет в дряхлость; зять тогда уже на него не обращает внимания, и не только зять, но и дочь, и вообще можно сказать, что беспомощный старик не пользуется тем, чем пользовался, когда кулак его мог ходить по спине зятя, или он мог терроризировать его чем либо другим, и на стариков смотрят уже как на ненужную вещь.

    Если зять уйдет от тестя, то всякий раз приносятся жалобы родовому управлению, кончающиеся обыкновенно ни чем, потому что нередко приемный отец дает часть имущества зятю, т. е. захваченное остается у зятя. Зять, после смерти жены, уходит, но ему тесть дает все-таки часть имущества; и если тесть не выделяет ему имущества, то родовое управление всегда при разбирательствах подобного рода на стороне зятя. Оно обязывает уделять ему что либо, на том основании, что зять все-таки работал тестю, а значит и приобретал.

    Зять обязан воспитывать оставшихся после смерти тестя детей его. Дети, воспитанные зятем, в силу обычая, отделяются, когда женятся.

    Зять приемыш, если прожил короткое время в доме тестя, получает, когда уходит от него, только тогда, когда тесть богатый; бедные же, если и дают, то очень немного. Такое возвращение есть ни больше, ни меньше, как возвращаемый калым зятю, потому что и приемный зять, в силу обычая, обязан дать калым, при вступлении в брак (он по большей части платит работой).

    Зять после смерти тестя получает все имущество и отдается дочерям замужним имущество только завещанное умершим, предполагается, что дочерей, когда выдавали, им дали приданое; значит в доме отца никакого имущества не осталось; зять же принимается тогда, когда у отца нет своих сыновей, иначе обычай принятия в зятья утратил бы всякий смысл. Поэтому-то зятю не с кем делится после смерти отца. Изложенные обычаи усыновления и приема в зятья показывают нам, что семейное право якутов очень подробно и точно нормирует семейные отношения, возникающие из усыновления и приема в зятья, причем в основании этих отношений лежит строго проведенный принцип трудового начала. Само собою, что благодаря сильно развитому обычаю усыновления, причем дети даже покупаются, у якутов подкидышей нет и быть не может; этот обычай им неизвестен; тем более не может быть убийства детей, как это случается сплошь и рядом у цивилизованных. Обычаем усыновления, а отчасти обычаем приема в зятья, у якутов, таким образом, в значительной мере должно изглаживаться имущественное неравенство лиц, из коих одни обедневшие имеют возможность пристраиваться к тем, которые богаче, вступая в их семьи. Но у якутов, сверх того, существуют, как это сейчас увидим, и другие обычаи самопомощи и поддержки в несчастных случаях, показывающие, что им не чужд инстинкт той общественности, которая связывает индивидов не во все эпохи одинаково. Вот эти альтруистические обычаи.

    Случается ли у родственника беда, скот ли у него вывалится, сено или юрта сгорит и вообще нежданно-негаданно заглянет беда к якуту, в этих случаях прибегают к помощи родственников. Разорившийся, обыкновенно, на последние деньги покупает водки, если они у него есть, а нет, занимает их, жарит мясо и проч., а затем созывает в известное время всех родственников, а также ближайших соседей, хотя бы даже они и не были родственники. После приличного угощения, разорившийся объявляет своим гостям. которые сидят по порядку родства, что он разорился, поэтому просит помощи кто чем может. Приглашенные гости уже наперед знают, зачем их пригласил хозяин. Некоторые, выслушивая его, молча вынимают из кармана деньги и дают их хозяину, а не имеющие денег: один обещает корову, другой лошадь, третий быка и проч., и таким образом разорившийся сразу превращается в зажиточного или уж во всяком случае, не бедняка. Такой порядок взаимопомощи существует даже не между родственниками, но это случается тогда, когда у разорившегося все родственники не особенно богаты и помочь ему без ущерба собственного хозяйства не могут. Тогда приглашаются богатые соседи и родственники.

    Точно таким же образом делаются сборы и на бедную невесту. Обычай этот широко распространен и собирают не только бедные, но и богатые, которые более собирают вследствие своей жадности и скупости; благодаря этому обычаю богатые просят на невесту даже у бедных. Бедные просят у друзей и знакомых единственно потому, что не надеются на свои силы. Помощь дается платьем, ситцами, скотом и проч.; дает всякий что может. Богатые производят сбор, как я сказал, благодаря своей жадности и надеясь, что им никто не откажет, как пользующимся влиянием на всех сородичей.

    Побратимство очень развито у якутов, но крестами, как это принято у крестьян Архангельской губернии, не меняются. Точно также побратимы, подобно осетинам, не пьют из одной чашки, бросивши в нее предварительно какую-нибудь мелкую монету, не совершают молитвы и не обмениваются оружием. Побратимство у якутов всегда устанавливается под пьяную руку, подобно тому как у цивилизованных пьют на брудершафт, и кроме поцелуев и обниманий оно ничем не сопровождается. Якут от природы молчаливый, выпивши, делается очень разговорчив; в этом он много собой напоминает нашего крестьянина. Поэтому, во время выпивки, побратимы, пожалуй, не прочь и родней считать друг друга, но трезвые они не считают себя родственниками: равно такие братья не имеют особых названий, хотя соседи, обыкновенно, знают, что два приятеля, для установления еще большей дружбы, побратались между собою. Это же самое случается и между двумя женщинами, которые тоже помогают друг другу своими советами и проч. Побратимы иногда ссорятся между собою и настолько сильно, что уже после такой ссоры себя братьями не считают. Из рассказов старых якутов видно, что в доброе старое время, когда русские их менее посещали, а значит якуты были добрее и честнее, у них побратимство было более развито, чем теперь. «Пришли, говорят они, к нам русские и мы стали жить почему то между собою, как волки». Старики нередко в назидание строптивым молодцам говорят: «а ведь мы с твоим отцом то жили, как настоящие братья, не бранились, не ссорились, а вы где сойдетесь, там и подеретесь или поссоритесь». Эту же самую речь можно услышать и от старух. Побратимство и посестрие, как я уже сказал, не сопровождается ничем особенным, но в старое время, если отцы братались, то непременно братались и дети их. Случалось, что отцы разбратаются, но дети, если они хорошие братья, не обращая внимания на стариков, продолжают жить между собою в добром согласии. Побратимство от кумовства якуты отличают.

    Если предыдущий обычай, т. е. обычай сборов в несчастных и в критических случаях ведет свое начало частью из родового союза, а частью из дородового быта, как это прямо указывает то, что сборы делаются и не между родственниками, то обычай побратимства может быть обязан своим происхождением только родовому союзу. Он показывает нам, с одной стороны, что братья должны жить между собою, как друзья, а с другой указывает на тенденцию восполнить недостаток родственного альтруизма обычаем считаться братьями между чужими. Уму первобытного человека кажется, что симпатичные и дружественные отношения между братьями и родственниками вытекают или основаны на тожестве крови родственников, чем и объясняется обычай у некоторых племен меняться кровью, делая надрезы друг другу и впуская в надрез или выпивая кровь друг друга. На основании преданий можно думать, что этот обычай существовал когда то и у якутов, но он давно вышел из употребления, подобно тому как теперь выходит из употребления самый обычай побратимства, и якуты, подобно цивилизованным, начинают жить как волки друг с другом. Так вообще уничтожаются хорошие обычаи эпохи родового союза, по мере разрушения этого союза тлетворным влиянием капитализма и складывающихся под его влиянием новых обычаев

    Не один, впрочем, капитализм способствует разрушению добрых старых обычаев у якутов, а вообще цивилизация и цивилизаторы известного сорта, и порча нравов якутских началась не с сегодняшнего дня. Первыми пионерами цивилизации у якутов явились казаки, чиновники, миссионеры, крестьяне, кабатчики и лавочники. Казак принес грубое насилие, чиновник — взяточничество и попирание закона, кабатчик — пьянство и беззастенчивое обирание, лавочник — ловкое надувательство, крестьянин, а за последние два десятка лет и поселенец — принесли грабежи и разбои, особенно первый. Здесь поселенцы боятся очень крестьян, потому что не поселенцы убивают крестьян, а крестьяне поселенцев. Об этом распространяться здесь более подробно не место, но о влиянии на нравы якутов русских торговцев нельзя не сказать несколько слов.

    Между якутами в некоторых отдаленных пунктах от русских поселений еще до сих пор существует первобытный (т. е. непосредственный) обмен товаров и денежные знаки, в которых они не знают толку, ценятся ими очень низко, но за то высоко ценятся необходимые для них вещи или товары. Понятно, что когда якуты через русских впервые стали знакомиться с денежным обменом, то их очень легко было надувать. Русские торговцы однако предпочитают натуральный обмен в такой форме. Какой-нибудь русский Колупаев или Разуваев, приезжая в юрту, дает всем находящимся тут якутам, бесплатно, по рюмке или по две водки, а в тоже время оповещает через якута же всех, находящихся неподалеку, якутов о своем приезд. Один за другим медленно собираются в юрту, где остановился приезжий, якуты, с упрятанными около себя шкурами зверей. Русский и вновь пришедших, каждого по очереди, угощает водкой, зная по опыту, что если якут выпьет две рюмки, то захочет и больше, и тогда за бутылку водки готов отдать все что угодно, чего трезвый ни за что не отдаст. Пьяный якут, обыкновенно робкий, становится дерзким и смелым. Приставая к торговцу, он говорит: «нуча агал аргы, т. е. русский давай водки». Русский отвечает: «сох аргы, т. е. нет водки. Тогда якут вынимает из под рубахи шкуру лисицы или соболя, и показывает ее русскому, соблазняя его и продолжая повторять: «агалъ агры». Торговец лениво берет шкуру и как будто нехотя дает водку якуту, которая моментально им выпивается. Торговля в первый день кончается тем, что все якуты, большие и малые, бывают пьяны и не особенно ценные шкурки переходят в руки русского кулака. На другой день с похмелья, за водку и табак, ножи, топоры и проч., лисица или соболь, стоящие 30-50 руб. и дороже, продаются за бутылку водки, цена которой в городе от 65 коп. до 1 руб., потому что якут в этот день за водку готов продать и жену и детей, если бы торговцу они требовались. Таким то образом плоды усиленного якутского труда, на который он потратил массу времени, пропиваются им в несколько часов; бедный якут становится еще беднее, а русский Тит Титыч толстеет.

    И вот, перечисленные цивилизаторы, не имея в себе ничего хорошего, начали знакомить меньшего брата якута с изнанкою цивилизации. Меньшой брат, хотя и неохотно, но все-таки усвоил блага этой цивилизации. Прежде якут, не знавший, что такое кража, не имевший понятия о замках, как это до сих пор водится между якутами Верхоянского и Колымского округов, узнал все. Под влиянием русских теперь заводятся между якутами и собственные Колупаевы и Разуваевы, особенно в лице старшин, свирепствующих над неисправными их должниками. Новые влияния развили среди якутов обманы, а потому и недоверие в их гражданских отношениях. Немудрено, что это недоверие распространяется и на закон писаный, с которым якутам пришлось познакомиться под влиянием новых отношений. Прежде, напр., деньги или имущество брались взаймы на честное слово, а ныне на взятое дается расписка, и якуты узнали цену этих расписок и часто отказываются от платежа. Нередко можно слышать от якутов такую речь: «закон нуча кусаган, т. е. закон русский худой; взял деньги по расписке взаймы человек; поди с него взыскивать: если он не хочет отдать и ничего не получишь; дать взаймы плохо и не дать плохо; мы прежде никаких расписок не знали, а постоянно друг у друга одолжались, и никаких мошенничеств у нас не было». В числе других добрых обычаев заметно исчезает у якутов и гостеприимство.

                                                                                       * * *

    Несмотря на значительное разложение, которому подверглась якутская семейная община, не столько вследствие внутреннего процесса, сколько благодаря указанным чуждым влияниям, все же она сохранилась в более чистом виде, чем где бы то ни было у нас в России. Земля пахотная хотя и составляет частную собственность, но земля имеет значение только расчищенная и не служит, вообще говоря, предметом эксплуатации, разумея под этим словом куплю и продажу, с целью получения ренты. Правда, расчищенные пахотные земли скупаются иногда богачами якутами, как сказано было ранее, но для обработки не столько наемным трудом или отдачею в аренду, сколько для того, чтобы пахать ее усилиями рук собственного семейства или подчиненных таёну (хозяину) лиц. В переделах нет надобности, потому что земли много и всякий может расчищать ее из под леса или занимать где угодно и сколько угодно. Земля сенокосная или лес также не считаются частной собственностью. Нужно заметить, что земля в Якутской области, как и вообще у сибирских инородцев, по принципу, принадлежит государству, хотя якуты, по своей неразвитости, этого и не понимают. На вопрос, предложенный мною старым якутам относительно принадлежности земли государству, они мне отвечали ломаным русским языком: «зашем ваше почтение земля государства, наша. Если ты спалил лес, трава косил, земля пахал, он твой; я лес палил, земля пахал, земля мой, а когда я пропал (умру), земля мой сын пахал, сын пропал — маленький сын пахал». — Хорошо, говорю я, расчищенная земля тебе принадлежит, а тайга? — «Ты палил тайга — ты хозяин, я палил тайга — я хозяин», говорили якуты. Таким образом, по воззрениям якутов, земля есть собственность обработавшего ее и никакой другой собственности на земле не существует.

    Расчищают тайгу якуты поодиночке, но не артелями; иногда, впрочем, практикуют традиционную русскую помочь. Слово это взято якутами прямо с русского языка и, вероятно, есть соответствующее и по-якутски. но якуты, говорящие по-русски, мне никак не могли объяснить этого слова, говоря, что помочь и по-якутски тоже помочь. Заимствован обычай помочи от русских, потому что якуты от русских научились земледелию. Если какое либо семейство выжать хлеб или вообще какой либо работы не в состоянии осилить собственными средствами, тогда приглашают соседей на помочь. Помочане, как и между русскими это водится, наряжаются в праздничные одежды. По утру им дается чай, распространенный между якутами, в полдень обед, а вечером, когда солнце скроется с горизонта, чай, ужин и водка. Помочь заканчивается танцами и в деталях своих не представляет ничего особенного.

    Стремление якутов к поддержанию своей общины выражается в том, что они неохотно выселяют своих порочных членов, и столько же охотно принимают переселяющихся к ним. Если какой-нибудь якут провинится в чем либо 3-4 раза и все наказания и увещания окажутся напрасными, тогда его изгоняют по приговору общества в Вилюйский и Верхоянский округи. Затем, изгнанные могут обратно приехать в свое место, но только по возвращении уже не пользуются правом голоса на сходках, при решении каких либо общественных вопросов. Вообще, говорят якуты, они изгоняют своих членов только в случае крайности. Добровольное выделение или выселение из одного места на другое происходит довольно часто. Мотивы переселения всегда заключаются в разных предрассудках, напр. место несчастливо, домовой не любит скота и душит его, или какой либо бог прогневался на хозяев и уморил всех детей, или леший обыгрывает каждогодно водяного в карты и всех зверей угоняет в тайгу, или наоборот; одним словом — причин много. Так как якуты часто оставляют свои прежние жилища и, значит, им часто приходится строить новые, со значительной затратой времени и труда, то это вредно отражается на их благосостоянии. Если юрта стоить пустая долгое время, то ее может занять другой, без согласия хозяина, который не может изъявлять к занявшему никакой претензии. Ни личная, ни родственная связь выселившегося не превращается.

    Из улусов других округов переселяются редко, напр. из Вилюйского, Якутского и Верхоянского в Олекминский; но если переселяются, не спросясь родового управления, то землей пользуются, только без покосов, причем переселившийся не несет никаких повинностей; но если он поселился с согласия родового управления и общества, тогда ему, кроме обыкновенной земли под юрту и хлебопашество, если он земледелец, дается и сенокосная земля, которая в глазах якутов имеет большую ценность, нежели пахотная [* Где по условиям местности сенокосной земли мало, там она переделяется.]. Принятый таким образом, уже несет все повинности наравне со старожилами (родовичами). Переселившийся ничем не обязывается перед родом. Прежде можно было переселяться без всяких формальностей, но теперь уже, в силу писаного закона, стали требовать увольнительные приговоры от того общества, к которому он был ранее присоединен. В последнее время замечается сильное стремление приписываться к обществу якутов со стороны тунгус Олекминского округа, которые живут в глубине тайги. Переселившемуся старшина или князь делает увещание, чтобы он жил смирно, не воровал, не убивал, не грабил и проч. и вообще жил, как подобает жить мирному якуту. Увещания эти делаются потому, что случаи воровства в настоящее время между якутами нередки. Вор, разбойник, поджигатель, отвечают лично за свои поступки; но если семья, скрывшая вора, знала о том, что скрываемый вор, то она облагается штрафом. Нередко даже отбирается скот, если кража крупная, или платятся деньги; но если укрывшие вора не знали о его профессии, то ничего не платят. Но я касаюсь области уголовных юридических обычаев якутов, которую на этот раз не намерен рассматривать.

    Все сказанное до сих пор приводит к тому завлечению, что если бы община у якутов и их юридические обычаи развивались нормально, помимо вредных влияний изнанки цивилизации, то якутская община могла бы принять здоровый рост, и это способное и любознательное племя, приобщившись со временем к настоящей цивилизации, могло бы иметь свою интересную страницу в истории. Юридические обычаи якутов заключают в себе все задатки гуманитарного права.

    М. В - ичъ.

    /Журналъ Гражданскаго и Уголовнаго Права. Изданіе С.-Петербургскаго Юридическаго Общества.  Кн. III. Мартъ. С.-Петербургъ. 1891. С. 1–70./

                                                                      ВВЕДЕНИЕ

    Литература об якутах довольно велика, но я не мог воспользоваться ею вполне, так как в тех библиотеках, в которых я имел возможность заниматься, не было очень многих весьма нужных книг. Так, в библиотеках — главной студенческой и юридического факультета Казанского Университета и Общества Археологии, Истории и Этнографии нет многих томов Известий Восточно-Сибирского Отдела Императорского Русского Географического Общества, где помещались статьи об якутах и их юридическом быте; там нет даже многих томов исторических актов, относящихся к XVII в.; об отсутствии мелких статей, заметок и памятных книжек Якутской области я уже и не упоминаю. Но и те статьи об якутах, которыми я пользовался, в большинстве случаев представляют материал не высокого качества. Громадное их большинство дает совершенно неверные сведения...

    М. В-чъ. Юридическіе обычаи якутовъ. Отдѣльный оттискъ изъ Журнала гражданскаго и уголовнаго права 1891 г. кн. III.

    Эта отдельная брошюра состоит из 6 глав. В первой главе проводится общий взгляд на исследование юридических обычаев первобытных народов, на основании взглядов Мэна, М. Ковалевского и Зибера и маленький очерк эволюции семьи и собственности. II глава трактует о до родовом быте или полном общинном коммунизме у якутов. Доказательствами этому служат: свобода половых сношений, гостеприимная проституция, широкое гостеприимство, артели, присутствие на свадьбе всего десятка (?). III глава трактует о родовом и общественном быте якутов. Они живут родами разбросанно; причина разбросанности в характере якутов. Из родов или семейств составляется наслег, который в свою очередь составляет часть более крупной единицы — улуса. Во главе улуса стоит голова или князь, которые прежде были владетельными особами. Наслеги управляются старостами или старшинами (25). Всё общество делится на три сословия: дворяне, средний класс и рабы (26-30). IV глава говорит о религиозных верованиях якутов. Они — деисты (35). Праздник в честь богов ысыах (32-4). Праздник в честь рождения дитяти, посвященный богине родов и плодородия—Айысыт (34-5). Якуты верят в бессмертие; они суеверны (38-9). Они христиане, но смешивают святых с богами (37).  V глава трактует о семейном и наследственном праве. Якуты вступают в брак в малолетстве. При браке требуется калым от 1000 до 100 р. Если брак не состоится по вине невесты, то она должна платить штраф вдвое сравнительно с издержками; если по вине жениха, то калым и все затраты остаются в ее пользу (43). Жена водворяется в доме мужа только тогда, когда уплачен весь калым (45). Женившейся сын получает раздел и живет отдельно (47). Всем в доме распоряжается отец или муж, но обращение с женщинами мягкое (48-9). При разделе наследства господствует не принцип кровного родства, а трудовое начало (52). Долги платят наследники (53) VI глава трактует об учреждениях альтруистического свойства. Усыновление и принятие зятя в дом (55-61). Помощь обедневшим (61-2). Побратимство и посестрие (62-4) Помочь (67). Выселение из рода за худое поведение; оно практикуется очень редко.

    Как видно из слов автора (15 стр.), он был в Якутской области и сам наблюдал явления якутской жизни. В таком случае мы вправе предъявить к нему более строгие требования, чем к другим авторам, не знакомым с жизнью якутов. У него встречаются весьма и весьма грубые ошибки. Так он во второй главе заявляет, что в. Верхоянском и Колымском округах существует обычай, в силу которого гостю на ночь предлагается жена, сестра, дочь ели красивая родственница. При этом, в доказательство своего сообщения он ссылается на всеподданнейший отчет Якутского губернатора за 1887 г. Как М. В-чъ, так и якутский губернатор, если автор сам не перепутал, оба ошибаются. У якутов такой обычай действительно был в старину, но его теперь уже нет нигде, даже в Колымском и Верхоянском округах. Очевидно, принят существующий у чукчей обычай за якутский. Дело в том, что чукчи живут рядом с якутами и часто бывают в Колымске; вот у них-то и наблюдается обычай гостеприимной проституции.

    В III главе наш автор вслед за кн. Костровым разбросанность населения объясняет характером якутов, именно их стремлением к изолированности. Он здесь увлекается до того, что говорит, что на 30-40 верстном пространстве, на котором здесь нельзя встретить ничего, кроме бесконечного леса, ни одной души, в центральных губерниях России наверное явилось бы несколько сел (21). Объяснение, не знаю, чем продиктованное, незнанием ли местных условий, или незнанием самых элементарных понятий о культуре и политической экономии. Возможно ли густое население там, где люди едва-едва добывают себе пропитание, где почва, покрытая густым лесом, не оттаивает, как следует, даже летом? Кроме того, для скотоводства требуется простор. Хлебопашество же в Якутской области не везде возможно; где оно возможно, там и население сравнительно гуще. Если бы можно было селиться и жить, хотя бы в условиях российской жизни, то вероятно, нашлись бы насельники, но этих-то условий и нет. Якутская область страна холода. В этой же главе автор перепутал род с союзами родов, роды назвал джон'ами. Начальника улуса назвал головой или князем и произвел их в владетельные особы. Во главе улуса стоит голова, а не князь, князь стоит во главе наслега. Ни головы, ни князья никогда не были коронованными особами. Подобное утверждение не подтверждается ни сказками, ни преданиями. Вероятно, автор произвел это из собственной фантазии. По словам автора, якуты делятся на три сословия — дворянское, средний класс и рабы. Этого вовсе нет, как видно будет из наших «Очерков».

    В дальнейшем изложении встречаются ошибки, указывающие, что автор вовсе незнаком с якутским языком. Так у него Айы̄сыт превращается в Айсат, аттанар кӱнä — в аттанар кэнэ, абāсы (черт) — в абага; между тем абага означает дядю; ȳ іччітä (дух воды) — в уничитэ; тыа іччітä (лесной дух) — в тэичитэ и т. д. (36). Здесь я не привожу всех ошибок, допущенных автором, это слишком неблагодарный труд. Я привел только самые крупные промахи, могущие ввести в заблуждение не ознакомленного читателя. Кроме всего этого, удивляет и отсутствие указания на литературу предмета. Неужели автор не пользовался ни одной книгой, трактующей об якутах?

    Таким образом, это сочинение обладает многими крупными недостатками, но за всем тем оно может быть прочитано не без пользы. Довольно хорошо и верно описаны семейные отношения, брачное и наследственное право якутов. Во всяком случае, при пользовании этим сочинением нужно соблюдать крайнюю осторожность, иначе можно попасть впросак. Появление этого сочинения на страницах такого почтенного журнала, как Ж. Гр. и. Уг. права, указывает на интерес к обычному праву, и в частности — на интерес к юридическим воззрениям якутов.

    /Д. Кочневъ. Очерки юридическаго быта якутовъ. Казань. 1899. С. 9-12.; Д. Кочневъ. Очерки юридическаго быта якутовъ. Москва. 2015. С. 9-12./

                                                                  ПРЕДИСЛОВИЕ

    ...Гораздо полнее оказалась работа, появившаяся двадцатью годами позже, уже в 1899 г., «Очерки юридического быта якутов» [* Известия О-ва Арх. Ист. и Этногр. при Казанском Унив. 1899 г., т. XV, в. 5-6.], принадлежавшая студенту Казанского Университета Д. А. Кочневу, якутянину по происхождению родом из русских крестьян села Нюрба — Вилюйского округа. Главное преимущество Кочнева перед всеми писавшими до него состояло в прекрасном знании якутского языка и в непосредственном знакомстве с бытом якутов. Это доставило ему возможность указать в тексте его труда весьма много существенных ошибок у прежних авторов, касавшихся в своих произведениях, между прочим, и юридической стороны якутского быта. Особенно ценны указания Кочнева на фактические неверности, а местами на неправильное истолкование действительных фактов в статье М. В-ча (Вруцевича) «Юридические обычаи якутов» [* Журнал гражданского и уголовного права 1891 г., кн. III.], так как это была единственная статья, посвященная собственно обычному праву якутов, какая появилась в печати после одноименно с нею озаглавленной статьи Н. А. Кострова. Более позднее появление и авторитетность того журнала, в котором она была опубликована, для многих читателей могло бы сделать ее источником ошибочных представлений о якутском быте.

    Составляя свою работу в 1899 г., Кочнев, кроме Самоквасова, Кострова и Вруцевича мог воспользоваться как материалом лишь немногими опубликованными уже в девяностых годах произведениями, в которых авторы затрагивали юридический быт якутов хотя бы частично. На первом месте тут должно поставить появившуюся в 1896 г. книгу В. Л. Серошевского «Якуты». Относясь к этому автору, как к этнографу, с большим уважением, Кочнев признавал однако, что «отделы о суде, судопроизводстве, преступлениях, преступности и наказаниях у Серошевского слабо представлены», — что было совершенно верно, так как для самого Серошевского юридическая сторона якутского быта составляла далеко не главный предмет его интереса...

    И. Майнов.

    16 августа 1928 г.

    /Труды Комиссии по изучению Якутской Автономной Советской Социалистической Республики. Т. IV Д. М. Павлинов, Н. А. Виташевский и Л. Г. Левенталь. Материалы по обычному и по общинному быту якутов. Ленинград. 1929. С. XXVIII./

    Вера Матвеева.

                                                КУЛЬТУРА ГОСТЕПРИИМСТВАУ ЯКУТОВ

                                                        (ТРАДИЦИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ)

    В данной статье из всего социально-культурного феномена гостеприимства у якутов, мы будем рассматривать те стороны, которые относятся в аспекте культуры повседневности... К этому можно добавить заметки из «Юридических обычаев якутов» М. Вруцевича: «Обычай гостеприимства, свойственный только первобытным племенам, у якутов пользуется полным правом гражданства, чем часто злоупотребляют русские поселенцы. Случается, что якуты не только кормят бездельных поселенцев, но и снабжают их на дорогу довольно значительными деньгами или продуктами, несмотря на то, что поселенец, прокутив деньги где-нибудь в городе, снова возвращается к тем же якутам, которые его накормили, напоили и дали денег, они повторяют это по несколько раз. В отношении гостеприимства мне приходилось слышать от якутов такую речь: «Нуча (русский, говорят якуты, дома кусагам» (худой); если якут к нему придет голодный, когда русский сидит за столом и обедает, то русский ни пить, ни есть не даст, а когда русский придет к якуту, не дать ему пить и есть не хорошо, потому что якут знает, каково быть голодному; в этом случае мы судим по себе». Я знаю еще случай, что один старшина изрядно поколотил якута за то, что тот плохо накормил проезжего путешественника из поселенцев» [3].

                                                                      Литература

    3. Вруцевич, М. Юридические обычаи якутов. Койданава. 2015. http://acarajj-kut.blogspot.ru/20l5/03/20l5_5l.html

    /Арктика. XXI век. Гуманитарные науки. Информационно-научное издание. Распространяется бесплатно. № 4 (10). Якутск. 2016. С. 65-66, 75./