Людвик Немоёвский
ПЕРВОБЫТНЫЕ ПЛЕМЕНА СИБИРИ
(фрагмент)
....Итак, в дальнейшем ходе нашего
повествования, заглянем в срединные районы Сибири, где живут очень
многочисленные и своеобразные своими особенностями, характером, и даже
наружностью племена якутов. Якутская область, главная и единственная их родина,
относится к землям наименее известным в Европе. Редкий путешественник, который
в научных целях постановил посетить Сибирь, обычно добирается до Иркутска, и
затем за этот кульминационный пункт, представляющий как бы конечный признак
европейской цивилизации над семитами Азии, не смеет продолжать своих экскурсий.
Потому что почтовый тракт пересекает северную часть Иркутской губернии, еще
тянется до городка, а вернее северного поселения Киренска. Далее, за Киренском,
две или три станции, в крайнем случае, можно проехать несколько десятков верст
на телеге, и там уже все напоминающее хоть немного старую Европу, внезапно
заканчивается. Естественным препятствием способа путешествия, к которому путник
привык с молодых лет, являются огромные ответвления реки Лены, прерывающие
всякие коммуникации и, как будто говорят: «Дальше не поедешь!». Но это первое
впечатление, которое обычно начинает вид отвесных и крутых берегов одной из
величественных рек в Сибири, исчезает под нажимом необходимости, ибо в том
пункте, где заканчивается всякая обозначенная на суше дорога, берет начало
совершенно особенное коммуникационное средство, соединяющее пройденные до этого
края с якутскими территориями. Летом те, которых судьба, по торговым занятиям
или же по чиновничьим обязанностям, вынуждает к дальнейшему следованию, садятся
на сколоченные из бревен плоты, либо большие лодки и пускаются руслом Лены в
восточном направлении. Зимой то же самое русло, покрытое толстым покровом льда,
становится дорогой, на извилистых поворотах которой двигаются маленькие санки,
которые тащат собакам, везя путников в необъятную середину, не имеющего
кажущего конца пространства. И летняя и зимняя поездка бывает страшной,
мучительной, почти невозможной для непривыкшего человека к таким большим
невзгодам. Во время знойных дней лета, палящие лучи, злобные рои всякого рода
оводов, жажда, отсутствие сил, немилосердно раздражают. Зимой полярная стужа,
снежные метели или сильные ураганы, гуляющие по степи, не дают ни минуты
опомнится, дать отдых и свободу. Как в одной, так и в другой поре, отсутствие
самых необходимых потребностей жизни является страданием, которое может быть
понято только теми, которых предназначение бросило в эту далекую глухомань. По
обоим берегам Лены виднеются, время от времени юрты якутов, представляющие в
этой пустыне как бы животворную артерию, которая слабым пульсом обозначает
существование человека. Эта линия очерченная руслом реки, является единственным
местом, заселенным людьми. За ней нет совершенно ничего, кроме безмерного
пространства, достигающего своими концами Ледовитого океана. Якуты, держась
околиц огромной Лены, делают многочисленные походы вглубь таинственных
просторов, но никогда не смеют заходить слишком далеко, ибо знают очень хорошо,
что минута, когда не хватит им взятых с собой запасов еды, станет началом
медленного умирания, началом несказанных мук, заканчиваемых страшной голодной
смертью.
Живя вечно в этой пустыне, не имея с
пришлыми племенами иных отношений кроме тех, которые вытекают из поставок рыбы
и мяса проезжающим по Лене путникам, якуты сохранили без всякого искажения
первобытный тип своего характера: ни один чужой элемент не примешался к их
обычаям, способу жизни и навыкам, ничего особенного на полуцивилизованной
фигуре, не выделяется из их лона. Простые, спокойные, тихие и необычайно
терпеливые, не управляемые никогда страстью, не подверженные внезапным чувствам
мести или зависти, не знают что такое хитрость, фальшь и обман. На слово,
сказанное ими всегда можно положиться, на данное обещание - рассчитывать. Честность
этих людей такая непоколебимая, что в историях их тихой жизни никогда не имели
место обман, мошенничество, а тем более прегрешение или злодеяние. Ежели эта
благородность чувств является даром натуры, зато ни с чем не могущее сравниться
их терпение вытекает по большей части из климатических и атмосферных причин.
Это мнение мы обосновали на общих этнографических исследованиях. Все народы,
осевшие высоко на севере обозначаются этим качеством. Характеры японцев,
жителей Исландии, скалистых окраин Норвегии, носят по большей части признак
этой пассивной, податливой, ягнячьей, такой выраженной терпеливости. Фактор,
влияющий на выравнивание всяческих внутренних признаков, является полярный
холод, кристаллизирующий каждое несдержанное движение крови, каждое сильное
какое-то чувство. Под влиянием давления холодной атмосферы, холодеют врожденные
людям пристрастия живости; стынут страстные порывы, а закинутый судьбой
предназначения в полярные зоны человек становится автоматом, также
бесчувственным к холоду, как и к нанесенной ему обиде, также примет равнодушно
снежную метель, как и незаслуженную оплеуху. Терпение, которое у нас считается
добродетельностью ибо порождается из моральной силы, умеющее овладеть
взволнованной кровью, становится у этих сыновей севера отрицательной стороной
их характера. Трудно не сочувствовать, видя этих бедняг принимающих с
покорностью чересчур ощутимые всякий раз, и всегда незаслуженные, оскорбления и
преследования от приезжающих по Лене купеческих приказчиков либо собственных в
казненных делах служащих. Презирать, однако, их нельзя: они это делают не из-за
отсутствия личного достоинства, а из-за апатии, граничащей с душевной
инертностью. Всегда тихие, кроткие и улыбчивые они также принимают зло и добро
с одинаковой верой в справедливость всякого кто их встретит.
Зачастую бывает, что однообразность пути на
плоту, отсутствие всякого занятия, а более всего убеждение в совершенной
безнаказанности, приводят грубых и лишенных всякого человеческого чувства
торговых субъектов к поступкам. переходящими границу неприличных шуток,
поступков, которые можно было бы назвать жестокостью, но однако и тогда
несравнимая терпеливость якутов остается непоколебимой.
Мне рассказывали следующий случай: В
прошлом году несколько иркутских приказчиков были посланы своими хозяевами с
целью торгового оборота в Якутск. Проехав сухопутной дорогой, они сели, как это
обычно делается летней порой, за Киренском на большой плот, и вместе со своими
перевозчиками, товаром, вожаком (гетманом) поплыли руслом Лены. Этот путь
казался иркутским гулякам, привыкшим к развлечениям большого города, скучным и
однообразным, несмотря на высосанную уже до половины бочку с водкой, истертых
более десятка колод карт и неслыханного количества тумаков, которыми они в
своем приятельском кругу обменивались между собой, не видели каким способом
дальше убить медленно тянущееся время. На счастье разбросанные по берегам реки
юрты якутов доставляли им обычно употребляемое в подобных случаях развлечение.
Высадившись, под предлогом покупки рыбы или мяса, на несколько часов на сушу,
они употребляли это время на донимание всякими способами сидящих спокойно перед
своими резиденциями инородцев. Но все их шутки, зачастую весьма болезненные,
разбивались о стойкое терпение и невозмутимую кротость закаленных на подобные
испытания степняков. Всегда улыбающиеся, низко кланяющиеся якуты провожали их
так любезно, так дружелюбно, как если бы вместо огорчения испытали от прибывших
самое приветливое обхождение. Этот пассивный характер, это отсутствие всякого
отпора, эта позорная нечувствительность, не могли удовлетворить чаще всего
пьяных и ищущих дебоша приказчиков. Пресыщенные своим преследованием созданий,
привыкших не слышать своего преследования и, раздраженные своими победами без
борьбы, оставляли в покое тихих жителей пустыни. Но дни и недели тянулись
ужасающе медленно. Второй месяц пошел с той минуты как сели на плот, а путь по
Лене казался не имеющим конца. Больные их головы от нескончаемого пьянства,
карты перестали занимать, приятельские недоразумения не имели уже былого
очарования. Поэтому встал вопрос, каким способом убить утомительное
однообразие!
- А что бы еще попробовать с якутами? –
сказал один из них.
- Напрасно. Все видели: это камни: ничто их
не стронет.
- Разозлить?
- Не выйдет, они гневаться не умеют.
- Потому что мы не применяем всех способов.
Если бы я только захотел...
- Что? Может, доставишь нам удовольствие
увидеть доведенного до ярости якута? Очевидно, был бы это интересный вид. К
несчастью никто из нас не в состоянии этого сделать.
- Кроме меня.
- Держишь пари? – закричали все.
- Держу, на что хотите.
Поставили условие. Героем готовящегося
турнира был торговый помощник плечистого телосложения, с красным носом и с
охрипшим от пьянства голосом, известный во всем Иркутске поборник дружеских
пирушек, известный везде приверженец скандалов, авантюр и различных кулачных
состязаний. Ареной к начинанию столь невинной забавы должен был стать первый
лучший аул, лежащий на берегу Лены.
Вскоре после этого разговора в отдалении
показались белеющие юрты инородцев. Заспанные и скучающие лица приказчиков
заблестели новой жизнью, ожидаемая надежда развлечения сразу вырвала их из
оцепенения, в котором от безделья и употребления горячительных напитков
преподали. Все сорвались со своих мест, нетерпеливо ожидая момента высадки.
Наконец вожак поднял весло в верх, огромный
плот медленно прибило к берегу, а находящиеся на нем путники, со своими
помощниками сразу выскочили на землю.
Посередине небольшой долины, окруженной
скалами, торчало более десятка юрт, образуя полукруг. Перед каждым из этих
импровизированных жилищ пустыни можно было видеть якутские семьи, вышедшие
спокойно на солнце. Некоторые из них, завидев вновь прибывших, встали с мест,
занимаемых ими, и выступили вперед, предлагая покорно свои услуги. Спесивый
приказчик осмотрел все окружающие его фигуры, ища самую подходящую для своих
экспериментов жертву. Как человек не любящий полумер и мелочных побед, он
пожелал выиграть сделанное пари со славой. Великодушный со своими противниками,
он выбрал индивидуум, показавшийся ему, что имеет в ауле некоторое значение.
Это был мужчина средних лет с длинными черными волосами, спокойным и серьезным
взглядом, которому другие инородцы оказывали какое-то почитание.
- Эй, ты, лохматый – крикнул он, - подойди
сюда поближе!*
Окрикнутый, немедленно бросил сети,
починкою которых был занят, и низко кланяясь, подошел к нему.
- Милый братец, почему у тебя нос такой
маленький? Давай вытяну, возможно, и вырастет.
И говоря это, геркулесовой пятерней схватил
за нос якута.
Тот только улыбнулся, как бы разделяя
невинную и веселую шутку, и не один мускул его лица не выдал внутреннего
недовольства. Видя, что обычные способы издевательства не помогают, приказчик
поочередно придумывал все более мучительные баловства. Плескал бедняге в лицо
холодной водой, наливал на голову смолы, насыпал в рот табаку. Словом,
испробовал всякие в подобных делах употребляемые остроты, показывающие меру
воспитания и морального развития класса людей, к которым принадлежал.
Но жертва этих интрижек только добродушно
улыбалась, а окружающие выше описываемую сцену инородцы разделяли общую
веселость.
Доведенный до предела терпения забияка,
подстрекаемый боязнью проигрыша пари, сменил первоначальные свои шутки на очень
мучительные операции.
Улыбка исчезла с лица якута, выражение
мучения появилось в его чертах: он открыл рот, хотел что-то сказать, но видимо
не знал, как выразить свою мысль.
- Перестань, - шепнул на ухо занятому
физическими экспериментами приказчику стоящий вблизи его товарищ. – Он хочет
сказать, что доведен до крайности и недовольный выругается, и ты выиграешь
пари.
Удержанный справедливостью такого замечания
экспериментатор отпустил несчастного и посмотрев на него вызывающим взглядом
грозно спросил:
- Не нравятся ли тебе случаем мои шутки?
Бедняга обратил к нему полные кротости
глаза и несмело ответил:
- Напротив, очень мне нравятся, но...
- Что но?.. - прервал он, тешащейся
надеждой выиграть.
- Но я имею к тебе просьбу... Разреши мне
кричать при дальнейшей забаве...
Вышесказанные слова ударили как громом
приготовившегося к выигрышу приказчика.
- Я проиграл пари! – закричал он
разгневанный. Поехали дальше, здесь нечего делать.
И веселая компания села на свой плот вместе
с забиякой, сетующим громко на беспомощность инородцев, следствием которой,
помимо всех усилий, он вынужден был заплатить заключившим пари товарищам
довольно значительную сумму денег.
... Якуты в основном низкого роста,
коренастые, в своих движениях неуклюжие. Будучи по натуре товарищескими, живут
между собой весьма согласно. Их занятие, как вообще
всех азиатских племен, составляет охота и рыболовство. Но ловлей рыбы
занимаются для материальной выгоды, а охотой зачастую также и для оберегания
собственной жизни от диких зверей. Они не находят в своих походах в глубь
пустыни либо ставления сетей в водах Лены, такой приятности как другие братские
им народы. Это совершают они более из нужды, чем из увлечения. Самым
излюбленным их развлечением, особенно во время длинных зимних ночей является
собирание по юртам и слушание самородных рассказов и сказок от искуснейших в
этом деле совершенных рассказчиков. Ежели чужеземец, знающий якутское наречие
или имеющий при себе отличного переводчика, зайдет в юрту во время подобной
вечеринки, и посчитает что он наконец попал на так желанный источник по
народным традициям и легендам этих детей Севера, то сразу на заведенном
вступлении останется в своих ожиданиях. Рассказы якутов не будучи ни историей,
ни преданием, ни даже плодом воображения, являются собранием множества
повторяющихся ежеминутно фраз, нелогично составленных и притом не имеющих
никакой связи, цели, начала и конца. Обычной темой этих рассказов бывает
разговор человека со зверями, разговор бессмысленный в котором невозможно
усмотреть какую-нибудь путеводную мысль. И так напр. человек идет, идет, идет,
идет (эти слова для обозначения продолжительности пути повторяются более
десятка раз), и встречает бегущего по дороге волка: «Волк, куда ты бежишь?»
«Искать еду, ибо голодный, и волчица моя голодная, и волчата мои голодные».
Услышав этот ответ человек снова идет, идет... (повторяя затем выражение «идет»
до бесконечности) и встречает летящего орла. «Орел, куда ты летишь?» «Ищу еду,
ибо голодный, и орлица моя голодная, и орлята мои голодные». Итак, этот
человек, идя постоянно, встречает поочередно всех известных в этой округе
зверей, каждому из них задает тот же самый вопрос, и от каждого получает
одинаковый ответ. Зверей в тайге много, рассказывающий чувствует себя обязанным
никого из них не пропустить, начиная от громадного лося и кончая крохотной,
едва заметной невооруженным взглядом, мошкой. Поэтому эта его болтовня длится
не менее нескольких часов, а однако слушатели не бывают никогда утомлены этим
беспрестанным повторением одних и тех же самых фраз, и кажется с невысказанной
радостью схватывают каждое слово, выходящее из уст привилегированного в ауле
оратора. Присутствующий при подобном рассказе чужеземец не всегда уверен, что
конец якутского рассказа украшен будет каким-то последовательным выводом,
каким-то выражением, содержащим в себе хоть тень моральной науки. Утешает он
себя надеждой, что этот человек, который долго странствует и принимает от всех
встречаемых зверей одинаковый ответ, подумает, наконец, что и ему долженствует
также поступить и последовать примеру крылатых или четвероногих соседей в
поисках нужной для поддержания жизни пищи. Но где там? Окончание истории совсем
нелогичное, как и все ее содержание, или вернее, по правде говоря, нет
окончания. Человек, идущий так долго, остановился... и конец.
Один из иркутских купцов, от
которого я узнал вышеприведенные особенности, находясь однажды в юрте во время
происходящего повествования и видя, что рассказчик внезапно оборвал нить своей
истории спросил:
- Но, человек этот шел, шел и
остановился. А потом что?
- Потом, - ответил заикаясь
несмело смущенный трубадур пустыни,- потом ничего. Стоит себе, вот и все.
Темы похожих рассказов для
занятия длинных полярных ночей, а скорее к наполнению звуками слов, царящего
молчания по юртам, имеют якуты несколько, но все они проходят в один способ, а
разница, какая существует между ними, зависит только от разнородности
повторяющихся непрерывно фраз.
Дружелюбие якутов - результат
спокойного и добродушного их характера, позволяет считать, что этот народ мог
бы с легкостью принять благодеяния цивилизации, если бы не была помехой к этому
их необычайная несмелость, а особенно граничащая с унижением их покорность.
Считая других по происхождению людей, а именно европейцев, высшими созданиями
по отношению к себе, не смеют даже в мыслях равняться с ними и судят, что само
желание найти в них эти следы было бы непростительной дерзостью. Ежели слушают
с благовением порой нелепые рассуждения первого встречного странствующего
торгаша, ежели принимают с покорностью мучительные и болезненные шутки пьяных
приказчиков, то делают это не из боязни или трусливости. а из-за ничем не
прикрытого убеждения в своей неполноценности. Обделенные от природы личной
отвагой, они неустрашимы во время грозящей опасности. Нужно видеть этих малых,
коренастых, карликового роста людей,
с какой энергией и смелостью выходят на борьбу, если стая диких и
всегда, право, в тех местах голодных волков нападает на аулы. С копьями или
топорами в руках защищают своих жен, своих детей, свое имущество. Всегда
добродушное выражение их лица меняется до неузнаваемости, в глазах полных
покорности блестит гнев и благородный порыв, черты наполненные добродушной
улыбкой приобретают признаки холодной энергии и ничем непоколебимой стойкости,
и бедняги, привыкшие к всякого рода унижениям, ничтожное бессилие которых
помним, сразу вырастают в героев.
Ежели якуты, населяющие эту
часть своей огромной родины ** и привыкли
видеть время от времени людей европейского происхождения, плывущих на плотах по
Лене, то являются только по отношению каждого чуждого им по происхождению пришельца несмелыми, что же говорить
о тех, которые живут на востоке территории края, расположенной за городом
Якутском по направлению к Охотску и Камчатке! Там
случайное появление чужеземцев становится эпохальным, прибытие какого-либо
путника необычайной особенностью в истории пустыни. Странник, загнанный
стечением обстоятельств в эти отдаленные от поселений европейцев, степи, бывает
считают чуть ли не за сверхъестественное создание, прихоти которого все должны
подчинятся. Я лично знал таких, которых случай судьбы, забрасывал в эти крайние
окраины Сибири. Все они не могут не нахвалиться обращению с ними якутов. Самая
лучшая рыба, самые удобные юрты, самая вкусная дичь доставалась им всегда при
разделе, но несмотря на это бескорыстное гостеприимство, эту покорность,
готовую чуть ли не на каждый жест, они бывали несчастливыми, чем те которые
жили среди менее любимых европейцев племенами. Имея все чего только можно
пожелать и неограниченную жертвенность, не имели они того, чего требуют сердце
и душа. Нахватало им дружеской связи, соединяющей человека с человеком.
Доброжелательность, которая им оказывалась, всегда соединенная со знаками любви
и восхищения, не могла удовлетворить людей, привыкших видеть в подобном себе
создании ближнего и брата, а не вознесенных ими вопреки желания на пьедестал
недосягаемой высоты. Приближались к ним с боязнью, говорили с покорностью,
исполняли все желания с подобострастием, и поэтому каждый из пришельцев,
чувствуя одинокость среди толпы униженных и кланяющихся вокруг фигур, был как
несчастный древний феникс в сказке, который не мог найти другого равного себе
создания.
Исключением от общей массы
является небольшое число инородцев, населяющих столичный город области Якутск.
Поселившись там, построив дома по европейскому образцу, они переняли все
городские обычаи, кроме одного только языка. Поэтому и сегодня еще очень трудно
в Якутске без поверхностного знания первобытного языка быть понятным большею
частью жителей.
Город Якутск, построенный в
середине необъятной пустыни, тот пункт к которому невозможно добраться как
только по надоедливому, несколько месяцев тянущемуся пути. Поселение отрезанное
от остальной части света несколькими тысячами верст необъятных пространств без
деревень, дорог и сухопутных коммуникаций является очень интересным с точки
зрения своего местоположения, ибо на этом отдаленнейшем краю света живет
горстка европейцев, состоящая из купцов и чиновников. Жизнь их имеет совершенно
своеобразные черты – тихая, спокойная и совершенно не подверженная никаким
внешним влияниям. Приход почты несколько раз в год становится эпохой и
необычайной для жителей радостью. Проплывающие плоты, везущие для жителей
необходимые товары свершают снижение цен в городе на десять или даже двадцать
раз; *** одним словом об этом городе
писать можно много, что не дают мне ограниченные рамки повествования о
первобытных племенах Сибири.
После того
как в течении своего повествования я познакомил читателя с малоизвестными
пунктами земного шара, и продвинулся в области представляющие столько
трудностей для проживания, позвольте мне посмотреть и в тайны, о существовании
которых мало кому известно, зайти в неизведанные глубины, известные только
науке. До сих пор в нашем путешествии на север, встречая постоянно дикие племена,
находили всегда сложнейшие коммуникационные средства. После того, как оставили
городок Иркутской губернии Киренск, исчезли всякие следы сухопутного пути, и
лишь несколько сбитых бревен плотов, либо полозья санях по замершей поверхности
Лены, несли путешественников далее в северо-восточном направлении. Разбросанные
по берегам огромной реки юрты якутов, представлялись как предела человеческой
жизни в этом страшном, казалось, не имеющем конца пространстве. Пройдя от
конечного пункта, где еще были видны следы цивилизации, несколько тысяч верст,
находим маленький отблеск жизни в пустыне, город Якутск, который отделен от
органического жизни, как далекая планета от солнца, появляется привидном
сумраке едва заметным очертанием. Далее за Якутском живут еще роды якутов, но
так мало имеющие сношения с остальным миром, что кажется почти сомневаются в
своей человечности, в достоинстве создания по образу и подобию Бога. Наконец,
последние следы человечества исчезают, юрты инородцев становятся реже, и
начинается бездна тайги, лесов и степей, неизвестная, неизведанная, пугающая
человеческую мысль своей масштабностью, пробуждающая тревогу своей
таинственностью...
......................................................................
* Приказчики, посылаемые в Якутск, почти все знают якутский
язык.
** Якутская область составляет 74,153 кв. миль территории, а
это без малого восемь раз больше Франции и почти 32 раза больше земли, входящей
в былое Царство Польское.
*** Бывают времена, особенно во время ледохода на реке Лене, что нехватка
некоторых товаров подымает их цены до баснословных цифр, почти невообразимых к
пониманию. В прошлом году осенью пуд муки стоил в Якутске 8 руб. сер., фунт
риса 10 руб. сер., а две колоды карт для игры 30 руб. сер. Однако, в связи с
подвозом значительного количества мехов, самый красивый соболь продается по 3
рубля, медведь по 60 коп., а лиса 20 коп. за штуку.]
/Obrazki Syberyi przez Ludwika Niemojowskiego. I. Studia
Etnograficzne. Іllustrował E. M. Andriolli. Warszawa. 1875. S. 61-73./
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz